Проклятие мракоборца (старая версия) (джен)

Over the hills and far away,

for ten long years he'll count the days.

Over the mountains and the seas,

a prisoner's life for him there'll be.

Nightwish “Over the hills and far away”

Август обернулся для Гарри сплошным непрекращающимся кошмаром. Каждый день, просыпаясь с утра, он пару часов махал с отцом мечами, ходил в душ, завтракал, учился магии у дедушки либо этикету и прочим неволшебным наукам, которые нужны каждому приличному человеку, и отдыхал до самого вечера. А потом приходил дядя.

Гарри, сколько себя помнил, мечтал научиться окклюменции. Она открывает перед волшебником просто поразительные возможности: улучшить память, подменить собственные воспоминания, ускорить в несколько раз восприятие, что является едва не единственным способом на равных сражаться с вампирами, оборотнями и большинством темных тварей. И, конечно же, оградить свои мысли от чтения и вмешательства.

Пожалуй, только это позволяло ему держаться. От головной боли после занятий полностью не спасали никакие зелья, которые каждый вечер он варил для себя в избытке. Но с этим было проще всего. Несмотря на то, что он и до начала занятий по защите мыслей немного её изучал, укрепляя память и стараясь получше организовать мысли, день за днем у него почти не проявлялось никаких особых подвижек. Дядя лишь смеялся, повторяя, что нельзя научиться всему и сразу. Конечно, самым простым способом защитить свои мысли было — думать на парселтанге, но, учитывая, для чего он изучает блокологию, пользоваться этим методом — глупо.

К тому же, Гарри заметил, что сам по себе парселтанг меняет его мысли, делая их мерзкими, подлыми и скользкими, будто у змеи. Несколько раз удавалось выбросить дядю из головы, хорошенько разозлившись, но это только мешало. Для окклюменции нужен полный самоконтроль. Даже в волшебной литературе описание сражений легилиментов мало походило на то, что происходит в действительности. «Салазар надел ментальный блок и предстал перед Визенгамотом». Казалось бы, все так просто, вот только нигде не пишут, что для того, чтобы твои мысли не прочитали, нужно не думать. Вообще.

Такое упорство могло показаться странным, но дело в том, что мальчик нередко просыпался по ночам, вновь и вновь вспоминая хриплый смех, крики матери и зеленую вспышку. Всю сознательную жизнь он прожил в Моуди-Хаусе и почти каждый день слышал о легилиментах, отравителях, оборотнях, укрывшихся от суда пожирателях смерти и двух великих магах, которые отчего-то искренне желают ему смерти. Гарри их всех до жути боялся. С ним много занимались, но никогда не нянчились. Да и кто? Бывший пожиратель смерти? Дедушка с бабушкой? Особенно если учесть, что их методы воспитания привели к тому, что крестный сбежал из дома при первой же возможности. Или, быть может, человек, который десятилетие наводил страх на тех самых пожирателей смерти? Даже не смешно...

Будучи предоставленным самому себе, Гарри рос очень самостоятельным мальчиком и прекрасно осознавал, что ему грозит. Иногда, просыпаясь по ночам, он чувствовал, как смерть сжимает на его горле когти. Он очень не хотел оказаться не готовым, когда кто-то за ним придет. А это точно однажды случится.

Старательно занимаясь, через неделю он смог удержать сознание свободным от мыслей пару минут, прежде чем дядя начал читать его память пассивной легилименцией. Но даже эта маленькая победа лишь разозлила его. Это только начало. Прежде чем он научится постоянно держать блок, подсовывать врагам ложные мысли и не бояться за свои, как дядя, пройдут годы.

Кошмары становились чаще, к смеху Темного Лорда добавились три проведенных в темноте месяца и лицо высокого сереброволосого старика, но сжав зубы, Гарри терпел. Наверное, первое, что он усвоил в жизни — если опасность не встретить лицом к лицу, однажды она ударит тебе в спину. В любом случае, прошлое изменить все равно не получится, и все, что можно сделать с памятью — извлечь из нее уроки. И в меру сил он пытался.

