Шифры (джен)

Мои отношения с семьей донельзя странные. В отделе, когда я только туда пришел, меня едва ли не каждый ткнул носом, что я — вовсе не мой отец. И большинство из тех, кто так говорил, называли себя старыми друзьями Федора Томина. Правда, ни мой отец, ни я, не видели этих “друзей” на пороге нашего дома уже около десяти лет. Отчасти, я их понимаю, конечно. Сложно смотреть на то, во что мой отец превратился.

Чуть больше десяти лет назад он был одним из лучших оперов нашего города, но случайное ранение уничтожило фактически всю его жизнь. Рецидивист Нежданов выстрелил моему отцу в спину. Врачи были бессильны. Повреждение позвоночника, отец уже никогда не сможет ходить. Он стал инвалидом, его уволили из милиции. Хорошо хоть живым остался — так говорила ему моя мама, но он ее не слушал. Ни я, ни мама, не были для Федора Томина смыслом жизни. Только служба в милиции.

Я ненавидел отца. Из-за него моя мама бросила нас. Из-за него в наш дом спокойно заходили местные алкаши и бомжи. Из-за него у меня не было друзей. Все было из-за него. Так я тогда думал.

Я ошибался. Мой отец дал слабину, но спустя несколько лет бесконечных попоек смог неожиданно собраться и вернуться к жизни. Отчасти я к этому приложил руку. Мой отец тяготился тем, что он не может заниматься любимым делом. Для него ««инвалид» был сродни приговору. Очень долго я тщетно пытался найти ему новое занятие, и, наконец, мне это удалось. Компьютеры стали той отдушиной для отца, ради которой он вновь начал жить. Спустя десять лет он считался одним из лучших программистов нашего города.

— Ну, как дела? — спросил меня папа, выехав в прихожую на своем кресле, едва я переступил порог.

— Да так, в целом сойдет, — пожал я плечами.

— Ага. Тогда может быть ты мне расскажешь, кого и как сегодня убил некто по фамилии Томин?

— Не понял…

В ответ отец развернулся и поехал в свою комнату, я последовал за ним.

— Вот. Это что? — указал он на экран монитора.

— М-да, Федотыч будет рвать и метать… — быстро прочитав заметку о жестоком убийстве девушки, совершенном вчера ночью, предположительно сотрудником полиции.

— Ты не о чувствах Федотыча сейчас думай, балбес! Я тебя спрашиваю, это что?

— Я не убивал, отец.

— Так. Давай все по порядку.

— Да рассказывать нечего. Вчера вечером…

— Хорошее начало, — перебил меня отец. — Где был, у Наташки?

— Нет. Но лучше бы у нее. Мы вчера всем отделом устроили сабантуй в баре “Тихая гавань”, главным виновником которого был я собственной персоной.

— И что же ты такого совершил доблестного, что вы всем отделом разносили бар? Замуж Наташу наконец позвал?

— Не без этого, но я еще первое дело свое закрыл.

— Первое дело, говоришь? Молодец! — улыбнулся отец. — Так, стоп, как это “не без этого”? Ты, что, правда Наташку на себе жениться позвал?

— Блин, пап, давай я начну с начала, хорошо?

— Ну давай. Уже не терпиться узнать подробности того, как ты опозорился перед всем отделом…

— Охрененная поддержка! В общем, я вчера закрыл дело Пироговой…

— Как?! — вновь перебил меня отец.

— Папа, не перебивай, а? А то я так не только никогда не закончу, но и не начну.

— Ладно, ладно, давай сам не тяни кота за причинное место.

— Я закрыл дело Пироговой и по этому поводу мы всем отделом решили устроить небольшой сабантуй в баре. Дальше я плохо помню, только по рассказам очевидцев. Я там мед, пиво пил, водку и все такое прочее. Но по усам не стекало, а все в рот попало. Короче, был я в стельку пьян. И Наташку, того, этого самого, жениться на себе позвал…

— И что, отказала? Я бы такой пьяни, как ты, сразу бы от ворот поворот бы дал.

— Ну, Наташа не ты… Она сказала мне “да”. Но мы пока это в подробностях не обсуждали. Слишком многое случилось после.

