Мир тебе, Воин (джен)

Вирджи не удалось наполнить снами короткую ночь между воскресеньем и понедельником. Взглянув наутро в зеркало, она увидела помятое лицо с фиолетовыми тенями. Можно было подумать, что художница плохо стёрла грим. Но разодетая, словно безвкусно украшенная ёлка, Джендэйи всё же была мастером своего дела, а значит, тени принадлежали самой богине. Спрятав их в глубине глаз, Вирджи мужественно вышла на бой с новым днём.

После часов, проведённых в образе богов, было странно снова садиться за парту, учить слова, писать диктанты, переводить тексты. А профессор Огон смотрел глазами, казавшимися крошечными на расплывающемся лице, и словно насмехался. Он не верил в неё, не верил в её силу и этим делал ещё более бессильной.

— Бесит этот Огон, — проворчала девочка, когда они пережёвывали в столовой безвкусную спаржу. — Он обожает свой праязык, но не верит ничему из того, что на праязыке написано.

— Ты только сейчас заметила, что здесь половина учителей с приветом? — усмехнулся Магги. — Дедуля-каллиграф явно путает преподавание с кружком в доме престарелых. Барни мечтает, чтобы мы сломали себе что-нибудь. А Войд хочет добить нервные клетки тех, кому удалось сохранить свои конечности.

— Возможно, неверие — это щит, которым профессор укрывается от чего-то, — тихо проговорил Кайт.

— Когда это ты успел стать таким проницательным, Сорни? — рассмеялся Биджой.

— Странно, что ты его защищаешь, — заметил Эрстон. — Помнится, Огон не очень лестно о тебе отзывался после водопадов.

— Может, скажешь ещё что-нибудь в защиту Войда? — поддержал Тирс. — Спорим, он утопил бы тебя в том ведре, если бы мог.

Кайт опустил голову.

— Что ты почувствовал? — вдруг услышал он глухой голос Найджела. — Вчера, когда стал им, что ты почувствовал?

Кайт долго смотрел перед собой, потом сказал правду, в которой не смог признаться Альраи:

— Ничего.

Оставив недоеденный обед, он вышел из столовой первым и столкнулся с невысоким коренастым мужчиной в кожаной одежде.

— Кайтос Сорнэй, я полагаю? — спросил мужчина. — Вы-то мне и нужны. В смысле, нужны больше остальных.

— Простите? — не понял Кайт.

— Акус Лестер, мастер боёв на мечах, — представился тот. — С остальными мы отработаем только несколько приёмов. А с вами нам предстоят долгие часы тренировок.

Кайт попытался изобразить приличествующую случаю улыбку.

— Встретимся на поле, — махнул рукой мастер.

— Кто это был? — догнал Кайта Магги.

— Преподаватель боёв на мечах.

Магги рассёк ладонью воздух:

— Вот здорово!

— Да, наверное, — без энтузиазма протянул Кайт.

— Ты что — не играл с отцом в палочные бои? — усмехнулся подошедший Биджой и, размахнувшись, рубанул его по плечу.

Кайт беззвучно охнул.

— Мой отец был профессором литературы, — потирая ушиб, пробормотал он.

— Тогда тебе многому предстоит научиться, сын профессора, — заметил Эрстон Садатони и поспешил к тренировочному полю.

Там, возле лестницы из столбов, так не любимой Саймоном, уже ждал их Акус Лестер.

— Все вы бывали на фестивале и помните ритуал, открывающий его, — торжественно начал мастер мечей.

— Сорни не бывал, — сжимая плечо Кайта в притворном объятии, сообщил Биджой, — он только в марте переехал сюда.

— Вот так-так! — удивился Лестер.

Кайт, морщась от боли, подумал, что староста ошибается. Один раз на фестивале он был. Правда, ему тогда не исполнилось ещё и трёх, что делало утверждение Биджоя не таким уж неверным. Кайт был на фестивале, но ничего не помнил о нём.

