Утёс (гет)

Малфой никогда не думал, что воздух, поступающий в лёгкие, может физически отяжеляться опасениями и тревогой. Насыщенный запах подозрений с едва различимыми нотками отвращения жёг обоняние; к коже липли отчуждённые, настороженные взгляды. Вейла предостерегающе шипела где-то в глубине грудной клетки, готовая расправить когти, и Драко знал:они тоже чувствовали это.

Женщины и мужчины, светловолосые, как и он сам, сомкнулись плотным кольцом вокруг двух застывших фигур. Грейнджер вцепилась в его рукав, прижимаясь к Драко плечом, и настороженно оглядывалась вокруг.

— Мы приняли вас как гостей, но чем ты отплатил? — Энмара, чрезвычайно бледная и тяжело опирающаяся на трость, ступила вперёд. — Вейлы не нападают на своих, и тем более на тех, кто не сможет им противостоять.

Феб стоял за её спиной, раздражённо потирая шею, и время от времени бросал настороженные взгляды в сторону Люци.

— Они угрожали моей наречённой, — процедил Драко.

— Скажи, Гермиона, мы угрожали тебе? — Феб издал панический смешок, готовясь оправдаться, но Энмара вскинула руку, и тот покорно замолчал.

— Это правда? — она оглянулась на близнецов, и те потупили взгляд.

— Мы лишь хотели познакомиться поближе, — Феб скривил невинную улыбочку. — Так ведь, милая?

Желваки Драко напряглись, и он ступил вперёд: вейла шептала, что жалкому выскочке пора было напомнить его место. Но в запястье вцепились напряжённые пальцы, и Малфой постарался погасить жжение в грудной клетке, обычно предшествующее превращению. Магия Грейнджер, проникающая под кожу, остужала пылающую кровь, и впервые Драко осознал то, как работала связь между вейлой и наречённым волшебником. Он ощущал, как пустоты в его теле, выжранные гневом, наполняются нежным теплом, даримым близостью Грейнджер; Драко вдруг осознал свою цельность и устойчивость: казалось, прежде он стоял посреди топкого болота, где каждый шаг грозил затянуть его в пучину отчаяния, ярости и выплёскивающейся через край силы. Теперь же Малфой знал: куда бы он ни пошёл — всё будет в порядке, потому что Гермиона была достаточно сильна, достаточно надёжна для того, чтобы направить его, не опасаясь обжечься.

— Я не знаю законов вашего очага, — Драко сжал ладонь Грейнджер, ощущая в себе уверенность, какую не мог подарить даже «Феликс Фелицис». — Но вряд ли они позволяют кому-то претендовать на чужого наречённого.

По гневному взгляду, брошенному Энмарой в сторону близнецов, Драко понял, что был прав.

— Она не его наречённая! — Люци звучала подавленно и отчаянно. Её бледное лицо было охвачено паникой.

— О, да неужели? — криво усмехнулся Феб, потирая шею.

В зале стало шумно; вейлы напряженно переговаривались друг с другом, бросая настороженные взгляды в сторону Драко и Гермионы.

— О чём вы думали? — Энмара повысила голос, и сила, что скрывалась в её угасающем теле, внезапно проснулась, подавляя всех вокруг. Близнецы молчали, опустив голову, и не смели сказать ни слова. Даже Феб, решившись было произнести что-то в свою защиту, неуверенно открыл и закрыл рот, уловив грозное сияние взгляда главы Колыбели. — Хотите, чтобы вашу семью изгнали из очага?

— Энмара, мы… — Деб испуганно оглянулся на братьев, а затем, словно ища поддержки, обратил взгляд к Гермионе. — Мы вовсе не хотели оскорбить вас.

— Семьи предавали изгнанию и за меньшее, — угрожающе проговорила Энмара. — Может, я слаба, но всё ещё мыслю ясно и никому не позволю ставить под угрозу неприкосновенность наречённых.

— Да он же просто ошибка, — прошипел Феб. — Как можно всерьёз говорить о наречённой? Вы сами сказали: мужчине-вейле не пережить воспламенение.

Гермиона сильнее сжала ладонь Драко, враждебно щуря глаза на Феба. Тот все ещё пытался храбриться.

— Даже если это так, — женщина нахмурилась, — никто не имеет права отнимать у него наречённую.

— Она не… — задыхаясь, снова начала свою песню Люци. — У неё был лунный камень! Неужели вы не понимаете? Эта девчонка пробралась сюда обманом!

Толпа зашумела, и Гермиона ощутила покалывание дрожи. Энмара приподняла бровь, глядя на неё.

— Я… — Грейнджер задохнулась, стараясь как можно скорее придумать оправдание. Малфой напрягся всем телом и уже готов был заслонить её спиной, как вдруг под пальцы попалась перекинутая через плечо сумка, с которой Гермиона почти не расставалась. — У меня есть доказательство… — и принялась поспешно рыться в кармане, отчаянно надеясь на то, что не выложила свёрнутый в четыре раза пергамент. Наконец под пальцами ощутилась шершавая бумага, и Грейнджер поспешно протянула её вперёд.

Энмара подозрительно прищурилась, но развернула пергамент. Некоторое время она вчитывалась в содержание.

— Что это? — склонившись, шёпотом спросил Малфой и внезапно ощутил острое желание рассмеяться, глядя на самодовольное лицо Гермионы.

— Твоё завещание, — с гордостью выпалила она.

— Храни Мерлин чары незримого расширения и твою привычку таскать в сумке разный хлам.

Гермиона собиралась возразить по поводу хлама, но Энмара, кивнув, вернула ей завещание.

— Я верю вам.

— Но… — Люци ступила вперёд, яростно кривя губы.

— Довольно, — холодно бросила Энмара и тут же обратилась к Драко:

— Вы собирались покинуть Колыбель, не так ли? Мы снабдим вас некоторыми зельями и книгами, но на этом всё. Я жду, что вы как можно скорее…

— Он — настоящий наследник! — крикнула Люци, и в воздух взвилась мёртвая тишина. Вейлы приблизились, недоверчиво глядя на Драко, и он покрепче прижал Грейнджер к себе. — Собираетесь снова воцариться на крови Фейлин? Каждому здесь известно, почему проклятье год из года забирает пары нашей семьи! Так не пора ли прекратить соперничество со смертью? Он, — Люци указала на Драко, тут же напрягшегося от столь пристального внимания к своей персоне, — не проклятье и не наказание, посланное нам духами первородных. Он наше спасение, шанс наконец обрести настоящую власть! Волшебник из могущественной семьи, почти канувшей в лету, в котором пробудилась огненная кровь… — Люци торжественно приподняла подбородок. — Если мы не примем этот дар, проклятье рано или поздно иссушит весь наш род!

