Мир тебе, Воин (джен)

Профессор Огон был прав, предупреждая, что все занятия будут так или иначе связаны с воскресной поездкой. На первом уроке сам профессор, не выспавшийся, страдающий от боли в мышцах, хмуро сыпал вопросами. А когда Кайт в очередной раз ошибся в написании знаков, обозначающих названия водопадов на праязыке, хлопнул по столу, бросив раздражённо:

— И какого чёрта Кианан не оставит меня в покое? Зачем эти карабканья по горам в воскресенье? Зачем эти ранние подъёмы? Ради чего всё это нужно, если вы не можете ничего удержать ни в своих руках, ни в своей памяти?

Следующим за них взялся Рэй Барни.

— Слышал, вы вчера посвятили день физическим нагрузкам? — весело спросил он. — Но спорим, вы только смотрели издалека и ни разу не вошли внутрь?

— Внутрь чего? — переспросил Марк Тирс.

— Внутрь водопада, — улыбнулся Барни. — Не волнуйтесь, у меня тут припасён один, конечно, не такой высокий и именитый, но вполне себе водопад.

Они снова стали подниматься по узким тропам в сердце гор, туда, где со скалы падал широкий поток.

— Я ничего вам не расскажу ни про название этого места, ни про его историю, может, и нет у него ни истории, ни названия. А вот, что я знаю точно: вода здесь очень холодная, а камни очень скользкие. Отличная практика для тех, кто хочет прокатиться на Небесных Кораблях.

Ребята сгрудились, не выказывая особого желания лезть в воду. Погода стояла солнечная, но в ущелье свет почти не проникал, и ветер разносил вокруг ледяные брызги.

— Кто там хвастал, что силён в физкультуре? — насмешливо спросил Барни.

— Нам прямо в одежде туда идти? — опасливо спросил Биджой.

— Если желаете щегольнуть своим торсом, можете раздеться.

— Что вы все струсили? — взорвалась Вирджи. — Это просто дурацкий водопад!

Она уже готова была шагнуть вперёд, но Найджел протянул руку, останавливая её.

— Пусть Сорнэй идёт.

— Это почему? — оттолкнув его, воскликнула девочка.

— Он Бог Войны, пусть идёт первым, — тяжело произнёс Найджел.

Кайт сглотнул, потом медленно кивнул:

— Я пойду.

— Отлично! — хлопнул его по спине Барни. — Значит, задание таково — проходите по валунам к потоку, встаёте под него, отсчитываете минуту и выходите с противоположной стороны. Если почувствуйте себя нехорошо, выходите раньше.

— Понятно.

Кайт стал карабкаться на валун.

— Давай, Сорни, покажи им! — закричал Магги.

Он повернул голову и покачнулся.

— Замолчи, болван! — толкнула болельщика Вирджи.

Добравшись до водопада, Кайт набрал в грудь побольше воздуха и, зажмурившись, шагнул под воду. Тело свело от холода. «Нужно расслабиться, раствориться в водопаде. Водопад ведь не чувствует собственного холода», — повторял он про себя и только потом вспомнил, что должен отсчитывать минуту. Не зная, сколько секунд уже прошло, он решил на всякий случай начать сначала. Добравшись до шестидесяти, Кайт приготовился выходить, но ноги не слушались, они словно вмерзли в камни, на которых стояли. «Это ошибка, мы все ошибались. Мы думали, страшно входить в водопад, но тяжелее выйти из него. Я даже не запомнил, какие камни на другой стороне…» Хватаясь за воду, он заставил себя сделать крошечный шажок, потом ещё один и, наконец, почувствовав на лице воздух, тяжело опустился на валун. Рэй Барни уже шёл к нему. Учитель скользил по мокрым камням, словно фигурист по льду. Поставив мальчика на ноги, он помог ему вернуться на берег, где ждали остальные.

— Ты как? — взволнованно спросила Вирджи.

Кайт только шевельнул головой в ответ.

— Он сможет ответить вам, когда немного согреется, — проговорил преподаватель, накрывая плечи Кайта своей курткой. — Но я скажу прямо сейчас то, что повторит вам он. Важно не только сделать первый шаг, но и знать, как сделать второй, третий. Иметь силы и мужество идти до конца. Собирайтесь, мы отправляемся в обратный путь! — махнул он остальным.

— Как? А разве мы не пойдём в водопад? — удивился Биджой.

