Дикие лебеди (гет)

Джинни

Не открывая налитых свинцом век, она чувствует холод. Чувствует затекшие, неживые, не свои руки. Чувствует, как кто-то проходит совсем рядом, обдавая ее волной ледяного воздуха. Джинни вздрагивает, но не открывает глаз. Черный и стылый голос Снейпа льется откуда-то сверху, и в нем — явная ярость.

— Осторожнее, Амикус! Попробуйте продолжить в этом же духе, и я обязательно расскажу Лорду, как вы уничтожаете чистую кровь!

— Я ничего не уничтожаю…

— Вы должны в первую очередь пытаться уговорить чистокровных студентов встать на сторону Лорда, и только потом издеваться над ними.

— Приказ доставить Долгопупса в Азкабан пришел именно от Лорда! — даже с закрытыми глазами Джинни представляет оскаленное желтое лицо Алекто. — Что, будешь возражать?

— И чем занялись вы? Попытались остановить этого идиота Хагрида, оглушили десятка два студентов, в то время как Долгопупс спокойно сбежал, — Снейп явно доволен этим фактом, но Кэрроу это вряд ли замечают. — Какого черта вы притащили сюда весь этот разноцветный сброд?

В прохладном воздухе слышно, как Алекто потирает ладони в предвкушении расправы. Наверное, ее психика когда-то испортилась, или кто-то ее испортил, раз ей так нравится увечить людей. Не может же человек изначально рождаться таким извращенным.

— Я буду допрашивать каждого, чтобы узнать, где скрывается Долгопупс…

— Я запрещаю. Запрещаю! За поддержку встречи, посвященной Поттеру, студенты будут наказаны, это не обсуждается. Но в качестве наказания подойдет уборка замка без палочек. Руками. Как магглы. Вам нравится, Алекто?

Джинни слегка приоткрывает слезящиеся глаза. Разумеется, Алекто не нравится. Но против Снейпа она выступить не смеет и отступает, яростно скрежеща зубами, словно старая жирная дракониха.

— Уизли! — Снейп замечает ее взгляд и поворачивается к ней. — Смотрю, вы пришли в себя? Будете убирать класс зельеварения. Я лично прослежу, чтобы у вас забрали палочку. Явитесь сегодня днем, ровно в четыре.

Джинни бесстрашно встречает ненависть в глазах Алекто и отвечает ей тем же. Она — неприкосновенна, и это превращает ее в запретный плод. Ее могут бить, могут оставлять на ней раны, но убивать ее никто не посмеет. Потому что у нее есть свой черный ангел смерти. И только он властен над ее жизнью.

Вот только запретный плод сладок.

Джинни оглядывается по сторонам: она и еще несколько студентов, среди которых Корнер, Голдстейн, Криви, Браун и сестры Патил, находятся в какой-то комнате без окон с низкими мрачными потолками. Судя по зелено-серебристой обивке, она принадлежит Слизерину. Обе Патил все еще без сознания, а Голдстейн и Корнер прожигают Снейпа презрительными взглядами, на которые ему плевать.

Снейп взмахивает палочкой, и веревки, впившиеся в руки, беззвучно падают на пол. Джинни осторожно вытягивает их в стороны, надеясь, что они могут двигаться, потому что она их совсем не чувствует.

— Пошли вон, — Снейп указывает всем на дверь и холодно скрещивает руки на груди. — Криви, Голдстейн — отнесите студенток Патил в больничное крыло.

Джинни поднимается на затекшие ноги, опираясь на заботливо протянутую руку Майкла, и краем глаз замечает усмехающиеся губы Снейпа. «Популярная девчонка Уизли», — вот что читается на его болезненном и одновременно надменном лице. Ну да. Была когда-то. Теперь ей плевать. Уже весна, и каждый день толкает ее все ближе к Гарри. Она иногда задумывается, что скажет ему в их встречу. «Привет»? иИли «Как дела»? А может, «Я скучала»? Или «Я тебя больше не люблю»? А если добавить «извини»? И стоит ли вываливать это сразу или подождать? Джинни понимает, что ждать она не сможет. Она слишком долго думала о нем. Слишком долго должна была сказать ему… Сказать что? Что больше о нем не мечтает?

— Ты знаешь, где Невилл? — Корнер останавливается и смотрит на нее настороженно. Под глазом у него — фиолетовый синяк.

— В Выручай-комнате, — отвечает она шепотом, оглядываясь по сторонам. — Нужно принести ему еды и воды. Все остальное комната должна дать сама. Наверное.

Темно-карие глаза Майкла бегают по ее бледному лицу, и Джинни знает, что он хочет сказать.

— Мы не можем все время таскать ему еду. Это заметят. Опасно все время там крутиться.

Джинни тяжело и медленно выдыхает до тех пор, пока не чувствует себя опустошенной.

— Что-нибудь придумаем, — Корнер никогда не сдается. И вдруг пристально смотрит в ее глаза, мрачнея. — У тебя с Малфоем… все серьезно?

Еще неделю назад она ответила бы «не знаю». Но сейчас, смотря на плотно сомкнутые в ожидании ответа губы Майкла, она заявляет, гордо вскидывая голову:

— Да.

Потому, что она выбрала остаться с человеком, которого заставляют пытать людей. Она — падшая. И ей некуда отступать. Не всем же быть примерными девочками с белыми бантами в волосах. Не всем суждено оставаться незапятнанными.

Плечи Майкла горестно опускаются.

— Осуждаешь? — с вызовом интересуется она, защищаясь.

— Нет. Осуждать я не имею права, хотя бы потому, что встречаюсь с Чжоу, а люблю тебя.

Лицо Джинни становится одного цвета с малиновым вареньем, две огромные банки которого она вчера видела у Хагрида. Хагрид… где он сейчас?

— Ты понимаешь, что после войны Малфоя отправят в Азкабан? Ты ведь понимаешь. Только не хочешь об этом думать.

Джинни отчаянно сжимает кулаки, и ее глаза сверкают отрицанием.

— Его заставляли использовать Круцио, он не отвечает за свои действия!

— Еще как отвечает! Да, он сопротивлялся. Но в конечном итоге… Джинни, его посадят. И ты ничего не сможешь с этим сделать. Как тебя вообще угораздило в него влюбиться? Он же весь надломленный какой-то. В трещинах.

— Я отправляла письмо в совятне.

— Что?

Джинни отчаянно мотает головой. Драко не могут отправить в Азкабан! Но что, если Майкл прав? От одной мысли у нее дрожат пальцы.

— Давай лучше подумаем о Невилле. Никто, кроме меня, не знает, где он. Значит, все это время он провел там голодным. Я отправлю Симуса к нему с едой.

— Я могу сам сходить.

Джинни снова отчаянно мотает головой, не боясь ее оторвать.

— Ты и так одна сплошная рана, которая только начала заживать. Не думаю, что ты хочешь еще раз испытать на себе ярость Алекто, будь она проклята. Симус сходит, ладно? А ты помирись с Чжоу.

В темно-карих глазах Майкла печаль и обреченность.

— Я решил расстаться с Чжоу. Глупые, бесполезные отношения. Я от них устал. Я убежал в них от тебя, а на деле оказалось, что убежать невозможно. Ты повсюду.

Джинни смотрит на него виновато. Это все из-за нее. Или нет? Разве это ее вина, что сердце умеет любить только одного? Разве это ее вина, что сердце никогда не врет? Она разворачивается и медленно уходит к башне. Майкл остается стоять за спиной, замерев на месте.

С трудом вспомнив очередной идиотский пароль Полной Дамы, Джинни заходит в жарко натопленную гостиную и поднимается в спальню. Лаванда уже спит, широко раскинув руки на кровати. Джинни бросает взгляд в зеркало: на нее смотрит девушка со спутанными волосами и разбитой губой, с черными синяками под глазами и слегка безумным взглядом. Разве такую можно любить? А разве сейчас встретишь другую?

Она стремительно падает в сон, как в глубокую бездну. Ей снится крапива и кружащие над замком лебеди, которые вдруг превращаются в ворон. Ей снится приглушенный дьявольский смех и нежная улыбка Гарри. Она пытается протянуть к нему руки — и просыпается.

Лаванда с Парвати, которая, видимо, пришла в себя и была отпущена мадам Помфри, уже одетые и готовые к обеду и отработкам, сосредоточенно расчесывают перед зеркалом волосы.

Джинни насмешливо фыркает и садится на кровати, глазами ища одежду. Они хоть помнят, в чем обвиняли ее там, в хижине Хагрида, которая так мгновенно сгорела? Так горит ненастоящая любовь. И все мечты, которые шли с ней рука об руку. А в конце остается только серый пепел, который непременно нужно развеять.

— Куда тебя отправили на отработку?

Как будто они не слышали.

— К Снейпу.

Лаванда тихо хихикает и переглядывается с Парвати. Может, они и правда не слышали?

— В логово к этому черному злому пауку! Будь осторожней, сожрет и не заметит.

— Да ну? — Джинни кривит губы. Глупые шутки ее всегда раздражают. — А вас куда отправили?

