Белая леди (джен)

Я помню, как снова встретился с Холмсом. Я не видел его с самого начала войны. Он помогал своему брату Майкрофту ловить немецких агентов, даже поступил на государственную службу, но потом, когда в 1916 году Майкрофт был сражен пулей террориста-наёмника, мой друг исчез. Как выяснилось позже, он уехал в Сассекс, поселившись в Чичестере под вымышленным именем, чтобы его больше никто не беспокоил. Со службы он уволился, для связи с собой дал мне только почтовый адрес, написав мне, что мы, скорее всего, уже не увидимся.

Но в то дождливое воскресное лондонское утро семнадцатого ноября 1918 года, когда я, кряхтя, только выбрался из постели в нашей квартире на Бейкер-стрит (я её выкупил после того, как переехал в Лондон), в мою дверь позвонили. Тогда я еще не держал горничной, в наивном высокомерии предпочитая справляться самому. Я был еще довольно крепким стариком, на вид мне никто бы больше пятидесяти пяти не дал. Поэтому я глубоко вздохнул, набросил на плечи халат и вышел в прихожую.

— Кто там? — довольно громко произнёс я своим самым ворчливым голосом, завязывая пояс непослушными, негнущимися пальцами. — Какое-то срочное медицинское дело? Предупреждаю вас, сэр или мисс, если вы побеспокоили меня по пустякам, я спущу на вас своего пса!

Я так сказал для острастки. Никакой собаки у меня, конечно же, не было. Но обычно, если это были мальчишки-хулиганы или торговый агент, за дверью слышалось испуганное "извините" и быстрый топот ног. На этот раз, однако же, всё пошло не так.

— Дорогой друг, я тоже рад вас видеть. Откройте, пожалуйста, дверь, тут достаточно сыро, на улице. И, ради всего святого, не пугайте меня несуществующим свирепым псом, так как я никогда не поверю, что собаку не выпускали бы погулять, между тем никаких царапин на двери от когтей я не обнаружил, говорю сразу!

Бодрый, немного скрипучий голос, отменная наблюдательность. Я открыл дверь и, всхлипывая от счастья, крепко обнял вошедшего. Это, несомненно, был Холмс. Годы почти не состарили его, только под глазами пролегли две скорбные складки, ну и на лице прибавилось несколько морщин. Да, ему тяжело далась смерть Майкрофта, хотя он быстро передал свои соображения о том, кем был таинственный убийца-наёмник. И наёмник, и немецкий агент были вскоре схвачены и повешены, а после Холмс удалился от дел, удалился от мира. Я даже думал, что мы никогда не увидимся.

— Ну, будет вам, будет, милый Уотсон, — сказал с коротким смешком Шерлок, с усилием вырываясь из моих крепких объятий. — Я вам не девица на выданье. К тому же мне снова нужна ваша помощь, и я надеюсь, что вы уже позавтракали, потому что дело не терпит.

Я, естественно, ответил Холмсу, что уже завтракал. Мне было наплевать на еду, бутерброд я могу перехватить и по дороге, в конце концов, я, старый военный врач, видывал и не такое. Шерлок только скептически хмыкнул, выразительно посмотрев на мой старый халат. Я слегка покраснел. Еще никогда друг не лицезрел меня в столь... необычном виде.

— Ладно, раз вы уже завтракали и согласны мне помочь, давайте пройдем в гостиную. Я должен хотя бы ввести вас в курс дела.

Я помог Холмсу скинуть дорожный плащ и снять кепи, после чего мы прошли и сели напротив потухшего камина. Холмс еще раз выразительно посмотрел на камин, рассмеялся коротким, нервным смешком, поднялся и быстрым, резким движением руки подкинул туда несколько дров. Расшевелив угли кочергой и убедившись, что огонь весело затрещал, он откинулся назад с видом удовлетворения. Я почесал в затылке. Давненько я не принимал гостей и, видимо, забыл, как это делается. Кряхтя, я встал с кресла и пошёл на кухню ставить чай. Вскоре я вернулся с подносом, на котором стояли серебристый чайник и две чашки, полные густого ароматного чая. На столе с вечера стояла чаша с печеньем.

— Угощайтесь, Холмс. В такую погоду нет ничего лучше, чем выпить горячего чаю и съесть печенья с корицей. Я покупаю эти печенья в магазине напротив. Может, из меня и плохой хозяин, но чай я еще могу приготовить.

— Спасибо, Уотсон, спасибо. А теперь к делу. — Холмс вынул из внутреннего кармана своего жилета конверт и передал мне.

На конверте сверху было написано нервным, неровным почерком "Мистеру Шерлоку Холмсу". Я вопросительно посмотрел на него. Такт и воспитание джентльмена не позволяли мне читать чужие письма. Холмс понял меня с полуслова.

