3000 дней невиновности (гет)

— Э-э… Диссоциативная фуга? — переспросила Джинни. — Нет, боюсь, я не знаю, что это.

— Когда-то подобное расстройство называлось психогенной фугой, но этот термин больше не используется. — Доктор Уолкотт с грустью посмотрел на Драко, прежде чем перевести усталый взгляд своих карих глаз обратно на Джинни. — Человек, страдающий от диссоциативной фуги, пережил психологическую травму, а не физическую: он пытался преодолеть травматическое воздействие или пострадал от сильного, полностью истощившего его эмоции события, что-то в этом роде. Человек настолько сильно желает избежать этого сокрушительного переживания и мучительной тревоги, что сильно дистанцируется от травмы. Чтобы сделать нечто подобное, мозг, по сути, перезагружает сам себя.

— И что это значит? — спросила Джинни, хмурясь.

— Диссоциативная фуга характеризируется переездом из дома и любых знакомых мест. Когда человек входит в состояние фуги, его воспоминания блокируются; он уходит из дома, не оборачиваясь назад; становится кем-то другим. Все эти процессы — части защитного механизма, который оберегает больного от влияния травматического происшествия. Состояние фуги может продлиться от нескольких дней до нескольких месяцев, и может больше никогда не повториться вновь, если пациенту удастся из него выйти. Судя по состоянию, в котором пребывал Бен, когда мы его нашли, я могу сказать, что уже тогда он пребывал в состоянии фуги порядка нескольких месяцев.

— Боже мой, — выдохнула Джинни. В этих словах была скрыта ужасающая правда: Почти Безголовый Ник в последний раз видел Драко в июне, и если Малфой не появлялся в Лондонской больнице до ноября…

Миссис Уолкотт вернулась в комнату с тарелкой шоколадных бисквитов. Она поставила её на маленький кофейный столик и снова села на диван, но никто из присутствующих так и не притронулся к сладкому. Глаза Драко были пусты, он смотрел в одну точку, а его рука, которую Джинни сжимала, безвольно обмякла, хотя она могла ощутить, как сильно бьётся пульс на его запястье.

— Я не знал, кто я, — отозвался он сипло, ни на кого не глядя, — персонал больницы испробовал всё, чтобы выяснить это для меня. Они проверили мою одежду на наличие бирок, но мои вещи были сшиты вручную и не содержали никаких отличительных знаков. Мои карманы были пусты. Никто не видел меня прежде, до того, как медсестра приёмного отделения нашла меня, так что никто понятия не имел, откуда я пришёл. Поиск по стоматологическим записям и отпечаткам пальцев тоже не дал результатов. Единственное, что нам оставалось сделать, чтобы определить мою личность, это показать моё фото в программе теленовостей и надеяться, что меня кто-то узнает.

— Ты совершенно ничего не помнил? — прошептала Джинни. Даже сама эта мысль была непостижима. Что бы она сделала на его месте, если бы вдруг лишилась всех воспоминаний, не зная ничего о собственном прошлом?

— Ну… Не совсем так, он не помнил ничего, что помогло бы нам найти его семью или друзей, — заметил доктор Уолкотт. — Было четыре вещи, которые ему удалось воскресить в памяти… не так ли, Бен?

Драко сухо кивнул.

— Я мог свободно разговаривать на французском и итальянском языках. И я помнил железнодорожную станцию, как надевал защитные щитки, и белую гигантскую птицу.

— Ты можешь смутно помнить, как видела Бена в вечернем выпуске новостей на БиБиСи, — добавил доктор Уолкотт. — Его фото появлялось на экранах несколько вечеров подряд вместе с номером телефона больницы на случай, если бы кто-то располагал какой-либо информацией. Тем временем, пока мы ожидали хоть каких-то новостей, мы с Беном усердно работали над тем, чтобы помочь ему постараться восстановить воспоминания… Хоть какие-то из них… И помочь вернуться обратно к нормальной жизни.

