Шифры (джен)

Любить свою работу не зазорно. Любить свою работу — это хорошо. Обычно услышав такое хочется покрутить пальцем, дескать, сказавший сие чокнутый, но порой я понимаю людей, которые фанатеют от своей работы.

Сразу скажу, что такое бывает редко. Да, работа в полиции — это мое, мое призвание, даже наследие, но я не очень люблю свою работу. Ее можно любить, когда практически ничего не знаешь об этой системе. Лишь только кинокадры популярных российских телесериалов. Там-то наша работа показана так, что слишком многие считают, что плевое дело — служить в полиции.

Но служба в полиции — кропотливый труд. Я никому этого не пожелаю. Это не просто трудно, это тяжело. Грешники в аду, сам знаменитый Сизиф с криками и нецензурной бранью вернется к своему камню, едва немного здесь послужит.

Не в первую очередь, но никак не в последнюю это связано с тем, как к нам относятся те, ради кого мы выбрали такую работу. Обычные граждане нашей необъятной. Большинство из них ненавидит нас. Проклинает нас. И так далее.

Я не могу их винить. Они видят службу полицейскую только с одной стороны, смотрят лишь на верхнюю часть айсберга, не подозревая какая глыба скрывается под водой.

Я люблю свою работу, когда у меня что-то получается, когда я подшиваю документы о закрытии дела, когда иду домой со службы. Но я не люблю свою работу, когда ко мне на все парах подскакивает кто-нибудь типа Сани Шиповалова и заявляет, что я в чем-то специалист.

Ведь кому, как не ему знать, что я максимум специалист по нахождению приключений на свою многострадальную задницу, но никак не в чем-то другом. Тем более я никак не спец по металлическим изделиям. Слишком странно звучало это его утверждение. Хотя, наверное еще более безумней прозвучала фраза о том, что я якобы мастер по БДСМ.

Поэтому восторгаться признанием Саней меня, как специалиста, хоть и по неким металлическим изделиям, я не спешил, а наоборот, смотрел на него с подозрением и некоторым недоумением. А тот не торопился объяснять, что все-таки значит эта его фраза про металлические изделия. Да и о том, что ему от меня надо тоже.

— Можешь все-таки объяснишь, что случилось? — не выдержал наконец я, когда пауза слишком уж затянулась.

— Тебе как, сразу все выложить или интригу потянуть? — от каверзной улыбки Сани у меня свело скулы. Вот за такие моменты я и не люблю свою работу. За эту вредную ухмылку Шиповалова, которую я обязан лицезреть каждый божий день. До сих пор помню, как он мне в мой самый первый день сгрузил мне на стол несколько десятков отказных с той же физиономией, которую я видел именно сейчас.

— Саня! — с легкой угрозой протянул я.

— Нехороший ты человек, Паша. С заявлением к тебе пришли. Дело там серьезное.

— Настолько, что заявление дежурка не смогла принять? Какого хрена?

— Сам поймешь. Идешь?

— Пойдем, — вздохнул я.

Сказать, что все это мне совершенно не нравилось — ничего не сказать. И любой бы на моем месте уже послал Саню на три веселых буквы пешим маршрутом. Почему я так не сделал? Мне хотелось, этого я не отрицаю. Но я слишком уже устал. Поэтому безропотно пошел за Саней, шедшим в наш кабинет, всеми своими молекулами чувствуя подвох.

Войдя в кабинет я сразу же захотел выбежать оттуда, бросить рапорт об увольнении на стол Федотыча и больше никогда не появляться в пределах отдела полиции №3.

А все потому, что меня в кабинете ждала Индира Анатольевна Пирогова. С грустным выражением на лице она сидела на стуле у моего стола и читала какую-то бумагу. Скорее всего, это был протокол допроса Сафоновой, который я по забывчивости умудрился оставить на столе.

— Индира Анатольевна? — хмуро произнес я, собравшись с духом и пройдя к своему столу. — Что на этот раз? Вновь ведро?

— Нет, милый, я же не дура. Кастрюли у меня кто-то спер. Внучок вчера вечером брал у меня борщ и пирожки в двух кастрюлях, а сегодня ранним утром оставил их у калитки. Заходить в дом не стал, олух, будить меня, говорит, не хотел. Только потом, пару часов назад позвонил. Я вышла за калитку, а кастрюлей-то тю-тю. Я побегала по соседям, но никто из них моих кастрюлей не видел. Может, врут, я не знаю. Поэтому я сюда пришла. Вторая уже кража у меня, раньше такого никогда не было.

— Понятно. А почему не позвонили?

— Не подумала.

— Хорошо, я вас понял. Сделаем так, сейчас вы пойдете в дежурную часть и напишите там заявление, которое передадите дежурному. После чего к вам зайдет ваш участковый.

