Дикие лебеди (гет)

Джинни

Наступает февраль — последний цветок зимы, голубой цветок изо льда и печали. Снова — метель за окном, пляшущие тени свечей в темной комнате, снова абрикосовый джем и снова внутреннее, осязаемое чувство, что им осталось слишком мало времени.

— Вот бы сейчас попросить на кухне еды и сладостей, — Джинни запихивает в рот половину хлебца, вымазанного в джеме. — Фред и Джордж так достали эльфов, что те однажды зажарили им крысу.

— Я никогда не был на этой кухне. — Драко смотрит на нее искоса.

— Ты всегда получал, что хотел. Сладости, игрушки, книги, одежду… — Джинни отводит взгляд. — У нас ничего этого не было.

— Зачем рожать детей, если на них нет денег? — он опирается спиной о стену и вытягивает ноги вперед. — Ведь лучше дать одному все, чем семь детей будут все время жалеть, что у них было нищее детство.

— Не думаю, что кто-то из нас жалеет о бедности, — Джинни пожимает плечами. — Я точно не жалею. Ведь я живу. Это только в детстве завидуешь людям вроде тебя. А потом взрослеешь и начинаешь понимать: суть не в лакомствах. И начинаешь сочувствовать таким, как ты.

— Какая философия, — Драко растягивает губы в издевательскую улыбку. — Как же хорошо вам, беднякам. Вы учитесь различать добро и зло с пеленок, находите кучу друзей, выходите замуж по любви, рожаете толпу милых детишек. А мне пришлось постигать все это самому — что такое добро, честь или самоуважение, потому что все, что сказал мне отец перед школой: «Помни, ты — Малфой. Все должны перед тобой склоняться. Ты — лучший». Как думаешь, кому верит одиннадцатилетний мальчик?

Джинни прижимается к нему, заглядывая в серые глаза. У него снова пять пальцев и скалящаяся Метка на руке. Она старается на нее не смотреть. Не помнить, что когда-то он мечтал стать Пожирателем, называл ее предательницей крови. Словно это был не он.

— Ты другой.

Драко с сомнением качает головой и облизывает сладкие от джема губы. Он снова пахнет апельсинами с карамелью, и Джинни вдыхает его запах. Даже в туалете Миртл он умудряется быть таким аккуратным. Она обегает взглядом его идеально выглаженную рубашку и джемпер с гербом факультета, блестящие ботинки и сравнивает с собой. У нее рубашка вечно слегка мятая, а галстук лежит неровно, и туфли все в царапинах. Потому что старые. На новые денег нет. Хорошо, что у нее ноги больше не растут.

— Ты не представляешь, насколько ты привлекателен именно в этой форме, — сонно говорит она, кладя голову ему на плечо. У нее болит низ живота и отчаянно хочется спать. Но впереди еще домашнее задание по трансфигурации. Джинни продолжает свои тайные занятия анимагией, и теперь у нее почти всегда получается превратить руки в крылья.

— Ты тоже, — отзывается он тихо, отставляя джем в сторону. — Предлагаю стащить наши формы, чтобы не забывать о… после…

Он резко замолкает, и в молчании слышна боль. Что будет после того, как он закончит школу? Они не смогут видеться в туалете. Они вообще не смогут видеться, и от этой мысли у Джинни больно колет сердце. Она хочет чувствовать, что он рядом, даже когда закрывает глаза. Как сейчас. Не видеть — но чувствовать близость. Это самое прекрасное, что может случиться с человеком. Когда слова никому не нужны.

Она ощущает, как его пальцы расстегивают верхнюю пуговицу ее рубашки, и сразу распахивает глаза. От прикосновений по телу бегут мурашки, и лицо Драко оказывается совсем рядом. В светло-серых глазах золотыми бликами сквозит желание.

Джинни перехватывает его руку и мягко отталкивает, пунцово краснея.

— Я.. Мне сейчас нельзя…

— Нельзя? — Драко непонимающе хмурится. — Почему?

— Ну… Просто… Нельзя, хорошо?

Он пожимает плечами и снова тянется к джему. Драко ужасный сладкоежка, и ей это нравится. Это кажется ей ужасно трогательным.

— А помнишь наш первый разговор? — Джинни улыбается. — Во «Флориш и Блоттс». Кто знал, что я действительно стану встречаться с Гарри…

— Кто знал, что мой отец подкинет тебе дневник Лорда, — мрачно отзывается Драко, смотря на нее искоса. — И каким он был, Лорд в твоих снах?

Джинни задумчиво смотрит на треснутое зеркало, висящее над раковинами. О, он был обаятельным. Таким взрослым и уверенным в себе. Таким непохожим на остальных. И какая-то часть ее действительно хотела поддаться ему.

— Он был красивым, — зачем-то говорит она, перестав улыбаться.

Драко закатывает глаза.

— Женщины. Теперь я боюсь связываться с Грин-де-Вальдом, вот он действительно был известным красавчиком.

— Не таким, как ты, — Джинни улыбается, стараясь забыть все те дни и ночи, когда она душила кур и писала кровью на стене.

Драко довольно усмехается и обнимает ее за плечи, привлекая к себе. Им не хочется уходить, но они не могут сидеть здесь до утра. Джинни уже досталось от Алекто на прошлой неделе, и теперь на ее ладонях красуются следы от ударов.

Драко тянется к ее губам, но Джинни не успевает податься ему навстречу, потому что его лицо вдруг искажается болью, неприкрытым отвращением и ненавистью. Она резко отстраняется, и он вдруг хватается рукой за Метку, спрятанную под рукавом. Джинни с силой выдыхает, понимая, что не выдержала бы, если бы он испытывал такое отвращение к ней. Она бы перестала жить.

— Драко… — она берет в ладони его лицо цвета белого мрамора. — Драко, ты меня слышишь?

Он не слышит. Он вырывается и корчится на матрасе, что-то бессвязно шепча, и в глазах у него безумие. Джинни отчаянно кусает и без того обветренные губы. Она не может ему помочь, и все ее бушующие чувства не могут ему помочь.

— Уходи, — хрипит он, неуклюже выставляя руку и указывая на дверь с облупившейся краской. — Я не хочу… чтобы ты меня такой видела.

— То есть раньше ты хотел?

— Иди к черту, Уизли… Я слышу… каждого из них… Их убивают.

Джинни закрывает лицо дрожащими руками, но потом заставляет себя убрать их. Она не должна бояться, иначе они не переживут войну. Нельзя поддаваться этой внутренней панике. Нужно заставить себя снова быть сильной.

Драко приходит в себя только полчаса спустя, но продолжает лежать на матрасе, смотря перед собой. Лицо у него отрешенное, и в глазах по-прежнему боль. Он не будет свободен, пока жив Волан-де-Морт. И надежда только на Гарри… Джинни сглатывает, вспоминая выражение его лица там, в гостиной Малфоев. Он любил ее. Несмотря ни на что. До последней секунды.

— Я должен попросить помощи у Беллатрисы, — вдруг хрипит Драко, пытаясь сесть. Выражение лица у него как у столетнего старика, и Джинни это пугает. Она придвигает свечи поближе и старается согреться, проводя рукой над пламенем.

— У кого? Зачем?

— Я слишком много знаю, — медленно произносит он, тяжело дыша. — Я знаю, что моя палочка невероятно сильная. Я знаю, что он тоже упал, когда пытался убить Поттера. Я знаю про кладбище… Что, если он призовет меня? А он обязательно призовет. Ведь я обязан приносить новости. Он великолепный легилимент. Если он прочитает мои мысли… Мы обречены. Все.

— Но почему ты не можешь попросить помощи у Снейпа? Ведь он учил Гарри…

— Поттер — отвратительный ученик, — Драко даже сейчас не упускает возможности задеть Гарри. — Да, я знаю. Но Северус обязан приоткрывать свое сознание для Лорда. Я боюсь, что занятия с ним слишком опасны.

Джинни нервно обхватывает плечи руками, не понимая его логики. Наверное, у мужчин она особенная. Сначала предлагают встречаться, потом отталкивают.

— И поэтому ты собираешься просить Беллатрису тебе помочь? Беллатрису? Самую ярую его сторонницу?

Драко рассматривает свои дрожащие пальцы.

— Она мне должна. Она ведь хочет, чтобы я вспомнил, что я — наполовину Блэк. И потом, знаешь… она какая-то надломленная. Что-то с ней происходит.

Джинни с сомнением кусает губу, чувствуя, как бурчит в желудке. Уже поздно, и хочется есть. А Невилл, кажется, должен был захватить с ужина пару лишних бутербродов… Затея с Беллатрисой кажется ей настолько опасной, что на мгновение от страха перехватывает дыхание. Словно тебя выбрасывают в реку — и ты либо спасешься, либо утонешь. Середины нет. И из глубины комнаты, из темноты, ей слышится призрачный хохот.

— Встретимся в полночь с пятницы на субботу в ванной старост, — Драко старается не показывать ей свою боль. Старается перестать быть тем мальчишкой, который ныл из-за любой царапины. Он уже давно не тот мальчишка. Слишком давно.

— Я принесу сказки, — Джинни подыгрывает ему, но голос у нее дрожит. Как его пальцы. — Только будь осторожен, ладно? В пятницу коридоры патрулирует Алекто. Она обычно начинает с южного крыла.

Драко кивает. Пятница — почти через неделю, и для него это безумно долго. Тем более что ему предстоит встреча с Беллатрисой и, возможно, с Лордом. При воспоминании о бледном змеином лице комната слегка плывет перед глазами, и в воздухе пахнет кровью. Джинни отчаянно трясет головой, стараясь выкинуть эти мысли. Они оба немножко сходят с ума, в этом темном туалете с вечно капающим краном.

И Джинни все еще не готова признаться в своей любви, хотя уже понимает, давно понимает то, что она чувствует к Драко — любовь. И совсем иная, чем та, которую она когда-то испытывала к Гарри.

Драко

По дороге в подземелье он останавливается напротив огромных песочных часов всех факультетов и придирчиво сравнивает количество изумрудов Слизерина с сапфирами Когтеврана. Кажется, Когтевран все-таки лидирует. Драко кажется логичным, что Гриффиндор редко выигрывает Кубок Школы, ведь гриффиндорцы обычно преуспевают в вылазках в запретные места и в наглости. Да, им повезло с Грэйнджер, но ее место на самом деле не в Гриффиндоре, и все это прекрасно понимают.

— А, мистер Малфой.

Драко резко оборачивается. МакГонагалл подходит к нему с толстой папкой в руках и оглядывается.

— Вы один?

— Да.

— Ваши рейтинги, — она протягивает ему два свитка. — Пожалуй, скоро вы обойдете Когтевран, если, разумеется, ваши однокурсники перестанут прогуливать мои занятия.

— Я передам, — Драко приподнимает плечо и убирает свитки в сумку. — Можно идти?

МакГонагалл слабо улыбается, рассматривая выражение его лица.

— Мне кажется, Когтевран вам больше подходит, Малфой, — говорит она серьезно. — Там так много логических задач, которые вы любите. И гораздо меньше особ вроде мисс Паркинсон.