— А ещё все заметили несколько странностей в отношении вещей, которые я не мог сделать или вспомнить, — продолжил Драко, глядя на свои руки. — Я не знал, как пользоваться телевизором или телефоном, не помнил глобальных событий, как, например, смерть Принцессы Дианы или падение Берлинской стены, и даже какие фильмы шли недавно в кинотеатрах. — Он горько вздохнул. — Не мог вспомнить дни рождения, друзей, как я ходил в школу, мой любимый цвет. Понятия не имею, как так получилось, что я свободно говорю на двух языках.

— Мы отправили запросы во Францию и Италию, — пояснил доктор Уолкотт, слегка наклонившись вперёд. — По правде говоря, его произношение было настолько идеальным, а словарный запас — настолько богатым, что мы предположили, что английский мог быть не его родным языком.

— Единственный пазл, который нам удалось разгадать, было воспоминание о железнодорожной станции, — добавила миссис Уолкотт. — Я показала Бену все изображения Лондонских вокзалов, и он идентифицировал Кингс-Кросс, как тот, что всплыл в его памяти.

Джинни сглотнула. Платформа девять и три четверти…

— Все передовые методы терапии были испробованы, — продолжал доктор Уолкотт, — так что мы надеялись, что кто-то вне больницы увидит фото Бена в новостях и узнает его: старый школьный товарищ, брат или сестра, хоть кто-то появится и идентифицирует его. И люди действительно звонили, было больше сотни звонков, все уверяли, что знают, кем он был.

— Кто-то действительно узнал его? — спросила Джинни, уже предугадывая ответ.

— Мы тщательно проверили всех, и некоторые были даже допущены к личной встрече, — пояснил доктор Уолкотт. — Мы предоставляли небольшую комнату в больнице для подобных целей раз или два… Большинство обратившихся, единожды взглянув на него, сразу понимали, что он не был их братом или другом, кем-то, кого они искали, так что они быстро уходили. Другие же пытались настаивать, что он и есть тот, за кого они его приняли. Однако пару недель спустя история Бена привлекла широкое внимание общественности, и нам пришлось отсеивать ещё и тех, кто искал пару минут славы. — Доктор вздохнул и опечаленно взглянул на свою жену. — Было даже несколько людей, которые предоставили частицы ДНК для сравнения, но…

— Ни одного совпадения, — подытожил Драко с лёгкой дрожью в голосе. Джинни взглянула на него и заметила, что его глаза выглядят чуть ярче, чем обычно. Она сильнее сжала его ладонь, но Драко по-прежнему не смотрел в её сторону.

— Мы пытались найти хоть какие-то медицинские записи, которые совпадали бы с его старыми шрамами, — тихо продолжил доктор Уолкотт, глядя на Драко с неподдельной заботой. — У Бена есть длинный тонкий шрам, который тянется от его правой ключицы до левой тазовой кости, и заживший след от ожога на левом плече. Оба этих шрама выглядят так, словно были обработаны профессионалом, так что мы предположили, что, возможно, есть какая-то запись о них. И снова ничего.

— К тому времени Бен находился в больнице уже около шести месяцев, но так и не был идентифицирован, и что-то надо было с этим решать; он не мог провести остаток своей жизни, сидя взаперти в больничной палате и существуя на средства системы общественного здравоохранения.

— Как ты получил имя Бен Гамильтон? — спросила Джинни у Драко.

— Одна из санитарок просто стала называть его Бенджамином незадолго после того, как он оказался в больнице, — пояснил доктор Уолкотт, когда Драко не ответил. — Она знала какого-то парня из университета с этим именем, похожего на него. Со временем мы все стали называть его так, и имя прицепилось. Фамилия Гамильтон пошла от героя книги «К востоку от Эдема», которую доктор дал Бену почитать. И, как мы уже сказали, Бен находился в больнице около шести месяцев, никто его так и не идентифицировал, — продолжил доктор. — Было совершенно очевидно, что так не может продолжаться, и не только по финансовым причинам. Наша больница подала специальное прошение в парламент с просьбой принять его как любого другого иммигранта, который приехал в нашу страну и пожелал остаться на постоянное жительство: мы хотели, чтобы он получил гражданство. Ответ пришёл только лишь через два месяца, прикреплённый к именному особому разрешению. Моя жена и я вызвались оплатить налоги, и Бен официально стал британским подданным десятого июля.