— Люци… — низко проговорила Энмара. — Сейчас же прекрати, это…

— Она права, — послышался голос из толпы, и ему тут же вторил одобрительный гул. — Но лишь в том, что мы не должны игнорировать появление мужчины-вейлы, в котором течёт кровь Фейлин. Прошло много веков с тех пор, как у неё и её наследников была отнята власть, но кто может гарантировать, что он не попытается вернуть её себе? Сейчас он слаб и не представляет угрозы, но потом, когда…

— Мальчишка всё равно умрёт. Чудо, что он пережил начальные метаморфозы… — возразила некая вейла, и Гермиона съёжилась.

— Откуда мы знаем, что подобные чудеса не продолжатся? Когда он окрепнет и наберётся сил, европейский очаг может сильно пожалеть о том, что понадеялся на предположения.

— Чистокровные семьи всегда хотели дорваться до нашей власти, — поддержал кто-то из собравшихся. — Мы не позволили им этого во времена Фейлин, не позволим и сейчас!

Голоса, выкрикивающие и возражающие, смешались в гул хаоса, и Грейнджер оставалось лишь беспомощно вертеть головой, стараясь ухватить обрывки фраз.

—… просто избавиться от него… — долетело до её слуха приглушённое шипение, и палочка как по команде взметнулась в верх. Драко предостерегающе сжал ладонь на её плече.

— Без резких движений, Грейнджер, — предупредил он низким, рокочущим голосом, и Гермиона подняла взгляд. Приоткрытые губы Драко обнажали клыки, глаза сияли раскалённой кипящей лавой, а пальцы, заострившиеся и почерневшие, крепко удерживали её на месте. Гермиона напряжённо сглотнула, возвращая внимание к сборищу вейл вокруг, и тут же замерла: все они, подобно Драко, выглядели так, словно готовы броситься в атаку. Лишь Энмара, всё ещё опирающаяся на трость, смотрела на всё это с рассеянным ужасом.

— Прекратите, — тихо начала она и тут же закашлялась, закрывая рот рукой. Высокая девушка, выглядящая немногим старше Гермионы, тут же бросилась к ней, приобнимая за плечи. По тревоге, поселившейся в тонких нежных чертах незнакомой вейлы, Грейнджер поняла, что это была Мэй, старшая дочь Энмары.

— Дайте нам уйти, — потребовал Драко, низко наклонив голову. — Мне не нужна власть.

— Твоя семья придёт за ней! — зашипела одна из вейл.

— Моя мать мертва, а отец заключён в Азкабане. У меня нет семьи.

Вейлы переглянулись.

— Но у тебя есть наречённая. Не пройдёт и года после вашей связи, и у тебя появится младенец. Сохранить тебе жизнь сейчас, чтобы десятилетиями позже пасть от рук гнезда, которое ты пополнишь наследниками? Мы не так наивны, мальчишка!

Гермиона округлила глаза и совсем невовремя покраснела. Ей хотелось рассказать о том, что младенцы совершенно точно не входили в план её жизни на ближайшие десять лет, но обстановка явно не располагала к дискуссии.

Всё произошло быстрее, чем Грейнджер успела отреагировать. Оглушительный рёв послышался со всех сторон, и Гермиона зажмурилась от пронзившего всё тело первобытного ужаса. Тепло Малфоя ощущалось поблизости всего несколько секунд, а затем Гермиона обнаружила себя в одиночестве, нелепо скрючившуюся в центре зала, внезапно превратившегося в поток визга и шума. Когда она вновь распахнула глаза, смешение тел зарябило перед глазами, вызывая головокружение и подступающее чувство тошноты.

— Драко! — позвала она и тут же закричала: кто-то, схватив её за плечи, потащил прочь из зала. Обернувшись, Гермиона увидела лишь встревоженное лицо одного из близнецов и попыталась вырваться.

— Здесь опасно, — прошипел он, впиваясь в её тело до синяков. — Нам нужно убираться.

— Нет! — она вскрикнула, ощутив, как её запястье выворачивают до боли. В следующее мгновение горячая рука обхватила её тело и дёрнула назад, вырывая из чужой хватки.

— Не трогай её, — глухо пророкотало над ухом, и Гермиона напряглась, спиной прижимаясь к телу Драко. Она не могла его видеть, но чувствовала: вейла в нём была сильна как никогда, и теперь её вряд ли могли успокоить слова и прикосновения наречённой.

Вейлы хищно сощурили глаза, сужая круг. Гермиона невнятно всхлипнула и, яростно вырвавшись из хватки Драко, бросилась вперёд:

— Причините ему боль — и проклятье Фейлин по сравнению с моей яростью покажется вам сказкой! — Грейнджер не знала, насколько убедительно звучали её угрозы, но продолжала крепко сжимать палочку, направляя её вперёд.

Драко не мог оторвать взгляда от алого зарева, внезапно охватившего всю фигуру Гермионы. Вейлы отпрянули в замешательстве.

— Мэй! — крикнула она, борясь с отчаянием, и тут же нашла смятённый взгляд молодой вейлы, поддерживающей мать под локоть. — Неужели ты будешь счастлива завтра, на Обряде, зная, что отняла мою пару? Я верю, что ты не способна на такое зло!

Мэй в панике взглянула на мать.

— Она права, — глухо произнесла та, отстраняя дочь и становясь прямо. — Незачем проливать волшебную кровь. Мы уже давно не в тех далёких временах, когда убийство было единственным решением проблемы. Страх застелил нам глаза, но мы должны сохранять благоразумие… — и медленно подошла к Гермионе, задумчиво нахмурив брови. — Старейшины правы: если мы оставим всё как есть, кто-то захочет воспользоваться шансом и сменить власть в Колыбели.

— Мне не нужна… — низко начал Драко, но был прерван.

— У тебя есть право крови, мальчик, и оно не исчезнет, даже если ты не воспользуешься им. Рано или поздно найдётся тот, кто захочет эту власть.

— Значит, я должен отречься от этого права. Существует непреложный обет.

Энмара прикрыла глаза, раздумывая. Гермиона тяжело сглотнула, замечая, что палочка в её руке заметно дрожит, и сжала кулак сильнее. На плечо легла тёплая ладонь, вселяя уверенность.

— Вот как мы поступим, — наконец выдохнула она, встречая напряжённый взгляд Драко. — Сразу после обряда мы проведем церемонию назначения новой главы Колыбели.

— Но ведь… — Мэй встревоженно нахмурилась, приближаясь к матери.

— Да, я ещё не мертва, но обстоятельства вынуждают нас изменить традиции наследования, — пояснила Энмара, а затем снова обратилась к Драко. — Ты будешь участвовать в церемонии и перед всеми семьями откажешься от кровного права, закрепив обещание непреложным обетом.