Драко хмурится. На что она намекает? На его изобретательность при починке Исчезательного шкафа? Но, кажется, она не шутит. Он не знает, что ответить, и просто смотрит в ее морщинистое лицо.

— Жду вас завтра на паре, Малфой, — говорит она, поворачиваясь к нему спиной.

Драко еще раз бросает взгляд на часы и медленно бредет к подземелью. Шляпа иногда ошибается. Вспомнить хотя бы, что она отправила Петтигрю в Гриффиндор. Ему самое место в Слизерине вместе с Крэббом и Гойлом. А Долгопупс? Ну что такого гриффиндорского в нем есть? Он же настоящий пуффендуец. Пиная дверь в спальню, Драко вспоминает, как долго Шляпа молчала, когда ее надели на Поттера. Разумеется, она выбирала между Слизерином и Гриффиндором. Потому что в Поттере много слизеринского, и он сам это отлично понимает. Только делает вид, что эта его сторона никак его не интересует и никогда не одержит верх.

— Тебя Снейп искал, — зло говорит Забини, листая какой-то журнал. В этой реальности они не друзья, и Драко вдруг становится тоскливо. Жаль, что ничего нельзя исправить.

— Спасибо, — бурчит он, скидывая сумку на стул.

Забини недоверчиво смотрит на него поверх журнала.

— Что ты только что сказал?

— Иди лесом, — Драко машет на него рукой и выходит из спальни.

Сегодня суббота, и Северус наверняка захочет сыграть в шахматы или просто посидеть вместе, выпить чай с лимонными пирожными. Как хорошо, что есть Северус, потому что Драко не знает, что делать с одиночеством. Внезапно не знает. Те две недели в восьмидесятом сбили его с толку, но одиночество, которое он так любил и оберегал, не кажется ему больше таким привлекательным. Он не может найти себе места и уже выучил почти все билеты к ЖАБА.

— Привет, — говорит он тихо, заходя в комнату.

Северус сидит у камина, протянув руки к огню. Здесь почему-то всегда холоднее, чем в остальных спальнях, и Драко невольно поеживается, проводя пальцем по прохладной спинке стула.

— Беллатриса хочет тебя видеть.

Драко пожимает плечами. Северус не должен знать, что он собирается просить тетку о помощи.

— Когда?

— Завтра утром. Придешь сюда, я открою портал.

Драко подходит к книжному шкафу, рассматривая через стекло фотографию улыбающейся Лили. Она действительно чем-то похожа на Джинни, но сходство какое-то внутреннее, неуловимое.

— Не все рыжие выбирают Поттеров, — зачем-то говорит он вслух, оглядываясь на Северуса.

Он резко оборачивается и искривляет губы в ухмылке.

— Не торопись праздновать победу. Радоваться будешь, когда наденешь кольцо на ее палец. Садись.

Драко приподнимает брови, усаживаясь в низкое кресло. Кольцо? Об этом он еще не думал. Он пока что все еще мечтает о том, как будет смотреть на танцующую Уизли в зале, залитой солнечным светом. В зале, где есть только они вдвоем. Все остальное — неважно.

Размешивая в чашке кубик сахара, Драко задумчиво наблюдает за бешеной каруселью чаинок. Иногда он чувствует себя одной из чаинок. Если тебя захватывает в водоворот — уже не вырваться. Приходиться кружиться, стараясь не потерять рассудок. Драко берет с тарелки пирожное с желтой розочкой. Жаль, что нельзя угостить Уизли… Нужно снова улизнуть с ней в Хогсмид, к мадам Паддифут. Ему нравится смущение Джинни, когда он покупает ей то, чего ей так хочется, но она не может себе позволить. Странно, что человека могут радовать такие простые вещи. Странно, что он этого никогда не замечал, а ведь его тоже радует самое простое: ее улыбка за завтраком или ужином в Большом зале — улыбка для него, хотя никто об этом не знает, мимолетное касание их рук, когда они случайно проходят мимо друг друга в галерее, ее нежный взгляд — для него… Да, даже здесь, в замке, полном Кэрроу и отчаяния, у него есть свой свет. Даже в аду цветут ирисы. Драко пытается вспомнить, как он жил без Джинни, и не может.

— Рад, что Слизерин почти обошел Когтевран по баллам, — Северус делает глоток обжигающего чая. — Если ты приложишь еще немного усилий, к концу года мы точно получим Кубок Школы. Если, конечно, в самом конце не явится Поттер.

— Второкурсники прогуливают занятия Хагрида, и я их не виню, — едко замечает Драко. — Третьекурсники игнорируют прорицания. Если справиться с обоими курсами, мы точно обойдем Когтевран. Если подумать… Хагрид учился в одно время с Лордом. Видел его в то время, когда он был еще человеком.

Северус пожимает плечами, откусывая от пирожного.

— Думаешь, Поттер скоро объявится? — Драко вытирает салфеткой кончики пальцев, запачканных кремом, думая, что Уизли бы их просто облизала.

— Он в бегах уже больше полугода. И я сомневаюсь, что он просто прячется. Так что да, он объявится. Не завтра и не через месяц. Может быть, летом. Или весной.

— Надеюсь, он подождет, пока я ЖАБА сдам, — Драко поднимается и одергивает пиджак. — Не знаешь, кто будет в комиссии по зельеварению?

— Я точно буду, — Северус редко улыбается искренне. — Я всегда хотел тебе сказать, но каждый раз забываю: ты очень способный студент, Драко. Могу сказать, что лучший. И не потому, что ты Малфой.

Драко не сразу понимает, что он имеет в виду. И только потом, вернувшись в спальню, осознает. Знания не купишь, как и любовь. Купить можно место в команде по квиддичу или чье-то расположение. Получается, в том, что он староста или в том, что у него одни «превосходно» за СОВ, только его заслуга. Значит, он не такой потерянный и бесполезный?

Беллатриса

Яростно распахнув темно-красную штору, словно занавес в театре, Беллатриса смотрит в окно. За окном падают редкие, одинокие снежинки, и весь сад кажется одним большим сугробом. Из-за вчерашнего снегопада они снова потеряли следы Поттера и его грязнокровки.

Рудольфус еще спит, и Беллатриса, развернувшись, резко стаскивает с него одеяло. Ей не нравится, когда кто-то делает то, что ей делать нельзя.

— Вставай! — рявкает она, рукой взбивая жесткие волосы.

Рудольфус стонет и переворачивается на другой бок. Он не хочет вставать, ведь делать ему нечего, и Беллатриса это прекрасно знает. Но и ей самой делать нечего, поэтому она захотела увидеться с племянником. Поттер все время ускользает, а одни и те же пытки пленников, число которых растет с каждым днем, ей надоели. Господин не хочет видеть ее так часто, как еще пару месяцев назад, и в свою постель он не звал ее еще дольше. Беллатриса чувствует себя ненужной и отверженной, отчасти потому, что злость Лорда на Люциуса и Нарциссу ударяет и по ней. С сестрой она намеренно не разговаривает, проходя мимо с высоко поднятой головой. Редкие встречи с Ритой — все, что может ее взбодрить.

— Вставай! — она пинает Рудольфуса, и тот неуклюже валится с кровати на холодный пол. Беллатриса всегда любила холод, но в последнее время ей хочется согреться, и она не знает, куда деваться от этого чувства. — Я велю подать завтрак в нашей гостиной, а ты пока займи племянника, слышишь?

— Ладно, — бурчит он, поднимаясь с пола и смотря на нее сонными глазами, которые только что видели сны. — Вали давай. Оденься только.

Беллатриса влезает в привычное платье, ставшее совсем свободным в талии, и берет со стола палочку. Аппетита у нее нет уже который день, но ей плевать. Перехватит что-нибудь. Нарцисса вон тоже почти перестала есть, и сквозь ее бледную кожу проглядывают голубоватые жилы.

Драко уже стоит в коридоре у окна, и его прямая, напряженная спина кажется Беллатрисе недобрым знаком. Она проходит мимо него, взмахом руки указывая на дверь комнаты:

— Через полчаса жду тебя в гостиной, а сейчас поговори с Рудольфусом, наверное, он успел натянуть белье.

Драко приподнимает брови, но ничего не произносит. И в его глазах, совершенно отцовских, она замечает тревогу. Тревога — это хорошо. Значит, он пришел сюда с какой-то целью. Она не думала, что он действительно придет. Обдав его ядовитым запахом олеандра, она выходит в гостиную.

Отдав приказ сделать завтрак, Беллатриса замечает на столе вчерашний номер «Придиры» и дьявольски улыбается. О да, с тех пор, как они заточили эту странную девчонку в подземелье, ее папаша стал печатать гораздо более… интересные статьи. Например, «Как нас обманывает Гарри Поттер» или «Все грязнокровки опасны». А как он трясся и смотрел на нее своими бесцветными глазами! Но она не позволила ему навестить эту… Придурну… Или как там ее? Ее иногда кормят, так что с голоду не умрет, пока Лорд не решит, что с ней делать…

Беллатриса садится за стол и снова встряхивает тяжелой копной волос. Иногда у нее появляется навязчивое желание их обрезать — вот как сейчас. И ее рука уже тянется к оставленным кем-то ножницам, но в гостиную заходит Драко.

— Садись.

— Я не хочу есть, — говорит он сухо, смотря на нее. — Можем поговорить?

Беллатриса пожимает плечами.

— Говори.

Драко вынимает палочку и быстро произносит:

— Коллопортус! Оглохни!

— Уже интересно, — она берет с тарелки персик и поглаживает пальцами бархатистую кожицу.

Драко садится напротив и складывает руки на груди. Выражение лица у него решительное, как у человека, который сознательно шагает в бездну.

— Мне нужны занятия по легилименции и окклюменции, и я хочу, чтобы со мной занимались вы.

Беллатриса от неожиданности выпускает персик из рук, и он катится по столу, прямо к самому краю, но падает в протянутую ладонь Драко. Он зажимает фрукт в руке и смотрит на нее вопросительно. Беллатриса приподнимает брови, потом оглушительно смеется. Ему снова нужна ее помощь! Черт подери, это приятно.

— Ты знаешь, что я всегда готова тебе помочь, — говорит она, скалясь.

— Я знаю, — Драко сжимает персик с такой силой, что сок капает на пол.

— Тогда почему просишь меня с таким трудом? Говорить разучился?

Он как-то странно дергает головой, потом облизывает губы и тихо произносит:

— Если вы действительно хотите мне помочь, вы должны не выдавать того, что можете увидеть в моей голове. Вы должны быть верны своей семье. А потом — Лорду. Ведь Блэки в первую очередь всегда вступаются за свою семью, не так ли?

Беллатриса раздувает ноздри, не зная, что ответить, пытаясь отогнать вдруг возникшее за спиной племянника призрачное лицо Сириуса. Что за игру затеял этот бледный мальчишка, который именно сейчас меньше всего похож на Люциуса и гораздо больше — на нее саму?

— Что ты знаешь?

— Многое. И я не собираюсь рассказывать это Лорду. Я на своей стороне, понятно?