— Чую, к основной части рассказа приближаемся.

— Не без этого. Так вот, я напился. И проснулся не у Наташки в объятьях, к сожалению, а в совершенно незнакомом для себя месте. Где моим соседом был труп. Тот самый, о котором ты прочитал в новостях. И я совершенно не представляю, как журналисты об этом пронюхали.

— Не журналисты, а один блогер какого-то лешего бродил ранним утром в тех местах и все заснял. Большая часть того, что он написал, наверняка навыдумывал сам, но народ ему верит. Сам знаешь, насколько сейчас люди верят всему, что пишут в интернете.

— Ага. Все, что пишут в интернете — непреложная истина. И другой правды нет на самом деле. Шиповалов полторы недели разрабатывал двух таких интернетчиков, что какую-то фигню понаписали о секте, что у нас на старом кладбище промышляет. А это были просто готы, а не некрофилы, как про них этих горе-блогеры написали.

— Помню, ты рассказывал. А насчет интернета… Ты не переживай, совсем скоро настоящие журналисты подтянутся. Как только поймут, что слишком многое, о чем рассказал этот блогер — правда. Вот тогда весело будет, это я тебе обещаю.

— Как, кстати, этого блогера зовут?

— Тебе ник или настоящее имя?

— Пап, не выпендривайся, — поморщился я. — Это я тебя отправил на курсы по программированию.

— Ну да, ну да, — усмехнулся отец. — Рассказать бы тому же Федотычу, что ты тем самым натворил…

— Мы с тобой без работы останемся. Это как максимум. А как минимум — Федотычу придется тебя оштрафовать.

— Ник блогера — etan_hunt81. Обычно делает ролики по браконьерству и незаконной охоте. Его адрес и настоящее имя у меня, конечно, есть, но для тебя сейчас они бесполезны. Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Ты проснулся рядом с трупом. И что дальше ты делал?

— Как мог осмотрелся. Не бойся — ничего не трогал.

— Если бы трогал, ты бы мне из ИВС звонил сейчас, а не рядышком сидел.

— Дальше я вышел на улицу, сообразил, где я и позвонил в дежурку комитетчикам.

— А почему не в отдел?

— И что я бы нашим сказал? Народ, я проснулся рядом с трупом, приезжайте? Они бы приехали, но толку-то? Не труп им же прятать и меня вместе с ним? Все равно бы пришлось следственный комитет звать. Я решил, что сразу их вызвать, будет правильнее.

— В целом, да. Кто приехал?

— Кожемяко, — я назвал отцу только фамилию следователя, хотел посмотреть на его реакцию.

— Никита? — удивленно протянул отец. — Не знал, что он еще работает. Но он хороший следователь, нераскрытых дел у него практически нет. Да и обвинять всех вокруг в радиусе с километр от места преступления за ним как-то не замечено. Этим Пронька баловался, если его от этого, наконец, не отучили.

— Нет. Ирина. Его дочь, как я понял.

— Ни фига себе. Дочка, говоришь? Не думал, что она следаком вслед за отцом станет. Только не после того, что случилось… — сообразив, что едва не сболтнул лишнего, отец резко смолк и уставился на меня.

В этом он весь. Постоянно оберегает меня от своего прошлого. Практически ничего не рассказывает. Ни о своей работе, ни о коллегах. Только изредка, как вот сейчас, случайно обмолвится о чем-нибудь, а мне потом остается только догадываться, что именно там, в его прошлом, произошло.

— Кто еще был в составе группы? Борисыч?

— Ага, он. И по большей части благодаря ему я сейчас здесь, дома, а не даю показанию комитетским.

— Даже так? Ну-ка, что он такого увидел, что могло тебя безоговорочно отмазать?

— Для начала он подтвердил, что я пил вместе с коллегами в баре “Тихая гавань”. Еще бы ему не подтвердить, если он сам там был. А потом он предварительно установил время смерти девушки. Десять-двенадцать часов до того, как ее обнаружили. А я в это время был в отделе.

— Как девушку была убита?

— Предположительно леской или тонкой проволокой. Так Лев Борисович сказал. Глубокая, тонкая рана на шее.

