Подменыш (джен)

Этот год будет другим.

Джинни сидит в поезде и повторяет эти слова как мантру.

В некотором смысле она оказывается права, потому что уже на полпути к Хогвартсу поезд захватывают жуткие мрачные демоны. Это новые (ужасные) ощущения, так что весь оставшийся оптимизм, за который она прежде цеплялась, исчезает. Невозможно словами описать это чувство, как из тела будто исчезает каждая крупица тепла, когда существа проходят мимо, бесшумно скользя в нескольких дюймах над полом. Они останавливаются, и пустое место, где должно быть лицо, поворачивается в сторону купе. Ледяные узоры застывают на стекле, а в ушах Джинни начинает нарастать пронзительный гул.

«Аномалия».

Джинни замирает, будто пойманная в ловушку, и не двигается, пока демоны не уплывают так же тихо, как и появились.

Она вздрагивает и плотнее запахивает старую поношенную мантию. Весь поезд погружается в подавленное молчание до конца поездки, лишь изредка в коридорах раздаются робкие перешёптывания о стражах Азкабана и сбежавшем заключённом.

Дементоры. Она с детства слышала о них из страшных сказок братьев перед сном, но никогда не видела. И больше не хочет видеть.

К счастью, эти парящие ужасы не заходят внутрь Хогвартса, оставаясь за воротами школы. Но ощущение их присутствия всё равно остается. А может, так просто кажется после лета, проведённого в шумном хаосе семьи, и замкнутая атмосфера Хогвартса ощущается особенно холодной. Она не помнит, чтобы здесь было настолько тихо, несмотря на толпы школьников.

А может, это всё тишина глубоких слизеринских подземелий под озером наводит на нее ужас. Слишком похоже на Тайную комнату, и эти твёрдые холодные камни, которые она до сих пор ощущает своими костьми...

Джинни стирается проводить как можно меньше времени в общей гостиной и при первой же возможности находит убежище на территории. Не у ворот и не у охраняемых границ, а подальше.

Высокая трава вокруг озера мягкая, слишком долго её не мяли ноги школьников за летние каникулы. Изо дня в день кроссовки Джинни постепенно протаптывают тропинку. Она всегда останавливается на одном и том же месте, в пределах видимости хижины лесничего и опушки Запретного леса. Иногда она гадает, что может скрываться там в гуще деревьев.

Но чаще всего она просто стоит на краю холма и смотрит.

Иногда Джинни позволяет гравитации победить, просто чтобы узнать, каково это: свист ветра в лицо, адреналин и жар в напряжённых мышцах. Ноги скользят вниз по крутому склону, деревья стремительно приближаются, и только импульс удерживает её на грани потери равновесия. Наконец, она с глухим ударом падает на ровную землю, ноги подгибаются. Кожа саднит, колени покрываются синяками, ладони щиплет от мелких царапин. Она переворачивается на спину, тяжело дышит, чувствуя, как горит грудь и раскраснелось лицо, а взгляд устремлён в безоблачное летнее небо.

Несколько минут она просто лежит, а потом встаёт, забирается обратно на холм и начинает всё сначала.

* * *

На третьей неделе семестра новое объявление на доске привлекает её внимание. Белая бумага с угловатым, чётким чёрным шрифтом: «Отборочные соревнования в факультетскую команду по квиддичу состоятся в субботу в 9 часов утра».

Кто-то толкает Джинни сзади, все кричат что-то друг другу на всю слизеринскую гостиную. Она позволяет оттеснить себя в конец группы, но все равно не сможет забыть эти слова, не теперь, когда их увидела.

Она знает, чего хочет. И хочет этого больше всего на свете.

Джинни всего лишь на втором курсе, но её это не останавливает. Она думает только о том, как задыхалась от ветра и силы тяжести, когда катилась вниз с холма возле домика лесничего. О том, как ощущала свободу, даже если это длилось всего мгновение. Она не задаётся вопросом, хочет ли быть частью чего-то большего, но, возможно, именно это и подталкивает её вперёд.

Как-то летом папа сказал ей:

— Выжми из этого всё, что сможешь, Джинни.

А мама добавила:

— Ты всегда можешь вернуться домой.

Но Джинни не собирается бежать домой.

В день отборочных испытаний стоит ясный, прохладный рассвет, в воздухе ощущается первый привкус осени. Когда-то она приняла бы это за добрый знак.

— Эй, — окликает ее кто-то, когда она выходит на поле с простой школьной метлой в руке. — По-моему, ты не туда попала, девочка.

Это говорит Теренс Хиггс, который еще с прошлой года был охотником в команде. Он выше Джинни на полтора фута, и его голос сочится снисхождением, но она лишь усмехается про себя. Девочка — лучшее оскорбление, которое он может придумать? Это почти смешно. Она знает, что охотник — это не только рост.