Добавляли неудобств и постоянные вспышки агрессии, превосходно накладывающиеся на общую усталость и головную боль. Только тренировки с оружием позволяли немного сбросить накатывающее на него раздражение. Здесь он за пару недель сделал просто невероятный рывок.

Гарри понемногу учился использовать в бою ярость, иногда даже удавалось метнуть боевой топор, но еще ни разу у него не получалось при этом себя контролировать. В итоге практически каждое занятие заканчивалось отцовским оглушающим и длительным отдыхом на полу.

Были некоторые успехи и в заклинаниях, Гарри довольно быстро освоил Impedimenta и Expelliarmus. Сами по себе эти чары были не слишком интересны, но вот если переработать движение палочкой и использовать последнее невербально — можно было получить массовое обезоруживающее, а импедименту накладывать на площадь. У Гарри, разумеется, для подобных действий пока не хватало контроля, но сам принцип он усвоил, а остальное — вопрос тренировки.

— Магия — тончайшее из искусств и точнейшая из наук. Она равно требует и острого ума, и дьявольской хитрости, и сумасшедшей храбрости, и невероятного трудолюбия. Нечего и думать, добиться каких-либо успехов в ней, не прилагая усилий. Давным-давно, когда я была молодой и красивой, а этот старый пень еще был на что-то способен как мужчина, люди и думать не могли, чтобы называться волшебниками, не создав хотя бы дюжину-другую заклинаний. Так, обыватели с палочками. А сейчас достаточно выучить пару высших чар, чтобы прослыть талантливым волшебником. Проклятые грязнокровки скоро уничтожат наш мир!

Гарри лишь согласно кивал в такт бабушкиным словам, не особенно задумываясь над смыслом сказанного, стоило ей хоть немного удалиться от темы волшебства. С самого начала месяца взрослые каждый день куда-то удалялись по вечерам, оставляя его на попечение Вальбурги. Он, в общем-то, был не против, бабушка очень много знала, учила его арифмантике и даже показала простейшие сигнальные чары и защиту для помещений, но совершенно не следила за языком. Так что, приходилось пропускать мимо ушей постоянные выпады в адрес дедушки, отца, крестного, министерства и мира в целом. Это даже не раздражало, а наоборот, в последнее время его успокаивало. Все равно, что услышать язвительный комментарий от дяди касательно семейной Поттеровской глупости, «неряха» от зеркала или «гном» от Беовульфа. Просто у них такой характер, нужно запомнить и не обращать внимания.

— Ба, а почему руны здесь нужно совмещать под углом сто тридцать градусов? Дальше ведь идет бессмысленное нагромождение рун, не проще сразу поставить хагалаз и избавиться от лишней петли?

Бросив мимолетный взгляд на схему сигнальных чар, Вальбурга потрепала мальчика по волосам.

— Не проще, если сразу поставить хагалаз и ансуз под острым углом, получишь взрыв. Конечно, идеальная рунная защита вовсе не имеет бессмысленных элементов, но такие заклятья гораздо сложнее, и тебе пока в них не разобраться.

Гарри согласно кивнул, не удержавшись от тяжелого вздоха. Ему хватало сил и на действительно сложные заклинания, возможно даже — высшую магию, но первое правило, которому должен следовать любой волшебник, желающий сохранить свою жизнь — никогда не используй заклятий, принципа действия которых не понимаешь. И пусть такие защитные чары отец проходит за секунду, будто даже не замечая, зато почти отсутствует риск остаться без рук после установки очередной защиты, очень уж больно их по новой отращивать.

* * *

Двадцать первого августа Гарри проснулся от красного взрыва под потолком и бешеного рева «Подъем!». Взлетев с кровати с палочкой в одной руке и мечом в другой, мальчик в шелковой пижаме несколько мгновений стремительно осматривался в поисках опасности, заняв оборонительную позицию за креслом, и, не обнаружив оной, тихо выругался под нос. Отец снова преодолел его примитивные охранные чары.

Получив воздушный подзатыльник, приказ не выражаться и уверение, что его ждут в гостиной, Гарри снова выругался, на этот раз — про себя, и потопал в ванную. Что бы там ни задумал отец, вряд ли это что-то приятное. Помывшись, мальчик недовольно осмотрел себя в зеркале и грустно цокнул языком. Как есть, гном, притом, что он мог согнуть двумя пальцами гвоздь из гоблинского серебра, Гарри полностью унаследовал телосложение Певереллов, и выглядел младше даже своего невеликого возраста. А когда надевал круглые очки, то и вовсе походил на какого-то ботаника.

