История длиною в жизнь (гет)

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. (Л. Н. Толстой).

Летний солнечный свет падал на цветочные луга, широкую реку и огромный особняк, больше похожий на дворец в Древней Греции. Посмотрев на небо, можно было подумать, что старый художник пролил белую краску на голубой холст, хотя должно быть наоборот. Мягкая зелёная трава покрывала огромное пустынное поле и отчётливо слышался звук речного течения.

Нежные цветочные лепестки приятно щекотали оголённые щиколотки, когда она не спеша пересекала сад, читая книгу. Твёрдые листы бумаги чуть хрустели, когда тонкие пальцы переворачивали страницу за страницей, а светлая прядь волос постоянно падала на лицо, но девушка лишь сдувала её и продолжала читать, не глядя по сторонам.

Особняк принадлежал одному из самых древнейших чистокровных родов — семейству Забини. Эдвард Забини был высоким пожилым человеком, чьи тёмные волосы едва тронула седина. Он был властным, но придерживался своих принципов, правда, все они основывались на семейных традициях. Следуя примеру большинства чистокровных семейств, Эдвард Забини встал в ряды сторонников Тёмного Лорда, чтобы сохранить величие. Сначала он, как и другие, думал, что становится его другом и соратником, но постепенно иллюзия начала разрушаться, а на смену уверенности пришёл страх. Нет, Эдвард Забини не боялся за себя — он боялся за свою семью и делал всё, чтобы уберечь их. Сейчас он благодарил Мерлина, что жизнь не подарила ему сына, а лишь трёх дочерей. Женщин он ещё может уберечь, а будь у него сын, то он непременно получил бы Метку, а этого мистер Забини боялся больше всего на свете. Рукава его белой рубашки всегда были опущены, даже в летнюю жару, а изображение мерзкой змеи и черепа жгло кожу, причиняя адскую боль.

Отложив письмо, Эдвард Забини взглянул на свою жену и тяжело вздохнул.

Персефона Метида Забини, в девичестве Малфой, была стройной женщиной лет тридцати пяти, чьи волосы аккуратными локонами ниспадали на хрупкие плечи. Они были цвета белой ёлочной мишуры и сливались с фарфоровой кожей. Родители дали ей имена в честь древнегреческих богинь, про существование которых знали даже магглы, и всю свою жизнь Персефона несла в себе характерные черты, присущие этим именам. Когда её выдали замуж за человека, который был старше её на десять лет, она приняла это как должное, даже с достоинством, ведь это традиция. Сейчас, воспитывая трёх дочерей, миссис Забини пыталась привить им то же самое, чему научилась в своей семье сама: этикет, манеры, покорность, уважение, а главное — цель: благополучно выйти замуж. Любила ли Персефона мужа? Она никогда об этом не задумывалась, но искренне верила, что уважение, что она питает к Эдварду, и есть то самое важное в браке.

— Что-то случилось, дорогой?

Её голос звучал безмятежно и, оторвав взгляд от ткани, на которой она вышивала семейный герб семьи Забини, Персефона взглянула на мужа.

— Абрахас пишет, что выбрал в жёны Люциусу Нарциссу Блэк.

Устало потерев глаза, мистер Забини бросил мимолётный взгляд на широкое окно.

— Хороший выбор. Блэки — одна из самых знаменитых чистокровных семейств в Магической Британии, думаю, это выгодный брак.

Решения брата для Персефоны всегда были правильными, а слова считались мудростью. Абрахас Малфой был для неё самым близким человеком после мужа.

— Говорит, что помолвка состоится на Рождество, а свадьба — следующей осенью.

— Так поздно? — женщина удивлённо изогнула бровь, откладывая ткань, и выпрямила спину.

— Нарцисса переходит на шестой курс, ещё рано.

На это Рождество должна была состояться помолвка их старшей дочери — Афродиты Забини с Эваном Розье. Тот был одним из самых ярых сторонников Тёмного Лорда, и такой брак приносил большую удачу. В семье Малфой была традиция называть девушек именами богинь, и даже будучи Забини, Персефона продолжила эту традицию.

