Оттенки Тьмы (джен)

Алдия. Тогда

Тогда, чтобы оправдать перед Лексом — и перед самим собой — свой, мягко говоря, странный поступок, Алдия составил подробную программу наблюдений за «плодом» и поручил ее выполнение группе младших магов, занимавшей лабораторию на первом этаже цитадели. Маги, кроме того что были слабы в своем ремесле, так еще и совершенно не умели обращаться с детьми, тем более с недоношенными. Среди обитателей замка не было ни одной женщины, и Лекс ехидно предложил архимагу нанять для «объекта» няньку и кормилицу. Алдия угрюмо промолчал, но впоследствии счел это соображение весьма здравым и практичным и в самом деле послал в замок Дранглик за своей старой служанкой, которая в свое время отказалась перебираться вслед за ним в цитадель, заявив, что «кто-то же должен присмотреть за его Величеством, пока вы, милорд, занимаетесь своими уродцами». Древняя, сухая и морщинистая, как кора деревьев в Лесу Павших Гигантов, Петра совершенно не походила на няньку для младенца — и именно поэтому, пожалуй, лучше всех прочих подходила на эту роль.

Лекс, узнав о ее появлении в цитадели, истерически расхохотался и смеялся до тех пор, пока увесистый кулак архимага не прекратил неуместное веселье. Захлебнувшись смехом и кровью, Лекс изумленно воззрился на своего друга… нет, на своего нанимателя и самого могущественного и уж точно самого безумного и жестокого из магов Дранглика. И замолчал. И больше никогда даже не упоминал о «плоде». И больше никогда не забывался в присутствии брата короля, не вел себя с архимагом как с равным.

Он больше не разговаривал с Алдией.

Алдия впоследствии сожалел о своей резкости… самую малость, мимолетно, но все же сожалел. Он уже привык к тому, что на свете существует хотя бы один человек, помимо его брата, который не шарахается от него и способен поддерживать разговор не дрожащим и не срывающимся на подобострастное повизгивание голосом. Он скучал об их с Лексом беседах вечерами за графином вина, в кабинете архимага или в малой гостиной цитадели. Он частенько, забывшись, во время работы бросал какие-то реплики, ожидая, что помощник подхватит его мысль на полуфразе и закончит, как постоянно случалось раньше. Но Лекс работал молча — и после окончания эксперимента, преувеличенно сдержанно и почтительно поклонившись, мгновенно исчезал в полумраке второго этажа, где располагались его комнаты.

Алдия работал до изнеможения, до ряби в глазах, до звона в ушах — то в лаборатории, то в библиотеке, то в кабинете, покрывая бесчисленные страницы тетрадей четкими строчками — описаниями экспериментов, достигнутых результатов и прискорбных неудач; планами будущих серий опытов и гипотезами, требующими проверки. Только так, погружаясь в работу с головой и уставая до полубеспамятства, он мог надеяться на короткие периоды сна без сновидений — тяжелого и душного, как грязная шкура гигантского медведя-людоеда, и такого же беспросветно-черного. Сутки, двое, трое без сна. И пара часов в забытье. Не отдых — полусмерть. Отключение перегретого механизма за мгновение до взрыва.

Ну а потом кошмары обязательно приходили.

И с каждым днем, с каждым годом, с каждой серией экспериментов к ним добавлялись новые. Новые лица… или морды, оскаленные пасти, влажно поблескивающие зубы, налитые кровью белки глаз. Зрачки, круглые и вертикальные. Двойные и тройные. Черные и багровые.

И звуки…

Рычание, стоны. Крики. Шепоты. Слова стоны. Вой, скрежет, хруст.

И поверх всего этого — тихое детское хныканье.

Алдия почти год не видел ее — тот самый «плод», зачем-то оставленный в живых и препорученный заботам старой Петры и наблюдениям троих магов-недоучек. Он регулярно просматривал отчеты «с первого этажа», где помимо девочки обитали еще несколько странных существ, которые настолько отличались от всего, что живым или мертвым покидало лаборатории архимага, что сохранялось по большей части как некая диковина с тем, чтобы «смотреть на них и никогда больше так не делать». И вот в очередном отчете промелькнуло: «Шаналотта, день такой-то. Рост… вес… Активность… Применены следующие воздействия: …»

…Что?

Шаналотта?

Алдия скомкал лист в кулаке и с дробным топотом, почти не приглушаемым истершимися коврами на лестнице, помчался на первый этаж, в кабинетик, который делили трое незадачливых недоучившихся студентов, выполнявших самые простые и, чего уж греха таить, зачастую неприятные и даже обидные для всякого истинного мага поручения.

— Рэскин! — заорал архимаг, влетев в крошечную комнатку, заваленную книгами и свитками, и от души грохнув дверью о стену.

