Оттенки Тьмы (джен)

Алдия. Сейчас

Огонь в камине пылает, но почему-то совсем не греет, ему не под силу изгнать промозглую зябкость, отдающую мокрой землёй. И только растекаются по комнате удушливые запахи гари и масла, как от чадящего факела. Языки пламени выхлёстывают сквозь решётку, словно пытаясь дотянуться до замершей в паре шагов фигуры, и заставляют тени двоиться и троиться, метаясь по комнате словно в попытках спрятаться в сгустках темноты в углах.

Алдия стоит, обхватив себя руками и вцепившись в собственные плечи так, что кажется, вот-вот затрещит и разорвётся ткань рукавов — и кожа под ней. Пальцы сжимаются всё сильнее, и боль помогает удержать сознание по эту сторону…

Алдия почти засыпает стоя.

А он знает, что будет, если он сейчас заснёт.

Фиолетовыми вихрями кружатся в сознании видения — обрывки картин только что завершённого ритуала. Навлаан предложил Тьме сделку — и Тьма согласилась. Но Алдия не понимал, какова будет цена. И сейчас он не был уверен, что согласился бы, знай он заранее…

Хотя кого он обманывает? Согласился бы.

Не колеблясь.

Цена не выше той, что он уже заплатил вперёд.

Алдия делает короткий шаг к камину, сгорбившись, словно стараясь стать как можно меньше — или завернуть, спрятать внутри себя остатки тепла. Огонь не греет, но израненный кошмарами рассудок всё равно тянется к нему, тянется... К пламени. К Свету.

Алдия не раз смотрел во Тьму. Касался её, позволял ей коснуться себя. Погружался во Тьму — но всегда точно знал, что сможет найти путь назад. После любой ночи, наполненной кошмарами, всегда наступало утро. То, что произошло этой ночью, похоже, навсегда вывернуло мир наизнанку. Не будет больше уверенности в том, где явь, а где сон. Где свет и тепло — а где тьма и могильная стужа. Где сам Алдия — а где…

Тот, второй.

Одержимость Алдии. Зеркальное отражение его неутолимой жажды.

Несчастный…

«Ты звал меня — и я пришёл. Ты ищешь ответы — я найду их для тебя. Я — твоя тень. Я пройду во Тьму настолько глубоко, как тебе ни за что не удастся. Я — твой инструмент, твой замысел. Я — это…»

Как сквозь туман Алдия смотрит на фигуру в покрытом пятнами сажи фиолетовом плаще, которая стоит на коленях перед каминной решёткой, скорчившись и вцепившись в волосы. На краю поля зрения пляшут багровые отсветы. Внутри холод и странная пустота, и Алдия вдруг понимает, чего не хватает в ощущениях.

Сердце не бьётся.

«Теперь ты понимаешь…»

Это он, Алдия. Это его сущность. Ни к чему быть живым, чтобы искать ответы. Ни к чему чувствовать радость, боль, страх, отчаяние. Ни к чему любить и ненавидеть. Можно просто искать…

Резкая боль разбивает холодное, отстранённое спокойствие наблюдателя. Комната размазывается, как будто художник с силой провёл ладонью по холсту с ещё не подсохшими красками. Когда мир перед глазами перестаёт скользить и уплывать, первым, что видит Алдия, оказывается тёмно-красный ворс ковра. Вторым — чья-то ладонь со скрюченными пальцами, через которую тянутся две перекрещенные багровые полосы. И больно…

Ладонь движется к лицу, и Алдия отшатывается — и только потом соображает, что рука — его собственная, и он только что схватился ею за раскалённую каминную решётку.

Больно… Но боль неожиданно взывает к рассудку — «Вернись!». Алдия медленно поднимается на колени, оглядывается. Конечно, он в комнате один. Но откуда же это ощущение пристального взгляда в спину?

«Я не оставлю тебя... теперь не оставлю. Я всегда буду рядом».

— Алдия… — доносится из-за двери.

Багровое сияние на краю поля зрения… Стихает боль в обожжённой руке.

Алдия мотает головой, силясь зажмуриться, и едва не кричит в голос от ужаса, когда понимает, что продолжает видеть и с крепко стиснутыми веками… Изломанную, как отслужившая свой срок марионетка, фигуру на полу перед камином. Или же — тускло светящийся алым призрачный силуэт у двери.

