Утёс (гет)

Аурум был преуспевающим гоблином и за всё время практики сталкивался со многим. Он выигрывал дела, которые другим казались провальными, отсуживал тонны золота по затерявшемуся несколько веков назад завещанию, преумножал такие богатства, которые уже достигли даже неприличных пределов, однако прежде он никогда не встречал Гермиону Грейнджер лично и даже представить не мог, сколько возмущения у неё способно вызвать предполагаемое наследство.

— Ты не можешь говорить это всерьёз, — она сердито нахмурилась, всё ещё полагая, что волеизъявление Малфоя — всего лишь дурная шутка.

— Вовсе нет, — он казался невозмутимым, хотя плечи были напряжены, а губы сжаты до побеления. — Аурум, приготовь воск для оттиска.

— Это нелепость! — воскликнула Гермиона, наблюдая за тем, как тот неловко выполняет приказ Малфоя. Сняв с пальца кольцо с печаткой, Драко вжал его в воск и удовлетворенно кивнул гоблину. — С чего ты вообще решил, что мне нужно твоё наследство?

— Мисс… Грейнджер, — Аурум осторожно придвинул пергамент к Гермионе. — Необходима ваша подпись.

Она демонстративно сложила руки на груди и гневно уставилась на Драко. Тот, устало вздохнув, тихо попросил:

— Аурум, не оставишь нас на несколько минут?

Гоблин нахмурился и комично замялся: впервые за почти пятьдесят лет практики его выдворяли из собственного кабинета, и он наверняка воспротивился бы вслух, если бы не короткий холодный взгляд молодого Малфоя. Вздохнув, Аурум пошаркал к выходу и, бурча под нос что-то неразборчивое, скрылся за дверью.

— Я ни за что…

— Послушай меня, Грейнджер, — прервал он. — На данный момент я единственный из Малфоев, обладающий правом распоряжаться семейным наследством. У меня нет сестры, брата, жены или наследника, которые могли бы получить его в случае моей смерти.

— С чего ты взял, что умрёшь? — запальчиво выдохнула она, приподнимая брови. — Эта шкатулка — всего лишь глупое суеверие, и…

— Я сказал послушать, — нетерпеливая резкость его голоса заставила Гермиону замолчать. Она недовольно сжала губы и выжидающе приподняла подбородок. — Когда я умру, всё это, — Драко кивнул на папку, — по закону должно будет отойти Министерству. Но чёрта с два они что-то получат… — он прижал пергамент двумя пальцами и медленно переместил ближе к ней. — Мне дан шанс наконец-то поступить правильно. Ты единственная пожалела меня и попыталась помочь, рискуя возможностями. К тому же, эти сокровища уже ничего не значат для меня или для моей матери, а у отца, если он покинет Азкабан, останется достаточно собственных. Если ты не подпишешь это, стервятники из Министерства наверняка растащат всё до последнего кната, прикрываясь нуждами магической Великобритании. По крайней мере, в твоих руках эти проклятые деньги смогут принести пользу. Потратишь их на свои проекты или на ежедневную доставку кексов — мне всё равно.

— Но ты не умрёшь, — настойчиво повторила Гермиона, напряжённо всматриваясь в его лицо. — Ты обязательно женишься, у тебя будут дети! — она сжала ладони в кулаки и ужаснулась, когда он одарил её снисходительной улыбкой.

— Это было бы затруднительно, учитывая те несколько месяцев, что у меня осталось.

— Ты ошибаешься!

— Грейнджер, — Драко устало поморщился. — Давай сделаем так: если я умру, ты подпишешь это и воспользуешься завещанием, если нет — мы просто разорвём документ и забудем об этом.

Гермиона настороженно посмотрела на пергамент с уже застывшей печатью Малфоя и тяжело вздохнула. Вариант, предложенный им, вызывал отторжение и отвращение, но, по крайней мере, являлся хоть какой-то альтернативой. Драко смотрел на неё с немой просьбой.

— Очень скоро я уничтожу это без следа, — Грейнджер подняла перо и, поколебавшись, оставила напротив своего имени подпись. Невысохшие алые чернила некоторое время блестели, и Гермиона почему-то ощутила ужас, глядя на них.

