Ничего не меняется (джен)

Я искала дождя, чтобы вызвать пожар,

Я звала короля, а пришел мыловар.

Чем ближе был матч Гриффиндор-Слизерин, тем более нервным становился Флинт. Если его послушать, получалось, что учеба занимает слишком много времени, которое стоило бы уделить тренировкам. Не все в команде были с ним согласны. Это, конечно, не имело бы никакого значения, но беда в том, что преподаватели также не были согласны с Флинтом и продолжали как ни в чем не бывало задавать домашние работы — много, много домашних работ.

Интрига «Флинт-Малфой-метлы», по большому счету, не удалась: возможно, никто и не посчитал Малфоя умелым и перспективным ловцом, однако преимущество, которое давали слизеринцам новые метлы, гриффиндорская команда восприняла очень серьезно. Флинт в связи с этим нецензурно ругался на злодейку-судьбу и дурацких гриффов и гонял команду столь же упорно и маниакально, как Оливер Вуд гонял свою. Гермиона считала, зря он так переживает, ведь преимущество в виде метел у слизеринцев все-таки остается, и как бы гриффиндорцы ни тренировались, а новых метел это не заменит. Но Гермиону, конечно, никто не спрашивал, так что она держала свое мнение при себе.

День матча выдался пасмурный, казалось, того и гляди польет дождь. Гермиона мысленно посочувствовала обоим ловцам: наверно, в такую погоду не очень-то удобно ловить мелкий снитч. Темно ведь.

Гермиона мало что понимала в квиддиче, но тот факт, что слизеринские новые метлы действительно были быстрее, можно было заметить даже ее не наметанным глазом. Слизеринцы один за другим забивали голы — особенно отличился Эдриан Пьюси, — и вскоре лидировали с отрывом в шестьдесят очков. Сначала Гермиона просто порадовалась за Флинта и остальных ребят, но потом по выкрикам с гриффиндорской трибуны и шепоту вокруг поняла, что происходит что-то странное. Она осмотрела поле внимательнее, на предмет несоответствий эталонной игре в квиддич, и не с первого раза, но все-таки поняла, в чем дело: близнецы Уизли в игре практически не участвовали. Они летали выше игроков и колец, на уровне ловцов, и защищали Поттера от одного из бладжеров. Они ловко отбивали его, посылая по причудливым траекториям куда-то в слизеринских игроков, но мяч изворачивался, будто живой, и снова нацеливался на Поттера. Кажется, так быть не должно. Мяч ведь должен гоняться за всеми игроками на поле, никого не выделяя, да?

На секунду Гермиона задумалась, не причастен ли к этому Флинт, но тут же отказалась от этой мысли. Флинт был горячим приверженцем позиции «разрешено все, что не запрещено» и с удовольствием пользовался любым своим преимуществом, включая силовое. Но он не стал бы впрямую нарушать правила, меняя игру. Ему ведь было важно выиграть, а не просто набрать нужное количество очков. Разница была довольно тонкой, по крайней мере, когда Флинт тщился объяснить ее Малфою в ответ на вопрос «почему бы просто не врезать Поттеру битой в самом начале игры», получилось довольно смутно. Для Малфоя, впрочем, должно бы быть достаточно прямого отказа. А Гермионе, с ее стороны, достаточно было информации, что Флинт бы с мячами мухлевать не стал. Но что, в таком случае, происходило с бладжером? Гермиона, помня опыт прошлого года, внимательно осмотрела трибуны, обращая особое внимание на преподавателей и старшекурсников. Нет, не похоже, чтобы кто-то из них колдовал. Не все даже смотрели на Поттера, многие предпочитали следить за квоффлом.

Капитан гриффиндорцев заметил неладное и попросил тайм-аут. Команда собралась вместе и минуты три что-то обсуждала, пока весьма довольные ситуацией слизеринцы зависали поодаль. И через три минуты они... продолжили игру.