— Что ж, поясню для отсутствовавших, — продолжил мастер. — В ознаменование мира мечи трёх Богов должны вернуться в землю у Храма. Казалось бы, что может быть проще — воткнуть острую, как бритва, сталь в размягчённую дождями почву? Но будь это так легко, я бы не стоял сейчас перед вами. Здесь, — он встал на колени и распахнул ткань, — копия меча Мелкона. Выполнена она топорно, но размер и вес идентичны оригиналу. Так, ты, щупленький, подойди сюда! — крикнул учитель, указывая на Саймона.

Тот вздрогнул и робко вышел вперёд.

— Возьми меч.

Саймон испуганно смотрел на клинок.

— Не бойся, он не кусается.

Мальчик наклонился и, ухватившись за рукоять, потянул наверх. Конец клинка, прочертив линию, разрезал ткань.

— Забыл предупредить, он такой же острый, как настоящий, — усмехнулся мастер. — А теперь подними его.

Саймон с усилием оторвал конец меча от земли и, продержав в воздухе несколько секунд, почти уронил вниз.

— Ты кто? — грубовато спросил мастер.

— Саймон Триггви, — прошептал мальчик.

— Нет, какая у тебя роль на фестивале?

— Левая Рука Бога Войны.

— Что ж, Богу Войны повезло, что ты не Правая его Рука. Надеюсь, ты сумеешь удержать в руках шлейф.

Саймон, опустив голову, спрятался за спинами остальных.

— Можно Правой Руке попробовать? — вызвался Биджой.

— Пусть попробует Сорнэй, — мастер кивнул своему протеже.

Кайт поднял меч, уроненный Саймоном, и, продержав в воздухе ту же пару секунд, опустил на землю.

— Сорняк-слабак! — прошептал улыбающийся Биджой.

— Теперь вы понимаете, что выполнить даже простейшие ритуалы с таким клинком — непросто. И скажу вам ещё кое-что. Мечи, вонзённые в землю у храма, — не только символ мира, это знак того, что Боги снова здесь и снова готовы защищать Гелиадор и его жителей от тьмы. Поэтому каждого из вас я научу, как вонзить клинок в горло вырвавшейся из преисподней твари. Разумеется, Наал и Табит должны учиться целительству и молитвам, но оба они были прежде всего воинами! Теперь я раздам каждому копии мечей. Деревянные, разумеется. Не хочу, чтобы вы на первом же уроке лишились своих конечностей.

— А по-моему, он именно этого и хочет, — шепнул Кайту Магги. — Сговорился, наверное, с Барни.

— Рассмотрите их, почувствуйте. Я не сочту вас сумасшедшими, даже если вы решите с ними поговорить, — продолжил мастер.

— А когда нам дадут настоящие? — спросил Тирс, взвешивая в руке деревянный меч.

— Раньше ученики получали мечи богов во время подготовки к фестивалю и тренировались с ними. Но один божок, ослеплённый величием клинка, решил оставить его себе.

— И что с ним стало? С божком? — спросил Биджой.

— Замалёван чёрной краской. Печальный год, когда по улицам Гелиадора плыло только два Небесных Корабля.

— А разве… — пробормотал Кайт, — разве нельзя заменить участника, если случается такое?

— Вы не спортсмены, за спинами которых море запасных. За вами никого нет, вы одни!

— А его товарищи? Правая и Левая рука? — медленно проговорил Биджой.

— Мальчишек отправили домой, — покачал головой Акус Лестер и добавил, видя, как поразился его ученик. — Они лишь сателлиты. Без зова Мелкона они не решились бы ступить на Небесный Корабль.

— Каким богом был попытавшийся украсть меч? — тихо спросил Найджел.

— Богом Войны, — ответил мастер, глядя ему в глаза.

* * *

Кайт видел, как в перерывах между занятиями и после них другие упражняются, нанося смертельные удары столбам, траве и камню. Но сам малодушно дезертировал, оправдывая нежелание брать в руки меч необходимостью учить историю, праязык, тренироваться в каллиграфии. Однако в тёплый вечер пятницы то же малодушие толкало его навстречу клинку.