— В-ваша… — прохрипел упомянутый бедолага, поднимаясь с жесткого стула в углу. — С-светлость… — он втянул голову в плечи и сделал шаг вперед, но споткнулся о стопку книг и едва не растянулся под ногами у Алдии.

— Что — это — такое?! — архимаг швырнул трясущемуся Рэскину в лицо измятый лист с отчетом. — Что еще за Шаналотта, демона тебе в гипоталамус?!

— Т…Так это… — залепетал маг, захлопав глазами — похоже, он искренне не понимал, чем так недоволен герцог Алдия, и, почти теряя сознание от страха, подобрал слетевший на пол листок. — Д-девчонка. Эксперимент номер… — он судорожно вздохнул. — Восемь тысяч триста девяносто шесть — Д. Ваш и господина Лекса…

— Номер я и без тебя прекрасно помню! — загремел Алдия. — И сам объект — тоже! Но вот чего я не помню, — голос архимага угрожающе понизился, — так это того, чтобы хотя бы у одного из наших объектов было ИМЯ! — последнее слово будто бы взорвалось посреди комнаты сгустком темной магии, разбрызгивая по сторонам капли недоброй силы. Рэскин еще больше побледнел и покачнулся. Алдия угрожающе надвинулся на него, и тут…

— Хватит шуметь! — отчетливо произнес прямо в ухо архимагу недовольный старушечий голос. — Ребенка разбудите. А я ее и так еле-еле успокоила после эспркре… экскрементов ваших!

— Петра-а… — сдавленно прохрипел Рэскин, схватился за горло и как-то странно забулькал. Алдия брезгливо поморщился и сделал едва заметное движение левой кистью. Недоучка-маг, шумно выдохнув, обмяк и мешком свалился на пол.

— Фу, ну и пакость, — пробурчала Петра, загнутым носком старомодной туфли отодвигая с прохода ногу Рэскина и пробираясь на середину комнаты, чтобы оказаться лицом к лицу с архимагом. — Чего вы так орете, ваша светлость? Рэскин чуть не обделался со страху. Что они опять натворили, дурачки эти?

Алдия изумленно воззрился на свою бывшую служанку. Оказалось, что в королевстве Дранглик имеется еще один человек, не испытывающий ни малейшего трепета перед могущественным и ужасным архимагом. И этот человек — старуха, выглядящая на сто с лишним лет обычной человеческой жизни. Алдия мельком подумал, что на ее месте, возможно, тоже не боялся бы ни демонов, ни меча, ни темной магии — в таком возрасте люди со смертью уже на «ты». И еще раз внимательно оглядел старую женщину.

— Имя, — устало выдохнул он. — Петра, ты ведь лучше многих знаешь, что это значит — когда у нежити появляется имя.

— А, вот вы о чем, — Петра спокойно кивнула и бесстрашно посмотрела в лицо Алдии. — Да, знаю. Но Шаналотта — не нежить. Для нее имя — это просто имя.

— Не нежить… — пробормотал Алдия. — А что она такое?..

— Вы меня спрашиваете? — удивилась Петра.

— Нет, конечно. Забудь. Но все же… Я не давал распоряжений присваивать имена объектам экспериментов. Как вам вообще такое пришло в головы?

— Мы не давали ей имя, — строго сказала старуха и выпрямилась. На морщинистом коричневом лице пронзительно сверкнули молодые синие глаза. — Оно было у нее. Всегда. Даже до того, как вы создали ее, у нее уже было имя. Она рождена драконом. А драконы, как вам прекрасно известно, — последние слова Петра произнесла совершенно неподобающим в разговоре с герцогом снисходительно-ехидным тоном, — живут вне времени. А это, в свою очередь, означает… — она замолчала и выжидающе уставилась на архимага.

— Означает… Да, я понял тебя, — рассеянно пробормотал Алдия. — Спасибо, Петра. Да будет так. Позаботься об этом недоумке, будь добра, — он покосился на бесчувственного Рэскина. — А я пойду к себе, — он отвернулся, потирая лоб тыльной стороной ладони, словно пытаясь вспомнить что-то сквозь накатывающую волнами головную боль.

— Да осветит Пламя твой путь, — странным голосом произнесла старуха. Алдия молниеносно обернулся к ней — но успел заметить только мелькнувший край выцветших и застиранных алых одежд.

Так у «объекта номер восемь тысяч триста девяносто шесть — Д» появилось имя.