Она готова к оскорблениям, насмешкам и попыткам заявить, что ей здесь не место. Но никаких правил, запрещающих второкурсникам участвовать в отборе, не существует. У неё есть метла, есть желание и, что важнее всего, есть уверенность, что она справится. Возраст, телосложение и отсутствие опыта — не помеха.

«Знание — сила», — говорит она себе.

И тут капитан команды, троллеобразный старшекурсник по имени Маркус Флинт, бросает на неё мрачный взгляд, а лицо его становится жёстче. Он явно собирается приказать ей проваливать, но Джинни не даёт ему на это времени. Она взлетает на скрипучей школьной метле и плавно, насколько это возможно, направляется к трибунам.

Позади раздаются насмешки и грубый смех, но Джинни не обращает на них внимания. Она сосредоточена на звуке летящего бладжера, на его пронзительном свисте и угрожающем треске. Она держит траекторию до последнего момента, а затем смещает вес тела, позволяя метле уйти вниз. Смелый манёвр — такой, от которого у мамы точно бы сжалось сердце. Её тело на мгновение становится невесомым, оно будто парит в воздухе.

Левое бедро горит от напряжения, но она крепко прижимается к метле и вовремя оборачивается, чтобы увидеть, как бладжер проносится всего в нескольких сантиметрах от головы. Волосы развеваются от близкого удара, но Джинни даже не вздрагивает. Она не издаёт ни звука, просто зависает в воздухе, встречаясь взглядом с ошеломлёнными мальчишками, которые до сих пор стоят на земле. Она не обращает внимания на паренька с битой в руке, её взгляд, словно в молчаливом вызове, устремлён только на Флинта.

Джинни чувствует нетерпеливую вибрацию метлы под руками, но понимает, что дрогнуть сейчас — значит проиграть. Она вспоминает своих братьев (Фреда, Джорджа, Чарли, да даже Рона), и то, чему они учили её в каждой небольшой потасовке и детской игре. Всё, что нужно, — это лишь шанс.

Флинт, наконец, отворачивается и, махнув рукой, бросает:

— Ладно, ленивые придурки, поднимайте свои задницы на метлы.

Он руководит тренировкой с неожиданной эффективностью, хотя и сопровождает указания потоком брани. Все подчиняются, кроме Малфоя. Тот парит над всеми на блестящей, новенькой метле, бесцельно дрейфуя в воздухе. Его единственный вклад в команду — это богатство отца.

Джинни фыркает с отвращением. Она настолько увлечена своими мыслями, что не замечает приближающийся квоффл, пока тот не врезается ей в солнечное сплетение. Джинни ловит мяч, прижимая к груди, и, хоть от удара сбивается дыхание, она не позволяет себе остановиться. Делая глубокие вдохи, петлями летит вперёд к кольцам. И в следующий миг едва не лишается головы, когда бладжер снова настигает её сзади. Резко разворачиваясь, она мощно бросает квоффл, целясь точно в правое нижнее кольцо.

После этого Джинни концентрируется на игре с почти пугающей целеустремлённостью.

То, чего ей недостаёт в габаритах, она с лихвой компенсирует скоростью, ловкостью и безрассудной дерзостью, которая делает её идеальной охотницей. Флинт загоняет её сложными и изнурительными упражнениями дольше, чем кого-либо из команды. Если он надеется сломить её такой тактикой, то сильно просчитался. Наоборот, внутри разгорается знакомое, почти забытое пламя, как будто она, наконец, снова становится собой. Тем самым человеком, которым была до Тома. До Слизерина.

В воздухе кажется, что возможно всё.

Она всё ещё дрожит от усталости, когда Флинт, наконец, дает команду спускаться на землю. Он бросает на неё долгий, оценивающий взгляд, словно проверяет, не дрогнет ли в последний момент. Но Джинни не сдаётся.

Проходя мимо, он грубо хлопает по плечу, чуть не швырнув её измученное тело в грязь.

— Только не облажайся, Уизел.

Джинни тяжело опирается на старый «Чистомет», надеясь, что он не заметит, как у неё подкашиваются ноги.

— Что, прости? — спрашивает она, едва переводя дыхание.

Флинт полностью игнорирует ее вопрос.

— Тренировки по понедельникам и четвергам в четыре. — Он кивает на стоящий у стены «Нимбус 2001», блестящий, почти новый, разве что с едва заметными следами использования. — Не опаздывай. Или я передумаю.

Джинни провожает его взглядом, ожидая подвоха, какой-то насмешки или злой шутки. Однако вокруг царит мертвая тишина, и она понимает, что осталась на поле одна. Когда начинают собираться игроки Рейвенкло, она меняет свою старую, потрёпанную метлу на гладкий, идеально сбалансированный «Нимбус». Древко словно пульсирует под пальцами, как будто признаёт право держать его.

Она в команде.

