The Poor of God (джен)

Дверь в комнаты Снейпа автоматически открывается, точно так же, как отворилась совсем недавно перед Гарри. Снейп переступает порог, все еще держа руку на Гаррином плече; они держатся на небольшом расстоянии от носилок с Луной, что ужасно напоминает Гарри скорбящих, вышагивающих позади гроба во время похоронной процессии.

У двери в спальню они не задерживаются. Потому как и она открывается перед ними самостоятельно, и как только они перешагивают порог, Снейп слегка подталкивает Гарри в сторону кровати.

— Ложись, — говорит он низким, напряженным голосом. — Ляг и не двигайся. Даже не вздумай пошевелиться, пока я не разрешу, или мне придется связать тебя по рукам и ногам.

Гарри слишком устал, чтобы отвечать на подобные указания чем-то, кроме безоговорочного повиновения, поэтому он молча вытягивается на левой стороне матраса, что ближе к письменному столу. Повернув голову на подушке, он наблюдает, как Снейп ведет носилки с Луной вдоль правой стороны кровати. Но, к удивлению Гарри, он не левитирует ее с них, а наклоняется, обхватывая ее за плечи и под колени, и поднимает на руки. Носилки исчезают, как будто их никогда и не было, а Снейп наклоняется, чтобы осторожно положить Луну на кровать рядом с Гарри. Она находится к нему так близко, что прядь ее волос щекочет Гарри лицо, и он ощущает отчетливый медный запах крови, покрывающей ее тело.

— Что вы с ними сделаете? — Гарри замечает, как произносит это сухим и скрипучим голосом.

— Что? — резко переспрашивает Снейп. Он все еще стоит у кровати, сжимая в руке волшебную палочку. Он выглядит расстроенным, чуть сбитым с толку и немного измотанным.

— Те слизеринцы, — произносит Гарри. — Они появились, словно из ниоткуда. Они хотели напасть на меня. А Луна выскочила передо мной… и чуть не погибла... — Гарри замолкает и закрывает глаза. У него нет слов, чтобы выразить то, что он чувствует в данную минуту. Он хочет, чтобы они поплатились за это, ощутили те же, пусть даже крошечные, частицы боли и гнева сидящие у него внутри, подобные тем, что он чувствовал раньше в ночь гибели Сириуса. По какой-то причине ему важно, чтобы Снейп это понял.

— Они мои ученики, — говорит ему Снейп. — Они опозорили меня и навлекли позор на весь факультет. Напали и чуть не убили двух студентов, которые, как им было известно, находились под моей прямой защитой. За это, можешь мне поверить, Поттер… На земле не найдется такого места, чтобы укрыться от моего гнева.

Гарри молча кивает, стараясь не встречаться взглядом со Снейпом.

Снейп обходит кровать и, положив руку на спинку кресла, придвигает его ближе к Гарри. Он садится на край и поднимает палочку, на кончике которой загорается яркий, светящийся огонек.

— Расскажи мне, что именно произошло, — требует Снейп и, протянув руку, обхватывает его подбородок. Он светит палочкой сначала в один глаз, потом в другой — Гарри жмурится от яркого света, и Снейп выпускает его, видимо, удостоверившись в чем-то. — Все, начиная с того момента, как на вас напали.

— Я не... — Гарри сглатывает. — Вы не будете против... — во рту у него так пересохло, что язык начинает заплетаться.

— Выкладывай, Поттер.

— Можно мне встать на минуту, сэр? Я хочу налить себе воды.

Снейп пару секунд смотрит на него. После чего на его лице появляется странное выражение самоупрека; он поворачивает голову и, взмахнув своей палочкой, наколдовывает хрустальный бокал и наполняет его водой, струящейся из кончика палочки.

Гарри пытается сесть, но Снейп кладет руку ему на грудь, заставляя вернуться обратно на подушку. Он подносит бокал к губам Гарри и наклоняет его ровно настолько, насколько тому будет удобно пить. Холодная вода для пересохших губ и горла кажется Гарри куда вкуснее тыквенного сока.

Снейп позволяет ему полностью утолить свою жажду, потом снова наполняет бокал и ставит его на прикроватный столик.

— Спасибо, сэр, — говорит Гарри, чувствуя себя намного лучше после стакана воды, в этот момент его переполняет благодарность к Снейпу — к тому, кто защитил его от дяди Вернона, спас жизнь Луны…

— Хватит меня благодарить, глупый ребенок, — произносит Снейп, и Гарри невольно вздрагивает от резкости его голоса. Снейп это замечает и закрывает лицо окровавленной рукой. Секунду спустя он опускает ее и смотрит на свою ладонь, словно впервые замечает ее цвет. — Расскажи, что случилось, — снова говорит он, встречаясь взглядом с Гарри, но на этот раз его голос звучит гораздо мягче. Гарри он кажется хриплым и измученным. — В основном, мне нужно, чтобы ты рассказал все, что сможешь вспомнить о проклятиях, которые применили к тебе и Луне, на случай, если у кого-то из вас есть скрытые повреждения, которые нельзя откладывать до прихода мадам Помфри.

