Чужая. Часть 3. Девочка с попугаем, Голубой велосипед, или Как спасти мир (джен)

Весна, вопреки прогнозам, всё-таки наступила. Все они трое пока ещё были живы — тоже вопреки прогнозам. Но Гарри понял, что надо уходить.

Всё, что они могли сделать втроём, было сделано. Четыре крестража найдены и уничтожены. О том, где могли находится остальные три, Гарри имел две смутные догадки и одну вполне определённую. Сто против одного, что одна из частиц души Волдеморта нашла свой приют в теле Нагини — огромной змеи, жуткой любимицы Тёмного Лорда. Но прежде, чем добраться до змеи, которая была неразлучна со своим хозяином, следовало уничтожить ещё два крестража. И тут, как говорил покойный Дамблдор, «мы вступаем в область догадок и смутных предположений».

Медальон был реликвией Слизерина, чаша принадлежала Пуффендую. Логично предположить, что Волдеморт задействовал бы в жутком обряде создания крестража что-то, что являлось достоянием Когтеврана. А это значило... это значило, что путь Гарри снова лежал в Хогвартс. И он должен был идти туда один.

Когда-то магическая Школа была для Гарри Поттера самым безопасным местом на Земле. Но времена эти безвозвратно прошли. Теперь Хогвартс стал для него запретной территорией. Вернее — его там ждали. Но отнюдь не с добрыми намерениями. Если Волдеморт и явится широкой публике, то он явится именно в Хогвартс и именно ради решающего поединка со своим Врагом Номер Один. Подвергать такой опасности Рона и Гермиону Гарри не имел права.

Но после громкого ограбления Гринготтса прямо идти в Хогвартс было бы глупо. Надо было выдержать паузу, усыпить бдительность тех, кто, несомненно, ждал бы его в Хогвартсе, отсидеться. И Гарри нашёл место, где никому не пришло бы в голову его искать. В том числе и Рону с Гермионой.

Литтл-Уингинг, ненавистный город, где прошло его детство, город, из которого Гарри всегда мечтал уехать и никогда туда не возвращаться, снова стал для него надёжным убежищем. Он хранил Мальчика-Который-Выжил, когда тот был ребёнком, и хранил его теперь, когда Гарри уже вырос, когда те, кто (хоть и против воли) растили и спасали ему жизнь, этот городок покинули.

Гарри выбрал странное место, чтобы перекантоваться. Возможно, сработали детские воспоминания. На самую окраину города, на берег полузаросшей речушки Дурсли в своё время выбирались на пикник. Гарри с собой, разумеется, не брали, а ему, разумеется, страшно хотелось.

И теперь он был здесь. Поставил палатку, раскинул защитный магический купол — за месяцы скитаний это стало привычным. Непривычным было одиночество и невозможность обсудить и посоветоваться — с той же Гермионой. Но что же делать: в жизни всегда наступает момент, когда со своей судьбой остаёшься один на один. И решать, и думать приходится самому.

В тот вечер он уже почти был готов вернуться к друзьям, он почти подумал, что ошибся в своих расчётах. Или ему просто было страшно? Он же, в общем, никогда не был супергероем. Просто слепая судьба и стечение обстоятельств... Неважно, но Гарри страшно захотелось выйти на воздух, выйти из укрытия, за магический барьер, хоть на несколько секунд. Подойти к воде, порезать руку осокой. Почувствовать себя живым и не таким отрезанным от мира.

Он вышел, но не прошёл и нескольких шагов, как резкий шорох листьев заставил Гарри вздрогнуть и выхватить волшебную палочку. Нервы его уже который день были на пределе, поэтому Оглушающее заклятие сорвалось почти непроизвольно. Что-то с шумом и шелестом ломая тонкие ветки и сбивая листья, упало с ближайшего дерева в высокую траву. Гарри медленно подошёл к месту падения, уже понимая, что паника была напрасной и никакой опасности нет.

