Утёс (гет)

Гермиона сердито вздохнула, ежась от пронзительного ветра, гуляющего по полупустым трибунам квиддичного поля. Она с отстраненной усталостью вспомнила прошедший день и свои ответы, которые прозвучали тысячу раз на одни и те же (но каждый раз искусно перефразированные) вопросы Джинни:

«Да, это было спонтанное решение».

«Нет, мы не встречаемся!»

«Да, он был хорош».

«Нет, я не стану рассказывать тебе подробности!»

«Да, я совершенно уверена в том, что мне нет необходимости тащиться на поле и смотреть на то, как он "великолепно рассекает воздух"».

И всё же Джинни настояла, едва ли не пригрозив ей империусом. Поэтому Гермиона, безрадостно сжимая в руках свои конспекты по пищеварительной системе хищных червей (она всё ещё не была уверена в том, что Малфой согласится участвовать в её исследовании), вот уже полчаса пыталась найти научную новизну в том, что, по её мнению, едва ли было достойно даже колонки в низкопробной газетёнке.

Взгляд против воли обратился к полю, потому что даже развевающиеся знамёна факультетов на флагштоках были интереснее, чем её записи.

Тренировка уже подходила к концу. Загонщики заканчивали упражняться в меткости, соревнуясь друг с другом, вратари устало летали вокруг колец, пропуская один гол за другим, и до Гермионы доносились яростные крики капитана команды. Малфой и Джинни кружили на невероятной высоте, соревнуясь в том, насколько ближе каждый из них окажется к крошечному золотистому снаряду. За всё время тренировки Гермиона насчитала четыре раза, когда Малфой поймал снитч, однако Джинни, к её удивлению, не преуспела и наверняка разрывалась от ярости.

Гермиона увидела мерцание снитча высоко в небе и похолодела, когда оба ловца взмыли вверх, стараясь угнаться за ним. Снаряд резко спикировал вниз и понесся к земле, постепенно меняя траекторию полёта на горизонтальную. Джинни и Малфой летели бок о бок, грозясь спихнуть друг друга с мётел, и Гермиона неосознанно увлеклась зрелищем, сжимая вспотевшими ладонями свои джинсы. Протянутые вперед руки ловцов почти соприкасались, когда Малфой вдруг сделал странное рваное движение в сторону, словно наткнувшись на преграду, и совсем остановился. Спустя секунду раздался громкий высокий крик: Джинни удалось ухватить снитч.

— Отлично, Уизли! — ободряюще крикнул капитан команды, подлетая ближе. — Молодец, что не даёшь Малфою расслабиться!

Джинни натянуто улыбнулась, косо поглядывая на Драко, и он отвел взгляд, тут же обращая его к Грейнджер. Даже на расстоянии нескольких ярдов он смог услышать её выразительное фырканье. Малфой прищурился, разглядывая Гермиону. Она сидела на трибунах, нахохлившись, словно замёрзшая птичка. Драко был почти уверен: Грейнджер пришла специально для того, чтобы испытать его нервы и не дать забыть о случившемся. Её настырность удивляла, и всё же он почему-то не ощущал злости и раздражения.

— Как непредсказуема жизнь, — послышалось справа, и поток ветра растрепал его волосы. — Вчера враги, а сегодня…

В тоне Уизли сквозило нечто среднее между презрением, восхищением и любопытством. Зависнув рядом с ним, она кивнула в сторону Гермионы и многозначительно приподняла брови.

— Что? — Драко, ушедший в свои мысли, едва ли понимал, о чём идет речь.

— Она тебе нравится? — голос Джинни вдруг стал матерински-суровым, и она напомнила ему Молли — вечно хлопочущую о благополучии своей семьи наседку.

— Что? — повторил Малфой, постепенно начиная ощущать себя умственно отсталым. Он так давно не размышлял о чём-то настолько легкомысленном, приземлённом и обычном для людей его возраста, как симпатия к девчонкам, что совсем не подумал, как могло выглядеть его присутствие в комнате Грейнджер рано утром. Осознание заставило Драко неловко прочистить горло, и Джинни сощурила глаза, подозревая его в увиливании.

