Оттенки Тьмы (джен)

Алдия. Давно

Почти так же сильно, как необходимость спать, архимаг ненавидел зеркала. Они напоминали ему о том, как мало времени у него осталось.

Он уже давно не вёл счёта прожитым годам. Он мог бы вычислить свой возраст, но не хотел этого делать, потому что понимал: результат ужаснёт его, утопит в удушающей темноте сомнений и страха.

Алдия — человек. И он чудовищно стар.

А старость для любого человека всегда заканчивается одинаково…

И в последние годы (десятилетия?..) архимаг избегал смотреть в зеркала, где с ним встречался взглядом старик с потемневшим морщинистым лицом и седыми волосами. Да, в глазах его горел всё тот же огонь неутолимой страсти к познанию, светился всё тот же острый и цепкий ум, на дне зрачков таились усталая мудрость и решимость много в жизни повидавшего — и ещё больше потерявшего — бойца с судьбой.

Но всё же это были глаза глубокого старика.

Да, тайные практики самых могущественных школ магии помогали поддерживать силы, замедлять старение тела и угасание остроты ума. Но обмануть человеческую природу невозможно. Всех живых ожидает смерть.

И чем больше проходило лет, проведённых в бесплодных попытках преодолеть Проклятие Нежити, тем чаше Алдия задумывался: а от чего на самом деле он ищет исцеление? Его брат Вендрик, капитаны Рейме и Вельстадт и прочие немёртвые не старели, не менялись вот уже много лет. Они не боялись завтрашнего дня — смерть им не грозила, а с Проклятием они уже смирились и научились использовать его себе во благо.

И всё чаще архимаг ловил себя на мысли, что уже не понимает, что пугает его сильнее: Проклятие — или же то, что оно намеренно столько лет обходит его, Алдию, стороной?

Размышляя о природе Проклятия, Алдия не раз отмечал: по его наблюдениям, те из немёртвых, кто в конечном итоге терял рассудок и становился опустошённым, чаще всего слишком сильно боялись именно этого исхода. И тогда, когда они уставали жить с этим страхом, Проклятие окончательно забирало у них разум. И архимаг не мог не видеть здесь пугающего сходства: что если его страх смерти — обычной человеческой смерти, ухода в небытие, обращения в прах — настолько сильнее леденящего ужаса перед не-жизнью, что Проклятие намеренно медлит, не спеша избавлять его от этого кошмара наяву?

И Алдия продолжал искать исцеление.

Шли годы, менялись магические техники и ингредиенты, совершенствовались заклинания. Не менялось только одно — результаты. Точнее, их отсутствие.

Алдия часто думал, что если бы ему не пришлось пройти через все те ужасы, с которыми они с Вендриком столкнулись в поисках Душ Повелителей, то он вообще не смог бы заниматься тем, чем ему пришлось заниматься все эти годы — не выдержал бы, наложил на себя руки или просто сошёл с ума. О чудовищных экспериментах королевского архимага, о порождённых в мрачных подземных лабораториях жутких тварях, отвратительных, опасных — и невыносимо страдающих, — ходили леденящие кровь слухи. И о самом архимаге — естественно, тоже. Чудовище, не знающее жалости, хладнокровный убийца, существо, начисто лишённое человеческих чувств. Стальная рука, ледяное сердце.

Как же они ошибались…

Сколько потребовалось сил, сколько ночей в полукошмаре-полубреду, сколько крови из искусанных губ и разбитых костяшек, чтобы руки стали железными, а взгляд — острым, ледяным?

А ведь сердце каменным так и не стало. И душа не стала мёртвой.

И хуже всего было не то, что думали об архимаге люди. На самом деле страшно было то, что думал о себе он сам.

Цена…

Цена спасения, которое, возможно, так и не будет найдено. Как заставить себя верить?

Как продолжать — нет, не верить, а продолжать заставлять себя верить — сейчас, через столько лет бесплодных поисков?

Алдия давно запретил себе углубляться в подобные размышления, потому что понимал: пара часов детального и беспощадного анализа ситуации — и он просто умрёт. Тем или иным способом, но умертвит себя. Да просто сердце остановится, не захочет больше гонять кровь по телу.

Как бы Алдия ни страшился смерти, были на свете вещи, которые ужасали намного сильнее.

И это было ещё одной причиной ненавидеть зеркала.