Хотя все конспекты были написаны, теория никак не хотела родиться в практике, и нерешённые уравнения тянулись за ним, будто расшитая золотом мантия. А за всем этим, словно женщина, появившаяся на похоронах последней, стояла странная тоска, которая мучила сильнее уравнений и страха. Пытаясь убежать от неё, он, наконец, решился взять в руки деревянный подарок мастера Лестера.

Бредя через вечерний парк, Кайт нёс свой меч, будто нечто не принадлежащее ему. В какой-то миг он почувствовал себя вором, но похитившим меч не ради обладания драгоценностью, а для того, чтобы выбросить в ближайшем пруду. Мальчик непроизвольно посмотрел на тёмную гладь воды, в которой качалась одинокая ладья месяца. Ворон по-прежнему сидел на камне, а может, то была лишь тень.

Добравшись до поля для тренировок, он услышал слабые методичные удары. Не желая встретиться с Биджоем и его друзьями, Кайт остановился, но тут разглядел светлые волосы Саймона. Почувствовав неожиданную лёгкость, он шагнул вперёд: разговор с кем-нибудь, кто не будет смеяться над его слабостями, был лучшим лекарством и от страха, и от тоски.

— Можно к тебе присоединиться? Я тоже решил сбежать от школьных учебников. Почему-то сейчас они пугают меня больше, чем этот меч.

— Я уже сделал домашнее задание на завтра, — ответил Саймон. — А ты разве нет?

— Не до конца, — сконфуженно пробормотал Кайт, поняв, что слишком рано приписал Саймону свои страхи.

— Это плохо. Нужно всё делать до конца. Отец так говорит.

— Поэтому ты здесь? — Кайт кивком указал на меч.

Саймон неловко сжал рукоять короткого клинка.

Послышались голоса, и на поле для тренировок вышли Биджой и Тирс.

— Сорни, ты чего тут делаешь?

— Видимо, то же, что и вы, — пробормотал Кайт.

— Наконец вспомнил про свой меч?

— Брось, Марки, это похвально! — остановил друга Биджой. — Сорни хочет попрактиковаться, надо ему помочь! Научим его нескольким ударам, а может, и он нас чему-нибудь научит.

Кайт понимал, что лучше уйти прямо сейчас, но оказался пришпилен к этому полю взглядами двух мальчишек и ещё чем-то, хранившемся в нём самом. Положив кожаные ножны на песок, он вытянул перед собой меч.

— Нет, держать его нужно не так, — покачал головой Биджой. — Помнишь, как показывал мастер? Не вперёд, а вверх. Марки, покажи!

Марк Тирс подошёл и вдруг со всей силы ударил по клинку снизу. Меч вылетел из рук Кайта.

— Поднимай! — приказал Биджой.

Кайт снова взял в руки клинок.

— Давай, Марки, ещё раз!

Один удар Кайт отбил, потом ещё один.

— Отлично, быстро учишься! Видишь, ты не такой бездарь, каким пытаешься казаться.

От следующего удара собственный меч прочертил длинную линию на его щеке. Линия медленно становилась алой.

— Надеюсь, ты не начнёшь плакать и звать мамочку! Шрамы украшают мужчину, Сорни. А такая рожа, как у тебя, нуждается в большом количестве украшений!

Удары наносили то Биджой, то Тирс, то оба сразу. Уроки мастера Лестера были забыты, высокое искусство боя на мечах превратилось в палочный бой. Кайт уже не мог держаться на ногах и, опустившись на колени, тщетно пытался спрятать голову под узкой плоскостью деревянного клинка.

— Грань, отделяющую честный бой от избиения, различить нетрудно, — произнёс откуда-то сверху холодный голос. — На помощь приходит математика: двое на одного.

Нападающие обратили на него мутные взгляды, ещё хранящие дурманящие пары атаки:

— Профессор Войд!

Но и профессор казался поражённым, словно никак не ожидал узнать в стоящем на коленях мальчике Бога Войны.

— Как низко вы опустились! — произнёс он с презрением.

Биджой с Тирсом начали бормотать оправдания, но Кайту показалось, что и презрение, и те слова предназначались ему. Видно, роли скрывающихся за тремя неизвестными меняли суть формулы: один всемогущий бог на двоих смертных.