Джинни позволяет себе один долгий миг, чтобы насладиться этим чувством. У неё будет вся ночь, чтобы изучить каждую деталь новой метлы, ощутить её вес и силу. Пока же она просто представляет лица братьев, когда те узнают. Сделав глубокий вдох, Джинни закидывает метлу на плечо и напоминает себе, что это только начало. Ей ещё многое предстоит доказать.

Она улыбается, совсем чуть-чуть, почти незаметно, и направляется обратно к замку. Её рука невольно касается живота. На этот раз она не позволит уложить себя на холодные камни.

Никогда больше.

* * *

Слухи о том, что крошка Джинни Уизли тайком пробилась в слизеринскую команду по квиддичу, распространяются с пугающей скоростью. В общей гостиной ей с интересом перемывают косточки, совершенно не скрывая оценивающих взглядов, и разглядывают так, словно она какое-то экзотическое явление. Перешептывания о наследнице Слизерина, которая теперь стала охотницей, доносятся до неё со всех сторон.

Она мечтала совсем не об этом, но, возможно, это и тоже разновидность чего-то нормального.

Даже Малфой снисходит до разговора, и большинство младшекурсников следуют его примеру. (Старшекурсники, впрочем, продолжают её игнорировать, как и всех младших, они слишком заняты подготовкой к СОВ, ЖАБА и своими тайными романтическими вылазками.)

— Джинни, — нарочито растягивая её имя, произносит Малфой и лениво закидывает руку на плечо.

Она знает, что хочет ему сказать («твой отец подбросил мне этот дневник»), но понимает, что никогда этого не сделает. Потому что на какое-то время принадлежность к чему-то большему становится еще более приятной. Это ее факультет, ее жизнь, и она должна выжать из этого все, что сможет. И если уж она оказалась в Слизерине, так может, он не так уж и плох, как все говорят?

Джинни тренируется на квиддичном поле с той же самоотдачей, с которой учится. Если что-то попадает в поле ее пристального внимания, она погружается в него с головой, на меньшее она не согласна. Она не дает Флинту ни минуты, чтобы тот пожалел о своём решении. Каждую тренировку тот просто заканчивает похлопыванием по спине и предупреждением не облажаться. Она начинает ценить его предсказуемость.

Она смотрит первый матч между Гриффиндором и Хаффлпаффом с неподдельным предвкушением. Пальцы зудят от нетерпения. Джинни анализирует каждый ход охотников, запоминая лучшие приёмы для подражания и худшие, чтобы никогда не повторять. Она настолько поглощена игрой, что не сразу замечает, как холод пробирается под кожу, а по трибунам прокатывается волна испуганных криков. Лишь когда мерзкий, ненавистный голос раздаётся в голове, она понимает, что дементоры вышли за пределы дозволенных границ.

Все кричат, вскакивают на ноги и показывают пальцами на чёрное пятно в небе, несущееся к земле.

«В конце концов, не такой уж он и особенный», — издевательским голосом шепчет Том в её голове.

Гарри Поттер падает с неба.

Сердце Джинни, кажется, пропускает удар. Она машинально выхватывает палочку, не сразу понимания, что не знает, как спасти его, как отплатить той же монетой.

Мальчик, который разбился.

— Нет! — говорит Джинни. (Или кричит? Она не знает. Том всё ещё просто смеётся.)

И тут появляется Дамблдор, бледный и разъяренный, и энергия, с треском исходящая от всего его тела, словно серебряный взрыв, заставляет дементоров отступить. Гарри падает на землю мгновением позже, почти беззвучно, как будто весь мир превратился в мягкие пуховые подушки.

Колени Джинни подгибаются, и она садится обратно на сиденье.

Если бы она верила в предзнаменования, то могла бы принять это за знак грядущих событий. Но она в них не верит. Сердце, бешено колотящееся в груди, постепенно замедляет ритм, а пульс успокаивается. Через три дня она уже может забраться на метлу и не испытывать при этом смутную тревогу.

Джинни заставляет себя снова забыть о том, что иногда гравитация всё же побеждает.

* * *

Они выигрывают свой первый матч.

Конечно, Рейвенкло не представляет серьёзной угрозы, но Джинни забивает семь голов, даже после того, как через две минуты после начала игры бладжер задевает её плечо. Она могла бы задуматься о том, с какой пугающей точностью мяч прилетел с другого конца поля, но не делает этого, потому что команда улыбается ей и вспоминает лучшие моменты матча, когда они все вместе возвращаются в замок одной шумной сплочённой группой. Впервые с тех пор, как она попала в Слизерин, Джинни чувствует, что действительно стала частью чего-то большего. Возможно, теперь, когда она доказала, на что способна, её наконец смогут принять.

Она никогда не чувствовала себя настолько живой, как в тот момент, когда летела на метле под оглушительный рев толпы со всех сторон.