— Оставь меня. Уходи… Прошу. Не сейчас, — выдыхает он. И чей-то глухой, дрожащий голос вторит архимагу — голос, так похожий на его собственный. Или это он повторяет за кем-то? Кто из них настоящий?..

Рейме. Давно

Рейме вышел из замковой библиотеки и остановился на пороге, дожидаясь, пока уставшие глаза привыкнут к полумраку коридора. Сегодня он просидел за книгами всю вторую половину дня и вечер; время шло к полуночи, и строчки, написанные витиеватыми старинными шрифтами на потемневшей бумаге, уже угрожающе расплывались, норовя превратиться в копошащуюся массу червей или разбегающихся муравьёв. Чтение при свете нескольких свечей с дрожащими на сквозняках язычками пламени утомило глаза настолько, что прыгающие отсветы и чёрная вязь букв даже сейчас продолжали мелькать на краю поля зрения. Немёртвый капитан ощущал себя… полумёртвым от усталости и даже испытывал голод, хотя подобные телесные ощущения у нежити были сильно притуплены.

Однако, безусловно, оно того стоило.

Он нашёл несколько любопытных документов, на первый взгляд не имевших отношения к интересующему его вопросу; но при более детальном изучении взгляд неожиданно зацепился за строчку: «…и серебристым цветом алчности горели глаза его потомка, и алые искры гнева воспламеняли всё вокруг… А в фиолетовом тумане одиночества дрожали и плакали белые призраки страха. И только чёрная решимость удерживала рассудок в этом искажённом Бездной теле». Что-то шевельнулось в глубине души, закровоточила какая-то забытая рана…

Рейме тряхнул головой и начал читать манускрипт с начала.

Пара слов тут, фраза там, пространный намёк здесь… Названия и имена напрямую не упоминаются, но годы изысканий не прошли даром: Рейме прекрасно умеет читать между строк. Здесь речь явно о проклятом Олачиле, здесь — о Новом Лондо. И всё связано с одним и тем же периодом какого-то цикла…

Рейме отложил ветхий лист и потёр глаза. Ну конечно!

Не «какого-то», а каждого из циклов! Всё повторялось раз за разом, пока не изменилось что-то ещё. Пока не вмешался некий фактор, который не разорвал бесконечную спираль, но хотя бы сместил куда-то в сторону.

Проклятие Нежити возвращается в каждом цикле, но к нему относятся всё спокойнее — это Рейме уже чётко понимал из прочитанного. С усталым равнодушием обречённых.

Миром всё больше овладевает чувство безысходности. Мир устал. Люди устали. Само Пламя будто бы устало, подпитываемое не предназначенным для этого «топливом». Всё кругом кричит, молит о завершении. Хотя бы о каком-то исходе. О разрыве цикла.

А что будет за его пределами?

Готовы ли люди к тому, что ждёт их там? Готов ли сам Рейме?

Капитану хотелось немедленно поделиться своими находками с Алдией, но идти к архимагу в такое время было бессмысленно — он наверняка занимался своей непонятной жутью в лабораториях. Да и сил уже не осталось. Лучше оставить серьёзный разговор на утро.

Усталость, плотный ужин и кубок вина свалили с ног не хуже дубины какого-нибудь гиганта. А вот отдыха сон не принёс.

…Рейме идёт по незнакомому городу, разрушенному и опустевшему. Идёт медленно, внимательно глядя по сторонам, держа меч наготове, щит — перед собой. Солнце садится, и это плохо... Всё труднее различить ямы и обломки строений под ногами… и чьи-то силуэты в сгущающихся тенях.

Хорошо, что их выдают горящие красные глаза.

И безумный смех, который эти несчастные не в состоянии сдержать, даже притаившись в засаде.

Вниз по ступеням, в подземелья. Всё темнее и темнее, и нужно взять факел, но это означает — убрать за спину щит… Снова этот безумный смех. В темноте — алые угольки глаз. Движутся быстро, но… Меч Рейме быстрее. Пока всё идёт неплохо. Но пока он ещё и не слишком глубоко под землёй…

Чем ниже по лестницам, чем глубже в голодную пасть темноты, тем тяжелее дышать — и труднее сохранять ясность мыслей. Тьма, как вязкая чёрная жижа, вливается через глазницы прямо в душу.