— Убирайтесь, — процедил профессор.

Смертные, поклонившись, спешно покинули поле боя. Кайт хотел побежать вслед за ними, но ноги предательски дрожали. Подобрав меч, мальчик оперся на него, будто на посох.

Войд некоторое время смотрел на его попытки заставить слушаться собственное тело, потом повернулся и ушёл.

Саймон беззвучно выдохнул, благодаря небо, что профессор его не заметил.

* * *

Вирджи подняла крик, увидев лицо Кайта, напоминающее закатные облака пополам с грозовыми.

— Кто это с тобой так? Скажи, кто это сделал?

Но Бог Войны молча вытирал кровь, всё ещё текущую из разбитого носа.

— Скажи мне, кто это сделал?

— Ты не могла бы выражать своё милосердие потише? — оторвавшись от учебника, недовольно проговорил Эрстон Садатони.

— Ах, так? — воскликнула девочка. — Тогда, Найджел, чего ты сидишь? Ты же у нас Бог Исцеления! Иди сюда и лечи больного!

Найджел оторвал от книги туманный взгляд, словно всё ещё не мог запомнить своей роли. Но уже через мгновение туман развеялся, и Кайт понял, кто предложил Биджою и Тирсу прогуляться с мечами на поле.

— Занятия по целительству начнутся на следующей неделе, — медленно ответил Найджел, — так что, боюсь, сейчас я ничем не могу помочь. А вот во владении мечом, Сорнэй, — проговорил он, вставая и подходя к противнику, — мы упражняемся уже пять дней, и для воплощения Мелкона твои успехи… плачевны.

— При чём тут успехи? У него лицо разбито! — раскинув руки, встала перед ним Вирджи.

— Не надо, — остановил её Кайт. — Мы просто тренировались, и я пропустил много ударов.

— Неужели нельзя было остановиться, видя, что ты пропускаешь много ударов?

— Гадар не станет останавливаться! — ответил вместо Кайта Найджел.

— Тёмный Бог, все эти боги — это только мифы! Разве ради них можно творить такое?

Слова замерли на губах Найджела. Он смотрел на Вирджи и стоящего за её спиной Кайта тяжело и словно задыхаясь, потом молча вернулся на своё место и взял раскрытую книгу.

Кайт коснулся плеча девочки и прошептал «спасибо», невесомое и тем более ненужное, что в глубине души Вирджи, возможно, предпочла бы встать рядом с Найджелом.

Опустив голову на подушку, он взял учебник и поднял над собой. Раскрытая на середине книга напоминала летящую птицу. Буквами и формулами эта птица стучалась в его горящую голову, и он не знал, зачем продолжает держать её в руках. Благодарность за спасение нужна была профессору ещё меньше, чем Вирджи — за её милосердие. Но Кайт продолжал читать, а когда наступила полночь, бледный свет луны озарил спящего мальчика, обнимающего бумажную птицу.

* * *

На следующее утро Кайт прожевал завтрак так быстро, что не успел запомнить его вкуса, и побежал в класс — сегодня в первой половине дня стояли занятия профессора Раэди. На песчаной дорожке он чуть не столкнулся с Джендэйи.

— Для павшего в битве ты довольно резво носишься, — усмехнулась женщина, и большие серёжки, похожие на венки серебряных цветов, качнулись в ушах.

«Как стремительно разносятся новости», — подумал про себя Кайт, а вслух сказал:

— Мои раны быстро заживают.

— Но это не повод подставлять себя под палки, — она ткнула пальцем в фиалковый синяк.

Кайт охнул.

— А говорил, что быстро заживают, — протянула Джэндейи.

— На таком лице даже вам будет трудно нарисовать Мелкона.

— Ты не знаешь всех моих способностей, — она снова улыбнулась. — Не унывай, маленький бог! Пусть твой сегодняшний день будет счастливее вчерашнего!

— Спасибо!

Придя в класс первым, Кайт разложил перед собой книги и тетради и на три часа погрузился в мир орфографических таблиц и правил стихосложения.