Бросив еще один тоскливый взгляд на зеркало, Гарри принялся медленно облачаться в доспехи. Других материалов, кроме как шелк акромантулов и драконья кожа, в его одежде никогда не было, а на каждом элементе присутствовала бирка «Сделано в ОТ». Мальчик крепко подозревал, что отец когда-то ограбил экипировочный склад Отдела Тайн. Можно бы подумать, что папа экономит на одежде, но Гарри видел несколько военных журналов и прекрасно знал, что такие доспехи стоят как небольшое родовое поместье, знающий человек поймет, и вообще, он же не баба, чтоб наряжаться.

Перед тем, как выйти в коридор, он на несколько минут задержался, старательно улыбаясь своему отражению. Почему-то, чаще всего его улыбка больше походила на волчий оскал. Вот и сейчас.

— Чего рожу кривишь? Все равно на людоеда похож!

Улыбка мальчика вдруг стала доброй и наивной.

— Сейчас редукто запущу, — вежливо ответил он зеркалу.

— Эй, эй, ладно, парень, я — что, я — ничего! — истерично закричало отражение, закрываясь руками.

— Вот и славно, всего доброго.

Расправив мантию, мальчик надел очки и вышел из комнаты. Ждали его, как оказалось, прямо у входа бабушка, дедушка, и папа с дядей.

— Ну, наконец-то, мы уже и надеяться перестали, что ты когда-нибудь соберешься.

— Пап, а в чем дело? — Гарри подозрительно осмотрел собравшихся и разглядел в стене напротив широкую лакированную дверь, которой еще вечером не было. Ответил, как ни странно, дедушка.

— Гарри, мы с Вальбургой подготовили для тебя подарок на день рожденья, но этот параноик, — дедушка ткнул в отца пальцем, — потребовал сначала полностью интегрировать его в защитную систему Моуди-Хауса, так что, хоть и с опозданием, но с днем рожденья, Гарри.

Мальчик медленно подошел к двери, неуверенно осмотрел её на предмет заклятий, и осторожно толкнул.

— Давай, Гарри, смелее!

Внутри это было похоже на охотничий домик. Низкий потолок, деревянные стены, звериные головы на стенах и несколько шкур перед камином. А за окнами виднелась небольшая горная долина, со всех сторон окруженная скалами, лесок и бурная речка. Гарри неверяще смотрел на обледенелые горные вершины.

— Не хочешь выйти? Или ты собираешься весь день здесь стоять?

Тряхнув головой, мальчик кивнул отцу и вышел на крыльцо. От костра рядом с домом доносился одуряющий запах мяса, а на берегу расположился длинный стол, заставленный салатами и напитками.

— Как тебе подарок?

— Дедушка, бабушка, это просто... у меня даже слов нет! — пораженно оглядываясь по сторонам, Гарри только вдыхал и выдыхал воздух, он даже не сразу заметил слабо мерцающий в солнечных лучах защитный купол. — Это лучший подарок в моей жизни!

— Наслаждайся, но помни, теперь ты хозяин Черной Долины, и это ко многому обязывает, — Орион требовательно посмотрел на внука. — Теперь ты просто обязан время от времени приглашать нас сюда.

— Конечно, дедушка.

Позавтракав, Гарри до самого вечера носился по лесу, купался в реке и смотрел на небо. Это был лучший день в его жизни. В реке вода, конечно, была жутко холодной, но Гарри никогда в другой и не купался. Только слабаки и неженки стараются сделать её потеплее.

Когда солнце окрасило скалы багрянцем, а взрослые стали собираться домой, мальчик застыл на мосту, тоскливо рассматривая свою долину.

— О чем грустишь, сынок?

Оглянувшись, Гарри увидел подошедшего со спины отца; несмотря на деревянный протез, он всегда подкрадывался незаметно.