Алдия боялся, что когда-нибудь рассмотрит себя поближе — и узнает в отражении то самое чудовище, которое в нём видят другие. Увидит себя в нём и его в себе.

И всё закончится. Для измученного, дрожащего, плачущего человечка по имени Алдия — и для расы людей, которой больше не на кого будет надеяться.

Поэтому Алдия научился не думать на определённые темы. Он силой заставил себя стать тем, кого в нём видели окружающие — хладнокровным экспериментатором, видящим перед собой на столе не страдающие живые существа, а материал и ингредиенты для опытов.

Да, он обманул реальность — хотя бы на какое-то время. Он выжил, смог сохранить рассудок, продолжить поиски и эксперименты.

Но сны отомстили ему за всё.

Всё сполна возвращалось в кошмарах.

Звуки, запахи, цвета, ощущения. Истошные вопли и жалобные стоны. Вонь горелой плоти, крови, серы и раскалённого железа. Алое, чёрное, огненное.

И боль, нестерпимая боль, от которой сознание словно вырывается из тела, и ты смотришь на себя со стороны — но от этого не становится легче, наоборот — ты не просто агонизируешь, каждой клеточкой тела умоляя смерть поторопиться, но и видишь своё корчащееся тело, лужи своей дымящейся крови, своё искажённое чудовищной гримасой боли и отчаяния лицо. И холодный блеск глаз экспериментатора, наблюдающего за всем этим.

И тот Алдия, который был когда-то человеком, а не чудовищем, каждый раз умирал в этих снах вместе со своими подопытными. А тот, кто просыпался по утрам — пил отвар трилезвийника, чтобы прогнать остатки сна и прояснить мысли, и шёл в лабораторию.

Продолжать.

До следующей ночи.

* * *

Старость говорила с Алдией голосом его совести, его насильно усыплённой, задушенной человечности. Старость предлагала ему оценить свою жизнь, свои деяния — то, что имело значение, разложить на две чаши весов, а что-то просто выбросить, как бесполезный мусор. Алдия очень не хотел слушать этот настойчивый шёпот. Но старость всё чаще безжалостно напоминала о себе — слабостью, болями в суставах, ухудшающимся зрением. И отмахиваться от неё становилось всё сложнее.

Смерть уже в пути. Кто достигнет своей цели раньше — она или Алдия?

И поэтому слова Рейме неожиданно крепко засели в мозгу.

«Тебе нужно найти ассистента. Настоящего, толкового помощника, которому ты сможешь доверить и… Основную работу».

Да, обязательно нужно найти ассистента. Того, кто сможет не просто помогать — а в случае необходимости заменить Алдию на его посту. Такого помощника, кто обладал бы достаточными силами и знаниями, был готов учиться — и был готов оглушить и спрятать подальше собственные совесть и сострадание, страх и отвращение.

Впрочем, архимаг давно уже понял, что выбор у него невелик: не раз и не два в Дранглик прибывали учёные и маги, принадлежавшие к самым разным школам и магическим традициям; не раз и не два их изъеденные Проклятием тела оказывались на прозекторском столе Алдии, а души — в запечатанных заклинаниями сосудах.

Никто не выдерживал. Всех съедало опустошение.

И Алдия уже не надеялся подыскать себе не то что преемника — хотя бы просто толкового помощника.

Но это не означало, что он должен прекратить поиски.

Вендрик по просьбе Алдии разослал письма во все союзные страны — правителям и главам ведущих магических школ. Впрочем, и король, и архимаг прекрасно понимали, что в нынешнем положении — в состоянии войны — Дранглику не стоило бы рассчитывать на большой приток желающих наняться на службу ко двору.

Однако через какое-то время в замке неожиданно собралась приличная компания кандидатов, и Алдия вынужден был проводить по несколько собеседований в день.

Всё сильнее и сильнее разочаровываясь.

А потом… Он увидел на столе перед собой тот листок.

- Лекс?.. Откуда ты здесь взялся? Зачем?..

Шаналотта. Сейчас

До обеда Алдия так и не появился. Шаналотта от беспокойства не находила себе места, но снова стучаться в двери покоев архимага не решилась, только оставила дверь своей комнаты приоткрытой и внимательно вслушивалась — не раздадутся ли в коридоре шаги? Пару раз подкрадывалась к дверям спальни и кабинета отца и с замиранием сердца прикладывала ухо к холодному отполированному дереву.