— Я даже не знаю, — пытается вспомнить Гарри. Все произошло слишком быстро. — В меня попало только одно заклинание, это оно порезало мне лицо. А Луна... — Гарри с трудом сглатывает, — В Луну попали... кажется, трижды, и все заклинания были невербальными, я их не узнал…

— Опиши движения палочкой и любые другие детали, которые вспомнишь.

— У первого… Я не видел движения, но от него воздух вокруг стал таким горячим, почти обжигающим. Кажется, оно попало в Луну, но я не уверен, она выскочила передо мной… — и снова ужасное чувство вины поднимается внутри него, сдавливая горло в попытке задушить чудовищностью произошедшего. Гарри тянется, чтобы взять Луну за руку. Ее ладошка кажется такой крошечной и ужасно холодной, что он невольно вздрагивает. — У второго заклинания, — он заставляет себя продолжить, — я тоже не заметил движения, но оно сильно ударило ее… и чуть не сбило с ног. Она опрокинулась на меня, и я упал. Вот почему я не смог... не смог остановить их… — Гарри закрывает глаза. — Профессор, можете наколдовать для Луны одеяло? Она очень холодная.

К его удивлению, Снейп тут же поднимается на ноги, но палочку не достает. Вместо этого он подходит к резному дубовому сундуку, стоящему у подножия кровати, наклоняется и вынимает из него большое сложенное одеяло, с простым узором из тусклых красно-зеленых восьмиугольников.

— Продолжай, — говорит ему Снейп, расправляя одеяло. Оно огромное, настолько большое, что способно покрыть всю кровать и коснуться пола с обеих сторон.

— Третье, то, из-за которого она потеряла сознание, применил тот высокий парень. В основном это он нападал. Он как бы резал своей палочкой. Я думаю, это было то самое заклинание, что... ранило ее. Он послал точно такое же и в меня перед тем, как я его обезоружил, но только попал по лицу. После этого я его оглушил, а тот, который лежал на полу… Луна уже оглушила двух других...

Гарри замолкает, но на этот раз Снейп не заставляет его продолжить. Вместо этого он взмахивает палочкой и направляет одеяло по воздуху, заставляя его замереть прямо над кроватью. Гарри вытягивает руку и опускает его на Луну. Он пытается приподняться на локтях, чтобы подоткнуть одеяло вокруг нее, но Снейп снова заставляет его вернуться на подушку и, наклонившись над Гарри, натягивает ему одеяло практически до самого подбородка. Он делает то же самое для Луны, прежде чем отходит и смотрит на них с серьезным выражением лица, словно пытается решить, что же делать дальше.

— Если ты ничего не упустил, то, смею полагать, вы оба спокойно продержитесь до тех пор, пока я не приведу сюда мадам Помфри, — наконец произносит он. — Мне еще необходимо увидеться с Дамблдором и... — его губы кривятся. — Заняться злоумышленниками. Мне придется оставить вас ненадолго. Тебе что-нибудь нужно? Только предупреждаю, я не могу дать тебе никаких зелий, пока Поппи тебя не осмотрит.

Гарри качает головой.

— Ничего не нужно, сэр.

Снейп странно глядит на него, точно не верит.

— Насколько сильно болит?

Гарри краснеет. Он не хочет говорить о том, что сейчас чувствует — не тогда, когда рядом с ним без сознания лежит Луна, да к тому же вся залитая кровью.

— Все в порядке, сэр.

— Ты мне врешь, Поттер, — напряженным голосом произносит Снейп. — Это становится утомительным.

— Я же сказал вам, профессор, это Луна была той, кого прокляли.

— Да, Поттер, — говорит Снейп, переходя практически на рык. — Но именно ты, судя по твоей неспособности вдохнуть без содрогания, уничтожил все усилия, приложенные мадам Помфри на восстановление твоих ребер, одним только своим падением на каменный пол.

Гарри скрипит зубами. Теперь, когда Снейп это произнес, он понимает, что в его словах все же есть доля правды. Однако…

— А разве это имеет значение, сэр? — говорит он. — Вы же сами только что сказали, что не сможете дать мне никаких зелий.

Снейп выглядит на удивление ошеломленным, словно он не подумал об этом. Затем его рот сжимается в тонкую линию, и он отрывисто кивает.

— Что ж, — произносит он, — я вернусь к вам сразу, как только смогу, — он медлит, переводя взгляд с Гарри на Луну и обратно. — Портключ все еще у тебя?

На секунду Гарри задумывается, есть ли он у него или нет. Потом осознает, что все еще сжимает его в руке; пальцы вцепились в него так крепко, что ощущается, будто их свело судорогой.

— Да, сэр.

— Постарайся не заснуть. Знаю, это будет нелегко. — Снейп делает шаг назад, кажется, в чем-то сомневаясь. — Внимательно за ней следи. Если появятся признаки ухудшения… если дыхание станет затрудненным или ее раны опять откроются… используй портключ, и я немедленно вернусь, — его голос становится суровым. — То же касается и тебя, если почувствуешь какие-либо трудности с дыханием или острую боль в груди…

— Хорошо, сэр, — тихо произносит Гарри. — Я все понял, — он разжимает пальцы и кладет игрушечного солдатика на прикроватный столик, чтобы Снейп смог его увидеть. — Что мне делать, если Луна очнется? — добавляет он.