— Хм, Борисыч, конечно, редко ошибается, но это не все возможные способы нанести тонкую рану. Можно, например, использовать канцелярский нож. Или бритву.

— Ну да, — пожал я плечами.

— Из всего, что я перечислил, проволокой убить — самое сложное, на мой взгляд. А вот леской… Ей самой можно легко пораниться. Помнишь, Паша, сколько раз ты невольно себя резал, когда пытался закинуть одну из моих закидушек?

— Да много, особенно между пальцами.

— Ножом или бритвой… Нет, не думаю. И это меня пугает.

— Объясни, — я напрягся. Моего отца, может и пугало что-то когда-то, но об собственно испуге он при мне заговорил впервые.

— Да все очень просто. Убийство произошло по адресу: улица Советская, дом семнадцать, так? — отец почесал подбородок и не дожидаясь моего подтверждения своих слов, продолжил. — Странно, что к нам еще не постучались. За мной, не за тобой, Паша. Как я понял, девушка та — сестра Нежданова. Ты же знаешь, кто он такой… Если Кожемяко не дура, скоро к нам придет с вопросами. Доказать, что ты не убивал, даже я смогу, а вот про меня… Это отдельная песня. Давай подумаем. Скажи, на пороге дома, у двери, была кровь?

— Нет, не было. Пап, ты к чему ведешь, я не понимаю.

— Не сейчас, — отмахнулся от меня отец. — На пороге, значит, не было. А тело было найдено… Где, кстати? Etan_hunt81 об этом не писал.

— Еще бы он написал. В кровати она лежала. А я очнулся на полу, у противоположной стены. Меня, кстати, туда таксист, судя по видеозаписям, притащил зачем-то. Он — бывший “пупс”. Фофанов.

— Фофан? А он-то каким боком в этой истории оказался? Ладно, я с ним потом потолкую по-свойски. Сейчас не об этом. Так ты говоришь, на кровати она была, значит. Там много крови было?

— На мой взгляд, много. Как не блеванул, до сих пор не пойму.

— То, что не блеванул — это хорошо. Ты же трупы видел до этого только в морге. А насчет количества крови, уж прости, я тебе не верю, Паша. Тут Борисыча лучше спрашивать, конечно… Предположим, что крови там не так много… А это значит, что убийство произошло наверняка в другом месте. Но не далеко.

— Почему ты так думаешь?

— Можно было конечно, ее аккуратно порезать ножом прямо в кровати, спящей…

— Да не могла она спать в два-три часа дня.

— Ты во сколько очнулся? Если Борисыч сказал, что десять-двенадцать часов, то где-то в три или в пять часов ночи, так?

— Ну да. В три ночи.

— Ага. — отец ненадолго задумался. — Значит, мои мысли правильные.

— Но порог двери могли убрать за это время, разве не так?

— Убийцу могли в таком случае заметить. А в том районе все друг друга знают. Наверняка бы кто-то обратил внимание, что некто какого-то хрена моет порог Неждановского дома. Так что убийство произошло там, где сложнее увидеть и проще замести следы. К примеру, задняя калитка. И такая есть у того дома, это я точно помню.

— А почему там?

— Да все очень просто. Там песка много, а песком кровь присыпать — плевое дело.

— Знаешь, пап, я в такие моменты начинаю тебя немного побаиваться.

— Не смеши. Кого я могу напугать? — усмехнулся отец. — Так вот, задняя калитка. Скорее всего убийца натянул леску между столбцами. Рост девушки он наверняка знал. Дальше все просто. Леску довольно сложно заметить, но когда обычным шагом идешь и в нее влетаешь, максимум, что можно получить — это легкий порез. А значит, убийца поджидал ее. И как-то напугал. Например, побежал за ней. Или заорал, выпрыгнув из кустов… Тут только догадки. Но девушка наверняка бежала, когда шеей натолкнулась на леску.

— Леска же легко порваться могла? Ну, если Нежданова на нее с разбегу наткнулась.

— Леске леска рознь. Есть такая, что и кита выдержит. Дальше, когда девчонка вляпалась, ее убийца перетащил в дом, положил на кровать…

—И на ее тело положил шифрованную записку. Уже вторую.