Тишина… А может, Алдия просто ушёл в лаборатории?

Спуститься вниз и проверить она тоже не осмелилась, потому что там наверняка можно было столкнуться с Навлааном, а ей совершенно не хотелось сейчас его видеть.

Промаявшись до обеда и с трудом выдержав полчаса в обществе молчаливого и подавленного чернокнижника, Шаналотта первым делом отправилась на кухню и распорядилась, чтобы ужин ей подали в её комнату. Потом, чувствуя, что вот-вот расплачется, как ребёнок, девушка бросилась разыскивать единственного человека, к которому она могла сейчас обратиться за поддержкой.

Свою старую няню Петру, бывшую Хранительницу Огня.

Петра жила на первом этаже, в крыле для прислуги. Хотя Алдия и предлагал ей намного более просторные и удобные комнаты на том же этаже, где жили он сам и Шаналотта, но старая женщина отказалась, ссылаясь на то, что ей тяжело спускаться и подниматься по лестницам. С тех пор как Шаналотта подросла и перестала нуждаться в няне, Петра оставалась в цитадели на правах пожилой тётушки, к которой всегда можно было наведаться — посидеть в крошечной уютной комнатке у горящего камина, послушать истории, помочь перематывать пряжу.

Постучав и дождавшись скрипучего «Войдите», Шаналотта вошла в натопленную комнатушку и наклонилась, чтобы обнять сидящую в кресле-качалке старую няню. Петра ласково потрепала девушку по голове — совсем как в детстве, отчего Шаналотта окончательно почувствовала себя испуганным ребёнком. Усевшись прямо на коврик у ног няни, Шаналотта снизу вверх посмотрела в изрезанное морщинами и потемневшее от времени лицо бывшей Хранительницы.

— Ты видела Навлаана? — спросила она жалобно.

— Конечно, — отозвалась Петра. — Странный тип. Вроде бы и неплохой человек, но… Что-то с ним не так, — она задумчиво перебирала волосы подопечной, глядя в пламя камина. — Я уже собиралась поговорить о нём с Алдией… А потом подумала: а он сам-то разве не таков? С одной стороны — хороший человек. А с другой — непроглядная Тьма.

— Верно говоришь, — вздохнула Шаналотта, как котёнок, подставляя голову под поглаживающую ладонь няни. — И всё-таки мне кажется, он опасен для… отца. Сегодня ночью они проводили какой-то новый опасный ритуал, а потом… — и она рассказала Петре обо всех своих наблюдениях и опасениях.

Бывшая Хранительница слушала молча, хмурясь и поглядывая на огонь. Шаналотта уже давно догадалась, что Петра постоянно разжигает камин не потому, что мёрзнет — окно в её комнатке даже зимой почти всегда оставалось открытым. Просто Хранительнице Огня неуютно было в этом мире без пламени — хотя бы такого, самого обычного, не связанного с Первородным, но всё же живого.

— Алдия давно уже смотрит во Тьму, — наконец проговорила Петра низким дребезжащим голосом. — И только вопросом времени было то, когда Тьма наконец заинтересуется — кто же так внимательно изучает её? Теперь нам следует ожидать новых бед. Девочка моя, — бывшая Хранительница взяла Шаналотту за подбородок и повернула её лицо к себе, — возможно, скоро твоя жизнь изменится. Тебе придётся делать выбор. И это будет очень тяжело. Выбор между Тьмой и Светом может оказаться выбором, на чьей ты стороне — на стороне Алдии или… — Петра замолчала, сочувственно глядя на воспитанницу.

Шаналотта отстранилась и села прямо.

— Навлаан сказал, что Алдия выбрал тебя мне в няни потому, что ты — Хранительница Огня. Ты должна была научить меня поддерживать Костры силой душ.