— А почему не вы сами? — попыталась возмутиться Индира Анатольевна, но под моим строгим взглядом осеклась и покорно кивнула, признав мою правоту.

— Потому что не нужно нарушать процедуру. Я, Индира Анатольевна, следователь, а не ваш приятель, к которому вы можете бегать по каждому поводу. Кстати, я с вами пойду. Скажу пару ласковых нашему дежурному.

Мы вместе с Индирой Анатольевной вышли из кабинета и прошли к окошку дежурной части.

— Толик, — наклонившись к окну, позвал я дежурного, — выдай гражданке листок бумаги и ручку. Она заявление будет писать. Ты его примешь и передашь на рассмотрение начальнику. Понял?

— Понял, конечно, — кивнул Толик мне в ответ, выдавая затребованное мной Пироговой.

Не став ждать, когда Пирогова напишет заявление, я развернулся обратно, чтобы уйти в свой кабинет, решив поговорить серьезно с Толиком чуть позже, когда Индира Анатольевна изволит удалиться. Незачем ей знать, что ей здесь мало рады. Тем более в моем кабинете. Хотя она наверняка об этом знает. Но это ее никак не останавливает. Отчасти я Толика понимаю, сам не представляю, как остановить Пирогову, когда она целеустремленно рвется куда-либо. Я понимаю, она за свое хозяйство, за ведра, кастрюли и прочую утварь радеет, но зачем это вот так делать, с таким безумным энтузиазмом. Да, я работаю в полиции, это моя обязанность, помогать людям, но благодаря Пироговой и ей подобным моя служба в органах все больше походит на цирковое представление клоунов. Обидно, что зачастую главный клоун в этом цирке — это я.

Но уйти далеко мне не удалось. А все из-за того, что работу все-таки никто не отменял. Про Евсеева, любителя енотов и разбойника, что ходит на “дело” с паспортом, я за круговертью дел малость подзабыл. А теперь вспомнил. Поэтому вернулся к окошку дежурной части и спросил у Толика:

— Мой задержанный, как, проспался? — Толик на мгновение задумался, вытянул шею, чтобы посмотреть на обезьянник, и только потом утвердительно кивнул. — Хорошо, приведи его ко мне. Как гражданка заявление напишет, — оглянувшись на Пирогову, уже усердно пишущую на листке, закончил я.

Евсеева Толик привел мне быстро. Тот еще был не очень, но уже кое-как соображал, поэтому едва любитель енотов приземлился на стул напротив меня, я сразу же принялся за допрос.

— Евсеев Дмитрий Юрьевич, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения? Проживаете по адресу: поселок Луговой, улица Ленина, дом четырнадцать, квартира восемнадцать? — дождавшись от парня едва заметного кивка, я продолжил. — Вас задержали при попытки отобрать домашнее животное у гражданки Сафоновой Натальи. Можете объяснить, зачем вы это пытались сделать?

— Я, это, как его, ну… Ракету хотел спасти. От этой, как ее, Эл, кажется…

—Хахаха! Ой, не могу, Ракета и Слепая Эл! А повязали тебя кто? Корпус Нова, что ли? —Саня не выдержал и заржал так, что наверняка вздрогнули все в ближайшей округе.

— А чего я такого сказал? Я ведь правду говорю, — недоуменно посмотрев на Саню, попытался оправдаться Евсеев. Но это не помогло, наоборот, смех разобрал еще и меня.

Спустя пару минут мы с Саней наконец с трудом успокоились и я продолжил допрос:

— Хорошо, то есть вы решили спасти Ракету? Генетически модифицированного енота из комиксов и фильмов Марвел от рук Слепой Эл, старушки, которая помогала Дедпулу. Почему вы решили, что Ракете нужна ваша помощь? Он вас об этом попросил?

— Да, — Евсеев напрягся услышав вопрос, но все же, на мое удивление, утвердительно кивнул. — Не словами, конечно, он же все-таки енот, — неожиданно уточнил Евсеев. — Ракета так брыкался, Слепая Эл еще на него поводок с ошейником нацепила… Я не мог поступить иначе.

— Ладно, — с некоторым трудом произнес я, сдерживаясь, чтобы снова не заржать. Сане было пофиг, он уже бился головой об стол. — В целом я вас понял… Давайте продолжим. При задержании у вас были изъяты пистолет системы “Макаров”, паспорт и бутылка коньяка. Больше всего меня интересуют пистолет и коньяк. Можете разъяснить, откуда у вас пистолет?

— У отца взял, — вздохнул Евсеев. — Он раньше в милиции работал, это его наградной. Хранил он его, как положено, вы не подумайте, в сейфе, но я случайно код узнал. И решил пистолет себе взять. Все равно он отцу сейчас без надобности.