Беллатриса кивает. Своя сторона — это понятно. Вот Рита, например, только на своей стороне. И только она сама никогда не жила для себя. Всегда — для Лорда. Но теперь он отталкивает ее от себя, и почему бы ей не выбрать сторону семьи? Сколько раз она бросалась грудью на защиту господина, отдавалась ему, металась, пытаясь угодить ему — и он все равно отстранил ее от себя? Он ее не любит. И, наверное, никогда не любил. Жалко осознавать это в сорок семь. Она никогда его не предаст, о нет. Она и дальше будет убивать за него и идти за ним, только… Только она поможет Драко. Почему бы и нет?

— Понятно, — цедит она сквозь зубы. — Когда начнем?

Драко ожидаемо теряется и кладет смятый фрукт на прохладную столешницу.

— Сегодня. Сейчас. Мне нужно всего несколько уроков.

Беллатриса поднимается из-за стола, и Драко повторяет ее движение. Они стоят друг напротив друга, синхронно вынимая палочки. Глядя на племянника, она впервые жалеет, что не сумела родить ребенка. Наверное, ее дети были бы не менее красивыми. Беллатриса яростно топает ногой. Откуда в ней взялась эта дьявольская сентиментальность?

— Сегодня позанимаемся с палочкой. Потом — без нее. Легилименс!

Драко мгновенно напрягается и выставляет защиту, но она не настолько сильна, как раньше, и Беллатриса со второго раза пробивает ее, мельком увидев в его сознании еще молодую Нарциссу, книгу сказок, цветущий яблоневый сад и чей-то смех.

— Неплохо, — говорит она, опуская палочку. — Ты должен сосредоточиться. Давай еще раз. Пока что твою защиту обойти слишком легко.

Он кивает, прерывисто дыша. Он уже не тот испуганный мальчишка, каким был полтора года назад. Кажется, сейчас он знает, чего хочет, и не собирается отступать. Беллатриса поднимает палочку. То, что они пришел за помощью к ней, а не к Северусу, ей ужасно льстит.

— Легилименс!

Она усиливает напор, и Драко, пошатываясь, вцепляется побелевшими пальцами в спинку стула. Беллатриса видит рыжие волосы, чью-то улыбку, силуэт девушки в темноте у окна, потом все сменяется зелено-серебристыми цветами гостиной Слизерина, учебниками и крупно написанными словами «ЭКЗАМЕН ПО ДРЕВНИМ РУНАМ».

Беллатриса опускает палочку, смотря на него насмешливо.

— Ты решил закрывать сознание образами учебников?

Драко ослабляет галстук и устало садится на стул. Потом тянется к графину с водой.

— Первое, что пришло в голову.

— И все-таки девчонку ты прикрыть не успел, а я всего лишь зашла чуть дальше, чем в первый раз, — Беллатриса садится напротив него и отрывает веточку винограда, разглядывая его лицо, покрытое красными пятнами. Точно такими же пятнами покрывается лицо Люциуса. — Я ее знаю. Видела в замке. Одна из Уизли, этих мерзких предателей крови, которые водятся с грязнокровками…

Драко болезненно морщится, и Беллатриса сразу умолкает.

— Давай еще раз, — предлагает она, предпочитая подумать потом о его связях с Уизли. — Легилименс!

В этот раз она успевает заметить только огромный шкаф, потом — темную комнату с зеркалом над раковинами и чьи-то всхлипы, а потом вдруг Драко зло поднимает палочку.

— Протего!

Беллатриса пошатывается — но только на мгновение — и немедленно выставляет невербальную защиту, закрывая ему доступ к своим мыслям. Хотя, что ей скрывать? Пытки? Детские воспоминания? Секс с Рудольфусом? Смешно.

— На сегодня хватит, — произносит она, откладывая палочку в сторону и наливая себе чай из высокого чайника с розовыми цветами на боках. — Ты отбил одно нападение из трех. Плохо, но не слишком плохо для разминки. Кажется, ты собой недоволен?

— Я думал, все будет гораздо лучше, — честно признается он, и в голосе — оттенок страха. — Я приду в следующую субботу.

Беллатриса криво улыбается. Он не спрашивает, он просто утверждает. Ей нравится наглость и грубость. Если бы он стал просить — она бы еще подумала. А так она согласна.

— Тогда до субботы, Драко, — она кивает ему. — Можешь идти.

— Я сам решу, когда мне уходить, а когда нет, — запальчиво произносит он, показывая свою блэковскую сущность. Потом поднимается со стула и берет из вазы красное яблоко. — Мама у себя?

— К ним нельзя.

Драко пожимает плечами. По его лицу невозможно понять, расстроен он или нет. Скорее всего, расстроен, но не позволяет себе это показывать. Когда он уходит, хлопнув дверью, Беллатриса откидывается на спинку стула и кладет ногу на ногу. Ей кажется, что она сделала небольшой, но важный шаг вперед — для себя.

Драко

Все, что ему хочется сейчас — залезть в горячий душ и смыть с себя весь пот, выступивший на спине во время окклюменции. Драко не ожидал, что ему будет так сложно противостоять Беллатрисе. Осознание того, что она действовала не в полную силу, а слегка, заставляют его с отчаянием стискивать зубы. Что, если Лорд потребует его к себе завтра? Или через неделю? Он не сможет выставить защиту. Он едва выставил эти несчастные образы учебников для подготовки к ЖАБА и не уверен, что смог бы их долго удержать. Зажимая яблоко в руке, Драко медленно идет по особняку, который когда-то был его домом. Он знает, что никогда сюда не вернется, как бы тяжело это ни было для него. Если он переживет войну, если Уизли… захочет быть с ним, они могут купить свой собственный дом. Вся та кровь, что проливается здесь каждый день, все эти крики и смерти, пытки и смрад — все это навсегда перечеркнуло у него желание называть этот дом своим.

Драко вспоминает темные от радости глаза Беллатрисы. Она смотрела на него так, словно одержала победу. Почему?

Потом он вспоминает слова, услышанные на паре Слизнорта. Он сидел за Уизли и, быстро расправившись с зельем, просто рассматривал ее волосы и торчащие лопатки. Они с этой темноволосой Робинс обсуждали исчезновение Лавгуд, которую Руквуд и Эйвери сняли с рождественского поезда. Драко уверен, что Лавгуд в особняке, в подземелье, но предпочел не говорить это Уизли. Зачем? Они оба знают, что он не может никого спасти.

Он оглядывается по сторонам и, убедившись, что за ним никто не следит, быстро направляется к лестнице, ведущей в подземелье.

В галерее с низкими сводами пахнет сыростью, и горящие на стенах факелы не добавляют тепла. Драко проходит мимо камер, пытаясь найти среди узников Лавгуд. Просто для того, чтобы принести Уизли хоть какую-нибудь хорошую весть. Морщась от отвратительных запахов гнилья и человеческих испражнений, он проходит в самый конец и останавливается у небольшой камеры. Он смотрит на белое пятно волос в темноте и чью-то фигуру рядом, но молчит. Не знает, что сказать.

— Драко? — дрожащий голос раздается из-за решетки, и лицо Лавгуд вдруг оказывается перед ним. — Ты ведь Драко, да?

— Просто хотел убедиться, что ты жива, — произносит он холодно, разглядывая ее сквозь толстые прутья.

— Что с папой? — глаза у нее испуганные. — Он ведь не здесь?

— Нет, — Драко пытается вспомнить, что случилось с ее отцом. — Кажется, он так и живет в своем доме. Он наказан за то, что упустил Поттера и печатал эти глупые статейки в журнале. Теперь он печатает то, что нужно.

Лавгуд с отвращением морщится.

— То есть всякую ложь!

— Мне пора идти, — Драко с сомнением переводит взгляд с ее разочарованного лица на яблоко, зажатое в руке. — На, бери. Мне все равно некуда его девать.

Лавгуд недоверчиво берет яблоко из его горячей руки и зачем-то улыбается. Драко не любит неуместность. Улыбка ее пухлых губ, как и яблоко, совсем не принадлежат сырой и мрачной тюрьме.

Драко выходит из подземелья не оглядываясь, надеясь как можно скорее скорее оказаться в замке и мечтая, чтобы скорее наступила полночь, когда можно будет украдкой пробраться в ванную старост. И только коснувшись портала, он понимает, что не успел увидеть мать. И вспоминает разочарованное лицо дяди и свое смущение при виде разворошенной постели. Странно осознавать, что Беллатриса тоже спит, ест и занимается… чем угодно на этом огромном белом матрасе. И он снова вспоминает выражение ее темных глаз в гостиной. Он видел в них сомнение. Он видел в них нежелание делать выбор. И все-таки она его сделала. Что со всеми ними творит эта дьявольская война?

Ему нужно хотя бы еще одно или два занятия, чтобы хоть немного скрыть свои мысли от Лорда, если тому захочется влезть в его сознание. Что еще Беллатриса сумеет увидеть в его голове? И почему она ничего не сказала про его отношения с Уизли?

Драко задумчиво засовывает руки в карманы брюк и медленно бредет к гостиной Слизерина. У него есть еще пара часов до сна, и он собирается провести их за трансфигурацией.

Джинни

Она включает все краны огромной ванны и, дождавшись, пока та наполнится до краев горячей водой с пушистой шапкой пены, садится на бортик и опускает ноги в воду. На ней нет ничего, кроме большого пушистого полотенца, завязанного небрежным узлом на груди. Плечи обнажены заодно с острыми ключицами, дерзко выступающими вперед. Джинни их почему-то стыдится: ей кажется, что у женщины должны быть округлые покатые плечи и изящные ключицы, а совсем не костлявые, какими одарила ее природа.

На ее старых наручных часах уже двадцать минут первого, но Драко все еще нет. Может быть, его задержал Снейп? Или поймала Алекто? Если он вышел позже, то они как раз столкнутся в восточной части замка… Она нервно перелистывает страницу книги со сказками, пытаясь занять себя чем-нибудь.

Драко приходит в половину первого и, тихо подойдя к ней, садится рядом. Джинни замечает его только тогда, когда он целует ее в шею.

— Я думала, ты наткнулся на Кэрроу, — она откладывает книгу в сторону, наблюдая, как он молчаливо стаскивает с себя одежду, оставляя только темно-зеленые боксеры.

— Я увлекся нумерологией, — признается он устало. — Извини.

Джинни нерешительно болтает ногами в воде, смотря на него искоса. Хочется спросить, как прошла его встреча с Беллатрисой, но она колеблется. Его серое лицо полно усталости, и в глазах — сон.

— Наконец-то ванная, — произносит он тихо и стаскивает боксеры. Джинни, краснея, отворачивается, вызывая усмешку на его губах. Драко переплывает бассейн несколько раз, один из них — под водой и, выныривая, хватает Джинни за щиколотки.

— Ты меня напугал, — нервно произносит она.

Драко подплывает к бортику и опирается локтями о прохладный кафель. Джинни смотрит на него сверху вниз, нежно улыбаясь. Он совсем другой с мокрыми волосами и капельками воды, так соблазнительно стекающими с плеч на грудь…

— Иди сюда, — просит он. — Давай, хватит сидеть там с книжкой. Ты же не Грэйнджер, слава Мерлину.

Джинни смущенно развязывает полотенце и, опираясь на руки, соскальзывает в приятно теплую воду.