— Возможно, и так, — кивнула Петра. — Но выбрал меня не Алдия. Если этот выбор вообще не случаен, то его сделала сама судьба. Я лишилась Костра не по своей воле. Он находился в одной древней цитадели, — голос Хранительницы неуловимо изменился, словно помолодел и зазвенел гордостью и печалью. — Её охранял небольшой отряд немёртвых воинов… Они были мне как сыновья. Но постепенно Проклятие выпивало их разум. Один за одним они обращались в полых и находили окончательную смерть от рук своих товарищей. Цитадель почти опустела. А потом пришёл Вендрик. Вместе с Алдией, естественно. Уж не знаю, зачем им это понадобилось, но цитадель была разрушена. Мой Костёр исчез. Алдия нашёл меня среди руин едва живой. Когда он понял, что они с братом ненамеренно сотворили с моей жизнью… Я никогда не забуду его лица. Такое раскаяние, такое искреннее сожаление… — Петра покачала головой. — Никто не может понять, что означает для Хранительницы лишиться Костра. Это как… Лишиться всего мира, всего смысла, всего… А Алдия, похоже, каким-то образом понял. И он взял меня с собой. Не думаю, малышка, что он уже тогда предвидел, что в его жизни появишься ты, и тебя понадобится обучить поддерживать Пламя. Он взял меня с собой, потому что он — хороший человек, не лишённый сострадания, что бы о нём ни говорили в народе. Он просто надеялся отчасти исправить сотворённое им зло.

— Я-то знаю, — вздохнула Шаналотта. — Значит, это судьба…

— Значит, судьба, — Хранительница жёстко глянула на подопечную. — И твоя задача — не пропустить её знаки. Иначе последствия будут ужасны для всех.

— Но это означает, что мне и вправду надо учиться питать Костры душами? — растерялась Шаналотта. — А как этому можно научиться? Я думала, эта способность — врождённая…

— Она и есть врождённая, — Петра грустно улыбнулась. — И у тебя она есть, девочка моя.

— Ну, допустим, — девушка всё не могла осознать услышанное, трясла головой, словно надеясь, что мысли от этого упорядочатся, — ну а где взять Костёр? Я не знаю поблизости ни одного…

— Плохо же ты смотрела, — Петра насмешливо покосилась на воспитанницу. — Костёр совсем рядом. Идём, покажу.

Войдя следом за Петрой в щелястый покосившийся сарай в саду цитадели, Шаналотта ахнула от изумления.

— Неудивительно, что я не знала о нём! — воскликнула она, осторожно приближаясь к неяркому костерку, из центра которого торчал витой меч. — Зачем бы это мне понадобилось заглядывать в такую развалюху?

— На то и расчёт, видимо, — усмехнулась Петра. — Никто не знает, почему в тех или иных местах появляются Костры. Ясно одно — видеть их нужно не всем, а тот, кто ищет, обязательно найдёт.

— И что мне делать? — Шаналотта осторожно коснулась рукояти меча и удивилась, что она не раскалена.

— Пока — ничего. Не рассказывай ни Алдии, ни Навлаану об этом Костре. Алдия о нём, конечно, знает — но лучше пусть не знает, что о нём знаешь ты.

— Но почему?..

— Я уже сказала тебе, — Петра пронзила воспитанницу суровым взглядом. — Возможно, скоро тебе придётся делать выбор. И никто, даже Алдия — в особенности Алдия! — никоим образом не должен повлиять на него.

— Понимаю… Или нет, — пробормотала Шаналотта. — Но это неважно… Так ты будешь учить меня?

— Да. Но начнём мы не сейчас. Сначала тебе придётся многое изучить в теории. Идём в дом, пока нас не хватились.

* * *

Алдия сам постучал в дверь комнаты Шаналотты на закате, когда она в одиночестве без аппетита жевала свой ужин.

— Лотта, — девушка вздрогнула и уронила ложку. Так отец не называл её уже много лет. — Ты здесь?

Голос Алдии был каким-то странным, будто архимаг сильно простудился.

— Да, входи, — Шаналотта в волнении вскочила из-за стола.

Алдия показался в дверном проёме, и девушка ахнула. Да, отец был далеко не молод, и возраст его давно уже превысил средний человеческий век вчетверо, а то и больше. Но никогда ещё, ни в состоянии самой запредельной усталости, ни после самых жестоких кошмаров Шаналотта не видела его настолько старым.

— Что с тобой? — она кинулась к нему, хотела обнять, но он вдруг резко и с непонятной злостью перехватил её руки, сжал запястья до боли.

— Разве ты не боишься меня? — спросил он чужим, сухим и скрипучим, похожим на карканье голосом.

— А почему я должна тебя бояться? — Шаналотта на самом деле была напугана до полусмерти, но ведь не Алдию она боялась! Она боялась за него.