— Я согласен. Но вы должны её отпустить, — и кивнул на Гермиону.

— Я не оставлю тебя, — зашипела Грейнджер, но смолкла, ощутив, что Драко предупреждающе сжимает пальцы на её плече.

— Боюсь, это невозможно. Я вынуждена задержать вас в Колыбели, но лишь до тех пор, пока не завершится церемония. После вы сможете беспрепятственно покинуть это место.

— Но как же… — Люци, наконец пришедшая в себя, бросилась к матери, однако одного холодного взгляда Энмары хватило для того, чтобы она остановилась.

— Ты немедленно отправишься в Шармбатон и не вернёшься, пока твоя сестра не найдёт в себе силы простить эту выходку.

Люци замерла на несколько мгновений, съёживаясь от пристального внимания собравшихся вейл, а после, крепко стиснув зубы, вскинула подбородок и развернулась, широким шагом направляясь прочь.

Гермиона опустила палочку и тут же поняла, насколько напряжено было её тело всё это время: мышцы плеч болели, словно она провела под остолбенеем несколько часов кряду. Она повернулась к Драко и сощурилась, рассматривая несколько царапин на его шее и щеке. Протянув руку, Грейнджер прикоснулась кончиками пальцев к коже вокруг кровоточащих ран.

— Всё в порядке, — поспешно заверил Драко, поймав её запястье. — Теперь всё хорошо.

* * *

— Мне правда кажется, что это лишнее, — Гермиона выглянула из-за ширмы и неуверенно поёжилась, заметив, что Драко выжидающе уставился на неё. Сам он уже был облачён в белые рубашку и брюки, любезно одолженные ему вейлами. Энмара сказала, что их «мрачные английские одежды» не годятся для праздника, поэтому Мэй подобрала Гермионе платье из арсенала собственных, нисколько не заботясь о том, понравится ли оно гостье поневоле.

Грейнджер, рассматривая лёгкий белый материал, ощущала себя винтиком в огромной машине под названием «Обряд единения», которая обязана была работать без единого изъяна. Даже при условии, что некоторые детали явно были лишними.

— В чём проблема? — Драко поёрзал на сиденье. — Не подошло?

— Нет, кажется, село сносно, — Гермиона провела пальцами по лифу, украшенному мелкими перьями и вышитыми серебром узорами. — Но я ощущаю себя глупо. Судя по всему, Обряд единения — нечто вроде свадьбы. А заявляться на неё в белом — верх дурного тона.

— Тебя беспокоит, что подумают о твоих манерах существа, которые сутками ранее угрожали нам смертью? — фыркнул он, поднимаясь на ноги.

Пребывание в одной с Грейнджер комнате на протяжение всей ночи не позволило ему сомкнуть глаз. И хотя она, дремлющая на другом конце кровати, могла бы разжечь огонь внутри грудной клетки, схваченной когтями вейлы, Драко не мог думать ни о чём, кроме её безопасности. Он не позволил себе даже задремать, прислушиваясь к звукам за запертой дверью и опасаясь, что старейшины могут передумать и совершить то, что задумали изначально. Однако вплоть до утра всё было тихо.

— Меня беспокоит, что я буду привлекать больше внимания, чем нужно, — и наконец вышла из-за ширмы, ощущая, что холодеет от странного предвкушения.

Драко, сперва намеревавшийся посмотреть в окно, выходящее во внутренний двор замка, оборвал траекторию взгляда и замер, надеясь на то, что успел захлопнуть рот, прежде чем Грейнджер увидела выражение его лица. Она выглядела точно нимфа из сказок, что рассказывала ему в детстве Нарцисса: воздушные изгибы белого шифона струились вниз от сверкающего корсета платья, теряясь в новых и новых наслоениях ткани, а широкие рукава, оголяющие острые плечи, тянулись вниз, делая руки похожими на полупрозрачные крылья. Волосы, небрежно откинутые назад, ореолом окружали пылающее румянцем лицо, и даже под угрозой «круциатуса» Драко не сумел бы соврать о том, что когда-либо видел нечто более прекрасное.

— Ты выглядишь… хорошо, — спустя время выдохнул он, заметив, что с каждой секундой неловкость всё больше окрашивает кожу Грейнджер в алый.

— Но вряд ли уместно, — она обхватила себя за плечи, ощущая, как открытые участки кожи покалывает от его пристального взгляда. Подумав про себя, что Драко, тоже облачённый во всё белое, определённо заслуживает куда больше внимания, чем она (рубашка сидела на нём идеально), Гермиона отвернулась, чтобы не задохнуться от смущения хотя бы до начала церемонии.

— Мне жаль, что ты вынуждена участвовать в этом маскараде, — проговорил он в сторону, и чувство вины снова навалилось на него тяжёлыми объятиями.

— Не бери на себя вину за решения, принятые не тобой, — Гермиона не могла оторвать взгляда от складки на подоле платья, потому что сейчас, в этой напряженной тишине, которая кричала тысячью непроизнесенных слов, это было единственным, что помогало заземлиться и найти точку опоры.

— Ты всегда была очень благородна, не так ли? — в его голосе слышалась горькая усмешка, и Гермиона хотела возразить, но дверь скрипнула и на пороге появилась незнакомая вейла. Её цепкий взгляд ненадолго задержался на Гермионе, затем оценивающе измерил расстояние, которое разделяло предполагаемых возлюбленных, и наконец остановился на Драко.

— Энмара хочет тебя видеть, — без враждебности, но холодно и четко произнесла девушка, а затем распахнула дверь. — Идем.

Переглянувшись, Драко и Гермиона покорились. Молча они преодолели длинный пустынный коридор, затем свернули, спустились по закрученной лестнице, потом снова свернули в мрачный арочный проход и оказались в небольшой зале, по краям которой виднелись несколько выходов.

— Иди туда, — девушка указала рукой на одну из арок, обратив взгляд к Гермионе всего на секунду. — Твой наречённый присоединится к тебе позже, — и, не тратя больше ни секунды времени на незваную гостью, направилась в противоположную сторону. Казалось, её утомляло даже желание говорить с ними.

— Все в порядке, — тихо подтвердил Малфой, заметив панику и страх в глазах Гермионы. — Я совсем скоро вернусь к тебе, — и коснулся её плеча в успокаивающем жесте.

Грейнджер кивнула: она не хотела показаться трусихой, нуждающейся в постоянной опеке, но все же некоторое время стояло неподвижно, наблюдая за тем, как Драко скрывается в мрачном коридоре.

