Вместе (гет)

Мы с Сириусом смотрели, как Гарри шепчется с Малфоем, и злились. Очень злились. Потому что мелкий белобрысый гаденыш своим заглушающим заклятьем накрыл не только Люпина, который, кстати, не спал уже часа три, но и нас! Мы не слышали ни единого слова и могли только гадать, что же такого может знать Малфой о том памятном вечере на Тисовой улице. Гарри, слушая слизеринца, не выглядел удивленным. Он только задумчиво кивал головой, как будто подтверждались его подозрения, и меня начали терзать смутные волнения: а надежно ли я заговорила героя? И кстати — меня чуть ли не подбросило от пронзившей меня мысли — откуда Малфой узнал это «что-то»?! Я невольно пригляделась к растрепанному пареньку, который во время разговора пытался привести себя в порядок. Может ли в нем быть кто-то из моих ребят? А если есть, то кто? Счастливчик? Воробей? Умник? Или Тим? Эффектное появление — это стиль Счастливчика. Он был самым тихим в нашей группе. Всегда флегматично-доброжелательный, безумно спокойный, он подчинялся каждому приказу Тимки. Однако в критических ситуациях он моментально преображался: в глазах разгорался огонь инициативы — и парень, сломя голову, мчался в одиночку разрешать проблемы. Счастливчик любил ходить по краю, зачастую рискуя жизнью так, что волосы вставали дыбом. Умник... Умник тоже мог бы так появиться, он мастер в манипулировании, прекрасный актер и гениальный разведчик. К тому же, он прекрасно знаком с миром Гарри Поттера, а значит вполне мог сыграть на его благородстве. Воробей... Смотрели фильм «Пираты Карибского моря»? Так вот, наш Воробей — вылитый капитан Джек Воробей. Абсолютно непредсказуем. Мастер импровизаций. Привык идти к цели, выворачивая в свою пользу даже самые неблагополучные обстоятельства. Но проблема — Гарри Поттера он только смотрел и не имеет ни малейшего понятия о фанфиках. К тому же, при всех своих качествах, он, как это ни парадоксально, не лидер. Он скорее друг. Абсолютно непредсказуемый, неуправляемый, но верный друг. Тим... Ну, это точно не он. Командир никогда не любил пафоса и никогда не бросался куда-то, не располагая информацией. Он только единожды читал книги Ролинг, и поэтому сначала будет сидеть тихо и собирать информацию, и только потом уже начнет играть. И жертвовал собой он, хорошенько всё обдумав. Тим вовремя понял, что информацию смогут передать самые смекалистые, а раненый командир будет их только тормозить. Нет, если в младшем Малфое кто-то действительно сидит, то это не Тим.

Я вспоминала ребят и внимательно рассматривала Драко. Том Фелтон удивительно точно передал его манеры: мимика, жесты, осанка, взгляд... Всё было воспроизведено с такой точностью, как будто актер был родным братом Малфоя. Они даже ухмылялись одинаково. Однако на лицо Драко был совсем другим. Во-первых, прическа. Тонкие, платиновые волосы были не просто зализаны, а уложены. Во-вторых, черты его узкого лица были тонкими и острыми, даже какими-то изящными. Брови были чуть темнее волос. А глаза — практически точная копия глаз Сириуса: такой же широкий, чуть удлиненный разрез, пушистые черные ресницы, и акцентированная капелька внутренних уголков, только радужка не темного серо-голубого цвета, а светло-серая... И просто обалденно, до восхищенного повизгивания прекрасный рот: аккуратные, в меру пухлые, идеально пропорциональные розовые губы, великолепный изгиб и выразительно очерченный контур. Блиин... Губы Драко Малфоя вышибли из меня дух в точности так же, как глаза Гарри Поттера!

«А Драко — просто копия папаши», — заметил Сириус, уловивший моё восхищение. — «Только глаза Нарциссы... Эй, ты меня слышишь?».

«Сириус, какиииие у него гуууубы!» — выдохнула я.

Блэк оторопел.

«Сначала глаза Снейпа, а теперь губы Малфоя? Мерлин, мне в прародительницы досталась эстет-маньячка! Спасибо, хоть Гарри и я тебя не так привлекаем!» — мысленно закатил он глаза.

«Почему не привлекаете?» — искренне удивилась я. — «В глазах Гарри плещется целый мир! А ты весь — и раньше, и особенно теперь — источник истинного эстетического удовольствия!»

