Чужая. Часть 3. Девочка с попугаем, Голубой велосипед, или Как спасти мир (джен)

Когда-то это уже было с ней: болезненно-яркий свет, будто под веки загнали скальпель, очень много белого цвета — белый потолок, очень светлые стены, узкая белая койка, тонкое белое покрывало... Сидящий рядом седой сутулый человек тоже когда-то с ней был, только она не могла вспомнить, где и когда она его видела. А наверное, видела, потому что он гладил её руку. У него были тёплые пальцы.

Вообще Берте было хорошо в этом странном месте. Она много спала и видела хорошие сны. Временами ей казалось, будто она плывёт по тёплой, медлительно текущей реке, вода накрывает её с головой... Кругом тепло и солнечно. Правда, беспокоила какая-то мысль, какая-то далёкая боль, которая грозила оказаться слишком сильной, слишком невыносимой, если повернуться к ней лицом, вглядеться в неё. Берта закрывала глаза и снова погружалась в тёплую воду.

— Мистер Люпин, вашей жене исключительно повезло! — пожилая целительница только руками развела. — Правда, физически она не очень сильно пострадала, ожоги пройдут за сутки, ссадины, гематомы — вообще ерунда, истощена она, конечно, сильно, но несколько дней приёма зелий дело поправят. Магический фон, как ни удивительно, тоже в норме. Меня другое тревожит...

— Что?

— Похоже, здесь имел место сильнейший нервный срыв. Возможно, была даже попытка самоубийства, — тусклые карие глаза внимательно посмотрели на Люпина сквозь стёкла очков. Никаких пояснений целительница не дождалась.

— То есть?

Колдунья вздохнула.

— Очень странный характер ожогов. Скажите, она раньше носила длинные волосы?

— Да. У неё была коса.

— Вы могли заметить, что волосы сожжены начисто, а шея обожжена почти полностью. Похоже, миссис Люпин пыталась удавиться собственными волосами, а кто-то таким своеобразным способом ей помешал... — при слове «кто-то» она посмотрела на Люпина ещё выразительнее. — Возможно, мне придётся заявить в Аврорат. Причинение тяжких телесных повреждений — не шутка, знаете ли, а уголовное преступление.

— Я тоже знаком со Сводом Статутов о Проступках Презлейших. И завести дело о подобном Проступке можно только по требованию самой миссис Люпин, — церемонно ответил Ремус. — Как она сейчас?

Губы целительницы сжались в нитку.

— Спит. Ей дали обезболивающее и сильное успокоительное. Самое большее — через неделю вы сможете забрать её домой. Увы.

Она встала и вышла из палаты, даже спиной выражая возмущение.

Люпин виновато вздохнул. Ладно, пусть его считают домашним садистом. Не объяснять же, откуда в самом деле они привезли Берту. Вот это могло действительно плохо кончиться: Мунго напрямую связано с Министерством, а там сейчас царит Волдеморт. Незачем напоминать о том, что Орден со смертью Дамблдора не прекратил своё существование. Пусть пребывают в неведении. До поры.

Люпин остался с Бертой в палате. Целители разрешили — «Попробовали бы не...», — мрачновато усмехаясь, подумал Ремус.

Здесь, среди больничной чистоты и ухоженности, среди нормальных людей Берта выглядела инопланетянкой. Смертельно худая, с заострившимися, как у покойницы, чертами лица, она лежала на кровати, вытянувшись, будто в гробу. Волосы ей остригли под корень, чтобы не мешали обрабатывать раны и менять повязки, голову прикрыли белым платком, шея тоже была завязана бинтами. В больнице Берту вымыли и переодели в чистую рубашку. Тем страшнее был контраст чистой белой постели и её рук — почти бестелесных, косточек, обвитых синими венами и обтянутых прозрачной кожей.

Ремус сел у кровати на табуретку, оставленную для посетителей, прикоснулся к пальцам Берты. Они чуть дрогнули, реагируя на его прикосновение. Он погладил её руку — ровно и спокойно стучал в ней пульс. Ещё он заметил, что цвет её лица изменился, из мертвенно-серого стал просто бледным. Бледным, но живым.