С самого утра Малфоя не отпускало гадкое ощущение ложной надежды: казалось, решение, к которому вчера пришел совет вейл, было самым подходящим и даже удачным. Драко не хотелось провести в Колыбели, от которой веяло холодом и безразличием, еще хотя бы день. Становиться её хозяином он не собирался, и всем было понятно, что даже при ином раскладе у него бы попросту не хватило сил. Но что-то было не так в молчаливых взглядах и задумчивой тишине, наступающей, когда он появлялся среди вейл.

— Сюда, — вейла распахнула двери, и лицо Драко обдало теплым воздухом. В небольшом зале, уставленном по кругу креслами, было немноголюдно. Малфой бегло осмотрел присутствующих и про себя отметил, что здесь наверняка собрались сливки вейловского общества: настолько очевидным было выражение превосходства на их лицах.

— Драко, — Энмара, устало опираясь на трость, подняла на него тяжелый взгляд, и Малфой заметил, как напряженно следят за каждым её движением вейлы. — Я знаю, что мы заключили уговор, но… — она сбилась из-за надрывного кашля, вырвавшегося из её горла, и не смогла справиться с приступом даже после того, как ей поднесли кубок с неким отваром.

Драко выпрямился, каждой своей надломленной и заново сросшейся костью ощущая напряжение, готовое разорвать его тело в клочья, когда властительница Колыбели соберется договорить. Но ползли секунды, а Энмара все продолжала кашлять и задыхаться, не в силах остановиться и справиться с проклятьем, разъедающем её изнутри.

Наконец вперед выступила женщина, и в её глазах — льдисто-ясных и холодных, как закаленная сталь, — плескались решимость и тщательно, но небезупречно скрываемая паника.

— Но? — все же смог выдавить из себя Драко, мысленно пытаясь измерить расстояние, которое теперь разделяло его и Гермиону. Он думал, насколько быстро он сумеет бежать или насколько силен будет в обращении, чтобы защищать её, потому что почти драматичная пауза, которую выдерживали вейлы, не предвещала совершенно ничего хорошего. Женщина поджала губы, а затем твердо произнесла:

— Условия изменились.

* * *

— Здравствуй, Гермиона, — послышался голос слева, и Грейнджер неприязненно поморщилась, увидев одного из близнецов.

Она вздрогнула и, неосознанно сгорбившись, прибавила шаг.

— Постой, — Деб вырвался вперёд и преградил ей дорогу, однако не решился прикоснуться. — Я вовсе не хочу расставаться врагами.

— Мы не враги, — Гермиона продолжила идти прямо, стараясь не ускорять шаг, чтобы он не подумал, будто пугает её. — Враги имеют друг к другу хоть какое-то отношение, а я не имею ни малейшего понятия, что может связывать тебя и меня.

— О, но разве нас не объединяет европейский очаг? — он усмехнулся, и Гермиона поморщилась:

— Я не имею к нему никакого отношения, — и спохватилась слишком поздно, прикусывая губу, — пока.

— Но ведь это дело времени, верно? — лукаво заметил Деб, и Гермиона замолчала. Они шли в тишине около нескольких минут и Грейнджер уже понадеялась на то, что вскоре Деб избавит её от своей компании, однако он вдруг снова заговорил.

— Тебе ведь интересно узнать о вейлах больше?

— Только не от тебя!

— Непохоже, что тебе удалось найти здесь кого-то более разговорчивого, — он насмешливо фыркнул. — Ну же, Гермиона. Я хорошо усвоил урок и не сделаю ничего, что может навредить тебе или твоей будущей паре.

Гермиона продолжала идти вперёд, не поворачивая головы в сторону назойливого спутника, но всё же ощущала, что постепенно смягчается. Подарив Дебу короткий взгляд, она сдержанно кивнула, и тот просиял от радости.

— Итак, слухи о появлении первых вейл идут к нам из далёких времён, когда боги древнего Египта ещё являлись людям, — заметив, что Гермиона заинтересованно повернула голову, Деб воспрял духом и продолжил с ещё большим энтузиазмом: — По легенде Изида, лунная богиня-матерь и покровительница всех фараонов, узнала о горьком предательстве своего мужа, бога Осириса, и сотрясла криком горести всю Вселенную. Прекрасная богиня пролила много слёз, и вскоре они разлились в широкую реку. Птица Бенну, или Феникс, как теперь её называют, пролетала над этой рекой и, сжалившись над богиней, обронила в воду несколько своих перьев… — Деб поднял руку, пропуская Гермиону вперёд, когда они достигли дверей в торжественный зал.

Волнение, сковывающее мышцы, поднялось в груди; дышать стало сложнее, хотя воздух оставался прохладным и свежим даже в тот момент, когда Грейнджер вошла в зал, полный гостей, прибывших на Обряд единения. Ощущение неуместности собственного наряда тут же схлынуло; Гермиона поражённо рассматривала пышность, сверкание и белизну одежд прекрасных вейл. Казалось, каждая из них подобрала для себя наряд, соответствующий красоте и величию, и он смотрелся гармонично вместе с сиянием алебастровой кожи, белокурыми блестящими локонами и чертами лица, казалось, искусно высеченными из мрамора.

— Силы возрождения тотчас подняли из реки прекрасных, словно богиня, и яростных, словно пламя Феникса, дев, которых нарекли изидами, — склонившись биже, продолжил Деб, и Грейнджер ощутимо вздрогнула: ясные цепкие взгляды изучали лицо и одежду, посылая мурашки по всему телу.

Гермиона обхватила себя руками, словно надеясь защититься от них, и присутствие Деба поблизости вдруг показалось уместным.

— Наделённые бессмертием и силами огня, они разбрелись по землям Египта, посланные Изидой, что жаждала справедливости: сгорая от печали, она приказала своим прекрасным дочерям найти мужчин, что отказались от верности жёнам, и убить их. Сила очарования, подаренная изидам богиней, сражала тех, кто встречался им на пути. Они жестоко расправлялись с теми, кто предал любовь и узы священного брака. Однако спустя время они забрели в земли, полные сильных, смелых и достойных юношей, и одна за другой пали жертвами любви. Изиды отринули своё предназначение, найдя покой в объятиях возлюбленных, и тогда всемогущая богиня обрушила на них свой гнев. Она отобрала у изид бессмертие и предрекла им погибель вслед за их возлюбленными…

Гермиона осторожно озиралась по сторонам, но россыпь взглядов постоянно ускользала от нее, поэтому вскоре Грейнджер удалось убедить себя в том, что интерес к её персоне остыл. Гермиона слегка расправила плечи и позволила себе рассмотреть зал. Округлый постамент в самом центре возвышался над мраморным полом, в котором отражались блики свечей, мерцающих на огромной стальной люстре под высоким сводчатым потолком. От центра зала на манер амфитеатра одна за другой возвышались широкие площадки, устланные чем-то пышным, и Грейнджер, осмелев, рассмотрела пары, занимающие свои места там и тут на разных уровнях. Несмотря на то, что от стен зала веяло древностью, которая по обыкновению казалась мрачной и серьёзной, Гермионе чудилось, будто она попала в царство света: повсюду стояли высокие вазы с белоснежными цветами; венки с молочными бутонами украшали головы совсем юных девушек и детей; широкие отрезы белоснежного шёлка плавными изгибами стремились от центра потолка к стенам вокруг.