Горечь, более глубокая, чем та, которую Гарри когда-либо приходилось видеть на лице Снейпа, омрачает его черты.

— Она не очнется, — произносит он, — во всяком случае, не так скоро. Она была на грани… — Снейп обрывает фразу на полуслове и резко мотает головой. — Сейчас она спит. Так будет лучше для нее.

— Я присмотрю за ней, — глухо обещает Гарри. И, не сказав больше ни слова, Снейп выходит из комнаты, оставив Гарри вертеть головой на подушке и гипнотизировать себя ровным ритмом дыхания Луны.

Снейп знает, что сначала должен открыть камин.

Он должен пригласить Помфри в свои комнаты и объяснить ей ситуацию, затем позвать Дамблдора и объяснить все уже ему, а потом позволить директору сопровождать его по поручению, которое сейчас ведет его в коридор, где четверо его студентов лежат оглушенными и связанные на полу.

Однако он не делает ни того, ни другого.

Он в одиночку направляется к месту нападения. С расстояния двадцати футов он чувствует в воздухе запах крови. Снейп надеется, что никто из старшекурсников Слизерина не проходил мимо в его отсутствие. «Если кому-то из них придет в голову взять образец пролитой крови для личного пользования, это может плохо отразиться на Луне. Или Гарри, — думает он, вспоминая рану на бледном лице Поттера. — Часть крови, несомненно, принадлежит ему — вполне возможно, это брызги на стене...»

Где-то на краю сознания Снейп понимает, что находится в опасном душевном состоянии, однако он не пытается этому противостоять. Он поворачивает за угол, замечая, что злостные нарушители по-прежнему лежат аккуратным рядком там, где он их и оставил — Гектор Гибсон, Майкл Бидл, Тоби Гринлиф и Сэмюэл Этчинг, бок о бок, неподвижно, напоминая Снейпу мертвых кротов, которых он хранит в холодильнике. Однако, в отличие от кротов, у одного из мальчишек, похоже, имеется друг; Пэнси Паркинсон склонилась над Гибсоном с палочкой, разрезая веревки, связывающие его ноги.

— Что, — рычит Снейп, не сбавляя шага, и Паркинсон отскакивает назад, широко распахивая глаза, — вы делаете, мисс Паркинсон?

— Сэр, — произносит она, — я их уже такими нашла. Я собиралась найти и привести вас… Я подумала, их кто-то разыграл…

— В самом деле? — произносит он, останавливаясь от нее в нескольких футах. Он сцепляет пальцы и одаривает ее своей самой неприятной улыбкой. — В таком случае, не соизволите мне объяснить, какое из определений «розыгрыша» в вашем понимании приводит к такому количеству крови, что вы видите сейчас перед собой?

Невольно ее глаза отыскивают на каменном полу большое расползающееся багровое пятно.

— Я не знала, сэр, — говорит она, — именно поэтому я и хотела вас найти…

— Но сначала вы решили освободить мистера Гибсона, — усмехается он. — Вы староста, мисс Паркинсон, поэтому постарайтесь не забывать, что на вас возложена большая ответственность, чем та, которую налагают товарищеские отношения с членами вашего факультета. Так уж вышло, что именно я связал их. Если бы я вернулся и обнаружил, что они пропали… а вы можете быть уверены, они бы непременно сбежали в ту же секунду, как очнулись и почувствовали свободу… вы бы оказались соучастником покушения на убийство.

Глаза Паркинсон округляются как у совы.

— Сэр, я даже не думала...

— Это весьма очевидно, — говорит он. — Отправляйтесь на ужин. И не смеете рассказывать об этом ни одной живой душе. И соберите всех в общей комнате на факультетское собрание к половине девятого вечера… В полном составе, мисс Паркинсон, я не потерплю отсутствия ни по какой причине, будь то тяжелая травма или болезнь, это также касается отработок и тренировки по квиддичу. Ну и? — произносит он, выгибая бровь. — Чего вы стоите?

Паркинсон кивает, поднимается на ноги и уносится в сторону лестницы. Когда она исчезает из виду, Снейп призывает четыре палочки, валяющиеся неподалеку от их владельцев. Затем опускается на колено рядом с распростертым телом Гектора Гибсона, указывает на него палочкой и произносит:

— Энервейт. Глупец, — выдыхает он, когда Гибсон распахивает глаза, — вы хоть представляете, что натворили?

Взгляд Гибсона медленно останавливается на нем.

— Профессор? — еле слышно произносит он.

— Вставайте, Гибсон, — говорит Снейп, поднимаясь и глядя на него сверху вниз поверх кончика своего носа. — Вы применили темную магию в стенах Хогвартса. Пытались совершить убийство. Так что вам придется за это отвечать. Встать! — рявкает он, поскольку Гибсон продолжает растерянно моргать.

