Телохранитель для Гермионы (гет)

Когда тяжелые переговоры подходят к концу, все стороны, независимо от результата, чувствуют некоторое облегчение. Гермиона не любила надолго уезжать. Наверное, это было данью детству: в Хогвартсе ей по-глупому постоянно казалось, что оставь она Гарри хоть ненадолго одного, и он снова найдет «приключение» на свою геройскую, кхм, голову. Временами она забывала властного мужчину, которым он стал, и вспоминала нескладного и робкого очкарика. И даже тогда в лучшем друге таилась особая сила.

Наверное, вдали от Лондона ей должно было стать лучше, нет… Стать легче. Ведь здешние места ничем не напоминали о неудавшемся романе.

Но, засыпая, она вновь и вновь видела белые волосы, серые глаза и дерзкую улыбку. Скорпиус Малфой был болезнью, для которой расстояние не являлось преградой. А она ведь очень гордилась когда-то своим умением мыслить здраво. Оказывается, даже самый дисциплинированный ум бессилен перед идиотским чувством, которому Гермиона страшилась дать название. Всеми воспеваемая «любовь» совершенно мешала продуктивной работе. Она бы злилась, если бы на это остались силы.

После подписания договоренностей и прощального ужина их делегация могла возвращаться домой. Но, везя домой хороший результат, Гермиона не чувствовала себя довольной и счастливой, как это бывало раньше. Она до того помешалась на чувствах к «мальчишке», что и любимая работа почти опротивела. Нет, умом она понимала, что нужно встряхнуться, что на носу выборы, что это ее решение. И будь она чуть более эгоистична, не мерзла бы в постели одна, как последняя из праведных дур. Во время приступов малодушия и жалости к себе Гермиона жалела, что не послала сиятельного лорда Малфоя куда подальше.

Поплакав, она приводила себя в порядок и клялась, что это было в последний раз.

Ох, если бы она верила самой себе. Именно поэтому в «последний раз» Гермиона сидит в одиночестве на лавочке в парке и грустит. Из-за этого дурацкого мазохизма не накладывает согревающие чары, наказывая себя за очередные минуты слабости, постыдной для той, что привыкла всегда отвечать за последствия своих решений.

Взгляд карих глаз упал на ее собственные, замершие до онемения, пальцы. Именно поэтому она не заметила человека, который долго наблюдал за ней, и сильно испугалась, когда перед ней упали на колени и пребольно сжали руки, растирая их. От крика она сдержалась, опознав платиновую макушку. Грабитель не стал бы стоять перед своей жертвой на коленях и целовать руки, как одержимый.

 — Ты совсем замерзла, — хрипло произнес Скорпиус Малфой, грея тонкие ручки своим дыханием. — Я… Я очень хотел тебя увидеть.

Гермиона вздрогнула от его взгляда — столько любви, надежды и отчаянной преданности было в таких холодных обычно глазах. Нужно было встать и оттолкнуть его, уйти. Но сил уже не было…

 — Как давно ты следишь за мной?

 — Я бы никогда не посмел… — Скорпиус выхватил палочку и одним движением согрел все пространство вокруг. — Не скрываю, я приехал в Берлин только ради того, чтобы увидеть тебя… — он осторожно коснулся бледной щеки и проследил пальцем соленую дорожку. — Но я бы не опустился до слежки. Имея удостоверение аврора, мне было достаточно задать вопрос секретарю нашей делегации. И вот я здесь.

 — Зачем? — чувствуя себя очень глупой, спросила Гермиона. — Я ведь все тебе сказала, — неубедительно, скорее самой себе, сказала она.

Скорпиус упрямо посмотрел на нее и с силой привлек к себе. Гермиона уткнулась холодным носом ему в шею.

 — Можешь прогонять, можешь проклинать, но я больше не уйду… Я люблю тебя и не позволю никому решать за меня, — сжав ее плечи, Скорпиус аппарировал, совсем не заботясь о том, что их могут увидеть случайные прохожие.

Оказавшись в полутемной комнате, он первым делом усадил Гермиону в кресло и разжег огонь в камине пожарче. За то время, что они не виделись, она стала еще тоньше. Скорпиус все еще злился на решение, которое возлюбленная приняла за них двоих, но больше не собирался позволять даже ей делать себя дураком. Первое настоящее чувство, которым он, казалось, жил, и болезненный отказ избавили его от остатков беззаботности. Такие, как Гермиона, не выбирают слабаков, неспособных на поступок. Скорпиус не отрицал, что ради нее готов стать на колени, ведь в любви, если она истинная, унижений не бывает. Но он так же был готов бороться хоть со всем миром за возможность быть с ней.

