Главный, с**а, Аврор (джен)

Нет ничего страшнее людского эгоизма, нет ничего тяжелее беспрерывной оперативной работы. Эдакая прогулка по лезвию ножа, только Русалочка орёт благим матом; слева — темная пропасть забвения и тупые конформистские рожи, а справа — эгоизм государственного масштаба, гордо названный сводом законов, и мелкие крысиные тигры, пожирающие плотный пергамент уставных истин. (с)

Домой бывший Главный Аврор вернулся в состоянии, близком к бешенству. Свидетель — единственный обладающий разумом свидетель — никак не хотел раскалываться и добровольно сотрудничать, и Поттер-Блэк прекрасно видел, как тяжело даётся Нотту допрос, когда с каждым разом приходилось применять все более жестокие и жёсткие методы. Харальд и правда этого не хотел, и видел как тяжело подчиненным выполнять такую работу — специальность, которая мало когда пригождается, а когда нужна — от неё воротит...

«Плохо быть лучшим палачом, наверное», — думал Харальд, подзывая эльфа и небрежно бросая на вешалку свой плащ.

— Собери семью в обеденной зале и подай закуски.

Домовик кивнул так, что хлопнул себя ушами по лицу, и исчез с тихим хлопком — так же бесшумно, как Кричер и Кикимер, новые домовушки передвигаться не умели, но отчаянно старались научиться. Вскоре вместе с Главным Аврором, хоть и бывшим — официально! — на кухне сидели Андромеда и сонный Теодор, а также все трое младших Поттер-Блэков: Альбус, Джеймс и Лили.

Пожелав всем приятного аппетита, Харальд принялся наворачивать весьма неплохую стряпню своих домовиков — по правде сказать, хотелось не есть, а жрать. Закуски быстро закончились, так что понятливые домовики подали на стол нормальный обед, хотя для него было еще слишком рано. Дети от него не отставали — глава Благороднейшего и Древнейшего дома искренне подозревал, что Андромеда все же дала им доступ в дуэльный зал, и все трое отпрысков не вылезали из него буквально круглыми сутками; впрочем, точно так же когда-то делал и он сам.

Наконец, все основные блюда были съедены, на стол был подан неспешно поедаемый десерт. И тяжёлый взгляд Главного Аврора пригвоздил детей к стульям. Точно такой же взгляд, впрочем, был адресован и Андромеде, а вот Тед после долгого изучающего взгляда был одарен благосклонной улыбкой и отпущен отдыхать — как-никак Теодор был колдомедиком, а это была профессия как бы не более сложная, чем Аврор. После того, как единственный действительно не замешанный в будущем выяснении ситуации человек ушёл, глава рода гулко стукнул чашкой о стол и нахмурился.

— Итак, семья моя, — начал Харальд, — объясните мне, пожалуйста, что это такое?! — и взмахом палочки призвал «Мемуары Главного Аврора» и копию тех материалов, что были найдены на месте преступления.

Дети втянули головы в плечи, понимая, что откровенно перегнули палку — особенно их насторожила вторая «пачка» — они не хотели сердить отца, потому что, похоже, каким-то образом стали замешаны в преступлении! Такого они точно не хотели. Андромеда же, напротив, гордо вскинула голову и упрямо взглянула прямо в глаза близкого к бешенству авторитарного Харальда.

— И при чем тут я?

— А ты не догадываешься? — почти по-снейповски выгнул бровь Поттер-Блэк. — Так я расскажу. Вот это, — он хлопнул по столу «оригинальной» пачкой «мемуаров», да так, что дети крупно вздрогнули, — неоднократно в течение долгого времени присылалось в мой Аврорат! А вот это, — еще более сильный хлопок по столу, от которого вздрогнула даже Андромеда, — было найдено на последнем месте преступления, рядом с девятнадцатью, — девятнадцатью!!! — трупами!

Под конец тирады Поттер-Блэк сорвался на крик. Его в принципе можно было понять — с одной стороны. Неприемлемая ситуация, в которой замешана его семья, могла бы стоить ему очень многого — вплоть до работы, — если бы не его профессионализм. И все же можно было бы сказать об этом спокойно, а не кричать и буквально давить магической силой и авторитетом. Впрочем, можно было понять и это: в конце концов, о том, что у Харальда Поттер-Блэка давно уже и начисто сломана и искорежена психика, знали все без исключения. Спасибо за хорошее, тёплое, семейное детство! Правда, вопрос еще, кому говорить это спасибо? Но это был вопрос больше философский, чем эмпирический.

Андромеда тяжело вздохнула.

— Харальд, а в чем твоя претензия? Пока что я вижу только крики обиженного дитяти, которого не позвали играть, — пожала плечами она.

— Проблема, Меда, в том, — Харальд потёр пальцами переносицу и тяжело опустился в кресло. Дети сидели, словно мыши под веником, — не хотелось разозлить отца еще больше. — Проблема, Меда, в том, что эти самые карикатурные картинки на нашу работу еще не подпадают под «истечение срока давности» в большинстве своём, и состав преступления все еще является судебной, а кое-где и государственной тайной. Ладно бы это гуляло только по Аврорату, от крыс мы чистим наше ведомство регулярно и тщательно, — проблема в том, что эти мемуары попали за Аврорат, — и это уже потенциальная угроза государственной судебно-правовой системе! Имея на руках эти материалы, умелый психолог, криминалист или опер спокойно создаст прецедент, а то и не один, найдя дырки в нашем законодательстве или учтя ошибки прошлых преступников. А мне это ни к черту не надо! У меня и так пятьдесят три трупа за три дня в сумме!