После перерыва на обед дети снова разбрелись по аудиториям.

В класс профессора Войда Кайт пришёл последним, но ему оставили его место — во втором ряду. Спрятав разбитое лицо за спиной того, кто его разбил, он начал машинально повторять выученные правила.

Вошёл профессор, и спины сидящих впереди Биджоя и Тирса напряглись. Они пытались прочитать во взгляде Норвена Войда, перевесят ли палочные удары, нанесённые другому, ведро воды, пролившееся на тебя самого. И облегчённо выдохнули, поняв, что не перевесят.

Профессор монотонным голосом начал читать лекцию и только в конце урока, будто случайно, вспомнил о домашнем задании. Бросив мимолётный взгляд на короткий список из четырёх фамилий, он произнёс хмуро:

— Сорнэй, что же вы прячетесь? Надеетесь, что цвет лица избавит от необходимости отвечать? Если плохо себя чувствуете, следовало обратиться в госпиталь!

— Я хорошо себя чувствую, — проговорил Кайт, вставая.

— Неужели? Тогда идите сюда и расскажите нам, как бы вы решили это уравнение, — он быстро начертил на доске формулу, вдавливая в коричневую поверхность крошащийся мел.

Кайт вдохнул, собираясь отвечать, но вдруг осознал, что не видит никакой связи начертанных знаков со страницами учебника, прочитанными ночью. Шло время, а он стоял, беспомощно цепляясь взглядом за белые буквы, словно умоляя открыть их секрет.

С первых парт послышались смешки. Профессор тоже улыбнулся, быстро и криво, потом, надев другую улыбку, долгую и презрительную, сказал:

— И сколько вы будете вот так смотреть… Саймон Триггви?

Саймон вздрогнул, словно ужаленный хлыстом.

— Вы ведь знаете ответ, но продолжаете просто смотреть. Снова. Вам нравится представление? Или думаете, что оно нравится мне, и боитесь рассердить меня, подняв руку и прервав развлечение?

Саймон стал белее мела, и только на щеках горел горький румянец стыда.

— Садитесь! — резко бросил профессор Кайту. — Вы так же бездарны в математике, как и во владении мечом.

Биджой снова не смог сдержать смех.

— А, Стинэй Биджой, — повернулся к нему Войд. — Вот вы у нас являете собой прекрасный образец и ума, и смелости. Прошу, помогите нам.

Староста вышел и мастерски разобрался с ребусом.

— Отлично! — удовлетворённо кивнул профессор. — Может, вы потренируете Сорнэя ещё и в математике?

— Конечно, — пробормотал Биджой, не понимая, шутит учитель или говорит серьёзно.

На следующей паре Войд, словно утратив всякий интерес к своим ученикам, задал им составить конспект учебника. Они писали, а он пустым взглядом разглядывал собственное отражение в окне. Время урока уже прошло, но профессор, похоже, забыл о часах, а ученики боялись нарушить его забытье. Раздался осторожный стук, и в дверях показалась голова Вирджи. Верная своей роли, она решила спасти несчастных.

— Сдавайте работы, — сказал Войд.

— Спасибо! — шепнул девочке Биджой, когда они вышли в коридор. — Ты наша избавительница!

— Не могла больше смотреть, как вы играли в невидимок.

— Пошли, — поторопил их Тирс. — Пора играть в урок тишины.

Дети побежали догонять удар колокола. Но если бы кто-нибудь из них оглянулся, то увидел бы, как побледнел появившийся в дверях класса профессор. Некоторое время он стоял, будто раздавленный воцарившимся беззвучием, потом быстро зашагал прочь.

Бредущий по гравию Экейн услышал, как к шаркающему звуку его шагов добавился ещё один — выбивающий искры из камней. Некстати вспомнив, как ругался отец на сутулую спину и уставившийся в землю взгляд, он поднял голову. Последние несколько недель Экейн играл в прятки с памятью, но сейчас прошлое в образе высокого худого человека, несмотря на жаркий день, закутанного от запястий до горла, двигалось прямо на него. Экейн отступил в сторону, всё ещё надеясь, что прошлое пройдёт мимо. Но в шаге от него Войд остановился и произнёс, глядя в глаза:

— Ты плохо справляешься со своей работой, Майт.