— Видимо, ты действительно изменился, раз Гермиона обратила на тебя внимание. Будь ты тем же заносчивым болваном, она бы даже не посмотрела в твою сторону! — назидательно произнесла Уизли.

Драко не ответил и лишь улыбнулся: если бы подруга Грейнджер знала, чем на самом продиктован её интерес, то не стала бы так рьяно защищать высокие моральные принципы Гермионы. Пора было заканчивать этот ужасно глупый разговор. Малфой повернулся и пересёкся с Джинни спокойным взглядом.

— Мы с ней вполне хорошо ладим.

Зрачки Уизли дрогнули, внезапно увеличиваясь. Она нахмурилась, ощущая, как былые сомнения постепенно испаряются, и почувствовала себя неловко. Джинни подумала о том, что Малфой говорил совершенно искренне и что не было ни одной причины не доверять ему. Эти ясные, кристально чистые глаза не могли врать, и, поведя плечами, Уизли отвернулась.

— Ладно, — пробормотала она себе под нос и, покрепче ухватившись за метлу, рванула вперёд.

Драко посмотрел ей вслед, чувствуя, как усиливаются потоки ветра, колеблющие метлу в воздухе. Свежесть стылого воздуха возвращала к жизни, заставляла кровь течь по венам с утроенной силой. В небе Драко чувствовал себя свободным. Он ощущал ветер и, казалось, порой мог прикоснуться к невидимым потокам ладонью и даже заговорить с ними. Они наверняка были способны рассказать тысячи историй о чудесных местах, откуда прилетели, и Малфой завидовал ветру как абсолюту свободы, неподвластному ни времени, ни старению, ни людям, стремящимся накинуть силки на всё сущее.

Да, всё было значительно проще здесь, на высоте нескольких ярдов. Мысль о том, что возвращение на землю так или иначе вернёт ему необходимость взаимодействовать с людьми, удручала. Не утешало даже то, что общение с некоторых пор давалось ему легче.

Он осознал свои способности к внушению совсем недавно. Сперва это получалось неосознанно: Драко начал замечать, что ему стали верить. Он помнил, как в груди теплилась радость: его не ненавидели, не презирали как предателя и пожирателя смерти, он получил прощение. Малфой блаженствовал, уповая на справедливость мира, но затем всё чаще начал замечать то, как менялись люди в его присутствии: взгляды неизбежно притягивались к изменившимся телу и лицу, а при разговоре их глаза казались опьяненными. И порой даже те, кто раньше откровенно кривился при виде Драко, стали к нему терпимее и словно прониклись симпатией.

Он невольно обратил взгляд к Грейнджер, впервые с начала учебного года оказавшейся на тренировке по квиддичу. Она ёжилась от холода, но продолжала сидеть, наблюдая за полем. Малфой не знал, чего она в действительности добивалась, и поэтому, не сумев заглушить свой интерес, направил метлу в направлении трибун.

— Не знал, что ты фанатка квиддича.

Гермиона наблюдала за его приближением около половины минуты, но все равно вздрогнула от звука голоса. Она ни за что бы не призналась ни Джинни, ни уж тем более себе, что квиддичная экипировка смотрелась на нём совершенно сногсшибательно.

— Джинни заставила меня прийти.

— Ей понадобилась группа поддержки? — Драко наклонил голову, лукаво улыбаясь.

— Нет, — огрызнулась Гермиона, сильнее запахивая на шее шарф, под которым находился кулон. Страх лишиться оберега медленно запускал когти в сердце. — Она как твоя искренняя фанатка решила, что мне обязательно нужно посмотреть на то, как ты чудесно летаешь.

— О, — Драко изумленно изогнул брови. — Я думал, она злится на меня.

— Одно другому не мешает. Возможно, я смогу пресечь её парадоксальное восхищение тобой, подарив лунный камень.

