Что-то придется менять (джен)

Было так невероятно странно снова увидеть маму и папу. Находясь далеко от них, Гермиона по ним, в общем-то, не скучала и вспоминала о них скорее как о факте своей биографии (родилась, росла, училась, есть родители). Поэтому она вовсе не была уверена, что в состоянии будет симулировать радость встречи, но притворяться почти и не пришлось. Она была действительно рада, когда заметила их на вокзале, хоть и не очень поняла, почему. Оставалось всего-то ничего: транслировать эту радость вовне, так, чтобы она была заметна и при этом выглядела как спонтанное, непродуманное проявление чувств. Ох, какая гадость эти человеческие отношения. В Слизерине было проще...

Во время первого семейного ужина она взахлеб вываливала все хогвартские сплетни, которые только смогла вспомнить, разбавляя их рассказами о «замечательной подруге Дафне» (ну пусть родители наконец-то порадуются, что у нее есть друзья!), «знаменитом мальчике Гарри Поттере» и «таких здоровских ребятах из Квиддичной команды, о, Квиддич — это такая игра...» Охрипла. Остаток вечера с чистой совестью молча пила молоко и слушала, что интересного случилось дома за эти месяцы. Вообще, несмотря на то, что играть здесь приходилось больше и активнее, дома оказалось неожиданно уютно. Наверное, потому, что в Слизерине никого не волновали мелкие детали ее поведения, но любой крупный просчет мог привести к ощутимым неприятностям и противостоянию с факультетом. Здесь же на кону было только настроение ее родителей. Там маски были почти необходимостью. Здесь — ее доброй волей. Добрая воля обязывала куда больше и не давала того странного чувства, которое возникало порой в школе, что маску можно просто снять, потому что, в конце-то концов, всем же все равно!.. Зато было гораздо понятнее, ради чего она вообще все это делает...

Не надо было столько об этом думать. Просто не надо. Тогда, глядишь, и ночью бы спала спокойно. Гермионе почти никогда не снились кошмары, самое неприятное, что с ней случалось, это грустные и скучные сны, после которых она просыпалась в плохом настроении. Но ночь после приезда домой стала одним из несчастливых исключений.

Гермиона стояла в одном из коридоров Хогвартса. Она никогда еще не бывала именно в этом месте раньше, но Хогвартс все-таки достаточно узнаваем, чтобы уверенно об этом говорить. К тому же, Гермиона, просто знала, что находится именно в Хогвартсе, в Восточном Крыле, на третьем этаже.

«Умереть мучительной смертью», — эхом раздался в коридоре голос Альбуса Дамблдора. Надо было немедленно бежать отсюда, но Гермиона не могла пошевелиться, будто окаменела. Одна из дверей тихо приоткрылась и из нее выползло чудовище. Это была огромная змея с множеством голов. Лица у змеиных голов были человеческие. Это были ее сокурсники-слизеринцы. Змея шипела, извивалась и источала опасность. Во сне Гермиона знала язык змей, поэтому понимала, что та говорит ей, что грязнокровке не место в Доме Салазара, поэтому она умрет. Смерть почему-то не очень испугала Гермиону, но ей овладело отвращение. Пускай ее жизнь закончится прямо сейчас, но не так, не от этой пакости, только не это!

Она снова попыталась убежать, но обнаружила, что может пошевелить только правой рукой. В руке была палочка. Это был ее шанс на спасение. Она подняла палочку, чтобы защищаться, и... поняла, что все бессмысленно. Она не знает ни одного подходящего заклинания. Ни одного. Чем она может сразить эту змею? Ничем. Разве что воткнуть палочку в один из множества змеиных глаз... она отыскала среди всех этих лиц лицо Панси Паркинсон и с мстительной радостью — хоть напоследок, вот тебе, гадина, за мои волосы! — всадила палочку ей в глаз. Палочка вошла туда легко и свободно, но змея будто бы и не заметила этого, и в следующий момент зубы Паркинсон сомкнулись на ее запястье. Гермиона умерла, и это было не так уж плохо. По крайней мере, гораздо лучшего того, что смерти предшествовало.

Через несколько минут она проснулась. Сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах. Гермиона подождала, пока сердцебиение успокоится и попыталась снова заснуть. Не вышло. Пришлось вставать и начинать обдумывать. Она с трудом подавила в себе порыв броситься к тем книгам, что она взяла с собой в качестве чтива на каникулы, и найти всю доступную информацию о вещих снах. Напомнив себе раз примерно десять, что даже в магическом мире к предсказаниям будущего многие относятся весьма скептически и что, скорее всего, для таких вещей нужен особый дар, которого у нее, у Гермионы, быть никак не может, она сосредоточилась на том, что именно таким образом пытается ей сказать ее подсознание.