— С тех пор изиды разбрелись широко по земле. В уголках мира их называли по-разному, но само слово «вейла» пришло в Европу из западно-славянских земель и закрепилось за видом.

Гермиона наконец повернулась к Дебу и благосклонно кивнула. Лицо юноши озарилось самоуверенной улыбкой, хотя он старался скрыть удовольствие от своей маленькой победы. Немного подумав, она вдруг восхищённо вздохнула:

— Изида — богиня луны, и поэтому лунный камень считается оберегом против чар!

— Может быть, — он пожал плечами. — Это ведь всего-навсего легенда. Я бы не стал доверять…

— Гермиона, — прозвучал над ней тихий, но очень отчётливый голос, и Деб тут же отстранился на несколько шагов, настороженно глядя куда-то за её плечо. Её запястье настойчиво обвили горячие пальцы, и волнение поднялось от живота к груди, затрудняя дыхание. — В чем дело?

— О, — Гермиона в панике взглянула сперва на Деба, а затем на Драко, угрожающе сощурившего глаза. — Он всего лишь рассказал мне… о вейлах.

— Прекрасно, — процедил Малфой. — Я полагаю, рассказ окончен?

Деб лишь настороженно кивнул, удаляясь ещё на несколько шагов.

— В таком случае нам пора, — Драко едва касался своими пальцами её талии, но Гермиона ощущала, как горячие импульсы распространяются по телу там, где он её касался. Легенды о вейлах мгновенно перестали иметь значение. Она не замечала свои собственные шаги: казалось, все в её теле сдается чужой воле. Поэтому когда Малфой повел её вверх, к платформам, которые уже почти заполнились вейлами и их парами, в голове не возникло ни одного вопроса. А между тем Драко шел уверенно, словно знал сценарий всего мероприятия наперёд. Это не смутило её и тогда, когда они приблизились к месту с мягкими широкими подушками, изящно перестеленными бледным шёлком.

— Садись, — приказал он, и холодность, скользящая в голосе, наконец отрезвила Грейнджер.

— Что с тобой? — спросила она почти не слышно, настороженно оглядываясь по сторонам.

Драко помог ей опуститься, придерживая за руку, а затем поспешно сел рядом. Его лицо было похоже на восковую маску: безупречную и гладкую, словно изваяние искусного мастера — но всё же жуткую в своей безжизненности.

— Все в порядке, — его рваная, неестественная улыбка ужаснула Гермиону. — Вечером мы вернемся в Утёс, а оттуда отбудем в Хогвартс, как только поднимется солнце.

— Я не понимаю, — нахмурилась Гермиона, осторожно беря его за запястье, но в следующую секунду зал озарился светом, вспыхнувшем из центров бутонов множества цветов, украшающих зал, а под потолок взвились аккорды удивительной музыки, которой, казалось, Грейнджер ещё никогда не слышала. В мелодии смешивались древность и история, печаль и радость, и нельзя было в точности разобраться во всех ощущениях, которые она испытывала, когда музыка пронизывала её слух.

Обряд начинался. Гермиона поняла это, когда двери открылись, и все взгляды обратились к двум фигурам, медленно продвигающимся к центру зала. В высокой и изящно сложенной девушке Грейнджер сразу угадала Мэй, и её сердце замерло от этой пронзительной, даже губительной в своей исключительности красоты. Мэй была похожа на золотистую лилию, тронутую утренними лучами солнца: ее ослепительно-белое платье там и тут было украшено золотыми цветами и замысловатыми узорами, схватывающими фигуру со всех сторон. Казалось, что по залу движется солнечный луч, отражающий и затмевающий собой все сияние, которое оставалось до сих пор в мире.

С противоположной стороны к центру зала так же степенно, хотя — заметила Гермиона — и не так уверенно, приближалась высокая мужская фигура. Нареченного Мэй все видели в первый раз: это был крепко сложенный темноволосый юноша, слегка смуглый, а потому выделяющийся на фоне белоснежных одежд, лиц и волос. Он смотрел прямо, стараясь сосредоточиться только на Мэй, но Гермиона видела, как напряглись его плечи и губы, едва он приблизился к центру, откуда его мог рассмотреть любой.

Гермиона поймала себя на том, что приоткрыла рот, наблюдая за тем, как вейла и её нареченный останавливаются посередине зала на специально приготовленной для обряда платформе. Её дыхание замерло: начиная исследование, Гермиона не могла даже в мечтах предполагать, что побывает на Обряде единения и увидит каждую деталь тайной и прочной связи вейлы с её парой.

Украдкой взглянув на Драко, Грейнджер заметила, что его лицо оставалось безразличным, а глаза — застывшими. Но, не желая привлечь лишнего внимания, она отвернулась и продолжила наблюдать, пообещав себе, что поговорит с Драко чуть позже.

Тем временем оба нареченных опустились на колени друг перед другом, и к ним приблизилась вейла, держащая в руках поднос с высоким золотым кубком и блестящим кинжалом. Гермиона нахмурилась, наблюдая за тем, как Мэй берет кинжал тонкой рукой, дрожащей то ли от волнения, то ли от страха. Она неуверенно подняла глаза на своего возлюбленного, и Грейнджер отчетливо различила тень вины на прекрасном юном лице. Молча и почти не обращая на свое действие внимания, Мэй рассекла свою бледню ладонь и вознесла её над кубком. Кровь быстро заструилась вниз, наполняя чашу. Нареченный Мэй медленно забрал кинжал из рук возлюбленной и как-то резко, почти отчаянно разрезал свою ладонь, а потом, на секунду замерев, также занес руку над кубком.

Кровь по каплям стекла в кубок, окрашивая ладони в алый, и уже через несколько секунд нареченные протянули рассеченные ладони друг другу, соединяя их, переплетая пальцы. Мэй медленно повернула голову к вейле, принявшей кубок и теперь наполняющей его некой жидкостью из кувшина.