Архимаг отпустил её руки и хрипло засмеялся. И от этого смеха у Шаналотты внутри словно сорвалась и разлетелась ранящими осколками ледяная глыба.

Это не он…

— Если я сам не узнаю себя, — сказал Алдия горько — уже своим обычным, только глуховатым, будто простуженным голосом, — как можешь ты узнать меня и так доверчиво бросаться ко мне в объятия?

— А вот теперь ты меня пугаешь. — Шаналотта отступила на шаг. — Ты расскажешь, что случилось?

— Расскажу, — Алдия будто бы сломался, обмяк, как марионетка, держащаяся всего на паре нитей, подошёл к креслу у камина и рухнул в него. Обхватил себя руками, наклонился, потянувшись к огню.

Шаналотта осторожно обошла его, подбросила в камин пару поленьев и села в кресло напротив.

— Я знаю теперь намного больше, — сказал Алдия, глядя в огонь. — И то, что я узнал, полностью перечёркивает всё то, что я знал, что я делал и чем жертвовал до этого. И… Я не понимаю, как мне продолжать. И стоит ли.

Он надолго замолчал, и Шаналотта не выдержала:

— Отец…

Это обращение словно ударило Алдию по лицу. Он вскинулся, и Шаналотта отпрянула — такой яростью сверкнул его взгляд.

— Отец… — скривился он. — А ты знаешь, Лотта, что у тебя появился брат? И, скорее всего, он не единственный. Будут и другие. Точно будут, если я не… — он снова замолчал и махнул рукой.

— Что за брат? — похолодев, спросила Шаналотта. Ей тут же вспомнился сдвоенный голос из-за дверей кабинета Алдии. Второй голос — чей он был? Так похож на голос архимага, но всё же не его…

— Такой же, как и ты. Побочный продукт эксперимента. Но, в отличие от тебя, он взял от отца самое худшее. Безразличие к чужим страданиям, если так нужно для достижения цели. Одержимость поисками ответов, неважно, какой ценой…

— Где он? — Шаналотта испуганно заозиралась по сторонам — ей вдруг почудился тяжёлый взгляд в спину.

— Он… ушёл, — с трудом выговорил Алдия. — Отправился искать ответы. Для меня.

— А что в этом плохого? — Шаналотта смутно догадывалась, что случилось что-то ужасное, непоправимое — но сути этого непоправимого пока ещё не понимала.

— Он — смерть, — Алдия выпрямился и посмотрел в глаза дочери. — Он — чудовище, не знающее жалости. Он — тот самый архимаг Алдия, которого все боятся и ненавидят, о ком ходят самые жуткие слухи. И я не могу его остановить. Нет, не так. Самое страшное… — он сгорбился и закрыл лицо рукой. — Я мог бы его остановить… Наверное. Но я не хочу, — он вдруг вскочил с кресла и выбежал из комнаты.

Шаналотта медленно поднялась, подошла к двери и тщательно заперла её. Прислонилась лбом к прохладному дереву и беззвучно заплакала.

* * *

Печаль и память, печать былого.

Руины помнят, деревья помнят.

Забудут люди, туман Проклятья

размоет память. Но помнят стены...

Но помнят камни былые битвы,

и кровь, и ярость. И ветер воет

меж трещин кладки. И стонут ветви

деревьев вечных — гигантов спящих.

Их сон глубокий не потревожат

ни звон мечей и ни крики боли.

Пришли на берег чужой однажды,

чтобы отнять то, что взято силой,

но не вернулись домой с победой -

в чужую землю пустили корни.

Я перед вами склоню колено.

Простите мне, хоть вина чужая.

Мы — лишь солдаты, мы — лишь песчинки,

что вольный ветер в лицо швыряет...

Алдия. Давно

— Наша задача — собрать как можно больше душ убитых и при этом не попасться на глаза ни своим, ни противнику, — пояснил Алдия. Лекс слушал внимательно, но архимаг видел, как под маской сосредоточенности в нём бурлят мальчишеское нетерпение и азарт. Странно. Лекс ведь не моложе самого Алдии, ещё и старше на пару лет… Неужели он до сих пор относится к этой изматывающей кровопролитной войне как к игре в солдатики?

— Применим заклинания невидимости, — кивнул ассистент. — И пойдём перед рассветом, когда боевые действия обычно не ведутся.