— Отлично, — Драко расслабленно откинулся на спинку дивана. — Теперь подождём Норда. Он заверит документ, выдаст тебе копию, и тогда всё будет закончено.

* * *

Гермиона не хотела возвращаться в Малфой-мэнор, но Драко настоял, сказав, что ему необходимо сделать кое-что ещё напоследок. Они перемещались по территории поместья молча, словно их голоса могли потревожить покой вековых плит и призраков, ожидающих ночи в застенках и тёмных коридорах. Малфой выглядел поразительно умиротворённым, но в этом спокойствии было что-то жуткое и умирающее. Копия завещания, небрежно сложенная вчетверо, лежала в её сумочке и, как казалось Грейнджер, утяжеляла её втрое.

— Скоро стемнеет, нам нужно торопиться, — пробормотала Гермиона, поднимая глаза к оранжерее, около которой они остановились. В прошлый раз разглядывать построение было некогда, но теперь она внимательно осмотрела стёкла с играющими в них лучами тусклого солнца, колонны, увитые диким плющом, усыпанные осколками ступени и поняла, что некогда оранжерея наверняка была жемчужиной поместья.

— Это не займёт много времени, — отозвался Драко и ступил внутрь.

Несколько минут Гермиона не решалась войти за ним. Казалось, что Малфой искал уединения, и ей следовало бы быть тактичной, однако колючий ветер, треплющий полы её плаща, заставил Грейнджер поёжиться и быстро взобраться по ступеням.

Внутри было ненамного теплее, но, по крайней мере, здесь до окоченевших пальцев не могло добраться ледяное дыхание осени.

— Что ты делаешь? — Гермиона прищурилась, глядя на то, как он присаживается на корточки у одной из клумб. Драко вздохнул и взмахнул палочкой.

— Хочу привести это место в порядок хотя бы немного.

— Но ведь…

— Оно было важно для неё, — резко произнёс Драко и немного погодя тихо продолжил: — Норд проводит тебя. Камин будет открыт, и я вернусь в Хогвартс самостоятельно.

Гермиона замерла, чувствуя, как горечь его голоса оседает тяжестью в её грудной клетке. Она опустила голову, разглядывая сплетения диких корней. «Если что-то случится, если Драко Малфой причинит кому-либо вред и принесёт Хогвартсу проблемы, вся ответственность ляжет именно на вас, мисс Грейнджер. Раз уж таково ваше взбалмошное и совершенно абсурдное стремление, теперь вы отвечаете за него головой», — словно наяву произнёс голос директора, и Гермиона поёжилась. У неё не было никакого желания оставаться на территории поместья ещё хотя бы минуту, но бросать Малфоя здесь одного было плохой идеей.

— Я помогу тебе, — неуверенно выдохнула она, критично осматривая развалы, и язвительно добавила: — В знак нашей доброй дружбы.

Драко замер, склонившись над засохшими растениями, и Гермиона не увидела, как вздрогнули его плечи. Она принялась сгребать мусор, направляя его в сторону выхода, и опомнилась лишь когда тишина начала давить на сознание.

— А мы друзья? — его хриплый голос заставил Грейнджер резко повернуться. Драко поднялся и смотрел на неё, наклонив голову. Гермионе показалось, что этот взгляд снова принадлежал не ему, но презрение и гнев, застывшие в зрачках, доказывали обратное.

— Ты переписал на меня наследство, — она криво улыбнулась, пытаясь отшутиться. — Я сомневаюсь в определении нашего статуса.

Драко мазнул взглядом по её покрасневшей шее и поспешно отвернулся.

— У тебя куча друзей, Грейнджер, и ты уж точно не нуждаешься ещё в одном. Особенно в таком, как я.

— Разве есть установленный лимит? — она хмыкнула, рассеянно обрывая сухие стебли вьюнка с колонны. — И почему бы нам не быть друзьями?

Драко тихо рассмеялся, покачав головой:

— На это есть миллион причин.

— Просвети меня, — фыркнула она, — только давай без чуши про наше прошлое. Дети бывают жестоки. Ты обзывал меня, а я сломала тебе нос.

— А ещё я вступил в ряды обезумевших убийц, которые пытали подобных тебе, и ничего не сделал, когда моя тётка провела тебя через чистый ужас в этом доме. Вряд ли это можно считать детской шалостью, — он хмыкнул, подходя ближе. Несмотря на то, насколько страшными и разрушительными были те вещи, которые только что произнёс Малфой, в его глазах всё ещё теплилась надежда.