— Эта долина, конечно, она под открытым небом, но это ведь все равно не то. Иногда пап, я чувствую себя пленником, хочется прогуляться по улице, поговорить со сверстниками, покататься в парке, наконец, но я не могу даже выйти за порог.

— Ты же знаешь, пока не сможешь постоять за себя, выходить одному — слишком опасно.

— Знаю, пап, но разве от этого легче?

Аластор взъерошил волосы на голове мальчика, и положил руку ему на плечо.

— Нет, конечно, но... ладно, потерпи до рождества, будут тебе сверстники.

Гарри с отцом несколько минут стояли на мосту, наблюдая, как солнечный диск медленно скрывается за скалами.

— Пап?

— Да, Гарри?

— Этот барабан в кабинете, почему ты больше не играешь?

— Музыка, наверное, самая прекрасная магия, что есть на земле; чувствовать, как твои слова меняют этот мир, видеть огонь, что разгорается в глазах услышавших тебя людей, и знать, что вернувшись домой, они уже никогда не станут прежними, это просто не передать словами. Иногда нам казалось, что стоить дать пинка этому проклятому шарику, и его нахрен снесет с орбиты. Но война все изменила, в какой-то момент магия ушла, оставив после себя только боль и кошмары. Музыка показывает твою душу, а когда от нее остались лишь пепел и воспоминания, играть становится незачем.

— Пап, ты научишь меня?

В кривом оскале мракоборца только человек с очень богатой фантазиейсмог бы распознать какие-либо эмоции, но Гарри точно знал, отец улыбался.

— Конечно, сынок.

* * *

Остаток месяца прошел для Гарри практически незаметно. Большую часть времени он проводил на свежем воздухе, в том числе, занимаясь дуэлями и окклюменцией. Рунную защиту отец проходил все так же, будто бы не замечая, но Гарри не отчаивался и постоянно старался её усовершенствовать. Некоторые успехи были и в защите сознания, то ли помогла обстановка, то ли мальчик просто набрался немного опыта, но уже на третий день занятий в лесу Гарри смог удерживать мысли в течение часа. С одной стороны, такие успехи радовали, а с другой, он здорово опасался, что как только освоит блокологию на должном уровне, придется остерегаться получить в любой момент не только яд или заклинание, но и ментальную атаку.

Гарри сам не заметил, как наступило первое сентября, но это не значит, что он не был готов. Проснувшись в шесть утра, он после душа долго выбирал, что же надеть для первого выхода на легендарную платформу. Перебирая в шкафу дюжину одинаковых комплектов, состоящих из черных сапог, брюк, изумрудной шелковой рубашки, кожаного жилета, пары перчаток до плеч и плащей, остановился, как ни странно, на доспехах и плаще.Выбор оружия был несколько сложнее; Гарри толком еще не освоил уменьшающее заклятие, и потому не мог взять с собой меч. Если доспехи человек, далекий от военного дела, еще может принять за квиддичную форму, то серебряный клинок за спиной ребенка точно смотрелся бы странно. А привлекать к себе лишнее внимание в его планы не входило. Достаточно и того, что в прошлый поход по Косому Переулку он чувствовал себя, будто горилла в зоопарке. Хорошо, хоть близко не подходили...

В общем, пришлось взять пару стилетов; один в рукав и другой — на пояс, палочку и пару лент с зельями, лечебными и боевыми. Как говорит папа, лучше ходить голым, чем безоружным. Каждый выход в «Большой Мир» одинаково радовал и пугал мальчика, с одной стороны — любой незнакомец может оказаться тайным последователем Темного Лорда или работать по указке главы Визенгамота. Даже после всех определяющих чар, пища, купленная в забегаловке, может оказаться отравленной, да и обычных психов в мире не мало. Но все же, он слишком манил Гарри, чтобы просто так от него отказываться: новые люди, новые впечатления. За пределами Моуди-хауса находилось слишком много всего интересного, чтобы сидеть дома, трясясь от ужаса. К тому же, люди, которые идут на поводу у страха — всегда плохо заканчивают.

Когда отец наконец-то спустился в гостиную, мальчик с домовиком успели не только позавтракать, но и выпить каждый по шесть чашек кофе.

— Пап, сколько можно ждать? Мы опоздать можем!