В общей гостиной шумно и громко, и как-то теплее в ту ночь. Жар тел и гомон голосов, разговаривающих на повышенных тонах, прогоняют холод из комнаты, и когда они передают по кругу бутылку чего-то не совсем названного, она пьёт из нее вместе со всеми, несмотря на вкус. Не замечает, когда остальные перестают пить и начинают хлопать ее по спине, призывая сделать ещё один глоток, а голос Малфоя звучит у самого уха.

После этого всё быстро плывет перед глазами.

Позже Джинни будет смутно вспоминать, как согласилась на татуировку и не чувствовала никакой боли, когда они столпились вокруг нее и называли одной из своих. Она не позволит себе вспомнить, что только у нее одной есть неровная маленькая зеленая змейка, извивающаяся по внутренней стороне запястья.

Она делает это ради чувства принадлежности к чему-то большему. И это хорошо.

На следующее утро Джинни просыпается, чувствуя себя как смерть, парящая на краю моста. Она со стоном отдёргивает полог над кроватью. Свет ламп режет глаза, заставляя зажмуриться, и на этот раз она по-настоящему благодарна, что слизеринские спальни находятся под землёй. Солнечный свет сейчас мог бы запросто ее убить.

— Выглядишь ужасно.

Джинни встречается взглядом со Смитой, которая стоит у её кровати и держит в руках дымящийся кубок.

— Да ты что, — хмурится Джинни. — Вот уж спасибо за комплимент.

Смита, похоже, не воспринимает холодный тон как намек оставить в покое и вместо этого протягивает кубок.

Джинни смотрит на него с опаской. Вполне возможно, что Смита заскучала на этих выходных и, раз уж не было других дел, решила отравить ее, но Джинни сейчас настолько плохо, что разбираться в мотивах нет ни малейшего желания. Она принимает кубок и делает осторожный глоток. Горячая жидкость обжигает горло, слезы выступают на глазах, но она не успевает возмущенно закричать, как внутри растекается приятное тепло, будто золотое сияние, пульсирующее по всему телу. Оно смягчает каждую грань боли и раздражения, и Джинни без колебаний допивает всё до последней капли.

Когда кубок оказывается пуст, она снова чувствует себя почти человеком.

— Спасибо, — торопливо говорит Джинни, пристально глядя на соседку. Голова ещё немного болит, но ей кажется, что Смита выглядит чуть менее злой, чем обычно. Джинни неуверенно улыбается.

Смита, однако, не отвечает ей тем же, лишь коротко кивает, разворачивается на каблуках и уходит.

Такая себе теория.

Джинни осторожно опускает голову обратно на подушку.

— Кто-нибудь, разбудите меня в понедельник, — бормочет она в пустоту комнаты.

* * *

Джинни приходит в Большой зал на несколько минут позже, чем обычно. Еще до того, как она переступает его порог, словно из ниоткуда появляются братья и встают по обе стороне.

— Где ты научилась так летать? — спрашивает Джордж.

— Очевидно, что наблюдая за нами все эти годы, Джордж, — Фред громко смеётся.

Джинни лишь закатывает глаза и решает не раскрывать своих секретов. Всё, что они сделали, — это превратили в воровку. Они не научили её играть в квиддич. Они научили её упорству. И дерзости.

И в некоторых случаях это даже гораздо важнее.

Отделавшись от братьев у гриффиндорского стола, Джинни идет дальше по Большому залу и занимает место за слизеринским столом.

— Доброе утро, Шестая, — приветствует её Блетчли коротким кивком. — Как голова?

Джинни криво ему улыбается, чувствуя, как начинают краснеть щеки.

— Всё ещё на месте. Но едва держится.

Все смеются, а Флинт передает ей тост. Джинни улыбается шире и тянется за тыквенным соком.

После завтрака Малфой выходит из зала вместе с ней, а Панси, Гойл и Крэбб молча вышагивают по обе стороны от них.

Малфой все еще с восторженным энтузиазмом переживает их победу.

— Видела, как я выхватил снитч прямо у него из-под носа? — говорит он, протягивая руку, словно театрально разыгрывая свой «героический» момент.

Всё было не совсем так, но Джинни все равно улыбается, убирая учебники в сумку и кивая.

Теперь она одна из них. По-настоящему и в самом деле. А быть одной из них — это значит иметь людей, с которыми можно гулять в коридорах и сидеть за столом в Большом зале. А после занятий каждый день она может летать на своей блестящей, дорогой, потрясающей метле. И она знает, что братья завидуют ей до чертиков. Это уже больше, чем она смела надеяться.

И всё же, когда однажды она проходит мимо плаката Сириуса Блэка в коридорах, то ловит себя на том, что взгляд цепляется за его беззвучно кричащее лицо, что смотрит с потрепанного постера. Она задается вопросом, что было той последней каплей, которая сломала его и заставила убить. Год назад она бы отвернулась, не в силах смотреть на него. Теперь же она не может отвести взгляд, словно завороженная, и не знает почему.