— На кухню, помогать домовикам готовить ужин, — Парвати, видимо, этим гордится. Еще бы! Кухня — это ведь не кабинет зельеварения, где за ней бы следил страшный Снейп.

Джинни медленно натягивает колготки на ноги и, решив отомстить за Гермиону, задумчиво замечает:

— Мне кажется, самое подходящее для вас место.

Все слова, которые обрушиваются на нее секундой позже, сливаются в один большой и неразборчивый ком, который Джинни даже и не пытается разобрать, думая над словами Майкла. Черт, она найдет способ вытащить Драко откуда бы то ни было, пусть хоть из самого Нурменгарда. Они должны встретиться завтра вечером, чтобы продолжить поиски Бузинной палочки.

Наспех заглотив скудный обед — Кэрроу решила в наказание оставить им лишь тосты и чай — Джинни поспешно идет к классу зельеварения, откинув сумку за спину. В галереях непривычно тихо даже для того Хогвартса, в котором они существуют. Она кивает ковыляющему Флитвику, сухо здоровается с Трелони и понимает, что Невилл тоже получит всего лишь тосты и чай. Если у Симуса еще получится их каким-то образом стащить.

А потом она резко останавливается, спрашивая себя: почему к Невиллу идет не она сама? Почему Симус? И ответ приходит сразу: ей страшно. Побег Невилла — начало конца. Самое начало легкого падения снега, которое превратится в лавину. И она не хочет с этим началом сталкиваться. Она так отчаянно пыталась контролировать свою жизнь и жизнь замка, но в итоге попала в водоворот событий и чувств. И не знает, на какой берег он ее выбросит, и выбросит ли вообще. Может быть, утянет на дно.

Снейп уже ждет ее, сидя за преподавательским столом в низком черном кресле с чашкой чая в руках. Джинни кладет сумку на ближайшую парту и закладывает руки за спину.

— С чего начинать, сэр?

Снейп ставит чашку на стол и поднимает на нее свои черные глаза.

— Где Долгопупс?

Джинни нерешительно переминается с ноги на ногу и ослабляет галстук.

— В Выручай-комнате.

— Я так и знал, — он довольно откидывается на спинку кресла и переплетает пальцы. — Кэрроу утверждают, что он ушел с Хагридом, но я не думаю, что он к такому готов. Хорошо. Теперь к делу. Сперва я хотел попросить вас убраться и начистить посуду для уроков, но потом решил, что смысла в этом нет: этим занимаются домовики.

— Когда вы заставляли Гарри начищать кубки…

— Мне доставляло это истинное удовольствие, — Снейп бесстыдно улыбается и указывает ей на высокий шкаф в дальнем углу класса. — Возьмите там большой коричневый мешок. Мы с вами рассортируем ингредиенты для стандартных наборов, которые нужны для каждого урока.

Джинни покорно открывает шкаф, и в нос ударяет запах полыни и пустоцвета. Они разбирают травы и порошки почти час. Снейп кажется полностью увлеченным работой и не замечает взгляды, которые иногда бросает на него Джинни. Интересно, почему же Лили от него отвернулась? Неужели он был настолько хуже Джеймса? Почему она не попыталась вытащить его из того мрака, в который он падал, даже не сопротивляясь?

Джинни завязывает пятнадцатый мешочек с валерианой и смело спрашивает:

— Сэр, а как вы думаете: если Гарри победит, всех Пожирателей смерти снова отправят в Азкабан?

Снейп не раздумывает ни мгновения.

— Да.

Джинни вздрагивает от его уверенности и сильнее затягивает тонкие ниточки мешочка.

— И даже Драко?

Снейп поднимает на нее свои холодные глаза. Несколько секунд он колеблется, потом произносит:

— Думаю, да. У него есть Метка. И он слишком много натворил, чтобы Поттер, да и все окружающие об этом забыли. А теперь ко всему еще и прибавился Круциатус. Думаете, Кингсли будет интересно, пытал ли он Лавгуд по собственной инициативе или по приказу Лорда?

— Но ведь Гарри…

— Да. Поттер может вытащить его из тюрьмы. Вопрос другой, Уизли: а захочет ли он это сделать? Предварительно узнав, что вы променяли его как раз-таки на Малфоя?

— Вы недооцениваете его великодушие.

Снейп неприятно растягивает губы. Это и не улыбка, и не ухмылка.

— Вы недооцениваете ярость брошенного мужчины. Который сейчас, слоняясь по лесам и ночуя в трех свитерах, перебиваясь украденной едой, наверное, и живет-то только потому, что твердо уверен в ваших чувствах к нему.

Мешочек с валерианой выскальзывает из ее вдруг ставших ледяными рук и беззвучно падает на пол. Снейп прав. Гарри может простить многих, он может простить почти все на свете, но ее предательства он не простит. Но ведь она еще не задумывалась, останется ли с Драко после войны. Сможет ли отрезать все и быть с ним. Она до сих пор не может признаться ему в любви, потому что не знает, что их ждет… Но ведь война может закончиться внезапно. Нужно на что-то решаться. Нужно сказать ему. Только как выдавить из себя слова, которые упрямо не хотят быть произнесенными?

Драко

Он плотно заматывает колючий шарф и запахивает мантию, не оставляя ветру никакого шанса. Взглянув на остальную команду, уже держащую метлы в руках, Драко хмыкает. Никто не сомневается, что они выиграют у Пуффендуя. Зачем их факультет вообще участвует в розыгрыше Кубка? С тех пор, как Диггори погиб, команда Пуффендуя совсем сдулась. Драко издалека видит кислое лицо Саммерби, который уже два года не может привести команду хотя бы к разовой победе.

— Надеюсь, сегодня ты будешь смотреть на снитч обоими глазами, Малфой? — Вейзи бросает на него насмешливый взгляд.

— Есть варианты? — огрызается Драко, проводя рукой по блестящему черенку метлы.

— Похоже, в матчах с Гриффиндором ты летаешь вслепую или думаешь членом, потому что эта рыжая сучка каждый раз приносит команде победу.

Драко вовремя успевает сдержаться, чтобы не врезать по лоснящемуся от самодовольства лицу Вейзи.

— Слушай, ты, — он толкает его в грудь рукояткой своего Нимбуса. — Будешь выделываться, я вообще уйду. А Харпер, кажется, уже закончил школу, так что заменить меня некому. Как умею, так и играю.

Вейзи собирается сказать очередную гадость, но в это мгновение мадам Хуч пронзительно свистит, и вся команда Слизерина взмывает в воздух. Секундой позже свои ворота занимает команда Пуффендуя.

Драко иногда забывает, что в школе вообще есть четвертый факультет, поэтому ни имени, ни фамилии ловца он не помнит. Парень это или девушка? Он быстро оглядывается по сторонам, изучая пуффендуйцев, и замечает замершую недалеко от ворот девушку с русыми волосами. А вот и ловец.

Поеживаясь от промозглого воздуха и едва заметного тумана, Драко делает круг над полем. Дьявол, как холодно. И даже шарф и два свитера, которые он надел под мантию, не спасают. Весной, в оттепель, всегда холоднее, чем в самый сильный мороз. Вспоминая горячие губы Уизли, он начинает дрожать еще сильнее. До поезда остается несколько дней. А потом они расстанутся почти на две недели. Две недели без ее глаз, две недели без ее улыбки, пусть даже мимолетной… Снитч золотой вспышкой мелькает слева от Вейзи, и Драко, сорвавшись с места, устремляется к мячу. Пуффендуйка наверняка прозевала момент. До мяча остаются считанные метры, и Драко вытягивает руку, довольно улыбаясь. Он знает, что Уизли сидит на трибуне, наблюдая за ним. Он видел огонь ее волос, проходя к раздевалке. Разве можно проиграть?

Он не успевает коснуться снитча: руку пронзает адская боль, и Драко, перевернувшись в воздухе, резко разворачивается.

Девушка-ловец замирает напротив него с поднятой палочкой. Он поправляет выбившийся шарф и зло интересуется:

— Какого дьявола?

— Это тебе за Олливандера! — огрызается она и снова бросает в него заклинание. — Это тебе за Полумну!

Драко с трудом уворачивается, но не решается достать палочку. Может, она просто сошла с ума? Он не будет сражаться с девчонкой. Вместо этого он снова устремляется за снитчем, но девчонка преграждает ему дорогу через несколько минут. А секунду спустя рядом с ней, словно из ниоткуда, зависает в воздухе рослый пуффендуец, которого он не видел раньше в команде.

— Это тебе за Майкла! — орет он, кидая в Драко проклятие, и тот, едва удержавшись на метле, отлетает в сторону. Слизеринцы не помогут: они слишком заняты игрой, к тому же, им плевать. Кубок для них важнее. — Импедимента!

— Протего! — реагирует Драко, успев на лету выхватить палочку. — Что вам нужно?

