История длиною в жизнь (гет)

Из всякого трудного положения сейчас же выйдешь, если только вспомнишь, что живешь не телом, а душою, вспомнишь, что в тебе есть то, что сильнее всего на свете.

(Л. Н. Толстой).

Широкая мраморная лестница длиною в сорок две ступени, была украшена серебристо-зелёными лентами, обвивавшим перила подобно змеям. С хрустальных люстр падал яркий свет и скользил по матовым оттенкам различных нарядов, играя бликами в драгоценных камнях. Тихая музыка окутывала зал наравне с громкими голосами гостей, обсуждавших предстоящую помолвку. Среди них были высокопоставленные министерские работники и представители древнейших родов, и почти все мужчины старше двадцати пяти нервно касались рукой внутренней стороны левого предплечья.

По ступенькам грациозно спускалась Нарцисса Блэк в лиловом платье, подчёркивающем все изгибы юного тела. Драгоценности, украшающие её замысловатую причёску, отливали разной палитрой цветов, а на губах играла холодная улыбка. Её старшая сестра Белатрикс с гордостью наблюдала за сестрёнкой, держа под руку мужа, и наслаждалась эффектом, который произвела младшая Блэк. Сама Беллатрикс во времена своей учёбы в Хогвартсе считалось там самой красивой девушкой.

Только взглянув на Нарциссу, Флоренс признала, что та действительно одна из самых красивых девушек, которых ей только приходилось видеть. В ней была изящная грация, хладнокровность, уверенность и что-то ещё, что постоянно ускользало. То ли недостающая часть паззла, то ли блёклая тень неестественности.

Флоренс была в простом белом платье, покрывающее даже туфли на высоком каблуке, волосы собраны в кудрявый пучок на затылке. Вместо сапфиров, алмазов и прочих драгоценных камней, её кудри украшали миниатюрные живые цветы молочного оттенка. Мать была недовольна выбором дочери, но промолчала, тогда, как сёстры расспрашивали, почему она не надела одно их тех платьев, которые Персефона привезла из Парижа. Сами они оделись так же празднично, как остальные, так что Флоренс смотрелась немного блёкло на общем фоне, и её мало кто замечал, но это её только радовало.

Афродита стояла подле Розье, мило улыбаясь, а её светлые волосы доставали почти по поясницы. Европия часто жаловалась, что той достались шикарные волосы матери, а ей приходиться завивать идеально-ровные волосы в кудри при помощи специальных зелий. Сама Европия находилась в обществе школьных подруг, бросая лукавые взгляды на парней.

— Кажется, вам одной здесь скучно, — произнёс мужской голос за спиной.

Резко развернувшись, она столкнулась взглядом с карими глазами, выделяющимися на фоне бледного лица, и что-то внутри сжалось при виде этих глаз.

— Вам показалось, — вежливо ответила Флоренс, слабо улыбаясь.

Мужчина расправил плечи, оскаливаясь в подобие улыбки, и протянул ей левую руку.

— Позвольте пригласить вас на танец.

Прежде чем осмыслить приглашение, она рефлекторно подала руку и прикусила нижнюю губу. С прикосновением к мужской руке, она почувствовала лёгкую вибрацию, пробежавшую по телу и, оцепенев то ли от страха, то ли от растерянности, позволила его руке скользнуть по своей талии.

На смену закончившейся мелодии, пришла другая и они закружились в странном танце, мимолётно касаясь рук друг друга и поворачивая голову в очередном па. Что-то зловещее в нём стало медленно развеиваться, а на смену этому пришло чувство лёгкости, будто она парила в воздухе. Можно даже позволить себе закрыть глаза, ведь и так помнишь все движения наизусть. В полётах и танцах всегда чувствуешь свободу.

Тёмная прядь выбилась из причёски, ударилась об его щёку, но это было неважно. Раньше она никогда не чувствовала подобного в танце; и даже неважно то, что этот мужчина совсем незнакомый, и что он старше её лет на десять, и что где-то Люциус танцует со своей невестой.

Музыка кончилась, лёгкая эйфория растворилась в последних движениях и, открыв глаза, она увидела обеспокоенное лицо отца. Чья-то холодная рука легла ей на плечо, и если повернуть голову, можно увидеть надменно-непроницаемое лицо Люциуса.

— Здравствуй, Долохов, — сухо произнёс Эдвард Забини, становясь рядом с ними. — Вижу, ты уже познакомился с моей дочерью.

— О, это твоя дочь, Эдвард? Стало быть, твоя кузина, Люциус? — Долохов усмехнулся, смотря прямо в глаза Малфою. — Она очаровательна.

Люциус, как и Эдвард, понимал, что они не могут ничего сделать Долохову, он всего лишь танцевал с Флоренс, но из всех Пожирателей он был самым кровожадным и в преданности Лорду превосходил даже фанатичную Белатрикс. Он считался опасным врагом, впрочем, как и другом, но от одной мысли, что он прикасался к Фло, обоих одолевал гнев.

— Да, моя кузина. Спасибо, — надменно улыбнувшись, Люциус сильнее сжал плечо Флоренс, сверкнув опасным огоньком в глазах.

