Белая леди (джен)

Ночь прошла без происшествий, утомленные предыдущим днём мы с Холмсом спали как убитые. Никакие призраки не тревожили нас, но, умывшись и выйдя из комнаты, мы не обнаружили в гостиной никого. Я начал тревожиться и предложил постучаться к хозяйке. Холмс подошёл к двери и громко постучал, затем крикнул: "Леди Армитедж, всё в порядке?!". Ответом нам была тишина.

Лицо Холмса мгновенно приобрело собранное, сосредоточенное выражение, и сам он изменился, стал подобен тигру, готовому к прыжку. Он быстро вытащил отмычки и за несколько секунд подобрал нужную. Ключ повернулся в замке, и мы вошли в спальню хозяйки. Она лежала, раскинув руки, губы были синими, глаза были закрыты, казалось, что она не дышит. Холмс подскочил к кровати, проверил пульс.

— Скорее, Уотсон, вы же врач. Откройте окно, женщина еще жива, дайте ей чего-нибудь.

Я мигом открыл ставни и распахнул окно, затем сходил в комнату, принёс саквояж и достал аптечку, сделал укол и принялся ждать. Вскоре мы увидели, что губы миссис Армитедж начали розоветь, дыхание стало более ровным. Жизнь возвращалась к ней! Она была спасена! Мы, затаив дыхание, ждали, наконец она открыла глаза. На секунду в её глазах, видимо, отобразился пережитый ужас, и она сжалась на кровати, свернувшись в клубок, затем искра понимания проблеснула на лице — она узнала нас.

— Я думала, что умру этой ночью. — сказала женщина тихим и печальным голосом. — Призрак, о котором вы вчера говорили, был у меня. Это была высокая мёртвая девушка в подвенечном платье. Я видела черные, мертвые кости под белой вуалью. Лицо её было скрыто, но я знаю — это была сама Смерть. Она сказала мне... что-то... я не помню... ах! — не хочу вспоминать! — и она закрыла лицо руками.

— Леди, — спокойным голосом обратился к ней Холмс, — как мне ни прискорбно, но я должен попросить вас вспомнить в точности, что она вам сказала. От этого может зависеть жизнь и не только ваша, но и других людей.

Миссис Армитедж помолчала, погружаясь в воспоминания, лицо её то и дело искажалось от перенесённого ужаса. Воспоминание явно не давалось ей, ускользало от неё прочь. Наконец она тихо сказала:

— Я вспомнила. Девушка сказала мне: "Зачем ты призвала меня, смертная? Чем я провинилась перед тобой?", а потом сжала мне горло и добавила: "Ты дашь мне свободу в глубокую лунную полночь, смертная, или умрёшь."

Мы переглянулись. Именно эти слова призрак сказал нам в первое своё появление.

— Я знаю, что должна приготовиться к смерти, — тихо и со смирением промолвила хозяйка Сток-Морона, — пожалуйста, позовите Сэмюэля Причарда и нотариуса, в его присутствии я напишу завещание.

Как мы ни пытались уговорить миссис Армитедж не поддаваться и не верить снам, она стояла на своём. Наконец, она показала на своё горло и молвила:

— Доктор Уотсон, посмотрите, что вы здесь видите?

Я нагнулся, и липкая холодная дрожь пробрала меня от лопаток до копчика. Я своими глазами увидел отпечатки длинных, узловатых пальцев. Мне нечего было сказать, и я вышел, оставив Холмса с ней наедине.

Через несколько минут вышел и мой друг.

— Я сражён, Уотсон. Я просто не знаю, что мне делать, что предполагать. Как вы считаете, могла ли она сама душить себя во сне?

— Нет, Холмс. — я покачал головой. — Я могу точно сказать вам — исключено. У миссис Армитедж длинные тонкие пальцы с маленькими подушечками, здесь же пальцы были узловатыми, более короткими.