Экейн вжал голову в плечи и продолжал так стоять, хотя человек уже давно ушёл.

Он знал, что справляется плохо. Норвен, похоже, ещё вчера рассказал всё Альраи, и тот вызвал куратора к себе. Настоятель был мягок в выражениях, посоветовал не устраивать прилюдного разбирательства и позволить ребятам самим уладить конфликт. Но при этом во взгляде его было столько сострадания, и казалось, что сострадает он самому куратору, не способному примирить этих детей. Потом, сославшись на занятость старого каллиграфа, Альраи попросил Экейна провести воскресную экскурсию вместо Савитара. И это тоже было вежливой ложью: Экейн видел старика утром, тот неспешно обсуждал с Джендэйи её картину. Нет, дело было не в занятости. Альраи просил куратора провести день со своими подопечными, чтобы починить разрушенные мосты. Но изначально он не решился доверить Экейну вторую экскурсию, так как тот был новичком. Конечно, где ему тягаться с почти вековой мудростью Савитара!

Спешно штудируя книги о песках и дюнах, Экейн с горечью думал, что ему на подготовку к экскурсии дали всего две ночи. И ещё более горько было сознавать, что Альраи не верил, будто количество ночей повысит качество его подготовки.

Воскресным утром он выглядел невыспавшимся и помятым, хуже лицо было только у Сорнэя. Экейн сомневался в правильности решения настоятеля не отправлять мальчишку принудительно в лазарет. И понимая, что должен испытывать к этому ребёнку сострадание, не находил в своей душе ничего, кроме досады и раздражения.

Помня разговор с Альраи, он в этот раз постарался всё предусмотреть. В автобусе он попросил Саймона Триггви сесть рядом с Кайтом, надеясь, что этот тихий, вежливый мальчик послужит ему хорошей компанией и защитой. Но обычно покладистый Саймон на этот раз замер, как истукан, а в глазах разлился душащий страх. Ситуацию спас Найджел, пригласивший Саймона сесть с собой. Кайт снова остался один. Уязвлённый неудачей Экейн забыл раздать бланки с заданиями и вспомнил о них, когда автобус уже выехал на горную дорогу. Проходя по салону с брошюрами в руках, он не удержался на ногах и ударился о поручень. Да ещё водитель сердито вел вернуться на место.

Наблюдая, как тьма одного тоннеля сменяется другой тьмой, Экейн думал о том, что есть люди, с рождения обречённые быть неудачниками. И здесь даже не важны фамилии родителей, место в очереди наследников, таланты, которыми наградила природа. Если ты неудачник, то потеряешь всё это. Когда Альраи после долгого молчания всё же ответил согласием на его просьбу предоставить место в Храме Даглар, он решил, что ошибся, и для него ещё есть надежда. Но прошло всего три недели, и стало ясно — надежда лишь иллюзия, а он как был неудачником, так им и остался. И этот Сорнэй — камень, посланный, чтобы он споткнулся. Сначала он думал, проблемы будут из-за девочки. Но Вирджелия умеет за себя постоять. А этот… — камень, тянущий его на дно.

Кайт сидел, положив листки с заданиями на пустующее рядом кресло и не зная, что он чей-то камень. Его отражение в окне то гасло, подсвеченное солнцем, то снова вспыхивало в короткой темноте тоннелей. Как быстро всё меняется. Когда он только согласился принять участие в фестивале, думал пройти незаметно по кромке берега, чтобы хватило им с мамой на благополучную жизнь. Но отражающиеся в окне синяки ясно говорили, что он вошёл в воду по самую грудь. Когда отказываешься принимать реальность, жизнь в конце концов вколачивает её в тебя.

Он вздохнул и развернул брошюру с заданиями. Уж эти листы он не потеряет. Разве что Биджою вздумается незаметно спрятать их в песке.