— Это твой план противостояния? — Драко тихо рассмеялся, и Гермиона ощутила, как по её коже расползаются мурашки взволнованности. — Но ты не сможешь одарить талисманами весь Хогвартс.

— Может быть, это станет моей целью на следующий год, — фыркнула она, небрежно складывая листы и убирая их в сумку. — По крайней мере, это более занимательно, чем изучение органов низших существ.

— О, — он цокнул языком, позволяя себе слабую улыбку. — Я интересен тебе больше, Грейнджер? С какой именно части моего тела ты начала бы изучение?

Гермиона постаралась не выдать внезапно вспыхнувших возмущения и смущения.

— Имей в виду: ты причиняешь мне больше боли, когда дразнишь невозможностью исследовать твои особенности, а не когда отпускаешь глупые двусмысленные шуточки.

— И всё же… — он прикусил губу. — Если бы возможность всё же представилась, ты смогла бы составить какой-нибудь план?

— О, — Грейнджер едва не подпрыгнула на месте. — Ты это серьёзно?

Малфой отвел взгляд и пожал плечами, давая не вполне ясный, но достаточный для Гермионы ответ. Она воодушевленно вздохнула, и губы против воли расползлись в глупую вдохновлённую улыбку.

— Да, — она поднялась с трибуны, разминая конечности. — Конечно, я его составлю.

Драко молча кивнул и оглянулся на капитана, уже отдающего новеньким поручение убирать снаряды.

— Мне понадобится двадцать минут, чтобы привести себя в порядок после тренировки.

— Хочешь начать сегодня? — Гермиона сглотнула, ощущая внутри нарастающую панику.

— Ты не готова?

— Нет! — Грейнджер мотнула головой и тут же испуганно продолжила: — В смысле, готова. Да, абсолютно точно.

— Хорошо, — Малфой чуть пригнулся к метле, собираясь вернуться на поле. — Тогда встретимся у западного выхода, — и, не растрачивая времени на другие объяснения, сорвался с места, обдав Гермиону потоком свежего воздуха.

* * *

Они медленно шли вдоль стен Хогвартса около пяти минут с тех пор, как Драко, переодевшись и приведя себя в порядок, вышел из замка. Гермиона не решалась начать разговор: мысли путались, миллион вопросов вспыхивал в голове практически одновременно. Но молчание с каждой секундой становилось всё более тягостным, поэтому Грейнджер глубоко вдохнула и выпалила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — быстро ответил он, словно был готов к вопросу. — За прошедшие сутки пришлось пить зелье всего три раза, а не пять, как обычно.

— Неужели можно употреблять столько обезболивающего? — ужаснулась Грейнджер, округляя глаза.

— Я принимаю его уже около четырёх месяцев. Постепенно возникло привыкание, и дозу пришлось увеличить. Опережая твои замечания: я прекрасно знаю, чем грозит злоупотребление зельем, но выбирая между остановкой сердца и болью, сравнимой с переломом всех костей и разрывом всех мышц одновременно, я всё же отдаю предпочтение первому, — мрачно проговорил он, стараясь выглядеть так, словно это его вовсе не заботит, но Гермиона заметила, как страх промелькнул в глазах Драко и тут же исчез, надежно укрываемый пеленой напускного безразличия.

— Мы должны найти другие способы справляться с болью. Возможно, холодные ванны могут помочь? — Грейнджер закусила губу, усиленно размышляя, и Малфой отвернулся, ощущая странное тепло в груди от этого «мы». Он заставлял себя не обращать на это внимания; забота Гермионы была продиктована лишь исследовательским интересом, и Драко умолял своё оголодавшее по человеческому теплу существо не принимать это за нечто иное.

— Что ж, да… — невпопад пробормотал он. — Может быть.

Снова наступило неловкое молчание, и некоторое время они шли, слушая шелест опавших листьев под ногами и не произнося ни слова. Бледнеющее осеннее солнце слабо согревало их лица и руки, бросая причудливые охровые блики на стены замка.