— Понятно, — кивнул я. — Про коньяк рассказывай. И куда балаклаву дел тоже.

— Вы и это знаете? — с грустью в голосе спросил Евсеев. — Отец меня убьет.

— Ну да, лет эдак через десять, — усмехнулся Саня.

— Ну что, рассказывать сам будешь? Или мне? — видно было, что Евсеев за несколько минут заметно протрезвел. Намного сильнее, чем после нескольких часов в обезьяннике. — Про явку с повинной говорить не стану, смысла мало, но с Ракетой не все так однозначно… Разбой останется, а вот енота мы можем по хулиганке провести. Понимаешь?

— А если нет? Тогда что?

— Во-первых, статья сто шестьдесят вторая Уголовного кодекса Российской Федерации. Если проще — разбой. До восьми лет. Дальше, нападение на гражданку Сафонову. Статья сто шестьдесят первая. Это у нас грабеж. До четырех лет. Далее — пистолет. Статья двести двадцать вторая, незаконное ношение оружия. Три года. В общем, примерно получится лет пятнадцать, не меньше. Это если еще на тебя отец не заявит за кражу пистолета. Кстати, отцу твоему тоже влетит. За ненадлежащее хранение огнестрельного оружия. Ты, конечно, никого не убил, поэтому отец твой сидеть наверняка не будет, но штраф вероятнее всего придется ему платить. Вот такой вот коленкор. Но гражданка Сафонова не хочет обвинять тебя в попытке грабежа. Ты ее, конечно, напугал, но по ее заявлению минимум я могу тебя в хулиганстве обвинить. Все понятно? — Евсеев кивнул. — Тогда рассказывай. Зачем магазин ограбил? И куда балаклаву дел?

— А если я скажу, что никакого магазина я не грабил? — заявил вдруг Евсеев.

— Дурак, значит. У тебя паспорт изъяли при задержании? Изъяли. И ты его засветил. Помнишь несговорчивого продавца, что не хотел тебя коньяк отдавать? Ты в конце концов ему паспорт показал. И он твое имя запомнил, можешь в этом не сомневаться. Такого эпичного персонажа, как ты, сложно забыть. Да и на видеокамерах наверняка видно, как ты суешь под нос продавцу свой паспорт. Видео мы уже изъяли, хочешь посмотреть?

— Давайте, — пожал плечами Евсеев. — Я никакого магазина не грабил. Можно и кино посмотреть.

Я вздохнул, удрученно и одновременно удивленно посмотрев на Евсеева. Чем больше он трезвел, тем больше наглел. Будто не осознавал, что сам себе яму роет. Ведь все улики были против него.

— Наташа, можешь принести видео по разбою на Космонавтов? — подняв трубку и набрав номер, попросил я. Услышав утвердительный ответ, я положил трубку и спросил: — Значит, гражданин Евсеев, на сделку со следствием идти не хотите? И признаваться тоже?

— С енотом — да, сознаюсь. Перепил, но с кем не бывает. А магазин вы другому дураку шейте. Не грабил я его.

— Хорошо, так и запишем, — кивнул я. После чего достал из ящика пару бланков протокола допроса и принялся писать, усердно при это проговаривая записываемый мной текст: — “Евсеев Дмитрий Юрьевич, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения. Проживает в поселке Луговом, улица Ленина, дом четырнадцать, квартира восемнадцать. Задержан при попытке ограбления гражданки Сафоновой Натальи сотрудниками вневедомственной охраны. При задержании у гражданина Евсеева Д. Ю. изъяты: пистолет системы “Макаров”, бутылка коньяка “Арарат Васпурукан” объемом 0,5 литра и паспорт на имя Евсеева Д. Ю. В бутылке отсутствует примерно три четверти. В ходе допроса объяснил, что не хотел ограбить гражданку Сафонову Наталью, пытаясь отобрать у нее ее домашнего питомца — енота Смоки, а хотел освободить генетически модифицированного енота Ракету, из плена Слепой Эл, потому что был пьян и перепутал реальность с фильмом. Свою вину полностью признал. По факту разбойного нападения на магазин “Продукты” по адресу: улица Космонавтов, дом двенадцать, сообщил следующее: ничего не знает, нападения не совершал. В ходе допроса гражданину Евсееву Д. Ю. было продемонстрировано вещественное доказательство его причастности к разбойному нападению на магазин “Продукты””...

— Товарищ младший лейтенант, вы просили видео по разбою на Космонавтов принести, — прервала мои словоизлияния Наташа, входя в кабинет.

— Благодарю, — поблагодарил я, принимая из ее рук флешку. — Ну что, гражданин Евсеев, посмотрим кино? — подключив флешку к компьютеру, спросил я.