— Одна кровь, одно пламя, одна жизнь, — проговорила Мэй, принимая кубок и задерживая его около подбородка. Её губы дрогнули, прежде чем она пригубила, и Гермиона, кажется вовсе перестала дышать: как прекрасна была юная вейла, склоняющаяся к своему возлюбленному! Как замерло пространство в тот момент, когда она приникла к его губам, соединяя их жизни в поцелуе, вместе с вином дарящем нареченному вечную связь, венцом которой могла стать лишь смерть! Нареченный сглотнул, и вдруг по их венам от оснований соединенных ладоней побежали огненные вспышки, быстро устремляясь вверх, к плечу, а оттуда — к груди и к сердцу.

Гермиона неосознанно сжала ладонь Драко, лежащую около него, и он быстро взглянул на неё. Неописуемый восторг Грейнджер на миг ослабил ужас и оцепенение, охватившие тело после короткого разговора с Энмарой.

— Это невероятно, правда? — прошептала Гермиона, когда нареченные наконец отстранились друг от друга, а зал зашумел.

— Ощущаю себя словно на похоронах, — процедил Драко, неприязненно озираясь по сторонам.

— Может быть, атмосфера не совсем… праздничная, но ты только посмотри, как они счастливы. Мэй…

— Они обречены, — грубее, чем хотел, произнес Драко. — Она знает, что подписала ему смертный приговор, а он — что умрет быстрее, чем мог бы.

Гермиона замолчала, поджав губы. Малфой осадил её, и теперь в голову не приходило ни одного аргумента, который мог бы защитить крошечное, но все-таки счастье, связавшее двух возлюбленных несколькими минутами ранее.

— Назначение новой главы Колыбели будет завтра, но нам необязательно присутствовать. Уходим через полчаса.

— Но ведь Энмара… — Гермиона нахмурилась, и острое предчувствие беды кольнуло её под легкими.

— Она изменила решение, — холодно отрезал он, и Грейнджер поняла, что разговор об этом завершен.

Каждый из них погрузился в размышления, а потому оба вздрогнули, когда рядом послышалось недовольное покашливание.

— Лунное вино, — проговорила молодая девушка с подносом, наполненном кубками. Подозрительный взгляд практически угнетал Гермиону. — Его подают всем наречённым и парам в день Обряда единения, — раздраженно пояснила она с таким оскорбленным видом, что Грейнджер на секунду почувствовала вину за неосведомленность.

Драко рассеянно принял кубок, коротко поблагодарив незнакомую вейлу. Уходя, она всё ещё оглядывалась на них.

— И что нам с этим делать? — озадаченно прошептал Драко, наклоняясь к Грейнджер. Она быстро обвела взглядом зал и так же тихо ответила:

— Смотри, его пьют все вейлы, — и кивнула в сторону соседней с ними пары.

Девушка зарделась и, отпив из кубка совсем немного, наклонилась к возлюбленному. Грейнджер округлила глаза, не думая о том, насколько комично выглядит, наблюдая за тем, как сокращается расстояние между их губами.

— Нет-нет-нет, — в панике зашипела Гермиона. — Что это она делает?

Вейла приникла к губам мужчины, и по дёрнувшемуся кадыку стал понятно, что он сделал глоток. Грейнджер в панике оглянулась по сторонам. Все пары, которым были поднесены кубки, одна за другой следовали примеру Мэй и её нареченного, словно повторяя обряд.

— О боже, — Гермиона повернулась к Драко и на секунду смешалась, заметив, с каким выражением он смотрел на пару в центре зала. Нечто сродни опасливому восхищению блестело в широко распахнутых глазах; пальцы сжимали кубок до побеления костяшек. Гермиона не решилась обратить на себя внимание, лихорадочно размышляя над тем, смогут ли они избежать следования подобной традиции, но тут же поймала пытливый взгляд вейл неподалёку от них.

— Малфой, — подавленно произнесла Гермиона. — Они смотрят.

— Что? — Драко повернулся к ней с таким видом, будто только что очнулся ото сна. — И правда, — кивнул, оглянувшись по сторонам. Гермиона раздражённо фыркнула.

— Что будем делать? — сердясь на его рассеянность в столь опасный момент, прошипела она. Малфой снова посмотрел на кубок.

— Ты ведь моя наречённая, — внезапно его губы тронула едва заметная улыбка, и растерянность окончательно испарилась из голоса. Грейнджер поёрзала на месте, ощущая беспокойство: она чувствовала, что поведение Драко изменилось, и что он уже не был так напряжён и сосредоточен. — Необходимо следовать традициям.

Гермиона старалась не смотреть на него, боясь, что глухо стучащее в груди сердце окончательно остановится. Заметив, что он склоняется ближе, опираясь рукой о подушки неподалёку от её бедра, Грейнджер шумно вздохнула, привлекая внимание сидящих неподалёку вейл.

— В чем дело, моя леди? — его шёпот коснулся мочки уха, и Гермиона поняла, что любые подозрения, которые она могла породить своим поведением, медленно рассеивались: вейлы, наблюдая за тем, как ладонь Драко скользит по её плечу, притягивая ближе, постепенно теряли интерес, занятые собственными парами. — Кажется, ты не смущалась сутками ранее, — уголок его губ слегка приподнялся. — Что же заставляет тебя краснеть теперь?

— Они наблюдают за нами, — сдавленно прошептала она и тут же услышала над ухом смешок.

— Значит, мне стоит найти укромное место, чтобы ты позволила поцеловать себя?

Грейнджер гневно свела брови на переносице и подняла голову: Драко беззлобно улыбался, и в выражении его лица вопреки ожиданиям Гермионы не было ничего хищнического. Вейла дремала, похоже, уверившись в том, что Малфой прекрасно мог справиться и без неё. Он искренне забавлялся над неловкостью, сковавшей тело Грейнджер.

— Не издевайся надо мной, — Гермиона поджала губы, и в ту же секунду тёплая ладонь опустилась на её щёку, даря успокаивающие поглаживания.

— Я и не думал, — его голос был тихим и серьёзным. — Хотел лишь, чтобы ты немного расслабилась. Ты же понимаешь, что нам придётся…

— Да, — Гермиона часто закивала. — Я готова, — и воинственно вздёрнула подбородок.

Драко снова улыбнулся, стараясь не обращать внимания на нежность, пронзающую тело с такой силой, будто всё, что происходило теперь между ним и Грейнджер, было настоящей правдой. Он отбросил тревожные мысли в сторону, решив, что разберется с истоками их маленькой лжи чуть позже. Не отводя взгляда от решительного лица Гермионы, Малфой поднёс кубок к губам и отпил совсем немного, испытывая странное волнение. Его пальцы спустились на подбородок Грейнджер, и когда он увидел в её глазах проблеск нетерпения, всё вдруг — и музыка, и шумные разговоры, и косые взгляды — перестало иметь значение.