Но все это на самом деле не имеет значения, ведь у неё есть квиддич. Он придает ей смелости. Свист ветра в ушах, холодный воздух, треплющий волосы, и ощущение, как гравитация давит и борется за контроль над её телом. Она — её хозяйка. Она не верит в падение, только в подъём.

Теперь они со Смитой даже иногда разговаривают, временами даже о чем-то большем, чем просто просьбы передать ингредиенты для зелий. Это... приятно.

И этого достаточно. Она устала от одиночества.

Смеясь вместе с Малфоем и его друзьями, они идут по коридорам, но Джинни смотрит прямо перед собой, когда проходит мимо плаката Сириуса Блэка.

Она знает, что делает.

* * *

Она спускается в общую гостиную после зельеварения и слышит знакомые голоса, доносящиеся с лестницы.

— Что происходит между тобой и девчонкой Уизли, Драко? — пронзительно высоким голосом, в котором явно звучит неодобрение, спрашивает Панси.

Джинни резко останавливается, и учебники в сумке слегка ударяются о бедро.

— Она таскается за тобой, как домовой эльф.

В глупом порыве Джинни ждёт, что Малфой начнет её защищать. Скажет, что она — часть квиддичной команды. И в этом её ценность. Что она — одна из них.

Вместо этого он лениво растягивает слова:

— Я знаю. Ну что за жалкое зрелище? Тратишь пять секунд на то, чтобы быть с ней милым, — и она уже из кожи вон лезет, чтобы стать твоим лучшим другом.

Джинни чувствует, как душа уходит в пятки, когда резкий смех эхом разносится по лестничной площадке.

— Видел татуировку? — спрашивает Панси. — Не могу поверить, что она позволила тебе ее сделать. Она, наверное, совсем отчаянная.

Они снова начинают хохотать, а Малфой едва не плачет от смеха.

— Дай угадаю, Драко, — произносит высокий гнусавый голос, который Джинни идентифицирует как Блейза Забини. — У тебя на неё планы.

Она не видит его развратной улыбки, но чувствуют нотки в голосе.

— Представляешь? — с усмешкой отвечает Малфой. — Поцелуйчики с маленькой сестрёнкой Уизела? Это его добьёт.

Раздается еще один звонкий хохот. Джинни резко отворачивается, желая закрыть уши руками. Хочет сползти вниз по стене и рухнуть на ступеньки, но понимает, что если сделает это, то уже никогда больше не сможет подняться.

Она полагает, что именно так и ощущается победа над гравитацией.

Смита дотрагивается до ее руки, и Джинни вздрагивает от прикосновения. Ей не нужно напоминание о том, что у ее унижения есть зрители. Но рука становится все настойчивее, и Джинни заставляет себя поднять голову.

Смита смотрит прямо на неё. Ни жалости, ни насмешки.

— Я проголодалась, — говорит она так, словно речь идет об очередном скучном уроке истории магии. — А ты?

Джинни таращится на неё в полном замешательстве. Смита тянет её за руку, и Джинни позволяет себя увести.

Они едят в тишине.

* * *

Квиддич больше не приносит радости, и это обиднее всего.

Малфой продолжает окликать ее в коридорах и подмигивать на квиддичном поле. Джинни стыдно признаться себе, что она с этим ничего не делает. Она больше не останавливается, чтобы перекинуться с ним парой фраз, как раньше, но и не ставит на место.

Она не позволяет себе слишком много думать о причинах.

Вместо этого весь день притворяется, что всё в порядке. Она храбрится и продолжает вести себя так, будто ничего не изменилось. Ночами же учится глотать слёзы, потому что это ещё одна слабость. Учится глотать их и не захлёбываться. Иногда она тянется к сундуку за дневником, которого там больше нет, и в итоге только ещё сильнее ненавидит себя за этот порыв.

Она никогда не хотела снова стать призраком, каким бы легким путем это ни казалось.

— Знаешь, — говорит однажды Смита, когда Джинни настойчиво стучит, стучит, стучит молоточком, измельчая стручок тентакулуса до состояния пасты. Джинни никогда не слышала, чтобы её голос звучал настолько резко. — Люциуса Малфоя этим летом уволили из Попечительского совета.

Джинни переводит на нее взгляд, а затуманенный мозг не сразу улавливает смысл сказанного и не может понять, что это значит. Какое ей дело до Люциуса Малфоя?

Смита пожимает плечами.

— Просто говорю.

За ужином Джинни садится на несколько мест дальше от Малфоя — достаточно близко, чтобы наблюдать, но не настолько, чтобы вступить в разговор. Она следит за его обычной надменной уверенностью, за присущей аурой превосходства, но ей начинает казаться, что под этой маской скрывается нечто большее. Что-то, что заставляет ее снова вспомнить о кричащих плакатах с Сириусом Блэком.