Гибсон пытается утвердиться на ногах и несколько раз чуть не падает, как выяснилось, от того, что у него связаны руки, но, в конечном счете, ему все же удается подняться, пусть слегка и запыхавшись. Он довольно высокий, ростом практически со Снейпа, впрочем, лишь взглянув на мягкие черты его лица и худощавое телосложение, видно, что он всего лишь подросток, и на какой-то миг Снейп забывает про свой гнев и сокрушается о жизни, которую тот пустил на самотек. В конце концов, он знает Гибсона с одиннадцати лет и, будучи его учителем, а уж тем более деканом, Снейп понимает, что в случившемся есть доля и его вины.

— Неужели за семь лет в Слизерине вы так ничему и не научились? — спрашивает он убийственно спокойным тоном. — Такого упрямого, неосторожного поведения, как ваше, я мог ожидать разве что от гриффиндорца, от своего же студента я рассчитывал получить более глубокие познания в делах чести, а не наблюдать как ваше или мое задетое самолюбие послужит оправданиям столь позорным действиям, которые вы применили, стремясь отомстить.

Гибсон яростно краснеет.

— Поттер держит на вас зуб! Это все знают! Он обвинил вас в том, что вы его чуть не взорвали, а теперь еще и директор…

— Оставим вопрос касательно Поттера на потом, — произносит Снейп и делает шаг вперед, заставляя Гибсона внезапно побледнеть. — А чем именно, по вашему мнению, провинилась мисс Лавгуд?

Гибсон поджимает губы.

— Ее вообще здесь не должно было быть, — бормочет он. — Она появилась из ниоткуда и начала бросаться проклятиями…

— Нет, — обрывает его Снейп, делая еще один шаг к нему. — Не смейте мне лгать. Она не проклинала вас. И даже не пыталась этого сделать. Она оглушила и обезоружила Этчинга и Бидла, и сделала бы то же самое с вами. Все, что она делала — это защищала себя и Поттера без всякого дурного умысла. А вы, Гибсон, тот, кто изрезал ее на части, точно маггловский мясник, орудующий топором. Молодую, пятнадцатилетнюю девушку. Вы, насколько мне известно, — теперь его голос звучит чуть громче шепота, — совершеннолетний, я прав?

Гибсон вздрагивает, но продолжает молчать.

— Хотите, я расскажу, — продолжает Снейп, — как близко вы подошли к тому, чтобы ее убить? В действительности, если говорить о намерениях, то вы — убийца. Это чистая случайность, что Поттер смог вовремя вызвать меня, чтобы излечить ее раны. Но даже с моим вмешательством, сомнительно, что она сможет когда-нибудь полностью поправиться. Вот что вы сделали, мальчишка. Это пятно, которое вы оставили на своей душе из-за детской, школьной обиды… мелкой, воображаемой обиды. Ради этого вы лишились своего места в этой школе. И ради этого вы почти наверняка отправитесь в Азкабан.

Гибсон опускает голову. Но Снейп замечает отблеск слезы, скользящей по его щеке.

— Что же касается счастливых случайностей, — продолжает он, — то можете ли вы себе представить, что произошло, преуспей вы в своем первоначальном плане и нанеси подобное увечье Поттеру? Гарри Поттеру, мальчику, который выжил, почитаемому герою нашего мира? Вы уже начинаете это представлять? Он бы умер, мисс Лавгуд не смогла бы его спасти, а вы прославились бы на всю Британию как его убийца. Правда, в этом случае вы бы избежали Азкабана… но уверяю, что уже через пару лет вы бы возжелали оказаться в этом месте. Поскольку вас бы отдали без суда и следствия дементорам. Только если, — Снейп делает к нему последний шаг, так что теперь практически шепчет ему на ухо, — я сам не убил бы вас, прежде чем у них появилась бы такая возможность.

— Вы же его ненавидите! — задыхается Гибсон, хотя для ушей Снейпа этот звук больше походит на рыдание.

— Он находится под моей защитой. И не притворяйтесь, что вы этого не знали, — говорит ему Снейп.

Он отступает от парня, который теперь уже рыдает в открытую, и в тот же миг смертельная ярость, бушующая внутри него, испаряется. Они ведь дети, все они, и их надо защищать — по большей части, от самих себя. Он знает, что не в силах успокоить гнев, заставивший такого мальчишку, как Гибсон, сделать то, что он сделал, в точности, как и убедить Гарри, что у него есть право на проявленную к нему доброту — в основе обоих лежит своего рода ненависть к себе, и это Снейп прекрасно понимает.

Он отходит от Гибсона и направляет палочку на Гринлифа, Этчинга и Бидла, снимая путы с их ног и выводя из оцепенения.

— Поднимаетесь, — говорит он им голосом, звучащим даже для него самого слишком устало. — Живее. Мы идем в кабинет директора. Пойдете друг за другом так, чтобы я вас видел, Бидл впереди, Гибсон замыкающий. По дороге по сторонам не смотреть и ни с кем не разговаривать. Всё, вперед.

Если они и притягивают взгляды по пути к кабинету Дамблдора, Снейп этого не замечает. Он смотрит только на юношу, плетущегося перед ним, чьи плечи не перестают дрожать до тех пор, пока перед ними не открывается проход на лестницу, ведущую в кабинет директора.