— Мерлин, Уизли, — Драко закусывает губу, глядя на ее грудь, едва прикрытую пушистой пеной, — ты невероятна.

Она обвивает руками его шею и обхватывает ногами бедра. Его мокрые губы прижимаются к ее губам в страстном поцелуе. Сейчас — не время нежности, и они понимают это одновременно. Та осторожность и нерешительность осталась в домике с белыми стенами в ушедшей весне. Сейчас — зима.

— Джинни… черт, — стонет он глухо, и она чувствует, как его твердый член скользит по внутренней поверхности ее бедра. Она прижимается к нему еще сильнее и проводит кончиком языка по его губам. Она хочет его, не только потому, что он такой… Она его… Дьявол! Плевать на мысли, роем кружащиеся в голове. Плевать. Потом.

Драко яростно прижимает ее спиной к бортику и кладет руки на ее мокрую грудь с острыми от возбуждения сосками. В ее глазах желание зеркалом отражает дикую жажду в его глазах. До этого мгновения, уносящего ее в мир без мыслей и сожалений, Джинни не знала, насколько страстной она может быть. Или с какой неистовостью может отвечать на каждый его поцелуй, каждое прикосновение, которое становится все более властным. Она сама приподнимает бедра ему навстречу и, когда он входит в нее, издает горлом громкий стон наслаждения. Они — в воде, окруженные островами пены, они — одни в этой комнате, только они…

— Драко, — она закрывает глаза, чувствуя его внутри себя, стараясь подстроиться под его рваные толчки. Ему трудно себя контролировать, но сегодня ей это неважно. Джинни так ждала этот вечер с ним, тоскуя по его запаху, по его улыбке, по его прикосновениям, что сама едва справляется с нахлынувшими ощущениями. Та боль первых раз близости уходит, сменяясь наслаждением, которое только усиливается от простого осознания: она в руках Драко. Внутри нее — Драко. И Джинни сильнее вцепляется пальцами в его плечи, слыша его прерывистое дыхание.

— Уизли… я больше не...

— Заткнись, — бросает она, запрокидывая голову. С каждым его толчком по ее телу бегут странные волны дрожи, и ей не хочется, чтобы он останавливался. И когда она распахивает глаза, чтобы увидеть выражение его лица, ей становится так невыносимо сладко, что она кричит, не пытаясь сдерживаться. Мгновение блаженства уходит, и она повисает на руках Драко, пытаясь прийти в себя. Он дрожит, и она дрожит, и весь мир вокруг них — дрожит.

Спустя несколько минут они сидят на бортике, закутавшись в полотенца и опустив ноги в воду. Джинни безвольно кладет голову на его плечо и прикрывает глаза. Ей тепло, и она знает, что ему сейчас тоже тепло. Его сердце снова оттаяло, и сейчас, после того, что произошло между ними, она чувствует, что не хочет с ним расставаться. Никогда. Война или не война, она не уйдет. И сама не представляет, как на это решиться. Как сделать эту мысль реальной.

— Извини, — говорит она, касаясь царапин от ногтей на его плечах.

Драко опускает на них глаза и улыбается.

— Моя первая победа, — произносит он самодовольно и совершенно по-малфоевски. Джинни тихо смеется. Она любит, когда он так себя ведет. Он сразу становится тем самым мальчишкой со смешным высокомерным взглядом и зачесанными назад волосами. Хорошо, что больше он не носит ту прическу.

— Надеюсь, не последняя, — дразнится Джинни, сильнее кутаясь в одеяло. После горячей воды и жарких объятий воздух кажется прохладным. — Так как прошла встреча с Беллатрисой?

Уголки его губ опускаются.

— С окклюменцией у меня дерьмово, — признается он, смотря на нее искоса. — И она видела тебя.

От осознания этой мысли Джинни передергивает плечами. Беллатриса знает, что они вместе, и до сих пор ничего не сделала? Ничего ему не сказала? Они вообще в правильную реальность попали? Она вспоминает дьявольские глаза Беллатрисы в кабинете Снейпа.

— Я видел Лавгуд, — с неохотой вспоминает Драко, почему-то отстраняясь. — Она жива. Заперта в одной камере с Олливандером.

Джинни сначала улыбается, но через мгновение улыбка гаснет. Значит, они были правы: Полумна в тюрьме, и никто не сможет ее оттуда вытащить. Джинни знает, что Драко ей не поможет, и она не станет его просить.

— Как она выглядит?

Драко задумчиво накидывает на плечи рубашку.

— Немного голодная, но не сломленная. Во всяком случае, она выглядела менее испуганной, чем я, когда туда спустился.

Джинни вспоминает запах подземелья и судорожно сглатывает. Она еще помнит тот страх ожидания между пытками и не надеется когда-либо забыть его полностью.

— Я тоже перечитал сказки, — Драко замечает выражение ее лица и быстро меняет тему. Он стал более чутким со дня их первой встречи. И временами в нем действительно проступает Блэк, а не Малфой. — И теперь точно думаю, что начинать поиски нужно с Грин-де-Вальда и старых выпусков «Пророка».

Джинни внезапно вспоминает Сириуса.

— У него тоже были серые глаза, только темнее, — произносит она тихо, смотря на Драко с нежностью.

— У кого?

— У Сириуса. Ведь он был твоим двоюродным дядей. Он был бы рад узнать, что он не один такой неправильный Блэк.

Драко пожимает плечами.

— Он был на стороне Ордена. А я не на стороне Ордена. Я как Беллатриса, на своей собственной стороне. А ты? Ты ведь состоишь в Ордене?

Джинни внезапно теряется, потому что давно запуталась, на чьей она стороне. И сейчас, когда нужно ответить вот так сразу, вдруг, она выдавливает не совсем правдивые слова. Правда — глубоко внутри нее, как сокровище, запертое в сундуке, ключ от которого еще не найден.

— Я… Да.

Драко отворачивается и начинает медленно застегивать пуговицы на рубашке, потом тянется за остальной одеждой. Джинни нервно сжимает пальцы, понимая, что он хотел услышать совсем другое, но что — она не знает.

— Поможешь мне с транфигурацией? — она смущенно ерзает ногами по полу. — Ты ведь помнишь, какой ужас нам МакГонагалл задала… Я никак не могу разобраться. А сдавать работу уже в среду.

Драко приподнимает плечо. Он всегда так делает, когда злится и не хочет разговаривать.

— Извини, своих дел по горло. Уверен, ты справишься.

Джинни не хочется, чтобы он уходил в таком настроении, и она пытается все исправить. Дьявол, что она сказала не так? Что, нужно было сказать, что она на его стороне? Нет, это тоже глупо…

— И вообще, ну получишь ты вместо «превосходно» что-нибудь похуже, никто не умрет.

— Я… Мне нужны хорошие оценки.

Драко затягивает ремень и вопросительно приподнимает брови. Джинни краснеет, не зная, куда деться от его пронзительного взгляда и машинально заправляет волосы за уши.

— Я решила остаться еще на один год и сдать ЖАБА. Понимаешь, я подумала, что даже если я попаду в команду «Гарпий» или стану спортивным обозревателем, это не будет приносить людям особой пользы. Я бы хотела выучиться на целителя после школы, там недолгое обучение, но зато потом я смогу иногда работать в Мунго и помогать… Только им нужны самые высокие баллы по зельеварению, травологии, защите от Темных искусств, заклинаниям и трансфигурации.

На какое-то мгновение между ними снова падает немота. По выражению лица Драко Джинни догадывается, что он сейчас чувствует. Несколько секунд он кривит губы, пытаясь сказать что-нибудь не очень жестокое, потом цедит сквозь зубы:

— Заодно можешь мракоборцем стать. Экзамены-то одинаковые.

— Драко…

— А что, Поттер у нас тоже в мракоборцы метит. Если война закончится в его пользу, можете составить отличную пару для защиты мира от тьмы и людей вроде меня.

— Драко! — она вскакивает на ноги и смотрит на него умоляюще. — Пожалуйста, не надо, это глупо… Я всего лишь сказала, кем бы мне хотелось стать…

В его глазах — отчаяние и боль. Словно и не было тех мгновений наслаждения в горячей воде бассейна. Словно они — порознь. Но ведь это не так? Что пытаются ей сказать его кричащие глаза?

— Увидимся послезавтра вечером в библиотеке, — он поворачивается к замершей Джинни спиной и приоткрывает дверь в галерею. — Вроде тихо.

— Может быть, завтра сходим в Хогсмид? Рано утром? Как тогда, помнишь? — с надеждой произносит она, проводя дрожащей ладонью по влажным распушившимся волосам.

Драко не оборачивается, выходя в галерею.

— Завтра с утра у меня факультативное занятие с Северусом, а потом собрание старост у МакГонагалл. В воскресенье с утра я занимаюсь с Беллатрисой. Увидимся, Уизли.

Она яростно топает ногой, смотря на его удаляющуюся фигуру. Черт! Черт! Черт! Даже не поцеловал ее на прощание! Черт! Джинни взъерошивает волосы, после ванны пахнущие ирисом и ромашками, и зло натягивает трусики. Ну почему он вечно уходит от разговоров? Почему нельзя просто сказать, что его так обидело? Почему она сама должна обо всем догадываться? Ведь только что все было так чудесно… Всегда так: стоит взмахнуть крыльями, поднимаясь ввысь, как через мгновение уже падаешь…

…Джинни торопливо вытаскивает пробку из бутылочки с надписью «Бадьян» и, смочив вату, прикладывает ее к лицу и шее Невилла.

— Обязательно было провоцировать Долохова?

Невилл шипит, и на скулах у него ходят желваки.

— Он первый начал. Он назвал Полумну…

— Я слышала, — Джинни вздыхает, понимая, что он не мог остаться в стороне. — Спасибо за помощь, мадам Розмерта.

Они наткнулись на Пожирателей около «Сладкого королевства», и встреча привычно закончилась ранами и синяками. Симусу досталось еще сильнее, и теперь он сидит с распухшим глазом и кровоточащим плечом, заодно прикладывая к травмированному колену мешочек со льдом.

— За тебя так ни одна девушка не выйдет, если будешь и дальше по глупости уродовать лицо, — Джинни садится на жесткий и холодный стул и придвигает поближе бокал с горячим глинтвейном. И невольно вспоминает бледное лицо Драко, которого она встретила по пути к Большому залу. Кажется, он не заметил ее, сосредоточенно смотря перед собой. Или заметил, но не захотел это показывать?

— Да ну? — Невилл отпивает глинтвейн, обжигаясь. — А как же Делакур вышла за твоего брата?

Джинни пожимает плечами, дуя на напиток и создавая на поверхности маленькую рябь. Она до сих пор удивляется, почему Билл выбрал Флер. Нет, она, конечно, красавица… Но они такие разные. Совершенно разные.

— Завтра встреча ОД, а мы даже время не назначили, — Симус, морщась, отдает мешочек со льдом Демельзе. — Давайте часов в девять встретимся?

— Я лично в девять уже спать хочу, — Демельза и сейчас зевает. — А раньше, конечно, не получится. Потому что Кэрроу уйдут только в восемь или даже позже. Или вообще не уйдут. Кстати, Невилл, я слышала, как они говорили о тебе. Ты им порядочно надоел.