Дверь кабинета отворилась, в комнату впорхнула девушка и подбежала к отцовскому столу.

— Папа! Катрин написала мне, что завтра состоится бал у Блэков. Это правда?

В её глазах загорелся огонёк; от нетерпения она сжимала в руке принесённый с собой пергамент.

— Европия, ты ведёшь себя слишком несдержанно! — строго заметила мать, вставая с дивана.

Европия Эрида Забини — самая младшая из трёх сестер, переходившая на пятый курс школы волшебства и чародейства «Хогвартс». У неё были тёмные волосы, как у отца, а глаза, как у матери — серые. Европия вообще была вся живая, подвижная, весёлая и столь же высокомерная. В ней не было того очарования, что присутствует в девушках её возраста, и всё, что её интересовало — балы и наряды. Но, как каждый родитель, Эдвард и Персефона списывали это на возраст, хотя в душе обоих одолевала лёгкая тревога.

Обиженно надув губы, Европия опустила взгляд и тихо проговорила:

— Простите.

— Ничего, милая, — мягко ответил Эдвард, расслабляясь в кресле. — Сигнус и Друэлла действительно устраивают завтра бал в честь предстоящей помолвки Нарциссы и Люциуса.

— Кузен женится на Нарциссе?

— Да, дорогая, — произнесла Персефона, — через год мы и тебе жениха подберём. А пока найди Афродиту и начинайте выбирать наряд на бал.

— Хорошо, мама.

Удалившись с таким же шумом, как и вошла, Европия снова оставила родителей наедине, умчавшись на поиски старшей сестры.

— Я надеюсь, она скоро повзрослеет, — устало выдохнула миссис Забини, взглянув на мужа.

Казалось, он совсем не реагировал на её слова, а лишь устремил взгляд в окно и смотрел теперь куда-то вдаль на приближающийся силуэт.

* * *

Прядка волос снова и снова выбивалась из хвоста, а лёгкий ветерок заставлял её падать на глаза, цепляться за длинные ресницы и мешал девушке читать. Длинное светло-зелёное платье постоянно задевало цветы, но даже это не могло отвлечь её от книги. Почти дойдя до дома, девушка с грустью закрыла книгу и, кивнув старой эльфийке на крыльце, вошла в особняк.

Эта девушка была удивительным созданием. Когда она родилась, то вопреки желанию матери, первое имя ей дал отец, а второе бабушка. Флоренция Нереида Забини. Она с детства являлась той самой «золотой серединой» между двух сестёр с совершенно противоположными характерами, чьё противостояние угнетало каждого. Мать привила ей манеры, но не смогла повлиять на вкус дочери. В свои шестнадцать она была серьёзной, спокойной и уравновешенной. Все, кто только смотрел это на юное создание, сравнивали Флоренцию с цветком. Нежная, воздушная девочка, сотканная из лучей предзакатного солнца. Но внутри был твёрдый, несгибаемый стержень сильного характера, и все эти наигранные «женские слабости» вызывали у неё отвращение.

У Флоренс были необычные волосы. Если старшая сестра была блондинкой, как мать, а младшая брюнеткой, как отец, то она идеально сочетала в себе и то, и другое. Тёмные пряди переплетались со светлыми, подобно тонким нитям. Будто лучи солнца вплетены в песок, а вот её глаза совсем не похожи на чьи-либо из близких родственников. У матери — серые, у отца — карие. А у неё ярко-зелёные, заключённые в чёрный ободок. Такие глаза были у средневековых ведьм, сжигаемых на кострах инквизиции, и последнее, что видела и слышала при этом толпа: завораживающие глаза в огне и дикий крик, наполненный болью.