— Харальд, спокойно. Я уверена, что ты с этим разберешься.

— Меда! — рявкнул Главный. — Дело не в том, разберусь я или нет, а в том, будет ли Кинг возбуждать уголовное дело против моих детей. А значит, против меня. Эти материалы были найдены на месте преступления, и в них нашли зашифрованное сообщение, — а это значит, что тот, кто их получил, имел достаточно времени для того, чтобы не только досконально изучить материал, но и создать шифр и вставить его в текст, а потом еще и поместить на месте преступления! И я более чем уверен, — Харальд покачал более тонкой папочкой с места преступления, — что будут еще части «комикса», ровно до тех пор, пока не соберется полная «коллекция».

Дети переглянулись и покаянно опустили головы. Только сейчас до них дошло, что именно они натворили и к каким последствиям это может привести — если уже не привело.

— И какие же претензии у тебя ко мне?

— Как ты не уследила? — устало покачал головой Харальд. — Я понимаю, что свалил на тебя дела рода, но тем не менее, ты могла хотя бы заметить и дать мне знать… Да и я тоже хорош, — он покачал головой. — И тем не менее основные вопросы у меня к вам, дорогие мои отпрыски.

Меда взмахом руки была отпущена. Та прекрасно понимала тонкие намеки своего сумасбродного главы семьи: это означало, что на первый раз она как бы «прощена» и глава рода не винит её за произошедшее, но повторения подобного он не допустит. Меда и сама понимала свою вину; и тем не менее ей хотелось бы, чтобы Харальд порой проявлял больше нежности, тепла и человечности, нежели сейчас, — ему и самому не хватало человеческого простого тепла. Разучившегося доверять людям Главного слишком долго гладили «против шерсти», чтобы сейчас он добровольно подставил кому-то спину. Пусть даже и семье.

Оставшись вчетвером, Харальд и его дети несколько минут молчали. Глава семейства тяжело вздохнул — снова, в который раз за этот день, — а затем поднял взгляд от поднадоевших за все это время бумаг на своих детей. Лили смотрела в пол, и её щеки были краснее помидора; в то время как Альбус и Джеймс с каким-то маниакальным блеском в глазах обменивались взглядами друг с другом, — и Харальд, знавший своих детей как облупленных, примерно понимал, к чему могут привести такие переглядки.

— Ругать так чтобы сильно я вас не собираюсь, — сразу обозначил он границы сегодняшнего разноса. — Да, вы доставили мне проблем, но если все сложится хорошо, — он пригвоздил детей к креслам взглядом, и потяжелевшее давление магии в комнате очень четко обозначило его настроение, — если все сложится хорошо, то эту проблему я успею решить. Вопрос только в том, как именно вы это провернули… И где совершили ошибку.

— Мы попались, — с мрачноватым юмором хохотнула Лили, вызывая усмешку на губах отца.

— А если серьёзно?

— Надо было проворачивать все самим, — буркнул Джеймс, буравя взглядом о чем-то думающего Альбуса. Тот, казалось, выпал из реальности и не реагировал ни на какие раздражители.

— Надо было правильно попросить помощи, — пробормотал он, тряхнув несколько раз головой, как будто возвращаясь в реальность.

— Надо было попросить меня, — тихо... Даже слишком тихо, со скрытым разочарованием и толикой угрозы в голосе сказал Главный. — Мы все, конечно, задней мыслью хороши, но тем не менее вы же знаете, что я готов поддержать вас практически в любом начинании! И даже если не поддержу, — сделаю все, чтобы «шалость» прошла безболезненно, а вы?! Что вы делаете?! От вас мне сейчас требуется немногое, — Харальд призвал чистый пергамент и несколько перьев, — сейчас вы подробно расписываете всех участников вашей дорого обошедшейся проделки, указываете, кто и как в этом замешан и как — поэтапно и подробно! — вы это делали. Отчёты — мне на стол в кабинет, как только закончите переписывать то, что сейчас мне расскажете, — и чтобы сидели тихо как мыши! Ещё одной такой шалости я не потерплю — уж больно геморройно в стране сейчас и без вас.

Дети стушевались, переглянулись, и молчаливый диалог между ними напомнил Харальду точно такие же молчаливые переговоры в Хогвартсе, когда они еще были «Золотым Трио» и были едины как никогда. Сейчас между детьми что-то решалось, и когда Лили, единственная «принцесса» в их мужской компании, грозно нахмурила бровки и выдала легкий щелбан Джеймсу, оба брата, пусть и старших, отступили, давая девочке право голоса.