— Забыл представиться, — протянул он, — Антонин Долохов.

— Флоренс Забини, — вежливо ответила она, едва склоняя голову, как велит этикет.

Когда Долохов скрылся в толпе, мужчины облегчённо вздохнули, а Флоренс искала глазами Нарциссу, сама не понимая зачем.

— Всё в порядке, солнышко? — ласково поинтересовался отец.

— Да. То есть, конечно. Что-то случилось?

— Нет, просто ты ещё слишком юна, чтобы танцевать со взрослыми мужчинами, Флоренция, — бархатный голос Люциуса отдавался эхом в ушах, только он называл её «Флоренция», всегда только он. И ей нравилось, не важно, что она ненавидела, когда так называют её другие, просто потому что так говорил именно он.

— Ты тоже молод, но скоро женишься, — резче, чем хотелось бы, бросила она.

Внутри бушевал шторм, сердце учащённо билось, а место, где лежала его рука, пылало огнём, но Флоренс всё равно выглядела спокойно.

Люциус промолчал, а Эдвард внимательно следил за выражением лица дочери, понимая, что за её уравновешенностью скрывается нечто другое и это ему совсем не нравилось.

Удалившись из душного зала, Флоренс вышла в огромный сад, уставленный величественными статуями, а чуть поодаль располагалась беседка, покрытая цветами. Пока она шла по каменной дорожке её немного трясло, что она не сразу заметила чью-то спину в беседке и, только войдя вовнутрь просторного сооружения, обнаружила там курящего парня.

— Не помешаю? — поинтересовалась она, смотря на его чёрную шёлковую рубашку, но он даже не отреагировал. Всё продолжал курить, смотря куда-то в сторону леса.

Не обращая на него никакого внимания, Фло оперлась спиной о холодную колону и взглянула в лицо каменной статуе, грустно усмехаясь.

Всё-таки жизнь была порой несправедлива, причиняя людям боль, но это ведь жизнь — ей совершенно плевать на чьи-то страдания. Они слишком мелочны, ничтожны, тогда как сама жизнь охватывает всё необъятное, рисуя линии судьбы каждого.

Сейчас она прислушивалась только к чувствам, которые переживала в настоящем, никаких оглядок назад и бросков в будущее. Завтра будет завтра. Завтра будет Люциус и Нарцисса, завтра будет новый Хогвартс, завтра будет продолжаться жизнь. Но сейчас всё это всего лишь «завтра», когда как сегодня разбились все её детские мечты.

Парень медленно обернулся, будто только заметил незнакомку и, взглянув на её профиль, понял, что никогда раньше не видел её. А ведь он знал здесь всех, мать с детства таскала его по всем этим высокопарным приёмам, помпезным балам, от которых хотелось блевать.

Она обернулась, будто ощутила ползущий по ней взгляд, позволяя лунной полоске скользнунь по его лицу и осветить синие глаза.

На её лице отобразилась смесь смущение и удивления, поспешно опустив глаза в пол, она слегка склонила голову. Длинные пальцы запутались в белой ткани подола, перебирая его и, снова взглянув на парня, она закусила внутреннюю сторону нижней губы. Это её первый выход в свет в Англии, не то, чтобы она стеснялась или боялась, просто находиться в незнакомой компании всегда некомфортно.

Тонкая резинка незаметно упала, позволяя чёрным волосам рассыпаться, а длинной чёлке упасть на глаза. Запах табака смешивался со свежестью листвы, ударял в нос, садился на поверхность загорелой кожи, но это всё не важно, когда синие глаза рассматривали женскую фигуру в тени. Лунный свет не дотягивался до неё, а тени от цветов на крыше беседки падали вокруг. Казалось, она нематериальна, будто ночной призрак. А может, он выкурил слишком много сигарет?

Каждый из них скрывал за маской собственного лица чувства, медленно разъедающие нутро; каждый боролся с несправедливостью мира поодиночке, но столкновение синего и зелёного — неба и земли — их глаз, было чем-то нереальным, выдуманным, почти сюрреалистичным. Дуновение тёплого ветра сорвало белые лепестки, гоняя их в воздухе, и это, наверное, казалось странным: два незнакомых человека смотрели друг другу в глаза, не разговаривая под цветочным дождём, но для сплетения двух душ слов не нужно.

Сириус тряхнул волосами, отбрасывая чёлку назад, направился в сторону особняка и, пройдя мимо девушки, снова взглянул ей в лицо. Проворный серебристый луч заскользил по светлой коже, и единственное, что он запомнил: ярко-зелёные глаза, сверкнувшие в чёрном ободке.

Она провожала странного парня взглядом, ощущая такой же странный осадок внутри и, отвернувшись, уткнулась носом в плечо, не заметив, как в конце дорожки синеглазый незнакомец снова обернулся.

Не мы выбираем время для удивительных вещей, которые впоследствии изменят нашу жизнь, это случается помимо нашей воли. Никто не мог предвидеть, что случайности, одна из которых простой взгляд, повлечёт за собой целую Историю.