А потом этот «объект» прочно обосновался в жизни архимага, «зацепившись» именем за его сознание и память. Так бывает не только с людьми, но и с вещами: стоит только выделить из прочих, на первый взгляд совершенно одинаковых предметов — скажем, кружек — какую-либо одну, мысленно обозначив ее как-то вроде «та, с надколотой ручкой», и всё — у кружки появилось имя собственное, отличающее ее от других, и взгляд уже неосознанно выискивает эту надколотую ручку в ряду прочих на полке, где абсолютно таких же кружек может стоять полдюжины…

Прошло еще семь лет. Алдия по-прежнему проглядывал ежедневные отчеты Рэскина, который, к слову, быстро учился и уже почти заслуживал звания мага без унизительной приставки «недо-». Петра по-прежнему жила в комнатке при лаборатории на первом этаже, не покидая ее ни днями, ни ночами; замковые слуги исправно носили туда еду с кухни, отрезы ткани и прочее, что она просила. Алдия не вникал в происходящее за пределами лабораторий, и все эти годы Шаналотта была для него лишь столбиком цифр, обозначающих все увеличивающиеся рост, вес и прочие показатели развития ребенка — длину шага, высоту прыжка…

Для чего ему были нужны эти данные — Алдия сам не понимал, да и не задумывался об этом. Впоследствии, когда он начал осознавать, куда и какими путями, пользуясь какими указателями и приманками, ведет его судьба, он предположил, что дракон просто-напросто предпринял все возможные меры для того, чтобы его дитя осталось в живых, и внушил архимагу необходимость проведения этих глупых и бессмысленных серий измерений и наблюдений.

Что ж, драконы по определению мудрее людей…

И вот спустя семь лет, в один далеко не прекрасный день, злой до почернения Алдия возвращался из подвала, где только что провалился один из самых многообещающих за последнее время экспериментов. Устало поднимаясь по лестнице, архимаг в темноте споткнулся обо что-то и едва не полетел вниз. От души выругавшись, он зажег магический огонек и вгляделся в попавшийся ему под ноги предмет. И выругался еще раз.

На ступеньке сидело, сжавшись в комочек, закутанное в бесформенные коричневые тряпки, маленькое и на вид очень несчастное существо, часто дышало, кривилось и морщило нос, явно собираясь зареветь. Алдия склонился ниже, существо испуганно дернулось и вскинуло на него взгляд. Архимаг отшатнулся. С чумазого круглого личика на него глянули заплаканные разноцветные глаза: один фиолетовый, очень, очень знакомого оттенка — как такое может быть?.. И второй — пугающе глубокий, чужеродный, неуместный на детском лице. Отсвет магического огонька блеснул в глубине зрачка… Или это не отсвет?

Драконий огонь?..

Слезы блестели в диковинных глазах. Слезы звучали в жалобном сопении. Слезы толкнулись в сердце Алдии чем-то доселе незнакомым. Страхом?

Могущественный архимаг с ужасом убедился, что весь его опыт, все его звания и достижения на поприще науки и магии ни на что не годны, когда нужно утешить и успокоить испуганного ребенка.

В этот момент, как всегда вовремя, явилась Петра. И молча унесла маленькую Шаналотту. Но унесла не полностью, как Алдия понял позже. Взгляд карего глаза с искрой в глубине остался с архимагом, поселился внутри и время от времени колол иглой беспокойства и недоверия. Страха, возможно. Но тогда еще Алдия не понимал, чего именно он боится — и боится ли вообще; или просто растерян и недоволен тем, что в его жизни появилось еще одно обстоятельство, не поддающееся его контролю.

Первым было Проклятие нежити.

Вторым оказалась Шаналотта.

Архимаг не привык бояться. Он предпочитал сам внушать страх. Он ненавидел бояться. И ненавидел всё, что могло внушить ему страх.

А Шаналотту он ненавидеть не мог. И от этого боялся ее еще сильнее.

Сожженный дневник Алдии

Мир дает людям иллюзию жизни.

Обман сковывает их, они жаждут любви, не подозревая, что это всего лишь иллюзия, до тех пор, пока проклятье не коснется их тела.

Свет — разум. Тьма — чувства. То, что есть на самом деле — и то, что лишь мерещится.

Хотел бы я променять мир на иллюзию, если бы мне дали выбор?

Но так ли это плохо?

Красивая теория, все так логично...

Алдия. Давно

— Так, — сказал архимаг. — А теперь по порядку.

Вендрик вздохнул, залпом выпил вино и начал рассказывать.

Через шесть дней после того, как Алдия отбыл в Кирмет, в королевский замок явилась женщина. Она выглядела изможденной, как будто ей пришлось проделать долгий путь, но при ней не было ни вьючного животного, ни вместительного заплечного мешка. Подбитый тонким мехом плащ, изношенные сапоги, короткий меч на перевязи — казалось, она прибыла из соседнего города, а не из необозримых далей, как она рассказала позже.