— Показывайте, — пожал плечами Евсеев. Он, видимо, совсем уже не сомневался, что соскочит.

Пара кликов кнопками мышки и на экране появилась картинка. На ней ясно было видно, как в небольшой магазин заходит человек, лицо которого скрыта балаклавой. После этого он сразу подходит к продавцу и угрожает пистолетом. Пара секунд и продавец передает человеку в балаклаве деньги. Тот потребовал что-то еще, и судя по всему, продавец ему это не собирался отдавать, потому грабитель направил на продавца пистолет. Потом начал шарить по карманам и продемонстрировал продавцу какой-то паспорт. Я остановил на этом видео и увеличил изображение. На мое счастье и на несчастье Евсеева у Арсения Ивановича Розинга была установлена очень хорошая система видеонаблюдения. Паспорт Евсеева был виден на картинке так, словно я его держал в руках.

— Узнаете, гражданин Евсеев? — усмехнулся я и достав из ящика стола паспорт, изъятый у него при задержании. — Можете сравнить, это ваш паспорт на видео. Так что это вы совершили разбойное нападение на магазин гражданина Розинга. Ну так что, будете еще отпираться или все-таки признаетесь в содеянном?

Евсеев молчал долго. Я уже подумывал его поторопить, но он меня опередил и начал говорить.

— Никогда не любил коньяк. Я с него пьянею быстро. И зачем он мне понадобился так сильно? Куражу ради, что ли… Идиот я, одним словом.

— То есть вы признаетесь в совершенном разбое на магазин гражданина Розинга?

— Да чего уж там, признаюсь, конечно. Говорю же, идиот я. Где и что мне подписать?

— Ты мне лучше скажи, куда ты балаклаву дел. А протокол подписать успеется.

— Балаклаву… Балаклаву я бросил в первую ближайшую урну. А вы чего, ее не нашли? Хреново работаете…

— Ты мне поговори еще тут, — усмехнулся я и набрал номер оперов.

— Семенчук, слушаю, — после пары гудков трубку взял Марат.

— Марат, это Томин. Будь другом, отряди кого-нибудь из своих, чтобы по урнам посмотрели. У магазина Розинга. Балаклаву нужно найти. Поручение я выпишу.

— Без проблем. Сейчас Серегу отправлю. Что, твой разбойничек уже кается?

— Есть такое.

— Ну ты даешь, Томин. Может, тебе каждое утро трупов подсовывать, чтобы ты раскрываемость нам ударными темпами улучшал.

— Марат, не смешно!

— Ладно и правда шутка дурацкая получилась. Извини.

— Жду балаклаву, — с этими словами я дал отбой, а потом набрал номер дежурной части: — Толя, уведи задержанного.

Толик явился за Евсеевым через пару минут — тот едва успел прочитать и подписать составленный мной протокол допроса.

Только дверь закрылась за Евсеевым, как прозвучал звонок.

— Паша, зайди ко мне, — голос Федотыча был грустным настолько, что я сразу понял — к нему на стол уже попало заявление Пироговой.

До кабинета начальника на этот раз я добрался без лишних приключений. Федотыч встретил меня за своим столом. В руках у него было злополучное заявление Пироговой о пропаже ее кастрюль.

— Рассказывай, — потребовал он.

— Что именно?

— По разбою у Розинга, конечно! Этим, — он помахал заявлением, — мы потом займемся.

— Евсеев во всем признался. И по хулиганке и по разбою.

— По хулиганке? Это когда он енота стибрить решил, коньячка перебрав? Там же попытка грабежа.

— Потерпевшая к нему особых претензий не имеет. Да и трактовать его попытку отобрать енота можно по-разному. Конечно, можно было возбудиться по сто шестьдесят первой, но в виду ряда причин, я не вижу в этом смысла.

— Паша, покушение на грабеж было?

— Было, — кивнул я, мгновенно поняв, к чему клонит Федотыч. — Но, Павел Федотович, потерпевшая, гражданка Сафонова, как я уже сказал, претензий к Евсееву не имеет…

— Добрая женщина…

— Так же сама попытка грабежа была пресечена сотрудниками вневедомственной охраны. Да там и на попытку мало походило. Скорей уж нам пришлось Сафонову задерживать…

— Это еще почему?

— Так Евсеев был пьяный в умат. Еле на ногах стоял. Когда "гвардейцы" подоспели, он только и мог, чтобы делать жалкие попытки отобрать поводок у Сафоновой. И та успешно отбивалась.

— То есть ее можно было привлечь за побои?

— Ну да. Хотя это было бы странно…

— Да нет, если бы Евсеев хорошо соображал, он мог бы на Сафонову заявление написать. Но дело бы кончилось так же, как и с Матроскиным. В общем я тебя понял, по еноту ты хочешь привлечь Евсеева за нарушение общественного порядка. В принципе, это возможно. А что будем делать с пистолетом? Насколько я понял, он принадлежит отцу задержанного. Он когда-то участковым работал. В Луговом, но давно уже вышел на пенсию.