— Но… Ты сказал, что в этот день — твой день рождения.

— Я сделал эту дату моим днём рождения, да, — кивнул Драко и, наконец, встретился с ней взглядом. В его глазах сквозила тревога, печаль и даже отчаяние. — Я подумал, что дата соответствует случаю.

— Конечно, — прошептала Джинни.

— И Бен стал жить с нами, — сказала миссис Уолкотт, улыбаясь Драко, а он слабо улыбнулся в ответ. — Мы делали всё, что могло помочь ему начать нормальную продуктивную жизнь.

— Он проявил интерес к кулинарии почти сразу же, — заявил доктор Уолкотт, — так что я договорился со старым университетским товарищем, Сэмюэлем Грейсоном, который, как я знал, владел рестораном в Лондоне, и Бен получил работу рядового повара.

— Именно тогда я решил отправиться во Францию и Италию, — продолжил Драко, — чтобы узнать побольше о кулинарии. Я не хотел идти в кулинарную школу, поскольку я уже был стольким обязан Уолкоттам…

— Мы были бы рады оплатить её для тебя, Бен, дорогой, — заверила его миссис Уолкотт, её глаза блестели от слёз. — Мы бы сделали для тебя всё, что угодно.

Улыбка Драко стала шире.

— После того, как я вернулся, Питер и Люси представили меня своему племяннику Джону, который арендовал квартиру в Лондоне вместе с Саймоном, им нужен был третий сосед, вот так всё и сложилось, — закончил Драко. — Моя жизнь, какой я её помню до настоящего момента.

— Но я никогда не слышала, чтобы потеря памяти оказалась постоянной, — обратилась Джинни к доктору Уолкотту. — Сможет ли Бен вспомнить всё когда-нибудь?

— Мы надеялись на это с самого начала, — согласился доктор. — В большинстве случаев, да, после диссоциативной фуги человек может вернуть большую часть или даже все свои воспоминания до момента наступления фуги, со временем и при соответствующей терапии. Но поскольку прошло уже восемь лет, и Бен так и не смог вспомнить больше ничего, кроме…

— Кингс-Кросс, защитные щитки, белая птица, — перечислил Драко. Он сказал это так, словно повторял этот список далеко не единожды.

— Да, — кивнул доктор. — Он не вспомнил больше ничего за исключением этих трёх вещей, поэтому мы пришли к неутешительному выводу, что его случай, возможно, относится к меньшинству пациентов, которые никогда не смогут восстановить свою память.

Разум Джинни работал с неимоверной скоростью, отчаянно обрабатывая всю полученную только что информацию. У Драко не было никаких воспоминаний о войне или его участи в ней. Никаких воспоминаний. И неожиданно Джинни пришло в голову, как же много воспоминаний было у неё о собственной жизни: Билл усаживает её на самую первую её метлу; мама рассказывает ей сказки перед сном; она впервые отправляется в Хогвартс… Детство же Драко полностью исчезло, стерлось: вместе с Крэббом и Гойлом, Панси Паркинсон и Блейзом Забини, Снейпом, его родителями… Исчезло, словно его никогда и не было, словно он появился уже полностью сформировавшейся личностью, будто с неба свалился, приземлившись босыми ногами на заснеженные улицы Лондона.

— Что ж… — произнесла миссис Уолкотт, — теперь, когда мы окончательно обескуражили тебя историей Бена, — остальные лишь слабо хмыкнули, — пойдёмте вниз к набережной, нам всем не мешает пообедать, не так ли?

