Последний шанс для Джоан Роулинг (джен)

— «Мне хватит и трех страниц»! — передразнивала Джоан, возмущенно взмахивая руками. — «В литературных убийствах мне нет равных»! Чертов фанфикописец! — она плюхнулась на диван, едва не своротив при этом клетку с Фоуксом. — Если уж в мире драконов Снейп всех себе подчинил, то с ним не справиться ни одному монстру!

Внезапно взгляд Джоан упал на книжную полку, где красовалась самодельная мини-фигурка Долорес Амбридж, подписанная «Самый страшный злодей из мира Гарри Поттера».

— В таком случае, может быть, стоит вызвать порождение ночного кошмара?.. — задумалась Джоан.

Через минуту она уже звонила Стивену Кингу.

Король Ужасов был в отличном настроении. Он только что посмотрел очередной выдвинутый на «Оскар» фильм, который, как член Академии, он должен был оценить (в ленте рассказывалось о чернокожей лесбиянке, высадившейся на Луне раньше Нила Армстронга — героический подвиг, бессовестно стертый из памяти благодаря присущему США институциональному расизму, сексизму и пофигизму), и собирался написать в Твиттере очередной обличительный пост против некоего рыжелицего политика. Услышав просьбу заокеанской коллеги, Кинг, впрочем, решил, что его филиппика может и подождать.

— Моя золотая, тебе следовало сразу же мне позвонить, — чуя кровь, промурлыкал он. — Мартин слишком благороден, ему не хватает дерзания. Человек, создавший такого наивного идеалиста, как Эддард Старк, не сможет избавиться от такого противоречивого антигероя, как Северус Снейп. Но не переживай: ради мамы Долорес Амбридж я все сделаю.

— Точно? — с нажимом спросила Джоан. Одной неудачи ей уже хватило.

Кинг покровительственно улыбнулся.

— Точно-точно, — подтвердил он. — Поверь мне, дорогая: после отеля «Оверлук» еще никто не выживал.

— А как же Дэнни Торренс? — напомнила ему Джоан.

— Ну, так Дэнни сиял, а Снейп может в лучшем случае гасить, — пожал плечами Кинг. — Не переживай, я все сделаю. Ты избавишься от старины Снейпи и сможешь продолжить работу над своим трансфобным романом.

— Кто бы говорил, расчленитель детей, — буркнула Джоан и отключилась.

Получив от коллеги файл с текстом, Стивен Кинг сложил ладони в замок и похрустел пальцами, после чего с еле сдерживаемым предвкушением уселся за пишущую машинку Джека Торренса (стащенную со съемочной площадки «Сияния» прямо из-под носа противного Стэнли Кубрика) и принялся строчить.

* * *

(АХ ТЫ МАЛЕНЬКИЙ СУКИН СЫН!)

Летучей походкой, едва касаясь ступнями красных ковровых дорожек, он шел по коридору отеля «Оверлук», а за ним по пятам следовали его демоны.

(КЛЯНУСЬ, ЭЙЛИН, ЕСЛИ ТЫ НЕ ЗАТКНЕШЬ СВОЕГО УБЛЮДКА, Я САМ ЭТО СДЕЛАЮ!)

Звон разбитого стекла — на вычищенный до блеска пол посыпались осколки бутылки с каким-то магловским пойлом.

(А НУ ИДИ СЮДА! Я ТЕБЕ ГОВОРЮ, ПАУЧЬЕ ОТРОДЬЕ! СЕЙЧАС ТЫ У МЕНЯ ПОПЛЯШЕШЬ!)

Палочка рассекает воздух.

Сектумсемпра!

Красная струйка крови течет по жирному, одутловатому от пьянства лицу. В черных глазах вороной проносится ужас. Грязный магл наконец-то получил по заслугам.

Но ты ведь можешь сделать больше.

В крови бурлит адреналин. В его взгляде тьма затопила свет. Он наслаждается — ощущение превосходства столь безгранично, что у него кружится голова, и он пьян, как после стакана огневиски, который ему как-то дал попробовать Люциус Малфой.

Всего одно движение — и ты будешь свободен.

Чужой голос нежно шепчет, словно девушка, что обещает вечную любовь, но он знает, что его любимая не придет никогда. Холодные пальцы смыкаются на горле, мягко поглаживая шею. Они убаюкивают, но он не хочет спать.

Он всегда ходил по краю между светом и тьмой. В конце пути его ожидала плаха, но он собирался взойти на эшафот только на своих условиях.

Замедлив шаг, Северус Снейп остановился. Не спеша повернулся и оглядел коридор своим льдистым непроницаемым взглядом.

Коридор был пуст.

Отель «Оверлук» хотел заставить его поверить в то, что здесь никого не было.

Никого живого.