Первое прикосновение к губам было неловким; несколько мгновений они медлили, но затем Драко надавил пальцами сильнее, принуждая её приоткрыть губы, и вместе с удивительной сладостью вина, проникшей в её рот, Гермиона почувствовала, как пространство сужается вокруг их тел, подталкивая друг к другу. Язык Драко мягко толкнулся внутрь, и она застонала сквозь поцелуй, ощущая, что её руки почти против воли скользят к воротнику его рубашки в намерении сжать и притянуть ближе. Его ладони переместились на талию, и уже спустя мгновение Грейнджер обнаружила себя практически сидящей на нём. Драко отстранился лишь на секунду, чтобы поудобнее переместить её в своих объятиях, но Гермиона увидела, как капелька вина, срываясь с уголка его губ, устремляется к подбородку, и инстинктивно приблизилась, останавливая её языком. Глухой стон, звучащий как сам порок, вырвался сквозь его губы, пальцы на её коже сжались сильнее, и рот тут же накрыло горячее дыхание. Тело свело судорогой, когда Гермиона откинула голову, подчиняясь новому порыву. Ногти царапнули чувствительную кожу шеи, и Малфой в который раз решительно толкнулся языком навстречу, умоляя о взаимности.

Он ощущал в себе то разрушительное чувство, которое никогда бы не одобрил его отец. Бессилие перед желанием обладать хрупким телом в его руках придавало сил и одновременно делало уязвимым. В эту секунду Грейнджер могла приказать ему умереть за свой поцелуй — и он подчинился бы, ни секунды не жалея о подобной сделке. Она могла сделать что угодно, пользуясь этой слабостью, но продолжала прижиматься и тихо вздыхать в перерывах между поцелуями.

И хотя даже тысячи её слов не могли уверить Малфоя в том, что он останется в живых, в эту секунду, полную самой жизни, которая едва ли ощущалась так остро даже в момент возникновения всей вселенной, он хотел думать, что у них есть будущее. Драко гнал прочь мысли о том, что заставляет Грейнджер целовать своё умирающее тело, и не мог не признать, что эгоистичен в своей мании принять всё, что она могла ему дать. Он вдруг представил, как целует её в Хогвартсе, увлекая в тёмную нишу в день выпускного в ту секунду, когда над замком сияют фейерверки; как наяву увидел Грейнджер посреди лилий в саду его матери — улыбающуюся и счастливую, невероятно прекрасную и чуть более взрослую, чем сейчас; представил её в своих объятиях одним снежным рождественским утром где-то на краю земли; увидел тысячу ночей, горячих и влажных, наполненных теми робкими стонами, которые она издавала сейчас. Он чувствовал, что намерен осушить миллион кубков, прежде чем жажда касаться её губ иссякнет настолько, чтобы дать ей как следует вдохнуть перед следующим поцелуем, и только изумлённый вздох, раздавшийся поблизости, вынудил Драко наконец отпрянуть.

— Гермиона?

Нельзя было не узнать этот французский акцент, и Грейнджер удивилась тому, как быстро пришла в себя от изумления. Флёр Делакур, распахнув глаза, каменным изваянием замерла неподалёку от них, а на лице бедного Билла, держащего её за руку, застыло то самое комичное выражение неверия, которое Гермионе удавалось часто лицезреть на лице Рона.

* * *

— Кто бы подумал, что Флёр — настоящая вейла! — Гермиона обняла себя за плечи, безрадостно оглядывая мрачные и холодные коридоры Утёса. Сказочный вечер был окончен, и она, словно Золушка после двенадцати ударов часов, вынуждена была покинуть бал, забыть про чудесный наряд и прекрасного принца. — Теперь я понимаю, почему мне не удалось вытянуть из нее ни слова, — Грейнджер покосилась на Драко, кажется, вовсе не проявляющего интерес к её рассуждениям.

Малфой был явно не в духе после неожиданной встречи. Билл смотрел на него с откровенной враждебностью, и Гермиона лишь отдалённо догадывалась о причинах подобного отношения. Флёр же и вовсе не замечала накалившейся вмиг обстановки и без конца расспрашивала Гермиону и Драко о том, как они здесь оказались. Опоздав на праздник, она была совсем не в курсе произошедших событий, и Грейнджер пришлось терпеливо объяснять.

— Я выстрелю «авадой», если кто-нибудь ещё раз скажет мне, что Кубок трёх волшебников был абсолютно честным соревнованием, — отозвался Малфой, почти не глядя на Грейнджер.

Драко ощущал себя так, словно его бессовестно обокрали. Он был уверен, что девице Делакур должно было воздаться сполна за вмешательство в столь неподходящий момент. Но она выглядела раздражающе счастливой, когда держала под руку одного из многих Уизли. Малфой не позволил себе высказать ни одного пренебрежительного комментария в сторону искренне и почти бессознательно ненавидимой им семейки, потому что знал: Грейнджер это расстроит. Тем не менее в плотно сжатых губах Билла читался молчаливый укор, и Гермиона не могла не чувствовать это. Неудивительно, думал Драко, что старший Уизли ненавидел его. Их семьи причинили друг другу много вреда до и во время войны; отец Малфоя называл их отца человеком, позорящим всех волшебников, а Артур отзывался о Люциусе не иначе как скользком мерзком типе. И, конечно, кто угодно мог заявить, что Драко — вовсе не самая лучшая компания для девушки, столь прочно связанной с прекрасной семьёй Уизли.

Малфой замедлил шаг и подозрительно сощурился, глядя на удаляющуюся спину Гермионы. Она слишком устала за день и даже не заметила, что их диалог прервался и что теперь они находились в удушающей пыльной тишине Утёса.

— Что между тобой и Уизли?

Вопрос прогремел подобно взрыву в хлипкой лачуге, и Гермиона почти ощутила, как содрогнулись от гулкого эха стены.

— Ты имеешь в виду меня и Рона? — она ненавидела себя за то, что не нашла в себе смелости обернуться. Шею внезапно свело, и по позвоночнику пробежалось напряжение.

— Черт возьми, Грейнджер, неужели непонятно? — Драко не знал, почему раздражается, но ускорил шаг и тут же с удивлением заметил, что Гермиона испуганно горбится, ощущая его приближение.

— Ты сказал «Уизли». Я знаю, по крайней мере, девятерых, — попыталась слабо отшутиться она, но улыбка тут же исчезла с лица, стоило ей пересечься с Малфоем взглядом.

— Прости, — он нахмурился, отстраняясь от неё на несколько шагов вправо. — Это не моё дело, — и сам разозлился на себя за то, что сказал.