— Зачем? Надеюсь, вы уже усвоили урок.

— Но как же испытание? Вы говорили, это испытание для тех, кто хочет подняться на Небесные Корабли.

— Говорил, — кивнул Рэй Барни, и лицо его стало непривычно серьёзным. — Но сделать первый шаг — тоже важно. И это ещё один урок, который вы должны усвоить.

По дороге обратно слышался только беззаботный голос Магги, не сознававшего, что говорит он один. Остальные держались от Кайта на расстоянии, словно тот ещё находился под водопадом. Даже Саймон, с восхищением смотрящий на товарища, шёл поодаль, будто это восхищение не вызывало желания приблизиться.

В столовой Кайт ощущал ту же отстранённость. Молчаливая и поникшая, сидела рядом Вирджи. Магги говорил и говорил, но она не отвечала, мысленно всё ещё находясь перед тем водопадом и слыша только шум ледяной воды.

— Барни ошибается, — глухо проговорила девочка. — Не все мы боялись начала пути, забыв о конце. Некоторые только о конце и думали. Боялись только конца.

— Вирджи, да брось переживать! Тоже мне, великая честь — вылить на себя ушат ледяной воды! — Магги потянулся за второй котлетой.

— Не говори о том, чего не понимаешь, — почти угрожающе произнесла она.

— Всё я понимаю! Ты завидуешь, что Сорни достались лавры, хотя это и лаврами-то трудно назвать. Но ведь он не сам полез геройствовать. Ты же видишь, герой из него, как из меня математик.

— Вижу, — пробормотала Вирджи. — И от этого ещё хуже.

Появиться перед всеми промокшей, трясущейся от холода, бессильно упасть на камни, как упал Кайт, увидеть саму себя слабой — это самое страшное. Вирджи вдруг встретилась взглядом с Найджелом и поняла, что он думает о том же.

Кайт слушал их разговор, словно он был не о нём. Он переоделся в сухую одежду, солнечные лучи, проникающие сквозь крышу, наполняли столовую мягким, уютным теплом, но он до сих пор чувствовал холод. Часть его осталась под тем водопадом. Ему хотелось протянуть руку и сквозь стеклянный поток дотянуться до Вирджи, утешить и успокоить её, но у него не было для этого ни сил, ни слов.

Погружённые каждый в свои мысли дети отправились на урок каллиграфии. Профессор Савитар прикатил чемоданчик к столу и кивнул Кайту, который незаметно превратился в некое подобие дежурного. В его обязанности входило водрузить на стол саквояж, достать материалы для работы, раздать их ученикам и собрать в конце урока. Сначала остальные посмеивались над ним, называя «слугой Богов», но после случая с водопадом даже выделение в качестве слуги набивало оскомину.

Задание по каллиграфии, как и всё сегодня, было связано с воскресной поездкой. На небольшом квадрате нужно было уместить то, что каждый узнал о себе в тот день. Профессор Савитар даже разрешил воспользоваться сделанными в дороге записями. Глядя на Вирджи, сгорбившуюся над белым листом, на Найджела, напряжённо листающего записи и свою память, Кайт понимал, что должен написать что-то о Боге Войны. За этим, наверное, их отправили к водопадам, — чтобы каждый узнал что-то о своей роли. Но нужные слова никак не приходили.

— А вы что же пришли с пустыми руками? — спросил Джая Савитар, заметив, что у Кайта нет воскресного буклета с заданиями.

— Мои заметки улетели в водопад, — ответил мальчик.

— Как жаль, сейчас вам бы очень пригодились ваши ответы.

— Вряд ли. Я мало что успевал записывать, когда ходил там, — признался Кайт.

Профессор усмехнулся, а потом сказал:

— Может, это и есть верный ответ.

Кайт улыбнулся. Потом посмотрел в небольшой белый квадрат из плотной, чуть шершавой бумаги. А если сделать вид, что он понял задание буквально? Написать не о Боге Войны, а о Кайтосе Сорнэе. Что понял он сам? Кайт снова попробовал воскресить в памяти вчерашний день, и перед глазами появились не величественные водопады и горы, а ведущие к ним узкие каменные лестницы, вырезанные чьей-то безымянной рукой. Вот чего ему хочется! Строить дороги, по которым пройдут другие. Перебрасывать мосты через реки, вырезать ступени!

Кайт взял кисть и быстро заполнил свой белый квадрат.