— Не беспокойтесь, Уотсон. Вы нисколько меня не стесните. Как вы видите, конверт уже был мной вскрыт, а, следовательно, вы будете третьим, кто узнает о содержимом письма, помимо адресата и отправителя. Читайте, и, пожалуйста, вслух, если можно.

Я развернул конверт и хриплым от волнения голосом прочёл:

"Многоуважаемый мистер Шерлок Холмс!

Вы, наверное, не помните меня, ведь вы вели дело 25 лет назад. Я не знаю, дойдет ли до вас это письмо, так как я наводила справки до войны и узнала, что ни вы, ни ваш партнёр доктор Уотсон уже не живёте на Бейкер-стрит. Я миссис Элен Армитедж (в девичестве Стоунер), та самая девушка, которую вы некогда избавили от ужасного отчима и его кошмарной любимицы. Как вы, возможно, знаете, я вышла замуж вскоре после смерти Ройлотта. Но к несчастью, мой муж через два года нашего брака умер от воспаления легких (он упал в воду в одну дождливую ночь и сильно простудился). Детей у нас не было, и я долго не хотела выходить замуж вновь, храня верность покойному Перси. Но восемь лет назад я встретила одного человека и, как мне тогда показалось, полюбила его. Мои знакомые были против этого брака, считая жениха ненадёжным, а после того, как мы все же дали друг другу обещание соединить себя узами супружества, он... исчез. Он провёл всего одну ночь в моём фамильном поместье Ройлоттов (о, какая была лунная и глубокая полночь!), и на следующий день его уже не было. Через неделю он послал мне одно крайне сумбурное письмо, полное намёков и проклятий, меня оно оскорбило, и я решила, что мои друзья оказались правы. Но вот два года назад я встретила отставного майора Джеймса Хаддингтона. Он вышел в отставку по ранению, лишившись правой ноги. Мы полюбили друг друга, и я поняла, что раньше я никогда никого так не любила. Через год мы обещали друг другу вступить в брак, и я предложила ему переехать из лондонской квартиры в моё поместье. Ночь он провёл у меня, всего одну ночь, но наутро я увидела его в совершенно странном виде. Он спустился к завтраку, казалось, никого не узнавая вокруг, его взгляд сделался почти безумным, а его чудные черные волосы стали совсем седыми. Я поняла, что случилось какое-то страшное несчастье, но мой бедный отважный жених отказался мне о нём рассказать, сказав лишь, что связан клятвой. Это меня сильно обеспокоило..."

...Я прервал чтение, чтобы перевести дух, и украдкой посмотрел на Холмса. Его выразительные глаза смотрели в окно. Он казался отсутствующе-рассеянным, но я сразу узнал этот взгляд. Такой взгляд появлялся у Холмса, когда он о чём-то сильно и напряженно думал. Я снова сосредоточился на чтении письма и произнес:

"...ведь раньше между нами не было никаких недомолвок. С того самого рокового дня мой несчастный жених стал сам не свой. Он пугался каждого шороха, каждого неосторожного звука, а по утрам выглядел совсем опустошенным и мрачным. Я заботилась о нём, как могла, неоднократно советовала ему показаться врачу, но он решительно отказывался. И вот два месяца назад (о мистер Холмс, как же тяжело это писать!) я лишилась моего дорогого друга. Однажды утром, обеспокоенная тем, что он долго не идёт к завтраку, я сказала нашей горничной Эмме (мы наняли горничную сразу, как только Джеймс переехал ко мне), чтобы она попросила его спуститься к чаю. Увы... через несколько минут я услышала страшный крик и звук падающего тела. Эмма упала в обморок, в чём я её нисколько не виню. Я быстро поднялась и ... передо мной предстала ужасная картина — Джеймс лежал на постели, его глаза вышли из орбит, а посиневшие губы широко раскрылись, как будто пытались мне что-то сказать. Он был бездыханным, но было видно, что он сильно мучился перед смертью. О! Если бы я могла ему помочь в ту роковую ночь, я бы предпочла умереть вместе с ним! Тщетно я тормошила его, тщетно пыталась вдохнуть жизнь в эти дорогие мне уста! Он был недвижим, мёртв! Со мной, вероятно, случилась истерика, потому что я смутно помню дальнейшее. Только отдельные детали, которые сообщу при встрече. В общем, на крик прибежал мой жилец, доктор Сеймур, послушал сердце и сказал, что душа Джеймса на небесах, что он умер от удара. После этого, мистер Холмс, жизнь потеряла смысл. Я ходила, говорила, двигалась как заведенный автомат, как часы, которые сломались и всегда вынуждены отбивать одно и то же время — лунную и глубокую полночь. А три дня назад не стало Эммы, моей Эммы. Она была мне как дочь, эта простая девушка из деревни с золотистыми волосами и голубыми глазами. Я помню то утро, солнце уже светило, а перед этим я зачиталась в постели и легла поздно. Утром я встала и спустилась вниз. Эммы нигде не было видно, она жила в комнате сестры. Я пошла к ней, дверь оказалась открыта. И я увидела... снова то же самое — искаженное судорогой лицо, выкаченные из орбит глаза и широко открытые посиневшие губы, между которых что-то виднелось. Я, как сомнамбула, приблизилась к девушке и увидела, что это обрывок какой-то белой ткани. Присмотревшись, я увидела, что это как будто скатерть или еще что-то. Я поняла, что моя горничная мертва. Той же походкой сомнамбулы я отправилась к доктору Сеймуру. Он быстро согласился осмотреть девушку и констатировал смерть. Он сказал, что это, очевидно, тоже смерть от удара, такое иногда бывает с людьми от испуга.