— Какую еще шифрованную записку? И почему вторую?

— Первую я нашел вчера среди своих бумаг, — порывшись в карманах я нашел там изрядно помятый клочок бумаги и передал ее отцу. — С нее все и началось.

— И что это за хрень? — едва взглянув на бумажку, спросил отец. — Друзья-товарищи прикольнулись, а ты теперь решил отыграться на старом, больном отце?

— Я тоже так думал поначалу. Даже Толику допрос устроил. Но никто из наших не сознался. А потом Саня мне помог ее расшифровать. — взяв записку из рук отца, я быстро накорябал на обратной стороне бумаги расшифровку. — Вот так. Записка оказалась с двойным дном, если не с тройным.

— Милостивый государь, улица Петра Великого, господин Н… Хм, почему мне это все кажется знакомым?

— С этой улицей мы так заморочились. Я и Клавдию Семеновну спросил, и Эльдара… Настя подключила к поискам свою подругу из архива. А потом я поинтересовался у Федотыча.

— Естественно, он знал?

— Ну да, это сейчас улица Советская.

— Дом семнадцать, улица Советская, — задумчиво протянул отец. — Помню, как не помнить этот адрес. Хотя я об этом уже говорил.

— Именно там Нежданов тебя подстрелил, так? В своем собственном доме.

— Не совсем, — покачал головой отец. — Но рядышком. Там я его повязал. До сих пор не знаю, как я умудрился полквартала за ним гнаться с простреленной спиной. Адреналин, наверное. Но довольно воспоминаний. Значит, тебе подкинули шифрованную записку, которую ты умудрился расшифровать, а после уже тебя подкинули в тот самый дом, о котором говорилось в записке. Я правильно все понимаю?

— Да, все так и есть.

— Нет, не так! Балбес! Скажи, какого хрена ты сразу не рассказал мне про эту долбанную записку? С нее и нужно было начинать!

— Я как-то не подумал…

— Не подумал он! То есть ты не уловил связь между запиской и тем, что ты очнулся с бодуна не дома и не у Наташки под боком?

— Уловить — уловил, но все равно не понимаю.

— Не понимает он. Подставили тебя. Очень грамотно и красиво. Не удивлюсь, что Борисыч найдет твои пальцы на трупе или кровати. Даже если тебя там рядом не было. Ладно, вторую записку покажи. И не смотри на меня такими глазами. Наверняка ты сфотографировал ее.

Я достал смартфон и, загрузив фотографию записки из “облака”, передал его отцу.

— Мда, фотография плохая, символы размыты, зато грудь хорошо видна, — проворчал тот, мельком взглянув на фото.

— Что?

— Да шучу я. Почту мою помнишь? Кидай фото туда, я попробую над ней поколдовать.

— Хорошо, — я быстро выполнил требование отца.

— Ну и чего смотришь на меня, как побитая собака? Дошло наконец, что с тобой кто-то играет?

— Я когда первую записку увидел, сначала подумал, что меня кто-то разыгрывает. Но вторая сняла все вопросы о розыгрыше.

— Ага, хорошая шутка. Попробуй представить того же Щукина, который решив тебя разыграть, так заморочился, что придумал свой собственный шифр, потом убил девушку ради этой записки…

— Пап, можешь не продолжать. Я тебя понял. Но вспомни, как меня всем отделом стебут насчет Насти?

— Тут ты сам виноват. Не фиг было на нее так откровенно пялится.

— Она красивая, но мне Наташка нравится.

— Мне-то это не рассказывай. Я вас обоих каждый день из одной песочницы по домам разводил. Ладно, мы отвлеклись. Хорошего понемногу. Шифр твой масонский, довольно известный, но исковерканный. Обычно в таких шифрах используют латиницу, но составитель этой записки использовал кириллицу.

— Про принадлежность шифра к масонским мне еще Саня сказал, так что тут ты мне Америку не открыл, но вот насчет кириллицы… В общем, это можно расшифровать?