— Значит пистолетом его наградили, когда он выходил на пенсию? — спросил я, вспомнив надпись на “Макарове”. — Случайно, не вы ли его награждали?

— Нет. Начальник городского управления награждал. Меня, кстати, тоже хотели. Но дело тут в другом. Что делать будешь?

— Статья двести двадцать вторая там. В принципе, еще и отца можно привлечь — за ненадлежащее хранение.

— Да, все правильно. Двести двадцать четвертая, — вздохнул Федотыч. — Штраф до ста тысяч рублей. Подкузьмил сынок отцу, нечего сказать. Ладно, вызови отца Евсеева на допрос. Но аккуратно, хорошо? Он все-таки пожилой уже.

— Хорошо, — кивнул я.

— Теперь по Пироговой. Кастрюли у нее украли, слышал?

— Да, она заходила ко мне.

— Почему сам не принял заявление, а отправил ее в дежурку писать? Хотел, чтобы я узнал или что-то другое.

— И первое, и второе, — вздохнул я. — Как ее увидел, меня едва не переклинило. Думал, опять из-за ведра приперлась. Но оказалось все намного веселее.

— Понимаю тебя. С этой Пироговой вы скоро начальника своего лишитесь. Сердце екнет на очередное заявлении и все, выносите вперед ногами…

— Да ну вас, Павел Федотович! Скажите тоже! Вперед ногами… Словно вы чего похлеще не видели, кроме ведра Пироговой…

— Похлеще… — усмехнулся Федотыч. — Ну, почему же, видел. И до сих пор думаю, что и до меня и после никто такого дела больше не раскрывал…

— Это вы про что? — с интересом спросил я. Рассказы Федотыча всегда были занимательными и послушать еще один я бы не отказался за все ведра и кастрюли Пироговой вместе взятые.

— Было это в семьдесят восьмом, — я тихо присвистнул. Если я правильно посчитал, то это был первый год службы Федотыча в органах, — Тогда я только-только закончил школу милиции, — подтвердил мои расчеты начальник. — Так вот, однажды вечером поступил вызов. В зоопарке случилось что-то, но что именно, толком никто не понял…

— А что, у нас в городе есть зоопарк? — перебил я.

— Был. В девяностых его прикрыли. Слишком дорого его якобы было содержать. А зоопарк был очень хорошим, зверей там много было, — с едва заметной грустью в голосе ответил мне Федотыч. — В общем, в зоопарке происшествие, а я как раз там рядом бродил, парочку хануриков искал. Прибегаю я в зоопарк и мне говорят, так, мол и так, пропали три крокодила. Меня аж перекосило. Я сначала наорать хотел, чтобы не разыгрывали больше милицию, но потом все же спросил, каких, к черту, крокодилов работники зоопарка умудрились потерять и не брешут ли они мне. Как оказалось, не врут. Обижаться на меня никто не стал и чинно провели к одному из загонов. Небольшой такой, но с водоемом. Все, как крокодилы любят. Я, конечно, до этого крокодилов только на картинках встречал, но работники зоопарка меня заверили единодушно, что крокодилам в их загоне комфортно, а потому не могли они сами куда-то уйти. Значит, похитили их. Я постоял, почесал затылок. И никак я не мог представить, кому в голову могло втемяшиться трех крокодилов уволочь из зоопарка. Да ладно утащить, тут главное — зачем? Поразмышлял я немного, осмотрел заборчик и передал всем постам: из зоопарка сбежали три крокодила. Сначала пару минут послушал по рации нелицеприятные отзывы сослуживцев о моей личности, а потом с улицы Кирова, это сейчас Матроскина, вдруг передали, что видят топающих куда-то крокодилов. Трех. Я с работниками зоопарка ринулся туда. А спустя час крокодилы вернулись в загон, а я едва не арестовал заведующего зоопарка.

— За что?

— Да за халатность. Между решетками забора у загона крокодильского не только крокодилы, но и слон мог проползти. Вот так вот, Паша. Бывали в моей практике интересные случаи. Но Пирогова с ее ведрами и кастрюлями — это отдельный случай. Постарайся разобраться побыстрее. Хорошо?

— С радостью, Павел Федотович!

— Ладно, можешь идти.

Выйдя из кабинета Федотыча, я не сразу пошел к себе. Сотовый, который я каким-то чудом захватил с собой, уже несколько раз за время нашего разговора с начальником провибрировал о поступивших сообщениях.

Первое было от Гловацкой: “Фофанов Владимир Алексеевич. Б/с.”.