Когда дети покинули класс, перед Свитаром лежало девять листов. Он никогда не просил учеников подписывать свои произведения, словно в одном знаке мог прочесть имя начертившего его.

Кто-то тихо отворил дверь.

— Здравствуй, Кианан, — произнёс Савитар, не оборачиваясь.

— Спасибо, что помнишь звук моих шагов.

— Я многое помню, — ответил старик.

— Как дела у наших подопечных? — спросил Альраи, склоняясь над расписанными квадратами. — Это их работы?

Савитар кивнул.

— Которая принадлежит Кайтосу Сорнэю?

— Вот эта.

— «Стать ступенью, мостом, дорогой», — прочитал Альраи. — Хороший ответ. Но лучше бы он написал что-то о Боге Войны.

— Лучше для кого?

Настоятель ответил мимолётной улыбкой, стараясь скрыть появившуюся в груди тяжесть. Вряд ли дело было в здоровье, потому приходилось признать, что камень этот не в сердце, а в душе.

Стремясь растворить собственную тревогу, он отправился на лекцию, которую не пропускал ни разу с тех пор, как стал Альраи. В тихом, монохромном голосе Арана Дипэка ему слышалась незыблемость — та, что подобна не вечным горам, а сорной траве, каждой зимой погребаемой под снегом и каждой весной восстающей в талой воде. Ему нравилось смотреть, как отражается эхо этих рассказов в глазах детей. Как становятся чище и прозрачнее даже самые мутные зеркала, как проявляются в них черты тех, кем им предстоит стать.

Снова и снова слушал он историю о том, как Князь Меченосец, позавидовав наполняющей Гелиадор благодати, обратился к Богу Мрака Гадару. И Гадар разжёг бурю в солнце, испепелившую поля, напитал ядом ветра, разносившие болезни. Бог Мрака пробудил из чёрных глубин чудовищных шеатов, и Князь двинул армию на столицу. И потух сияющий город.

Окутанные тьмой люди молили небеса о спасении. И молитвы их были услышаны. Пала Великая Плотина, и Звёздная река излилась в широкие воды Аананди, обратив их вспять. Три белоснежных облака спустились в поток и стали Небесными Кораблями. Были они огромны, мачты доставали звёзд, и само небо было их парусами. В немом благоговении взирали люди на этих исполинов, и никто не решался, преодолев пенную реку, взобраться на палубу. Тогда юный Мелкон, которому едва минуло шестнадцать, бросился в воду. Его друзья, Наал и Табит, последовали за ним. Крик ужаса донёсся с берега, ибо остальные уже в мыслях похоронили троих бесстрашных сердцем. Но под ногами бегущих вода обретала плотность льда, сотканные из облаков палубы становились деревом.

Свет небес коснулся трёх сердец. Стоящие у штурвалов протянули правую руку, и поднялись из белой пены три клинка, в которых сияли отражения звёзд. Протянули они левую руку, и облака явили священных животных: Серебряного Ияри, Янтарную Самандари и Белоснежную Армавени.

Снова посмотрел юный Мелкон на оставшихся на берегу и воззвал, прося присоединиться к ним. И вышли из замершей толпы двое и поднялись на его Небесный Корабль. Воззвал к толпе Наал, и двое ответили на его призыв. Воззвал к толпе Табит, и снова вышли двое. Одним боги протянули свои клинки, и встали они по правую руку. К другим подошли священные животные, и встали они по левую руку.

Смертные, которых коснулась благодать небес, повели Небесные Корабли на улицы Гелиадора. Они плыли, прогоняя тень, омывая город живительным светом.

Князь послал на столицу новых шеатов. Тёмные орды хлынули к городу, но на их пути встали девять. Взлетали к небу звёздные клинки, и сияние их разрезало ночь. Крылатый волк разрывал чудовищ клыками, янтарная саламандра опаляла чудовищ своим огнём, белый журавль хватал их и уносил в пенные воды Аананди. Долгие дни длилась битва, и когда мгла отступила, посреди пепелища увидели они самого Князя Меченосца, за спиной которого чёрной стеной стояли шеаты. И юный Мелкон вышел вперёд, подняв свой священный меч, что в его руках обретал силу разрушить любую преграду. И начался страшный бой. Чёрная стена поглотила поле битвы — и разорвали чудовища серебристые крылья Ияри, и алыми стали белые перья Армавени, и Самандари вместе с огнём выдыхала кровь. Тяжёлые раны приняли на себя девять бесстрашных сердцем, но белой молнией мелькнул священный меч в руках Мелкона — и Князь пал под ноги чудовищ, которых привёл с собой.