Тем сильнее было его удивление, когда он поднял с травы большого облезлого попугая. Разноцветная птица смотрелась здесь, в весенней Англии, на берегу грязной городской речушки, до того несуразно, что Гарри буквально остолбенел. Удивлённо разглядывая попугая, он даже не расслышал приближающихся шагов. Из оцепенения его вывел только резкий окрик:

— Ты что творишь, падла?

За этим последовал резкий удар в скулу.

Гарри пошатнулся — больше от неожиданности нападения, чем от силы удара. Противник его, как Гарри успел рассмотреть, оказался малорослым и щуплым. Сбить его с ног не составило труда. Впрочем, задиристый парнишка мигом на ноги поднялся. Последовавший за этим металлический щелчок и что-то, сверкнувшее в сумерках, ничего хорошего не сулили. Скорее всего, это был нож. Гарри, имевший по части уличных драк изрядный опыт, понимал, что с этой штуковиной шутки плохи.

— Экспеллиармус! — магический инстинкт опередил все магловские рассуждения, и вот уже изумлённый паренёк хлопал глазами, глядя, как складной нож, будто живой, вывернулся из его пальцев и оказался у Гарри в руках.

А дальше черёд удивляться пришёл для Поттера, потому что секундное изумление на лице его противника сменилось кривой и какой-то... понимающей усмешкой.

— Так ты из этих, что ли? — он сплюнул — довольно мастерски, надо сказать, у Гарри никогда так не получалось.

Поттер непонимающе сдвинул брови, теперь уже внимательнее разглядывая нападавшего... или... да нет, конечно, нападавшую. Хоть она и ростом едва доставала ему до плеча, была худа, как скелет, острижена под нуль и очень некрасива, всё-таки это была девчонка. Да и лет ей было наверняка больше, чем он сразу подумал.

— Из каких «этих»? — и было ещё одно. Её узкое бледное лицо показалось Гарри ужасно знакомым. Но где и когда он мог его видеть? Никак не вспоминалось.

— Ну... из волшебников, — с гримасой глубокого отвращения ответила девчонка. Вот это выражение Гарри не мог перепутать ни с чем. Такое лицо всегда было у тёти Петуньи, когда она видела племянника или вспоминала о его родителях. Оказывается, ненависть и презрение самые разные лица делают похожими. Но вот глаза... глаза-то и сбивали с толку. Таких глаз Гарри никогда в жизни не видел, это он мог присягнуть на чём угодно. Огромные, необычного разреза, такие чёрные, что зрачок сливается с радужкой (и это тоже было ужасно знакомо), на худом, измождённом лице они смотрелись странно, даже пугающе.

Гарри аккуратно сложил нож, спрятал его в карман. Палочку предусмотрительно не опускал. Хотел что-то ответить, но неожиданные резкие звуки заставили его замолчать и быстро включить мозг. Хлопки трансгрессии! Долго размышлять, кому из магов в этот поздний час пришло в голову навестить Литтл-Уингинг, времени не было, тело сработало на автопилоте.

— Силенцио! Петрификус Тоталус!

Одним прыжком он подскочил к упавшей девчонке и, сграбастав её в охапку, втащил под защитный купол, а потом — в палатку. Там уложил на пол и, тяжело переводя дух, зажёг Люмос. Огонек заклинания осветил застывшее под чарами лицо девушки.

— Слушай меня внимательно, — негромко и раздельно проговорил Гарри. — Сейчас я сниму с тебя заклятья. Но только попробуй закричать или выйти из палатки. Я убью тебя. Клянусь, — конечно, он не был уверен, что так и сделает, но это ничего. Главное, чтобы она поверила. — Всё поняла?

Ответом ему послужил взгляд, полыхающий такой ненавистью, что Гарри сделалось не по себе. Он прерывисто вздохнул.