Осенью Хогвартс казался ещё более старым и ветхим, но вместе с тем уютным. Гермиона взглянула на небо: там, печально выкрикивая прощальные осенние песни, парили не улетевшие ещё в теплые края птицы. Все вокруг дышало засыпающей красотой, и Гермиона невольно перевела взгляд на профиль Драко. Даже если он испытывал боль, это было незаметно по безупречной сияющей коже и невозмутимому изгибу губ. Грейнджер ощутила, что против воли задерживает дыхание: на контрасте с умирающей природой Малфой казался воплощением весны, жизни и всего прекрасного, что когда-либо существовало на земле, и чем дольше она смотрела, тем сложнее было заставить себя отвести взгляд.

— Ты хочешь о чём-то спросить? — проговорил он, не поворачивая головы. Грейнджер моргнула и наконец смогла отвлечься от рассматривания четко очерченных линий скул, носа и подбородка.

— Да, я… — Гермиона перевела дыхание и постаралась собраться с мыслями: — Когда это началось?

Драко поджал губы и некоторое время молчал, словно подбирая слова. Гермиона уже успела пожалеть о том, что она спросила, но прежде чем она успела сказать об этом вслух, Малфой заговорил:

— Всё началось с того дня, когда я провалил задание Волдеморта. Снейп убил Дамблдора, хотя это должен был сделать я. А Тёмный лорд не поощрял самодеятельность, — голос Малфоя дрогнул; ужас прошлого захватил его с головой, снова погружая в состояние, близкое к панической атаке, но Драко попытался успокоиться и наконец взглянул на Гермиону. Она выглядела напуганной и встревоженной, но её близость всё равно ощущалась как поддержка в этом непростом рассказе. — Я должен был умереть. Знаешь, — он стиснул зубы, — моим родителям объявили это за ужином. Наверное, где-то между вторым и десертом. Мама… — Драко осекся, замолчав, и около минуты не мог снова собраться с мыслями. — Всё могло закончится могильной плитой с моим именем в нашем фамильном склепе, но Снейп… Снейп нашёл выход. Он хорошо знал слабости Волдеморта, и так же хорошо знал то, что моя семья пойдет на всё, лишь бы сохранить мне жизнь. Отец был готов согласиться на любые условия.

Когда между ними вновь повисло молчание, Гермиона, не в силах больше наблюдать за тем, как кривятся от горечи его губы, тихо проговорила:

— Если ты не готов, необязательно…

— Нет, — неожиданно жестко оборвал он и заметил, как плечи Грейнджер вздрогнули. — Ты должна знать. Может быть, тогда нам удастся найти выход.

Гермиона кивнула. Они приближались к пустующей сторожке Хагрида, решившего отправиться в путешествие на родину. В течение лета её смогли восстановить после пожара, устроенного пожирателями. Она взглянула на Драко, и острая жалость и потребность сделать для него что-то доброе заставили её неловко кашлянуть.

— Ты знаешь, мы с мальчиками раньше часто заходили сюда, — осторожно произнесла Грейнджер и кивнула головой на приземистое здание. — Пили чай и болтали о всяком…

Малфой непонимающе сощурил глаза.

— Не хочешь зайти? — она будто бы безразлично пожала плечами. — Я знаю отпирающее заклинание: Хагрид просил меня позаботиться о его пурпурных канарейках, пока он находится в отъезде. Мы могли бы… Могли бы зайти и немного согреться. На улице холодает, — с каждой секундой её речь становилась всё более сбивчивой. — У Хагрида есть отличный сбор трав для чая. Может быть, ты хотел бы…

— Да, — внезапно согласился он, и Гермиона не смогла сдержать глуповатой улыбки. Она скучала по прежним посиделкам с Гарри и Роном, и ей отчаянно хотелось ощутить уют вечерней хижины Хагрида снова. Кивнув, Грейнджер поспешно зашагала по дорожке, усыпанной гравием, к хижине. Драко молча последовал за ней.