Собственно, всё. Больше ему ничего не надо было ни знать, ни делать. Достаточно знать, что Берта жива и будет жить — неважно, с ним, без него, с другими... А делать... они уже делали это не раз, теперь ему достаточно минимального физического контакта, чтобы передать ей свою силу. Он так часто делал это раньше, сможет и теперь. Да, кажется, сейчас он мог бы передать ей магию и на расстоянии, так сильно ему этого хотелось.

Это действительно оказалось легко. Цепочка замкнулась сразу. Магия привычным потоком потекла сквозь его ладони, пронизывая сосуды Берты, проникая в нервы, становясь её собственной. Странно, но Рем не чувствовал никакой слабости, никакой потери. Наоборот, он словно сбросил с себя какую-то тяжесть, словно окунулся в живительный родник, даже сил, кажется, стало больше, а ведь он их отдавал... Их двоих будто накрыл защитный купол: в палате были другие больные, сновали туда-сюда сиделки и целители, но никто не обращал внимания на Ремуса и Берту, и сам Рем не замечал никого, кроме неё. Никогда, даже в минуты самой последней близости, когда не бывает между людьми никаких преград, он не чувствовал такого полного единения с другим человеком.

Ремус будто грезил наяву. Почему-то очень ярко вспомнилось ему, какой Берта бывала в полнолуние (иногда он помнил такие вещи): очень маленькая волчица, с очень светлой шерстью. «Искорка моя... Белый Огонёк...» Ночь спустилась незаметно, вышла луна, ещё почти полная. В палате было светло, как днём, и то ли от луны, то ли от усталости Ремусу казалось, что их двоих окутывает какое-то золотистое свечение... Время исчезло.

Наверное, Рем всё-таки задремал, потому что рано утром он почувствовал, будто его робко толкнули. Он увидел белую палату и серенький рассвет. Берта лежала на своей койке с открытыми глазами. Нет, не просто с открытыми глазами — Люпин видел, как она открывала их и раньше, скоро вновь погружаясь в блаженный покой, даруемый зельями, не осознавая происходящего.

Теперь она смотрела. Смотрела на него и слабо улыбалась.

— Ну, что там?

Тонкс хмурая, с серыми волосами, бесцветным лицом, между бровей — тоненькая морщинка.

— Очнулась.

— И?

— И ничего. Молчит пока.

— Молчи-и-ит? — поднятые брови, презрительно прищуренные глаза. — Значит, есть, что сказать...

— С чего ты взяла? — ему очень не понравился её тон.

— Она полгода жила со Снейпом, неизвестно, сколько провела в логове Пожирателей, возможно, виделась с их лидером — и ты думаешь, она ничего не знает?

— Я думаю, что они убили её ребёнка. После этого трудно сохранить рассудок.

Тонкс прикрыла глаза и вздохнула.

— Рем, по-моему, всякий раз, когда речь заходит об этой... женщине, рассудок теряешь ты. А оправдать ты способен даже Пожирателей...

— Берта — не Пожиратель.

— Тебе-то откуда это известно? Метки нет? Это вообще ни о чём не говорит. Её могли нам просто подкинуть. Трюк, ещё со времён Средневековья известный...

Люпин против воли улыбнулся.

— Ты рассуждаешь, как Грюм. Не рановато ли?

— Для Грюма оказалось слишком поздно, — мрачно заметила Тонкс. — Мне бы очень не хотелось, чтобы мы все последовали за ним. Мне, как ты понимаешь, теперь надо думать не только о себе...

— У тебя нет никаких доказательств, — спокойно возразил Люпин.

— Будут. На крайний случай... нас учили Легилименции в Школе Авроров.

Она не успела договорить, как Рем оказался очень близко и, глядя ей в глаза, тихо и чётко проговорил:

— Только посмей.

И тут аврор Тонкс чуть ли не впервые в жизни испугалась. Даже голос задрожал.

— Ты что — не понимаешь, что она опасна? — тем не менее, промолчать она не могла.

— Ещё немного — и опасным стану я, — пообещал Люпин. — А сама ты не понимаешь, что неумелое вмешательство в разум может лишить человека рассудка? — он покачал головой. — Во что ты превратилась, Тонкс? Я уже не знаю, кто из вас опаснее — ты сейчас или Пожиратели?