Извлекая из рассказа Лили больше, чем она сама могла понять, Харальд очень хотел схватиться за голову — или долго биться нею о стену, пока что-то одно не сломается. Лили, засевшая в библиотеке Блэков и пользующаяся немалыми симпатиями портретов, рыскала там в поисках способов «защитить папочку» — и так наткнулась на заклинание прямой трансляции. Сначала, по словам Лилс, было достаточно тяжело понять, когда можно смотреть, а когда нельзя; установить как бы фильтр входящей информации — было и того труднее, но за три месяца летних каникул она прекрасно справилась и теперь видела глазами отца в его рабочее время. Заклинание оказалось тяжелым, энергоёмим и настолько напрягающим мозг, что его пришлось перекинуть на алтарь Блэков — тут Харальду невероятно захотелось дать Лили подзатыльник за самовольное ритуальное заклинание — и тренироваться еще полгода, прежде чем во время рождественских каникул её магический дар не скакнул, развивая тело, мозг и ментальную составляющую. Заклинание пошло как по маслу — и рыженькая Поттер-Блэк не замедлила поделиться с братишками радостной новостью. А заодно и парочкой забавных историй из жизни папочки-Аврора и его нежно лелеемого Аврората.

Мальчишки не смогли удержаться, стали рисовать карикатурные комиксы по этим забавным историям, а безбашенный Джеймс предложил рассылать их всему Аврорату, спрятав от глаз проницательного папочки свои «шедевры» заклинанием на крови. Блэки комиксы не видели, что и позволяло Лили рассылать чудо-листовки уже из Британии, а не с дальних тропических островов, на которых прожигала жизнь их несравненная мамáн. Правда, дети многое не учли в своих чарах. Разбирая их буквально по косточками, Харальд выяснил, что на комиксы было наложено неполхое антикопировальное заклятие, но увы, недостаточно неплохое для того, чтобы остановить матерых авроров. Плюс заклинание «привязки к территории» — такое использовалось любым мало-мальски серьёзным изданием и не позволяло выйти тиражу за пределы одной страны. «Привязка» считалась достаточно сильным, сложным и продвинутым заклинанием, так что за исполнение — а Харальд его проверил — им можно было бы даже поаплодировать… если бы не печальное продолжение событий. С другой стороны, «привязку» не могла обойти даже некромантия, а это означало, что преступник скрывается на территории государства, что, с одной стороны, значительно облегчало поиск… А с другой…

Помимо вышеозначенных, были и другие заклинания — долговечности, водостойкости, прочности… Обыкновенные «тиражные» заклинания, которые найти было трудно, но не невозможно. Вторую привязку делала уже Лилс, к «подконтрольному её отцу ведомству», и в принципе формулировка была верной… если бы его ведомством не был Аврорат!

А в сам Отдел тираж «мемуаров» попадал через двух бывших «воронов», старше Лилс на несколько лет — Уолта Родригеса и Дэниса Колинза. Этих двух стажёров архива Харальд знал — неплохие были бы аналитики, если бы не раздолбайство и лень. Вот, видимо, и нашли себе занятие по духу… Главный Аврор вызвал Вестника и наговорил сообщение для Томаса — нового главы Аврората.

— Томас, стажеров Родригеса и Колинза из архива по семейным — взять под строгую стражу, не выпускать, провести допрос по форме 4-Б, никаких контактов, отобрать палочки, круглосуточное наблюдение. Они проходят по «Звездочёту».

Через несколько минут пришел патронус Дина, сообщивший, что приказ выполнен. Поморщившись от формулировки, Харальд еще раз сделал внушение детям — просто на всякий случай, в разумность и понятливость своих отпрысков он верил — и направился к себе в кабинет, ожидая одну из немногих гостий, которой был рад в любое время дня и ночи.

Несмотря на строгий тон, уходя, Харальд потрепал по голове и обнял каждого из своих детей. Хотя они все прекрасно знали, что отец сердит и загладить свою вину будет достаточно непросто, они так же знали, что несмотря ни на что отец их любит. И действительно всегда поддержит. Каким бы ужасным ни был его характер, сколь бы жестким и авторитарным он ни был, — он всегда будет на их стороне. На стороне семьи.

* * *

Через несколько часов дети собрались в комнате у Альбуса, сдав подробные записи отцу. К тому собиралась прийти Гермиона. Ни Альбус, ни Джеймс не знали подробностей школьной и дошкольной жизни их отца, однако на самом деле их это не особо-то и интересовало. Какими бы продвинутыми и развитыми они ни были, они были все же детьми. И у них были свои игры и свои развлечения, а разнос от отца на некоторое время мог и отойти в сторону.

К тому же в камине вспыхнуло жёлто-зеленое пламя, и на персидские ковры благородного дома Блэков шагнула Гермиона Дагворт-Грейнджер. Перед ней тут же появился домовик, щелчком пальцев убрал с неё пыль и сажу и кивком показал следовать за собой. Гермиона одарила детей долгим проницательным взглядом, заметив их между лестничными пролетами, улыбнулась им краешком губ, поприветствовала легким кивком и прошла мимо, высоко подняв подбородок и с осанкой, достойной королевы. С тихим предупреждающим скрипом открылась тяжелая дубовая дверь, и леди-регент, шурша длинным подолом длинной юбки, вошла в кабинет. Легкий стук дерева о дерево отрезал все звуки, оставляя её наедине с хозяином кабинета и тишиной.