Сразу же, как они достигают святая святых — кабинета Дамблдора, Снейп просит дозволения директора воспользоваться его камином, чтобы связаться с мадам Помфри и попросить ее прийти к Луне и Гарри в его комнаты. Теперь, когда его гнев несколько поутих, он начинает сомневаться в своем решении: не делать этого сразу. И хотя с момента нападения прошло не более двадцати минут, непосредственная угроза миновала в тот момент, когда Луна среагировала на зелье, восполняющее кровь. И чего уж греха таить, Снейпу нужны были эти минуты наедине, чтобы без лишнего вмешательства директора разобраться с Гибсоном. Несмотря на всю свою мудрость, Дамблдор не был слизеринцем, к тому же Снейп сомневается, что тот когда-либо вообще приближался к тьме настолько близко, как сегодня Гибсон, или же сам Снейп на различных этапах своей жизни.

Гектора Гибсона и Майкла Бидла исключают. Снейп ожидал долгих запирательств с противоречивыми показаниями и последующим расчетом на веритасерум, но Гибсон избавляет их от хлопот, совершив полное чистосердечное признание, остальные подтверждают его слова. Бидл также сознается, что применил заклятие Инфламаре, которое обожгло Луне лицо; в данный момент он находится под охраной в специально отведенной комнате замка до прихода его родителей, а Гибсона берут под стражу авроры, заверившие директора, что задержанного поместят в тюремную камеру Министерства, а не Азкабана, по крайней мере, пока. Дамблдор безропотно с этим соглашается. А Снейп в это время молчит.

Наказание для Сэмюэля Этчинга и Тоби Гринлифа остается на усмотрение Снейпа. Он велит им вернуться в свою факультетскую гостиную с указанием явиться в его кабинет следующим утром в семь часов, от чего оба студента на выходе бросают тоскливые взгляды на камин, считая, что Гибсон и Бидл легко отделались по сравнению с ними.

К тому моменту, когда все насущные вопросы улажены, Снейпу пора присоединиться к остальным своим студентам в общей комнате. Однако он не двигается с места, поскольку Дамблдор его еще никуда не отпускал, а самолично покидать общество директора никому не дозволяется. Почти минуту они сидят молча, после чего Дамблдор взмахивает палочкой. Снейп ожидает, что на столе, разделяющим их, появится чайный сервиз, но вместо этого он видит большую резную стеклянную бутылку и два одинаковых бокала.

— Присоединишься ко мне, Северус? — спрашивает Дамблдор. — Или ты предпочитаешь Огневиски? Лично я питаю слабость к бурбону с тех пор, как в пятьдесят седьмом году присутствовал на Международном съезде алхимиков в Новом Орлеане, но понимаю, это не всем приходится по вкусу.

Снейп принимает бурбон, решив не сообщать директору о том, что даже если он не выпьет Огневиски сейчас, то обязательно сделает это чуть позже. Еще с минуту каждый молча потягивает свой напиток.

— Ты станешь свидетельствовать в защиту мистера Гибсона на суде? — неожиданно спрашивает Дамблдор.

— Это зависит от обвинений, которые они выдвинут против него, — отвечает ему Снейп, поражаясь своей честности. — Дементоры бежали из Азкабана. Ему не повредит остаться там, вдали от родительского влияния, на годик-другой. Однако если министерство станет чересчур самоуверенным, я буду ходатайствовать за него в полную меру своих возможностей, — а после, давая выход своим чувствам, добавляет: — Чертов болван.

— Как, кстати, чувствовали себя Гарри и Луна, когда ты от них уходил? — Снейп слышит в этих словах невысказанный вопрос: «Почему ты оставил их одних?». Он небрежно машет рукой, чтобы скрыть нахлынувшее чувство вины.

— Поттер пребывал в сознании, а состояние мисс Лавгуд на тот момент было стабильным, — Снейп пожимает плечами. — В восемь тридцать слизеринцы собираются на внутрифакультетское собрание. У меня как раз будет время заглянуть в свои комнаты и проведать обоих, — «Если вы позволите мне сейчас уйти», — этого он не произносит, впрочем, директор и так все понимает.

— Конечно, Северус, ты можешь идти, — говорит Дамблдор. — А я между тем должен написать Ксенофилусу Лавгуду и дождаться приезда родителей мистера Бидла. Надеюсь, ты поставишь меня в известность, если их состояние вдруг изменится.

— Разумеется, — отвечает Снейп, поднимаясь вместе с директором. Он уже поворачивается к двери, как голос Дамблдора его останавливает.

— Они бы ни за что не сознались, ты же понимаешь?

Снейп медленно оглядывается назад.

— Прошу прощения?

— Если бы не твое влияние, мистер Бидл и мистер Гибсон никогда бы не признали свою вину. Гораций Слизнорт определенно не имел такого благотворного воздействия на своих студентов, — глаза Дамблдора пронзают его насквозь. — Я не напрасно сделал тебя главой Слизерина, Северус. И я еще не разу не пожалел об этом.

Снейп долго смотрит на директора, чувствуя себя так, словно его только что уличили в некой недопустимой вольности или потакании своим желаниям. Но какой смысл притворяться, ведь Дамблдор и так видит его насквозь. Во всяком случае, он уже должен был к этому привыкнуть.