Тревога, страх… Отчаяние. Не поддаваться.

А главное — не поддаться гневу, не позволить ядовитой удушливой ненависти захлестнуть сознание. Иначе…

Темнота. Даже красных отблесков не видно. И только слабо светятся на ступенях ошмётки какой-то синей субстанции. И от них исходит такой леденящий холод, что сердце почти останавливается.

И только чьё-то тепло рядом - привычное пушистое тепло у левой ноги — не даёт смертельному опустошающему дыханию Тьмы проникнуть в душу. Мы вдвоём, и пока ещё мы держимся…

Рейме проснулся от резкой боли в сведенных судорогой мышцах левой руки. Долго лежал, глядя в потолок и сжимая и разжимая кулак, пытаясь прогнать отголоски морозного онемения. В окно небольшой, по-солдатски скромно обставленной комнаты капитана понемногу вползал серый рассвет, через некоторое время неожиданно окрасившийся нежно-оранжевым. Неужели ненастье закончилось?

Рейме поднялся с кровати и подошёл к окну. Да, длившаяся уже с десяток дней непогода решила дать людям короткую передышку, и небо на востоке впервые за много дней было чистым, постепенно меняло цвет с темно-синего на нежно-голубой и расцвечивалось розово-оранжевым заревом приближающегося восхода.

Первый луч солнца откинул плотное покрывало ночи куда-то за стены города, к западному краю неба. Остроконечные крыши залило тёплое оранжевое сияние, засверкали позолоченные шпили, витражные окна башни неподалёку разбросали по плитам террасы радужные пятна.

Сердце вдруг зашлось щемящей сладкой болью, сжалось от тоски по чему-то безвозвратно утраченному, но всё же греющему душу — тем, что оно всё же когда-то было…

Узнавание?..

Капитан смотрел на залитые жизнерадостными лучами утреннего солнца остроконечные крыши Дранглика и видел совсем другой город. Город в расцвете своего могущества и великолепия. Город, который он, Рейме, однажды навсегда покинул… Когда ещё был кем-то другим.

И те, кто там остался…

Рейме тряхнул головой, прогоняя наваждение. Пора отправляться к архимагу. Теперь капитану есть что ещё добавить к рассказу о вчерашних находках.

Сожжённый дневник Алдии

Гиганты. Вот что не дает мне покоя. Гиганты — не люди. Они не обладают Темной Душой. Они не обладают ни одной из Великих Душ. И все же они хранят их тайну. Уже много веков… Много циклов?

Гиганты смертны, они познали Время. Но не просто познали, но и как-то подчинили его себе. Сердце Пепельного Тумана — символ власти над временем. Возможность проникать в воспоминания давно умерших сородичей и… Вновь возвращать их к жизни? Менять ход событий в настоящем и будущем?

Гиганты очень интересуют меня. Я был бы рад заполучить парочку их душ для изучения. Память. Возможность соединить прошлое и настоящее, уничтожить само Время, не прекращая жизни, не превращая жизнь в существование.

* * *

Со дня возвращения Вендрика прошло полгода. В Дранглике царило спокойствие, подданные, казалось, так до сих пор и продолжали праздновать победу — хотя торжества давно завершились, даже сейчас настроение в королевстве оставалось приподнятым.

Вендрик чувствовал себя хорошо, «приступов» Проклятия не случалось за это время ни разу. Алдия наконец-то выспался и стал походить на нежить всё же чуть меньше, чем его немёртвый брат.

Исследования Алдии после возвращения Вендрика были перенесены из лабораторий в подвале замка куда-то ещё глубже, в запутанные катакомбы под его основанием, гораздо более древние, чем сам Дранглик. По слухам, там скрывались выродившиеся потомки древних народов, когда-то населявших эти земли — разнообразные причудливые и жуткие создания, преданные тьме и защищающие свои владения с одержимостью безумцев. А если рискнуть спуститься мимо этих подземных поселений ещё ниже, туда, где тьма настолько глубока и враждебна, что жадно поглощает и свет факелов, и души непрошеных гостей, то, по слухам, там можно найти артефакты, занесённые вихрями времени из бесчисленных предыдущих циклов Эры Огня.