— Верно, — Алдия кивнул. — Главное — собрать побольше душ гигантов. Души людей… Скажем так, доступны и из других источников. Ты ведь видел лес вокруг крепости? — Лекс кивнул. — Это всё тела убитых гигантов. Душ там должно быть предостаточно.

— Во сколько отправляемся? — глаза ассистента загорелись ещё ярче.

— Зайду за тобой в четыре часа пополуночи, — Алдия отвернулся. Чем-то Лекс его пугал… Он оказался отлично подготовлен, а кроме того, как выяснилось, был знаком с Навлааном и даже поработал с ним вместе примерно полгода. Идеальный ассистент… Но всё же было в нём что-то такое, что заставляло Алдию иногда ёжиться под взглядом старого приятеля. «Кто-то наступил на твою могилу», — говорила в таких случаях Петра. Алдия же предпочитал думать, что на его могилу никто никогда не наступит — потому что могилы этой не будет существовать вовсе.

И поход в лес, который к тому времени получил в народе название Роща Покойников, только усилил это чувство непонятного беспокойства. Лекс собирал души убитых, как дети ловят бабочек на солнечной поляне — искренне радуясь и не понимая, что пойманная бабочка, как бы аккуратно ты с ней ни обращался, стараясь не помять крылышки — всё равно обречена.

Алдия же, прохаживаясь между деревьями, наблюдал, как первые лучи зари золотят резные кроны, слушал, как просыпаются птицы, которые как ни в чём не бывало вили гнёзда и выводили птенцов на телах умерших гигантов. Серебрилась роса на траве у подножий стволов. И было тихо. Тихо и мирно, но не как на кладбище, а как в саду родительского дома. И эти тишина и умиротворенность просто выворачивали душу наизнанку — сильнее, чем самые отвратительные кошмары.

«Мы — убийцы. Это мы в ответе за всё.

Почему я не попытался помешать?

Нашандра, кто же ты?..»

Всевозможных душ теперь было в избытке. Опыты продолжались, но результаты по-прежнему не радовали. Зато между делом Алдия и Лекс разработали для армии Вендрика несколько смертоносных заклинаний порчи. Известные техники боевой магии оказались не очень эффективными против гигантов, но, имея в распоряжении их души, архимаг и его помощник быстро обнаружили у противника несколько фатальных уязвимостей и подобрали подходящие заклинания.

Шли годы. Лес вокруг крепости на побережье разрастался, войско Вендрика постепенно редело — солдаты продолжали обращаться в полых, а новых наёмников уже почти не прибывало — все близлежащие государства уже отдали всех солдат, что у них были. Алдия торопился, Вендрик мрачнел. Рейме и Вельстадт злились и от усталости выглядели не лучше опустошённых. И только Нашандра не менялась. Нисколько.

А потом, когда она, казалось, в одночасье изменилась, всё покатилось под откос.

Началось с того, что королева вызвала архимага на беседу, как в старые добрые времена, ещё до похода Вендрика за море. Алдия удивился, но отказать не посмел. Он понимал, что Нашандра отнюдь не глупа и не может не понимать, что деверь не питает к ней доверия. Это означало, что она вызвала его, чтобы исследовать: прощупать, найти уязвимые места, как сам Алдия поступал, изучая души гигантов. И задачей Алдии было попытаться переиграть королеву и самому выудить побольше информации.

Это оказалась неимоверно сложная партия.

Нашандра продемонстрировала поразительную осведомлённость в происходящем в лабораториях и дала понять, что ей прекрасно известны и безрезультатность экспериментов, и жуткая цена этого нулевого результата. Алдия отделывался общими фразами — он уже понимал, к чему она ведёт, и только надеялся, что его брат сохранил достаточно разума, чтобы разгадать игру супруги.

Надеялся он напрасно.

Когда Вендрик вызвал архимага к себе — не пришёл сам, как чаще всего делал в последние годы, желая хотя бы полчаса отдохнуть от государственных забот в компании брата и с кубком вина, — а официально приказал тому явиться в кабинет, у Алдии упало сердце. Он понял, что проиграл. Что он снова проиграл этому непонятному существу, которое имело форму жены его брата.