Не считая Хогвартса и банка «Гринготтс», Снейп никогда не был в столь обширном и просторном здании. Даже Министерство магии ему проигрывало — оно находилось под землей, и ему вечно не хватало воздуха, а отель «Оверлук» самим своим названием рвался ввысь. Массивные двери, не пропускавшие лишние звуки не хуже Заглушающих чар, сверкающий банкетный зал, роскошные номера «люкс» со всеми удобствами.

Роскошь, оскверненная смертью.

Душой Паучьего тупика, где он родился, была нищета. А его сердцем было хозяйственное мыло. Его использовали для всего — им мыли руки, посуду, волосы. Бледно-коричневые куски с легким ароматом дезинфекции служили отличными подпорками для мебели, и ими без труда можно было забивать гвозди. В тяжелые дни мыло даже ели. С тех пор горький привкус бедности преследовал Северуса, словно вторая тень. Мыло настолько ему осточертело, что он перестал приводить в порядок голову.

Все, что его сейчас окружало, вся эта роскошь не вызывала у него ничего, кроме равнодушия. Он не для того отправился на край света, чтобы созерцать эту гнойную рану на теле заснеженных гор, этот магический отстойник, полный голодных привидений и постыдных кровавых секретов. Единственной причиной, по которой Северус вновь вступил в неравный бой со смертью, был маленький мальчик, поглощенный ненасытным отелем.

Дэнни Торренс.

(Беззащитные души, Северус, это ведь твое проклятье — маленькие беззащитные души, которым ты не можешь не помочь).

Он не сразу открыл в себе эту связь. Сначала он их ненавидел — маленькие безалаберные существа, созданные лишь с одной целью: перечить ему и без конца создавать проблемы. Всего один свистящий взмах палочкой, и они навсегда усвоят преподанный им урок, но он не мог быть таким, не мог забыть, что он

(маленький Сев, поиграй с папой, ну чего тебе стоит, он же магл, а они другие)

когда-то тоже был одним из них. Чернильная душа, израненное сердце — изгой поневоле, изгой по принуждению, изгой среди чужих и не свой среди своих. Став взрослым, закутавшись в ненависть, от которой было невыносимо душно летом и смертельно холодно зимой, и которая обвивала его так крепко, как защитная лента в аэропорту обвивает магловский чемодан, он ничего не забыл и никого не простил. И он продолжил бы умываться этой ненавистью, как всю жизнь умывался проклятым хозяйственным мылом, если бы не она.

Его Лили.

Его чувства к этой женщине находились за гранью добра и зла. Он любил ее. Он ненавидел ее. Он боготворил ее. Он презирал ее. Он хотел ее. Он не хотел ее. Бывали дни, когда, словно верный пес, он все видел в рыже-зеленом свете, и мука его отчаяния была непереносима. В такие дни его рука сама тянулась к палочке, и разум заполняли издевательские галлюцинации.

(Добрый вечер, мистер Снейп. Приятно вас видеть. Что будете пить?)

Я не стану таким, как ты.

Ее предательство — обоюдоострое оружие. Плащ и кинжал. Щит и меч. Ядерная бомба и атомная электростанция. Если бы только Северус не сказал тогда то роковое слово… Если бы он стирал свои подштанники…

(мыло, Северус, любую проблему можно решить с помощью мыла!)

Если бы он хоть раз помыл голову на том роковом пятом курсе…

(мыло, мой дорогой, хозяйственное мыло!)

Если бы он не превращался в омерзительного бандита каждый раз, когда слышал имя Джеймса Поттера…

Если бы он не ввязался в компанию Люциуса Малфоя…

Если бы у него были деньги…

Если бы у него был выбор…

Если бы Дамблдор не был таким коварным манипулятором…

Если бы у Волдеморта был нос…

То тогда бы…

Тогда…

Тогда…

Но Лили ушла, оставив после себя вину за преступление без срока давности, и год за годом Северус казнил себя за совершенную ошибку, коротая время в ожидании Смерти — его самого желанного друга. За эти годы Северус успел умереть уже тысячу раз, но Конец

(точнее, КОНЕЦ)

все никак не приходил. Северус умирал, когда шпионил на Дамблдора. И умирал, когда выходил в рейды под знаменами Волдеморта. Умирал, когда готовил с первокурсниками новое зелье. И умирал, когда Макгонагалл вызывала его на педсовет. Умирал, когда видел, как Хагрид тащит к замку рождественскую ель. И умирал, когда отчитывал полтергейста за очередную навозную бомбу.

Но больше всего он умирал за Гарри Поттера.

Все это было из-за него — из-за Мальчика-Который-Не-Умирал. Да, ведь он все делал наперекор своему профессору зельеваренья. Только благодаря каждодневной заботе о Гарри, только благодаря попечению, которого больше не проявлял никто в окружении победителя Волдеморта, начиная с Грейнджер и Уизли и заканчивая Дамблдором и Блэком — только благодаря этому Северус сейчас был здесь. Невидимый радетель о благе детей, лучший друг всех униженных и оскорбленных (ведь он сам когда-то был таким!..), Северус услышал зов несчастного Дэнни Торренса, несмотря на то, что их разделял океан.