— Да, я знаю, знаю! — вдруг вскрикнул Холмс, — я видел отпечатки... Но тогда? — и он забормотал себе под нос быстрой скороговоркой. — Галлюцинации исключены... леди не принимала наркотик, отпечатки не объяснить... В общем, Уотсон, нам с вами нужно ехать в городок. Констебль Джексон посадил Мортимера в тюрьму, а он единственный может дать требуемые объяснения. Другие страницы дневника мне пока не дались, мерзавец применил более сложный шифр, так что я в тупике.

Холмс снова помолчал и сказал мне доверительно:

— Скверное дело, очень скверное. Такого я не помню в своей практике. Перед нами не призрак, вернее, не простой призрак, а кто-то вполне материальный или умеющий воздействовать на материальные предметы.

В этот момент кто-то забарабанил в дверь. Я подошёл к ней. "Сообщение для мистера Холмса!" раздалось за дверью. Я открыл. За дверью стоял дюжий полисмен, который вежливо спросил: "Вы мистер Шерлок Холмс?" Я было хотел ответить отрицательно, но услышал шаги Холмса за спиной и его голос:

— Да, это я. Что вам угодно?

— У меня письмо для вас, сэр, Джексон просил передать его вам лично. — Констебль протянул конверт, запечатанный полицейской сургучной печатью.

Холмс взял конверт, а полисмен откланялся, сел на стоявшую неподалеку лошадь и ускакал прочь. Мой друг разорвал конверт, оттуда выпало письмо и маленькая записка. Холмс сначала прочитал письмо. Выражение его лица стало более задумчивым, он произнёс:

— Нам ничего не узнать от Джеймса Мортимера. Констебль Джексон нашёл его повесившимся в своей камере и послал эту его предсмертную записку вместе с письмом. Он передал записку мне и попросил прочитать вслух:

— Возрожденный из крови рода мститель, она отомстит за меня. Берегитесь Белую Леди Пустошей, — громко прочитал я.

Холмс медленно опустился на пол и закрыл лицо руками.

— Этого-то я и боялся. — еле слышно произнёс он. Какое-то время я смотрел на моего друга, выдающегося, талантливого сыщика, потрясенным взором. Еще никогда он не выглядел таким потерянным, проигравшим. Но вскоре он пробудился к деятельности и со словами — "мы еще поборемся" — проследовал в комнату. Я было пошёл за ним, но сразу же услышал звук проворачиваемого в скважине замка.

— Уотсон! — донёсся до меня голос Холмса, — извините, но мне надо побыть одному несколько часов. Завтрак мне не нужен, поэтому кухарить придётся вам. Боюсь, что миссис Армитедж не сможет нам помочь.

Я прошёл на кухню и занялся готовкой. Я плохо готовлю, но сделать бифштекс с жареной картошкой или сварить кофе могу. Вначале я отнёс кофе с печеньем леди Элен, повторившей свою настойчивую просьбу о нотариусе, потом сходил к дому лесничего и обратно. Лесничий послал за нотариусом, а пока мы с ним выпили кофе. После этого я стал жарить мясо для бифштекса, а Сэмюэль уединился с миссис Армитедж. Вышел он оттуда с заплаканными глазами и почему-то быстро уехал. Вскоре прибыл нотариус и заперся с миссис Армитедж в комнате, где они о чём-то громко спорили. От Холмса по-прежнему не было ничего слышно, и я уже раскладывал по тарелкам еду, намереваясь отнести её в комнаты, как вдруг послышался бодрый голос Холмса "Эврика!" — и он распахнул дверь комнаты. Выйдя из неё, мой друг с гордым видом сел на стул. Я поразился произошедшей с ним переменой, но долго удивляться мне не дали. Тут же скрипнул замок, и открылась дверь в спальне хозяйки, откуда вышел нотариус, сложивший завещание в карман и отправившийся по своим делам. После этого леди Элен присоединилась к нам, тихая, бледная, как мраморное изваяние. Обед прошёл в полном молчании. Я и Холмс не хотели ни о чем говорить, наша хозяйка тем более. После обеда она извинилась перед нами, сославшись на то, что вечность не может ждать, и покинула гостиную. Холмс еще немного помолчал и сказал:

— Да, шифр к путевому дневнику оказался сложным. Все страницы дневника (а их там 8) выполнены разным способом шифровки по принципу один шифр — одна страница. Первая страница, как и заглавие, расшифровывается путём прибавления числа три к каждой букве. Вторая страница — путём прибавления числа два к каждой букве. Третья страница — путём прибавления числа один к каждой букве, четвертая — путём прибавления числа шесть, пятая — путём прибавления числа четыре, а шестая — путём прибавления числа — семь. Седьмая страница — вот где мне пришлось повозиться, там все буквы в словах были написаны наоборот (первая буква слова становилась на место последней и слово писалось справа налево). Вероятно, это означало, что к букве ничего не прибавляется, то есть ноль. Восьмая страница расшифровывалась путём прибавления числа восемь. Таким образом, у нас есть восемь разных шифров к восьми страницам.

— Ну а что же сам дневник, Холмс? Что там написано?

— О, чтиво это интересное, не сомневайтесь, Уотсон. Там записано, как Джеймс Мортимер бежал после того, как его собственная жена попыталась его отравить, как он путешествовал, как, наконец, он заинтересовался историей своего рода и остался здесь. Потом там говорится смутно о каком-то ритуале, который он провёл по совету некоего Р.М., и который показался ему всего лишь интересным и забавным алхимическим опытом. Дневник обрывается на описании страшных смертей Джеймса Хаддингтона и служанки Эммы. Видимо, Мортимеру стало страшно, хотя тогда он еще и не подозревал, что происходит, и считал, что Эмма и Джеймс умерли по его вине.

— А что, разве это не так?

Мой друг покачал головой.

— Увы, этим утром мы получили доказательство обратного. Виновата та девушка с узловатыми пальцами. И я бы предположил, что это кто-то переоделся и дурачит нас, если бы мы не видели её сами и неоднократно. Три разных человека видели её — двое одновременно, а одна отдельно — и имеют свидетельства. Можно было бы предполагать, что мы были одурманены наркотиком, но миссис Армитедж уже ничего от доктора Мортимера не принимала по моему совету.

— Но она же ходила к нему в лабораторию в день ареста! Он мог и её отравить!

— Нет, Уотсон, это маловероятно. А главное, улики, улики говорят в пользу того, что миссис Армитедж кто-то душил, кто-то, кто смог отпереть закрытую на ночь входную дверь, кто отпёр и запертую дверь её спальни, а затем сомкнул свои пальцы на её горле. Завтра двадцать второе ноября, Уотсон, среда, а полнолуние наступит в ночь со среды на четверг двадцать третьего числа. В послезавтрашнюю полночь, если мы не сумеем это предотвратить, убийца завершит свой план.

— У меня идёт голова кругом, Холмс. Неужели это подступает старческий маразм? Может быть, мы с вами беседуем в Бедламе⁽¹⁾, и рядом стоят санитары, готовые нас обездвижить?

— Нет, мы пока что вменяемы, друг мой. Не бывало так, чтобы люди сходили с ума целыми группами. Да и мы сомневаемся в нашем разуме, душевнобольной же, как правило, свято верит в реальность безумия.

— Пусть так. Но что же нам делать, Холмс? — я поднёс руки к лицу и помассировал виски.

— У нас есть ключ к кодовому замку, Уотсон. Этот замок состоял из восьми частей, в которые можно было вставить цифры от нуля до девяти. Дневник состоит из восьми частей. И мы знаем, что главным принципом расшифровки было прибавление некоторого числа букв к каждой букве шифрованного слова.

— Понятно, Холмс. Тогда наш шифр — 32164708.

