Власть женщины сильней (гет)

Ранним утром Его Святейшество потребовал к себе монсеньора Перетти. Он принял кардинала в личном студиоло, без свидетелей. Едва переступив порог Феличе почуял неладное. Каррера стоял в центре комнаты и зло смотрел на вошедшего, ожидая знаков почтения сану. Но кардинал и не подумал склонить голову. Тогда к его ногам упал кинжал. Перетти лишь опустил глаза на упавший предмет. Но разглядев его, он почувствовал, как загорелось от гнева лицо.

— Чья, ты думаешь, на нем кровь? — вкрадчиво поинтересовался Климент.

— Подозреваю, что, к сожалению, не твоя.

— Это ее кровь!

Захрустели сжатые кулаки, Перетти с трудом сквозь зубы прорычал:

— Что ты с ней сделал?

— Я?! Пока еще ничего! Она сама! Разве не для этого ты подкинул ей эту игрушку?! А это, — Каррера на мгновение отвернулся, взял со стола бумагу, — документ о лишении Менголли Миланской епархии и назначении его коадьютором в Риети. В кратчайшие сроки обеспечь его отъезд из города!

— Продолжаешь дарить подарки еретикам? Ты погубишь Рим!

— Не лицемерь! Не Рим тебя заботит, а юбка и плод греха, — Каррера как-то вдруг посерьезнел, справился с обуревавшей его злостью и тихо продолжил. — А Нас очень заботит вопрос — куда делся отъявленный разбойник Сарто. И Мы узнаем это. Очень скоро.

— Помнится, когда тебя избирали, тебе не хватало трех голосов. Теперь тебе может не хватить всей коллегии!

Климент рассмеялся:

— А тебе может не хватить одного человека… Одной прекрасной, о, поистине прекрасной, женщины. И еще, — он вновь обернулся к столу и теперь держал в руках пожелтевший от времени лист бумаги. — Право, тайна исповеди, конечно, священна. Но есть особые случаи. Это письмо Юлии де Ла Платьер к кардиналу Каррере о некоем Жане, слуге графа Тулузы и о Феличе Перетти.

Климент выдержал паузу.

— Итак? Скольких голосов мне не хватит в коллегии?

Лицо Перетти от бешенства пошло алыми пятнами:

— Я не советую тебе показываться где бы то ни было в одиночку.

— Интересно. Вполне в духе этого послания... Я прошу вас, кардинал, передать Джакомо Сарто, что за преступления много меньшие, чем его, люди отправлялись на виселицу. Можете идти, ваше преосвященство, возвращайтесь к своим обязанностям… библиотекаря. Да! Не хотите ли что-нибудь передать… Юлии? — вопрос застал Перетти уже на пороге.

Почти ничего не видя из-за пелены гнева, застившей глаза, кардинал обернулся:

— Передайте, чтобы в следующий раз использовала оружие по назначению, — Перетти вскинул голову, прочищая сознание от приступа ярости.

— Великолепно! Вы достойны друг друга. Ступайте.

Еще несколько мгновений мужчины мерились взглядами. Каждый понял, что предупрежден. Вернувшись на пару шагов, чтобы поднять с пола кинжал, Перетти развернулся так резко, что взметнулись полы мантии, и вышел из кабинета.

* * *

Виктория проснулась утром и почувствовала себя вполне здоровой. Она решила воспользоваться этим обстоятельством, поэтому после завтрака велела приготовить себе костюм для фехтования, собрать на прогулку Диану и позвать Арно. Вскоре они были в саду. Няня присматривала за малышкой, а графиня и Арно упражнялись со шпагами. Там ее и увидел Бенвенуто ди Менголли. Кардинал поспешил к Виктории. Молодой человек был счастлив встретить предмет своих вечерних и ночных дум. Еще никто кроме Папы и монсеньора Перетти не знал, что юноша в опале.

— Доброе утро, синьора Виктория. Наконец-то я смогу исполнить обещание и составить вам пару. Хотя бы и в этой одежде, — он не глядя протянул руку, ничуть не сомневаясь, что Арно отдаст ему оружие.

Почувствовав эфес, Бенвенуто махнул клинком, пробуя его вес и гибкость.

— Здравствуй, мой мальчик, — Виктория исподволь глянула на кардинала, так как знала, что это обращение его сердит, но зато ей позволяет удерживать дистанцию.

Графиня не ошиблась в своих ожиданиях — Бенвенуто поджал губы, но тут же в его глазах мелькнул огонек упрямства.

— Прошу, вставай. А то этот Арно ничего не может. Как твои дела?

— Я счастлив, что вижу вас. А кто учил вас фехтовать?

— Мой отец. А потом… в Испании это было одним из немногих моих занятий. Так, для поддержания духа.

— Прошу, начните вы, а то мне как-то неловко, — Бенвенуто улыбнулся.

Да так, что Виктория невольно засмотрелась на эту улыбку.

-… Да! Конечно, как желаешь…

Менголли отбил несколько ударов и сам ответил серией выпадов. А потом вдруг развернулся вокруг себя, и шпага графини оказалась на траве. Он тут же забеспокоился, не повредила ли женщина руку. Шагнув к Виктории, юноша оказался очень близко, взял ее ладонь в свою:

— Вы не пострадали?