А возможно, там скрывается и нечто пострашнее обезумевших обитателей и могущественных тёмных заклинаний…

Рейме так толком и не понял, что за ценнейший артефакт Вендрик отнял у Повелителя Гигантов. Перевозка этого предмета производилась в обстановке строжайшей секретности, за разглашение информации король приказал казнить на месте любого, независимо от статуса и звания. Вельстадт, конечно, знал больше: именно он помогал королю доставить громоздкий и тяжёлый трофей на борт корабля. Но обязательство не разглашать тайну распространялось на лучшего друга и со-командира гарнизона стражи точно так же, как и на любого другого непосвященного. Вельстадт только сказал, что это сокровище, возможно, — единственное спасение для человеческого рода, для Пламени и для Вендрика.

Рейме удовлетворился таким объяснением. И намеренно обошёл вниманием слово «возможно».

Несмотря на ранний час, архимаг уже работал в кабинете, примыкающем к спальне. Рейме постучал в дверь — всё же это был не «служебный» кабинет придворного мага, а скорее его личные покои, — дождался недовольного отрывистого «Кто там ещё?» и просто вошёл. Отвечать было уже не обязательно.

— Вот это да, — удивился Алдия, откладывая перо и поднимая взгляд на вошедшего. — Ты что, от меня бессонницей заразился?

— Вроде того, — Рейме уселся напротив хозяина кабинета на жёсткий неудобный стул и закинул ногу на ногу. — Изыскательским безумием я от тебя заразился. Вчера до ночи просидел в библиотеке. Нашёл много интересного.

— Рассказывай, — Алдия подался вперёд, в глазах его, обведённых тёмными кругами вечной усталости и недосыпа, загорелись огоньки неутолимого любопытства.

Рейме кивнул и пододвинул стул поближе к столу.

Естественно, это не произносилось вслух, но оба они уже давно молча пришли к согласию, что являются заговорщиками. Их заговор против королевы состоял в попытках раскрыть заговор, который, как они полагали, Нашандра плела против короля и королевства. У них не было доказательств — лишь смутные предчувствия; а поскольку они оба могли сказать, что в теперешние ужасные времена прожили так долго лишь благодаря предчувствию, чутью — они не могли отмахнуться от своих подозрений.

Они оба были почти уверены, что Нашандра опасна для Вендрика; оба не могли объяснить, что заставляет их так думать; и оба больше всего на свете боялись двух вещей — оказаться правыми и неправыми.

Потому что в первом случае, не имея ни доказательств, ни возможности предотвратить беду, они вряд ли смогут защитить Вендрика, а во втором — попытавшись предпринять какие-то шаги в защиту короля, они рискуют навсегда лишиться его доверия — и при самом благополучном исходе отправиться в изгнание, а в наихудшем — лишиться жизни (в случае Алдии) или свободы (в случае немёртвого капитана). И оба исхода означали одно: тогда король уж точно останется без защиты.

Нет, Вельстадту они оба доверяли в достаточной степени: второй капитан был вполне способен защитить их повелителя от любой явной угрозы. Но что если основная опасность всё же кроется в таких материях, о которых несгибаемый вояка и хитроумный бывший клирик и представления не имеет?..

Понизив голос до едва слышного шёпота, Рейме рассказал Алдии о своих вчерашних находках. Архимаг слушал, хмурясь и постукивая пальцами по столешнице.

— Связь, связь, связь, — пробормотал он, когда капитан остановился перевести дух. — Связи я не вижу, Рейме. Я её чувствую, но, — он с досадой потёр глаза и откинулся на спинку кресла, — я её не вижу! А с этим ворохом предположений к королю не сунешься. Вот ты бы поверил, если бы кто-то заявился к тебе и начал нести подобный бред о твоей любимой женщине?..

— Не знаю, — Рейме невесело улыбнулся. — У меня никогда не было любимых женщин. Но предполагаю, что ты прав. Смутных подозрений тут точно не хватило бы. А вот рассердился бы я всерьёз, это уж точно. Но я ведь ещё не всё тебе рассказал. Самое интересное произошло потом, ночью. Во сне, — и он сделал многозначительную паузу, остро глянув на архимага.

Алдия застыл. Рейме едва заметно кивнул — он понимал, что для Алдии значит происходящее во сне — и приходящее из снов в явь.