Как такое может быть? Гермиона ожидала чего угодно: перерыва для проверки мяча, отмены матча и дальнейшей переигровки, но только не вот это! Понятно, что слизеринцев взбесившийся бладжер полностью устраивал, но гриффиндорцы-то чего? Им же не выиграть в таких условиях. И... неужели им не жалко Поттера?! Они же только что взяли и послали его под бладжер, нацеленный, судя по всему, конкретно на него. Может быть, конечно, Уизли его прикроют... увы, додумать эту мысль Гермиона не успела, потому что увидела, что Поттер устремился вверх, набирая скорость, а оба Уизли остались в игре. Итак, Поттера никто даже не прикрывал. Да Боже, они там все умом скорбные на Гриффиндоре, что ли?

На поле шла игра, кто-то попеременно завладевал квоффлом и уклонялся от единственного бладжера. А наверху шла гонка на выживание: Поттер против твердого и на редкость не тупого предмета. Поттер был маневреннее, на каждой его петле и на каждом резком повороте мяч заносило, что позволяло ему выиграть еще немного расстояния и времени... совсем немного, увы. Он выписывал зигзаги, уклонялся от мяча, когда тот пролетал рядом, но было ясно, что рано или поздно мяч его догонит. Это лишь вопрос времени. Вдобавок пошел дождь. Гермиона даже представить не могла, каково сейчас там, наверху, на метле, пытаться увернуться.

Трибуны хлопали и смеялись. Такое ощущение, что почти никто не понимал, что происходит, или никто просто не воспринимал это всерьез. А Гермионе было очень страшно. Выдержав еще несколько минут этой воздушной гимнастики, она просто сползла с со своего сиденья вниз, поэтому того, что случилось дальше, она не видела. Ей рассказали позже, в красках, несколько раз, как Малфой отвлек Поттера, и бладжер все-таки догнал его, и с разгона врезался в Поттера, сломав ему руку. Зато, услышав многочисленные охи на трибунах, Гермиона вскочила как раз вовремя, чтобы увидеть, как Поттер устремился к Малфою, кажется, собираясь его протаранить, но пролетел мимо, схватил единственной действующей рукой снитч и начал падать, держась за метлу только ногами. Как он приземлился, Гермиона рассмотреть не смогла.

Гриффиндор победил, но сейчас это ее не слишком расстроило. Главное, что игра наконец-то закончилась. Потому что смотреть на происходящее было совершенно невыносимо. Как они все, все вокруг, это выдерживают? Почему плохо только ей, а они считают, что «было круто», «Поттер крут» и «незабываемое зрелище»? Или кому-то сейчас так же не по себе, как и ей, просто они, так же, как и она сама, молчат об этом?

Вокруг Поттера уже собралась толпа. Гилдерой Локхарт, сияя улыбкой, что-то колдовал над рукой Гарри, но, против ожидания, руку это не вылечило, скорее уж наоборот. Она приобрела какие-то совсем уж странные очертания, будто из нее внезапно вытащили все кости. Локхарт еще что-то сказал Поттеру и быстро ретировался, оставив Поттера злиться, а Гермиону печалиться. Вот почему? Почему он это делает, а?!

Ведь сейчас ему достаточно было просто не лезть, и все было бы хорошо, он прекрасно смотрелся в этой золотистой мантии, большего от него и не требовалось. Но он полез лечить Гарри и вновь продемонстрировал некомпетентность. Всем — всем! — показал, что он ничего не смыслит в том, что пытался сделать. Зачем? Ну зачем? У него же есть слава, признание, ордена, вот это вот все. Зачем он выставляется так? И, самое главное, почему у него ничего не получается? Герой, кавалер Ордена, преподаватель — и вечные, постоянные неудачи, когда доходит до дела. Как так может быть?