Уже через несколько минут они оказались в сухой округлой комнате, пахнущей свежей древесиной заново выстланного пола. Скудная мебель придавала помещению запустелый вид, и единственным признаком присутствия здесь жизни была стоящая на столе большая клетка с канарейками.

— Я их кормила сегодня утром, — зачем-то пояснила Гермиона, открывая шкафчики с кухонной утварью. Она поспешно достала две широкие чашки и глиняный заварочный чайник. — Присаживайся.

Осмотревшись, Драко осторожно опустился на скрипучий стул и взглянул на маленьких птиц, пёрышки которых переливались закатными оттенками. В ответ на него уставился десяток маленьких глаз-бусин.

— Почему не отпустить их на свободу?

— Птенцы остались без матери. Крылья ещё не окрепли, и они ещё не научились добывать пропитание самостоятельно, — мимоходом ответила Гермиона, подогревая воду и наполняя чайник травами. Драко нахмурился, глядя, как крошечные птички легко прыгают по большой клетке, от скуки чистя свои пёрышки. — Хагрид сказал, что выпустит их ближе к весне, когда они наберутся сил.

Наконец она, завершив с заваркой, отлевитировала всё на стол и опустилась на стул напротив.

— Я должен продолжить, — сказал он, наблюдая за тем, как Гермиона наливает чай. Напряженно сглотнув, она кивнула и придвинула к нему кружку.

— Душица, Грейнджер? — он улыбнулся, когда до обоняния донёсся горьковатый травянистый запах.

— Она успокаивает и может работать как… жаропонижающее.

Гермиона смущенно потупила глаза, раздумывая над тем, не переходит ли она черту. Но Драко лишь усмехнулся и, сделав глоток, отставил кружку прочь.

— Оказалось, что линия моей семьи не такая уж чистокровная. Вопреки всем заявлениям и опровержениям моих предков… — криво улыбнувшись, Драко продолжил: — Много поколений подряд Малфои заключали близкородственные браки, чтобы сохранить наследство и чистую магию — что бы под ней ни подразумевалось — в семье. Они поняли свою ошибку позже. Дети, рожденные от этих союзов, в лучшем случае оказывались сквибами, а в худшем рождались мёртвыми или не доживали до года. Малфоям нужна была новая кровь, которая могла бы поддержать магическое могущество.

— И они решили смешать её с кровью вейл? — прошептала Гермиона, когда он замолчал.

— Именно так, — Драко откинулся на спинку стула. — Мы с тобой, очевидно, не знаем и половины, но ясно одно: вейлы — сильные и могущественные существа. Помимо магии они владеют другими способностями, которые возвышают их над обычными волшебниками. Что до моей семьи… Ходят слухи, что один из моих предков выкрал вейлу и принудил её… — гладкий поток речи прервался. Малфой растерянно посмотрел на Грейнджер, словно она могла избавить его от необходимости договаривать. Но Гермиона напряженно ожидала. — Принудил к союзу. Но, конечно, Малфои не могли допустить появления в роду других вейл. Поэтому они прибегли к проклятью, которое не позволило их потомкам рождать в браках детей женского пола.

Грейнджер изумленно приоткрыла рот, совершенно забывая про свой чай.

— Иными словами, подобный мезальянс решил проблему. Гены вейлы, хоть и не проявлялись ввиду отсутствия представителей женского пола, всё же переходили из поколения в поколение. Они обеспечивали рождение здоровых и сильных детей.

— Но как это влияет на наследников мужского пола? Им не могли передаваться способности! — Гермиона напряженно нахмурилась, стараясь проследить связь.

— Кровь вейлы сильна, и неважно, кто её сосуд. Для того, чтобы нести подобные гены, волшебник должен быть сильным и выносливым, и кровь поддерживает его и питает, потому что однажды должна проснуться в потомке женского пола, — терпеливо объяснил Драко. Он покосился на чай и сделал ещё один неуверенный глоток. — За последние пятьсот лет в семье не родилось ни одного сквиба. Малфои из года в год укрепляли свои позиции благодаря сильным и способным потомкам… даже несмотря на то, что кузены продолжали жениться на кузинах.