— Вижу, ты уже догадываешься, — Рейме снова понизил голос и начал пересказывать содержание своего кошмара… И вдруг замер, выпрямился и всем телом медленно повернулся к окну.

Сквозь витражное стекло в кабинет настойчиво рвался тревожный звук, тягучими волнами заполнял комнату, как густая жертвенная кровь наполняет чашу на алтаре. Алдия задохнулся и расширившимися от ужаса глазами уставился в лицо капитана — и увидел там отражение того же самого — жуткого понимания.

Колокол. На башне, откуда дозорные день и ночь наблюдают за морем.

Вылетев в коридор, архимаг и капитан едва не захлебнулись этим надрывным звуком — низкий вибрирующий стон колокола тяжело, как расплавленный металл, растекался по коридорам замка, размётывая в щепки, размывая и унося прочь мир, спокойствие и процветание Дранглика.

По коридору бежал стражник без шлема и оружия, с белым как мел лицом и раскрытым в беззвучном крике ртом. Увидев Алдию и Рейме, солдат резко остановился, задыхаясь и едва не согнувшись пополам. Говорить внятно он пока не мог, но по движениям его дёргающихся губ без труда угадывалось одно слово.

Ги…ган…ты.

Рука Рейме непроизвольно потянулась к рукояти меча.

Гиганты помнят всё. Они не простят нанесённого оскорбления.

Они пришли, чтобы вернуть украденное.

Иначе и быть не могло. Он это знал. Знал с самого начала.

* * *

И снова на земли Дранглика пришли времена отчаяния.

Кровь и огонь.

Смерть и не-жизнь.

Костры Нежити и погребальные костры для живых.

Горы трупов и толпы опустошённых.

И не было видно конца. Дни складывались в годы, годы — в десятилетия.

И реки крови не иссякали, и пожары не затухали, находя всё новую пищу.

И пустоши вокруг крепости на побережье покрывались лесами — сначала редкими, но с каждым годом всё густеющими.

Гиганты бились с одержимостью сражающихся во имя справедливости. Солдаты Вендрика бесстрашно защищали родное королевство, пусть и не для всех оно было на самом деле родным.

Потоки крови орошали землю Дранглика, тучи пепла закрывали небо, и деревья, в которые обращались гиганты после смерти, корнями впитывали кровь сотен и тысяч солдат, а кронами — улавливали их пепел.

Годы складывались в десятилетия, сменялись поколения защитников крепости на побережье. И тем, кто до сих пор не умер, уже давно начало казаться, что война была всегда. Что вовсе никогда и не было тех лет покоя и процветания, за возвращение которых продолжали гибнуть солдаты на стенах окруженного лесом форта.

Не помнили, не верили — но продолжали сражаться.

* * *

Гиганты пересекли море на причудливых огромных кораблях и без промедления атаковали крепость на побережье. Расквартированный там гарнизон сражался храбро, но был слишком малочислен и совершенно не готов к подобной атаке. Осадные орудия гигантов оказались настолько мощными и хитроумными, что крепость пала в считанные дни. Гиганты двинулись дальше по побережью, напали на цитадель Хейда и захватили маяк. Цитадель защищал только небольшой отряд старых немёртвых и наполовину опустошённых рыцарей, и достойного сопротивления атаке гигантов они, конечно, оказать не смогли.

Заняв две крепости, гиганты принялись укреплять свои позиции на побережье: выгрузили с кораблей привезенное оружие и боеприпасы, починили и усилили оборонительные линии обеих цитаделей. Из-за моря прибыло ещё несколько десятков кораблей с припасами, солдатами и вооружением. В береговой крепости развернулся целый гарнизон, откуда гиганты начали совершать вылазки, продвигаясь всё дальше в глубь континента.

В Дранглике была объявлена всеобщая мобилизация. В соседних государствах в срочном порядке закупались оружие и припасы, вербовались солдаты-наёмники. В конечном итоге Вендрику удалось собрать огромную армию, в авангарде которой находилось элитное подразделение солдат под предводительством сэра Сиана — генерала регулярной армии Дранглика. Все рыцари Сиана получили под командование отряды солдат, большинство из которых были совершенно не подготовлены к ведению боевых действий. Рейме и Вельстадт занимались обучением новобранцев в расположении гарнизона замка, ожидая приказа самолично возглавить атакующие отряды.