— Именно. Браво, Уотсон, вы понимаете меня с полуслова. Нам осталось лишь пойти туда. Уже темнеет, нам надо торопиться. Хотя я не думаю, что в эту ночь кто-то из нас встретит нашего "призрака".

И мы пошли, отперли чугунную дверь отмычкой и спустились в подземелье. В этот раз в подземелье всё было непривычно тихо. Мы быстро дошли до комнаты, и, повинуясь какой-то странной интуиции, я бросил взгляд на портрет и внутренне содрогнулся. Из глаз девушки на портрете текли две кровавые слезы, она плакала кровью, а почерневшие губы были искажены в безумной, бесовской усмешке.

— Не обращайте внимания, — сказал Холмс. — Существо пытается отвлечь и запугать нас, но ему это не удастся. Давайте сосредоточим свои усилия на двери, посветите мне фонарём, пожалуйста.

Через несколько минут шифр был введен, и еще через мгновение дверь была открыта. Мы вошли. Внутри ещё горели свечи, много свечей, видимо, хозяин комнаты время от времени обновлял их. Дикое, немыслимое зрелище открылось нашему взору. Левая и правая стены комнаты были обиты багровой парчой, на которых виднелись знаки молотка и меча, нарисованные красным. Посередине комнаты стоял большой стол, обитый зеленым и черным сукном, на нём в беспорядке лежали какие-то книги и бумаги. Ближе к дальней стене стоял стол поменьше, он был сделан из тяжелого материала, камня или чугуна, и на нём лежали какие-то предметы. На самой стене засохшей кровью была начертана перевернутая пентаграмма, а под ней скалился прибитый к стене гвоздями козлиный череп.

Мы с Холмсом некоторое время колебались на пороге, настолько нам была омерзительна сама мысль, чтобы туда войти. Мой друг еще помедлил и, наклонившись к моему уху, сказал: "Здесь явно убежище того, кто поклоняется ненавидящему Господа нашего". Я кивнул и шагнул за порог с чувством обреченного. Но нам с Холмсом нужна была истина, и мы не могли отступить.

Я занялся осмотром стен и пола, Холмс же перешёл к содержимому стола и тихонько присвистнул:

— Да у нас тут полное собрание сочинений по демонологии... Смотрите — "Молот ведьм", "Демонолатрия", а вот мистическо-оккультные сочинения — вот протоколы масонских лож Британии, вот полный латинский список Региуса, древней масонской поэмы, а это на старофранцузском "Жизнь и мученичество святого брата нашего магистра Жака де Моле" — сочинение тамплиеров, причём подлинник XIV в. Более того, у нас тут есть и книги по теории древнего оккультизма — "Каббала" Ицхака Лурье, а из современных "Антропософия" мэтра Штайнера, "Тайная доктрина" мадам Блаватской. И это еще не всё...

Тут Холмс нагнулся и подобрал какую-то книгу, по его недосмотру упавшую под стол.

— Это тоже на латыни, Уотсон, пополам с французским — "Grammaire de Papas Honorius I" — знаменитый средневековый "учебник" по вызову духов из загробного мира, "Гримуар папы Гонория I". Смотрите, тут есть закладка, кусок черной ткани, видимо, обрезок сукна со стола. Итак, посмотрим, что тут пишут... хм... дай-ка прочитаю вслух: "И дабы призвать душу умершего из загробного мира да сойдутся четыре стихии — Луна, земля, человек и огонь, и да помогут им в этом растения, звери, птицы и самая смерть. И да поместит взыскующий сего всё это в перевернутый пентакль, и да заклянёт собственной кровью, и так сможет он возродить (тут неразборчивое слово, Уотсон) то, что ушло. И при полной луне явится душа-призрак, но берегись, взыскующий, и не совершай призыва из черной злобы, ибо злоба твоя породит злобу в душе, и станет та душа черной, и исполнится проклятием, и будет мучить и убивать, пока не (снова не разобрать) взыскующий и тогда обретёт покой."