— Можно, почему нет? Для чего мне компьютер, как ты думаешь? Ключ, конечно, в нашем случае ни один алгоритм и программа не сможет подобрать, но нам этого не надо. Заставим компьютер вытащить из записки все одинаковые символы и попробуем подобрать под них буквы. Да, долго, нудно. Но другого варианта нет, к сожалению.

— Как думаешь, может ли в текстах обоих записок быть нечто похожее?

— Мне “милостивый государь” не дает покоя. Где-то я это уже слышал… Хм, Пашка, а ты молодец, соображаешь иногда. Смотри, — он показал на экран. — Первые десять символов. Два из них одинаковые. А также стоят точно так же, как буква “И” в слове “милостивый”. Еще. 4 символ из этих десяти точно такой же, как в следующей группе символов второй. Зуб даю, что это буква “О”.

— Давай будем считать, что вот эти первые две группы символов — словосочетание “милостивый государь”. И что это нам дает?

— Многое, Паша. Например, расшифровать эту записку так, как мне хочется, а не так, как она звучит на самом деле. В принципе, я могу тебя и не обманывать. Эти записки… Просто способ привлечь твое внимание, не более того.

— Пап, ты чего?

— А чего я? — вопросом на вопрос ответил отец. — Чего? Думаешь, мне не бывает скучно? Сижу тут за компьютером целыми днями, пасьянс раскладываю, а мимо жизнь пробегает. Сыну я своему не особо нужен, работы любимой нет, жена свинтила к какому-то толстосуму… А я, — отец медленно поднялся из инвалидного кресла и сделал неуверенный шаг. Шагнув еще раз, он обернулся к обомлевшему мне: — Я устал, Паша.

— Что происходит? — выдавил я.

— Ты до сих пор не понял, Паша? Я так подробно описал тебе, как я убил ту дурочку, а ты до сих пор ничего не понял? Я думал, ты поумнее будешь, а ты дурнее даже некоторых хорошо тебе знакомых оперов. Это я, Паша. Я убил Нежданову. Братик ее смылся из города, но хотя бы на ней смог отыграться. Это я подкинул тебе записку…

— Но ты не появлялся в отделе уже лет десять!

— Не будь дураком, Паша. Зачем мне переться в отдел, который меня кинул? Конечно, я действовал не своими руками. Несмотря на то, что многих я там искренне ненавижу, все равно остались сочувствующие. Та же Клавдия, например. Она вхожа в любой кабинет, ее практически никто не замечает. Идеальный помощник.

— Все равно не верю.

— Дело твое. Можешь не верить. Ты только одну просьбу своего старика выполни, хорошо?

— Какую?

— Не спать!

Раздавшийся рядом с моим ухом гулкий хлопок заставил меня подскочить на стуле. Я ошалело огляделся вокруг. Отец с улыбкой сидел за компьютером, краем глаза смотря на отчасти расшифрованную записку и на меня. Кажется, я уснул и мне приснился очень странный сон. А отец ударом ладони по столу разбудил меня, избавив от кошмара.

— Пап, ты же не рассказывал мне сейчас, что именно ты убил Нежданову, так как ее брат додумался смыться из города? — я решил развеять любые сомнения, что недавно мной услышанное от отца — всего лишь сон.

— Паша, работать надо меньше. Уже собственного отца подозреваешь в какой-то хрени. Лучше расскажи, пока компьютер пытается обмозговать выданную ему задачку, что там у тебя получилось с Пироговой.

— Может, не надо? Не к ночи она будет помянута…

— Да ладно тебе, не такое же она зло во плоти! Да и интересно мне, чем все-таки дело кончилось. Или ты похвалиться не хочешь, как закрыл свое первое дело?

— Папа, я за сегодня умудрился по горячим следам сразу несколько преступлений раскрыть, а ты хочешь услышать только про ведро! Я разочарован.

— Несколько? Хм, думаю, тебе придется докладывать за весь твой рабочий день.

Мой “доклад” занял больше часа и мы с отцом настолько увлеклись разбором “полетов”, что не заметили того, что компьютер все-таки смог расшифровать записку. Но, забегая вперед, могу сказать, что благодаря не совсем спокойному утру, об записке мы вспомнили только тогда, когда она уже была не нужна.