Резко дернув головой, он снова поворачивается к двери и удаляется назад в подземелья.

Дойдя до середины винтовой лестнице, ведущей в крыло замка, где находятся его апартаменты и общежитие Слизерина, Снейп меняет свое решение о посещении Луны и Гарри. Ему необходимо сохранить хладнокровие, когда он будет обращаться к своим ученикам, а лишний раз напоминать себе о травмах, нанесенных его студентами, вероятно, будет не лучшим способом это гарантировать. Поэтому он проходит мимо своих комнат и направляется в гостиную Слизерина. Дверь открывается, не требуя от него пароля, точно чувствуя его плохое настроение. Войдя внутрь, он с удовлетворением обнаруживает сидящих и тихо переговаривающихся друг с другом студентов, с тревогой ожидающих его появления.

Снейп не дает им возможности опомниться перед началом своей лекции.

— Сегодня вечером, — громко произносит он, спускаясь по каменным ступеням в гостиную, — четверо ваших сокурсников предприняли вероломное нападение на двух студентов с других факультетов, которое произошло в коридоре возле моих личных комнат, — он чувствует, как девяносто пар глаз следят за каждым его шагом, и старается контролировать свои черты. Гнев уместен, возмущение — нет. Он не должен забывать, что его слушают Драко Малфой и Теодор Нотт. — Это было настолько жестокое нападение, что один из пострадавших чуть не погиб. Гектор Гибсон и Майкл Бидл были отчислены из Хогвартса за преступления против своих сокурсников, в данный момент роль мистера Гибсона в этом деле расследуется аврорами. Кроме того, пятьсот баллов были сняты со Слизерина от их имени, а также от имени Тоби Гринлифа и Сэмюэля Этчинга, которые были соучастниками их... идиотского поступка.

Снейп дает возможность ученикам немного пошептаться и направить свои любопытные и обвиняющие взгляды на несчастного господина Гринлифа и господина Этчинга, которые в этот момент краснеют и пытаются слиться с фоном.

— Я бы хотел, чтобы каждый из вас уяснил, — продолжает он тихим, убийственным голосом, приковывающим внимание всех присутствующих в зале, — что, хотя от вас и требуется определенная степень приверженности к своему факультету, я не потерплю той сумятицы в мыслях, которая принимает безрассудную, эмоциональную, самоуничижительную неосмотрительность за хитрость и коварство. Честь Слизерина не защищается глупыми, преступными выходками, заканчивающимися тем, что одного или нескольких его учеников с позором выставляют прочь. Как скоро вам скажут мистер Этчинг и мистер Гринлиф, исключение покажется вам манной небесной по сравнению с тем, что я сделаю, если кто-нибудь из вас еще хоть раз опозорит меня подобным образом. А пока я могу только надеяться, что унижение от пребывания вашего факультета в минусе на второй неделе обучения послужит хорошим напоминанием о том, чего я жду от каждого из вас. Кроме того, — тут он позволяет себе весьма неприятную улыбку, — поскольку семикурсники, как я могу судить, не способны ни контролировать друг друга, ни воспрепятствовать совершению неслыханного идиотизма, то в течение последующих трех недель к каждой трапезе их будут сопровождать старосты.

Снейп с удовлетворением отмечает, что остальные семикурсники — Ковингтон, Харгрив и Сарджент — смотрят на Гринлифа и Этчинга с немой яростью в глазах. Что ж это, гораздо лучше того месяца отработок, который он запланировал для них, и должно послужить им хорошим уроком.

— Как вы знаете, у меня нет привычки вмешиваться в то, как вы проводите свои внеурочные часы. И мне не прельщает выкраивать время из своего графика, чтобы посещать факультетскую гостиную… по крайней мере, не по такой причине, как эта. Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы дальнейшие визиты подобного рода были исключены. Будет крайне неудобно, если мне придется назначать вам комендантский час или какие-либо еще подобные меры, но если в будущем вы не сможете себя контролировать, то мне придется об этом подумать.

Теперь уже все смотрят на Этчинга и Гринлифа убийственным взглядом, даже первогодки. Снейп подавляет улыбку. Его миссия здесь окончена…

— Сегодня я не могу задержаться, чтобы ответить на ваши вопросы, — говорит он чуть более приветливым тоном. — Впрочем, всем вам известны мои часы приема. Так что если я кому-то понадоблюсь, вы знаете, где меня искать. Хорошего всем вечера.

* * *

— Как они? — сразу спрашивает он, вернувшись в свои комнаты и обнаружив Поппи Помфри на кухне, готовящей чай.

— Какого Мерлина ты так долго не вызывал меня, Северус? — требует она. — Тебе не следовало терять ни секунды, особенно с такими серьезными повреждениями. Эта девушка могла умереть, учитывая такую кровопотерю.

— Я закрыл ее раны и дал двадцать драхм зелья, восполняющего кровь. На тот момент даже ты не смогла бы сделать больше, к тому же мне было необходимо локализовать злоумышленников, прежде чем они разбежались бы или нанесли еще какой-либо непоправимый ущерб. — Снейп нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице от того, что тратит на оправдания слишком много времени. — Так как они?