— Да пойми ты! Я тебе не враг. Я вообще не знаю, кто ты, и зла тебе не желаю. А вот у меня есть враги, — Гарри помолчал. — И если они меня найдут, мне не жить. А если ты будешь шуметь, они меня точно найдут, и тогда... смотри пункт первый. Только учти, что тебя они просто так тоже не отпустят, — невесело заключил он. — Теперь всё поняла?

Ненависти в её глазах поубавилось, но Гарри не был в этом уверен. И всё-таки тихо произнёс:

— Фините Инкантатем!

Девчонка моргнула, шумно вздохнула полной грудью и как-то заторможенно и неуверенно села. Зыркнула на Гарри исподлобья.

— Фокус где?

— Что? — не понял Гарри.

— Фокус. Птица моя.

Гарри наморщил лоб, вспоминая. Да, он держал попугая в руках, потом на него выскочила эта девчонка...

— Я уронил его. Там, на берегу. Всё так быстро получилось... Ты извини.

— Вот всё у вас так! Палками махать научились, а соображать — нет. Он же старый! Вдруг он этого вашего колдовства не выдержит! — голос у неё был хриплый, мальчишечий.

— Ну... я попробую его вылечить, если что, — вот уж свои целительские способности Гарри оценивал ниже среднего, но надо же было успокоить девушку. Да и птичку жалко. Оставалось только от души понадеяться, что попугай не слишком пострадал. О том, что будет, если предполагаемый аврорский рейд найдёт оглушённую заклинанием птицу, Гарри старался не думать.

— И долго нам тут сидеть?

Гарри прислушался. Было тихо. Может, и не рейд. Мало ли...

— Не знаю. Пока посидим. Потом я выгляну, посмотрю, что да как... Над палаткой защитный купол. Магический, — пояснил он. — Будем сидеть тихо, нас никто не увидит.

— Развелось вас... — девчонка презрительно сплюнула. Потом бегло ощупала многочисленные карманы на мутно-зелёных мешковатых штанах и один-единственный — на животе синей кенгурухи. Искомое — сигарета — обнаружилось именно там. — Зажигалка есть?

— Нету, — Гарри развёл руками.

— Ну, хоть спички, — нахмурилась девушка.

Гарри в ответ только улыбнулся.

— Инсендио Минима!

На кончике волшебной палочки вспыхнул крохотный язычок пламени. И в свете этого огонька Гарри увидел во взгляде своей собеседницы что-то похожее на уважение. Она потянулась сигаретой к волшебной палочке, прикурила. По палатке поплыл запах дешёвого табака. Гарри поморщился.

— Да-а, вот успела бы сегодня на стрелку, не курила бы всякую дрянь, — заметила девушка. — И успела бы, если бы не ты, сволочь, — недобрым огнём загорелись её глаза.

— Меня вообще-то Гарри зовут. А тебя как?

— Флавия-Юдифь Спэрроу-Джонс, — это несусветное прозвание было произнесено торжественно, словно громкий титул. — Но ты зови меня Джой. Так проще будет.

Это имя ещё меньше подходило к её нерадостной наружности. А впрочем... за короткое знакомство Гарри как-то успел приглядеться и притерпеться к ней. Была в этой Джой какая-то своеобразная отталкивающая красота, принадлежащая будто не человеку, а хищному опасному зверьку.

Остриженные волосы открывали почти идеальную форму черепа и длинную изящную шею. Породистый профиль, нос с горбинкой, узкие злые губы, выразительные глаза, такие матово-непроницаемые сейчас, и вся эта поза настороженного покоя, готовая в любую секунду смениться бешеным движением, невольно притягивали внимание.

— Сколько тебе лет? — спросил Гарри.

Она чуть заметно оскалилась.

— А сколько дашь! Ты чего, из легавки, что ли? Ещё про маму-папу спроси.

«А интересно...» — подумал Гарри.

— И спрошу. Кто они? Но, если не хочешь, можешь не отвечать.

— Сволочи они хорошие, — сникла Джой.

Гарри нахмурился. Подобные слова о родителях, какими бы те ни были, казались ему кощунством.