— Вот как… — выдохнула Грейнджер, рассеянно отводя взгляд. — Но почему гены проснулись… в тебе?

Малфой помрачнел. Его лицо отразило тревогу и непроходящую боль. Он закрыл глаза и откинул голову, прислонив затылок к стене. Кадык на его шее нервно дернулся, когда он продолжил свой рассказ:

— Вейлы не участвовали в войне, хотя Волдеморт делал многое для того, чтобы привлечь их на свою сторону. Насколько мне известно, он даже смог найти место их обитания, но на этом почему-то остановился. Было ясно лишь то, что они отказали Тёмному лорду, и он оставил их в покое. Как тебе, а? — Драко хмыкнул, едва приоткрыв глаза. — Больше похоже на бред: остаться в живых, отказав Волдеморту! Что ж… Я на чудо не рассчитывал и прекрасно знал, что за ослушанием последует наказание. Как я уже сказал, Волдеморт был очень заинтересован вейлами и в частности их кровью, которую, по-видимому, планировал использовать в некоторых обрядах. Проблема была в одном: у него не было ни одной вейлы. И он решил её… создать.

— Как? — Гермиона в ужасе распахнула глаза, стискивая пальцами край стола. Драко немного помолчал, прежде чем ответить.

— Ты наверняка знаешь, что гены просыпаются не в каждой внучке или даже правнучке вейлы. В некотором роде это лотерея. Девочка может иметь впечатляющие способности и быть до безумия очаровательной, но это не делает её вейлой в прямом значении этого слова. Некоторые семьи смирялись; некоторым было попросту всё равно. Но единицы пытались пробудить ген различными способами. К счастью Волдеморта и моих родителей, Снейп знал эти способы.

— О чём ты говоришь? — голос Гермионы дрожал. Она никогда не подозревала о том, что творилось на противоположной стороне. Насколько бы сильно Гермиона ни ненавидела пожирателей, она и представить не могла, что под их уродливыми масками скрывалось столько ужаса и жестокости.

— Древнее зелье-стимулятор, «flamma vocat⁽¹⁾», — коротко бросил Драко, чувствуя, как сводит от напряжения челюсть. — Обычно его давали девочкам, у которых по достижении пятилетнего возраста не проявлялись признаки вейлы. Зелье позволяло их генам пробудиться, и чем раньше ребенок начинал его принимать, тем удачнее проходил процесс перехода. Но даже в этом случае, — Малфой медленно повернул голову, встречая её открытый сострадательный взгляд, — выживала не каждая. Видишь ли, Грейнджер... После приема зелья запускается процесс преображения организма: мышцы, скелет, мягкие ткани растут и видоизменяются, готовя ребенка к полному обращению. Даже при том, что детские кости более пластичны, процесс превращения невыносимо болезненный и часто заканчивается смертью от шока или внутреннего кровотечения.

— Почему это происходит?

— Если девочка не проявилась как вейла — значит, её тело и магия не настолько сильны, чтобы принять ген. Насколько я понял из весьма скудных объяснений Снейпа, такой потенциал определяется ещё на стадии формирования плода. Иными словами, истинная вейла уже рождается с определенными особенностями, хотя они и могут «дремать» до некоторого времени. Когда гены пробуждают насильно, тело претерпевает изменения против своей природы, и далеко не всегда способно это выдержать. Именно поэтому зелье стараются давать как можно раньше. А теперь представь, Грейнджер: когда я начал принимать «flamma vocat», мне было семнадцать.

— Это абсурд! — гневно выпалила Гермиона. — Почему они решили, что зелье сработает на тебе? Не поверю, что Снейп был настолько глуп!

— На самом деле, никто не знал, что произойдет. Я в любом случае был смертником, и Волдеморт позволил Снейпу провести этот эксперимент. Если бы он удался — о, Волдеморт очень на это надеялся, — в армии пожирателей появился бы превосходный боец. Если нет — что ж… — Малфой покачал головой и коротко выдохнул. — Не беда: одним бесполезным Малфоем меньше.