Ой, кажется, я переборщила с комплиментами... Блэк завис! Он охренел, обалдел, оторопел и завис!

«Источник... истинного... эстетического... удовольствия...» — заскрипела его многострадальная психика. — «Мне еще в школе пели про «глаза, полные морского бриза» и «штормовое сердце», но ты переплюнула всех! «В глазах Гарри плещется целый мир», «источник истинного эстетического удовольствия» — это ж удавиться можно! Ты ещё напой про то, какая милая борода у дедушки Дамби!»

Я обиделась. Ну, что с того, что я люблю красоту? Я — женщина, мне положено! И вообще, красота спасет мир, а для этого её надо сберечь, что я и собираюсь делать! Плевать мне на разборки темных и светлых, плевать на идеологическую муть! Всё, я иду спасать красоту! Буду спасать совершенно очаровательного — от макушки до пят — Гарри Поттера, медовый отлив волос Люпина, темные бездонные очи Снейпа, ошеломительно густые кудри Грейнджер, безумно прекрасные губы Малфоев, рыжие волосы Уизли (потому что у всех — разные оттенки), а метаморфиню Тонкс вообще в башне запру и буду охранять лично! Кстати, абсолютно все пишут про великолепную Беллатрису Лестрейндж, а еще — сходятся на том, что Том Риддл в молодости был просто ошеломляюще красив...

ПОЭТОМУ ИХ ТОЖЕ СПАСУ!!!

Я так увлеклась, что прозевала момент, когда Драко (теперь он будет только Драко!) снял чары и вышел из купе, с насмешливым поклоном попрощавшись с Роном и Гермионой. Гарри пересел обратно к нам, и Сириус тут же подсунул голову ему под руки, нагло напрашиваясь на ласку.

По мере продвижения поезда на север дождь усиливался; окна теперь представляли собой серую непрозрачную поверхность, постепенно черневшую. Потом, наконец, в коридорах и над багажными полками зажглись, засверкали огоньки. Колёса стучали, дождь барабанил, ветер ревел, нагоняя на меня сон, а Люпин всё притворялся спящим. Хотя, может он тоже дремлет? Ночка-то выдалась тяжелая...

— Мы, наверно, почти приехали, — сказал Рон, выглядывая из-за Ремуса в сделавшееся абсолютно чёрным окно.

Меня кольнула тревога. Я стряхнула с себя истому и насторожилась. Почему у меня возникло ощущение, что я что-то забыла?

Не успел Рон договорить, как поезд начал притормаживать.

— Классно, — Рон встал, осторожно прошёл мимо Люпина и попытался рассмотреть что-нибудь во мраке за окном. — Я уже умираю с голоду. Хорошо бы поскорей попасть на пир...

— Мы не могли так быстро доехать, — возразила Гермиона, сверившись с часами.

Нет, я определенно что-то забыла...

— Тогда чего мы встали?

Поезд замедлял и замедлял ход. Я мучительно пыталась вспомнить, что же я такого важного забыла. Это было что-то определенно нехорошее.

Когда стих шум поршней, стали лучше слышны завывания ветра и стук дождя по стёклам.

Гарри, сидевший рядом с дверью, встал и выглянул в коридор. По всему вагону из дверей купе высовывались любопытные лица.

Поезд, дёрнувшись, остановился, и отдалённый грохот сообщил о том, что багаж попадал с полок. Затем, без предупреждения, погасли лампы, и всё погрузилось в темноту.

Это что-то связано с Гарри...

— В чём дело? — раздался голос Рона.

— Ой! — вскрикнула Гермиона. — Рон, ты встал мне на ногу!

— Как вы думаете, поезд сломался? — спросил Гарри. Собачьи глаза ясно видели, как он наощупь пробирается обратно к сидению.

— Понятия не имею... — ответила Гермиона.

Рона протёр ладонью стекло и упорно вглядывался во тьму.

— Там что-то движется, — сообщил Рон. — По-моему, кто-то садится в поезд...

Рыжик у окна... Запотевшее стекло... Тьма... Знакомая сцена. Помниться, в кино я на этом моменте схватила своего парня за руку, потому что должны были появиться...

«Сириус, это дементоры! Поезд проверяют дементоры!»

«ЧТО?! Я убью Рема, он же знал!!!»

Дверь в купе внезапно отворилась, и невысокий пухлый мальчик свалился Гарри на ногу.

— Простите, — залепетал он, — вы не знаете, в чём дело? Ой, простите...