— Зачем ты... так-то?

— А как ещё? Много ты знаешь, кто своих детей на пороге приюта бросает? Мне даже фамилию директриса дала.

— Какую? — улыбнулся Гарри. — Спэрроу или Джонс?

— Уэн. Это потом меня в восемь лет удочерили. Баптисты. Мне имя поменяли и фамилию. Была Флавия Уэн, стала Юдифь Джонс. А Спэрроу — это так, кликуха. С приюта ещё прицепилась.

— Ясно. Так значит, у тебя приёмные родители есть?

— Были, — шмыгнула носом Джой. — В шестнадцать лет я от них сбежала. Теперь сама кручусь.

О том, как именно она крутилась, ясно говорил её внешний вид. Тут, в общем, могло быть два варианта, но для первого Джой явно физиономией не вышла.

— Ты не торчишь, часом?

— Ещё чего! — обиделась Джой. — Дилер я.

Правда, рот она тут же захлопнула, и в глазах её отразился такой ужас от неосторожно сказанного слова, что и Гарри стало не по себе. Поразительные глаза!

— Да не бойся ты. Я тебя не сдам. Но и ты про меня помалкивай, — предупредил он.

— До тебя мне сейчас! — зло отозвалась Джой. — Не, ну надо было так вляпаться! Ежели меня Хью не дождётся, капец мне... Одна беда от вас, придурков! А ещё такие бывают...

— Какие?

— Да было у меня года четыре назад дельце одно возле Хогсмида, — Гарри насторожился. — Лес там один. Слухи про него нехорошие. Ну я, понятное дело, брехню слушать не стала... а надо бы. В общем, стою, жду подельника. Тут на меня волчище выскакивает, здоровый! Ну, я — бегом. Да разве убежишь от него? Ну, думаю, конец мне. А тут, откуда ни возьмись, ворона. Волку на морду как сядет и ну давай его клевать. Я бегом через кусты ломанулась, сама не помню, как до Хогсмида добежала...

— Джой, — Гарри откашлялся. — Ты в полнолуние ночью в лес не ходи. Поняла?

— Да уж без тебя разобралась, — фыркнула Джой. — Ну, что, выходим?

— Посиди пока, — жестом остановил её Гарри.

Он снова вышел из палатки и огляделся вокруг. Тишина и темнота выглядели так мирно и спокойно, что, постояв для верности минут десять, Гарри позвал Джой.

Та выскочила из палатки, как чёртик из табакерки.

— Ты барыгу моего не видел?

— Нет, — растерянно покачал головой Гарри.

— Твою мать! Хрен теперь разберёшь, то ли не пришёл, то ли вашей этой облавы зассал... А если зассал, небось, подумал, я им стуканула. Что ж делать-то теперь? А, козлина? Тебя спрашиваю.

— А я-то при чём? — удивился Гарри.

— Ты мне сделку сорвал, идиот! Первое настоящее дело! Куда мне теперь деваться?

— Честно? — задумчиво проговорил Гарри. — Бросить бы тебе всё это, а? Пока не поздно. Ведь из вашей компании никто хорошо не заканчивал. Так, может, и не начинать?

Джой насмешливо фыркнула.

— А кормить ты меня будешь, советчик? — неуловимо знакомым движением поднялись её брови, глаза округлились до невероятных размеров. Это было неприятно. — А Фокус-то? — она бросилась к зарослям осоки, далеко от защитного барьера.

— Ты там потише! А то мало ли... — пока она бегала, Гарри быстро развёл костёр возле палатки.

Попугай оказался цел и невредим и после Энервейт бодро вспорхнул на плечо своей хозяйки. Джой с нежностью погладила его облезлые перья. Настроение её явно стало лучше.

— Ну, чего, может, купнёмся?

Гарри аж подавился. Май месяц, вода ледяная...

А Джой уже ссадила своего питомца на ближайший куст и стала стягивать синюю кенгуруху. Тут Гарри подавился вторично.