— Что я могу с этим поделать? — он зло берет с тарелки один из бутербродов, наспех сделанных им Розмертой.

— Поменьше высовываться хотя бы пару недель, — Джинни с наслаждением отпивает глинтвейн и тоже берет вкусно пахнущий бутерброд с сыром и колбасой. — Алекто и убить может. Я не шучу, слышишь? Притормози с оскорблениями. Пожалуйста. Мы уже потеряли Полумну…

Невилл неожиданно ударяет кулаком по столешнице.

— Мы ее не потеряли! Не смей так говорить!

— Ее с нами нет! — запальчиво продолжает Джинни. — И тебя скоро не будет, если продолжишь издеваться над Пожирателями! Я не предлагаю складывать руки, я предлагаю вести себя разумно, чтобы остаться в живых хотя бы еще пару месяцев! Гарри не будет рад, если ты погибнешь…

Невилл расширяет глаза. Злится он редко, и это один из тех моментов, когда ему уже не остановиться.

— Да ну? А где сам-то Гарри? И какого черта он до сих пор не объявился?

Джинни с сожалением отодвигает недопитый глинтвейн и, зло обмотав шею шарфом, выходит из паба на улицу. Вчера зима отступила, и началась оттепель, но уже утром вернулся мороз, и теперь приходится идти медленно, чтобы не падать каждые несколько метров.

Какого дьявола все прицепились к Гарри? И почему он обязан быть в замке? Джинни поскальзывается и, падая, с размаху врезается в спину девушки, идущей впереди. Они обе падают на землю, бормоча проклятия.

— Ты, — Паркинсон смотрит на нее с неприкрытой ненавистью, потирая ушибленную лодыжку. — Булстроуд, дай руку!

Джинни неуклюже поднимается, отряхивая мантию от налипшего льда.

— Тебе вставать не разрешали! — визжит Паркинсон и кивает Булстроуд. — Милисента, накажи ее! У меня так болит лодыжка…

Огромные ручищи Булстроуд мелькают перед глазами и больно толкают Джинни в грудь, но упасть она не успевает. Чьи-то руки бережно подхватывают ее и прижимают к себе. Ей отчаянно хочется, чтобы это был Драко. Но это не он, не может быть он.

— Рискни, туша жирная, и сама почувствуешь вкус льда, — знакомый голос раздается над ухом, и, обернувшись, Джинни узнает Корнера. — С тобой заодно, селедка тощая.

Паркинсон неприятно хихикает, смотря на их лица.

— Наша сладкая парочка снова вместе. А Поттер и Чанг об этом знают?

— Пошла ты, — Корнер берет Джинни за руку и уводит за собой в «Сладкое королевство». — Выше нос, слышишь? Хочешь чертиков с кофе? Или леденцов? А может, пирог с почками?

Джинни внезапно сдается и кивает. В кафе тепло, и вкусно пахнет. Она устала от постоянного ожидания встреч с Драко, от домашних заданий, от отчаяния. Ей хочется просто забыть обо всем на час и выпить вкусный кофе. В помещении пахнет корицей и ванилью.

— Пирог… И кофе… И чертики… Майкл, подожди, у меня есть деньги…

— Я угощаю, Джинни, — он машет рукой и встает в очередь за Голдстейном. — Садись пока, вон там столик свободен.

Джинни покорно разматывает шарф, украдкой улыбаясь. Все-таки Корнер умеет иногда добиться своего, что не отменяет его жуткого занудства. Впрочем, с Дином было ненамного интереснее. Да и вообще, ей ни с кем не было так интересно, как с Драко. Он так много знает, многим интересуется. Гарри вечно болтает только о квиддиче.

— Очередь жуткая, я думал, убью Голдстейна, — Корнер переставляет чашки и тарелки с подноса и садится рядом. — Скучала?

— Немного.

— Я имею в виду, по нашим с тобой отношениям, — он наливает ей чай и улыбается. — Ну кто еще защитит тебя от Паркинсон?

Джинни закатывает глаза и обхватывает чашку ладонями.

— Это тебе еще аукнется, Майкл, поверь мне, я Паркинсон знаю, — произносит она предостерегающе. — И, хотя я нисколько не скучаю по нашим с тобой «отношениям», спасибо, что привел сюда и угостил. Как поживает Чжоу?

Майкл проливает кипяток себе на руку и чертыхается.

— Мы с ней… немного в разладе. Ей вечно кажется, что я все еще влюблен в тебя.

Джинни тихонько смеется, глядя на Голдстейна, который пытается запихнуть в рот целый кекс.

— А что, это не так? Шучу. Майкл, а ты не можешь мне помочь с трансфигурацией? Раз уж мы так случайно встретились. Никак не могу понять последнее задание, там чушь какая-то.

Лицо Корнера сияет как начищенный серебряный Кубок по квиддичу.

— С радостью! Давай прямо отсюда пойдем сразу в библиотеку? Там несложно, нужно просто внимательно вчитаться в задание. Кстати, а ты тоже приглашена?

Джинни аккуратно откусывает пирог и кладет обратно на тарелку, смотря в интригующие карие глаза Корнера.

— Нет. Куда приглашена?

— На вечеринку к Хагриду. Он устраивает ее в честь Гарри. Пойдешь?

Джинни сердито скрещивает руки на груди. Мерлин святой, когда они угомонятся?

— Скажи мне прямо сейчас, что не собираешься туда идти.

— Это еще почему? — вопрошает он с набитым ртом, и это привело бы Драко в бешенство.

— Потому что это самоубийство! — говорит она раздраженно, отрезая кусок пирога. — Вечеринка в честь Гарри перед носом у Снейпа и Кэрроу! Гарри бы сам в жизни не пошел… Это безрассудно!

— С каких пор ты стала рассудительной? — интересуется он, запивая пирог огромным глотком мятного чая. — Я точно пойду. Думаю, Гарри бы наоборот был рад…

Джинни демонстративно отгибает воротник свитера, показывая Корнеру свежие синяки и царапины.

— Не хочется получать больше, чем я уже получаю на парах по маглопрезрению и просто так, проходя мимо Алекто, когда у нее плохое настроение, — отвечает она и снова принимается за еду. Есть хочется всегда, и ничего с этим не поделаешь. — Если всем так хочется, пусть идут. Я постараюсь отговорить Хагрида от этого безумия.

Они возвращаются в замок уже затемно, встретившись по дороге с Симусом и Демельзой. Невилл уже ушел, обидевшись на Джинни и весь белый свет. Пусть злится, все равно она права. Раз поскользнувшись, она вцепляется в подставленный локоть Корнера и так идет всю оставшуюся дорогу, почему-то боясь упасть. Чем чаще падаешь, тем труднее подниматься.

В вестибюле они сталкиваются со слизеринцами, идущими на ужин.

— Пойдем сразу в библиотеку, или ты голодная? — Корнер смотрит на часы над дверью.

Джинни встречается взглядом с Драко. Он стоит у подножия лестницы, поправляя сумку на плече, и пристально наблюдает за ней.

— Пожалуй, можно быстро перекусить, — предлагает она, не отводя взгляд. Драко вопросительно приподнимает брови. А что она может ему ответить? Тем более здесь, в толпе однокурсников?

— Посмотри на нашу новую парочку, — Паркинсон касается его руки и кивком головы указывает на Джинни с Майклом. — Голубки, правда? Весь день вместе провели! То-то Поттер с Чанг будут рады и снова начнут встречаться.

Во взгляде Драко явно видно желание ударить Корнера посильнее, и Джинни быстро хватает Майкла за руку и тянет за собой.

— Давай быстро поедим и примемся за задание, ладно? — она натянуто улыбается, оставляя Драко за спиной, хотя больше всего ей хочется прижаться к нему. Черт, почему они должны прятаться? — А завтра утром я схожу к Хагриду.

И весь ужин она заставляет себя не поднимать глаза на слизеринский стол.

Драко

Беллатриса откидывает вьющиеся волосы на спину и поднимает палочку. Драко смотрит на нее с неприкрытым напряжением, стараясь угадать момент атаки. В обитой зеленым бархатом гостиной приторно пахнет олеандром. Гулко бьют настенные часы.

— Легилименс! — произносит она, направляя на него палочку.

Драко оказывает в пасмурном дне под дождем, протягивая руки к уходящему Люциусу, потом дождь вдруг превращается в слепящее солнце и мамин смех, а потом он попадает в туалет Миртл и смотрится в разбитое зеркало. А потом… потом он оказывается на кладбище во время Турнира, мелькают могилы, рыхлая земля и волосы Уизли, а потом…

Беллатриса недовольно опускает палочку.

— Какого черта ты не сопротивляешься?

— Я увлекся, — Драко действительно забывает, что должен помешать ей увидеть все это. Может быть, чтобы она поняла? — Давайте еще раз.

— Погоди, — Беллатриса подходит к нему ближе и кладет руки на бедра. — Ты что, путешествовал во времени?

— Да.

— С этой рыжей сучкой?

— Да, — Драко сжимает зубы. — Мы пытались изменить прошлое, чтобы Лорд не возродился.

Грудь Беллатрисы бурно вздымается. Ей тяжело сдерживать себя, и Драко это видит. Больше всего ей хочется сейчас его ударить. Но она успокаивается себя и быстро произносит:

— Как я вижу, безуспешно?

Он молча кивает. Если бы все оказалось успешно, Уизли бы давно принадлежала Поттеру. Или, например, Корнеру, с которым она проводит субботу в Хогсмиде. От злости на его сером лице проступают розовые пятна. Беллатриса расценивает их по-другому и снова поднимает палочку. На этот раз Драко оказывается готов и вместо воспоминаний показывает ей обложки своих учебников, а потом оранжереи мадам Стебль. Но Беллатриса не останавливается, поднимая палочку и прорываясь сквозь его защиту к несчастным дням его детства, а потом — к Уизли. К тому, что они делали по ночам в том домике…

Драко яростно выкрикивает:

— Протего!

И палочка тетки опускается. Кажется, у него начало получаться. Если в прошлый раз он едва справился, то сегодня он смог выставить защиту уже со второго раза. Беллатриса не успевает сказать ему ни одного насмешливого слова, потому что в дверь настойчиво стучат.

— Госпожа Лестрейндж, вас и вашего племянника Лорд просит к себе!

Драко бледнеет так, что его лицо становится одного цвета с белоснежным олеандром в вазе. Олеандр и тот его сильнее. У Драко даже яда нет.

— Молчать и слушать, лишнее не болтать, глаза прятать, — Беллатриса подталкивает его к выходу. — Занятия продолжим через неделю, надеюсь, ты не один раз сумел выставить «Протего».

Дрожь сдержать невозможно, и Драко на всякий случай засовывает руки в карманы, чтобы не выдать своего страха. В комнате Лорда темно и жарко, а сам он сидит у камина, протягивая ладони к огню. Наверное, ему всегда холодно.

— А, Драко, — произносит он хищно, растягивая слова. — Я узнал, что ты снова навестил поместье, но, кажется, даже не думал зайти ко мне?