— Чтобы ты почувствовал то же, что и те, кого ты пытал! — девушка брызжет слюной не хуже Амбридж. Ему хочется ответить, что ему ничуть не лучше, чем Лавгуд, но он молчит. Все равно не поймут. Никто не поймет, кроме Уизли. И когда он уже собирается улететь, проклятие ударяет сначала в спину, потом в руку, пронзая все тело болью.Черт подери, да что случилось с этими вечно тупыми пуффендуйцами? Повальное бешенство? Или травы какой-нибудь наелись?

— Вспыхни! — девушка со злыми глазами направляет одно заклинание на его метлу, а другое — на Драко. И он мгновенно осознает, что разобьется. — Остолбеней!

Лес кружится в темно-зеленом танце, мелькает серое небо и злобно смеющиеся желто-черные фигуры, словно огромные пчелы, которые с каждой секундой становятся все меньше. А темная, еще мерзлая и твердая земля, все приближается. Драко зажмуривает глаза и вдруг чувствует, как кто-то отчаянно вцепляется в его воротник, замедляя падение, но тут же с размаху ударяется ногами о землю. От невыносимой боли и хруста костей Драко кричит, все еще слыша ядовитый смех откуда-то с небес. А потом свет меркнет.

…Теплый, ласковый свет льется из-под лампы, стоящей на прикроватной тумбочке. Уизли сидит напротив, поджав под себя ноги, и увлеченно читает какую-то толстенную книгу. Он прищуривается, но название не разобрать, только отдельные, позолоченные буквы. Волосы у нее убраны в хвост, а губы — сердито сжаты. Драко пытается приподняться, но тело немедленно отзывается болью, и он только шепчет — с трудом, потому что горло сухое, как пустыня:

— Джинни.

Она вскидывает на него свои ореховые глаза и мгновенно откладывает книгу в сторону. Разумеется, она пришла, несмотря на все запреты и риски.

— Тебе нельзя вставать. Как ты себя чувствуешь?

— Дерьмово, — Драко не умеет делать вид, что все нормально, как Поттер. — Кажется, я сломал ноги.

— И локоть, — Джинни кивком головы указывает на повязку, плотно обхватывающую его левую руку. — Повезло, что тебя Майкл поймал. Повезло, что он успел выхватить у Хуч метлу.

Драко болезненно морщится. Этого еще не хватало. Теперь его спасает какой-то там когтевранец.

— Ему-то какое дело до меня?

Джинни пожимает плечами, садится рядом с ним на корточки и ласково касается пальцами его щеки. Она так сладостно пахнет ирисами и надеждой, что ему хочется прижать ее к себе и никогда не отпускать.

— Ты не представляешь, как МакГонагалл орала на Хуч. На пуффендуйцев она орала еще сильнее, вместе с мадам Стебль. Если бы не Майкл, ты бы умер. Хуч не хотела тебя спасать, когда ты падал. Она считает, что ты этого заслуживаешь.

— Я этого заслуживаю, — ровным голосом произносит он, смотря на ее поблекшие веснушки. — Я пытаю людей. И не могу отказаться, потому что боюсь умирать. Только представь, что меня не существует. Ты бы стала свободна.

В ее глазах зарождается шторм гнева, и они сразу темнеют, как грозовое небо.

— Я не хочу быть свободной от тебя! Я хочу быть твоей. И даже думать не смей, что ты умрешь.

Драко выдыхает. Ей так просто кажется. Она забудет его так же быстро, как влюбилась. Может быть, ему суждено умереть и искупить все свои грехи. А она вернется к Поттеру, и все в ее жизни снова пойдет так, как предначертано.

— Долго мне еще тут валяться? — интересуется он вяло, пытаясь пошевелить ногами, но сразу глухо стонет. — Дьявол, как больно.

Джинни поднимается и садится на краешек его кровати. Лицо у нее усталое и осунувшееся от пережитых волнений. И глаза так ярко блестят на фоне тусклой кожи. Как бы ему хотелось увезти ее далеко отсюда, прочь из мрачного замка и наказаний туда, где тепло и светло.

— Дня два точно, — говорит она уверенно и берет со стола чашку с зеленоватой водой. — Пей. Это уже вторая порция костероста, первую тебе Помфри влила, когда ты без сознания был. Я знаю, что это гадость, но выпить придется. Когда я увидела, что ты падаешь… Драко, ты так кричал… Я думала, я с ума сойду.

Он залпом выпивает горькое зелье, потом слабо улыбается и касается здоровой рукой ее ладони. Джинни забирается на кровать и ложится рядом с ним у стены, щекоча дыханием щеку. Драко морщится, чувствуя, как костерост начинает действовать, понимая, что выспаться ему точно не удастся. А спать хочется до безумия…

Джинни приподнимается на локте и осторожно целует его сухие губы. Ее волосы, упав ему на лицо, мягко щекочут кожу. И та нежность, которая раньше каплями просачивалась в его душу, начинает течь тоненькой струйкой. И когда она хлынет потоком, сметая тьму в его душе, дороги назад не будет. Он не сможет без Джинни.

— Ты прочитал дневник? — она задумчиво касается кончиками пальцев его губ.

— Да, — Драко пытается повернуться, но сразу шипит от боли и замирает. — Нашел там именно то, что нас интересует: день, когда Дамблдор последний раз говорил с Грин-де-Вальдом. Это случилось в предпоследний день лета, в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

Джинни широко расширяет глаза.

— Это ведь самый конец девятнадцатого века! Никогда не задумывалась, сколько лет было Дамблдору, когда он умер. И почему они поссорились?

Драко облизывает губы и бросает тоскливый взгляд на идеально чистую поверхность тумбочки. Хочется чая, но не хочется просить Уизли. Ему так уютно, когда она рядом.

— Об этом Батильда умалчивает. Пишет, что он ворвался в дом, как ураган, мгновенно собрал все свои вещи, сухо попрощался с ней и исчез в темноте ночи. Даже не объяснил, что случилось. Больше всего ее расстроило, что он не взял ни один экземпляр ее только что вышедшей книги. А на следующий день она узнала, что сестра Дамблдора умерла.

Джинни задумчиво проводит рукой по волосам и переворачивается на спину.

— Значит, нам нужно попасть в этот самый день, верно? Мы узнаем, что случилось между Грин-де-Вальдом и Дамблдором, а заодно поймем, куда потом делся сам Грин-де-Вальд.

Драко переводит на нее взгляд и вдруг улыбается.

— А ты понимаешь, что мы — единственные обладатели маховика времени во всей Британии?

Джинни приглушенно смеется и проводит рукой по его волосам. Драко смотрит на ее искреннюю улыбку, и его собственная улыбка угасает. Как тяжело жить только мгновениями и каждый день бояться, что все может оборваться. Как тяжело желать большего и знать, что оно никогда не наступит. Тот образ танцующей в зале Уизли несбыточен. Только как объяснить это своему сердцу?

Джинни засыпает, прислонившись головой к его плечу. Драко погружается в дремоту только перед самым рассветом, когда боль в костях понемногу стихает. Уизли все равно не узнает, что всю ночь он смотрел в ее нежное и умиротворенное лицо и слушал ее ровное дыхание. Наверное, она просто ведьма и околдовала его. Другого объяснения нет. Ведь тот Драко, каким он всегда был, никогда не смотрел ни на кого, кроме себя.

…Он лихорадочно перелистывает желтые и рассохшиеся страницы дневника Батильды и бросает взгляд на часы. Уизли должна прийти через десять минут. Драко заново считает необходимое количество оборотов. Черт, что, если маховик отправит их в другое время? Слишком опасно возвращаться назад на сто лет назад, но отступать уже некуда. Вдруг они действительно смогут найти Бузинную палочку?

Драко прохаживается по темному туалету, закладывая руки за спину. Допустим, им это удастся. Что дальше? Кому они ее отдадут? Поттеру? Или заберут себе? От мысли, что он может быть обладателем Бузинной палочки, по его спине сороконожкой пробегает холодок. Такую власть нельзя просто получить. Ее нужно суметь удержать. А возможно ли это, когда Лорд заставляет тебя пытать людей? И Беллатриса… Она наверняка сама хотела бы иметь такую палочку. Да каждый бы хотел.

Дверь жалобно скрипит, и в темный туалет заходит Джинни в наглухо запахнутой мантии. Лицо у нее цвета снега, и пальцы — холодные. Драко сжимает ее ладонь, ничего не говоря. Он чувствует то же самое.

— Давай, — шепчет она, кивком головы указывая на маховик, висящий на его шее. И каждый из них невольно вспоминает те две недели в белом домике, под цветущими яблонями. — Я готова.

Реальность снова вращается, как огромный водоворот, и выплевывает их в прошлое, неожиданно полное зеленой листвы, шумящей под ногами травы и моря запахов лета. А потом они остро чувствуют дуновение приближающейся осени.

Они садятся за раскидистый дуб и прижимаются друг к другу. Драко осторожно выглядывает из-за дерева и осматривает взглядом старый двухэтажный дом с балконом. Мимо них, по узкой проселочной дороге проходит женщина в длинном платье и шляпке, несущая корзинку в руках.