— Какой-то бред для любителей сказок, Холмс. — растерянно произнёс я. — Мы никогда не сталкивались с подобным, и почему мы должны этому верить?

Меж тем Холмс разглядывал содержимое маленького столика. Внезапно он подозвал меня к себе.

— Смотрите, Уотсон, — проговорил он, — какие интересные предметы лежат на этом столе.

— Не вижу в них ничего интересного. — Я присмотрелся и хмыкнул. — обычный бессодержательный набор всякой всячины. Разве что золотой медальон привлекает взор.

— Ага-ага, — задумчиво пробормотал Холмс, — а что, если так, — он быстро вынул маленькую записную книжку из правого кармана и, вырвав листок, написал на нём что-то, а потом передал листок мне.

Вглядевшись при тусклом, колеблющемся свете свечей, я прочёл:

"Луна = серебряный шиллинг (серебро)

Земля = каменный уголь

Человек = зуб

Огонь = золотой медальон".

Я посмотрел на стол, и мороз пошёл у меня по коже. На столе слева вверху лежала серебряная монетка времен короля Генриха VII, справа вверху кусок чего-то напоминающего уголь, присыпанный пеплом, справа внизу — явно человеческий зуб мудрости, а слева внизу — золотой медальон. Холмс взял носовой платок и осторожно поднёс медальон к моему лицу, чтобы я мог лучше увидеть. В центре медальона была надпись на латыни "Ignis" — огонь.

— А теперь вы без труда увидите и остальные символы ритуала призыва, — произнёс Холмс.

И действительно, я их увидел. Слева от центра лежали листья беладонны, известного ядовитого растения, справа от центра волчий коготь, сверху от центра — перо какой-то крупной птицы, скорее всего, орла. Внизу ничего не лежало, но вот в самом центре... Дрожащей рукой я перевернул карту. Это была карта Таро, тринадцатый старший аркан. На ней был изображен всадник-скелет с косой.

— Самая смерть. — тихо сказал Холмс. — И заметьте, что все эти символы лежат в правильном порядке относительно возможной перевернутой пентаграммы. Но самой пентаграммы тут нет.

— Где же она? — в тон Холмсу сказал я.

— Завтра будем искать, Уотсон, будем искать. А вот это действительно интересно, — и он подобрал с пола листок, на верху которого было написано готическим шрифтом "Легенда о Белой Леди Пустошей".

— Это оригинал того листка, который нам пытался всучить Стерндейл. Надо будет завтра с утра, на свежую голову об этом подумать. Да, тут много еще интересных вещей — например, вот это — переписка Мортимера с каким-то Р.М., который советует ему, как правильно проводить ритуал. Гримуар и переписку я заберу с собой.

— А пока что пойдем, так как... — тут он посмотрел на часы, — уже без пяти минут полночь.

При мысли о том, что существо явится прямо сюда, мне стало плохо. Староват я уже для таких испытаний — с горечью тогда подумал я. Мы с Холмсом медленно забрали бумаги и ингредиенты со стола, вышли и закрыли за собой дверь с кодовым замком. Потом поднялись, с трудом заперли вход в подземелье, но уже не стали его маскировать. Когда мы открыли входную дверь в дом, хозяйка Сток-Морона бросилась к нам на грудь.

— О мистер Холмс, доктор Уотсон, она была, она снова была здесь! — глотая слёзы и слова, воскликнула миссис Армитедж. — Она предупредила меня, что завтра придёт в последний раз.

Мы насилу смогли успокоить бедную, перепуганную почти насмерть женщину, и я дал ей двойную дозу успокоительного. После этого мы пошли спать, предварительно заперев все ставни и окна, а также закрывшись в наших комнатах на ключ. Завтра... Всё решится завтра...

1) самая известная лондонская психушка

Вернуться к тексту