Ведь разве могла сравниться какая-то жалкая лужа с глубиной его великого сердца?

И вот Северус скользил по коридорам отеля «Оверлук» — грация кошки, взор орла, прыгучесть тушканчика, степенность страуса. Его магическое ядро пульсировало, отгоняя изголодавшихся по людской компании призраков, указывая ему путь к номеру, в котором держали в плену несчастного Дэнни.

К номеру двести семнадцать.

(Redrum! Redrum!)

Он подошел к двери, на которой поблескивали три отполированные цифры. Нумерология — древняя магия, постичь которую до конца удалось лишь одному из ныне живущих волшебников. Северус знал, что случается, когда вместе встают цифры, образующие число десять.

Родовое проклятье. Медленная, но верная смерть для ребенка, которого тот чернокожий магл назвал «сияющим».

Заветная мечта отеля «Оверлук».

Новая миссия по спасению для Северуса Снейпа.

Он толкнул дверь. Та была открыта, о чем он знал заранее. Его взору предстала стерильная в своей роскоши спальня-гостиная. Было темно, и Северус включил свет (ему не хотелось пока прибегать к магии). Полы черной мантии коснулись мягкого ворсистого ковра — привычный контраст его изломанной жизни. Впереди стояла двуспальная кровать, напротив нее — шкаф и письменный стол. Непосвященному могло показаться, что все в порядке, но Северус был Мастером

(МАСТЕРОМ)

и сразу понял, где прятали Дэнни.

Ванная комната.

Дверь была приоткрыта, словно в знак приветствия. По сравнению с гостиной-спальней, она выглядела маленькой, но сияла такой чистотой, что Северусу невольно вспомнилась Петунья.

Гадкий мальчишка!

Кафель выглядел так, будто его уложили только вчера. Зеркало, в которое Северус видел свое отражение, не осквернило ни одно пятнышко, а розовая занавеска, скрывавшая ванну, напомнила ему лепесток розы.

Лили всегда нравились орхидеи.

Еще одно предательство.

Что бы ни скрывалось за этой занавеской, Дэнни был у него. Северус медленно поднял руку и потянул пластиковую ткань своими тонкими хрупкими пальцами.

Эта женщина была мертва уже давно. Кожа посерела и теперь напоминала присыпанный пеплом пергамент. Губы превратились в уродливые червяков. Складки на животе медленно разлагались, и ошметки плоти плавали на поверхности ледяной воды. Жуткая гримаса исказила старое безобразное лицо, и теперь оно то ли ухмылялось, то ли умоляло о помощи. Обвисшие груди рыжими холмиками выступали на дряблом теле, а торчащие из ванны склизкие ноги поблескивали зелеными от старости пятками.

— О Мерлин! — возопил Северус и разрыдался. — Моя Лили!

Силы его покинули — от горя он упал на пол и обнял ванну, как мать обнимает хладный труп ее безвременно погибшего дитяти. В его сознании возник тот роковой день, когда он первый и последний раз поцеловал Лили в ее холодные губы. Безумец! Несчастный! Пророк, изгнанный из своего отечества! Мученик, распятый на алтаре амбиций двух властолюбивых магов! Святой, брошенный в грязь единственной женщиной, которая его любила!

Как велико было его горе! И как непостижимо благородной была его жертва! Куда было до него отелю, раскинувшему на «крыше мира» свои холодные объятья! Могли ли сравниться с его самопожертвованием ничтожные козни разложившихся мертвецов!..

Поскальзываясь на капающей с ее собственного тела гнилой воде, мертвая женщина из номера двести семнадцать бросилась наутек. Рыжие груди покачивались в такт ее неуклюжим движениям, зеленые пятки с непривычки болью отзывались на каждый шаг, но она все бежала, бежала, бежала — лишь бы оказаться как можно дальше от Северуса Снейпа и Великой Трагедии его Глубоко Несчастной Жизни…

Грязь, слизь и кровь запятнали идеальные стены отеля «Оверлук». Впавшие в отчаяние привидения сгрудились в огромном фойе и с дикими воплями молотили своими призрачными кулаками в запертые на засов двери. Слишком невыносима была эта мука — она разрывала их на части, терзала искалеченную плоть, вырывала с корнем мысли и воспоминания. Отель «Оверлук» стенал от боли, ревел, как раненое животное, молил о смерти, лишь бы только никогда больше не слышать о жертве и предательстве, лишь бы только избавиться от этого глубокого крючконосого отчаянья… и наконец-то он исторг из-под своей крыши Стивена Кинга, как привитый организм исторгает навязанный ему вирус.