— Кажется, мы все же оказались в нужном году, — слегка надменно заявляет Драко. — Вот только как нам подобраться к дому? На нем наверняка тьма защитных заклинаний.

Джинни достает из сумки какой-то странный розовато-красный клубок и тихонечко смеется.

— Нам и не нужно подбираться. Представляю тебе гениальное изобретение Фреда и Джорджа: удлинители ушей. Дамблдор ведь не догадается наложить на дом заклятие недосягаемости. А это единственное, что может их остановить.

Драко с отвращением распутывает клубок и вертит удлинитель в руках так, словно это ядовитая змея.

— И много такой ерунды можно купить в магазине твоих братьев?

— Даже не представляешь, сколько всего они придумали. Пробовал канареечные помадки?

— Уизли, мне семнадцать, а не семь.

Джинни легонько ударяет его ладонью по плечу, которое только что зажило. Драко недовольно шипит и отстраняется.

— Прости… Слушай, не будь занудой. Можно ведь иногда повеселиться, правда?

— Я не умею.

— Я тебя научу.

Драко смотрит на удлинитель и зачем-то спрашивает, хотя уже знает ответ:

— А с Поттером веселее, чем со мной?

Как он и ожидал, Джинни сразу теряется и отводит взгляд. Но врать она не умеет, и глаза, пусть даже отведенные, сразу ее выдают. Драко мрачно усмехается.

— Ясно. И как эта штука работает?

— Двигайся! — она нацеливает палочку на удлинители, и они поспешно ползут к дому. — Они сами найдут нужную комнату, в которой ведется разговор. Мы услышим каждое слово, не подвергая себя опасности. Хотя… Если честно, мне бы хотелось взглянуть на Геллерта.

Драко приподнимает брови и проклинает себя за то, что отдал ей колдографию Грин-де-Вальда.

— Геллерта? Вы ним на «ты»?

Джинни заливается румянцем и собирается возразить, но в это мгновение из удлинителей доносится чистый и мягкий голос, такой молодой, но совершенно узнаваемый:

— Заходи, я тебя ждал с самого утра. Где тебя носило?

Драко с Джинни восторженно переглядываются. Дамблдор! Живой, невредимый, совсем юный Дамблдор… И без бороды.

— Тетка попросила прочесть отрывок из ее книги, в котором она якобы сомневается, — отвечает другой голос, надменный, но полный огня. — На самом деле, она, разумеется, ждала моей похвалы.

Дамблдор простодушно смеется. Слышно, что он счастлив.

— Ее пирожки выше всякой похвалы, честное слово.

— Я хотел спросить тебя: ты решился? Ты готов отправиться за Дарами?

На несколько мгновений падает тишина, и Джинни до боли стискивает ладонь Драко. Что, если они прямо сейчас узнают, где находятся все Дары? Что, если они смогут победить Лорда?

— Что, если мы ошибаемся, Геллерт? Ты знаешь, моя сестра…

— За ней присмотрит Аберфорт, — отмахивается Грин-де-Вальд. У него-то сестры нет. — Что такое какой-то месяц или даже два вдали от дома, если мы сможем заполучить желаемое? Только представь: ты держишь в руках ту самую палочку…

Дамблдор, очевидно, принимается нервно расхаживать по комнате, и голос у него прерывается.

— Ты сказал, что она спрятана где-то на севере…

— Грегорович уже идет по ее следам, я уверен в этом. Он едва не проболтался мне, где ищет ее. Ты ведь помнишь, каким я его описывал? Высокий, сухой старик с волосами до плеч и короткой козлиной бородкой. Разве такой человечек умеет хранить секреты? Только подумай, Альбус: Бузинная палочка! Мантия! Камень… Все будут нам завидовать… Мы сделаем этот мир лучше… Все женщины будут смотреть на тебя восхищенно…

— Женщины? — нерешительно переспрашивает Дамблдор, остановившись. — Признаться, о женщинах я не думал…

— А пора бы! — нетерпеливо восклицает Грин-де-Вальд. — Тебе целых восемнадцать, а ты так и торчишь монахом в этом доме. Впустую просиживаешь молодость. Так что: отправляемся завтра, на рассвете? Ради общего блага.

Джинни с Драко жадно впитывают каждое произнесенное слово. Они слышат, как в дом возвращается Аберфорт и бесстыдно вторгается в разговор, как вспыхивает безжалостная драка, как пронзительно кричит Ариана. Они видят, как Грин-де-Вальд, распахнув дверь настежь, выбегает на дорогу, и Дамблдор бежит за ним, размахивая руками.

— Я буду искать палочку без тебя, Альбус! Ты предал все свои мечты, выступив против меня! — резко бросает Грин-де-Вальд, не глядя на него. — Я думал, что нашел в тебе друга и союзника, а ты всего лишь сентиментальный мальчишка! Как жаль, что ты обладаешь таким магическим даром! Он не должен доставаться таким слабакам, как ты!

— Моя сестра мертва из-за тебя! — Альбус равняется с ним и пытается схватить за рукав рубашки, но Геллерт отстраняется. — Что я теперь скажу Аберфорту? Какого черта ты на него напал?

— Мне плевать на твоего тупого брата, ясно? — Грин-де-Вальд взбешен и не скрывает этого. — А твоя сестра погибла из-за твоего малодушия! Из-за твоих сомнений. Иногда нужно оставлять близких и идти вперед, ради общего блага. Тебе этого не понять.

— Геллерт… — Альбус снова пытается схватить его за руку, но Грин-де-Вальд зло вырывается и быстро уходит вперед по дороге, не оборачиваясь.

Он никогда не оборачивается.

Дамблдор остается стоять посреди столба пыли с опущенными вдоль туловища руками. Джинни кажется, что в его голубых глазах блестят слезы. По-старчески сгорбившись, как не горбился даже в последние годы, он медленно возвращается к дому.

Бросив последний взгляд на темный дом Дамблдоров и сидящего на ступенях под ярким звездным небом Альбуса, Драко с Джинни неохотно поворачивают маховик. Им хочется сказать ему, что он прав. Но они не смеют.

А в ладони Драко яростно сжимает жгущийся листок крапивы, который ненароком сорвал у дуба.

Джинни

Лаванда расхаживает по комнате, заглядывая во все углы. Джинни смотрит на нее недовольно, скрестив руки на груди. Невилл лежит на диване, листая учебник по травологии. Джинни выжидает несколько мгновений и интересуется:

— С чего вдруг ты решила бросить школу?

— Ко мне Кэрроу приставал. Не самое приятное ощущение — все время бояться, что тебя изнасилуют. Он уже два раза пытался стащить с меня свитер!

Джинни хмурится и переглядывается с Невиллом. Неужели Лаванда не врет? Но тогда Кэрроу может приставать не только к ней… к младшекурсницам. К кому угодно. Замок перестает быть домом, становясь темницей.

Джинни вспоминает слезы в глазах Дамблдора и ударяет кулаком по спинке кресла. Почему он умер именно тогда, когда нужен больше всех?

— Мне нужна ванная. И спальня.

— Да черт с этим, — Невилл откидывает учебник в сторону. — Нам нужна еда. Нельзя вечно таскать ее с кухни, тем более, когда нас теперь двое. Если поймают — нам точно конец.

— Надо попросить, — вдруг предлагает Джинни, озаренная внезапной мыслью. Сколько раз комната их выручала? — Попросить эти стены. Замок.

— Ты спятила, — Лаванда обессиленно садится рядом с Невиллом и обхватывает колени руками. Ее каштановые волосы волнами лежат на плечах. — Как можно просить комнату?

— То есть говорящие портреты тебя не удивляют? — огрызается Джинни. — Давайте. Закройте глаза и попросите. Дамблдор постоянно говорил, что «тот, кто просит помощи в Хогвартсе, всегда ее получает».

Джинни знает, что просят Невилл и Лаванда, но сама она просит совершенно о другом. Она просит замок помочь ей быть храброй в своих чувствах. Когда-нибудь Гарри вернется, а значит, придется признаться, что вся ее любовь ушла, разбилась о войну. Угасла. Может, это и не любовь была, а мечта? А потом она повзрослела, и все ее мечты повзрослели вместе с ней.

И замок помогает: в Выручай-комнате вдруг появляются две лишние двери, и прямо напротив них, в стене, открывается небольшой проход. Невилл первым вскакивает на ноги и хватает с дивана палочку.

— Я уверен, что он приведет нас к еде. Эти двери — ванная и спальня, я прав?

Лаванда быстро открывает их и заглядывает внутрь. Потом оборачивается и довольно улыбается. Даже торжествующе. Хотя еще мгновение назад она считала просьбу пустой тратой времени. Просить никогда не поздно.

— Прав. Если хотите, можете вдвоем выяснить, куда ведет этот ход, а я пока схожу за вещами, ладно?

Джинни равнодушно пожимает плечами и вынимает из кармана палочку. Разве Лаванда, такая милая и ухоженная, полезет в какой-то черный грязный ход? Да ни за какие оценки на свете. Полезет только за Бонбоном. Но его здесь нет, поэтому пусть девчонка Уизли лезет, ей не привыкать пачкаться.