Гермиона отвернулась и некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Она посмотрела на погибшие растения под ногами и коротко выдохнула.

— На самом деле, жизнь похожа на эту оранжерею, — Грейнджер часто заморгала, пытаясь справиться со сдавливающим горло волнением. — Бывают моменты процветания и упадка… Но главное, что всегда остаётся возможность убрать мусор, залатать трещины и посеять что-то новое. Можно создать много прекрасного, если приложить усилия и определиться с тем, что ты хочешь взрастить.

— На это требуется время, — Драко покачал головой, почему-то избегая её взгляда. — А у меня его нет.

— Даже если так, — Грейнджер уверенно вздёрнула подбородок. — Будет хуже, если ты даже не попытаешься.

— Есть ещё кое-что, — сказал он, и Гермиона почувствовала, как пространство между ними резко похолодело.

— О чём ты?

— Причина, по которой мы вряд ли смогли бы стать приятелями, — Драко напряжённо сглотнул и отступил на шаг. — Ты смотришь на меня не как на своего друга, — тихо пояснил он.

Потемневший взгляд, обращённый к ней, был проницателен и опасен, как прицельно брошенный клинок. Гермиона испуганно сглотнула, но постаралась не выдать своей растерянности.

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — она рвано рассмеялась и тут же пожалела об этом. Грейнджер ненавидела себя за беспечность, с которой в течение дня пялилась на лицо Драко, периодически проваливаясь в инородное желание прикоснуться к нему.

— Я знаю, что ты боишься меня, — наконец договорил Малфой и отвернулся, пряча полный разочарования взгляд. — И правильно делаешь.

— Это не так, — Гермиона ощутила быстрое облегчение и упёрла руки в бока. — Нельзя бояться человека, который кормит тебя кексами.

Драко тихо усмехнулся, и они вновь замолчали, продолжая работу. Гермиона уничтожила остатки мусора и долго возилась со стёклами, накладывая на них восстанавливающее заклинание. Закончив с разноцветным витражом, Гермиона улыбнулась и замерла, разглядывая плоды своих трудов. В оранжерее стало чище и, кажется, светлее: уже клонящееся к западу солнце снисходительно обратило к ней свои лучи, и пёстрые блики расползались от цветных стёкол по полу.

— Малфой, посмотри… — Гермиона обернулась, чтобы похвастаться результатами своей работы, но застыла, оборвав фразу на полуслове.

Драко сидел на коленях перед небольшой округлой клумбой и, сосредоточенно сжав губы, колдовал над рыхлой землёй. Гермиона с изумлением пронаблюдала за тем, как из неё пробиваются крошечные зелёные росточки. Она тихо подошла ближе.

Стебли упруго поднимались ввысь и плавно покачивались; их стрельчатые верхушки медленно округлялись и бледнели, и вскоре Гермиона заметила, как они раскрываются, обнажая нежные белые лепестки.

— Это прекрасно, — прошептала она, присаживаясь на бортик клумбы поблизости, и Драко вздрогнул и опустил палочку. Куст белых лилий казался оплотом надежды посреди разрушения и грязи, и Грейнджер, глядя на него, ещё долго не могла вымолвить и слова.

— Семена остались в земле, поэтому удалось их прорастить, — Драко устало прикрыл глаза. — Это её любимые цветы.

Гермиона опустила голову, раздумывая над тем, был ли смысл спрашивать его о матери снова, но Драко заговорил быстрее, чем она решилась.

— Когда я начал принимать «flamma voсat», мама была рядом со мной круглыми сутками, помогала справляться вопреки предупреждениям Тёмного лорда. Он хотел, чтобы я выучил свой урок, если уж надеялся остаться в живых. Изоляция была его способом пытки… — Драко поднялся, отряхивая колени от земли, и опустился на бортик рядом с Гермионой. — Но в конце концов она перестала справляться. Отец потом рассказал мне о тех кошмарах, что с ней творились. Мама почти не ела и не спала, а по ночам часто бредила: вскакивала с постели и искала колыбель, словно возвращаясь в те дни, когда я был младенцем. И когда не находила, начинала биться в истерике…

Гермиона посмотрела на его ладонь, сжимающую рельефный выступ мрамора, и остановила свою руку в миллиметрах от его кожи.