— Какой опоздать, еще только девять утра, а поезд уходит, если ты помнишь, в одиннадцать.

Но Гарри и слышать не хотел никаких доводов, ожидая выхода, он едва не подпрыгивал от нетерпения.

— Да угомонись ты! Никуда от тебя поезд не уйдет.

Мальчик сжал кулаки, вздохнул, сел напротив часов, и так и замер до самой половины одиннадцатого, ни на секунду не отрывая взгляд от едва ковыляющих стрелок.

Ровно в десять тридцать Гарри неторопливо встал, отряхнул мантию, ха-ха «Надел ментальный блок»и взялся за протянутый отцом кубок. Привычный рывок под ложечкой, и через секунду ноги юного волшебника с силой ткнулись в пол одного из вечно неработающих туалетов Кингс-Кросс, специально предназначенных для незаметного прибытия магов.

— Пап, а почему мы должны скрываться от магглов?

Аластор лишь тяжело вздохнул, протирая глаза. Ну что за неугомонный, о таких вопросах десятилетиями размышляют, целые книги пишут, а тут все ему расскажи.

— Когда только появился статут, волшебники просто не хотели зря убивать магглов. Церковь настолько запудрила им мозги, что те готовы были сражаться с «дьявольским отродьем» не считаясь с потерями. И сейчас, в общем-то, мало что изменилось, хотя такой пропаганды больше нет, но открытие волшебного мира все равно приведет к войне на уничтожение. Магглы не потерпят появления над собой «богов», живущих в разы дольше, почти избавленных от болезней и взмахом руки способных обрушить горы. А такая война ничем хорошим не кончится, магглы уже сейчас могут превратить землю в очень негостеприимное место, к тому же сильные волшебники хоть и не пострадают, но большинство, даже чтобы избавиться от царапины, идут в Мунго или за зельями.Вроде бы, невелика потеря, но по-настоящему талантливых магов мало, и в случае войны нас ждет вырождение.

Пытаясь переварить поток обрушившейся на него информации, Гарри пришибленно потряс головой. В следующий раз, пожалуй, стоит задуматься, действительно хочет ли он услышать ответ.

Чета Тонкс уже стояла у барьера на границе платформ девять и десять, ожидая Моуди с сыном. Мальчика всегда удивлял этот маггл, Тед Тонкс. Не то, чтобы он имел что-то против магглов, но выбор тети просто не укладывался в его сознании. Магглы, они же такие... беззащитные. Кроме того, он понятия не имел, о чем можно говорить с человеком, который в принципе не способен ни понять, ни увидеть большую часть того, с чем ты сталкиваешься каждый день. Для магглов волшебный мир начинается Косым Переулком и заканчивается этой самой платформой, так для чего? Впрочем, тетиного выбора, кажется, понять не мог вовсе никто. Как и Эйлин Принц в свое время. Несколько дядиных воспоминаний, случайно попавших к нему во время занятий, лишь убедили мальчика держаться от магглов подальше.

— Добрый день, Андромеда, Тонкс, Тед. Ну что, готова наша малышка к своему первому учебному году? — весело рыкнул вынырнувший из толпы мракоборец.

— Конечно, крестный, я всем там покажу! — Подпрыгнула одетая в клетчатую юбку и джинсовую куртку девочка с розовыми волосами. — Мам, а как туда попасть?

— Все просто, дорогая, нужно только пройти через стену, если чувствуешь себя неуверенно, можешь побежать и закрыть глаза.

Под насмешливым взглядом Поттера Тонкс гордо вздернула подбородок.

— Вот еще! — И медленно прошла, царственно катя перед собой тележку.

— К тебе, Гарри, это все тоже относится.

Мальчик в ответ лишь пожал плечами и презрительно хмыкнул.

— Моуди никогда не чувствуют себя неуверенно, это в нашем присутствии все ощущают себя неловко, — легко уклонившись от подзатыльника, Гарри моментально юркнул через барьер, не теряя при этом, однако, достоинства.

— Мерлин, он просто настоящая беда, как только ты ним справляешься? — Андромеда с улыбкой обняла мужа.

— Ничего, я был еще хуже, и родители как-то... хотя нет, не справлялись, — вспомнив, что почти все детство провел с дедом, поправился мракоборец, так пожав плечами, что Андромеда лишь безнадежно закатила глаза.