Невилл замечает саркастичное выражение ее лица, которое она, видимо, подхватила у Драко, и тычет ее локтем.

— Прекрати злиться. Держись за мной.

Джинни осторожно, пригнув голову, заходит вслед за ним в зияющий темнотой вход. Пахнет влажной землей, и из-под ног разбегаются многоножки. Из стен торчат обломки скалы и длинные, волосатые корни кустарника. Понемногу проход начинает подниматься вверх, становясь шире, а потом рука Невилла упирается в огромный квадрат. Джинни касается его пальцами и задумчиво произносит:

— Похоже на изнанку деревянной картины. У нас была такая на чердаке, пока мама ее не сожгла.

— Может быть, это дверь? В виде картины?

Внезапно на деревянном квадрате появляется худая фигура девушки в длинном желтом платье. Ее лицо — бледное и худое, и русые волосы свободно лежат на плечах. И в глазах — голубых, как у Дамблдора — стынет печаль. Джинни сразу узнает ее.

— Ариана…

Девушка на портрете грустно улыбается.

— Зачем вы пришли?

— Мы... мы хотим есть, — Невилл идет напролом, искоса глядя на Джинни. — Вы не могли бы сказать, куда ведет этот ход?

Вместо ответа Ариана исчезает, и деревянный квадрат распахивается настежь. Щурясь от приглушенного, но все равно безумно яркого света, Джинни вслед за Невиллом спрыгивает на дощатый пол, сжимая в руке палочку.

— Этого еще не хватало!

Они резко оборачиваются: на них смотрит грузный мужчина с грязным подносом в руках. В его давно не чесаной бороде висят крошки хлеба, словно игрушки на новогодней елке. Пухлые, толстые губы неприязненно сомкнуты, и в глазах, голубых — холод и недовольство. Джинни сразу понимает, кто он.

— Мистер Аберфорт, не сердитесь, — она убирает палочку в карман.

Его губы раскрываются, как лепестки умирающей розы, и глаза на мгновение теплеют.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Неважно.

— А, мой братец растрепал перед своей бессмысленной смертью? Как она вам, кстати? Показалась эффектной?

Невилл кашляет, пытаясь прочистить горло. Потом бросает на Джинни удивленный взгляд и тихо интересуется:

— Это кто?

— Я Аберфорт, — мужчина швыряет поднос на стол и протягивает Невиллу пухлую масляную руку. — Брат Альбуса Дамблдора. А ты, наверное, Долгопупс? Наслышан о тебе, парень. Ты тут местный герой. О тебе все трещат, кому больше не о чем поговорить. Мол, ушел от Кэрроу, надрав им задницы.

Невилл краснеет, не зная, что сказать. В комнате повисает неловкое молчание, которое Джинни пытается разбить неуклюжим вопросом:

— Получается, мы в «Кабаньей голове»?

— Да. — Аберфорт грузно подходит к столу и протирает поднос мокрой тряпкой. — Что вам нужно?

— Нас привел сюда проход из Выручай-комнаты, — Невилл оглядывается по сторонам и выдыхает. Брату Дамблдора наверняка можно доверять, тем более, если он владелец трактира, в котором не жалуют Пожирателей. — Вы не могли бы дать нам еды? Хотя бы на пару-тройку дней?

Аберфорт разворачивается к нему всем телом и приподнимает густые седые брови. Видно, что он рад гостям, просто не желает этого показывать. Джинни невольно вспоминает тот день, когда умерла Ариана, а Грин-де-Вальд исчез. Самый худший день для директора.

— Вяленое мясо и картофель пойдут?

Невилл сухо кивает. Он уже третий день ест одни сэндвичи.

— Сидите здесь, сейчас принесу. Чтобы больше никому не рассказывали об этом проходе. А то тут соберется весь Феникс.

— А вы тоже состоите в Ордене? — с надеждой спрашивает Джинни, робко улыбаясь и попутно рассматривая комнату. Над камином стоят несколько фотографий конца девятнадцатого века. С одной из них машет рукой улыбающаяся Ариана, которую смеющийся Альбус обнимает за плечи. Мебели немного: два стула и стол, старый диван с протертой обивкой и висящая над ним шкура оленя, рядом — низкая тумбочка и узкий черный шкаф со стеклянными дверцами.

— Любой человек с мозгами должен состоять в Ордене, — низкий бархатный голос заставляет Джинни снова взглянуть на хозяина трактира. — Пусть он и бесполезен, ведь основан моим непутевым братом. Ждите, я быстро.

Аберфорт возвращается с целой корзиной продуктов. Помимо вяленого мяса и вареного картофеля Джинни замечает помидоры, огурцы, несколько больших яблок и жизнерадостных апельсинов, нарезанные ломти хлеба, головку сыра и кусок пирога с почками. Прежде, чем отдать корзину Невиллу, который смотрит на еду горящими глазами, Аберфорт настороженно интересуется:

— В шахматы играешь?

Невилл торопливо кивает и бережно берет корзину.

— Приходи как-нибудь вечерком, сыграем. А то я скоро тут заржавею, как старая печная труба.

Залезая в проход за Невиллом, Джинни невольно оглядывается на Аберфорта и вздрагивает. Он очень храбрый, но очевидно очень одинокий и несчастный человек. Как он прожил все эти годы, храня погибшую сестру в памяти? Зная, что брат совсем близко, но не видясь с ним? Смог ли он его простить?

— Я не так интересен, как кажусь, Уизли, — тихо замечает он, перехватив ее любопытный взгляд.

Джинни быстро отворачивается, бледнея от стыда, и с головой ныряет во влажную черноту тайной галереи.

Драко

В Лондоне грязь привычно месится ногами сотен людей, многие из которых плетутся, опустив голову, другие же, наоборот, задрав ее повыше, торопливо перебирают ногами, спеша по своим делам, насвистывая песни и прижимая покрепче к боку деловые портфели.

Драко приподнимает воротник пальто и бросает взгляд на Джинни. Вцепившись в его руку, она восторженно рассматривает старинные здания, из-за которых степенно выглядывают совсем новые, высокие и стеклянные. Разумеется, она никогда прежде не была в Сити.

Споткнувшись, она заливается краской.

— Что такое? — Драко мимолетом читает название улицы. Так, Квин-стрит. Отлично, еще десять минут, и они придут к библиотеке. Чтобы найти сведения о Грегоровиче и, возможно, о Грин-де-Вальде, им пришлось улизнуть из замка в шесть утра и трансгрессировать из Хогсмида в Лондон, чтобы зайти в Национальную магическую библиотеку.

— Я сюда не вписываюсь, — шепотом произносит Джинни, рассматривая проходящих мимо женщин и девушек. — Только взгляни на мою куртку и сапоги… Это же стыд один. И в библиотеке тоже черт знает что подумают…

— Хочешь, поедем прямо сейчас в Хэрродс? Я куплю тебе все, что захочешь.

Джинни краснеет еще сильнее и ослабляет хватку маленьких пальчиков.

— Хэрродс? Там же цены сумасшедшие. И потом, кто я тебе, чтобы ты на меня так тратился?

Драко молча сворачивает на Фостер-лейн, думая, что Уизли точно сказала такое без всякого тайного смысла, в отличие от Паркинсон, которая бы этим намекнула, что одевают, водят по ресторанам и дарят дорогие подарки только невесте или жене. Драко сглатывает и едва не останавливается. Да нет, разве о таком можно думать? Это чистое безумие. Нет. Глупо о таком даже думать, когда тебя ждет Азкабан.

— А нас не выдадут Реддлу? — шепчет Джинни, подавая куртку высокому мужчине, который обслуживает гардероб. И ее порозовевшее от прогулки лицо снова покрывается пятнами стыда.

— Нет, — Драко бросает взгляд в висящее напротив зеркало и машинально приглаживает волосы. Он с трудом нашел в темноте спальни темно-синий костюм и теперь, осторожно расправив воротничок, довольно поворачивается к Уизли. — Это филиал всемирной библиотеки, им на Лорда плевать.

Она округляет глаза, смотря на него. На ней самой — простенькое темно-зеленое платье, которое явно побывало в куче стирок. Окинув себя придирчивым взглядом, она отчаянно кусает губу и сердито выдает:

— Я больше с тобой никуда не пойду!

Драко тихо смеется и берет ее за руку, уводя за собой к стойке информации. Представившись и подтвердив свои личности палочками, они проходят внутрь библиотеки и долго блуждают по коридорам, попутно прячась за стеллажами, заметив Пожирателей смерти, занимающих высокие посты в Министерстве. Наконец, найдя нужную секцию: «Газетные и журнальные выпуски. 1910-1930», они разделяются. Джинни идет по левой стороне, беззвучно шепча года и названия газет, Драко идет по правой стороне, пристально разглядывая пожелтевшие тонкие корешки. Спустя полчаса они садятся за небольшой столик и кладут на него стопку газет, которые могли бы содержать нужную информацию.