— Сейчас война. Все средства хороши, чтобы обезвредить врага. Нас в Школе Авроров учили, — она вскинула острый подбородок.

— И в чём тогда разница между нами и нашими врагами? — он долго и внимательно смотрел ей в глаза. Она не знала, что он хотел там увидеть. Наверное, так и не найдя искомого, Рем вздохнул: — Ладно. Я сам с ней поговорю. Мне она расскажет.

Сегодня было не так. Та же комната и тот же усталый человек рядом. Но в палате появилось ещё одно живое существо, которого вроде как не должно здесь быть, — девочка лет шести, маленькая и худенькая, с тёмными коротко стриженными волосами, с блестящими карими глазками и в тёмном поношенном платье не по росту. Она молчала и крепко держала Люпина за край мантии.

Энни появилась у них неожиданно. Начать надо с того, что день назад большая серебристая лисица возникла в штаб-квартире Ордена и голосом Билла Уизли прокричала:

— Тревога! — и назвала адрес.

Понятно, что, если бы время терпело, Билл объяснил бы толком, что произошло. А так пришлось немедленно трансгрессировать.

Едва оказавшись на месте, Рем быстро отыскал взглядом в толпе исполосованное шрамами лицо Билла Уизли.

— Что за спешка, будто на пожар?

Билл странно и неприятно хмыкнул.

— А ты погляди!

Рем обернулся да так и охнул. Потому что это и впрямь был пожар, да ещё какой! Здание полыхало так яростно, что окружившие его красные пожарные машинки и суетящиеся маглы казались жалкими и игрушечными перед грозной огненной стихией. Что такое магловская техника перед магическим пламенем?

Впрочем, маги здесь тоже немного могли сделать. Смешавшись с толпой маглов, пожарных и зевак, они, конечно, накрыли дом Ледяной Сетью, которая смогла сдержать пламя, а потом, постепенно, и вовсе погасить его, но спасти мало что удалось. Такой огонь уничтожает всё живое и неодушевлённое за доли секунд.

— Что здесь было-то? — морщась и кашляя от дыма, спросила Тонкс.

— Детский приют, — мрачно ответил Люпин.

Да, теперь он узнал это место. Когда-то давно он проработал здесь несколько месяцев под началом мисс Уэн — сухонькой женщины неопределённого возраста, с русыми с проседью волосами, собранными в сложный пучок, в очках с толстыми стёклами, вечно кутающуюся в очередную сложно связанную шаль. Проработал, конечно, ровно до тех пор, пока директриса не узнала о его «пушистой проблеме». Дальнейший исход был предсказуем. Непредсказуем был добрый сочувственный взгляд серых близоруких глаз и тихий извиняющийся голос:

— Мне очень жаль, Ремус. Вы педагог по призванию. Но я не могу так рисковать.

Ей действительно, по-настоящему было жаль, вот в чём всё дело. Потому Люпин так хорошо запомнил и мисс Уэн, и этот дом.

Теперь от приюта мало что осталось. Правда, они сдержали огонь довольно быстро, разрушить здание он не успел... Но разве в здании дело?

— Надо посмотреть, может, там помощь нужна? — Ремус и сам понимал, что говорит ерунду. Глядя на закопчённые стены и клубы чёрного дыма, вырывающиеся из окон с лопнувшими стёклами, трудно было предположить, что кто-то здесь ещё остался в живых.

Всё-таки они вошли внутрь. Заклинаниями убрав дым и потоками Агуаменти остудив пол и ступени, пошли по этажам. В общем, всё было ясно и так — жуткий тошнотворный запах горелого мяса учуяли бы и маглы. Чистокровным волшебникам было ещё тяжелее. В воздухе отчётливо искрили следы Авады и Круциатуса. Непростительные всегда оставляют тяжёлый след, будто ссадина на магическом поле.

Люпин шёл размеренно и сосредоточенно, стараясь поменьше вдыхать. Вот своё магическое чутьё он отключить не мог.

Зверь готов был с визгом убежать из этого страшного места, поджав хвост.

Человек оставался на месте и продолжал методично обыскивать помещение.