Сегодня им предстояло увидеть дюны Мадари. Кайт перестал интересоваться песком, когда слепил последний куличик — лет десять назад. Вспомнились квадратные песчаные островки под крышами-мухоморами, раскиданные по всем северным дворам. Папа учил: песок бывает светлым и тёмным. Тёмному можно придать любую форму, светлый — сам себе хозяин. Кайт прижал к себе листы, словно пытаясь обнять воспоминания.

Автобус высадил их на парковке, и вот они, борясь с бьющим в лицо ветром, уже карабкались по узкой лестнице на жёлтую гору. А потом лестница закончилась — и дети остались посреди бескрайнего песчаного моря.

— Жаль, не захватили совочков, вспомнили бы детство! — Магги зачарованно смотрел вокруг.

— Мы проведём в дюнах два часа, — сказал куратор, — по окончании этого времени жду вас здесь. И не забывайте про задания! Вы приехали сюда не играть!

Дети закивали и убежали разрезать жёлтые волны, а он остался.

В действительности Экейн не знал, зачем они приехали сюда. Альраи не дал никакой подсказки. Да и Савитар не снабдил даже черновиками заданий, сказав лишь: «Пусть смотрят». Куда смотреть, было не понятно. До самого неба один песок.

Экейн побрёл в ту часть долины, где барханы казались не такими рыхлыми. Там натянутая между палочек верёвка отделяла территорию, на которую нельзя было заходить. Цветная табличка рассказывала, что за верёвкой живут редкие виды муравьёв. Экейн коснулся белой линии: простые муравьи, а понимают, что дальше нельзя. Был бы ты, Сорнэй, умён, как муравьи!

Кайт, побродив по долине, подошёл к почти отвесно поднимающейся стене дюн. Подобно многим туристам, он снял обувь и, оставив её у подножия, стал взбираться на жёлтую гору. Песок под ногами был мягким и податливым, он легко становился желанной ступенью, которая так же легко осыпалась. Через несколько минут заживающие ушибы стали снова отзываться болью, но что-то сильнее боли гнало его вперёд.

— Сорни, поднажми! — кричал, махая руками с вершины, Биджой, а чуть дальше на фоне темнеющего неба белел силуэт Бога Исцеления.

Хватаясь за убегающие песчинки, Кайт чудом удержался и продолжил свой медленный путь наверх. Но печальная особенность миражей — сколько бы он ни делал шагов, фигуры Найджела и Биджоя не становились ближе. И вдруг шагов больше не осталось, он стоял на вершине дюны. А внизу шумел океан.

Мальчик, замерев, смотрел на тёмные волны, с холодной обречённостью разбивающиеся в пену. Он готовился к встрече с песком, читал задания о песке, но и думать забыл, что эта пустыня лежит на тонкой кромке берега.

Кайт никогда не видел океана. Северные моря не манят к себе туристов, да и маму, подтачиваемую холодом, такое путешествие вряд ли бы обрадовало. Поэтому для коротких летних поездок отец выбирал места, где строгая северная природа хоть немного напоминала пышно цветущий юг. Но с сыном у них был секретный уговор: когда Кайт подрастёт, они вдвоём съездят на пару дней к ледяному океану.

Повернувшись, Кайт побежал вниз. С вершины донеслись смешки.

Разглядев куратора у белых верёвочных ограждений, он бросился к нему.

— Господин куратор! Можно мне спуститься к океану?

Экейн, нахмурившись, смотрел на мальчика — босой, одежда вся в песке, даже в волосах песок.

— Зачем вам океан? Его нет в заданиях.

— Я никогда не видел океана. Можно мне спуститься?

— Спорим, что в пустыне вы тоже никогда не бывали, — пробормотал Экейн.

— Пожалуйста, я только на минуту!

— Если вы не успеете ответить на все вопросы, я ничем не смогу помочь, вы ведь понимаете?

— Понимаю! Я успею! Спасибо большое! — воскликнул мальчик и унёсся, словно смерч.