— Я думал, вам не до меня, повелитель, — он низко склоняет голову. — Ведь вы заняты важными делами…

— Например, ищу мальчишку! — Лорд сверкает глазами, поглаживая голову Нагайны, и на секунду сердце Драко перестает биться. Что, если он никогда не выйдет из этой комнаты? Что, если его убьют прямо сейчас? Лорд злится, и Беллатриса это чувствует. Все это чувствуют. — Может быть, ты расскажешь мне интересные новости, Малфой? Кажется, ты должен был шпионить в школе?

Драко пытается сглотнуть, но рот сухой, и слюна исчезла. Что ему ответить? Может быть, соврать, но так, чтобы это было отчасти правдой?

— Я узнал, господин, что Поттер скрывается потому, что ищет какой-то мощный артефакт, чтобы с его помощью победить вас…

— Серьезно? — Лорд смотрит в его глаза, и лоб Драко пронзает боль. Учебники, учебники, учебники, Снейп, зельеварение, учебники… Боль исчезает.

— Кажется, ты не врешь, — Лорд довольно откидывается на спинку кресла. — И очень много учишься… Хорошо. Но, видишь ли, этого недостаточно. Ты проваливаешь мои задания, как и твой отец. Поэтому тебе придется побыть моим… палачом.

Драко сцепляет руки за спиной. Он ведь шутит. Хотя, разве этот ходячий труп умеет шутить? Нет… Он… Комната слегка кружится перед глазами, но Драко заставляет себя не бояться. Однажды все это закончится. Однажды придет Поттер, и все это закончится. Поттер? Теперь и он верит в Поттера? Так магглы верят в какое-то божество в человеческом обличье, как его там… Христос? Святой Поттер, ну да… Бред какой-то.

— Яксли! — рявкает Лорд, и Пожиратель быстро входит в комнату, испуганно кутаясь в мантию. — Встань сюда! Драко, доставай палочку.

— Повелитель… — Беллатриса пытается вмешаться, но когда-то-человек поднимает руку, заставляя ее замолчать.

— Приказываю тебе наказать его Круциатусом. Понимаешь, я сам уже устал наказывать… Вечные эти крики… Как они мне нравятся, да! Но сам я устал… Ну же, это приказ, мальчишка!

Драко облизывает сухие губы, пытаясь убедить себя, что Яксли этого заслуживает. Он убил слишком многих, женщин и детей, и заслуживает этого… Но… Драко перехватывает яростный взгляд Лорда и быстро произносит, заставляя себя захотеть причинить боль:

— Круцио!

Яксли падает на пол, извиваясь от боли, выкрикивая мольбы. Драко не опускает палочку, но в душе у него — ад. Он не думал, что спустя такое долгое время господин будет помнить его промахи в прошлом году…

— Достаточно! — Реддл поднимает руку, и Драко быстро опускает палочку, тяжело дыша. — Молодец, мальчик. Следующий! Введите ту пленницу из подземелья и старика! Посмотрим, может быть, у них появилась новая информация…

Мысли Драко путаются. Пленница и старик? Если это… Он не сможет. Не сможет, и все. Проще будет сразу сказать это Лорду и просто умереть, потому что он никогда больше не не посмеет взглянуть Джинни в глаза. Никогда. И прикоснуться к ней никогда не посмеет. Пусть она лучше встречается с Корнером. Он редкостный идиот, но хотя бы не истязатель…

Лавгуд и Олливандер — разного роста, но одинаково худые, с одинаково потрескавшимися губами и грязными колтунами вместо волос. Драко на мгновение отводит взгляд, пытаясь справиться с собой и сказать Лорду, что он не… И замечает лицо Беллатрисы. Она незаметно качает головой из стороны в сторону, словно говоря ему «нет». Что это значит? Что он, как всегда, должен думать о своей малфоевской шкуре?

— Скажи мне, где она. Скажи мне, и, возможно, я тебя отпущу, — Лорд обходит пленников по кругу. — Ты ведь знаешь, где она, старик, не так ли?

«Она»? Драко судорожно вытирает пот, выступивший на лбу. Кто такая эта «она»? Получается, ищет не только Поттер… А что, если они ищут одну и ту же вещь?

— Я не знаю, Том, я же уже говорил, — Олливандер качает головой. — Зачем мне что-то скрывать…

— Потому что ты работаешь на Дамблдора! — Лорд кричит это ему в лицо, но Олливандер даже не вздрагивает. — Вы просто одержимы им!

— Сэр, профессор Дамблдор давно умер, — Полумна задумчиво рассматривает змеиное лицо Реддла. — Вы хотите сказать, что до сих пор его боитесь?

— Молчать! — Лорд сжимает кулаки, и Нагайна опасно шипит, поднимая голову. — Твой отец укрывал у себя Поттера…

Полумна пожимает плечами, продолжая изучать его лицо. Лорд делает нетерпеливый жест рукой, и Драко выдыхает с такой силой, что закашливается. Сейчас. Надо отказаться. Сказать, что он не может. Пусть его убивают, и дьявол с этим.

— Делай, как он говорит, — шипит Беллатриса где-то над ухом. — Делай, щенок.

Драко дрожащей рукой поднимает палочку. У него не получится. Чтобы применить Круциатус, нужно захотеть. А он не хочет. Кого он будет представлять? Только если самого Лорда… Кровь пульсирует в висках. И сердце отстукивает ритм. Вдох-выдох. Умереть или поднять палочку и заставить себя причинить кому-то боль? Время вдруг замедляется, и пыль медленно кружится в воздухе.

— Давай, — шипит Беллатриса. — Они не умрут. Ну же.

— Круцио! — выкрикивает он с неизвестно откуда взявшейся ненавистью, и глаза застилает пелена слез. Олливандер с громкими стонами падает на пол, хватаясь за голову, и Лорд довольно улыбается, продолжая поглаживать Нагайну.

— Круцио! — повторяет Драко, слизывая с губ соленые одинокие слезы, которые никто не видит. — Круцио!

И, зажмурив глаза и слыша крики Полумны, он чувствует, как что-то в нем угасает. И на смену страху и отрицанию приходит равнодушие и отрешенность. Люди на ковре вдруг теряют лица и имена и молча раскрывают рты в упавшей тишине.

— Достаточно! — высокий холодный голос Лорда вырывает его из кокона безмолвия. — Можешь идти. Руквуд, сюда! Запри их обратно в камеру, и никакой еды на сегодня… И вы оба! Пошли вон! Чертов Поттер, вечно его все прикрывают!

И его змеиное лицо искажается отвращением, становясь еще более безобразным. Драко медленно выходит из комнаты, вспоминая, что нужно дышать. Беллатриса лишь снова поправляет жесткие волосы. Она привыкла к таким сценам, и ее душа давно иссохла. В ней остались лишь крупицы чувств, да и то не всех. Драко выходит на крыльцо, не прощаясь, и долго стоит под мокрым снегом, не двигаясь. Ему ничего не хочется. Он противен сам себе.

Потом он берется за стоящую рядом метлу, превращенную в портал, и перемещается на школьный двор, попадая под вихрь колючих снежинок. Ему холодно, и в животе болезненно урчит, но он некоторое время стоит под пронизывающим ветром. И точно такой же ветер бушует в его голове, превращая все мысли в один неразборчивый ком. А в сердце воробьем бьется одиночество. Уизли — не его. Уизли хочет стать целителем, хочет закончить школу. Она не останется с ним. Значит, все бессмысленно.

…По дороге в туалет Миртл ему встречается Северус. Драко сильнее вжимает голову в плечи, пытаясь избежать вопросов, но желтоватая рука Снейпа ложится ему на плечо.

— Драко, что с тобой? Что случилось?

— Он заставил меня… пытать их… — через силу выдавливает он, не поднимая глаз.

Северус, наверное, бледнеет, если умеет бледнеть. А может, нет. Драко глубоко плевать.

— Зачем?

— Потом, ладно? — Драко вырывается и проходит мимо него вперед по галерее, не видя ничего и никого вокруг себя. Единственное существо, которое он хотел бы увидеть сейчас, но не посмеет — Джинни. Но одна мысль о том, что придется смотреть ей в глаза, приводит его в отчаянный ужас.

Он заходит в туалет Миртл и опускается на холодный матрас, сотрясаясь от крупной дрожи. И не унять. Драко опирается спиной о влажный камень стены и, обхватив согнутые колени руками, утыкается в них лицом. Никого нет. Тишина. Тихо капающая в желтую раковину вода. Едва слышный вдох. Выдох. На мгновение он снова видит в мечте, спрятанной далеко в сердце, танцующую в зале Джинни. Потом видение исчезает, и перед глазами снова встает чернота.

Уизли будет ждать его в библиотеке, но он не придет. У него нет на это сил, желания и прав. Лучше бы умереть прямо здесь и не вспоминать расширенные от боли глаза Лавгуд и Олливандера, которых он пытал. Он сам. Черт, в кого же он превратился… В самого настоящего подонка. В самого настоящего трусливого червяка, который даже умирать боится.

Нет ничего хуже, чем чувство отвращения к самому себе.

Джинни

Она устало переворачивает страницу «Историю магии» и зевает, забыв прикрыть рот ладонью. Часы в библиотеке бьют час ночи, но она до сих пор не слышит его шагов, таких легких и упругих.

Джинни подпирает голову ладонью и медленно листает главу «Самые важные палочки в истории», но от усталости и тревоги буквы прыгают и расплываются перед глазами. Она захлопывает книгу и, поднявшись на затекшие ноги, ставит обратно на полку. Куда исчез Драко? Сегодня у него снова была встреча с Беллатрисой, неужели что-то случилось? Он ведь не мог забыть… Или он обиделся? За тот вечер? За Корнера? Черт… На сердце становится тоскливо. Без его улыбки, без его насмешливых замечаний, без его серых глаз…

Джинни надевает мантию и осторожно выходит из библиотеки. После теплого, спертого воздуха, наполненного запахом пыли и старых книг, холод галереи пробирает ее до самых костей и заставляет спрятать руки глубже в карманы. Где искать Драко? Может быть, он у Снейпа?

Джинни с сомнением останавливается, переступая с ноги на ногу, как заблудившаяся в лесу лань. Постучаться к Снейпу после часа ночи? Она пожимает плечами, отвечая на свой же немой вопрос. Бывало и хуже. Если Драко там, она просто спросит, почему он не пришел. И тогда… тогда что? На этот вопрос ответа не приходит, и Джинни торопливо идет к кабинету директора.

— Профессор Снейп! — она оглядывается по сторонам и тихо стучит в темно-зеленую дверь с изогнутой ручкой. — Профессор Снейп!

Проходит целая вечность, а потом заспанное лицо директора показывается в узком проеме приоткрывшейся двери. На нем только нижнее белье и наспех накинутая на плечи, но совершенно не застегнутая рубашка. Джинни пунцово краснеет, желая провалиться от стыда сквозь пол к центру земли. Восприятие Снейпа как мужчины приводит ее в непритворный ужас и замешательство. Снейп явно не понимает, что она его видит, потому что в глазах у него уже второй или третий сон.