Эту комнату Люпин помнил большой и светлой, с тонкими занавесками на арочных окнах, со старинной массивной мебелью и стенами, облепленными детскими рисунками. Теперь здесь ничего нельзя было узнать — всё покрывал слой копоти, а кроме того, прежде, чем поджечь, в кабинете мисс Уэн, видимо, что-то искали, потому что всё было перевёрнуто вверх дном. И, видимо, так и не нашли, потому что, даже задымленный, воздух тут буквально звенел от Круциатуса. Люпину даже показалось, что он слышит крики, и на мгновение он зажал уши руками. Хотелось также закрыть глаза... опрометью броситься вниз по лестнице... на воздух, к солнцу, к нормальным людям, в нормальную жизнь, где не нужно ходить по пепелищу и опознавать обгорелое нечто, в которое превратился некогда хорошо знакомый человек.

Люпин сглотнул и медленно опустил руки. Надо собраться и продолжать. Труп в этой комнате был по крайней мере один, и Рем уже догадывался, чей. Он нашёл её за перевёрнутым столом — съёжившуюся маленькую фигурку, высохшую и почерневшую от огня. Не знай он мисс Уэн раньше и не будь он оборотнем, ни за что не узнал бы её сейчас. Утешало только то, что убили её быстро, Авадой. Правда, до этого долго пытали, так что неизвестно, что лучше.

Можно было уходить, но что-то ещё здесь было не так. Люпин ощутил смутное беспокойство, будто в комнате, кроме него, находился ещё кто-то. Тревожное, зудящее чувство. Что ж, придётся попортить обстановку...

Он стал методично переворачивать мебель и то, что от неё осталось. И с удивлением обнаружил единственный уцелевший в огне предмет (или просто огонь не успел до него добраться?). Это был несгораемый сейф мисс Уэн. Покойная директриса была очень слабой волшебницей, потому никаких сложных запирающих заклинаний на сейфе не должно было быть. Да и рассчитан он был на деньги и магловскую документацию. Ничего сверхсекретного.

— Аллохомора! — напряжение, в котором пребывал Ремус, было сильнейшим, а потому дверца от простенького заклинания чуть не слетела с петель.

К счастью, сейф оправдал репутацию несгораемого — огонь до его содержимого так и не добрался. Зато Ремусу стало чуть легче, когда на него вместе с запахом пыли и бумаг пахнуло живым человеком.

— Ну, вылезай, не бойся.

Из глубины сейфа на него смотрели блестящие глаза, но их обладатель оставался неподвижен.

«Скорее всего, шок», — подумал Люпин и просунул руку внутрь. В тот же миг в ладонь ему впились чьи-то острые зубы. Рем вздрогнул не столько от боли, сколько от неожиданности и отдёрнул руку. На кисти красовался яркий отпечаток маленькой челюсти. Выступила кровь. Люпин сел на пол и сложился пополам от беззвучного нервного хохота. Сколько раз он с ужасом слушал и читал о людях, укушенных оборотнями, но ни разу не слышал об оборотне, которого бы укусил человек.

«Что ж, и здесь ты первый, Люпин».

Однако искать тут больше нечего, надо было выбираться. Рем, прикрыв рукавами мантии кисти рук, быстро просунул их в недра сейфа, схватил в охапку упирающееся детское тело и извлёк на свет божий маленькую девочку. На вид ей было лет шесть, худенькая, темноволосая, стриженая, очень бледная — нормальный, в общем, приютский ребёнок.

— Ты цела, малышка? — ответа не услышал, но и не ждал его. — Не смей, брыкаться, а то усыплю, — наверное, это прозвучало убедительно, потому что девочка, хоть и зыркала на него со страхом и ненавистью, но осмотреть и ощупать себя на предмет повреждений всё же позволила. Доверия он ей, конечно, не внушил, но бояться она стала меньше. Об этом хорошо говорил запах — а также то, что при попытке взять её на руки девочка не вырвалась, а обхватила Люпина руками и ногами, как обезьянка, так что вырваться трудно стало уже ему. Он горько усмехнулся и вышел из кабинета.

На лестнице Ремус встретил Билла Уизли, тот спускался с четвёртого этажа, и по его окаменевшему серому лицу Люпин понял, что живых там не оказалось. Вместе пошли вниз.

— Всё никак не привыкну, — в голосе Билла проявилось очень лёгкое, еле заметное заикание. Рем никогда раньше не замечал, что тот в минуты сильнейшего стресса немного заикается. А может, просто не заставал его в такие минуты.