— Но разве нельзя было… — Грейнджер рассеянно смотрела на свои подрагивающие руки. — Разве нельзя было найти другой выход или, по крайней мере, давать тебе плацебо?

Драко мрачно рассмеялся, качая головой.

— Тёмный лорд пристально наблюдал за процессом. Если бы выяснилось, что мне дают пустышку, могли умереть мои родители и сам Снейп… А ты знаешь, как велика была его роль. Поэтому всё, что нам оставалось — это надеяться на чудо. Волдеморт оставил бы мне жизнь только в том случае, если бы эксперимент удался. Поэтому Снейп делал всё, что мог. Мой язык онемел от количества тех укрепляющих и гормональных зелий, которыми меня пичкали изо дня в день. Всё слилось в один бесконечный поток горечи, и я почти перестал есть и спать. Состояние истерии сменялось глубокой апатией: я боялся и возможных изменений, и того, что они всё никак не наступали. Каждый день в поместье вершились казни, на которых я был обязан присутствовать в качестве свидетеля. И всякий раз после того, как изуродованное тело падало на пол, Волдеморт пристально смотрел на меня до тех пор, пока я не начинал позорно трястись под этим взглядом.

— В этом нет ничего позорного! — воинственно сдвинув брови на переносице, выпалила Грейнджер. — Чудо, что ты остался в своём уме после такого ужаса.

Малфой неопределенно пожал плечами, словно сомневался в том, что она сказала.

— И тем не менее изменений не было. Ходили слухи, что уже определен день моей смерти. Все готовились к худшему, и мама… — Драко снова запнулся и закрыл глаза, пытаясь не показать Грейнджер, насколько больно ему было произносить эти слова. — Мама не выдержала.

— Что с ней…

— Давай договоримся, Грейнджер: в день по одной неприятной теме, — резко прервал он, и Гермиона замолчала. Около минуты они сидели в тишине. — К моему счастью, Поттер не оставил Волдеморту достаточно времени на казни. Всё завертелось, и некоторое время пожирателям было не до меня. А потом… — наконец Драко открыл глаза; его взгляд снова был беспристрастным и ясным. — Потом Тёмный лорд потерпел поражение, а всё остальное ты прекрасно знаешь без меня.

— Но когда ты почувствовал изменения?

— В первый месяц в Азкабане, хотя понял не сразу. Меня тошнило круглыми стуками, я не мог выпить даже воды. Сперва я думал, что это происходит из-за нервного истощения и того отвратительного варева, которое нам выдавали два раза в день. Но когда меня показали целителю, оказалось, что я прибавил в весе вопреки почти голодному существованию. Они решили, что я притворяюсь, и на меня махнули рукой. Затем началась мигрень. Меня знобило, голова болела так, словно мозг преобразился в кипящее варево. Некоторое время я пытался терпеть, потому что служители Азкабана очень не любили тех, кто доставлял им слишком много хлопот. А потом я начал непрерывно кричать и метаться по камере, хотя плохо это помню. Мне казалось, что я веду себя достаточно тихо, однако уже через полдня меня поместили в комнату смирения.

— Что это… такое?