Вендрик никому не отказывал в аудиенции, вот только ждать ее иногда приходилось сутками напролет. Однако в этом случае, как нарочно, просителей и прочих докучающих монарху посетителей было мало, и женщина предстала перед королем через каких-то два часа. К тому времени она уже едва держалась на ногах, но осанка ее оставалась безупречной, волосы цвета золотистой соломы были уложены в строгую аккуратную прическу, а взгляд сверкал наточенной сталью изысканного клинка.

— Понимаешь… Сразу было видно — это королева, — шепотом сказал Вендрик, не глядя на брата.

Алдия только молча качал головой и пил третий кубок вина подряд.

Зачем женщина, назвавшаяся Нашандрой, явилась в Дранглик, король так толком и не понял. Он приказал проводить ее в лучшие гостевые покои и предоставить ей всё, что она пожелает, и даже больше — как самой почетной гостье. Отдохнув, Нашандра снова предстала перед королем, и тут несчастный Вендрик ощутил, как невидимые сети сердечной неволи опутывают его, не оставляя ни малейшей надежды освободиться.

Нашандра была умопомрачительно красива. А позже, во время беседы, король убедился, что она еще и поразительно умна, начитана и много повидала в жизни. О цели прибытия гостьи в Дранглик разговор больше не поднимался: Вендрику было вполне достаточно того, что некие обстоятельства привели ее сюда. И он от всей души благословлял эти обстоятельства, чем бы они ни являлись…

Алдия слушал, молча качал головой, пил неизвестно какой по счету кубок вина и мрачно прикидывал, сколько зелья от головной боли ему понадобится завтра, чтобы приступить к работе хотя бы после полудня.

Наконец Вендрик замолчал, опустил голову и тихонько покачал ею: то ли сокрушаясь по поводу собственной неосмотрительности — в чем Алдия сильно сомневался, то ли просто опьянев до легкой потери координации.

— Коротко говоря, — слегка невнятно произнес архимаг, — ты вдурился как лю… Тьфу. Влюбился как дурак.

— Ну можно и так сказать, — Вендрик шумно вздохнул.

— Ты — король, — Алдия встряхнулся, как пес, и сел прямо — попытался, во всяком случае. — Ты в ответе за государство. Ты в ответе за своих людей! Кого ты им подсунул в роли королевы? Первую встречную, ни происхождения, ни намерений не зная! А что если она сбежала от мужа? А что если ее разыскивают за какое-то страшное преступление? Вендрик, я отказался от короны не для того, чтобы ты ее…

— Н-нет, — Вендрик тоже выпрямился, — т-тын-не прав, брат… Я знаю достаточно. Она из древнего княжеского рода Венна!..

— Ну да, конечно, — Алдия скривился и икнул, — Алкен и Венн, древняя романтическая легенда… Какой же ты дурень, братец… Ты вот так просто взял и поверил ей?

— Ты за кого меня принимаешь? — Вендрик, казалось, даже протрезвел от возмущения. — Я всё о ней разузнал! Я привлек и ученых, и магов, и прорицателей! Мне все подтвердили, что она не врет…

— А им-то откуда знать? — Алдия сощурился. Он прекрасно знал цену заверениям тех же прорицателей. И магов, да. Магов, пожалуй — в особенности.

— Откуда-откуда, — Вендрик зевнул. — А ты не забыл, братец, что я — тоже не простая нежить?

— Хм-м, — Алдия не удержался и тоже зевнул. — Возм-можно, что-то… Да.

— Давай продолжим беседу… Как-нибудь потом, — пробормотал Вендрик. Глаза его неудержимо закрывались.

— Камердинера позвать? — Алдия поднялся с кресла и замер, пытаясь понять, согласятся ли ноги без приключений донести его до собственной спальни.

— В Изалит его, — буркнул Вендрик. — Сам справлюсь.

— Ну-ну, — архимаг, слегка покачиваясь, покинул королевские покои.

Добредя до собственных комнат, он не раздеваясь рухнул на кровать и мгновенно заснул.

Похоже, привычные кошмары в эту ночь захлебнулись в вине и оказались недееспособны, потому что проснулся Алдия с отвратительным самочувствием, но при этом, как ни странно, по-настоящему отдохнувшим и с удивительно ясной головой. Он, Алдия — королевский архимаг. И приставка «архи» не зря дарована ему, как почетный титул. Неужели он не справится с какой-то самозванкой, мошенницей, если окажется, что новая любовь его брата — и в самом деле не та, за кого себя выдает?

Просто нужно найти способ постоянно и незаметно наблюдать за ней. Подобраться к ней поближе… Втереться в доверие, если не стать другом, то по меньшей мере не давать повода считать себя врагом.

И тут проницательность архимага впервые так серьезно подвела его. Он даже не предполагал, во что в итоге выльются эти его намерения…