Следующая СМС была также от Анны: “Про шоколадку не забудь.”.

А третья была от Сани: “Кастрюли нашлись. Зайди к Толмачевой.”.

Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что сейчас важнее: Пирогова или таксист, которые отвез мое пьяное тело к дому Нежданова. Я выбрал первое. Таксист от меня вряд ли куда убежит, а вот работу никто не отменял. Все-таки в моих интересах было раскрыть кражу кастрюль как можно быстрее.

Екатерина Толмачева была инспектором пдн. Малолетками занималась, если кто не понял. Ее кабинет был на первом этаже, но в другом коридоре, параллельном нашему.

— Катя, можно? — дойдя до “детской”, я постучался и приоткрыв дверь, просунул голову внутрь.

— Входи, — улыбнулась мне Толмачева. — Привет, кстати.

— Ага, привет. — кивнул я, входя в “детскую”. — Мне тут Саня странную СМС написал, не взглянешь?

— Про кастрюли? — даже не взглянув на протянутый мной смартфон, спросила Катя. — Так это я позвонила. Думала хохмой поделиться, но оказывается вы с Саней меня опередили…

— Ну-ка, интересно. Расскажи, что там у тебя за хохма.

— Я сегодня с утра на “территории” работала… — начала было свой рассказ Катя, но я ее перебил:

— А когда ты на “территории” не работала? — мой вопрос остался без ответа, да и без него я прекрасно знал, что встретить инспектора пдн у нас в отделе — непосильная задача. А вот на “территории” ее еще можно найти. Если постараться.

— Так вот, — Катя на мой вопрос только криво улыбнулась и продолжила свою историю. — Занесло меня в Старохолмье, у меня там есть парочка поднадзорных, иду я себе, иду, гляжу, парнишка кастрюльки несет, да по сторонам как-то странно оглядывается. Думать долго я не стала, догнала его и в лоб спросила, откуда, мол, кастрюли тащит. А парнишка вдруг в слезы: “Не забирайте меня в тюрьму, я их под забором нашел.” Кое-как его успокоила и он мне рассказал, что за дружком своим бывшим проследил, а когда тот у калитки дома своей бабушки кастрюли оставил, их спер. Думал кастрюли эти на старой пилораме спрятать. Но не повезло, на меня наткнулся. Вот теперь здесь сидит, деда своего ждет, — она махнула рукой куда-то в сторону. Только сейчас я заметил, что мы с Катей в кабинете не одни. В углу сидел парнишка, лет десяти-двенадцати.

— Как зовут? — спросил я у него.

— Миша, Миша Авоськин, —дрожащим голоском ответил мальчик.

Только я хотел спросить кое-что у Кати, как моя догадка подтвердилась.

Дверь “детской” распахнулась и на всех парах в нее ворвался Пантелеймон Зурабович Авоськин.

— По какому праву?! —заорал он с порога. — По какому такому праву вы задержали моего внука?

— Пантелеймон Зурабович! — жестом останавливая приподнявшуюся с места Катю, произнес я холодным тоном. — Ваш внук, Михаил Авоськин был задержан во время кражи двух кастрюль с участка Индиры Анатольевны Пироговой. Так что потрудитесь успокоится, иначе я еще и вас задержу за нарушение общественного порядка.

— Общественного, — прошипел Пантелеймон Зурабович. — Видал я ваше “общество”... До меня добраться вам не удалось, через внука решили надавить… Это вам с рук не сойдет, так и знайте! А ты чего сидишь? — рявкнул он вдруг на внука. —Собирайся, мы уходим отсюда.

— Михаил никуда отсюда не пойдет, — покачав головой, мягким тоном произнес я. — Вы может быть не поняли, Пантелеймон Зурабович? Миша кастрюли украл. И ему придется за это ответить. И вам тоже.

—Что?! — завопил Пантелеймон Зурабович. —Да я тебя, щенок…

— Толя! Подойди в “детскую”! — крикнул я, приоткрыв дверь и совершенно не обращая внимания на взбешенного моим поведением и словами Авоськина.

Невырязев на мое удивление появился быстро. А я то думал, что нам с Катей придется справляться своими силами.

— Что случилось? — спросил Толик, едва войдя в “детскую”.

— Толя, сопроводи гражданина Авоськина в обезьянник. Он задержан за нарушение общественного порядка, а также за оскорбление сотрудника полиции при исполнении.

— Пройдемте, — указав Авоськину на дверь, произнес Толя.

— Никуда я не пойду! Требую, чтобы вы прекратили произвол! Начальника сюда, живо!

— Пьяный, что ли? — осведомился у меня Толик и получив отрицательный ответ, сделал неожиданный вывод: — Значит, обдолбанный! Гражданин, пройдемте! — Толик сделал маленький шаг вперед, практически вплотную подойдя к Авоськину.