— Отец опасался, что она вовсе лишится рассудка, и тогда Снейп посоветовал давать ей зелье забвения. Сначала небольшими порциями, чтобы успокоить нервное состояние. Оно отключало от реальности, и это помогало… некоторое время, — взгляд Драко дрогнул. — А затем дозы становились всё более значительными; без зелья она не могла ни спать, ни бодрствовать. Как только его действие прекращалось, ужасающая реальность снова наваливалась на мою мать такой тяжестью, которую она не могла вынести. А спустя день после того, как нам с отцом озвучили приговор, в Азкабан прилетел ворон с сообщением от нашего семейного адвоката. В нём говорилось, что моя мать попала в Мунго после сильной передозировки и находится в тяжелом состоянии.

Драко посмотрел на ладонь Грейнджер, замершую совсем рядом с его рукой, и судорожно вздохнул. Гермиона не заметила, как подалась к нему всем корпусом. Острое желание утешить его своими объятиями завладело всем её телом. Мысли навязчиво шептали о прикосновениях и мягких поцелуях, которые точно смогли бы развеять его печаль.

— Что с тобой? — Драко нахмурился, касаясь пальцами тыльной стороны её ладони. Грейнджер вздрогнула, ощущая, как это прикосновение распространяет по её телу короткие интенсивные импульсы, поджигая кровь и расплавляя кости. Навалилась тяжёлая слабость, и Гермиона в панике постаралась ухватиться за остатки трезвых мыслей. — Кажется, у тебя температура, — продолжал Малфой, и внезапный жар его ладони, прижавшейся к её лбу, заставил Гермиону обречённо застонать. — Ты не заболела?

Ей действительно стало слишком жарко, словно она вдруг оказалась под палящим солнцем. Одежда раздражала кожу, и Грейнджер потянулась к пуговицам на рубашке, чтобы немного ослабить давление воротника. Что-то внутри подначивало попросить Малфоя помочь разобраться с плащом и всем, что находилось под ним, но Гермиона сжала зубы и из последних сил отшатнулась.

— Всё в порядке, — вскочив на ноги, протараторила она. — Здесь немного душно, — и отвернулась, пряча алеющие щёки. Паника нахлынула вместе с осознанием: всё было куда хуже, чем Гермиона могла предположить. — Это неважно. Что сейчас с твоей матерью?

— Колдомедики не смогли определить с точностью. Она молчит и ни на что не реагирует. Легилименция показала, что мама потеряла большую часть воспоминаний, а всё, что осталось, заблокировано её подсознанием. Иными словами… — Драко поднялся, последний раз взглянул на цветы и тихо направился к выходу. — Её тело живо, но дух мёртв. От моей матери осталась лишь оболочка.

Гермиона молча следовала за ним. Миновав двери оранжереи, они медленно пошли по увядающему парку. Солнце уже не грело, и от земли поднимался холод, заставляющий Грейнджер зябко ёжиться.

— Мне очень жаль.

Драко обернулся и подарил ей слабую безрадостную улыбку.

— Ты посещал её с тех пор, как это случилось? — Гермиона ускорилась и поравнялась с ним.

— Нет, — Драко покачал головой. — Сперва я был в заключении, а потом… мне было страшно увидеть её такой, понимаешь? Я обещал себе навестить её каждую неделю, но всякий раз находил причины, чтобы этого не делать. Знаешь, Грейнджер, если я когда-то решусь… она даже не узнает меня, не скажет ни слова, — быстро заговорил он словно в оправдание. — Лекари говорят, что это навсегда.

— Иногда случается невозможное, — Гермиона пожала плечами и ободряюще улыбнулась, на что Драко только тихо хмыкнул, и натяжение его губ снова завладело её взглядом.

Грейнджер прочистила горло и вырвалась вперёд, мечтая как можно скорее добраться до камина, оказаться в Хогвартсе и закрыться в комнате до тех пор, пока она не найдёт способ избавиться от своего помешательства.