— Место для проблемных заключенных… или средство наказания за проступки, — Драко смотрел в пространство, погружаясь в картины недалёкого прошлого. — Пустая изолированная комната без единого окна или источника света. Настолько узкая, что в ней нельзя развести руки в ширину, не столкнувшись со стенами. Низкий потолок, грязные стены и пол, усыпанный мелкими камнями, которые впиваются в тело, когда ложишься, обессилев от часов на ногах. Она полностью звукоизолирована, поэтому в течение суток никто не слышал моей агонии. В противном случае, может быть, нашёлся бы кто-то с человечностью чуть большей, чем у дементора, и переместил меня в тюремный лазарет, — Драко продолжал говорить, не глядя в сторону Грейнджер, хотя краем зрения заметил, что она была подозрительно неподвижна. — Как ни странно, меня спас отец. Каким-то невообразимым способом он смог договориться с одним из служителей Азкабана. Что ж… — Малфой болезненно улыбнулся. — У всего есть цена, даже у совести и милосердия. Поэтому спустя сутки меня вынесли из комнаты смирения и отправили на обследование, если так можно назвать час на койке под присмотром старого полуслепого целителя. Он не смог сказать ничего вразумительного, только бесконечно хмурился и задумчиво хмыкал. В итоге меня накачали дозой обезболивающего и отправили обратно в камеру. Я почти не помню ничего из того, что происходило потом: всё тело горело, я не мог пошевелить даже пальцем, не испытав адской боли. Почти всё время спал из-за действия обезболивающего, а когда просыпался, снова начинал кричать. Всё это время отец плел свои интриги — слава Мерлину, ему это всегда удавалось хорошо, — и подготавливал почву к повторному слушанию. Когда спустя месяц меня, едва способного разговаривать и стоящего на ногах благодаря двум мракоборцам, доставили в зал Визенгамота, судьи не были многословными. Они признали меня пострадавшей стороной и оправдали, обязав при этом закончить обучение в Хогвартсе, — Малфой замолчал, сжав кулаки и стараясь не окунаться с головой в то унижение, которое он испытал на последнем суде. — Знаешь, почему меня освободили? — он нервно хмыкнул. — Они думали, что я умираю. Впрочем, это неудивительно, я и сам…

Драко наконец повернул голову и остановился на полуслове: Гермиона смотрела на него не мигая, и по её щекам, скользя к подбородку, стекали слёзы.

— Грейнджер, прекрати, — злобно выпалил он, опасаясь переплетения изумления и признательности в своей грудной клетке.

Гермиона быстро заморгала, вытерла слёзы краем рукава, стесняясь вышедших из-под контроля эмоций, и поспешно заговорила:

— Извини, просто я… — и резко поднялась, не в силах больше оставаться на месте. — Это чудовищно. Если бы я знала о том, что происходит…

— Что, Грейнджер? — он холодно усмехнулся. — Ты, может, и героиня войны, но не Мерлин всемогущий. Есть такие порядки, которые существовали столетия до нашего рождения и будут существовать после, и никто не в силах их изменить.

— Жестокость противоестественна человеческой природе.

— Брось, — он рассмеялся, вводя Грейнджер в ступор. — Жестокость — это жизненная необходимость, и всё дело лишь в том, на какой из сторон находишься ты сам. И если ты ни к кому не жестока, Грейнджер, — у меня для тебя плохие новости.

Гермиона покачала головой, стараясь справиться с приступом острого сочувствия, которое Драко наверняка посчитал бы оскорбительной жалостью.

— Когда вокруг столько зла, неудивительно, что остается вера лишь в него.

Драко покачал головой:

— Ты ведь помогаешь мне не из-за милосердия, — и прищурил глаза: — Хочешь сказать, использовать чужое горе в научных целях — не жестоко?

Грейнджер вспыхнула, вдруг ощутив себя злодейкой похуже Беллатрисы.

— То, что я занимаюсь исследованием, ещё не значит, что во мне нет сочувствия к твоей… ситуации.

— Не переживай, я не питаю иллюзий, — твёрдо произнёс он и поднялся, поправляя мантию. — У нас договор: я даю тебе материал, а ты помогаешь мне разобраться с этим состоянием. Всё честно, и ни к чему приплетать сюда ненужные сантименты.

— Малфой, я…

— На сегодня достаточно. В конце концов, тебе ещё нужно успеть записать всё, что я рассказал, — и широкими шагами направился к выходу.

Гермиона смотрела на то, как он удаляется, и не могла произнести ни слова. Шок и странное смятение сковали её тело, не давая нормально вдохнуть, и Грейнджер смогла опомниться лишь когда дверь сторожки захлопнулась.

Она рассеянно вздрогнула: пронзительно закричали, хлопая крыльями и задевая ими прутья клетки, пурпурные канарейки.

1) (лат.) пламя зовёт

Вернуться к тексту