— Когда привыкнешь, из Ордена надо будет уходить.

Уизли вопросительно посмотрел на Люпина.

— В Пожиратели, — пояснил тот. — Или в обыватели.

Билл тихо фыркнул. Лицо его чуть расслабилось, ожило.

На первом этаже столкнулись с Тонкс. Она выходила из коридора, поникшая, растерянная. Мантия перепачкана извёсткой, лицо — сажей. Увидев Люпина, она будто не сразу поняла, что он держит на руках ребёнка, а разглядев, обрадовалась. Глаза её стали голубыми, с фиалковым оттенком.

— Как тебя зовут, малютка? — Тонкс протянула руку, чтобы погладить девочку по голове, но та отстранилась и ещё крепче прижалась к Люпину. Рема почему-то это порадовало.

— Она не скажет. Шок. Но в остальном это вполне бойкая особа, — укус ещё немного саднил.

— Но что же нам с ней делать?

— Пока в штаб-квартиру. А там посмотрим.

Уже после того, как они трансгрессировали на Гриммо, Тонкс спросила:

— Я всё-таки не понимаю, чем ему дети-то помешали?

— Видишь ли, дети там непростые. Я хорошо знал мисс Уэн, директрису. Она сама была волшебницей и принимала только маглорождённых волшебников или сквибов. Не все родители рады необычным детям, понимаешь ли. Но если раньше они были просто никому не нужны, то для новой власти они стали врагами. Дети имеют свойство вырастать...

— Это Энни, — представил Ремус девочку лежащей на койке Берте. — Мы вчера вытащили её из горящего здания...

А дальше произошло неожиданное. Энни (ну, надо же было как-то её назвать, не может человек без имени), которая вторые сутки не отлипала от Люпина, крепко держа его то за рукав, то за край мантии, вдруг отошла от него и приблизилась к больничной кровати. Берта смотрела на девочку, не отрываясь, потом протянула худую, бестелесную свою руку и погладила ребёнка по щеке. Потом запустила пальцы в её волосы, притягивая за затылок к себе. Девочка на секунду закрыла глаза, а когда открыла, Берта легонько оттолкнула её.

Энни повернулась к Люпину и посмотрела ему в лицо. И это был совсем другой взгляд — ясный, живой, осмысленный и какой-то очень взрослый.

— Вероника, — произнесла она.

— Что?

— Меня зовут Вероника.

Он невольно улыбнулся, и почему-то ему стало легко.

— Ну, меня ты знаешь. А это Берта. Она сейчас болеет и не разговаривает. Но скоро заговорит.

— Обязательно?

— Обязательно. Ты же заговорила.

— Сведи меня с Дамблдором, — Люпин дёрнулся всем телом, он не ожидал, что это произойдёт сейчас... он так давно не слышал этого голоса и даже не подозревал, как страшно по нему соскучился. Сразу даже не понял, что именно сказала Берта, а когда понял — испугался. Шутить она сейчас не могла, это было бы слишком даже для неё, а если она всерьёз, значит... значит, с её разумом и памятью произошло что-то страшное, может, необратимое.

— Вероника... ты иди пока в коридор, поговори с тётей Тонкс, она обрадуется.

Когда за девочкой закрылась дверь, Люпин осторожно начал:

— Берта, ты меня узнаёшь?

— Да, — медленно проговорила девушка.

— А ты помнишь, что с тобой случилось?

— Помню.

— Дамблдор мёртв. Северус Снейп убил его.

Нетерпеливо мотнула головой по низкой подушке.

— Он не убивал.

Разговор предстоял долгий.

— Ты что-то знаешь?

— Не больше, чем Снейп. А он тоже думает, что убил его. Кстати, что со Снейпом?

Люпин помрачнел.

— А с ним всё в порядке. Жив-здоров, директором Хогвартса служит, с Тёмным Лордом чаи распивает. Ты не ответила. Тебе что-то известно?

— Доподлинно — нет. Но... Дамблодор никогда не был так прост, чтобы вот так вот легко погибнуть. Потому я и думаю, что он жив. Я хочу вступить в Орден, — сразу и без перехода начала Берта.