Харальд приглашающим жестом указал давней подруге на роскошное кресло у камина и встал, открывая мини-бар. Оттуда были извлечены глиняный чайничек и три чашки китайской работы, с иероглифами на пузатых блестящих глиняных боках. Лично наполняя чайник и заваривая крепкий «Банг шанг» вскипяченной прямо в полете водой, Поттер-Блэк наслаждался тишиной и уютом, которые ему дарила давняя школьная подруга.

— Как продвигается? — спросила она, покачивая туфлей на мысочке ноги.

— Продвигается, — пожал плечами бывший Главный, передергивая плечами. Бамбуковая досочка с чаем и чашками была отлевитирована на низкий туалетный столик у камина, и Гермиона с наслаждением вдохнула аромат элитного пуэра, не спеша, впрочем, пить его, а просто грея руки о чашку.

— Как дети?

— Все у меня, — улыбнулся Харальд, кивая на дверь. — Теперь навсегда.

— О, — по-снейповски изогнула бровь Гермиона, улыбаясь краешком губ. — Поздравляю, — она наклонила голову набок, так что показалось, что она смотрит на старого школьного друга исподлобья. — Что-то еще?

Харальд молчал, не спеша отвечать и рассматривая подругу. Она сейчас была полной противоположностью себя в школьные годы: некогда прямые волосы снова закудрявились, как на далеком первом курсе, карие глаза потемнели, приобретя почти черный цвет. Острые скулы, изгиб ярко-розовых искусанных губ, слегка скептический и кажущийся недовольным; футболка-американка со спущенным плечом и высокой горловиной придавали её изящной фигуре сходство с футляром от скрипки, а длинная расклешенная юбка в пол, которую Харальд видел на русских цыганах, придавала ей сходство с незабвенной, недоброй памяти, Беллатрикс Лестрейндж. Впрочем, и характер у подруги ожесточился и стал более бескомпромиссным, так что сходство могло быть и не только внешнее.

— Да, наверное… — задумчиво кивнул Харальд, любуясь бликами пламени из камина на каштановых волосах подруги. — Я обратился к Слепому Карлу.

— Все настолько серьезно? — выгнула бровь Гермиона, неспешно отпивая чай из глиняной кружки и прищуриваясь от наслаждения.

— Это не тот звездочет, при поимке которого мы упустили Рона, — нахмурился Харальд. — Да и сам Рон, похоже, жив, но как-то слишком странно — дело явно нечисто. На месте преступления был найден шифр, над которым сейчас бьётся Персиваль, а третье место преступления почти не дало улик. Тяжело, — ухмыльнулся Харальд шальной, слегка отдающей безумием, улыбкой, — но так интересно!

— Адреналиновый маньяк, — фыркнула в чашку школьная подруга, и Харальд не счел нужным это комментировать — они и так знали друг друга как облупленные, и сказанное Гермионой было скорее комплиментом, нежели оскорблением.

— Как и ты, — покачал головой Харальд, улыбаясь в остывающую чашку с чаем.

Гермиона не ответила, только повела плечом, никак не комментируя эту фразу школьного друга. Она была прекрасно осведомлена о том, что за теми, кто ему по-настоящему дорог, параноик-Харальд следит едва ли не круглосуточно, чтобы, в случае чего, прийти на помощь. Так же, впрочем, как и она относилась к своему роду и подрастающим пятерым детям — двум своим и трём принятым в род по полному кровному обряду. Харальд же, если и нуждался в её помощи, то всегда знал, когда и как ей получить. Но так уж среди друзей повелось, что некоторые проблемы — хотя, скорее, досадные неприятные случаи — они оставляли на откуп друг другу, ни капли не сомневаясь, что их решение принесет немало удовольствия и будоражащего кровь адреналина и азарта. Например, одной из таких ситуаций была целая серия дуэлей за право регентства над родом Дагворт-Грейнджеров, из которой Гермиона вышла победительницей, ни разу никому не проиграв и даже особо не напрягаясь.

— Вспоминаешь мои фееричные победы? — усмехнулась она.

Грудной мягкий голос как будто жидкой патокой растекался в тишине кабинета, вплетаясь в треск поленьев в камине, тихое шуршание черномагических книг в серебряной клетке на рабочем столе, стук глиняных чашек о бамбуковую доску для чаепитий. Харальд усмехнулся, даже, скорее, громко хмыкнул, растягивая губы в гибриде улыбки и оскала, по-другому на такое он не умел реагировать.

— А как же иначе, — ухмыльнулся он. — Помню, было дело, в Бостоне…

— О, — Гермиона лукаво улыбнулась и прищурилась, ехидно скалясь.