Она наблюдает за тем, как Малфой лениво прогуливает тренировки, но слышит, как в разговорах с другими ребятами постоянно упоминает метлы и своего отца. Слишком часто упоминает.

Теперь, когда она потрудилась посмотреть, то замечает множество вещей.

На зельях Джинни поворачивается к Смите и, задирая рукав, показывает зеленое пятно на запястье.

— Как думаешь, сможешь помочь мне избавиться от этого?

Смита бросает на нее долгий оценивающий взгляд, затем, наконец, кивает.

— Да. Могу попробовать.

Джинни начинает думать, что у нее появился союзник, которого она раньше не замечала.

Но как бы они ни старались и что бы ни придумывали, убрать татуировку не удаётся. Она упрямо остаётся на месте. Как напоминание, думает Джинни.

Зато Смита учит ее с помощью магии и без единого слова вытягивать алкоголь из чашки перед тем, как сделать глоток. («Магия уровня ЖАБА», — говорит она с жестким блеском в глазах, который Джинни уже начинает находить удивительно успокаивающим.) Остальные члены квиддичной команды просто начинают хвалить её за умение обращаться с напитками.

Джинни лишь улыбается и опускает рукав, прикрывая запястье.

* * *

В последнее время Джинни не может решить, на кого она больше злится — на Малфоя или на саму себя. Какой же глупой она была!

На тренировках она представляет, как небрежно бросает к ногам Малфоя драгоценную метлу, купленную его отцом, словно это для неё пустяк, не имеющий никакого значения. Она приподнимает бровь, небрежно кладёт руку на бедро, словно старый друг, возвратившийся в родную обитель.

— В мире не хватит метел, Малфой, — воображает она, произнося эти слова под взглядами всей команды.

Джинни напоминает себе, что слишком хороша, чтобы её выгнали из команды. Слишком важна для победы, и это тоже разновидность власти. Она гораздо лучший охотник, чем Малфой — ловец. И с этим осознанием приходит другое: его внезапное дружелюбие было не только следствием её славы из-за Тайной комнаты, но и утраченных позиций его отца. Это Малфой нуждается в ней, а не наоборот.

И он ничего не сможет сделать с её отказом. Когда они выходят на поле, то отвратительные красные пятна вспыхивают на его щеках от злости.

Джинни закрывает глаза и представляет себе всё это с триумфальной ясностью.

Вот только она не делает ничего такого.

Вместо этого, когда приходит время следующего матча, она дожидается, пока остальные члены команды выйдут из раздевалки, и аккуратно укладывает свой «Нимбус 2001» обратно в ящик для хранения инвентаря. Она чувствует резкую боль в груди, когда выпускает из рук гладкую блестящую рукоятку, но тут же забывает о ней, когда касается пальцами шершавого дерева старого, но такого знакомого «Чистомета».

Возникшее чувство невесомости не имеет ничего общего с весом метлы.

Джинни забивает двенадцать мячей и с мрачным удовлетворением наблюдает, как ловец Хаффлпаффа кружит вокруг Малфоя. Похоже, дорогущие метлы — это далеко не все, чем они могут похвастаться.

Она ослепительно улыбается ошеломлённому Седрику Диггори, пролетая мимо, и громко смеётся навстречу ветру. Это лучше, чем быть частью команды. Может, даже лучше, чем сама победа. Джинни резко виляет в сторону колец, решив выложиться на полную, чтобы удержать команду впереди. Но в конце концов именно Диггори ловит снитч, пока Малфой беспомощно мечется на другой стороне поля.

Когда Джинни приземляется, трибуны уже пустеют, а хаффлпаффцы шумно празднуют победу в центре поля.

— Ты отлично летала, Джинни, — говорит Гарри, проходя мимо с группкой гриффиндорцев.

На её зубах грязь, а потные волосы липнут к шее, но её это не волнует. Она больше не маленькая девочка с масленкой у локтя.

— Спасибо, — вот и все, что она отвечает.

Он не задерживается. В конце концов, следующий матч будет как раз между их факультетами и определит чемпиона. И Джинни не собирается проигрывать еще и его.

Фред и Джордж тоже подходят, но в основном только для того, чтобы поинтересоваться, не сошла ли она с ума, добровольно отказавшись от «Нимбуса 2001» ради старого школьного «Чистомета». Джинни просто улыбается и позволяет им думать, что они хотят. Она не ждет от них понимания. Да и как они могут понять? Их жизнь всегда была именно такой, какой они её себе представляли.

Она предполагает, что это делает их счастливчиками.

Малфой достаточно умён, чтобы заметить, что что-то изменилось, что его дар был брошен ему в лицо, пусть и метафорически. Но, как она и подозревала, он ничего не может с этим поделать. Не тогда, когда он не смог поймать снитч, а она почти в одиночку сократила разницу в счёте.

Тем не менее, во время завтрака они с дружками начинает насмехаться над ней. По крайней мере, это честно, думает она.