Однако Вендрик не спешил. Он тщательно планировал кампанию по освобождению захваченных гигантами крепостей, готовился, стараясь предусмотреть все возможные трудности. И всё больше походил на себя прежнего — на того, кто когда-то в поисках Душ Повелителей прошёл чуть ли не все известные земли этого мира.

Наконец король счёл подготовку достаточной, и войска Вендрика осадили крепость на побережье и цитадель Хейда. Осада длилась почти полгода и вполне могла бы закончиться победой армии Дранглика, но тут к гигантам прибыло подкрепление в виде ещё нескольких десятков кораблей с солдатами и боеприпасами. Осаждающие были отброшены в глубь континента сразу от обеих крепостей.

Так началась изматывающая многолетняя война, в ходе которой линия фронта перемещалась то ближе к побережью, то дальше от него. Армия Дранглика редела — и пополнялась новыми наёмниками; Вендрик не жалел казны на привлечение под свои знамёна лучших воинов со всего мира. Армию же противника, казалось, питал некий неиссякаемый источник: всё новые и новые корабли пересекали море и подвозили гигантам подкрепление и припасы. Обе стороны были измотаны войной, но по прошествии нескольких десятков лет в души людей всё же начало закрадываться отчаяние. Казалось, армии гигантов не будет конца. Людей в землях Дранглика и пограничных государств почти не осталось, войско состояло почти полностью из немёртвых, которые, поддавшись унынию и раз за разом умирая в схватках, опустошались и превращались в новых врагов для своих же соратников.

Но несмотря на это, в ходе войны Проклятие Нежити из врага неожиданно превратилось в союзника — если бы большая часть солдат не возрождалась после смертей, армия Вендрика давно уже была бы полностью истреблена. Сам король, казалось, и думать забыл о Проклятии: всё его внимание было поглощено разработкой стратегических и тактических планов, переговорами с правителями сопредельных государств об оказании военной помощи и прочими текущими делами. Времени на исследования артефакта гигантов у него, естественно, не было.

Алдия же, не являвшийся воином ни в каком смысле — ни по подготовке, ни по силе и характеру, оставался на своём посту: в лабораториях и в подземельях замка. Война неожиданно послужила на пользу его исследованиям: с полей сражений ему доставляли души убитых гигантов, которые он исследовал, ища отличия от человеческих душ. Гиганты не подвержены Проклятию; они смертны, как люди, но при этом хотя бы отчасти сумели подчинить Время своей воле. Один из артефактов гигантов, который привёз из похода Вендрик — Сердце Пепельного Тумана — по слухам, позволял проникать в воспоминания умерших гигантов, и не просто наблюдать, но даже вмешиваться в ход событий и изменять прошлое. Пока, правда, проверить эти слухи не удавалось. Алдия не мог разгадать принцип действия артефакта — или же тот просто отказывался служить человеку, а не гиганту.

Кроме того, в обязанности архимага входила и работа на благо армии — создание новых и совершенствование имеющихся боевых и исцеляющих заклинаний. В помощь Алдии были наняты десятки чародеев из всех ведущих магических школ, работы велись не прекращаясь, и Алдия, который обязан был всё это контролировать, снова почти перестал спать — и снова начал пугающе напоминать опустошённого.

Рейме тоже круглые сутки был занят подготовкой новобранцев. Алдия в первое десятилетие войны виделся с капитаном от силы два-три раза в год, да и то мельком. Однажды, правда, им удалось перекинуться парой фраз, и суть этого разговора сводилась к одному: «Я же говорил…» — «Да, я помню».

Они не называли имён, не упоминали событий, не пересказывали чужих слов, но оба знали, кто виноват в случившемся.

Вендрик неоднократно пытался вступить с противником в переговоры, но безуспешно. Казалось, цель у гигантов только одна — уничтожить Дранглик. Даже не вернуть отнятое сокровище, хотя Вендрик и не собирался его возвращать. Нет, похоже было, что жажду возмездия гигантов могло утолить только полное исчезновение королевства Дранглик с лица земли.

Гиганты бились молча, молча умирали десятками и сотнями, на их место молча приходили новые, смыкая ряды. И молчали деревья в лесу вокруг крепости, всё более густом лесу, светлом и приветливом, несмотря на то, что по сути этот лес являлся кладбищем безымянных солдат обеих армий.