— Ректор массачусетского отделения кафедры боевой и оборонительной магии тогда сильно потерял в цене, весе и репутации…

— Было дело, — пожала плечами боевая подруга. — так за дело же потерял все вышеперечисленное…

Харальд улыбнулся и снова глянул в огонь. Да-а, было тогда время! Будучи уже на третьем курсе, Гермиона наконец-то смогла заявить права на регентство над родом Дагворт-Грейнджеров, после чего и начались крупные неприятности. Хрупкая, изящная, гордая, с королевской осанкой и — при необходимости — такими же манерами Гермиона стала лакомым кусочком для любого уважающего себя волшебника, мага и чародея, что, естественно, не добавило ей счастья и радости. Обучающаяся на факультете Ментальных наук и Аналитики, она идеально подходила под стереотип умной...но слабой волшебницы. За что, в общем-то, и ополчились на неё все, оспаривающие её право на свободу или регентство.

Первая дуэль случилась как-то сама собой — один из пятикурсников, Даниэл Джош, имел неосторожность громко высказаться насчет Гермионы и её регентства, что-то в духе «слабая грязнокровная сучка недостойна регентства над благородным Домом» — и, на его несчастье, это услышала троица закадычных друзей. Гермиона ничтоже сумняшеся выхватила палочку, наставила её на оскорбившего её идиота и холодным, арктическим, ледяным тоном поинтересовалась, способен ли сей представитель магического сообщества ответить за свои слова на дуэли. «Благородный» идиот великодушно согласился и предложил ей выбрать себе время и защитника… На что уже тогда Леди-Регент, Мио холодно ухмыльнулась: «Защитники мне не потребуются».

Дуэль назначили на рассвет следующего дня — и идиот-Джош всю ночь праздновал свою несостоявшуюся еще победу. Гермиона раскатала полупьяного, опухшего от похмелья дурака в три заклинания, на чем первая её дуэль и закончилась. Некоторое время считали, что ей просто повезло, пока на следующей буквально неделе не грянул громовой скандал с её дуэлью со способным третьекурсником с Боевого отделения, которого накануне едва не убил за оскорбления и неуважение к Благороднейшему и Древнейшему роду Блэк сам Харальд. Разнять их смогли только половиной кафедры, когда неосторожный боевик ляпнул, что раскатает Блэка так же, как раскатал бы его лже-регентскую подружку-грязнокровку.

«Дуэль, за оскорбление чести леди-Регента и Рода!» — разъярилась прибежавшая на шум в боевом Гермиона, как всегда тонко чувствующая попадание своих друзей в крупные неприятности. Дуэль с самонадеянным боевиком заняла около пятнадцати минут и была по-настоящему красочной — и смертоносной. После этого дуэли посыпались одна за другой; каждый считал своим долгом доказать выскочке, что её место у его — или её — ног. Почти вся кафедра Боёвки долго бегала за Мио, уговаривая её перевестись, на что она всегда и неизменно отвечала одно и то же — с боёвкой у неё и так все хорошо, ей бы родовые дары развивать! — и гордо отказывалась, оставаясь верной одной только кафедре Ментальных Наук и Аналитики.

На пятом курсе веселье закончилось фееричной дуэлью, где Гермиона была вынуждена разбрасываться отнюдь не детскими и не светлыми заклинаниями, в то время как её соперник швырялся «Наитемнейшими Искусствами». Миону с поля увезли в госпиталь на носилках, а соперника вынесли по частям. Претензий никто не предъявлял, так как все прекрасно понимали вину идиота, полезшего к выпускнице с оскорблениями и домогательствами. Ненавидящая такое поведение больше всего, Гермиона раскатала идиота в блин тонким слоем по всем барьерам дуэльного зала Академии, хотя и пострадала при этом сама. Хотя соперника её так и не откачали, и именно это, к слову, стало причиной её разрыва отношений с Роном.

Харальд нахмурился, на что Гермиона понятливо улыбнулась, отпивая из чашки остывающий «Банг шанг».

— Рона вспоминаешь?

— Рона, — тяжело вздохнув, подтвердил Главный. — Даже не верится, что он мог так привязаться к этому напыщенному индюку… Он же был как Малфой!

— Нет, Харальд, — покачала головой лучшая аналитик отдела Тайн, — у Малфоя были харизма и связи. А у того придурка — только гонор, связи и сильнейший ментальный дар, бездарно профуканный еще на стадии поступления в БАИ⁽¹⁾.

Харальд тяжко вздохнул. Высокий и красивый рыжеволосый ирландец с телом греческого бога был весьма популярен у обоих полов БАИ, чем и пользовался без зазрения совести. Именно он на втором курсе окончательно помог освободиться Рону от его буквальной зависимости от Золотого Трио и осознать собственные таланты, значимость и индивидуальность. Харальд, который раскачивал лодку их шатких дружеских отношений приятельством с сокурсниками и заведением связей с учениками других факультетов, поначалу и не обращал внимания на то, что Рон, как и на четвертом курсе, отдаляется от него, не развиваясь в плане личностного роста, пока однажды во время зимней сессии не обнаружил своего рыжего друга в компании не менее рыжего напыщенного, словно Малфой-средний в худшие школьные годы, ирландца, сидящими в баре в компании красоток весьма заинтересованных в их обществе пацанов. Решив отойти в сторону и не мешать, Харальд понял свою ошибку слишком поздно.

— Ты тогда почти правильно поступил, — после некоторой паузы произнесла Гермиона, улыбаясь чему-то своему. — Просто не надо было пускать все на самотек настолько сильно.