* * *

Это был самый худший план из тех, что когда-либо приходили в голову Гермионе Грейнджер, и она признавала это. Однако воспалённый из-за чрезмерно упорной работы мозг отказывался воспроизводить что-то ещё, а от отчаяния, порождаемого ежедневным желанием попросить Малфоя снова поцеловать её, хотелось сброситься с Астрономической башни.

Она долго размышляла над особенностями той связи, что между ними образовалась, и пришла к выводу, что, поскольку являлась проверенным и судя по всему качественным источником магии, чары вейлы принуждали её желать отдавать свои силы и, как следствие, жаждать нового поцелуя. Не было ни одной идеи, как незаметно разорвать эту связь, пока Гермиона не наткнулась взглядом на Падму Патил, отчаянно флиртующую с Драко в разгар занятия по зельеварению. Сперва Грейнджер мысленно скривилась: опыт Лаванды и Рона заставил её питать отвращение к публичным проявлениям влюблённости. Однако спустя несколько минут заигрывания Падмы навели её на очень шаткую и почти бездоказательную мысль. И вот, проведя ночь без сна и в сотый раз всё обдумав, Гермиона решилась.

— Прости? — Драко замер с метлой в руке почти на выходе из замка и уставился на Грейнджер, увязавшуюся за ним с одним крайне важным разговором, пока он шёл на тренировку. Её щёки раскраснелись от быстрого шага, но подбородок был воинственно вздёрнут вверх.

— Ты должен поцеловать кого-то ещё.

Малфой машинально оглянулся и, схватив Гермиону за предплечье, увёл в нишу между колоннами.

— Я услышал и в первый раз, — грубо отрезал он, возвышаясь над Грейнджер. Она лихорадочно облизнула губы и вжалась лопатками в холодную стену, стараясь быть как можно дальше от Драко. — Объясни, что за бред ты несёшь.

— Ты должен учиться контролировать свои… силы, — сглотнув, сбивчиво дополнила она.

— Тогда почему бы мне не сделать это с тобой, как в прошлый раз?

Гермиона почувствовала, как её коленки подгибаются от укола острого возбуждения, пронзившего тело. Мысль о том, что она сможет ещё раз покорно открыть рот, пока Малфой будет врезаться в неё всем телом, почти заставила Грейнджер согласиться на это. Она постаралась не выдать волнение, но на всякий случай прижалась ладонями к стене.

— В таком случае я не буду контролировать процесс и не смогу обеспечить свою и твою безопасность. Будет лучше, если я понаблюдаю со стороны.

— Да ты вуайеристка, Грейнджер? — он усмехнулся, отставляя метлу в сторону и складывая руки на груди. — То-то ты поджидала меня у раздевалки.

— Это ради науки! — вспыхнула она, смешно кривя губы. Драко заметил нервное движение её руки, когда она заправила прядь за ухо, и остановил взгляд на изгибе шеи.

— И кого же я должен поцеловать ради науки?

— Падму Патил, — с готовностью выпалила Грейнджер.

— Кажется, ты хорошо всё обдумала, — в его голосе послышалась небрежная надменность. — Но я больше не участвую в твоих безумных опытах, — он одарил её жёстким взглядом. — Хорошего дня, Грейнджер, — и уже собирался уйти, но тонкие пальцы сжались вокруг его запястья, останавливая.

— Ты не хочешь узнать о наследстве вейлы, не хочешь разбираться, почему в ту ночь у тебя появились клыки, и даже слышать не желаешь о каких-либо попытках узнать свои способности лучше! Тогда для чего тебе я, если всё, что мы делаем, — пьём чай и обсуждаем зелья?

Драко обескураженно застыл, глядя на её лицо, охваченное паникой. В последнее время он всё чаще замечал, что Грейнджер становилась иной в его присутствии: старалась держаться дальше, избегала взгляда и была поразительно немногословной. И всё это легко можно было бы объяснить обыкновенным страхом, если бы Малфой не видел, как краснеют её шея и щёки, когда он наклоняется ближе, или как сбивается дыхание, когда их взгляды всё же пересекаются.

Ему нравились тихие вечера, когда Грейнджер звала его в свою комнату и заставляла выслушивать новые догадки и предположения; нравилось угощать её чаем и сладостями, нравилось, что Норд называет её леди и искренне радуется, когда она что-то просит у него, заливаясь краской от неловкости. Но неизбежные разговоры о его сущности, клыках и других мерзких особенностях совершенно портили тишину последних, как полагал Драко, дней, и он старался уходить от этих тем, вызывая молчаливое до сегодняшнего дня осуждение Гермионы.