Это было гораздо проще предсказаний. Что называется, «к гадалке не ходи». Ее подсознание считало однокурсников не просто неприятными типами, а реальной, ощутимой угрозой. И мягко намекало, что если дело дойдет до магического или силового противостояния, то противопоставить им Гермионе будет просто нечего. Потому что она, дура такая, с начала учебного года расширяет кругозор и повышает эрудицию, интересуется традициями, историей и очень практичными чарами, которые сделали бы жизнь маглов гораздо проще. Ну и еще немножко разбирается в запирающих чарах. И ничего, абсолютно ничего не узнала о том, как обезопасить не только свои вещи, но и себя саму. Она по-прежнему считала, что по-хорошему защищать граждан должны авроры, а дети в школе драться не должны вообще, тем более с применением заклинаний, но судя по тому, что в течение учебного года кто-то периодически попадал в лазарет благодаря чужим проклятиям, ее мнение было не слишком популярным. Было бы глупо когда-нибудь пострадать только из-за того, что не приняла во внимание чужую точку зрения...

Что еще? Оказывается, она все еще не забыла тот инцидент со стрижкой и хочет мести. Очень хочет. До смертоубийства практически. И считает Панси самой опасной из «голов» слизеринской змеи. Профессора Снейпа среди голов не было. Его она почему-то не считает опасным для себя? Это странно, но действительно не считает. Была ли среди змеиных голов Гринграсс? Гермиона не помнила.

Самое очевидное: она не отождествляет себя с этой змеет, следовательно, до сих пор до конца не считает себя слизеринкой, и это очень зря. Нравятся ей ее сокурсники или нет, она учится в Слизерине, значит, она слизеринка. Надо будет поработать над этим.

Наконец, место действия. Запретный коридор. Место, где можно умереть мучительной смертью. О да, ее волнует, что такое место в принципе есть в школе, в которой она учится. То самое место, где поймали Гарри Поттера, то самое место, куда должны на этих каникулах унести зеркало Еиналеж. После того, как директор Хогвартса лично позаботится о том, чтобы Гарри Поттер знал принцип работы зеркала. Зачем? Чтобы Поттер сделал что-то там, на третьем этаже? А входит ли в этот план мучительная смерть Поттера или предполагается, что он-то там выживет? Оказывается, ей это интересно. Она полагала, что вся информация, которую она ненароком узнала благодаря щедрости декана и посиделкам в библиотеке, нужна ей исключительно для галочки, для приятного осознания того, что она знает то, что не всем известно. Оказывается, она хочет знать больше.

И вот интересно, почему ей не приснился Квиррелл? Покончив с анализом, Гермиона смогла снова заснуть. А утром, после завтрака, засела за книги и принялась искать там заклинания достаточно безобидные, чтобы никого не убить, но пригодные для самообороны и нейтрализации нападающих.

Танталлегра, Петрификус Тоталус, Локомотор Мортис, Силенцио — это то, что, как постановила Гермиона, она в состоянии осилить в ближайшее время. Насчет заклинаний Ступефай, Протего и Рефлекто она не была уверена, они требовали тренировки, а на каникулах это было исключено. А жаль. Так хотелось сотворить палочкой хоть что-нибудь, что угодно! Кажется, это зависимость от магии. Именно поэтому Гермиона в первый же вечер убрала палочку в футляр. И теперь сидела над теорией. Только над теорией. Никаких «ну я только разочек попробую Ступефай». Нет и нет. У нее есть сила воли. И, помимо заклинаний для защиты, книга по Окклюменции. А еще надо было проверить, получается ли из кухонных обязанностей такое же хорошее упражнение по очищению сознания, как из отработок в кабинете Зельеварения.

Как оказалось — да, получается. Не обязательно даже что-то резать, можно и просто посуду мыть. А если много раз подряд ввалиться в это состояние и прочувствовать момент вваливания, то потом можно даже попробовать вызвать его произвольно. Вообще-то, у нее это уже получалось, перед деканом, во время сеанса Легилименции, но то были все-таки чрезвычайные обстоятельства, напуганные люди еще и не такое могут. А вот просто сидя в гостиной посреди разговора чуть-чуть выпасть из сознания, не теряя нить беседы, вот где сложно-то! А ведь это только азы...

За день до Рождества Гермиона упросила родителей посетить Диагон-аллею и отправила подарки адресатам с помощью почтовых сов. Утром помимо подарков от родителей она обнаружила двух сов на подоконнике. Одна сова принесла открытку с надписью «И тебя с Рождеством, Грейнджер» и набор сахарных перьев, другая записку «Фу, как неоригинально». И хотя оба послания не были подписаны, понять, кто какое написал, труда не составило.

В школу Гермиона возвращалась отдохнувшей и вооруженной. Арсенал, конечно, не впечатлял, но она все же надеялась, что против первокурсников выстоять сможет, а для старших интереса не представляет.

А волшебные сладости родители с удовольствием съели. Для этого пришлось соврать им, что от магии не бывает кариеса. Ну а кто знает, может быть, это правда.