— Да может быть, и нет никакого Ордена... — неуклюже попытался замять разговор Люпин.

— И именно поэтому здесь ошивается аврор Тонкс? — насмешливо спросила Берта. — Или она присягнула новой власти?

— Она просто ждёт ребёнка, — уголок рта у него дёрнулся. — И, как ни странно, от меня.

— Ах, ну да, у неё же тут свой шкурный интерес, как я понимаю. Она, наверное, желала бы видеть тебя вдовцом, да вот какая незадача... Ты не беспокойся, Люпин. Развод я тебе дам. И на все вопросы ваши отвечу — ты же не только из-за развода рядом со мной тосковал всё это время. Вам нужна информация. Я дам вам её. Но только при условии, что ты за меня поручишься перед вашим Орденом.

Больше всего Рема коробила её спокойная собранность.

— Для чего тебе Орден? — устало спросил он. В ушах у него звенело. Наверное, никогда не любил он Берту больше, чем сейчас, чудом выжившую, целую и невредимую, на расстоянии вытянутой руки близкую — и говорящую эти больные слова этим невозможным тоном. Каждая фраза — как пощёчина.

— А ты не догадываешься? — холодно сказала Берта. — Они убили мою дочь. Они не должны жить. Я пройду всё, что нужно: Веритасерум, Легилименцию, пытки, сеанс экзорцизма, только примите меня в Орден. Я их в порошок сотру, — Люпин не словам её поверил (сгоряча ещё не то скажешь), а магии, тёмным всплеском окатившей его с ног до головы. Стылый холод, липкий смрад... ему показалось, что он задыхается в том самом каменном мешке, где они нашли Берту. Да, её магический фон нисколько не пострадал, даже усилился. Только Ремус не знал, радоваться ли этому.

— Расскажи мне всё. Без экзорцизма, — попросил Люпин.

— Вам нужна информация, — медленно повторила Берта. — А мне нужно твоё поручительство.

— Я не буду с тобой торговаться, — не было в его голосе никакой твёрдости, только боль. — Если ты не агент Тёмного Лорда, ты не можешь знать ничего такого, чего не знаем мы. А если агент, то правды ты не скажешь, нечего с тобой и возиться. Просто расскажи, что там было. Иначе это тебя сожрёт.

— Мне не больно. Здесь хорошие зелья.

Он молча накрыл её руку своей ладонью.

— Как ты оказалась у Лестрейнджей?

— Случайно. Они пришли за Снейпом и Драко... я жила тогда у Снейпа, меня тоже забрали.

Ремус постарался не слишком демонстрировать неудовольствие от факта проживания собственной жены у Снейпа, чтобы не спугнуть, не разорвать возникший контакт.

— Кто пришёл за вами?

— Беллатриса и её муж... потом ещё двое — мужчина и женщина, кого-то из них называли Кэрроу...

— Скорее всего обоих. Они брат и сестра.

Берта с усилием кивнула.

— Да, они были похожи. ...Ещё там был такой светловолосый... лицо будто кривое... русское имя...

— Долохов?

— Да... кажется, так.

— А... их господина... ну, ты понимаешь... ты видела?

— Нет. Они всё время о нём говорили, очень ждали, но он не пришёл.

— О чём ещё они говорили?

Берта нахмурилась, вспоминая.

— Я почти ничего не слышала. Сначала нас втроём... вчетвером... держали в подземелье. Потом увели Драко. Но он быстро вернулся. Потом увели меня... нас.

Ремус легонько сжал ей руку.

— Вспомни, пожалуйста. Это очень важно. Что они от тебя хотели?

Она страшно, криво ухмыльнулась.

— Поглумиться. Говорили что-то насчёт порядочных волшебников, которые поганят свою волшебную кровь связями с такими, как я. Особенно вопила Беллатриса. Меня пытали Круциатусом, но недолго. Потом они отобрали Анну...

— Не надо, — остановил её Люпин. — Я знаю, что было дальше. Мы... были там. Мы нашли девочку.

— Только девочку? — оскаленные зубы на истощённом лице смотрелись жутко. — Когда они сделали это, меня уже нельзя было удержать никаким Обездвиживающим. Я перекинулась в волчицу и бросилась на Кэрроу. Я убила её.

— Почему именно её?