— Падма Патил, — мрачно повторил он, сощурив глаза.

— Всего раз, и потом мы… можем стереть ей память.

— Ты же в курсе, что это преступление? — если до этого его голос казался Гермионе холодным, то теперь она была в ужасе от ледяного презрения, сквозившего в нём.

— Ну, — Грейнджер стоически выдержала тяжесть его взгляда, — всегда приходится чем-то жертвовать.

Гермиона знала, что должна была избавиться от зависимости, и если был шанс «перенаправить» интерес вейлы, то она была вынуждена воспользоваться им. Грейнджер надеялась, что после того, как вейла обнаружит ещё один источник, её тяга к Малфою пропадёт или, по крайней мере, уменьшится настолько, чтобы они могли спокойно проводить время за совместным исследованием.

План был так же надёжен и безопасен, как зелье веритасерума, сваренное первокурсником, но Гермиона заставляла себя верить. Временами ей в голову приходила мысль о том, что необходимо всё рассказать Драко и попытаться решить эту проблему вместе, но что-то подсказывало: вейла, набирающая силы в его теле, уже обо всём знала. Один Мерлин знал, что могло случиться, если бы Гермиона рассказала про своё влечение.

— Отлично, — грубо бросил он и шагнул из ниши. — Я сообщу, когда буду готов. Возьми с собой перо и бумагу. Наверняка тебе захочется всё подробно записать.

Гермиона сжалась, смотря на его широкую спину и напряжённые плечи, и обхватила себя руками, вдруг ощутив странный озноб.

* * *

Северный коридор ещё не успели отреставрировать, и поэтому здесь было мрачно, сыро и пыльно. Гермиона медленно продвигалась вперёд, ёжась от неприязни, но всё же признавая, что заброшенный коридор подходил для проведения экспериментов подобного рода. Утром Грейнджер получила от Драко краткую записку о времени и месте, где она должна была спрятаться, и ей оставалось только следовать инструкциям, что было странно, учитывая её обычно главенствующую позицию в их исследовании.

Недовольно заглянув за пыльный гобелен, прикрывающий полуразрушенную нишу в стене, Гермиона неловко нырнула под него. От пыли захотелось громко чихнуть, но Грейнджер удержалась, заслышав шум в конце коридора.

— Что мы здесь делаем?

Гермиона узнала голос Падмы и напряглась всем телом. Шаги приближались.

— Мне хотелось сказать тебе кое-что… наедине, — Малфой звучал столь неуверенно, что Гермиона испытала страх за удачность их эксперимента.

— О, — взволнованно выдохнула Патил, останавливаясь прямо напротив гобелена. — На самом деле, я тоже хотела признаться…

— Падма… — прервал Драко упавшим голосом. Гермиона гневно вскинула брови и осторожно отодвинула край гобелена. Она собиралась подать ему воодушевляющие знаки, но замерла, увидев две фигуры, находящиеся в почти интимной близости друг от друга.

Грейнджер пораженно моргнула, не понимая, почему её уверенность, взращиваемая несколько дней, так легко пошатнулась. Гермиона убеждала себя в том, что должна оставаться в сознании, находясь рядом с Драко, чтобы помочь ему, а для этого был необходим поцелуй. Ей удалось свыкнуться с мыслью, что подобные кардинальные меры неизбежны, но теперь, когда Падма замерла перед Малфоем с полной готовностью дать ему всё, что он пожелает, прежние убеждения уже не казались столь надёжными.

— Ты очень красива, — выдавил Малфой, касаясь запястья девушки кончиками пальцев.

Гермиона подумала, что смогла бы признаться Патил в симпатии более правдоподобно, чем он.

— Мерлин, я словно во сне, — проговорила она так тихо, что Грейнджер едва смогла понять смысл слов. Затаив дыхание, она наблюдала за тем, как пространство между их телами начало неумолимо сокращаться. — Драко… — Падма коснулась его локтя.