Флоренс искренне считала, что ничто в мире не толкнёт её под венец, да и в её планы не входило замужество. Древние традиции были для неё чем-то далёким, как отголоски былых призраков. В одиннадцать лет бабушка забрала её к себе в Италию, и Хогвартс остался в памяти, как нечто чужое. Но в этом году Эдвард Забини лично привёз дочь домой, отправил её документы в школу чародейства и волшебства, и ни одна из дочерей не могла понять причину происходящего.

Откуда им было знать, что Тёмный Лорд велел держаться своих семей и ясно дал понять Эдварду, что его три дочери станут прекрасными жёнами для «благородных» Пожирателей Смерти? Эта была цена за отсутствие Метки у всех членов его семьи. Флоренс была второй по старшинству, и после помолвки Афродиты, настанет её очередь.

Бесшумно отворив дверь отцовского кабинета, Флоренс спокойно вошла и, сделав лёгкий реверанс отцу, подошла к его столу.

— Мама, папа, извините, что опоздала к обеду, я зачиталась.

В её голосе всегда звучала естественная хрипотца, ограничивающее девушку в пении. Девушкам из чистокровных семей было положено петь, танцевать, играть на фортепиано и вышивать. Из всего перечисленного, она могла только танцевать, остальное же её не волновало. Годы жизни в Италии сделали её свободолюбивой, но не бунтаркой.

— Ничего страшного, солнышко. Я бы не стал без тебя есть.

Впервые за весь день на лице Эдварда появилась улыбка, он легонько столкнул стопку писем в открытый ящик стола.

Персефона всегда удивлялась такой привязанности мужа к средней дочери. Да, он уделял одинаковое количество времени каждой из них, но переживал всегда больше за Флоренс. Может, из-за того, что она жила далеко, а может, Персефона чего-то не видела. Эдвард никогда не давил на неё, не наказывал, а о будущей кандидатуре на роль мужа Флоренс всё ещё молчал.

— Твои сёстры готовятся к завтрашнему балу у семейства Блэков. Там ты познакомишься со своими будущими однокурсниками, преимущественно со слизеринцами.

Мать снова села на диван, беря в руки иголку и ткань.

— А Люциус там будет? — смахнув вновь упавший на лоб локон, Флоренс взглянула матери прямо в глаза, приподнимая уголки губ вверх.

Её кузен — единственный человек мужского пола, к которому она была по-настоящему привязана, не считая отца. Флоренс всегда восхищалась спокойствием, рассудительностью Люциуса и считала его образцом настоящего мужчины.

— Конечно, будет, — спокойно ответила мать, продолжая вышивать витиеватый узор на букве «Z».

— Флоренс, дорогая, я хочу поговорить с тобой вечером о Хогвартсе.

Отец мягко коснулся руки дочери, и она сжала её в ответ, улыбаясь ему и собственным мыслям.

Оставив книгу на столе, Флоренс снова присела в подобии реверанса и поспешила выйти.

— Нереида.

Голос матери резанул слух, потому что только она называла дочь «Нереида», игнорируя первое её имя. Персефона сочла это имя «вульгарно-маггловским», когда узнала, что это имя произошло из католической веры, но спорить с мужем не стала.

— Да, мама, — в её тоне не было тревоги, лишь учтивая вежливость, которую положено проявлять в разговоре с родителями.

Обернувшись, Флоренс застыла в дверях, ожидая продолжение разговора.

— Этот бал в честь предстоящей помолвки Люциуса с младшей дочерью Блэков — Нарциссой.

Персефона подняла ничего не выражавшие глаза на дочь, вглядываясь в бледное лицо.

Сглотнув, Флоренс сжала дверную ручку так, что побледнели костяшки пальцев и, взмахнув длинными ресницами, натянуто улыбнулась.

— Я поздравлю Люциуса.

Закрыв за собой дверь, она сначала шла неестественно медленно, словно ноги стали ватными, но с каждым новым шагом сердце всё больнее ударялось о рёбра, дробя их в пыль. И вот она уже бежала по длинному коридору, не глядя на домовых эльфов, забывая обо всём на свете. Бежать, чтобы не слышать биение собственного сердца, чтобы не чувствовать сыплющихся костей, чтобы заглушить в голове голос матери.