Гермиона кивнула, вытягивая шею: вдалеке она уже могла рассмотреть дверь «своей» комнаты. Казалось, мучительная неловкость и напряжение, проникшее в тело вместе с лунным вином, отступят, едва её и Драко разделит захлопнутая дверь комнаты.

— Я уже говорила, что мы решили остаться друзьями, — все же пояснила она, надеясь на скорое окончание этого ужасно неудобного разговора. Гермиона мимоходом удивилась тому, что до сих пор ни разу так и не вспомнила о Роне. Казалось, отношения с ним были в далеком прошлом, о котором не было вспоминать никакого смысла.

— Ты говорила, что вы взяли паузу.

— Ты был прав, когда сказал, что это означает расставание, — фыркнула она. Признавать правоту Малфоя теперь было больше досадно, чем унизительно.

— Ну разумеется, — в его голосе слышалось звенящее самодовольство, но Грейнджер не ощутила злости. Что-то в его по-мальчишески торжествующей улыбке подавляло негативные эмоции, и она ощутила, как её щёки запылали.

Они наконец остановились у дверей комнаты, в которой Гермиона должна была провести свою последнюю ночь в Утёсе, и на мгновение неловко замерли.

— Это был длинный день, — Гермиона облизнула губы, неосознанно пятясь назад. — Нам нужно как следует отдохнуть.

Драко кивнул, но было видно, что он не воспринял это как пожелание добрых снов. Его задумчивый взгляд скользил по лицу Грейнджер, словно он пытался отыскать ответ на один из множества вопросов, которые возникали в голове в её присутствии. Гермиона решительно подняла голову, готовясь к вопросу, который, очевидно, должен был выбить почву из-под её ног. Она чувствовала, что они должны были поговорить о произошедшем. Последние дни безжалостно сломали все границы, которые оставались между ней и Драко, и Грейнджер даже не представляла, можно ли было восстановить их теперь.

Гермиона была слишком умна для того, чтобы не признавать: ещё тогда, после первого поцелуя, она знала, что обречена. Джинни завизжала бы от самодовольства, если бы узнала, что Грейнджер наконец капитулировала и признала её правоту: Драко Малфой был далеко не только весьма хорошеньким.

— Уизли об этом знает?

Гермиона тряхнула головой, пытаясь вынырнуть из потока размышлений, далёких от участия Рона в её жизни.

— Прости?

— О том, что вы расстались.

Грейнджер сделала неосознанный шаг назад, опуская голову и хмурясь. Внезапный, но вполне логичный вопрос выбил почву из-под ног.

— Предполагаю, что да, — выдавила она.

— Ты предполагаешь? — в голосе Драко смешались возмущение и усмешка, и Гермиона ощутила, что уже прислоняется спиной к двери. Почему-то хотелось избежать этого ужасно неудобного разговора.

— Мы давно не виделись и даже не обменивались письмами. Рона не интересует моя жизнь, он слишком занят, поэтому да, я предполагаю, что он знает о нашем расставании. Если допрос окончен, я бы хотела поспать. Доброй ночи, — и, не дав ему сказать ни слова, скрылась за дверью, прекрасно понимая, что сказанное было правдой лишь частично.

* * *

Гермиона судорожно вдохнула, садясь на кровати. В голове эхом отзывались отголоски песни Фейлин, оплакивающей своего любимого, и противоестественное, жуткое чувство охватило всё тело Грейнджер, выступая на коже липким потом. Она судорожно ощупала холодную постель вокруг и, найдя палочку, сжала её в руке. Камин уже дотлевал, и угли зловеще мерцали в его жерле подобно глазам чудовища, притаившегося в ожидании жертвы.

— Драко, — позвала она хриплым, слабым голосом, повинуясь инстинкту. Сонные мысли неповоротливо двигались в черепной коробке, и лишь спустя несколько минут окружавшей её тишины Гермиона поняла, что совершила глупость. Хотя спальня, в которой остановился Драко, была не так уж далеко, её голос определённо точно не мог долететь до его дверей, схваченный пустотами Утёса.

«И шепчет мне милая ива, что смерть обнимает тебя…» — цепляясь одно за другое, в голове против воли всплыли слова печальной песни.

Гермиона неуклюже перебралась на край постели, свесила ноги вниз и, накинув на плечи плед, сложенный в изножье кровати, поспешила к двери. Она не знала, что собирается делать, но уверенно и быстро шла вперёд, стараясь не оглядываться: в темноте казалось, что за спиной поджидают призраки замка. Лишь оказавшись у двери в комнату Драко, Грейнджер вдруг остановилась, словно очнувшись ото сна. Она не без удивления оглянулась вокруг себя и едва не рассмеялась: если бы Малфой увидел её сейчас, то наверняка подумал бы, что она, словно ребёнок, испугалась темноты. Однако сгустившийся вокруг мрак и отдалённое завывание ветра теперь ужасали Гермиону куда меньше. Ей казалось, что страх — настоящий, леденящий душу и заставляющий стынуть кровь, — притаился за этими дверьми. Что-то зловещее было в песне, до сих пор занимающей её мысли, и предчувствие беды отзывалась в теле зудом.

Внезапно дверь скрипнула, и Грейнджер, испуганно охнув, отпрянула на несколько шагов.

— Гермиона? — его голос не звучал сонно, хотя была уже середина ночи. — Что случилось?

Только сейчас она заметила, как оглушительно билось сердце, пульсируя под приложенной к груди ладонью.

— Ты в порядке? — неуверенно спросила она, чувствуя, как постепенно способность воспроизводить слова и выстраивать их в четкие предложения вытесняется волнением. Однако когда Гермиона увидела его, живого и вполне здорового, иррациональная тревога постепенно сникла, оставляя после себя лишь неприятный осадок.

— А почему не должен быть? — Драко изогнул бровь, с тревогой рассматривая её напряжённую фигуру. Гермиона тут же почувствовала себя глупо.

— Верно, — она едва улыбнулась и отступила ещё на несколько шагов в темноту. — Прости, что разбудила. Наверное, мне лучше… — и уже повернулась с намерением наконец скрыться, однако дверь заскрипела, распахиваясь шире.

— Я не спал, — Драко неловко замер на пороге. — Мне показалось, что-то случилось.

Гермиона вопросительно хмыкнула.

— Не знаю почему… — он отвел взгляд и взъерошил волосы, не без тайного удовольствия отмечая, что Гермиона пристально следит за его движениями. Казалось, он собирался объяснить ей что-то ещё, но губы дрогнули и сжались в плотную линию. Они молчали, ощущая, как слова, не произнесенные вслух, проникают сквозь кожу и импульсами устремляются в глубину грудной клетки.

Драко отступил от порога, и ему даже не пришлось использовать приглашающий жест, чтобы Гермиона последовала за ним.