Джинни улыбается им в ответ, как будто это ничего не значит, и накладывает себе ещё одну порцию яиц. Флинт плюхается рядом и начинает спорить с Блетчли о новых упражнениях, которые придется внедрить в тренировки, если они собираются победить Гриффиндор.

— Двойные тренировки на всю следующую неделю, — заявляет он и тут же спрашивает: — А ты что думаешь, Шестая?

Похоже, им всё равно, на какой метле летает Джинни, пока она продолжает набирать очки. Она поднимает подбородок.

— Я согласна.

Тем не менее, ничто больше не ощущается, как прежде. Теперь она видит трещины, слышит пустой звон в словах людей, когда они говорят только то, что, по их мнению, хотят услышать другие.

Джинни убеждает себя, что этот урок она хорошо усвоила.

* * *

Они не выигрывают матч с Гриффиндором.

Странно смотреть на поле и видеть на другой стороне двух братьев и давнюю детскую влюблённость. Джинни кажется, что в первые несколько минут матча они были с ней мягче, но стоило ей пару раз безупречно отправить квоффл мимо Вуда, как всякое снисхождение исчезло.

В конце концов, всё сводится к простому факту, что Гриффиндор их переигрывает, и Гарри Поттер снова ловит снитч, пока Малфой валяет дурака.

Гриффиндорцы ликуют в центре поля, где-то среди них Гарри теряется под клубком из тел. Малфой сверлит их взглядом в нескольких футах и резко откидывает волосы с лица. Поражение ему не к лицу.

Он замечает её взгляд, и выражение его лица тут же становится жёстче. Джинни медленно приподнимает бровь, намеренно переводя взгляд на его метлу. Оскорбление очевидно, и щёки Малфоя тут же заливает румянец, но она уже отворачивается, шагая в ногу с Флинтом, который сквозь зубы сыплет проклятиями.

Проигрывать — отстой. Джинни не может этого отрицать. Но когда на краю поля её встречает Смита, она думает, что, по крайней мере, начинает видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Это должно стоить того. Верно? (Но, о, неужели это должно быть так больно?)

— Жаль, что вы проиграли, — говорит Смита в своей особой манере. (не холодно, понимает Джинни, а просто спокойно.)

Джинни пожимает плечами.

— Отыграемся в следующем году.

Смита кивает и тут же меняет тему, упоминая руну, которую, возможно, стоило бы вырезать на ручке метлы для лучшего быстрого торможения.

Джинни улыбается и думает, что на этот раз Смита действительно имеет в виду именно то, что сказала.

* * *

Остаток семестра пролетает в вихре экзаменов, прощаний и разговорах о массовом убийце, сбежавшим из замка (по слухам, верхом на гиппогрифе). Иногда Джинни задумывается, насколько близко она могла бы оказаться лицом к лицу с Сириусом Блэком в темном коридоре и что бы сделала в такой ситуации.

При этой мысли внутри все сжимается от болезненной дрожи. Она всё ещё уверена, что у неё есть вопросы, но не понимает, почему думает, что у него могут быть ответы.

Рона выписывают из больничного крыла раньше, чем у неё появляется возможность его навестить. Когда наконец удаётся выследить его в коридорах между занятиями в последний день, они с Гарри и Гермионой ещё более неразговорчивы и загадочны, чем обычно.

Джинни рискует опоздать на урок, если задержится сейчас с ними, но она ведь не может просто взять и заглянуть в гриффиндорскую гостиную, чтобы убедиться, что с Роном всё в порядке.

— Ну что тебе еще? — недовольно бурчит Рон с явным нетерпением в голосе и раздражением на свою глупую младшую сестру.

У Джинни получается не вздрогнуть, но рука все равно незаметно одёргивает рукав, прикрывая запястье. (О, Мерлин, когда-нибудь ей всё же придётся надеть что-то с коротким рукавом, и тогда жизнь наполниться шумной какофонией, благодаря маме, которая уж точно не упустит своего).

— Я просто рада, что ты в порядке, Рон, — торопливо бормочет она, запихивая учебники в сумку и разворачивается обратно.

Сзади раздаётся глухой звук удара и недовольное «Ой!» от Рона, но Джинни даже не оборачивается, чтобы посмотреть.

Всю дорогу в поезде до Лондона Джинни сидит рядом с Смитой. Напротив них — несколько первокурсниц-слизеринок, которые перемигиваются и толкают друг друга локтями, будто подначивая к чему-то. Очевидно, они здесь не просто так. Почти через час после отправления самая смелая из них, наконец, осмеливается заговорить, и Джинни уже готовится к расспросам о Малфое, о Тайной комнате или о глупых братьях-гриффиндорцах.

— Ты первая девушка в слизеринской команде по квиддичу за последние десять лет, — торопливо выпаливает та.

Джинни удивлённо хмурится.

— Правда?

Она даже не заметила. И если бы заметила... интересно, хватило бы у неё смелости попробовать?