Тишина воцарилась над полем битвы. По опустошённому городу ходил Наал, и Янтарная Самандари плакала, и слёзы её исцеляли раны. Ходил по горящим полям Табит, и Белоснежная Армавени, распахивая крылья, баюкала души.

Но затишье было кратким. С вершины Акелдамы Бог Мрака Гадар узрел свет меча Мелкона. И уязвлённый поражением своего вассала, снова послал чёрные волны на Гелиадор. И безутешно рыдала Самандари над теми, кого уже не спасти, и Армавени тщетно распахивала раненые крылья над пеплом.

И сказал тогда юный Мелкон, что должен он отправиться на гору Акелдама, в логово Бога Мрака, и сразиться с Гадаром, ибо огонь его души наполнял меч силой, способной разбивать любую преграду.

Наал и Табит остались защищать город. А Мелкон с сателлитами и верным Ияри начали восхождение на Акелдаму. И выпустил Бог Мрака шеатов, сотканных из тьмы и ужаса. Долго длилось то сражение, двое сателлитов были разорваны острыми когтями, и Серебряный Ияри пал, защищая юного Мелкона. А раненый воин предстал перед Богом Мрака и вступил с ним в схватку. Длилась она долгие дни. Много ран принял на себя Мелкон, его огонь уже не мог дать мечу силу, способную пронзить сердце Гадара. Но воин продолжал наносить удар за ударом, пока Бог Мрака не разорвал хрупкую оболочку человеческого тела, — и светлая душа, будто птица, устремилась обратно в небо.

Гадар, сияя радостью победы, взял клинок умершего Мелкона и пошёл Проклятой тропой в город. Повёл он в последний бой своих монстров, но на пути его встали шестеро. Рассмеялся им в лицо предводитель тысячного войска и сказал, что нет больше Мелкона, есть только он — Алмазный Бог Гадар. И поднял он окровавленный меч Мелкона, но кровь на нём вдруг раскалилась, словно пламя, и клинок выпал из руки Гадара. И огнём засияли раны, нанесённые юным Мелконом. Ужасный Гадар пал на колени, и Наал и Табит сплели священные чары и отправили поверженного в небытие.

Много раз Альраи слышал этот рассказ. Казалось, за годы Дипэк не изменил в нём ни слова, словно он было не прозой, а поэмой. И дети сидели, замерев. А потом один из них задал вопрос, которого не задавал ещё никто из участников фестиваля.

Подняв руку, Марк Тирс спросил:

— Профессор, вы поведали нам историю подвигов Мелкона, Наала, Табита и их друзей. Почему эти мужские роли теперь разрешено играть девочкам?

Аран Дипэк снял очки, повертел в руках и снова надел. Потом посмотрел в свои записи, но ответа в них не было.

— Позвольте ответить мне, — сказал Альраи, поднимаясь с последней парты. Выйдя вперёд, он обвёл взглядом маленький класс. — Признаться, мы очень неохотно вносим изменения в правила проведения фестиваля. И всё же в прошлом году мы утвердили одно из самых важных изменений. Теперь девочки тоже могут принять участие в фестивале. И ваше замечание о том, почему им позволено играть мужские роли, было бы справедливо, если бы фестиваль был просто спектаклем, а вы — актёрами. Но на тех трёх кораблях произошло чудо — божественная сила коснулась человеческих сердец. Можем ли мы утверждать, что этот священный огонь способен загореться только в сердце юноши? Мне думается — нет. Мелкон и его товарищи погибли на Акелдаме, спасая тех, кого любили. Другие прожили долгую жизнь, но в конце последовали за своими друзьями. Они не были бессмертными. Мы называем их Богами, но они были людьми, души которых сияли так чисто, что в них отразились небеса и звёзды. Вот кем вы избраны стать на фестивале — душой, способной отразить Бога.

Солнечный свет, проникающий в высокие окна, заливал фигуру Альраи. Кайту казалось, что настоятель — единственный здесь, кто способен стать таким зеркалом.