Драко откладывает выпуск за выпуском, так и не сумев ничего найти. Отчаяние захлестывает с головой: что, если они ничего не выяснят? И тайна Даров так и останется нераскрытой?

— Вот оно! — Джинни едва сдерживает крик и судорожно хватает его за запястье. — Прочти вот это объявление.

Драко быстро пробегает глазами мелкий газетный шрифт, образующий короткие, но вполне ясные фразы: «Мастер волшебных палочек Грегорович приглашает всех заглянуть в его магазин. Дамы и господа! Я помогу вам подобрать палочку, которая сделает вас великим и успешным волшебником. Торопитесь! Я делаю каждую палочку с любовью и мастерством. Их могут разобрать быстрее, чем вы думаете. Для особо ценных клиентов у меня есть специальное предложение. Всего за сто пятьдесят галлеонов вы можете получить копию самой могущественной палочки на свете. Жду всех в моем магазине. Адрес мастерской — внизу страницы».

— Это она! — Джинни тычет пальцем в снимок, расположенный рядом с объявлением. — Только Бузинная палочка белая, с множеством узелком. Это правда, Драко. Она существует!

Они взволнованно смотрят друг на друга, охваченные целым штормом мыслей. Потом Драко сгребает все газеты со стола и, втиснув их обратно на полку, разворачивается к бледной Джинни.

— Пойдем, я есть хочу. Все равно здесь спокойно не получится все обсудить.

Они снова проходят через досмотр и проверку палочек и, выйдя через огромные стеклянные двери с золотыми стойками, оказываются на оживленной улице, полной магглов.

— Только, пожалуйста, не тащи меня туда, где снова придется краснеть, — тихо шепчет Джинни, беря его под руку. — Я как-нибудь потом куплю другое платье, ладно? Просто сейчас совсем денег нет.

Они молча идут еще минут пятнадцать, разглядывая старинные фасады на Виктория-стрит. Впереди, из-за зданий, изящно выступает собор Святого Павла. Драко сворачивает на Картер — лейн и, пройдя несколько метров, останавливается и открывает перед Джинни темно-синюю дверь, совсем незаметную для магглов. Они поднимаются вверх по крутой лестнице на последний этаж и входят в небольшое помещение ресторана.

— Присаживайтесь куда угодно, господа, — официант добродушно улыбается. — Столики заказаны только на вечер, так что любое местечко в вашем распоряжении.

Джинни нерешительно садится около окна и тут же радостно улыбается: там, за стеклом, прямо напротив них, возвышается величественный купол собора. Драко снимает сумку и садится напротив нее. Они впервые вдвоем — не в замке и даже не в Хогсмиде. И на душе у него вдруг становится тепло.

— Нравится?

— Да, — отвечает она смущенно. — И хорошо, что здесь кроме нас никого нет. Я опять не вписываюсь.

— Ты отлично выглядишь, — он не умеет делать комплименты, но Джинни снова робко улыбается и берет в руки меню. Глаза ее расширяются, и она поспешно кладет его на место. Драко тихо смеется. — Не знаешь, что выбрать?

— Знаешь, я, пожалуй, даже не буду туда заглядывать, — решительно произносит она, глядя поверх его плеча на собор и серое лондонское небо. — Заказывай на свой вкус, а я все люблю. Кроме всяких улиток или креветок.

Сделав заказ, Драко придвигает стул поближе к Джинни и, вдохнув аромат ее волос, быстро произносит:

— Как думаешь, Грин-де-Вальд стащил палочку именно у Грегоровича?

Джинни поднимает на него слегка сонные глаза.

— Не сомневаюсь. Подумай сам: он искал Дары, он был пропитан, одержим, охвачен этой идеей. И вдруг он читает это объявление, что палочка, палочка, которую он так долго искал — под самым его носом! У какого-то там Грегоровича. Разумеется, он ее стащил. Он бы ее у самого дьявола стащил.

Драко недовольно поджимает губы. Что за романтизированное восприятие Грин-де-Вальда?

— Какого года эта газета?

Джинни задумчиво придвигает к себе тарелку с дымящейся пастой.

— Двадцать третьего.

— А в каком году Дамблдор победил Грин-де-Вальда?

— В сорок пятом. Драко… — она вдруг кладет свою маленькую ладонь поверх его. — Спасибо за то, что… Не знаю, как это сказать. Я впервые чувствую себя по-настоящему девушкой, а не мальчишкой в юбке, который вечно вляпывается в какие-то истории и пинает садовых гномов. И вот еще… это тебе. Я забыла тебе отдать. Криви сделал на вечеринке у Хагрида.

Она протягивает ему колдографию, с которой на Драко смотрит ее улыбающееся лицо с наполненными тревогой глазами. Они мгновение смотрят друг на друга, потом Джинни отводит взгляд. Они оба понимают, что конец войны близко. И оба не знают, что их ждет дальше. Их надежда — тонкая линия, бегущая по краю бездны. В темноте.

— Интересно, как действует палочка, — Драко размешивает ложечкой кофе. — Что нужно, чтобы она стала твоей? Убить прежнего владельца? Произнести особое заклинание?

— Но ведь Дамблдор не убивал Грин-де-Вальда, — возражает Джинни, любуясь принесенным пирожным.

— Кто тебе сказал, что у Дамблдора — Бузинная палочка? — Драко приподнимает брови. Ему хочется вечно сидеть в этом ресторане и смотреть на Уизли и хмурое небо. — Нам нужно отправиться в тот год, когда Грин-де-Вальд ее получил. И выяснить. Потому что в самой сказке про Дары об этом ничего не сказано, кроме того, что кто-то перерезал горло ее владельцу.

Джинни зевает, прикрывая рот ладонью.

— Хорошо. Только придется подождать до конца каникул, потому что поезд уже в четверг.

— Мы не увидимся до четверга? — он смотрит на ее блеклые веснушки и почему-то вспоминает, как отчаянно она махала белыми крыльями, став лебедем. Кому она достанется? Кто ее принц?

— У меня куча несданных работ, — она качает головой и снова касается его теплыми пальцами. — Прости. Я все-таки хочу получить «Превосходно» по травологии. Пока мадам Стебль не сильно мной довольна, а от нее можно получить хорошую рекомендацию для курсов в Святом Мунго. Там не каждого берут. Если меня не примут в команду по квиддичу, я бы хотела попробовать стать целителем.

Драко приподнимает плечо и долго смотрит на оседающую пену кофе. В его душе по-прежнему зима. И сердце, едва оттаяв, снова замерзает, стоит ему вспомнить, что он — по ту сторону войны.

Джинни

Она переминается с ноги на ногу, слыша, как мерно стучит уставшее сердце. В кабинете темно из-за темно-зеленых портьер, и приятно пахнет зеленым чаем. Снейп поворачивается к ней нетерпеливо и откладывает книгу на лакированную столешницу.

— Вы хотели меня видеть, профессор, — напоминает Джинни на всякий случай.

Он поднимается с кресла и, сняв кипящий чайник с огня, ставит его на большой деревянный поднос.

— Я хотел вас попросить, Уизли: не болтайте дома о том, что здесь происходит. Можете рассказать в общих чертах. Про Корнера, первокурсников и Долгопупса было бы целесообразнее промолчать.

— Почему?

— Не ваше дело. — Он замечает, как упрямо сжимаются ее губы, и зло добавляет: — Хотя бы потому, что у некоторых через полтора месяца ЖАБА. Если сюда влетит весь Орден, никаких экзаменов не будет. Или вы хотите оставить Малфоя без работы?

Джинни растерянно моргает и перекатывается с носка на пятку. Потом вдруг вспоминает, что хотела спросить, но спрашивать страшно. Ладони мгновенно холодеют и покрываются липким потом. Черт, как она это ненавидит.

— Можете идти.

— Сэр, я…

— Ну что там еще, Уизли? — недовольно интересуется он, добавляя кипяток в пузатый заварочный чайник.

Джинни разжимает вспотевшие ладони и смотрит на плохо заживающие ссадины. Какой смысл в анимагии, если ей не удается продержаться в воздухе и получаса? А приземления? У нее все ноги в таких синяках, что стыдно раздеваться. Джинни тяжело выдыхает. Хуже все равно не будет, а признаваться МакГонагалл она не хочет.

— Сэр, я тайком занимаюсь анимагией.

Снейп закрывает чайник маленькой крышечкой и смотрит на нее исподлобья. В его черных глазах застыло одно желание: чтобы она убралась подальше со всеми своими проблемами.

— И? — спрашивает он сухо.

— Я не могу долго удержать форму, — Джинни делает несколько шагов вперед и буквально тычет ему в нос свои измученные руки. — И приземляться не умею.

— Вы что, в птицу превращаетесь? — он недоуменно приподнимает черные брови.

— В лебедя.

Снейп тихо стонет и на мгновение закрывает лицо рукой. Джинни понимает, что доставляет ему огромное множество неприятностей, но больше некому ей помочь. Она уже собирается уйти, когда Снейп делает то, что никогда не делал: он резким движением убирает волосы со лба назад. И сразу становится привлекательнее.