— Ты кто такой, чтобы мне приказывать? Ты хоть знаешь, кто я?

— Кляузник и гемморой всего города, — до этого момента Толя только делал вид, что не узнал всем знакомого Авоськина, — Я сказал: пройдемте! Будет вам начальник…

На мгновение мне показалось, что к Авоськину придется применить физическую силу, чтобы вывести его из “детской”, но тот скользнул по нам взглядом, видимо оценил обстановку и гордо подняв голову вышел из кабинета.

— М-да уж, — пробормотала Катя. — Чего я только не видела, но такого, признаться, все равно не ожидала.

— Я тоже, — усмехнулся я. — Так, Миша, давай поговорим, — повернулся я к мальчику. — Не знаю, что там у тебя за обиды с другом, но то, как ты поступил — это неправильно. Понимаешь? — тот кивнул. — Хорошо. Понравилось тебе в отделе? Вряд ли. Никому здесь не нравится. Даже нам порой. Но у нас работа такая. А ты глупость совершил. И дедушку своего подставил, кстати. Ему теперь придется некоторое время провести в тюрьме. Хотя он сам виноват. Нормально бы разговаривал, ничего бы ни ему ни тебе не было. А так я просто вынужден…

— Дедушку не надо в тюрьму, он не виноват! Он просто за меня испугался, — жалобно произнес Миша.

— Закон один для всех, Миша, — вздохнул я. — Так что я ничего сделать не могу.

— Паша, не будь таким жестоким! — все-таки просекла мою игру Катя. — Кое-что все-таки можно сделать.

— И что же? — спросил я у нее. — Ты сама все видела, Катя. Тюрьма по ним обоим плачет. Никто не может им помочь…

— Миша. Миша может им помочь.

— Как? — в глазах у мальчика проснулась надежда. Как же легко манипулировать такими, как он. Но по-другому никак не получится. Мальчишка должен запомнить урок.

— Все очень просто. Ты сейчас обратно понесешь кастрюли…

— Баба Индира меня прибьет…

— Не прибьет, если сделаешь так, как мы тебе подскажем.

— Все равно прибьет. Дедушка ей расскажет же, кто украл кастрюли.

— А мы дедушку твоего попросим не говорить. Думаю, он согласится. В обмен на то, что сидеть ему долго не придется. Ну так что, согласен выслушать меня и выполнить все, что я тебе скажу? — Миша кивнул. — Хорошо. Так вот, ты сейчас отнесешь кастрюли к дому бабы Индиры и аккуратно положишь их там, где взял. Только сделать это надо, чтобы тебя никто не видел, понял?

— И все? — недоуменно спросил Миша.

— Ага. Все. Следом за тобой будет идти участковый, но ты его не бойся. Арестовывать он тебя не будет. Наоборот, сделает тебя героем.

— Героем? — даже Катя посмотрела на меня с удивлением, чего уж говорить о Мише.

— Именно так. Понимаешь, баба Индира написала заявление о пропаже кастрюль…

— Мне конец.

— Не перебивай меня, Миша. Заявление о краже у нас есть, покража найдена, но я не хочу, чтобы ты вот так, по глупости, попал в тюрьму. Поэтому мы с тобой сделаем все наоборот. Ты не украл, а ты найдешь якобы украденные кастрюли. Как тебе?

— Но это же обман.

— Ну-у-у… Если ты хочешь в тюрьму, то это очень просто сделать. Так что, хочешь в каталажку? Поверь мне, там таким как ты, очень плохо живется.

— Нет, не надо в тюрьму! Я сделаю все, как вы сказали.

— Молодец. Ну-ка повтори, что тебе нужно сделать?

— Отнести кастрюли к дому бабы Индиры, спрятать их там, дождаться участкового и показать ему кастрюли, якобы я их нашел.

— И не забудь, тебя никто не должен видеть! — мягким тоном напомнила Катя.

— Хорошо, — немного нервно, как мне показалось, кивнул Миша.

— Ты не бойся, если не попадешься — ничего тебе не будет. И дедушку мы твоего отпустим.

— А если попадусь?

— Дам тебя ремня попробовать, — суровым тоном вдруг заявила Катя. — Чтобы не повадно было. Понял? — Миша промолчал, но и без того было видно, что он все прекрасно понял и не собирается подставляться.

— Я позвоню? — показав на телефон, спросил я у Кати. Она в ответ лишь махнула рукой, дескать, зачем спрашиваешь такую глупость? — Андрей, привет, — набрав номер и дождавшись ответа на той стороне трубки, поприветствовал я Хватова. — Будь добр, скажи номер Поползова. Хочу его кое о чем попросить, — набрав на экране смартфона продиктованный Андреем номер я нажал кнопку вызова и дождавшись, когда мне ответят, поблагодарил Хватова и произнес уже в мобильный. — Здорово, Леха. Помощь твоя нужна. Пирогову помнишь? Ага, я бы тоже ее забыл, но нам так не везет. В общем, приходи в отдел, здесь пообщаемся.