Так, что же делать? Что делать?!

Внезапно перед моим мысленным взором встало улыбающееся лицо Счастливчика. В руках он держал гитару. Вообще, он прекрасно играл на всех струнных инструментах, исключая скрипку. И пел просто великолепно, он даже в консерваторию хотел поступать, но началась война...

— Привет, Невилл, — поздоровался Гарри, пошарив руками и притягивая Невилла за одежду.

Нет, правда, у него был уникальный, просто волшебный голос! Он гулял по всем октавам, мог понизиться до шаляпинского баса и взлететь до женского сопрано. И имя у Счастливчика было «говорящее» — его назвали в честь легендарного славянского сказителя и певца...

Как-то я не вовремя ударилась в воспоминания.

«Ремус!» — Сириус громко зарычал и дернул Люпина за рукав. — «Лунатик, просыпайся!»

— Гарри? Это ты? А что происходит? — продолжал Невилл.

«Ремус, ты, проклятый оборотень, хватит спать!!!»

— Понятия не имею — садись... — ответил Гарри.

А я у меня в голове завертелся «Чёрный ворон» в исполнении Счастливчика...

— Я пойду к машинисту и спрошу его, в чём дело, — сказала Гермиона.

Люпин не просыпался. Сириус в ужасе закрыл глаза, не переставая рычать.

Дверь, скользнув вбок, вновь открылась, затем донёсся глухой звук удара и два коротких вопля.

И меня озарило!

«Сириус, делаем так. Ты уступаешь тело мне и входишь в транс... Или очищаешь разум, помнишь ощущения во время обряда в лесу? И вообще, делай, что хочешь, но твои эмоции не должны мне мешать!»

— Не сюда! — поспешно заорал Гарри. — Здесь я!

Я даже зависла на секунду. Это он Блэку, что ли?

«Что ты будешь делать?» — спросил Сириус, успокоившись от прозвучавшей в моем голосе решимости.

«Молчи и спрячься за моё сознание, тебя здесь нет!»

— Ой! — сказал Невилл.

— Тихо! — вдруг вмешался хриплый голос.

Я открыла глаза. Ну, конечно, не прошло и года! Люпин наконец-то проснулся! Так, не отвлекайся, Рысь, и настраивайся на нужный лад. Ты же помнишь... Ты воевала за это четыре года... В английском языке её называют мать-страна, а ты звала её Россией-матушкой, Родиной, Отчизной, Отечеством. Она великая, любимая, и ниточка, которая связывает тебя с ней, никуда не делась, просто с этими англичанами у тебя не было времени вспомнить...

Раздалось тихое потрескивание, и мерцающий свет наполнил купе. Люпин держал на ладони небольшой костерок. Лицо у него было усталое, серое, но глаза смотрели настороженно и цепко.

Такое же выражение было у Тимки на лице, когда он уходил... А потом была весенняя душистая степь и жаворонок в небесной сини...

«*Выйду ночью в поле с конем. Ночкой тёмной тихо пойдем. Мы пойдем с конем по полю вдвоем, мы пойдем с конем по полю вдвоем*...»

Из глотки рвалось рычание. Душу затопила теплая тоска и странная, отчаянная гордость. Всё нараспашку, пей, дементор, мою любовь, пусть и любила я в своей жизни только свою страну!

Дверь открылась.

На пороге, освещаемая дрожащим пламенем в ладони Люпина, высилась до потолка фигура в рясе. Лицо полностью скрывалось под капюшоном. Из-под рясы высовывалась рука, сероватого цвета, покрытая чем-то склизким и поблескивающая, при этом вся в струпьях, похожая на нечто мёртвое, разложившееся в воде... Но руку было видно лишь долю секунды. Существо в капюшоне словно почувствовало взгляд, и рука быстро исчезла в складках одеяния.

«*Сяду я верхом на коня, ты неси по полю меня! По бескрайнему полю моему, по бескрайнему полю моему*!»

Не пущу! Не дам! Костьми лягу, умру на этом самом пороге, но ты никого не получишь! Это МОИ люди!

Дементор медленно, судорожно, свистяще втянул в себя воздух, так, будто пытался всосать в себя нечто большее, чем воздух из окружающего пространства. Сердце кольнул холод, но теплое щемящее чувство в груди тут же вытеснило его напрочь.

«*Подавись, скотина!*»

И я выплеснула весь свой распроклятый патриотизм прямо в глотку этой бездне.