Малфой поморщился, ощутив слабое силовое поле. Энергия, которую он поглощал, касаясь Гермионы, была так сильна, что жалила его, но в случае с Патил всё было совсем по-другому. Драко признавал: в ней тоже клубились силы, но они были подобны мягким податливым волнам, принимающим ту форму, которую он захотел бы придать. Они подстраивались и нежно обволакивали, вызывая ощущение комфорта, но были так слабы, что не решались проникнуть сквозь него. Малфой не знал наверняка, что будет, если он поцелует Падму. Возможно, эта энергия потекла бы по его венам, но он не был уверен, что ей удастся так же заполнить каждую клеточку его тела, оживляя и восстанавливая.

— Ты прекрасен, — глаза Патил полнились восхищением и предвкушением.

Было видно, что она готова подчиниться любому его желанию. Ладонь, едва касающаяся её талии, дрогнула и сжалась. Он тяжело сглотнул и наклонил голову, заметив, что девушка тянется к нему всем телом, приподнимая подбородок. Драко собирался закрыть глаза, чтобы абстрагироваться от происходящего, но внезапно замер: почти прозрачное голубоватое сияние, похожее на дым, поднялось над грудной клеткой Падмы и поползло вверх. Драко попытался прикоснуться к нему, положив ладонь на её шею. Под пальцами ощущались те самые тёплые волны, которые он распознал ещё до того, как увидел их свечение.

Зрелище на некоторое время заворожило его, но когда Драко поднял глаза на просвет между стеной и гобеленом, весь мир на секунду остановился, а потом завертелся с утроенной скоростью, словно внезапно изменилось течение времени и сдвинулись полюса. Лихорадочно блестящий взгляд Грейнджер, устремлённый на него из темноты, выбил из головы все мысли.

Гермиона не сдержалась и шумно вдохнула, прижимая ладонь к груди: внутри растекалась жгучая смесь из обиды и ярости, и Грейнджер не могла определить источник этих ощущений. Она посмотрела на лицо Патил и губы Драко, замершие почти над её подбородком, и испытала нечто близкое к ужасу. Гермиона уже не думала ни о чём, кроме того, как неправильно было позволять ему целовать другую, когда она — и только она — достойна была касаться его, принимать его язык и толкаться навстречу, заставляя Драко издавать те низкие звуки, от которых поджимались пальцы на ногах, а низ живота сводило судорогой. Грейнджер могла представить как наяву его шумное дыхание, могла вспомнить настойчивость рук, сжимающих её грудную клетку, и уже не сомневалась: всё, что происходило между ними в тот вечер в библиотеке, было правильно.

Она шагнула из-за гобелена, не беспокоясь о том, что подумает Падма, обнаружив её. Драко распахнул глаза, и Гермиона не смогла объяснить свою радость в тот момент, когда он отстранился от Патил.

— Прости, — сказал Малфой, не глядя на обескураженно замершую девушку. — Это была ошибка.

Падма хватанула ртом воздух, съёживаясь и горбясь от унижения, и бросилась прочь, нарушая гробовую тишину северного коридора надрывистыми всхлипами. Гермиона должна была быть благодарна удаче: Патил ни разу не обернулась, слишком озабоченная своим горем.

— Что это значит, Грейнджер? — он мягко ступил вперёд, обходя её сбоку, словно хищник, кружащий над своей добычей. — Почему ты так на меня смотрела?

— Я не понимаю… — она в панике всхлипнула, когда цепкие пальцы опустились на её плечо, осторожно, но крепко сжимая.

— Если не умеешь врать, лучше даже не начинать, — низко проговорил он. — Думаешь, я не заметил, как изменилось твоё поведение после нашего поцелуя?

Малфой замер за спиной, и его дыхание приблизилось, опаляя нежную кожу под мочкой уха. Пальцы соскользнули с плеча и плавно переместились к позвонкам на шее, ощупывая и словно проверяя на прочность. Его тело, такое горячее, что она ощущала жар даже через одежду, вдруг оказалось слишком близко.

— Зачем тебе нужно было, чтобы я поцеловал Патил, когда мы оба знаем, чего ты хочешь на самом деле?

— Это не…

— Не надо, Грейнджер. Ты отвратительная лгунья, — его пальцы поползли вверх, зарываясь в её волосы, и Гермиона послушно откинула голову, ощущая, как он натягивает локоны. Она едва нашла в себе силы покоситься на Драко: радужки снова полыхали, а челюсти были так напряжены, словно он усиленно сдерживал себя.