На поле засверкали вспышки: это какой-то первокурсник с фотоаппаратом выскочил и начал снимать Поттера. У него, значит, непонятно что с рукой, его чуть бладжером не убило, а этот тут... со своей вспышкой. Когда Гермионе было лет десять, они с папой как-то говорили о фотокорреспондентах. Что, мол, это такие люди, задача которых — не помогать, а снимать, что бы рядом ни происходило. Стихийное ли бедствие, война, пожар — не важно, что именно. Важно только сделать как можно больше удачных кадров. Гермионе тогда было сложно поверить в существование такой профессии, ей казалось, даже если кому-то картинка интереснее и важнее живых людей, как ей самой, пожалуй, были важнее книги, должно же у него внутри быть нечто, подсказывающее, что так делать как минимум неправильно? Но сейчас она наблюдала первокурсника, явно не испытывавшего никаких моральных терзаний, пока он снимал потрепанного Поттера. А ведь, вроде бы, тоже гриффиндорец. Должен бы если не сочувствовать, то хотя бы факультетскую солидарность проявить. Разве нет?

Кстати, о факультетской солидарности. Гермиона отвлеклась от Поттера и нашла глазами Флинта. У него было такое лицо, что на секунду она пожалела, что Поттера не сбило тем бладжером с метлы. Доиграли бы спокойно без него, Малфой бы снитч поймал, и было бы всем счастье. Этой мысли она, конечно, тут же устыдилась, но Флинта все-таки было очень жалко. Впрочем, тот недолго горевал. Приземлившись и быстро поговорив с командой, он выловил Малфоя и обрушил на него всю тяжесть своего разочарования.

* * *

Пожалуй, Гермионе было бы даже жаль Малфоя, если бы она не была совершенно согласна со всем, что говорил ему Флинт.

— Я тебя мало натаскивал? Я тебя мало наставлял? Я мало снитч с тобой ловил? Сколько раз я говорил тебе: что бы ни происходило на поле, твоя задача — снитч! Ты должен искать его, ты должен смотреть в оба, а ты что? Тебе, значит, Поттер интереснее снитча. Да? Да?! Так не вопрос, давай я ловцом возьму кого-нибудь другого, а тебе отдельную роль в команде выделим: Свита Поттера. Будем выпускать исключительно на играх с Гриффиндором, раз в году. А то больше толку от тебя никакого!

— Но я же не знал, что там снитч! Да, я его не заметил, но такое с каждым ловцом может случиться! — тщетно пытался оправдаться Малфой. — Я просто остановился, потому что этот придурок...

Зря он это. Флинта сейчас могло бы остановить только Силенцио, да и то секунд на пять, не больше.

— Тебе какое дело до этого придурка? Твоя задача — не придурки, а снитч! И если б ты вместо того, чтобы на поттеровы пируэты любоваться, башкой вертел почаще, ты бы его заметил! А ты просто на все наплевал, Малфой. Наплевал и на команду, и на игру. Потому что тебе захотелось поржать.

— А чего он!..

— Не твое дело, Малфой! «Чего он» — это ты мог выяснить и после матча! Поттер хотя бы понимает, что во время игры надо играть. Он не отвлекался на постороннюю фигню, хотя за ним по полю постоянно носился бладжер — и именно поэтому, Малфой, он выделывал все эти петли, а не потому что ему покрасоваться хотелось. И если б ты смотрел не только на Поттера, ты бы этот бладжер заметил. Но ты, кажется, вообще ничего не замечаешь. Может, тебе очки тоже завести, как Поттеру? Будешь ловец-очкарик номер два.

Малфою ужасно не шло краснеть. Просто ужасно. Вот эти вот пятна на щеках — ужас какой-то, будто он то ли болен, то ли под каким-то живописным проклятием.

— Да как ты смеешь! — вознегодовал он. — Я тебе не Поттер!

— И вот это очень жаль, — вдруг совсем другим, очень спокойным тоном сказал Флинт. — Я бы не отказался от такого игрока, как он. А тебе, Малфой, сегодня дали шанс доказать, что ты не хуже. А ты его с треском... проржал.

Где-то неподалеку от Гермионы кто-то не то вздохнул, не то всхлипнул. Она обернулась и увидела Асторию Гринграсс. Та смотрела на разнос, который Флинт устраивал Малфою, почти с отчаянием. Кажется, она почти даже плакала. И что-то в ее взгляде показалось Гермионе удивительно знакомым и понятным. Что-то было в нем такое... такое... ну да, конечно. Именно так она сама, должно быть, смотрела на Гилдероя Локхарта. Тогда, на первом уроке Защиты. Из-под стола.