* * *

На третьем десятке лет войны усиленная отрядами наёмников из Фороссы армия Вендрика в очередной раз отбросила гигантов к самому побережью. Люди воспрянули духом, стараясь не вспоминать о том, что подобное происходило уже не впервые — и каждый раз заканчивалось одинаково: к гигантам приплывало очередное подкрепление, и они снова оттесняли войска Дранглика в глубь континента, угрожающе близко подбираясь к столице.

На рассвете одного из холодных летних дней Алдия, завершив обычную ночную серию экспериментов в лаборатории, поднялся к своим покоям, постоял мгновение перед дверями спальни, но, тряхнув головой, повернулся и побрёл по коридору дальше, шаркая ногами, как немощный старик.

В кабинете было зябко и сумрачно. Кто-то оставил окно открытым, и на полу перед ним растеклась большая лужа: всю ночь шёл дождь, да ещё и с сильным порывистым ветром. Архимаг переступил лужу и потянулся закрыть створку, но на мгновение замер, глядя в оконный проём.

Ненастное утро было неотличимо от вечера: небо затянуло сплошной облачностью, серая пелена мороси размывала контуры предметов, делая все цвета и оттенки какими-то тяжёлыми и тревожными. Зелень листьев напоминала скорее о болотной тине, каменные стены навевали мысли о забытых надгробиях, мокнущих под дождём на заброшенных, заросших кладбищах.

Эта картина в сочетании с одуряющим многодневным недосыпом рождала странное ощущение нереальности происходящего, погружения в сон наяву — или бодрствования во сне. Алдия потряс головой и со стуком захлопнул створку. Сел в кресло, потянулся было к стопке тетрадей, лежащей на столе. Уронил руку, откинулся на спинку кресла и обессиленно закрыл глаза.

Серое марево окончательно скрыло мир.

Проснувшись, Алдия рванулся вперёд, непроизвольно выставив руки перед собой для защиты. Он не понимал, где находится, не узнавал помещения, не помнил, как он здесь очутился… И только болезненный удар запястьями по краю столешницы немного привёл его в чувство.

— Сразу видно могущественного чародея, — раздался за спиной знакомый ехидный голос. — Проспать в кресле целый день — это надо уметь…

— День?.. — Алдия вскочил с кресла, неуклюже развернулся на месте — затёкшее тело не слушалось.

У окна стоял капитан Рейме, а за окном полыхал тревожно-алый закат.

— Ничего себе, — пробормотал архимаг, снова падая в кресло. — Я пришёл из лабораторий сразу после рассвета… А сейчас… Ничего себе!

— Я же говорю — ты очень могущественный человек, — Рейме обошёл стол и уселся напротив Алдии. — Так непоколебимо, несокрушимо спать — это редкая способность… Я тут сижу уже пару часов. Сам тоже подремал немного… В кои-то веки выдалась возможность зайти, поговорить. Прихожу — и вижу эту умилительную картину: королевский архимаг спит за столом, как перебравший пьяница. Сколько ты не спал-то? — в голосе капитана прозвучало искреннее сочувствие.

— Я уже даже не помню, — Алдия тряс головой, пытаясь выветрить из неё остатки утреннего серого марева. — Долго. Дней десять, наверное. Около того…

— Ты ведь ещё не нежить? — спросил Рейме, наклонившись вперёд и впившись в лицо архимага колючим взглядом.

— Нет, — вздохнул Алдия. — И… Вот только не надо мне сейчас ехидничать, что по виду не скажешь… Всё я понимаю. И то, что человеку нельзя так над собой издеваться, и что моя персона важна для королевства, и я не имею права… И всё в таком роде. Но, думаю, ты и сам понимаешь — иначе никак. Эти, — он, скривившись, махнул рукой куда-то в сторону спуска в подвалы, — без присмотра такого наворотят…

— Тебе нужно найти ассистента, — Рейме покачал головой. — Настоящего, толкового помощника, которому ты сможешь доверить и присмотр за твоими недоумками, и… Основную работу.

Алдия быстро глянул на капитана и кивнул.

— Да, верно, — сказал он. — Моя основная работа должна продолжаться. Даже война — не повод прекращать поиски лекарства от Проклятия Нежити.