Оказавшись в огромном зале, она опустилась на пол под статуей древнегреческой богини Афины Паллады, олицетворявшей воинственность, мудрость и спокойствие. Прислоняясь к холодному мрамору спиной, Флоренция медленно обводила взглядом соседние белоснежные статуи, картины и, наткнувшись на огромное окно, стала разглядывать серые пылинки, кружившиеся в полосках солнечного света, пробивающихся сквозь прозрачное стекло. На высоких потолках была изображена целая история, расписанная яркими красками, и, казалось, что всё вот-вот упадёт на неё, заберётся под кожу, в лёгкие, и, наконец, она задохнётся под невыносимой тяжестью нарисованной истории.

Люциус был не просто братом — он был самым близким, самым родным, настоящим. Флоренс всегда улыбалась, наблюдая за его уроками фехтования, когда он, облачившись во всё белое, подобно Рыцарю, легко управлялся со шпагой. Странно, ведь она знала, что этот момент настанет, но не была готова к этому именно сейчас. Сейчас, когда она будет учиться с ним в одной школе, когда она мечтала, как он будет показывать ей Хогвартс.

Сжимая в руках края собственного платья, девушка прикрыла глаза, переживая крушение маленькой глупой детской мечты. Теперь впереди два длинных школьных года и скучная, размеренная жизнь. Откуда юной Флоренции было знать, что эти два года станут для неё самыми трудными, страшными, тяжёлыми, лишь с редкими проблесками счастья, и всё это перевернёт её жизнь?

* * *

Каждое утро дома начиналось для него одинаково: отвратительно. Мерзкий Кикимер будил его специально позже, морщившись при виде огромного красно-золотистого флага на стене его комнаты. Ему приходилось собирать чёрные кудри в хвост, спускаться на завтрак, чтобы услышать от матери очередную порцию презрения, оскорблений и лекцию о «чистоте крови, её предателях и вонючих грязнокровках». В свои шестнадцать Сириус Блэк ненавидел свою семью, свой дом и мысленно считал время до отправки в Хогвартс.

— Сириус Орион Блэк, вечером мы приглашены на бал к Сигнусу и Друэлле. Будь добр оденься подобающе, — голос его матери был пропитан змеиным ядом, глаза пылали гневом каждый раз, когда она смотрела на старшего сына.

Взглянув на Регулуса, он грустно усмехнулся и продолжил ковырять вилкой в омлете.

— Ты меня понял?

Повысив тон, Вальбурга Блэк прожгла сына жёстким взглядом и плотно сжала губы. Но Сириус продолжал упрямо молчать, напряжение в столовой возрастало, и даже тихий Регулус бросил взгляд на брата.

— Я не слышу! — проорав на всю комнату, женщина уронила вилку, и послышался характерный звон.

— Да, Вальбурга, понял, — процедил сквозь зубы Сириус и с силой сжал вилку, не поднимая гневного взгляда на мать.

«Ещё чуть-чуть и всё это закончится, — думал он, вспоминая друзей. — Сохатый. Лунатик. Хвост и Марлин...»

Мысленно дав себе клятву, что больше сюда не вернётся, он ослабил хватку, но не расслабился. Всё, что его держало здесь — брат, но родители окончательно промыли ему мозг, и теперь это кто-то чужой. Изнутри сжигало чувство беспомощности, отчаяния и невыносимости происходящего. Теперь всё, чего он хотел — это никогда не видеть этих людей, давно переставших быть его семьёй.

А тихий Регулус Блэк смотрел на глубокий порез, выделявшийся на загорелой коже брата и молил Мерлина, чтобы мать не вздумала снова наказывать Сириуса круциатусом.

Через неделю «Хогвартс-экспресс» унесёт их далеко от дома, навстречу новым приключениям, друзьям, разочарованиям и главное — навстречу неизбежной судьбе.