Он не собирался позволять обстоятельствам, деду, чужим предубеждениям ломать себя. Как сломали его отца…

И пусть Скорпиус большую часть сознательной жизни презирал Драко, это не помешало понять ему, что вся его мерзость — это следствие отцовской слабости. Он так прячется от мира, от себя истинного. Большую часть детства он боялся отцовского гнева, пока не пришло осознание того, что таким образом самый родной человек стремится сломать его. Сделать таким же, как и он. А это Скорпиус не мог позволить… Больше всего на свете он боялся стать похожим на собственного отца. Именно чтобы доказать всем и прежде всего себе, что он другой, Скорпиус выбрал карьеру аврора, противоречил родительской воле во всем. Он не искал для себя легких путей, веря, что только упорством можно добиться своего.

Скорпиус не был столь прямым, как гриффиндорец, но Гермиона… Она, несмотря на годы в политике, внутри осталась все той же правдолюбивой, твердолобой гриффиндоркой. А, как показывал опыт, интриги с такими ничего не дают, поможет только честность.

Да и что ему скрывать? Быть может то, что он ни о чём не думал, только о ней? Или то, что он впервые поругался с дедом? Или то, что он готов отказаться от всего ради нее?

Он грустно улыбнулся впервые за много-много лет: дедушка не нашел нужных слов для упрямого внука. Скорпиус не желал слушать разумных слов. Люциус сетовал на дерзость юности и предсказывал ему разочарование. Что только еще больше его ожесточало. Скорпиусу было чуть легче, потому что несмотря на их противостояние, дед не стал угрожать изгнанием. Просто упрашивал подумать, взвесить, прежде чем делать.

 — Не смотри на меня так, — Скорпиус мягко улыбнулся, аккуратно избавляя свою бесценную гостью от пальто и сапожек. — Гермиона, мы оба знаем, что если бы ты действительно не хотела пойти со мной, то аппарация не удалась. Я сильный маг, но ты намного искусней.

 — Да, это так.

Она резко отвернулась, дыша с присвистом через нос, словно сдерживая слезы. Скорпиус, плюнув на все, сел прямо на пол у кресла и положил повинную голову на ее колени.

 — Я люблю тебя… И не стану держать силой…

 — Не думаю, что тебе это удастся.

Сухо произнесла она и дернула его за волосы, чтобы затем погладить. Скорпиус счастливо вздохнул и прижал ее ладошку к своей щеке.

 — Колючий… Многовато глупостей для одного вечера, ну ладно, — Гермиона произнесла тихо. — Обними меня, пожалуйста. Я так устала.

Это, определенно, лучшее, что он слышал за несколько месяцев. Гермиона положила голову ему на плечо, их руки сплелись, и он чувствовал себя полностью счастливым. Если на земле возможно абсолютное счастье, то для него, Скорпиуса Малфоя, оно такое — держать в объятиях любимую женщину.

 — Расскажи, какие глупости ты уже успел совершить? — после уютного молчания спросила Гермиона.

 — Кроме того, что испросив отпуск, сбежал за границу в твоих поисках? — Скорпиус осторожно, боясь спугнуть, поцеловал улыбающуюся женщину. — Никаких, моя госпожа, — он коснулся пальцами мягких завитков волос на висках. — Всегда мечтал увидеть их распущенными, — он нащупал шпильки.

 — Ничего интересного, — со снисхождением произнесла Гермиона и зажмурила от удовольствия глаза, когда, массируя кожу головы, Скорпиус избавлялся от шпилек, распуская прическу. — Двадцать минут махания палочкой…

Но она не добавила, что это стоило восхищения в глазах Скорпиуса, когда он закончил, и Гермиона, дерзко тряхнув головой, укрылась волосами, как плащом. Она казалась дикой и какой-то совершенно не похожей на ту, что он знал до этого.

 — Скорпиус, нам нужно поговорить серьезно, — Гермиона коснулась ладонью упрямого подбородка и, медленно наклонившись, поцеловала его. Довольно быстро мальчишка с неожиданным опытом перехватил инициативу. — Перестань.

 — Хорошо, — с большим трудом Скорпиус остановился. — Но не вздумай сказать, что это больше не повторится.

 — Я и не думала, — качнула головой Гермиона. — Милый мой, я ведь тоже не железная… Не улыбайся так самодовольно. И убери руки оттуда, пол не самое удобное место для подобных занятий.

Серьезно поговорить? Только не рядом с этим мальчишкой, который словно чувствует, что она сдалась, и позволяет себе все больше. И при этом в его действиях нет ничего оскорбительного, ни капли принуждения или пошлости, только яркое желание близости. Он ее хотел. С очевидным нетерпением сдерживал себя, позволяя ей выбирать.