Последний раз пристально взглянув на него, Помфри заканчивает складывать тарелки на чайный поднос.

— Если до конца этой недели Поттер хотя бы попытается сесть в постели, ты его к ней привяжешь, — резко говорит она. — Я вынужденно разрешила ему самому помыться и посетить уборную, главным образом, для того, чтобы избавить тебя от необходимости выполнять обязанности постоянной сиделки, а взамен он должен проводить весь свой день, лежа на спине.

— Значит, он снова травмировался?

Помфри фыркает.

— Причем немало.

— Понятно. А мисс Лавгуд?

Ее лицо мрачнеет.

— Она поправится.

— Она очнулась?

— Пока нет, и вряд ли это произойдет в ближайшие пару часов. За ней требуется пристальное наблюдение, Северус. Я уже подумывала отправить ее в Мунго… но лучше уж я возьму для нее твои зелья, чем зелья этой Филофелии Джиггер.

— Да, — сухо отвечает Снейп, — сейчас главное — улучшить здоровье мисс Лавгуд, а не подвергать его опасности,— он бросает взгляд на открытую дверь спальни. — Полагаю, в лазарет ее перевести нельзя?

— Боюсь, со вчерашнего дня заразных детей там меньше не стало, — говорит она. — А разве это проблема?

— Полагаю, ее отец захочет навестить ее, как только получит письмо от директора, — уклончиво произносит Снейп в качестве объяснения.

— Что ж, тогда предупреди меня, и я обязательно буду присутствовать. Общество назойливой дымы, снующей туда-сюда, должно успокоить любые его заполошные представления о приличиях.

Снейп фыркает, забирает поднос с чаем у нее из рук и направляется следом за ней в спальню.

Судя по всему, Помфри уже приняла во внимание все необходимые требования приличия в сложившейся ситуации и сделала все, что в ее силах, для их выполнения. Снейп обнаруживает, что его большая удобная кровать трансфигурирована в две отдельные, каждая из которых со своим собственным пологом. По центру комнаты стоит высокая рама с опускающейся ширмой, служащей отличной перегородкой, хотя в данный момент она не опущена. Про себя Снейп устало соглашается с необходимостью этих мер, он только надеется, что все трансфигурированное мадам Помфри возвратится в прежний вид, когда он наконец-таки снова вернется в свои покои.

Гарри поднимает глаза, глядя на то, как Снейп несет поднос с чаем к рабочему столу, который Помфри также преобразила, предположительно с одной из прикроватных тумбочек.

— Профессор, — произносит он, когда Снейп наливает ему чай, — как… как все прошло?

Снейп передает ему чашку с чаем. Гарри приподнимается на локте, чтобы сделать глоток, потом протягивает чашку обратно, и Снейп отставляет ее в сторону. — Виновные уже наказаны.

— Их исключили? — Снейп замечает, как на бледном Гаррином лице проступает некий мрачный, решительный оттенок, заставляющий Снейпа задуматься о том, что лучше бы ему удовлетворить любопытство Поттера.

— Гибсон и Бидл, наложивший проклятие Инфламаре, исключены; на данный момент Гибсон задержан аврорами, — говорит ему он, — а Этчинг и Гринлиф переданы в мои руки, это, пожалуй, даже большее, чего они заслуживают, учитывая, что лишь быстрая реакция мисс Лавгуд помешала им проявить подобную жестокость. За их проступок Слизерин лишился пятисот баллов.

Гарри смотрит на него, выпучив глаза.

— Вы... Вы сняли баллы? Со Слизерина?

— Вопреки расхожему мнению, я вполне способен на подобное действие, когда того требует ситуация.

Гарри отводит глаза, и его взгляд падает на спящую Луну, чье бледное и осунувшееся лицо выглядывает из-под одеяла. Помфри сняла с нее пропитанные кровью одежды и переодела в тонкую ночную рубашку из светло-голубого хлопка, от чего теперь она выглядит еще более уязвимой и хрупкой в этом легком одеянии.

— Полагаю, это был именно тот случай, — заключает Гарри.

Снейп не до конца понимает, что именно им движет в данный момент, лишь замечает, как его рука тянется к Гарриному лицу, чтобы провести по неровной розовой линии затянувшегося пореза, рассекающего бледное лицо.

— Да, это так, — тихо произносит он.

Гарри смотрит на него круглыми глазами. Снейпу кажется, в них внезапно появляется странный блеск, точно выступившие слезы, но потом Гарри быстро моргает и вновь отводит свой взгляд, не проронив ни слезинки.

Снейп встает и присоединяется к Помфри, стоящей рядом с Луной. Поджав губы и время от времени бормоча что-то себе под нос, Помфри проводит диагностическое сканирование.

— Полагаю, тебе стоит сказать мне, — говорит он, — чего следует ожидать?

— А что тут говорить, — огрызается Помфри. — Она должна проспать следующие несколько дней. Буди ее каждые шесть часов и заставляй пить по двадцать драхм зелья, восполняющего кровь. У тебя хватит запасов, или мне прислать немного из лазарета?

— На данный момент должно хватить, — отвечает он. — А завтра я сварю еще. Директор подменяет меня на этой неделе, так что у меня будет время для этого.