Это был не просто тяжёлый разговор. Там было много крика с одной стороны и обречённое молчание — с другой. Алдия смотрел на Вендрика и вспоминал того трёхлетним мальчишкой, который всюду ковылял за старшим братом, старательно и смешно копируя и его походку, и интонации. Сколько лет прошло с тех пор? И где они теперь, эти братья?..

Потом был поспешный переезд в отдалённую цитадель, который оба брата старались не называть тем, чем он на самом деле являлся — изгнанием. Алдия не возражал против уединения, только вот оставлять брата без присмотра ему не хотелось. Накануне отъезда он нашёл Рейме, перехватив того между вечерним разводом стражи и собственным заступлением в караул у входа в королевские покои.

— Ты всё знаешь, — только и сказал он. Рейме кивнул.

— Она постаралась на славу, — сказал капитан еле слышно. — Боюсь, что следующий на очереди — я.

— Если что — приходи ко мне в цитадель, — усмехнулся Алдия. — Но, надеюсь, до этого не дойдёт. Кто-то же должен… Присмотреть за ним.

— Не беспокойся, — Рейме жестко улыбнулся. — Я глаз с него не спущу. Да и Вельстадт, хоть и предан Нашандре, но… Это всё же только до тех пор, пока он не поймёт, что она опасна для короля. А я уж постараюсь его убедить — хотя бы быть повнимательнее.

— Спасибо тебе за всё, — Алдия протянул руку, и капитан крепко пожал её. — Если и есть у меня в этой жизни друг, то это ты, Рейме.

— Я рад быть твоим другом, — отозвался капитан. — Ты — хороший человек, что бы там ни говорили. Держись там. Я постараюсь как-нибудь наведаться, если… Ну, сам понимаешь.

— Понимаю, — Алдия невесело усмехнулся. — Ну ладно, тебе пора. Да и мне… Утром я уеду с рассветом. До встречи.

— Да осветит Пламя твой путь, — и Рейме, развернувшись, мгновенно растворился в полумраке коридора.

В собственной цитадели Алдии понравилось. Замок был старым и требовал ремонта, но это только придавало ему больше мрачного очарования. Выделенные Вендриком слуги молниеносно привели часть помещений в жилой вид, потому что ни минуты лишней не хотели оставаться в жилище безумного архимага. Алдия отпустил их с миром, оставив при себе только десяток своих личных слуг, состоявших при нём в Дранглике и уже достаточно привыкших к нему.

Лекс был в полном восторге от переезда, как мальчишка, которого впервые в жизни отпустили переночевать на чердаке. Он с воодушевлением рассуждал о том, как можно переоборудовать древние казематы на трёх уровнях подземелий цитадели под лаборатории и склады опасных реактивов и магических артефактов, собственноручно рисовал какие-то схемы и показывал их Алдии, потом выбрасывал и чертил новые.

Архимаг же всё больше погружался в тяжелую задумчивость.

Подземелья…

Нашандра превосходно разыграла свою партию. Ссылка в цитадель нисколько не мешала Алдии продолжать свои эксперименты с душами и искать исцеление от Проклятия Нежити.

Нашандра добилась только одного — и именно это было по-настоящему важным.

Она лишила Алдию возможности исследовать артефакт гигантов, спрятанный в подземельях глубоко под Дрангликом.

А это означало, что этот артефакт и есть ключ ко всему.

Алдия понимал, что пока война с гигантами не завершится, шансов получить доступ в подземелья королевского замка у него не будет. Хорошо, что хотя бы Сердце Пепельного Тумана осталось в его распоряжении. Некоторые свойства этого предмета заставляли сомневаться в том, что в нем заключена всего лишь магия гигантов. От него веяло чем-то гораздо более древним и могущественным.

Алдия даже в мыслях боялся сформулировать свою догадку. Чтобы не спугнуть удачу, если она наконец-то решила почтить его своим визитом.

Древние Драконы?..

Сожженный дневник Алдии

Драконы живут вне времени. Время для них — не река, текущая из прошлого в будущее и лишь на мгновение сверкающая перед нами бликом «настоящего»; для них время — что-то вроде бескрайнего поля, по которому можно спокойно и без помех идти в любую сторону — или просто упасть в траву, лежать и смотреть в небо.

Примечание к части

После эпизода от лица Рейме неплохо бы заглянуть в рассказ "Мутные потоки" на профиле. Описывать этот эпизод здесь я не буду, раз он уже и так имеется