— Именно война — повод умножить усилия, — тихо сказал Рейме. — Ты ведь знаешь, что в нашей армии почти не осталось людей?

Алдия молча кивнул.

— В последнее время опустошённые солдаты стали представлять едва ли не большую проблему, чем гиганты, — продолжил Рейме. — Собственно, именно об этом я и пришёл с тобой поговорить. Вендрик распорядился собирать души убитых полых солдат и привозить тебе. Из-за этого в армии зреет недовольство. Солдаты не хотят отдавать души своих товарищей «на отвратительные опыты безумному колдуну». Отказываются выполнять приказ, и, соответственно, приходится их наказывать. Ты можешь что-то с этим сделать? Нам там и так… — Рейме замолчал и отвернулся, поморщившись.

— Что я могу сделать? — горько проговорил Алдия. — Я могу, конечно, попросить Вендрика отменить приказ. Но… — он замолчал и растерянно глянул на капитана.

— Но где ты тогда будешь брать материалы для экспериментов?.. Я-то понимаю, — Рейме вздохнул, — хотя, по правде говоря, не хотелось бы оказаться в их числе. Никто ведь не знает, что происходит с этими душами. Чувствуют они что-то или нет… После.

Серая хмарь вернулась, затуманивая зрение и забивая горло. Алдия хрипло кашлянул.

И ничего не сказал.

Он-то знал, чувствуют ли что-то души на его прозекторском столе. И что именно они чувствуют — тоже знал. Знал слишком хорошо.

Они приходили к нему в кошмары и рассказывали об этом. И не давали ему забыть. Их голоса преследовали Алдию и наяву. Ни на мгновение не замолкая.

Но Рейме, конечно, ни к чему было знать такие подробности. Поэтому Алдия просто сказал:

— Я понял тебя. Поговорю с Вендриком. Что-нибудь придумаем.

— Спасибо, — Рейме вздохнул и поднялся со стула. — Ну ладно, мне пора. И так просидел у тебя два с половиной часа вместо получаса, как собирался…

— А почему не разбудил-то?

Рейме снисходительно покосился на архимага.

— Это ты у нас ужасный колдун, известный своей жестокостью, — сказал он, — и о тебе ходят слухи, что ты творишь с людьми всякие ужасные и отвратительные вещи. А я простой солдат, и у меня не поднялась рука ради пятиминутного разговора будить человека, который, по его собственному признанию, десять суток не спал…

— Спасибо, что тут ещё скажешь, — Алдия тоже поднялся и кивнул на дверь. — Пойдём, провожу тебя немного. Мне всё равно надо возвращаться в лабораторию.

Замок был огромен, и путь от комнат Алдии до крыла, в котором жили старшие офицеры стражи, занимал не менее четверти часа, если идти быстрым шагом. В числе прочего нужно было пересечь нежилую часть этого крыла — неосвещённый коридор со множеством дверей в пустующие комнаты, заставленные накрытой чехлами мебелью.

Рейме и Алдия быстро шли по пыльным ковровым дорожкам, не слыша звука собственных шагов. Казалось, что любой звук, донесись он сюда, в это царство затхлости, паутины и заброшенности, будет так же без остатка поглощён коврами и драпировками.

Тишина казалась непроницаемой и плотной, как спокойная озёрная вода.

И поэтому капитан и Алдия от неожиданности резко остановились, будто налетев на стену, когда услышали донёсшийся из-за двери одной из комнат сбивчивый, прерывающийся всхлипываниями и горестными стонами шёпот.

- О, как же так… Я не могу… Я не… Нет, нет… За что мне это? Скажите, за что ему?.. Отец, прости… Я не могу… сестра… Сестрички, помогите мне…

Шёпот ускользал, как отголосок сна, растворялся в душной ночной тишине, улетал прочь с лёгкими сквозняками. Он был почти неразличим — и архимаг и старый солдат замерли на месте, затаив дыхание, вслушиваясь и боясь упустить хоть слово.

Они не должны были узнать голос. Слишком тихим и сбивчивым он был, слишком искажён был неподдельным страданием. Но они были почти уверены, что узнают его.

Так почему же королева плачет в одиночестве, укрывшись в пустующих комнатах нежилого крыла замка?