Конечно, он ничего не понимал. Эти палки оставляют следы не только на его теле, но и на репутации его куратора. Замечания преподавателей — недовольство не только студентом, но и его наставником. Каждое невыполненное задание — спица, вонзаемая в колесницу Экейна. А Сорнэю эти спицы будто нипочём, идёт, истыканный ими, и даже не морщится. Теперь ещё этот океан!

Экейн поплёлся к песчаной стене, уныло посмотрел на топчущегося у подножия Саймона Триггви, снял ботинки и принялся карабкаться вверх.

Кайт уже миновал вершину и стал спускаться к воде. Песок становился темнее, в него вплетались нити водорослей, осколки раковин и стекла. То тут, то там появлялись крошечные крабы, кривобоко пробегали короткий путь и прятались. Рачки-отшельники, моллюски, морские звёзды — песок дышал жизнью. Он коснулся воды и поднёс ладонь к губам. Солёная до горечи. К небу взметнулись брызги. Разбивая волну за волной, океан пел свою седую песню.

— Когда-нибудь я научусь слышать тебя, — тихо проговорил мальчик.

Возвращаясь к дюнам, он слышал, как шумит за спиной океан. В голосе волн звучала печаль.

Едва Кайт поднялся наверх, как на него накинулся куратор.

— Что вы творите? Я разрешил спуститься к океану, а не купаться в нём! Посмотрите на себя!

Кайт виновато оглядел промокшую одежду, запорошенную песком.

— А если вы простудитесь?

— Всё будет хорошо.

Спустившись вниз, он продолжил выполнять задания, описывая виды песка, форму дюн и цвет скудных трав. А когда часы показали, что отведённое время истекло, отправился к лестнице, у которой уже собрались остальные.

— Все успели ответить на вопросы? — спросил куратор.

Найджел кивнул, что означало «конечно».

— Господин куратор, а можно нам зайти в магазинчик и попробовать грушевое мороженое? — спросил Магги.

— Какое ещё мороженое? — нахмурился Экейн.

— Здесь выращивают самые вкусные груши! Друзья родителей каждый год присылают нам летом. Мороженое они, понятное дело, прислать не могут, поэтому, раз уж мы здесь, то просто обязаны его попробовать!

— Вы сюда не сладости есть приехали.

— Но на вопросы ведь все уже ответили, — бесхитростно заметил Магги.

— Ладно, — коря себя за мягкость, пробурчал Экейн. — Быстро ешьте своё мороженое и возвращаемся.

— Отлично! Спасибо огромное!

И дети под предводительством Магги побежали в магазинчик, на вывеске которого красовались круглые зелёные груши. Они взяли каждый по рожку и уселись на краешке летней террасы, болтая босыми ногами, ещё хранящими на себе семена песка.

— Не самый лучший день для мороженого, — рассудительно заметил Эрстон, с опаской поглядывая на темнеющее небо.

— Для мороженого не бывает плохих дней, — улыбнулся Магги.

Словно в подтверждение его слов среди свинцово-синих облаков показалось солнце, и тянущиеся у горизонта дюны превратились в золотые горы. Кайт смотрел на них и думал, как красив должен быть подсвеченный солнцем океан.

Наблюдающий за детьми из-за прозрачных витрин Экейн признал, что Альраи был прав. В путешествии они сумели-таки найти нечто объединяющее. Кто бы мог подумать, что этим окажется обыкновенное мороженое. Вот только нашли они спасительный артефакт без его помощи. Он снова оказался бесполезным.

Солнце погасло, затянутое сизыми тучами. Они уже почти дошли до парковки, когда начался ливень. За пару минут все промокли до нитки. Забежав в автобус, куратор горько воскликнул:

— Чёрт бы вас побрал с вашим мороженым, Финлэй!

* * *

Вечером, уже в постели, Кайт снова и снова вспоминал океан. Даже закрыв глаза, он видел перед собой зеленоватые волны. Кто-то тяжёлый плыл там, среди морских звёзд, и дыхание его было дыханием моря.

У горизонта показался корабль. Он был высок и прекрасен, как высок и прекрасен был человек, стоящий на корме. В руке он сжимал острый, словно гарпун, меч. Человек метнул клинок и пронзил сердце кита.