— Ты меня пугаешь, — сдавленно выдохнула она, и Малфой ослабил хватку, снова перемещая ладонь на её шею. Мягкие поглаживающие движения прошлись вдоль позвонков, и Гермиона задрожала, когда его рука остановилась на пояснице.

— Прости, моя леди, — он опустил голову и коснулся носом изгиба её шеи. — Но разве ты не заслуживаешь наказания за ложь?

— Прекрати, — выдохнула Гермиона, ощутив через ткань тонкой рубашки, как губы прижимаются к плечу.

— Попробуй ещё раз, — и язык коснулся шеи прямо над застёгнутым воротником. — Что я должен сделать? — пальцы поползли ниже, едва касаясь ткани юбки.

— Ты… — она наклонила голову вбок, почти бессознательно предоставляя ему больше пространства. — Я должна…

Ладонь скользнула под юбку, задирая её; пальцы выводили невесомые круги, перемещаясь от нежной кожи внутренней части бедра на ягодицы и обратно, слегка щекоча и разжигая упругое желание, которое Гермиона уже не могла игнорировать. Она собрала остатки сил и прошептала:

— Мы должны остановиться.

В эту же секунду тепло его дыхания и рук покинуло её. Гермиона внезапно ощутила невыносимый холод, пробравший тело дрожью, и ошеломлённо распахнула глаза. Возбуждение, накопившееся в теле подобно яду, принимаемому маленькими порциями изо дня в день, завопило, сводя мышцы и раскаляя кровь.

Грейнджер гневно обернулась на Драко, оставившего её в таком состоянии, и изумлённо вскинула брови: он улыбался, и его почти зловещая улыбка в сочетании с пылающими радужками заставила колени подкоситься.

— Я сделал, как ты просила, — лукаво проговорил он, отступая к двери в заброшенный класс. — И всегда буду.

Гермиона, почти не ощущая контроля над телом, шагнула следом, однако Драко был всё ещё далеко и продолжал пятиться прочь. В игре, что он вёл, чувствовалась забава хищника над добычей.

— Зачем же ты идёшь за мной? — он прислонился спиной к двери и посмотрел на неё с мрачным любопытством.

Гермиона в несколько широких шагов преодолела пространство, которое их разделяло, и шумно вздохнула, окинув его тело нетерпеливым взглядом. От скопившегося внутри напряжения хотелось плакать и кричать, и Грейнджер всхлипнула, запрещая себе прикасаться к Драко.

— Ты не должен был целовать меня! — яростно крикнула она. — Теперь я…

— Так хочешь меня, что готова пойти на всё? — он наклонился, всё ещё не касаясь её. — Никто не запрещает, моя леди. Ты можешь сделать всё, что тебе захочется, — Малфой видел, как сомнение мечется в её глазах. — Просто прикажи мне, — и не сумел сдержать низкого стона, заметив нервное движение её губ. — Покажи…

Всё это проскользнуло в голове Гермионы за те короткие мгновения, пока он смотрел на неё, замерев над разнежившейся Патил. Грейнджер побледнела от ужаса, отступая в тень, чтобы ни за что не сделать глупость, соблазняющую её жарким предвкушением. Она вжалась спиной в каменную кладку и зажмурилась, стараясь направить мысли в иное русло, но короткий нетерпеливый стон снова втянул её в оглушающую реальность.

— Что такое, Драко? — хрипло и соблазнительно прошептала Патил, и вскоре испуганно вздохнула. Послышался шелест одежды и звук нескольких коротких шагов.

— Не знаю, что на меня нашло, — голос Драко сочился холодом, и Падма, на несколько секунд замолчав, ошеломлённо всхлипнула. — Извини.

Гермиона с замиранием сердца вслушивалась в звуки поспешных удаляющихся шагов. От волнения виски покрылись испариной, а в горле резко пересохло.

Малфой почти беззвучно приблизился к гобелену. Бледные пальцы подхватили край пыльной ткани и отогнули её. Поток света из окна напротив вырвал Гермиону из спасительной тени, и она мужественно стиснула зубы, поймав мрачный вопросительный взгляд.

— Тебе придётся объясниться.