Брайтон был таким же красивым, как Джинни его запомнила, но сегодня она едва ли обращала внимание на городские достопримечательности. Уолкотты поддерживали беседу, стараясь вовлечь её в активное обсуждение, но Драко очевидно предавался самокопанию, из-за чего всё время был угрюм, за весь день он едва ли сказал хоть пару слов. Они бродили по улочкам города ещё несколько часов после обеда, потом купили билеты в «Королевский павильон»⁽¹⁾ и изучали его украшенные колоритными орнаментами комнаты и коридоры. Джинни выбрала небольшие сувениры для Луны, Рона и Гермионы в магазине подарков, и подобрала свой первый кусочек Брайтонской скалы, когда они шли к дамбе.

Погода благоволила им всю вторую половину дня: солнце ярко светило так долго, как могло, ни разу не спрятавшись за тучами. А когда они вернулись обратно в дом, миссис Уолкотт приготовила для всех вкуснейший ужин. Они вчетвером играли в какие-то маггловские игры, о которых Джинни никогда прежде не слышала: «Монополию» и «Скраббл». Драко удалось победить их всех, разбив в пух и прах, и когда он смеялся, забрав последнюю собственность Джинни, она подумала, что, возможно, он уже отошёл от своего обеденного уныния.

В ту ночь, тем не менее, как только Джинни переоделась в пижаму и почистила зубы, она не могла думать больше ни о чём, кроме дела Драко. Теперь его обвиняли в нападении и убийстве, и кто знает, какие ещё преступления на него могли повесить, а он не помнил ничегошеньки о войне. Как ему выступать в суде, подтверждать или отрицать ответственность за действия, которых он даже не мог вспомнить? Что произойдёт с ним, когда он попадёт в руки Визенгамота и предстанет перед безжалостностью Магического сообщества?

Она вернулась в комнату для гостей и нашла Драко, лежащим на одной из двух односпальных кроватей и отвернувшимся к стене.

— Бен, — начала она.

— Спокойной ночи, Джинни, — прошептал Драко.

Её сердце сжалось от сочувствия. Мгновенно передумав, она развернулась и, вместо того, чтобы лечь на свою кровать, забралась на его, обнимая Драко со спины. Его тело излучало тепло.

— Эй, — прошептала Джинни. — Я понимаю, как тебе должно быть тяжело было сегодня…

— Действительно понимаешь?

Повисла неловкая пауза. Джинни собиралась снова что-то сказать, но, откровенно говоря, просто не могла найти подходящих слов.

В конце концов, Драко повернулся так, чтобы видеть её лицо, и его серые глаза отдавали серебром в лунном свете, льющемся из окна.

— Моё самое первое воспоминание, — произнёс он хрипло, — как я рылся в мусорном баке в поисках хоть какой-то еды. Я замёрз, я был совершенно потерян и одинок… — он отвёл глаза. — Они перепробовали всё… Всё, что только можно придумать, чтобы вернуть мои воспоминания. Меня даже погружали в состояние гипноза, пытаясь провести через каждый дюйм моего прошлого, но я не вспомнил ничего. Ни одно воспоминание не вернулось ко мне.

Губы Джинни задрожали, а глаза наполнились слезами, когда она обняла его руками, прижимая так близко к себе, как только возможно.

— Мне жаль, — прошептала она. — Мне так жаль.

— Я помню дурацкую… грёбанную птицу, — пробормотал он срывающимся голосом, — но не могу вспомнить лица собственной матери!

Драко обнял её в ответ, спрятав лицо у неё на плече. Джинни уснула, чувствуя его беззвучные слёзы, капающие на её рубашку.

1) Королевский павильон (англ. Royal Pavilion) в Брайтоне (Великобритания) — бывшая приморская резиденция королей Великобритании, памятник архитектуры «индо-сарацинского стиля» 1810-х годов.

Вернуться к тексту