Теперь я живу, как в аду, как будто в глубокую лунную полночь. Ни днём, ни ночью мне нет покоя, так как я убеждена, что две смерти, одна за другой, не могут быть случайностью. Эмма была крепкая, здоровая деревенская девушка. От чего она умерла? Этот вопрос стучит в мои виски. А в последнее время я боюсь, что начала уже сходить с ума. Каждую ночь я слышу чьи-то тихие-тихие шаги. Двери открываются и закрываются, но в доме кроме меня никто не живёт. Я так боюсь, мистер Холмс, так боюсь! Должно быть, какое-то проклятие посетило дом Ройлоттов за все наши грехи. Каждую ночь я молюсь, но не слышу ответа от Бога. Я молюсь, чтобы он сохранил мне разум, чтобы, если мне суждено умереть, я могла встретить смерть с достоинством, подобающим моему возрасту и положению. Но я не хочу сдаваться без борьбы, я уже не та наивная шестнадцатилетняя девушка, которую вы когда-то знали. Вот почему я молю вас, я призываю вас помочь мне, и пусть небо отблагодарит вас за эту помощь в здешней и будущей жизни.

Всегда ваша,

Миссис Элен Армитедж"

Я закончил. Мои слова отдавались эхом в опустевшей квартире. За окном пели птицы и какие-то подгулявшие пьяницы смутными выкриками праздновали окончание Великой войны.

— Что вы об этом думаете, Холмс? — спросил я с некоторой тревогой.

— Воскресенье... Люди радуются и празднуют. — с неожиданной горечью произнес мой друг. — А вот мой брат Майкрофт не дожил до победы.

В уголках глаз Холмса показались слёзы, но он смахнул их. Повернулся в кресле. Посмотрел на меня в упор. Я терпеливо ждал. Времена, когда я прерывал Холмса и пытался вернуть его к разгадке давно прошли. Я был уже далеко не так наивен, как в начале нашего пути.

— О письме я думаю, что говорить о чем-то ещё рано. Ясно, что писала она в состоянии крайней тревоги и душевного смятения, даже отчаяния. На это указывают постоянные навязчивые повторы, мысли о смерти, да даже почерк выдаёт её. Буквы неровные, прыгающие. Такое бывает, когда человек пишет в поезде, но мы-то знаем, что Элен живёт в своём поместье и что она не пыталась приехать сама на Бейкер-стрит, иначе мы давно видели бы её перед собой.

Холмс произносил слова быстрой, внятной, торопливой скороговоркой, делая редкие, но длинные паузы. Казалось, он обдумывал дело заново.

— В общем, — заключил он, — мы не узнаем ничего нового, пока не приедем на место. Ну а что вы думаете об этом?

— У меня голова идёт кругом, Холмс, от вопросов, на которые в письме нет ответа. Что случилось с ухажером Элен восемь лет назад? Что происходило по ночам с несчастным Джеймсом Хаддингтоном? Почему все вокруг Элен внезапно начали умирать от сердечного приступа? Это выглядит как какая-то дешевая мистика, как дело о собаке Баскервилей.

— Ну уж нет, — хрипло произнёс Холмс. — Тут замешан какой-то другой мотив. В деле собаки Баскервилей покойного сэра Чарльза пытались напугать до смерти, чтобы унаследовать его состояние. У миссис Элен Армитедж, насколько мы знаем, нет наследников. Не сомневаюсь в том, что писала мне она правдиво, ведь женщина она прямая и честная. Вот что, Уотсон, сидя в Лондоне и гадая на кофейной гуще, мы с вами дело не раскроем. Надо ехать и смотреть всё на месте. У меня два билета на дневной поезд до границы графства Суррей. Мы высадимся в небольшом городке, а потом доедем на карете до Сток-Морона. Надеюсь, вы еще не забыли — так называется поместье Ройлоттов.

Через час мы, одетые и собранные, сидели в поезде, который уносил нас вдаль, к новым приключениям. Но никто не мог предугадать, что нас ждёт впереди, ни Холмс, ни тем более ваш покорный слуга.