— Все хорошо, — проговорила она, но руки не отняла.

Будучи намного выше Виктории, Бенвенуто склонил голову к ней, и графине показалось, что вот сейчас он ее поцелует. Но молодой кардинал стоял неподвижно. Только его пальцы, тонкие, ухоженные, но крепкие, переплелись с ее. Женщина почувствовала, что земля уходит из-под ног: то ли из-за болезни, то ли из-за…

— Вы стали взрослым, монсеньор Менголли.

— Хвала Всевышнему, вы наконец-то это увидели.

Виктория опустила взгляд и шагнула назад, подальше от юноши… нет, от молодого мужчины. Чтобы сгладить неловкость, проговорила бодрым голосом:

— Этот прием показался мне знакомым.

— Меня недавно ему научил один м-м… — Бенвенуто замялся, подбирая слово, — приятель отца.

— Жерар Манфреди.

— Вы знаете его?!

— Да. Мне знаком этот негодяй.

Менголли непонимающе нахмурился:

— Мне он показался вполне приличным человеком.

— Вместе с вашим отцом он недавно едва не украл мою дочь.

Кардинал досадливо закусил губу.

— Я уверен, отец не желает зла ни вашей малышке, ни вам. Это все… политика. Тем более теперь папа Климент удерживает в подвале мою мать.

«Мы квиты», — говорили посерьезневшие глаза молодого человека. Виктории подумалось, что сейчас он уйдет. И она сама удивилась, насколько это ее напугало. Поэтому графиня шагнула вновь навстречу Бенвенуто, примирительно положив руку на его грудь:

— Оставим этот разговор.

— С радостью. Но вы так бледны, синьора. Может быть, закончим с оружием и просто прогуляемся?

— Да, если можно.

Они отдали шпаги Арно, и графиня оперлась на руку кардинала. Тут из-за поворота показалась няня с девочкой на руках. Виктория улыбнулась:

— А вот и Дианочка.

— Синьорина, — Бенвенуто протянул руки к ребенку, одновременно оглядываясь на графиню, словно спрашивая разрешения. Виктория молча кивнула, а сама с интересом смотрела, что будет.

Няня передала девочку кардиналу. Диана сперва уперлась ручками в затянутую алым одеянием грудь незнакомца, внимательно посмотрела ему в лицо и… крепко ухватилась за черную эспаньолку кардинала.

— Ой, — от неожиданности воскликнул Менголли. А следом раздался на удивление дружный смех ребенка и мужчины. Освободившись от захвата, Бенвенуто на всю высоту своего роста поднял малышку, чем вызвал новый прилив веселого смеха. Виктория уже откровенно любовалась обоими.

Монсеньор вернул девочку няне и обратился к ее матери:

— Чудесный ребенок. Подстать вам, синьора Виктория.

— Это моя жизнь и единственная надежда. Еще… Но это не важно, — оговорившись, она смутилась.

Но Бенвенуто понял что-то свое из этой оговорки.

— Если бы вы только могли позволить себе подумать, как мне хочется стать вашей надеждой.

Он смутился своей горячности и опустил взгляд.

— Что? Посмотри мне в глаза! — вспомнив, что перед ней ее воспитанник, проговорила Виктория. И тут же пожалела о своем требовании. Бенвенуто поднял взгляд и открыто посмотрел на нее. Были в этом взгляде и страсть, и нежелание отступать, и готовность бороться за свое чувство к ней. Женщина будто обожглась об этот взгляд. Но еще надеясь, что ошиблась, спросила:

— Что такое, Бенвенуто? Если ты скажешь, тебе станет легче…

— Но я не хочу, чтобы мне стало легче! Я счастлив тем, что несу тяжесть любви. Любви к вам.

Виктория в самом деле надеялась, что он не скажет этого. Признание, произнесенное вслух, испугало ее:

— Монсеньор, я… стара для вас. И к тому же не хочу, чтобы вы пострадали.

— Не говорите так! Вы прекрасны. И… да, я люблю вас, — едва ли не с вызовом закончил он.

— Любовь — это ничто.

— Вы не можете так говорить! Только не вы. У вас ребенок — плод любви, — он махнул рукой вслед удалявшейся по дорожке женщине с девочкой. — Любовь — это все. Это когда природа ликует и сердце бьет как колокол Святой Марии!

Виктория улыбнулась, но как-то обреченно:

— Любовь может убивать.

— Любовь может делать счастливым!

— Монсеньор, будьте моим другом.

— И это все, на что мне позволено надеяться?! Хорошо, я буду другом. Но помните синьора, что я люблю вас.

— Несомненно, как брат и воспитанник, — из-за куста, с боковой тропинки вышел Папа.

И вот тут Бенвенуто ди Менголли показал, что не напрасно тратил время со своим Наставником — братом Иосифом. Мгновенно опустившись на колено в глубоком поклоне, кардинал четко проговорил:

— Точно так, Ваше Святейшество.