— Ты права, — кивнул Харальд, вновь погружаясь в воспоминания под треск дров в камине и пряный, ни с чем не сравнимый аромат «Банг шанга».

Рональд тогда здорово увлёкся своим новым знакомым, и Харальд посчитал, что это и к лучшему: у него будут свои интересы и свои друзья, только его и ничьи больше… Увы, он не учёл того, что как всегда, есть и обратная сторона монеты — в данном случае она звучала как «не сотвори себе кумира», — что рыжик с огромным упорством и упрямством и проделал. Он бегал за Ангусом словно хвост за собакой и во всем старался ему подражать. И да, это привело к тому что у того появился свой фан-клуб, свои друзья, свои почитатели… Но так же это привело и к тому, что ирландец возгордился окончательно. Поначалу Рон не понимал, почему это Харальд, а за ним и его прелестная на тот момент еще девушка Миона так неприязненно относятся к его новому лучшему другу, и страстно хотел помирить их, объединить две компании в одну…

— Рон тогда не учёл только одного, — Гермиона как будто мыслила в параллельном направлении с Харальдом, и он улыбнулся, ожидая и примерно представляя, что именно скажет сейчас лучшая подруга. — Вам с Ангусом, двум королям, будет тесно на одной земле. Ты во всем был лучше, с рождения имел, как им обоим казалось, лучшие условия для старта, и со стороны действительно казалось, что у тебя всё есть.

— Все считали, что я родился с золотой ложкой в рту, — пожал плечами Харальд и невольно дёрнул располосованным некогда плечом, на котором все еще белели шрамы, не залечиваемые даже магией.

— Вот и они так считали, — пожала плечами боевая подруга, — хотя ни слава, ни популярность, ни известность тебе никогда не были нужны, — ты получал их как бы проходящим бонусом, за что порой и огребал лишних проблем на свой зад.

Харальд усмехнулся от такой формулировки. В редкой компании леди Дагворт-Грейнджер позволяла себе отойти от норм этикета и перестать поддерживать имидж и честь Рода. И он был невероятно горд тем, что входил в число «доверенных лиц» давней боевой подруги и самой завидной невесты Британии, после принцессы Анны⁽²⁾, разумеется.

Харальд посмотрел на Гермиону, вновь усмехнулся и покачал головой. Подруга опять шарила у него в голове как у себя дома, и тем удивительнее было, что откормленная до невероятных размером паранойя Командира молчала на этот счёт, видимо, считая Гермиону Дагворт-Грейнджер одной из своих линий обороны. Харальд ничего против не имел и решил предаться воспоминаниям дальше, разделив их с подругой, с которой вот так вот посидеть удавалось нечасто, тем более во время расследования такого сложного дела. Но сейчас ни от Главного, ни от Гермионы ничего не зависело, и они оба решили хоть немного предаться воспоминаниям. чтобы отвлечься от дел насущных.

Когда напыщенный ирландец-Ангус назвал Гермиону «грязнокровной потаскухой», Рон был рядом. Но почему-то за неё не вступился, что и определило их дальнейшие отношения. Харальд, у которого уже тогда характер был далеко не ахти, тут же едва не снес голову идиоту, который посмел оскорбить его лучшую подругу, направленным выбросом сырой силы, и был остановлен все той же Мио. Не раз спасавшая его от необдуманных поступков Гермиона сейчас была похожа на готовый взорваться от внутреннего напряжения вулкан — почти так же, как буквально пять лет назад Эйяфьядлайёкюдль⁽³⁾ извергался, прорвав ледяные барьеры установленные магами. Вот и в тот раз, кажется, прочную ледяную плотину терпения лучших мозгов Хогвартса прорвало негодование, гнев и ярость.

«Дуэль. Здесь и сейчас», — и никто не смог возразить леди-регенту. А ирландец и рыжиков кумир поплатился за свою самоуверенность и бахвальство — Гермиона почти два часа гоняла его по дуэльной площадке, и к тому моменту, когда она немного спустила пар, разница в их уровнях была заметна невооруженным взглядом: Ангус вспотел, был растрепан, изранен и измотан, в то время как Гермиона какой вышла на дуэльную площадку, такой и осталась — на одежде ни лишней складочки, прическа все так же волосок к волоску, а в глазах ничем не прикрытое веселье, азарт и — презрение к одному конкретному индивиду. Гермиона тогда спросила у ирландца, не желает ли он сдаться и признать собственное поражение, на что её послали далеким Запретным лесом с указанием родственных связей между ней, её предками и кентаврами.

— Ну ладно, — пожала она тогда плечами — и устроила локальный Армагеддон.

Вообще, такие чары и чарами-то назвать было нельзя, это было, скорее, морально-физическое проявления эмоционального настроя мага при помощи Силы. Но тогда они этого не понимали, кроме, скорее всего, самой Гермионы, а потому, когда весь дуэльный зал заволокло тучами, громом и молниями со шквальным ветром, перепугались все. Естественно что торнадо, летящие с бешеной скоростью пыль, щепки, обломки обстановки и прочее не доставили радости ни ей, ни её сопернику. Сама Миона пострадала достаточно сильно — но, как виновница, была каменно спокойна — и просто заживо испепелила своего обидчика, за что её за глаза — а кое-кто и в глаза — прозвали новой Сумасшедшей Белль Лестрейндж. Гермиона сочла это за комплимент, но не учла того, что был еще один фактор.