Нет, не вид тощей девичьей спины с острыми крылышками лопаток и просвечивающими рёбрами так поразил его воображение. Да и почти напрасно она повернулась к парню спиной: спереди ей прятать тоже было нечего. Вдоль позвоночника, от затылка до поясницы спину девушки украшала (или скорее уродовала) татуировка — чёрная змея. Она была изображена так реалистично, что, казалось, язык в её разинутой пасти шевелился. Может, это так казалось во всполохах ночного костра, но Гарри не мог оторваться от этой мерзкой картинки. Он хотел что-то спросить у Джой, но несколько слов на Парселтанге невольно сорвались с губ.

А дальше произошло страшное.

Татуировка стала ярче, набухла, Гарри даже показалось, что змея шевельнулась. Джой вскрикнула и рухнула в траву, как подкошенная. К своему ужасу Гарри увидел, как после татуировка начала бледнеть, будто расплываться, вся краска словно растеклась по телу Джой, пронизывая собою все сосуды, до самых мелких капилляров. А потом картинка размылась, вены и артерии перестали быть чёткими, кожа приобрела серый оттенок, который становился всё бледнее и бледнее, а затем и вовсе исчез.

Всё это заняло не больше минуты. Гарри медленно подошёл к девушке, держа её на прицеле волшебной палочки. Джой лежала неподвижно в холодной траве и загнанно дышала. Её била крупная дрожь.

— Что с тобой? — мрачно спросил Гарри. Как же так? Он уже начал ей доверять. Смешная, запутавшаяся в своей жизни девчонка, конечно, втянутая в какие-то криминальные разборки, но понятная и к его, Гарри, проблемам никакого отношения не имеющая. А теперь что? Метка на коже, реагирующая на Парселтанг, странный припадок... А дальше — красные глаза, высокий холодный голос, жажда убить его, Гарри?

— Не знаю... — еле слышно прошелестела Джой нормальным, своим, голосом. Уже радует. — Холодно... — тихо пожаловалась она.

Ещё бы. Гарри пошарил взглядом, пытаясь найти, куда она бросила кенгуруху. Но Джой его опередила: поднялась с травы, села на колени, взмахнула рукой, будто приманивая к себе что-то. Далеко отброшенная кенгуруха тут же влетела ей в руки. Без всякого Акцио.

Гарри мрачно следил за тем, как она одевается. Даже не думал отвернуться, хотя теперь наблюдал всю фигуру Джой анфас. Не до церемоний теперь.

— Что это было? — палочки он так и не отвёл.

— Я не знаю, — она помедлила. — Мне страшно.

Гарри смотрел на её побелевшие губы, на ужасом раскрытые до предела глаза и... верил. Он не был легилиментом, но и она не была актрисой. Страх человека, столкнувшегося с непознанным, сыграть невозможно.

— Эта татуировка — откуда она у тебя?

— Мне почём знать? — огрызнулась Джой. — Всегда была.

— Прям-таки всегда?

— Прям-таки! Меня с ней на пороге приюта и нашли. Я думала, предки мои — неформалы долбаные! Думаешь, весело мне было с таким украшением?

— Думаю, нет, — невольно ответил Гарри. Что-что, а как здорово отличаться от других, это он хорошо помнил.

— Ну, вот! Что теперь-то делать, а? — плачуще и испуганно спросила она.

— А фиг его знает... Пошли в палатку, хоть переночуешь. А там... знаешь, утро вечера мудренее.

Джой согласно шмыгнула носом и молча поплелась за ним в палатку.

Утром Гарри проснулся от недоуменного вопля.

— Это что за хрень?!

Протерев сонные глаза и водрузив на переносицу очки, Гарри посмотрел на Джой, облачённую в некое подобие бронежилета из плотной чёрной кожи, украшенное серебристыми узорами и кусочками янтаря, а потом озадаченно усмехнулся.

— Не «что за хрень», а доспехи Гриндевальда...