Гермиона убрала волосы за спину и всмотрелась в лицо молодого мужчины — без сомнения красив, как может быть красива античная статуя, почти совершенные линии. Но в нем нет ничего от надменности деда и низменности отца. Почти совершенство делала обычным земным мужчиной щетина на лице, следы недосыпа и тяжелых дум. И глаза того тошнотворно холодного серого цвета, который у нее ранее не связан был ни с чем хорошим. Кто бы мог подумать, что она может потерять голову от представителя фамилии Малфой? Это она-то, в свое время ненавидящая Люциуса и до сих пор глубоко презиравшая Драко?

Очевидно, что он ждет ее решения. И Гермиона больше не собиралась делать больно себе и, в первую очередь, ему. Пусть она об этом пожалеет, но это будет позже. Если повезет, то это непрошеное чувство оставит после себя тепло и приятные воспоминания. Слишком прагматичная, чтобы верить в клятвы вечной любви, Гермиона понимала: рано или поздно даже самая сильная страсть угасает. Может, сейчас этот красивый, очаровательный в своей непосредственности малыш и верит, что это «навсегда» — таково счастье юности, незнающей еще горьких разочарований зрелости. Она позволит себе маленькую слабость, ведь это не преступление? А, впрочем, все равно. Каплю счастья она заслужила.

Тем более, что Гермиона вовсе не собиралась привязывать к себе Скорпиуса навсегда. И, тем более, выходить за него замуж. Когда придет время — они расстанутся без взаимных обид, и честь рода Малфой не пострадает.

Она не будет мешать. Скорпиус будет волен обручиться, жениться, дать роду наследника, о котором так печется Люциус. В конечном итоге, женщина ее возраста не годится в супруги. Для любовницы возраст не имеет никакого значения. Она с этим статусом легко смирится. Ее моральные принципы и не такое выдерживали. Гермиона хмыкнула и вспомнила о проблеме. Проблема была высокой, громкой и была уверена, что ее нужно оберегать. Гарри мог кинуться защищать ее честь — это вполне в его стиле. Но друга можно убедить, в конце концов, она большая девочка.

 — Скорпиус, я готова на отношения, — она прикрыла ладошкой ему рот, сдерживая ликующий крик. — Какой же ты все-таки мальчишка. Но у меня будут условия.

 — Все что угодно, — пылко произнес он. — Я сделаю все.

 — Первое условие — это соблюдение тайны. Никакой публичности, для всех мы останемся чужими людьми. Все наши встречи будут проходить на нейтральной территории. Я не хочу встречаться у тебя в квартире, мой дом не подходит, там идет ремонт, и может заглянуть…

 — Поттер? — ревниво перебил Скорпиус.

 — Министр, мои друзья и Гарри в том числе. Я не хочу трудностей, которые неизбежно возникнут, если нас застанут вместе. Скорпиус, пойми, это может стоить тебе карьеры, — Гермиона легонько постучала по упрямому лбу. — И еще, мой дорогой, больше никаких сцен ревности, ты меня понял?

 — Хорошо, но это будет трудно, — честно признался Малфой.

Дело в том, что его Герой, которым он так пылко восхищался в детстве, на поверку оказался властным ублюдком, плевавшим на других. Скорпиус поцеловал Гермиону… На всех кроме нее. И в этом проблема: Поттер был к ней ближе, чем кто-либо другой. И она его любила. Он бесился, понимая, что такой душевной близости, как между Гермионой и ее другом, у них не будет. Он может ее любить и боготворить, но Гарри Поттер будет ее самым близким человеком. Их взаимная привязанность была так очевидна, и если бы она не была скорее чувством брата к сестре — гармоничней пару представить было бы сложно.

Они дружат уже много лет, не раз сражались плечом к плечу. Поттер — единственный, с кем ее видели в свете уже много лет. Он единственный, кто смеет ей указывать. Единственный, кому она доверяет полностью.

Скорпиусу до судорог было страшно, что однажды братская привязанность станет любовью. Поттер, при всех его недостатках, далеко не дурак. И должен понимать, какое она сокровище.

Ему предстоит жить с этой мыслью и ревностью. Ведь он ничего не может поделать. Очень глупый человек попытается разорвать такую глубокую связь, которая существует между Гарри Поттером и Гермионой Грейнджер. За время работы рядом он понял одну простую истину: эти двое — верные друзья. Они скорее откажутся от чувств, но не от дружбы. И Скорпиус не мог осуждать Гермиону за это. Он любил ее, но и чувствовал глубокое восхищение — ее отвагой, умом и проницательностью. Она была самой необычной женщиной, что он встречал. А течение мыслей в этой хорошенькой головке до сих пор ставило его в тупик. Никогда не скажешь, как она поступит…