— Вы должны представить, что вы — птица, Уизли. Превращаться в лебедя с разбега, а в полете думать как лебедь. Если вы думаете как человек, то просто купите себе крылья и прыгните с Астрономической башни.

Джинни сердито обхватывает плечи руками и смотрит на него недоверчиво.

— Как можно понять, о чем думает лебедь? У него и мыслей-то нет! Что, я должна думать о том, как поесть червяков и попить воды из озера?

Снейп довольно усмехается тонкими губами и придвигает к себе горячий чайник.

— Как вы думаете, Уизли, почему так много людей сошли с ума, пытаясь стать анимагами? Потому что анимагия неосуществима без полного погружения. Вы добились формы, теперь добейтесь сути. Сколько времени у вас на это ушло?

— Почти семь месяцев.

— Неплохо. — Снейп коротко кивает на дверь. И на лице у него — подозрительное равнодушие. — А теперь будьте добры уйти, Уизли, если у вас больше нет вопросов. Через час поезд.

Прикрывая за собой дверь, Джинни кажется, что портрет Дамблдора провожает ее встревоженным взглядом. Торопливо шагая по галерее, она вдруг останавливается и подносит истерзанные руки к лицу, пристально их разглядывая. А может, все так и должно быть? Может быть, кровь и боль — ее расплата за предательство. Она так хотела стать лебедем, чтобы улететь к Гарри. Теперь она — лебедь, вот только лететь ей некуда. С отчаянием топнув ногой, Джинни на мгновение закрывает глаза, представляя, что замок полон огней, а из соседнего класса выходят Рон и Гермиона, яростно спорящие о прошедшей контрольной, а Гарри предложит ей сходить к мадам Паддифут и выпить горячего шоколада… То был мир, который она знала. То был мир, в который она вписывалась.

Джинни открывает глаза.

В галерее холодно, и тусклый свет всего лишь нескольких факелов едва освещает квадратные плиты пола. Все, что она чувствует сейчас — угасание одной, детской любви и все более яркое горение другой — осмысленной — кажется ей чужим. Она словно лебединое перышко, которое летит, не зная, где приземлится и приземлится ли когда-нибудь.

...Весна, наконец, вступает в свои права. Ветерок робко, но нежно овевает лицо и касается кожи. Джинни радостно вдыхает аромат рыхлой земли и талого снега, который одинокими серыми сугробами остается лежать на северной стороне замка. Вздыбленный, яростный лед на озере медленно прибивается к берегу, с каждым днем все больше обнажая темно-синюю гладь воды.

Джинни забирается в карету и бросает на замок прощальный взгляд. Когда они вернутся, снег совсем растает, а на голые ветви деревьев вернутся птицы. Весна — единственное стремительное время года. Кажется, что она только-только делает неуверенные шаги, ступая по замерзшим лужам, и вдруг вовсю шелестит распустившейся листвой.

Джинни надевает сумку через плечо и, быстро спрыгнув с кареты, поднимается по широким мокрым ступеням на платформу. Она знает, что Драко будет ждать до последнего, чтобы сесть в свободное купе. Пусть все копошатся и торопятся. Он не собирается делить пространство с однокурсниками, и Джинни его понимает Как было бы чудесно ехать вместе с ним…

Убрав назад лезущие в глаза волосы, она заходит в вагон и, пройдя половину, дергает дверь купе в сторону. Симус заходит вслед за ней, вместе с ним — Демельза. Они оба располагаются напротив Джинни, вытаскивая из сумок книги и бутерброды. Первое, что покупает Симус у проходящей мимо ведьмы — вечерний и утренний выпуски «Ежедневного пророка».

— Я знаю, что тут все неправда, — извиняющимся тоном произносит он, раскрывая страницы газеты, как крылья бабочки. — Но среди неправды можно увидеть многое.

Джинни не отвечает. Странно, что они называют продавщиц в поезде ведьмами. Ведь тут целый поезд ведьм, и Джинни — одна из них. Рыжая, вздорная ведьма, которая внутри пылает так ярко, что может сгореть. А может, ее ждет костер.

— Тебя встречают? — Демельза расшнуровывает ботинки и кладет ноги на противоположное сидение.

— Да. Наверное, вся семья. Кроме Чарли и Рона, — Джинни целое утро пыталась убрать заклинанием свежую царапину: подарок от Алекто на Пасху. — А может, только мама. Чтобы привлекать к себе меньше внимания. Симус, что там пишут?

Он выглядывает из-за газеты и хмурится.

— Пишут, что Гарри был замечен в доме Лавгудов. Якобы пытался убить отца Полумны, но Пожиратели ему помешали. Он ранил троих и скрылся. Разумеется, с ним была Гермиона.

Джинни с Демельзой громко фыркают.

— Такой чепухи я давно не слышала.

— Слышала, — заверяет Джинни лукаво. — Когда Пуффендуй заявил, что они выиграли матч.

И они обе звонко смеются. Команда Пуффендуя вообще выбыла из соревнования за то, что открыто напала на игрока другой команды и попыталась его убить. Все участники этого заговора уже вторую неделю надраивают вручную Зал Наград и котлы в кабинете Слизнорта. Несколько человек были оставлены разъяренной МакГонагалл на каникулы в школе.

Джинни размешивает горячий чай ложечкой и достает из сумки выданные после завтрака сэндвичи. За окном густой еловый лес постепенно сменяется поросшими низким кустарником холмами, потом — пустыми, одинокими полями. Значит, до прибытия в Лондон остается не больше двух часов.

Джинни стряхивает с юбки крошки, потом встает и берет сумку за ремешок.

— Пойду, переоденусь, — тихо говорит она Симусу и перелезает через тонкие ноги Демельзы, стараясь ее не разбудить.

Он кивает и снова закрывается газетой. Джинни выходит в полный шума коридор и идет вперед, к раздевалке, которая в самом конце каждого вагона, с любопытством заглядывая в каждое купе. В вагоне, где они едут, в основном — гриффиндорцы и когтевранцы. Майкл, поймав ее взгляд, отрывается от шахмат и машет ей рукой. Джинни машинально машет ему в ответ и поспешно идет дальше. В предпоследнем купе она замечает Драко. Он сидит прямо, положив ногу на ногу, и смотрит в окно. На столике перед ним лежит книга в черной обложке, рядом с ней — недопитый бокал чая.

Джинни, не сдержавшись, едва слышно ударяет кончиками пальцев по стеклянной двери и замирает. Ей кажется, что Драко не услышит, но он поворачивает голову и поднимает на нее глаза. Она не может зайти к нему. Он — не может выйти. Стеклянная дверь разделяет их жизнь и их мир. Они — по обе стороны от стекла. По обе стороны войны. Никакой нейтральной стороны, которую Драко когда-то выдумал, давно нет. Он — снова игрушка. Она — снова не с ним.

Стекло затуманивается от ее горячего дыхания, и ей так хочется написать: «Я тебя люблю». Но пальцы не слушаются. Ей кажется, что пожар, который начал разгораться в ее душе от этой невысказанности, скоро поглотит ее целиком.

Джинни не знает, что именно в это мгновение, когда она, такая словно невесомая и хрупкая, смотрит на него, замерев от отчаяния, вся тьма в его душе рушится. И тяжелым, холодным и светлым потоком в нее льется нежность. И сразу же в его глазах что-то меняется, заставляя Джинни вздрогнуть и сильнее прижаться к двери.

Они оба понимают: для них пути назад нет. Пути раскисли от осенней мороси, заметены ледяной вьюгой, затоплены весенними водами. Остается только одно: разбить стекло, не боясь пораниться об осколки.

Драко

Он осторожно заходит в дом с черного входа, поднимается по старой, выложенной серыми плитами, узкой лестнице и оказывается в коридоре третьего этажа, где в угловой башне расположена его комната. В ней пахнет пылью и слегка — забвением, и темно-зеленые с золотыми прожилками шторы прячут ее от редких солнечных лучей.

Драко ставит сумку рядом с широкой кроватью, думая только о том, чтобы забраться под одеяло и выспаться. Все, что он собирается делать эти полторы недели — спать, читать и не попадаться на глаза Лорду. У них с Беллатрисой осталось всего пара занятий, чтобы Драко смог отражать любую попытку вторжения в его мысли.

Он вынимает из кармана пиджака колдографию Джинни и падает спиной на кровать. Теперь, когда его душу заполняет нежность, вытеснив холод, Драко вдруг понимает: эта улыбающаяся девушка с пламенными волосами принадлежит ему. И теперь он готов за нее бороться. Даже с Поттером.

Он не боится проиграть.

Они с Джинни договорились встретиться в Лондоне и сходить в Британский музей. А потом выпить кофе с пирожными на какой-нибудь солнечной террасе, радуясь, что апрель совсем скоро…

Но мы никогда не можем предположить, что судьба сметает все наши убеждения, мечты и желания. Простым стуком в дверь.

— Драко! Ты здесь? Немедленно открой!

Он быстро прячет снимок под подушку и рывком тянет дверь на себя. Перед ним, запыхавшийся и бледный, тенью прежнего себя возникает отец. Драко морщится, даже не пытаясь сдержать эмоции.