Толпа на платформе была далеко не так велика, как в годы поступления самого Аластора, но и пустым перрон назвать было нельзя. В начале семидесятых, когда родились поступающие ныне школьники, война только зарождалась, и люди еще не боялись за завтрашний день. Розовая макушка легко угадывалась в толпе школьников, к тому же беспалочковый щит вокруг Гарри отпугивал от него окружающих. Многие школьники с интересом поглядывали на ребенка с едва заметным шрамом в виде молнии, но подойти не решались.

— Тонкс, я, конечно, тебя ненавижу, и буду рад не видеть до самого рождества, но, в общем, вот, возьми, — Гарри протянул девочке маленькое прямоугольное зеркальце на рукояти. — Дедушка зачаровал его так, чтобы ты всегда могла связаться со мной или крестным, нужно только назвать имя, с кем хочешь поговорить.

Тонкс неловко взяла зеркальце, и трудно сказать, что было виновно в этом: её обычная неуклюжесть или волнение.

— Ты ведь не сказал ему для кого оно, да?

Гарри недовольно кивнул.

— Да, но думаю, вариантов, для общения с кем мне могло оно понадобиться, было не много.

Тонкс грустно улыбнулась, пряча зеркало в рюкзак.

— Ты же понимаешь, что дело не в этом. В любом случае, спасибо, и... мелкий, я тоже буду скучать.

Не успел возмущенный Гарри набрать в грудь воздуха для достойного ответа, как Тонкс уже скрылась в вагоне купе.

Стоя рядом с Тонксами, машущими вслед уходящему поезду, и по привычке разглядывая окружающее пространство волшебным глазом, Аластор неожиданно заметил на краю платформы скрытого мантией-невидимкой рыжего старика. Слабо кивнув ему в знак приветствия, он легко обнаружил и причину появления здесь Игнациуса.

Мракоборец и забыть успел, что Билл с Чарли тоже учатся в Хогвартсе, а остальные, видимо, решили их проводить. Артур, Перси и Фред с Джорджем, если он ничего не напутал.

Ну, хорошо хоть толстухи нет. Аластор не был уверен, что при её виде сможет удержаться от проклятий. Буквально.

— Сэр Гарри Поттер...

— Рады засвидетельствовать...

— Наше почтение...

— Увы, время дорого...

— И мы вынуждены откланяться.

Остановившиеся в трех шагах от Гарри близнецы отвесили шутовской поклон, удерживая перед собой мерзкую жирную крысу без мизинца на левой лапе, и рванули к барьеру. Провожая братьев взглядом, Гарри не смог сдержать кривой ухмылки. Эти двое соблюли правило дистанции! При том, что этикет — довольно скучная и безынтереснаяштука, один из основателей Хогвартса ввел в обиход очень интересное правило. И был это, как ни странно, вовсе не блюститель традиций Салазар Слизерин, а пьяница и любитель хорошей драки — Годрик. Именно благодаря ему, дистанция между собеседниками, не являющимися близкими друзьями, должна чуть более, чем вдвое превосходить длину руки более высокого из них. Дело в том, что Гриффиндор очень не любил, когда к нему близко подходили, и при этом обожал размахивать мечом...

С конца платформы донесся крик высокого рыжего мальчика в очках.

— Пап, они снова украли у меня Скрабберса!

На секунду остановившись перед мракоборцем, немного запыхавшийся Артур Уизли извиняюще кивнул мракоборцу.

— Извини, Аластор, совсем никакого с ними сладу, как-нибудь увидимся. Фред! Джордж!

Рыжие давно скрылись за границей, разделяющей миры, а отец все стоял и смотрел на барьер. Заметив, как у мракоборца бешено вращается глаз и слегка подрагивает щека, Гарри осторожно взял его за руку.

— Они очень похожи? — Даже он, никогда не видевший Фабиана с Гидеоном вживую, не мог не заметить удивительного сходства между погибшими Пруэттами и близнецами Уизли.

— Будто мертвые встали перед глазами, — тряхнув головой, Аластор достал из кармана кубок.

— Идем, Гарри.