Три девочки кивают в унисон, глядя на неё не как на чудачку, чужака или просто какую-то девчонку, а как на... героя.

— Ну, — говорит Джинни, сглатывая неприятное ощущение кома в горле, — тогда, наверное, самое время что-то менять.

— Да, — отвечает дерзкая девочка с блеском в глазах, который Джинни слишком хорошо узнаёт.

Рядом плечо Смиты едва заметно задевает её плечо.

— Эй, — говорит она, кивая в сторону проезжающей тележки с едой и изображая то, что только Смита могла бы счесть улыбкой. — Я проголодалась. А ты?

Джинни прикусывает губу.

— Да, — соглашается она. — Я тоже.

Остаток пути проходит не в тишине.

Может быть, думает Джинни, именно так и должно выглядеть чувство сопричастности.

* * *

Вернувшись домой в «Нору», Джинни стоит на коленях на краю маминого сада. Солнце согревает шею, а прохладная земля обвивает пальцы.

Тень падает на неё, и, подняв голову, она видит нависшего над ней Рона. Она удивлённо поднимает бровь. Из всей семьи именно с ним она всегда чувствовала наибольшее напряжение и какую-то непреодолимую дистанцию, как будто он так и не смог её простить за этот предательский поступок, когда Шляпа отправила её в Слизерин.

Но сейчас под лучами летнего солнца он опускается рядом с ней на колени в грязь и спрашивает:

— Как ты, Джин?

В этом неловком, смущённом голосе есть что-то, от чего у неё внутри становится пусто и холодно. Он, возможно, не самый чуткий человек в мире, но всегда пытается исправить то, что, наконец, осознаёт, — и неважно, чего это будет ему стоить.

— Я в порядке, — отвечает она. Отчасти потому, что верит, что когда-нибудь это станет правдой, а отчасти потому, что знает, что именно это ему нужно услышать.

Рон кивает и рассеянно тянется к бархатистым лепесткам календулы, дёргает их, словно даже не замечая, что делает. Напряжение в его плечах не исчезает. Он так и не рассказал никому о том, что случилось в тот день, когда сломал ногу, а Сириус Блэк сбежал из Хогвартса. Даже когда Фред и Джордж донимали его расспросами, он просто отмахивался. Однако у неё есть несколько догадок.

— Жаль Коросту, — тихо говорит она.

Лицо Рона бледнеет, но не от горя, а скорее от отвращения. Через мгновение он приходит в себя и прочищает горло.

— Ну да, она была уже старой.

Джинни давно научилась видеть сквозь его браваду ту нежность, что скрывается за ней — привилегия младшей сестры. Но сейчас в его словах есть что-то другое, нечто большее, чем просто безразличие по отношению к зверьку, которого передавали из рук в руки.

Она ловит его за руку до того, как он успевает сорвать ещё один из любимых маминых цветков календулы.

— Рон?

Тот моргает, словно удивлённый тем, что она всё ещё здесь, рядом. Морщится, качая головой.

— Просто... странно, что вещи не всегда такие, какими кажутся, правда?

Это действительно последнее, чего она ожидала услышать от него, но эти слова так похожи на те, что звучат у неё в голове в последние месяцы, что она вдруг ощущает острое чувство родства.

— Кроме Малфоя, — говорит она, словно это предложение мира. В одном они точно могут согласиться.

Он отвечает не сразу, словно ожидая подвоха, но затем по его лицу медленно расползается улыбка.

— Да, — говорит он. — Он именно такой, каким кажется.

Они смеются вместе, и на мгновение всё кажется таким же, как в прошлом, когда в «Норе» оставались только они двое. Его плечо случайно задевает её, и Джинни вытягивает ноги, опираясь на руки, устроившись рядом. Они просто сидят так какое-то время, просто наслаждаясь тёплым солнцем и на мгновение позабыв обо всех заботах.

Джинни поднимает взгляд на белый комочек пуха, который в последнее время ни на шаг не отходит от Рона, к его явному раздражению. До сих пор он так и не объяснил, как эта сова вдруг решила, что именно он — её хозяин.

— Ты уже придумал имя?

Рон отрывает взгляд от травы и машинально хмурится, глядя на совёнка.

— Нет.

Джинни делает вид, что напряженно раздумывает, склонив голову набок.

— Сычик.

— Что? — спрашивает Рон, озадаченно глядя на неё.

— Сычик, — повторяет Джинни. — Идеальное имя.

Совёнок восторженно щебечет и делает круг над их головами, очевидно одобряя выбор.

— Сычик? — с ужасом повторяет он, глядя на птицу, которая теперь буквально вибрирует от удовольствия. — Черт возьми, Джин!

Джинни хохочет, вскакивая на ноги и бросается вниз по склону сада, слыша за спиной, как новоиспечённый Сычик ухает ей вслед.

Она не оступается.