— Какого дьявола, Уизли? — он прикрывает дверь так, что Джинни слышит только его голос. — Вам заняться больше нечем? Что вам нужно?

— А Драко не у вас? — заплетающимся от стыда и смущения языком интересуется она.

Снейп снова приоткрывает дверь и пронизывает ее яростным взглядом.

— А что, я выгляжу так, словно у меня гости? Черт подери, Уизли, у меня завтра утреннее занятие со вторым курсом…

Джинни выставляет вперед ладони в успокаивающем жесте и медленно пятится спиной к противоположному концу галереи.

— Извините, сэр…

Дверь с визгом захлопывается, и она снова остается одна, в ледяной галерее. Где же Драко? Она прижимает руку к стучащему сердцу. Может быть, он уже спит? Или… ему не разрешили вернуться в замок? Или он у Миртл?

Джинни сжимает маленькие кулачки и решительно спускается по лестнице на первый этаж. Если Драко там нет, она просто вернется в спальню, а завтра найдет способ спросить, почему он не пришел.

Зевая, она осторожно приоткрывает белую дверь и заглядывает внутрь. В туалете кромешный мрак, и не слышно никаких шорохов. Джинни нерешительно замирает на пороге, привыкая к темноте, и уже собирается уйти, когда различает у дальней стены, под окном, размытое белое пятно.

— Люмос! — шепчет она тихо, войдя внутрь, и чуть не вскрикивает.

Драко сидит на матрасе, уткнувшись лицом в колени и не двигаясь от звука ее шагов. Что с ним? Джинни быстро опускается перед ним на колени и легонько касается пальцами его волос. Он не шевелится.

— Драко, — тихо произносит она, кладя руку на его плечо и замечая, что он весь дрожит. — Что случилось?

Он резко поднимает голову и торопливо отодвигается от нее в угол. Джинни остается сидеть с повисшей в воздухе рукой. Пахнет усталостью и отчаянием. И той неповторимой зимней влажностью, которая бывает в теплых помещениях.

— А я стащила у Стебль мандарин, — ее голос дрожит. — Что случилось?

— Уходи.

Голос у него настолько хриплый и старческий, что сердце пускается в галоп, каким скачут кельпи, унося пленников в темную воду.

— Уходи, — повторяет он, не поднимая головы. — Мы не можем больше встречаться. Ты не можешь больше быть со мной.

Джинни алебастрово бледнеет, и мысли, путаясь, вихрем проносятся, в ее сознании. Что он такого натворил? Убил кого-то? Рассказал Реддлу о Гарри? Пытаясь справиться с накатившим страхом, она сглатывает и твердо произносит:

— Драко, пожалуйста. Я хочу знать, что случилось. Я не уйду. Я тебя по всему замку ищу.

Он приподнимает голову, но смотрит куда-то мимо нее в пол. Лицо у него отрешенное и страшное, каким не было даже в самые болезненные моменты жжения Метки. И ее крылья, взмахнув раз, обессиленно опускаются, увлекая ее за собой в бездну.

— Я пытал людей, Уизли. Круциатусом. Лавгуд и Олливандера. И Яксли.

Джинни несколько мгновений судорожно облизывает пересохшие от отчаяния губы, обдумывая его слова. Потом яростно мотает головой из стороны в сторону, отказываясь верить произнесенным словам.

— Я пытал людей, слышишь ты? — он кричит громко, и Джинни невольно подается навстречу и зажимает ему рот своей горячей ладонью. Да, она всегда горит. А он — снова тот подросток, который так же кричал ей о матери, там, в темной совятне. Словно они пробежали по кругу и вернулись в начало.

Драко отдергивает голову, и ее ладонь соскальзывает вниз. Джинни продолжает на него смотреть. Слова застряли где-то там, между сердцем и губами, в горле, и отказываются произноситься. Только ее рука, как крыло, тянется к его голове и снова касается светлых волос.

— Все кончено, — Драко поднимается на ноги, чтобы оказаться подальше от нее, и Джинни это понимает. — Он будет заставлять меня и дальше. Я так не могу. Я не могу быть там одним, а здесь с тобой… Как будто ничего… не было. Нельзя сначала заставлять людей кричать и умолять о пощаде, а потом выходить в гостиную и спокойно есть суп.

Джинни хмурится. На самом деле, можно. Если, конечно, ты давно живой труп вроде Снейпа или лишенный сердца Амикус Кэрроу. Но для Драко, конечно, это невозможно. Он только начал чувствовать себя другим. Выбрал свою сторону. И уже ее потерял. Джинни закусывает губу, смотря на него снизу вверх. Как ей помочь ему, если он ее отталкивает? Тогда, в совятне, он хотел, чтобы ему помогли. Сейчас он закрывается в раковине.

— Ты уйдешь? — спрашивает Драко то ли обреченно, то ли с надеждой.

Джинни поднимается на ноги вслед за ним и нервно убирает волосы за уши.

— Ни за что.

Он смотрит на нее исподлобья, как загнанный зверек, который не собирается сдаваться.

— Соври еще, что хочешь разговаривать со мной после этого.

— Знаешь, — она задумчиво смотрит в его глаза, — я бы очень хотела уйти. Я бы хотела сорваться с места и убежать так далеко, чтобы никогда больше тебя не видеть. Потому что я боюсь. Я боюсь того Драко, каким ты можешь стать из-за этого. Но одновременно со всеми этими желаниями я знаю: я хочу остаться. Я останусь. Мое место здесь.

Он недоверчиво качает головой. Его лицо уже становится чуть более живым, чем было двадцать минут назад.

— Ты хочешь стать целителем и закончить школу. Хочешь играть в «Гарпиях».

— Это другое…

— Ты все равно уйдешь, — заключает он и отворачивается.

— Сейчас я здесь, — Джинни подходит к нему и кладет руки на его дрожащие плечи. — То, что ты сделал по его приказу — ужасно. И это… трудно простить самому себе. Но ты сделал это потому, что…

— Самый последний трус и мерзавец. Ты не можешь быть с человеком, который слишком хочет жить, чтобы отказаться от жестокости. А я не могу… умереть. У него мои родители, Джинни. И он злопамятен, он помнит мои провалы. Он будет использовать меня дальше, пока я не сойду с ума. А когда война закончится, меня посадят в Азкабан. Ты не можешь быть со мной. — И он впервые смотрит в ее глаза. — Ты и сама это понимаешь. Ты знаешь, что я прав. Я — все то, что тебе отвратительно, то, против чего ты выступаешь и получаешь за это кровоточащие царапины. Если ты останешься со мной, значит, сознательно выберешь такого человека, как я. На какое-то мгновение, там, в ванной старост, мне показалось, что у нас есть надежда. Теперь ее нет совсем.

Джинни размазывает по лицу бегущую слезу. Да, он прав. Гарри бы так не поступил. Гарри бы уже умер, но не поднял бы палочку на Полумну.

— Поттер у нас мальчик-который-выжил, — Драко отворачивается. — А я мальчик-у которого-нет-выбора. Я по ту сторону войны, Уизли. Я снова на стороне Лорда. Значит, мы расстаемся.

Джинни отчаянно трясет головой.

— Опять ты меня отталкиваешь, потому что боишься, что я уйду?

Драко смотрит на нее искоса, без всякой надежды, и вдруг произносит:

— Я даю тебе неделю подумать. Если ты решишь, что остаешься со мной — до конца войны, только до конца войны, то скажешь мне об этом, а если нет — просто не приходи на нашу следующую встречу.

Джинни растерянно пожимает плечами, пытаясь сосредоточиться, но мысли мечутся, как облака под осенним ветром. Она достает из кармана мандарин и протягивает его Драко. И они снова с завистью смотрят на жизнерадостный фрукт, у которого нет забот, кроме как расти и рыжеть. И снова тонкие пальцы и тонкие губы липкие от сока.

— Что ты делала с Корнером в Хогсмиде? — Драко недовольно морщится. — И какого черта я видел вас вчера в библиотеке?

Джинни слабо улыбается, пряча шкурку мандарина в карман.

— Он защитил меня от Паркинсон и помог с трансфигурацией.

Лицо Драко от бешенства покрывается красными пятнами. Он забывает, что только что говорил ей о расставании. В эту секунду он думает только о Корнере.

— Дьявол! Что ты узнала о Грин-де-Вальде? — внезапно вспоминает он, зачем они хотели встретиться в библиотеке. — Если мы найдем Бузинную палочку…

— Почти ничего, — Джинни широко зевает. На часах уже почти три ночи, и после всего пережитого ей кажется, что она уснет стоя, как боевой конь. — Нашла нужную главу и все. Когда продолжим наши поиски?

От слова «наши» уголки его губ болезненно дергаются. Он закладывает руки за спину, продолжая дрожать. Джинни пытается представить, что он сейчас чувствует, и не может. Ей хочется его обнять, но руки не поднимаются, словно их нет. Ей хочется его поцеловать, но губы намертво приклеились друг к другу. Не разжать. То, что он пытал Полумну, кажется ей настолько ужасным, что слезы снова медленно сползают на подбородок.

— Я снова в аду, Джинни, в самом настоящем аду, — тихо шепчет он, не оборачиваясь и словно читая ее мысли.

— А я твой белый ирис. Ведь они растут везде, даже там, где темно.

— Долго ли? Иди спать. Пожалуйста. И… спасибо, что нашла меня здесь.

Падая на постель, Джинни не может забыть его худой силуэт с приподнятыми плечами в темной комнате. И она не знает, что ждет их обоих. И она еще сильнее боится признаться себе и ему в своей любви.

Беллатриса

— Какого черта ты не вступилась? — Рудольфус зло ударяет кулаком по столу, и капли вина кровью растекаются по скатерти.

Беллатриса зло скалится в ответ. Сейчас ей самой странно, что она позволила Драко самостоятельно пытать пленников. Еще больше странно, что он смог использовать Круциатус.

— У мальчишки психика пострадает! — Рудольфус давно ни о ком так не переживал. Он вообще никогда ни о ком не переживал. — Ты это понимаешь? Ты его видела в начале года? А сейчас он станет жалким подобием того себя, только с окончательно изломанной душой! Он научился не ныть и запихивать все поглубже в себя, и именно это его прикончит.

Беллатриса кладет в рот кусок яичницы и усердно пережевывает. Челюсти у нее крепкие и работают добросовестно, словно жвала.

— Я видела в его голове, чем он там в Хогвартсе занят. Он трахается с девчонкой Уизли.

— Ну нет. Это мы с тобой трахаемся, — уверенно замечает он с довольной ухмылкой, и жар почему-то приливает к ее всегда белоснежным щекам. — А подростки занимаются чем-то ужасно смешным со всеми этими соплями и слюнявыми поцелуями. И вообще, ты должна быть за него рада. Мальчишка теперь почти мужчина.

Беллатриса громко фыркает и выковыривает вилкой застрявший кусочек бекона из коренного зуба. Рудольфус смотрит на нее своими темными глазами, полными отвращения и жажды.

— Ты понимаешь, с кем он связался? С Уизли. С этими нищими предателями крови…

— Он же на ней не женится. Дай мальчику развлечься, — Рудольфус отодвигает от себя тарелку. — Ты должна помочь ему, Белла. Я серьезно говорю: он не выдержит.