Рон.

Рон, с которым она собиралась сыграть свадьбу в ближайший год, прилюдно разорвал помолвку и бросил Гермиону. А Харальд остался буфером между ними — и только к концу учебки Аврората они более-менее помирились. А через два года Рон нанёс Харальду удар в спину и был таков.

— М-да…. — протянула Гермиона, качая головой. По ней нельзя было сказать, но казалось, что предательство Рона ударило по ней намного больше, чем даже по самому Харальду, а это говорило о многом.

Харальд тряхнул головой, обновил себе чай и с тяжким вздохом постарался выбросить все идиотские мысли из головы. Пора было менять тему разговора.

— Ты нашла, кто пустил ту отвратительную газетную утку?

— Нет, — поджала губы Гермиона, напоминая в этот момент Макгонагалл, вынужденную снять с собственного факультета сто пятьдесят баллов. — Гадёныш отлично спрятался.

Харальд поджал губы в идентичном жесте и уставился в пламя камина. Не так давно, около полутора месяцев тому назад, на Гермиону было совершено вооруженное нападение. Маггловское огнестрельное оружие, тяжелые темномагические проклятья, Авады и вся подобная атрибутика. Даже дементора откуда-то достали! Гермиона в одиночку сумела продержаться почти пять минут и уложить за это время троих нападавших, а дальше прибыл взбешенный Харальд, и песенка нападавших была спета. Казалось бы, ситуация разрешилась, но не тут-то было: в газетах буквально на следующий день появилась статья от некоего анонима, который нарекал Леди-Регента Дагворт-Грейнджер новой Беллатрикс Лестрейндж уже публично и пророчил, что в конечном итоге Леди приведет всю страну к краху, плохо воздействуя на Главного Аврора и прочих контактирующих с ней.

Статью замять не удалось, общество всколыхнулось, и у Гермионы появились проблемы. Решать их независимая Леди предпочитала сама, горой стоя за своих детей и Род, который она буквально вытащила со дна, но тем не менее в некоторых ситуациях ей приходилось обращаться за помощью к Харальду. В какой-то момент некто умудрился дойти в своих жалобах и кляузах до самого министра. Кинг, которого никто до этого момента не удосужился посвятить в проблемы лучшего Аналитика всех отделов, взбесился не хуже бабуина в гоне. Головы полетели только так, но скандал так и не утих. Анонима объявили в розыск, и он не нашел ничего лучше, чем продолжить печатать свои «газетные утки», только уже в виде листовок, и разбрасывать их по магической Британии при помощи почтовых сов общественного назначения. Гада так до сих пор и не поймали, хоть и обложили в какой-то момент так плотно, что он залег на дно. И найти его с того момента — уже две недели как — не могли.

— Что ж… Дай мне поймать серийника, — Харальд кровожадно ухмыльнулся, — и я достану этого языкастого-рукастого хоть из-под земли.

— Он мой, — с нажимом произнесла школьная подруга, недвусмысленно угрожая Харальду палочкой. В какой-то момент в глазах обоих промелькнула опасная искра, после чего двое друзей расхохотались.

— Ты останешься? — спросил Харальд.

— Нет, — как и всегда, покачала она головой, и чаепитие продолжилось. Они еще говорили о каких-то мелочах — о погоде, вечной теме в Англии; о книгах и ценах на драконью печень; но все больше молчали. Слова им обоим не были нужны — им обоим не было нужды говорить, чтобы понимать друг друга. Взаимная поддержка, молчаливая, как и они сами, была намного ценнее слов. Они, в общем-то, оба были похожи: женщина, нареченная новой Беллатрикс Лестрейндж, враз растерявшая всю свою репутацию, нарабатываемую годами, и мужчина, прозванный министерским Цербером, достойным наследником Бешеного Пса Блэка, авторитарным милитаристом-психопатом…

Гермиона ушла за полночь, тихо шурша подолом длинной юбки. Харальд гостью не провожал — та ушла, когда он уже уснул, выронив глиняную чашку с пуэром из рук. Гермиона трансфигурировала кресло в диван, укрыла друга пледом и ушла, зачаровав за собой дверь. Харальд часто засыпал в её присутствии — и только после этого ему не снились кошмары. Все недавно произошедшие события — аноним с обвинениями в её сторону, серийный подражатель Звездочёту, создание давно планируемого отдела С.О.Д.А.Р., да и недавний захват террористов-грабителей обошлись его организму недешево… Взметнулось пламя в камине, поглощая ведьму, и дом на площади Гриммо, 12 погрузился в уютную сонную тишину.