— Нам кажется, что вы уже порядком утомили синьору графиню. Ступайте в свой кабинет. Там вас уже давно ждут кое-какие бумаги, кардинал.

Климент дождался пока Менголли уйдет, посмотрел на женщину и, не сказав ни слова, направился к дворцу.

— Постой! — Виктория догнала его. — Что бы ты ни думал, для меня это было неожиданно, как и для тебя.

— Почему ты решила, что для меня это неожиданно?

Каррера был странно спокоен, но за этим спокойствием скрывалось то, что он был чертовски зол. Слишком свежи были воспоминания о разговоре с Перетти.

— Прости, я забыла, что тебе всегда известно больше, чем мне. У тебя уставший вид. Ты здоров?

— Да, Мы здоровы! Оставь Нас сейчас.

И Папа ускорил шаги.

Поднявшись к себе, графиня почувствовала головокружение и дурноту. Не дойдя до своих покоев, она упала в глубокий обморок. Волей случая Давид Лейзер, несший отвар трав для Дианы, нашел женщину.

* * *

Спустя некоторое время в подвале…

— Я не так давно беседовал с синьором Перетти. Он просил передать, чтобы вы в следующий раз использовали оружие по адресу.

И вдруг резко, требовательно:

— Кто передал вам кинжал?

Юлия молчала, насмешливо глядя на Папу.

— Я буду убивать по одному всех, кто общался с вами здесь, пока не узнаю кто передал вам оружие. Если вы будете молчать, жальче всех мне будет Давида.

Графиня вновь не произнесла ни слова, только губы изогнулись в презрительную гримасу.

Подождав с минуту, Климент хлопнул в ладоши. В глубокой тишине подвала это прозвучало как выстрел. Из-за двери послышался сдавленный крик.

— Кто передал кинжал?

Ее губы дрогнули:

— … ненавижу…

Раздался следующий хлопок, и тотчас за ним — стон бедняги старика-охранника.

— Кто передал кинжал?

Юлия поняла, если Каррера не блефует, следующим должен быть Лейзер. Это был ее единственный шанс — если она не угадает, то проиграет.

— Разве может человек умереть дважды?

— О чем вы?

— Но ведь меня охранял только старый монах-фанатик. Почему же он умирает дважды?

Постояв с минуту молча, Климент развернулся и вышел из камеры. Юлия только улыбнулась ему вслед. Папу сменил Давид Лейзер.

— Как вы себя чувствуете, синьора?

— Я не знаю благодарить вас или проклинать — я чувствую себя здоровой.

— Надеюсь, вы поблагодарите меня, если я скажу, что через два дня вас освободят.

— О, да! Я благодарна вам, синьор Лейзер.

— Давид, просто Давид, — врач улыбнулся своей странной улыбкой.

— Давид, Папа очень разозлился из-за этого кинжала, — Юлия гадала, знал ли он об опасности, висевшей над ним несколько минут назад.

— Да, и это очень грустно. Из-за меня погибли два невинных человека. А ведь я говорил монсеньору, что оружие — это не выход, — старый еврей покачал головой. — Но как вам удалось обмануть Климента?!

На мгновение Юлия окаменела от ужаса. Краска сошла с ее лица. Усилием воли она взяла себя в руки, непослушными губами прошептала:

— Значит, он не играл… Господи, прости меня… Давид, не спрашивайте меня об этом.

— Послезавтра вечером я скажу вам все. А теперь мне надо идти, ваша сестра тоже больна. И это не добавляет хорошего настроения Его Святейшеству.

— Что с ней? Откуда вы знаете?

— Я же врач. У нее лихорадка. Следствие напряжения чувств, — Лейзер вдруг умолк, как будто знал больше и решал сказать или нет. — Я бы сказал, что воздух Ватикана ей вредит.

— Почему же она все еще здесь? Передайте ей, что воздух Милана намного здоровее.

— Не уверен, что теперь это так… — и снова умолк словно на полуслове.

Но чуть погодя все же продолжил:

— Если она уедет, Папа обвинит в этом монсеньора. На днях Его Святейшество потребовал, чтобы синьор Перетти встретился с графиней де Бюсси и убедил ее, что в Риме ей самое место. Насколько мне известно, кардиналу пришлось использовать все свое красноречие.

Юлия живо представила, как Феличе Перетти по принуждению убеждает Викторию в том, в чем сам, мягко говоря, не уверен. Сердце сжалось от непонятного чувства, вместившего в себя и жалость, и боль, и гнев.

— А про Милан вы на редкость вовремя заметили… Папа лишил кардинала Менголли миланских приходов и, кроме того, выслал его из Рима.

Юлия закрыла лицо руками:

— Безумец… Каррера безумец, если так окончательно ссорится с Перетти.

— Ну, или наоборот. Монсеньору тоже следовало бы идти на уступки… Но я только врач, — Давид усмехнулся.

— Идите, си… Давид. Папа может заинтересоваться, почему вы так долго здесь задержались.

— Вы правы. Вот еще что, будьте готовы, Его Святейшество может прийти к вам сегодня ночью.

Юлия грустно улыбнулась:

— Я буду его ждать.