— А она стояла ближе.

Теперь нужно было задать самый опасный вопрос. От её ответа зависело многое, если не всё.

— Как же тебя оставили в живых?

— Могли и не оставить. Братец запустил в меня Режущим, только Долохов его блокировал.

Люпин напрягся.

— Он сказал, что анимаги — большая ценность, ими нельзя разбрасываться...

Рем нахмурился. Слишком шаткое основание, слишком неправдоподобное объяснение... Нет, сам он ей верил, но в Ордене не поверят точно, и не только одна Тонкс. Заступничество Пожирателя Смерти — скверная рекомендация.

— Что было потом?

— Меня превратили в человека, хотели снова обездвижить, но не смогли. Заклинания не действовали. А мне было всё равно. Я не могла их убить: палочки у меня не было, а голыми руками... в общем, их было больше. Я хотела умереть сама. Обмотала косу вокруг шеи. Долохов подпалил мне волосы.

Вот как. Слегка покалечил, но жизнь спас. Но тоже подозрительно.

— А дальше?

— Меня вернули в камеру. Потом я плохо помню, что было. Перед полнолунием меня перевели в этот чулан. Больше я никого из них не видела.

Берта замолчала. Да и Ремусу не хотелось ни слушать, ни говорить. Он смотрел на её обезображенное заключением и горем лицо, на истощённое тело, на страшные, совсем не человеческие глаза, затуманенные сейчас успокоительным (конечно, только оно давало ей возможность не выть и не кататься по полу от невыносимой душевной боли) и прекрасно понимал, что с Бертой произошло что-то необратимое, от чего не вылечить зельями и не помочь никакой магией. Для тела есть лекарства и заклинания, еда, тепло и покой, а чем восстановишь выжженную душу? И больше всего ему хотелось обратиться в волка, перекинуть Берту через спину и унести куда-нибудь далеко-далеко, где её не достанут ни Волдеморт, ни Снейп, ни Орден, ни война со смертями, а будет там только их общая жизнь и время, которое лечит. Там, где Берта снова привыкнет к свету. Но в волка обратиться было нельзя, до полнолуния оставалась ещё чёртова уйма дней.

— Ты иди, Люпин, — мягко, насколько позволял осипший голос, сказала Берта. — Мне больше рассказать тебе нечего. Все нужные бумаги можешь прислать с совой. Я всё подпишу. Нас ничего больше не связывает.

«Я люблю тебя», — молча сказал Люпин.

Она грустно посмотрела на Ремуса. Наверное, тоже хотела что-то молча ему сказать.

— Ты сошёл с ума? — Тонкс наклонила голову набок. Выцветать начала, как обычно, с макушки: сначала посерели волосы, потом глаза, потом побледнели губы. В последнем случае метаморфмагия была, может, и ни при чём — иногда Дору накрывал токсикоз.

— Нет. Я ей верю, — сейчас нужно было держаться терпеливо и корректно. Главное, не сорваться, не сорваться...

— Ты и Снейпу верил.

— И Дамблдору, да, — не удержался. — Но это к делу не относится. Берта — анимаг и весьма хороша в Зельеварении. Такой человек в Ордене нелишний, согласись. После предательства Снейпа мы так и не нашли толкового зельевара.

— И ты предлагаешь взять его... выкормыша? Точно, с ума спрыгнул, — покачала головой Тонкс. Хорошо ещё, не сказала «подстилку».

— Он учил её. Кем бы Снейп ни оказался, он профессионал.

— С одним маленьким изъяном — он предатель, — кивнула Тонкс.

— Она согласна на Легилименцию и Веритасерум.

— Значит, имеет антидот и окклюменции обучена, — Тонкс пожала плечами.

— Да пойми ты, ей просто терять нечего!

— Кому нечего терять, тому не за что и сражаться. Конечно, от меня у нас ничего не зависит, но если меня спросят — я против. Да и твоё мнение предвзятое. Она же твоя жена.

— Она мне больше не жена. Мы разводимся. И...

— И?

— И я прошу твоей руки, Дора.

Ну, вот он и сделал свой выбор между лёгким и правильным. Что может быть правильнее, чем жениться на матери своего ребёнка?

Только отчего же так скверно на душе, будто кого-то предаёшь?..