* * *

Утро в отделе С.О.Д.А.Р. началось с шепотков. Под дверью начальственного кабинета стоял ходячий анекдот Аврората, «вечный заяц» Антонио Забини. На молодом человеке была надета форма отдела — её гиперактивная нимфоманка-артефактор Лавгуд прислала совиной почтой около половины третьего ночи почти всем сотрудникам, тем, до которых смогла дотянуться в такое время. Жилет, штаны с большим количеством карманов, высокие сапоги на шнуровке, плащ, маска и очки-гогглы, зачарованные на выявление магии и её следов. В руках у Забини был «блокнот бесконечности», страницы в котором никогда не заканчивались — или никто еще не нашел предела, и волшебное перо, чернила в котором пополнялись при помощи портключа. И когда в развевающемся плаще и с почти удушливым ароматом свежесваренного кофе по отделу промчался Харальд, его провожали заинтересованными взглядами. У кабинета он не остановился ни на секунду, кивком позвав Забини-младшего за собой, и двери кабинета гулко хлопнули, отрезая любопытных от происходящего.

В кабинете же Харальд шумно выдохнул и подмигнул Антонио, с тихим вздохом падая в кресло.

— Доброго утра, Забини, — наконец-то поприветствовал он кивком своего «полевого секретаря». — Обращаться я к тебе буду по должности, а заодно и по позывному, «Валет». Ты — моя память, мои не зашоренные глаза и заодно моя дополнительная страховка.

— Страховка? — выгнул бровь Забини.

— На тот случай, если меня убьют, все мои слова и заметки, мысли и догадки будут тобой записаны. Если я говорю встать и бежать — ты встаешь и бежишь. Если я говорю лечь и не отсвечивать — ты лежишь и ныкаешься как мышь под веником.

— Ясно, — кивнул Забини. — дальше?

— Сопровождаешь меня везде в поле, не отстаешь ни на шаг. Как только я выхожу из дома — ты появляешься рядом, и так до тех пор, пока я снова не зайду в свой дом. Ты — моя тень. Записываешь все, что видишь, на что я обращаю твое внимание. Каждый день — краткий отчёт мне на стол, блокнот соедини протеевыми с копией — и в общее хранилище Аврората в Гринготтс, и еще одну копию храни в том месте, которое знаешь только ты — и твое доверенное лицо по контракту с Авроратом. Кстати, кто это?

— Дин Томас, сэр.

— Хорошо. В Дине я уверен, — Харальд кивнул.

— Каков план, командир? — хитро прищурился Забини, вытягиваясь по стойке смирно.

— К Нотту, — помрачнел Глава. — Сейчас он проводит допросы единственного разумного свидетеля со второго места преступления — о нём ничего не известно, — Главный Аврор подхватил стопку бумаг со стола, залпом допил еще дымящуюся кружку кофе, чей аромат пропитал весь кабинет, и направился к выходу. Забини пошёл за ним, отставая на полшага, и записывал слова Харальда в блокнот. Как он умудрялся там что-то ровно записывать, оставалось непонятно, а Главный Аврор тем временем продолжал вводить своего Валета в курс дела.

— За три дня мы нашли пятьдесят три трупа, все в составном ритуале. Первая часть ритуала создает что-то наподобие магической каверны — вакуум, окруженный природной магической энергией снаружи и собирающий концентрированную энергию смерти внутри. Второй ритуал вытягивает из жертвы эманации боли, страха, ужаса, ненависти, гнева — в общем, весь негативный спектр от А до Z, и посредством хитрого выверта эманаций «волшебной желчи» от ядра выворачивают полученное наизнанку, производя достаточно сложный многосоставный наркотик — «Амброзию». Третий ритуал плавно вытекает из второго — в «Амброзию» не должны попадать эманации смерти, поэтому их впитывает последний ритуалист, чтобы потом пополнить свои — или, возможно, демонические силы при помощи ритуала Звездного круга. Первые три духа требуют больше всего жертв из-за того, что являются стартовой, так сказать, отправной точкой, пробивным коридором для последующих призывов и воззваний к Духам, так что есть высокая вероятность того, что в дальнейшем жертв будет меньше Это так же значит, что найти и вычислить маньяка будет намного труднее, чем сейчас, когда он оставляет неприбранными места преступлений и искренне полагает, что его не поймают. Как будто бросает вызов — посмотри! Вот он я, я тут, поймай меня, если сможешь…. — Харальд на мгновение задумался.

— Командир? — выгнул бровь Забини, остановившись в полуметре от начальника.

— Ну конечно! Всё гениальное должно быть простым! — Харальд развернулся, взмахнув полами мантии как крыльями, и бросился в ту часть Отдела, где заседал и безраздельно властвовал Снейп.

1) БАИ — Бостонская Академия Искусств

Вернуться к тексту

2) Принцесса Анна — Анна Елизаветта Алиса Луиза, принцесса Великобритании и графиня Хэрвуд, — реально существующая личность, для которой в моём повествовании сдвинуты временные рамки. В реальности принцесса Анна, дочь королевы Елизаветы II, родилась в 1950-м году, у меня же, скажем, она — ровесница Харальда и Гермионы, и родилась на 30 лет позже, в 1980-м году. Как и в реальности, принцесса Анна является Генерал-капитаном Королевской Морской Пехоты Великобртании. Если вам интересно про неё больше (а она офигенная личность!) — вики в помощь.

Вернуться к тексту

3) Выдуманное и ничем не подтвержденное событие фанона

Вернуться к тексту