Помфри напряженно кивает.

— Следующие двадцать четыре часа внимательно следи за раной, — говорит она. — Ты отлично ее залечил, но с ранами от проклятий никогда не знаешь наверняка...

«По крайней мере, — думает Снейп, — у Луны светлое одеяние. Любое кровотечение будет сразу заметно, и нет нужды нарушать ее приватность».

— Я зайду утром, — произносит Помфри и поворачивается в сторону Гарри. — А вы, мистер Поттер. Надеюсь, вы помните, что нужно делать?

— Лежать на спине, за исключением походов в туалет, или вы меня привяжете, — отчеканивает Гарри с таким видом, будто цитирует часто повторяемую сентенцию. — Я все помню, мадам Помфри.

— Замечательно. Значит, увидимся утром, — она собирает со стола оставшиеся медицинские принадлежности и разворачивается, чтобы выйти из комнаты.

Снейп на секунду замирает рядом с кроватью Луны, после чего придвигает себе стул. Уверенный, что тусклый свет угасающего камина и тени от балдахина скроют его жест, он позволяет своей руке лечь на макушку Луны, чувствуя, как ее светлые волосы струятся сквозь пальцы.

Сонный голос Гарри мгновенно выводит его из задумчивости.

— Она вам небезразлична, да? — спрашивает он с нечитаемым в искусственных сумерках выражением лица.

Снейп напрягается, точно его уличили в неком опрометчивом поступке.

— О чем ты говоришь? — спрашивает он.

Гарри пожимает плечами — или скорее пытается. Это не производит должного эффекта, когда лежишь на спине. — Луна, — начинает он из далека. — Я знаю, что вы ей очень нравитесь. И вы кажется… были по-настоящему расстроены, когда увидели, что с ней сделали.

— Она была в шаге от смерти, Поттер, — сухо сообщает ему Снейп.

— Да, но до этого вы говорили, что те слизеринцы напали на двух людей, которых вы должны защищать. Я понимаю, что вас... закрепили за мной, потому что директор вам так сказал, и потому что мне суждено сразиться с Волдемортом, и все такое. Но Луне — нет... она даже не с вашего факультета.

С обычным и, как он надеется, безразличным взглядом, Снейп убирает руку с головы Луны. И та безвольно спадает вдоль туловища.

— Мисс Лавгуд, в основном из-за досадной эксцентричности, привитой ей отцом, порой становится объектом низменных издевательств со стороны некоторых старшекурсников. В прошлом году произошел инцидент, волей-неволей приведший к отчислению одного из моих слизеринцев. После чего я сообщил своему факультету, что мисс Лавгуд для них неприкосновенна. Она чистокровная, так что мне не пришлось подробно объяснять свои причины. Гектор Гибсон и Майкл Бидл знали об этом, когда нападали на нее, — праздно размышляя, почему он оказался в таком разговорчивом настроении, Снейп добавляет: — Когда дело касается студентов моего факультета, у меня есть… личная заинтересованность в борьбе с определенным образом мышления, делящим всех людей на классы хищников и жертв. Склонность к такой жестокости — это то, что Темный Лорд лелеет в своих последователях.

Гарри понимающе кивает.

— Я подумал, что должна была быть какая-то причина, — говорит он, — потому что когда вы ответили на портключ, вы выглядели очень встревоженно...

Покоящаяся вдоль тела рука в одночасье сжимается в кулак, когда Снейп вспоминает ужас, пронзивший его несколько часов назад, когда он почувствовал, как зачарованный галеон, лежащий в кармане, нагрелся в ответ на вызов Гарри.

— Я подумал, ты опять наткнулся на своего дядю, — признается он.

Гарри смотрит на него несколько затуманенным взглядом.

— Вы... — кажется, ему трудно подобрать слова. — Вы беспокоились обо мне?

Снейп удивленно моргает в ответ.

— Естественно, я беспокоился о тебе, — укоризненно произносит он. — Ты связался со мной с помощью средства, которое, как ты помнишь, разрешалось использовать только в экстренных ситуациях. Я прибыл на место и обнаружил тебя в крови. Что еще я должен был чувствовать, кроме, — «мучительного, сжимающего все нутро ужаса», — беспокойства?

Гарри продолжает глядеть на него в замешательстве, пока сонная улыбка не пробивается сквозь затуманенные мысли.

— Вы беспокоились, — повторяет он, постепенно погружаясь в дремоту. — Это приятно... Это так... приятно...

Он замолкает, и Снейп пристально вглядывается в его лицо.

— Гарри? — зовет он.

Ответа нет. Снейп встает, подходит к кровати, низко склоняется над ним и видит, что глаза Гарри закрыты, а дыхание стало глубоким и ровным. Он заснул на полуслове.

— Ну что за ребенок, — хрипло произносит он, а потом убирает волосы с его бледного лба и натягивает одеяло до подбородка. В конце концов, в комнате сейчас темно и их никто не видит. Нет ни единого шанса быть пойманным на этой глупости, а глупости ли? В самых темных, самых потаенных уголках своего сознания он понемногу начинает сомневаться на этот счет.