Она резко поднимается из-за стола, бросая вилку на блюдо, которое трескается.

— Не получится. Иначе Лорд убьет и меня заодно. Ему давно плевать на мои советы. И на меня.

Глаза мужа следят за ней с любопытством.

— Плевать на тебя? И давно? Как же ты будешь теперь без его грубых ласк?

— Пошел ты, — Беллатриса садится в кресло и закидывает ногу на ногу. Она и сама не знает, как выпутать Драко из этой истории. Лорд слишком хорошо помнит всех, кто его подвел, и он не остановится. Он заставит Драко и дальше выполнять его приказы. Она вспоминает пустые серые глаза племянника и передергивает плечами. Тяжело. На сердце — тяжело. Беллатриса никогда не испытывала таких чувств и не знает, что с ними делать. Все, что было лучшим для Лорда — было лучшим для нее. Теперь она сомневается. И это сомнение вдруг возвращает ее в тот короткий отрезок времени, когда она сама принимала решения. Когда она делала то, что считала нужным и правильным. Не исполняла приказы, а отдавала их. Сомнения опасны, но они — признак того, что мы не мертвы.

— Ты ведь продолжишь заниматься с ним легилименцией?

— Я не могу встать на сторону Драко, Рудольфус, — Беллатриса рассматривает свои острые ногти. — Я давно иду путем Лорда, и я не сверну. Это мой путь, моя цель, моя жажда, и я выпью бокал, даже если на дне — яд. Я по-другому не умею.

— Как легко жить с камнем вместо сердца и пустотой вместо души, — замечает он, рассматривая заляпанный пальцами бокал. — И, главное, как удобно. Знаешь, мне повелитель напоминает Михеля-великана. Отбирает в качестве залога верности живое сердце и ставит свою Метку. Мое, мол. И в грудь камень вкладывает. А один светловолосый мальчик решил свое настоящее сердце вернуть. Только в одиночку это сделать сложно.

— Давай без этих сказок, ладно? — Беллатриса раздражается и поднимается на ноги. За окном идет дождь, превращая снег в беспомощные черно-серые острова, жалко смотрящиеся на черной земле. — Никак не пойму, где носит Поттера?

— А что сказала Андромеда?

Беллатриса поворачивается к нему всем телом.

— Она ничего не знает. Пришлось, конечно, слегка нажать на нее, но она действительно не в курсе.

Рудольфус довольно выдыхает. Она знает, что ему нравятся ее неудачи и неудачи Лорда. Он готов плясать каждый раз, когда Поттеру удается сбежать в последний момент. Иногда ей кажется, что он мысленно вступил в Орден Феникса, но скрывает это, позволяя себе только издевательски улыбаться.

Беллатриса вспоминает упрямый и яростный взгляд сестры, которую не видела много лет. Ее сердце, обычно глухое ко всему, сделало в момент встречи скачок вниз, а потом вверх и снова забилось ровно. Чертова Андромеда с ее моралью. Вот она-то бы точно защищала Драко до последней капли крови. Она бы ужом извивалась, но нашла бы выход, который Беллатриса не видит. И это злит ее так сильно, что она яростно швыряет в стену графин, полный вина.

Джинни

Она оглядывается по сторонам, потом накидывает капюшон на влажные волосы и почти бежит к хижине, украшенной выросшими за день сосульками. Мороз уступает место наглой оттепели, и рыхлый снег под ногами превращается в белую кашу. Темнеет, и в замке все отчетливее проступают освещенные свечами комнаты. В одной из них Драко, у которого сейчас занятие по древним рунам. При мысли о нем перехватывает дыхание. Она не хочет с ним расставаться. Но видеть его и знать, что он, пусть и под страхом смерти, причиняет боль тем, кто ей дорог… Если его заставят пытать Невилла? Гарри? Рона? Джинни прерывисто дышит, стучась в дверь хижины. Драко нужна помощь. Его нужно вытащить из этой истории. Потому что он прав: найдет ли она в себе силы остаться с тем, кто так боится умереть? Но ведь его родители — у Реддла. На что бы она сама пошла, окажись ее братья в плену? Ее собственные родители? Правильного ответа на этот вопрос не существует. Ей кажется, что она, как Эльза, давно выбралась из пещеры, и теперь заточена в подземелье. И костер совсем рядом.

— Джинни! — Хагрид возникает на пороге с полотенцем в руках. — Что ты здесь делаешь?

Она быстро заходит внутрь и захлопывает за собой дверь. В хижине вкусно пахнет пирогами и жареной свининой.

— Пришла отговорить тебя от вечеринки, — она скидывает на сундук мантию и встает рядом с ним. — Хагрид, это безумие. Тебя выгонят, в лучшем случае. В худшем — убьют. И ты предлагаешь всем рисковать…

Он обнимает рукой огромную кастрюлю с подозрительно пахнущим варевом и переводит на нее удивленный взгляд. И немного настороженный.

— С каких пор ты боишься риска? Кажется, это ты с Невиллом и Полумной Кэрроу на уши ставишь? Я никого не заставляю, Джинни. И потом, приглашение получили только те, кому уже есть шестнадцать.

Она ставит руки на бедра и даже не понимает, насколько в это мгновение напоминает мать. Что за черт?

— Гарри не вернется из-за вечеринки.

— Я знаю. Понимаешь, я просто устал поджимать лапы как Клык и слушаться Кэрроу. Задам им жару, как твои братья задали Амбридж…

Джинни отчаянно кусает губу. Его убьют! Зачем так глупо умирать?

— Кэрроу — не Амбридж! Хагрид, я тебя прошу… Гарри бы не понравилась эта идея. Он не простит себе, если с тобой что-то случится. Ты ведь первый, кто стал ему другом. Первый, кто рассказал ему про Хогвартс…

Хагрид со стуком ставит кастрюлю на стол, и всплеск красноватого варева обдает Джинни брызгами. Она быстро слизывает их с губы. Малина. С ежевикой. С чем-то явно алкогольным.

— И кто я тут, в Хогвартсе? На мой предмет плюют! МакГонагалл советует мне не высовываться, и теперь я почти всегда ем в одиночестве. Клык ведь не в счет. Этот гаденыш Малфой убивает моих милых соплохвостов, а потом отказывается почистить их бывший загон…

Джинни выдыхает из себя весь воздух.

— Хагрид, твои соплохвосты опасны! А твои пауки меня чуть не сожрали дважды…

— То есть, их нужно убить?

Джинни переминается с ноги на ногу, косясь на напиток в кастрюле. Как мягко объяснить Хагриду, что его животные должны быть изолированы? Или хотя бы находиться под присмотром? Но сказать это прямо она не решается, потому что его борода уже начинает трястись, а значит, он расстроился.

— А знаешь, что я слышал? Что сопляк Малфой, который все Гарри преследовал, пытает людей по приказу Реддла. Как ты думаешь, не примется ли он скоро и за вас всех? Я не могу на это спокойно смотреть. Я лучше умру. Или сбегу, как Гарри. У меня ведь Грохх есть…

Джинни убирает дрожащие руки за спину и натягивает неуместную улыбку. Хагрид смотрит на нее непонимающе. Она сразу перестает улыбаться и отводит взгляд.

— Надеюсь, ты передумаешь. Потому что от твоей вечеринки достанется всем, даже тем, кто в ней не участвовал.

— Тогда я проведу ее ОДИН! — Хагрид кричит так, что Клык подпрыгивает и просыпается, жалобно скуля. — Думаю, тебе пора в замок. Эээ… Спасибо, что зашла. Удачи завтра на контрольной.

— У меня завтра нет…

— Вот и хорошо, — Хагрид поворачивается к ней спиной, давая понять, что разговор окончен. Злая и расстроенная одновременно, Джинни выходит на свежий воздух, жадно ловя его ртом. Как же в хижине душно! Или это от запахов немножко закружилась голова? Или от резкого осознания того, что она близка с тем, кого все так презирают? Драко прав: его не примут. Ни сейчас, ни потом. Для всех на нем будет клеймо «гаденыша», которое не снять. Клеймо хуже Метки. И если она пойдет с ним рука об руку — ее ждет то же самое презрение. Невозможно будет остаться посередине. Придется куда-то шагать. К нему или от него.

…Джинни раздраженно толкает чавкающего Невилла локтем, стараясь не смотреть на опущенную голову Драко, словно его распяли.

— Ты тоже собираешься к Хагриду?

— Еще бы. Это же в честь Гарри! — говорит Невилл, заглотив большой кусок мяса. — Все пойдут, даже Голдстейн…

— Я не пойду, — Демельза сосредоточенно режет помидор на четвертинки. — Эта вечеринка не продержится и полчаса. Стоит Кэрроу выглянуть в окно, и Хагриду придется бежать. Мне и так надоело вечно ходить с синяками. Ты ведь тоже не пойдешь, Джинни?

Она кивает. Хоть кто-то ее поддерживает. Значит, она не сошла с ума, отговаривая Хагрида. Хотя именно она яростно поддержала бы его идею еще три месяца назад.

— Да что с тобой творится? — Симус облизывает пальцы и поворачивается к ней. — Пропустила последнее занятие ОД, вечно сидишь в библиотеке… Если мы не пойдем к Хагриду, покажем, что мы смирились.

Она спокойно разламывает хлеб пополам и отщипывает кусочек от одной половинки.

— На себя мне плевать, — произносит она с внезапной яростью. — Но я не хочу видеть смерть Хагрида. Или твою. Когда в замок придет война, мы будем сражаться, а эта вечеринка — просто красная тряпка для Кэрроу.

Симус отворачивается, не произнося ни слова. Джинни сует хлеб в карман и выходит из-за стола, не чувствуя на себе взгляд Драко. Впервые он не смотрит ей вслед. Задыхаясь, она взбегает вверх по лестнице, сворачивает в галерею второго этажа и быстро находит тот самый потайной выход на стену замка.

Здесь, на высоте, ветер ударяет в лицо и развевает волосы, пытается распахнуть мантию. Джинни выдыхает, выпрямляется и, стоя на самом краю, расправляет руки в стороны. Слова вырываются сами, без раздумий, и руки вдруг превращаются в крылья, а ноги исчезают, становясь тонкими и маленькими лапами. Она ощущает странную легкость и делает взмах — один, другой, третий — и вдруг видит, что стена замка и скала остаются внизу, а перед ней — лес и горящий далекими огнями Хогсмид. Мысли снова путаются и на мгновение ее сердце охватывает дикий страх, который тут же сменяется безумной радостью. У нее получилось. После пяти месяцев отчаянных попыток… Крылья вдруг начинают ронять перья белым снегом, и она быстро устремляется обратно к выступу. С размаху упав на жесткий камень и ободрав в кровь колени и ладони, она понимает: ей еще придется научиться сохранять свою форму. И это куда труднее, чем просто превратиться в лебедя.

Подобрав с мокрого и грязного камня упавшее перо, Джинни долго его рассматривает. Мягкое, маленькое и такое беззащитное под ветром, оно напоминает ей лепесток белого ириса. Ведь они растут и в аду.