Ждать Поползова пришлось недолго — всего-то минут тридцать. Но кое-кому эти полчаса дались очень нелегко. Пока мы с Катей спокойно беседовали, Миша Авоськин успел раз десять поменять мнение о том, что ему предстоит сделать. То он порывался пойти в тюрьму, лишь бы его дедушку отпустили, то обдумывал вслух, как ему не попасться не только Пироговой, но и участковому. Успокаивать Мишу ни я ни Катя даже не пытались. Сам успокоится, когда все поймет. Да и муки совести были для него не лишними. В следующий раз он вряд ли пойдет когда-либо на “дело”. И это к лучшему. Несмотря на то, что сейчас я собирался прикрыть “злодеяние” мальчика, все равно не хотелось, чтобы он почувствовал себя безнаказанным.

Тут дело такое. Мальчик обиделся на друга. И решил перепрятать кастрюли, которые его друг принес к бабушке домой, но не занес, а оставил у калитки. Кто из них большую глупость сделал, я затрудняюсь ответить. С учетом того, что Миша умудрился попасться. Только мы с Катей глупость ребят решили нивелировать. Тем, что Миша “найдет” кастрюли и укажет на них участковому, якобы пришедшему по заявлению. Дело, в принципе, хорошее, но есть один маленький нюанс — Миша после того, как мы ему поможем, может возомнить себе, что его всегда будут отмазывать. А так не будет. Поэтому пусть лучше мучается угрызениями совести. И себе зарубочку сделает — воровать плохо.

— Здорово! Кое-как тебя нашел, — появился наконец Поползов. — Что там у тебя опять с Пироговой?

— Кастрюли у нее украли, — мрачно заявил я в ответ.

— Она, что, прикалывается над нами? Сначала ведро, потом кастрюли… Что дальше? Бидон? Корыто?

— Не подсказывай, — усмехнулась Катя. — Вдруг кто услышит.

— Ну ладно, кастрюли у Пироговой украли. Хочешь, чтобы я поискал? — присев на свободный стул, спросил у меня Поползов.

— Не нужно. Уже нашли.

— Так чего тебе от меня надо тогда?

— Понимаешь, Леша, тут дело такое, — произнесла Катя. — Мы не только кастрюли уже нашли, но и воришку с поличным взяли.

— И? Чего-то я никак не соображу, что вы задумали.

— Все очень просто, Леха. Не хочу я воришку этого в тюрьму посадить из-за такой мелочи, — вздохнул я. — Кстати, познакомься. Миша Авоськин. — указал я на притихшего после появления участкового мальчика. — Внук наверняка знакомого тебе Пантелеймона Зурабовича Авоськина. По совместительству — наш воришка. Дед его, кстати, тоже тут, в обезьяннике отдыхает.

— Нормально так… Что делать нужно?

— Тебе — практически ничего. Проводишь мальчика до дома Пироговой, дашь ему спрятать, а потом найти кастрюли. Ну и проследишь, чтобы мальчика никто не увидел, до “встречи” с тобой.

— Понятно, — усмехнулся Поползов. — Разрешите выполнять?

— Разрешаю, — кивнул я, пряча улыбку.

— Ну что, пацан, чего сидим, кого ждем? Хватай кастрюли и пошли, — поднявшись, обратился Леха к Мише. Тот вскочил, ошалело огляделся по сторонам, видимо ища кастрюли, несмотря на то, что они лежали прямо перед ним, наконец нашел и схватив их бросился к выходу из “детской”.

— Спасибо, — затормозив у двери, Миша оглянулся на нас с Катей.

— Иди уже, — усмехнулась Катя. — Но постарайся сюда не возвращаться, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Миша и вышел из “детской”. Следом за ним вышел Поползов.

— Как думаешь, получится? — спросила у меня Катя.

— Надеюсь, — пожал я плечами. — Ладно, я пойду. Мне еще старшего Авоськина отпускать…

— А может на денек оставим его? Посидит немного, подумает…

— Ага, а потом завалит нас жалобами. Ну его! — отмахнулся я.

Но отпустить Пантелеймона Зурабовича Авоськина из обезъяника мне довелось не сразу.

Попрощавшись с Катей и выйдя из “детской” я направился в дежурную часть, где столкнулся с крайне взволнованной барышней.

— За что задержали Диму Евсеева? — воскликнула она, едва увидев меня. — Ту дурацкую шутку с “прищельцем” придумала я!