Идя на урок истории, мальчик ждал очередной лекции об именах и цифрах, сражавшихся за власть много веков назад. Хотя сегодня он не думал даже об этом — просто переживал, как бы ему снова не припомнили воскресные водопады. Но услышанный рассказ был похож на урок профессора Раэди, может, потому что в нём было больше от литературы, чем от истории. Больше мифов, чем фактов. Но как ярки были эти мифы!

Словно воочию видел он город, задыхающийся под гнётом шеатов, великую реку, вспенившуюся Небесными Кораблями, юношей, поднявшихся на эти корабли. Сегодня он, наконец, понял, почему все мечтают быть Мелконом. Он первый решился ступить на свой Небесный Корабль, не зная даже, способны ли палубы из облаков водяного пара выдержать его вес. Он первый поверил, что рука его не останется пустой, когда ему потребуется меч. Он первый окликнул Серебряного Ияри, не ведая, ответят ли ему небеса. Он поверг Князя и вызвался отправиться на гору Акелдама, чтобы погибнуть там во тьме и одиночестве.

Кайт вспомнил разговор с Альраи. Мучимый желанием вернуть свою ношу Найджелу он тогда просил сделать его «просто сателлитом». А настоятель возразил: «Позволь тебя поправить. Быть сателлитом — совсем не просто». Не изучавший в своей северной школе мифов южного Гелиадора Кайт понял эти слова только сейчас. Если Мелкон отправился на Акелдаму, имея хоть какую-то надежду выжить, то двое его товарищей знали, что почти наверняка умрут. И были готовы пожертвовать собой, чтобы Мелкон смог добраться до вершины.

Кайт понимал, как во многом был не прав. И лишь в одном он не ошибся: роль Бога Войны была не для него.

Оставив класс истории, ребята переместились в зал для уроков тишины. До начала безмолвного часа оставалось немного времени, но говорить никому не хотелось. Все до сих пор бродили по улицам древнего Гелиадора. А потом Тирс хмуро посмотрел на Вирджи и сказал:

— А по-моему, Альраи не прав. Священный огонь, отражения небес — это всё слова. Обычные люди видят в героях, поднимающихся на Небесные Корабли, Мелкона, Наала и Табита. А они были мужчинами. Поэтому ты в роли Табита просто смешна.

Вирджи повернулась к нему, готовая излить поток разъярённой лавы, но тут из глубины храмового парка прозвучал протяжный удар колокола — начинался час тишины. Девочка в яростном молчании ушла в дальний конец комнаты и села на пол, спиной ко всем. Магги потряс кулаком у лица Тирса и, отправившись за Вирджи, опустился на пол рядом с ней.

Кайт печально посмотрел на свои руки. Он в своей роли также смешон. То, что он не желал этого, уже не могло считаться оправданием. Каждый день, проводимый здесь, был его личным выбором. А может, неспособностью сделать правильный выбор. После сегодняшнего урока истории он более чем когда-либо сознавал, что должен был ещё на той церемонии на площади сказать, что это ошибка. Пусть это расстроило бы маму, пусть им пришлось бы сводить концы с концами. Так было бы честно и правильно. Он не сказал правду и теперь расплачивается.

Снова раздался удар колокола, отмерившего час. Вирджи поднялась и подошла к Тирсу.

— А я посмеюсь, — прошипела она, почти вплотную приблизившись к нему, — когда ты будешь идти позади меня, неся мой меч. Который только я имею право достать из ножен, который только я имею право поднять.

Потом резко отстранившись, девочка вышла из зала, тяжело впечатывая в пол каждый шаг. Тирс выругался.

Кайт вышел из зала, собираясь найти Вирджи, но навстречу ему попался профессор Дипэк, медленно бредущий по храмовому парку. И тут мальчик вспомнил вопрос, который хотел задать после лекции, но позабыл, отвлечённый замечанием Тирса.

— Профессор, можно вас спросить? — обратился он к преподавателю.

— Спрашивайте, молодой человек.

— В школе у нас был урок, посвящённый этому периоду истории Гелиадора. Но учительница рассказывала, что с Князем Меченосцем сражались войска Императора.

— Это не противоречит тому, что вы услышали сегодня. Ведь Мелкон и его друзья были императорскими подданными.

— Но учительница не упоминала о Мелконе, и в учебнике я его имени не видел.

Аран Дипэк поправил очки и проговорил, глядя на поднимающиеся к небу горы:

— В учебниках написали об Императоре, Мелкон остался в легендах.