— Скорее. Ты должен сказать, он это или нет.

Драко приподнимает брови, не двигаясь с места, но отец больно вцепляется в запястье и тащит за собой, словно ему снова пять, и он что-то натворил. Например, пошевелился, пока отец читал газету.

— Кто «он», дьявол тебя подери?

— Поттер, — Люциус даже не смотрит под ноги, спускаясь по лестнице в гостиную.

Драко сглатывает и на всякий случай касается палочки, спрятанной в кармане. Поттер? Они поймали Поттера? Черт подери… Что теперь делать, если это действительно Поттер? Хорошо каникулы начинаются, ничего не сказать.

Беллатриса отталкивает отца и сама хватает Драко за воротник джемпера, словно котенка. Сил у нее — как у буйвола, и кажется, в последнее время только больше стало. С ней явно что-то происходит, только что-то незаметное всем. И дядя стал другим. Драко бросает взгляд на стоящего позади Рудольфуса, но тетка гневно ударяет его ладонью по спине.

— Это Поттер?

Драко неохотно присаживается на корточки рядом с парнем, чье лицо раздуто так, словно его покусало все осиное гнездо разом. Щурясь, он различает в глубине этого лица глаза. Невероятно зеленые. И шрам — вот он. Натянутый до предела, как нить, которая в любую секунду может порваться.

Драко сглатывает, и сердце пускается вскачь, петляя вокруг падающих камнями сомнений.

Конечно, это Поттер. Грязный, усталый и явно злой, но — Поттер.

Черт, как же хочется сказать ему в это расплывшееся лицо, что он упустил свою девушку, и теперь она гуляет по Лондону под руку с его давним врагом.

Драко мельком оглядывается на мать: она стоит, замерев, как речная нимфа, с холодным бледным лицом и светлыми, слегка вьющимися волосами. В ее глазах нет движения, и она ему не поможет. Придется выбираться из этого дерьма самому.

И тогда для него время вдруг начинает течь так медленно, что на каждый удар сердца он успевает сосчитать до трех. Что делать? Выдать Поттера? Или промолчать? Дьявол, какого черта он должен кого-то узнавать? Он и так довольно натворил. Хватит с него. Хватит. Ему и так не отмыть руки от всех Круциатусов.

Поттер сверлит его выжидающим и опасным взглядом и явно не собирается сдаваться. Человек, которого любила Уизли. А может, любит до сих пор. Драко пытается оценить его бесстрастно, как судья квиддича, ведущий неинтересный матч. Поттер неплохо сложен, он ниже его ростом, но шире в плечах. Волосы блестящие, цвета воронового крыла, совсем как у Северуса. Все остальное не оценить — расплющено Жалящим заклятием.

Вдох. Выдох. Вдох.

— Я не знаю, — говорит Драко медленно, делая вид, что пытается разглядеть что-то в лице Поттера. — Может, и он.

Отец, тетка и мать начинают громко говорить, все одновременно, уговаривая его всмотреться внимательнее. Их голоса сливаются в единый гул, и Драко норовисто вздергивает голову. Пусть идут к черту. Он не скажет. Не скажет, и все тут.

Тогда Беллатриса снова хватает его за воротник и тычет носом в какую-то девушку, которая вжимается в стену рядом с Поттером. Драко медленно поднимает на нее глаза и тут же злобно ухмыляется. Он и забыл, что когда-то преуспел в таких ухмылках.

Грэйнджер.

— Это ведь она, та самая грязнокровка, что была с Поттером в магазине у мадам Малкин, — заявляет мать чуть более решительно, чем обычно. — Правда ведь, Драко? Это Грэйнджер!

Он изображает на лице сомнение и качает головой, думая, что вместо международного департамента можно подавать документы в театр. Точно примут.

— Не знаю, мама, — говорит он тихо и поднимается на ноги. — Может, и Грэйнджер.

А потом все его бахвальство, вся его игра, все его мечты, все, что он чувствовал мгновение назад, летит в бездну и вдребезги разбивается об острые камни на дне. Потому что он узнает того, кого Фенрир держит за горло и хищно облизывается, показывая желтые клыки. Фенрир вызывает у Драко чувство отвращения и гадливости, но сейчас даже эти чувства смыты тем отчаянием и ужасом, которое вызывает в нем стоящий перед всеми Рон Уизли.

Если Грэйнджер узнать трудно, а у Поттера глаза спрятаны в глубине раздутого лица и шрам едва виден, то не заметить эти рыжие, кричащие рыжие волосы невозможно. Драко сразу понимает: Джинни не вернется в школу. Они не встретятся в Лондоне. Хорошо, если она вообще останется жива и успеет уйти с остальной семьей в безопасное место.

И он понимает это не один.

— Ведь это мальчишка Уизли, сын Артура! — трость Люциуса упирается в грудь Рона. — Так ведь, Драко?

Он неуверенно приподнимает плечи.

— Может, и он…

— Что ты заладил «может, может»? — Люциус яростно топает ногой по начищенному паркету. — Ты что, не их видел в школе шесть лет подряд? Мы должны быть уверены, что это они, иначе вызывать Лорда слишком опасно…

Вызывать Лорда? Так он не в поместье? Драко с облегчением выдыхает. Значит, у Поттера есть немного времени, чтобы каким-то неведомым образом слинять отсюда. Если это вообще возможно.

Потом он переводит взгляд на покрытое веснушками лицо Уизли. Этот горящий взгляд в его глазах — тот же взгляд, что и у Джинни. И это только один брат из шести. Действительно, как в сказке. Вот только сможет ли Джинни оставить их всех и выбрать человека, который на принца совершенно не походит?

— А это что? — Беллатриса вдруг вздрагивает всем телом и указывает дрожащей рукой на серебряный меч, который держит в руках один из тех, кто привел троицу в поместье. — Что это? Где вы это взяли? Остолбеней!

Два егеря обездвиженно падают на пол, и меч, звеня, слегка подпрыгивает, ударяется о паркет. Беллатриса быстро берет его в руки и пристально разглядывает, лихорадочно облизывая губы. Потом поднимает глаза на оборотня, и на щеках у нее выступают красные пятна ярости.

— Я повторяю, Фенрир, где вы его взяли? — почти кричит она, целясь палочкой в Сивого. Тот отталкивает Уизли в сторону и вытаскивает палочку.

— Хватит истерить, дамочка! Он был в их палатке, когда мы их сцапали!

В гостиной падает мертвая тишина. Драко на всякий случай отходит к матери и незаметно вынимает из кармана палочку. На кой черт Беллатрисе сдался этот меч, и почему она так злится, что нашла его у Поттера? Драко прищуривается, разглядывая оружие, потом бледнеет. Ведь это меч Гриффиндора! Тот самый, что Джинни пыталась стащить в конце ноября… Неужели Северус отправил его в сейф? Если отправил, каким образом Поттер его достал? Ведь Шляпа по-прежнему в школе.

— С тобой все хорошо? — шепчет Нарцисса, едва касаясь его руки.

Драко кивает, не отвечая. Мысль, что он не сможет увидеть Уизли, бьется в висках, приглушая все другие чувства. Как долго? Как долго они будут врозь, не имея даже возможности увидеть друг друга? У него есть ее колдография, а у нее — ничего нет. Ничего. Только воспоминания.

Отчаянный крик Грэйнджер заставляет его вернуться в пропитанную горечью действительность. Драко морщится, смотря, как она извивается на полу под Круциатусом, и не отводит взгляд. Раньше бы отвел, спрятался за спину матери, отвернулся. А сейчас он смотрит в распахнутые карие глаза, полные ужаса и боли, смотрит на растрепанные волосы и слышит пронзительный крик. О да, Грэйнджер, пора взрослеть и вылезать из-за стола в библиотеке. Ты столкнулась с дикостью и яростью, на которую отвечать нужно такой же яростью, иначе погибнешь. Только вы с Поттером этого не умеете. Вы полны милосердия и сочувствия, которое Беллатрисе неведомо. Добро пожаловать в поместье.

— Приведи гоблина, Драко, — приказывает Беллатриса резко, переводя на него свои полные огня глаза.

Драко кивает.

На гоблинов ему вообще наплевать.

Беллатриса

Она наклоняет голову вбок и несколько секунд смотрит на грязнокровку, сжавшуюся на полу. Разумеется, Драко узнал их всех. Просто не хочет говорить назло Люциусу. Назло самому Лорду.

Беллатриса поднимает палочку, но гостиная вдруг идет рябью, и она хватается за высокую спинку кресла, чтобы удержать равновесие.

— Что с тобой? — водянистые глаза Нарциссы смотрят на нее взволнованно.

— Ничего, — резко отвечает она, выпрямляясь. — Ты! Откуда у вас меч Гриффиндора?

Грязнокровка откидывает волосы со лба. Лицо у нее овальное, и в глазах — упрямство. Нельзя сказать, что она уродлива, но не красива это точно, как и все грязнокровки вроде нее. Не хватает им внутренней изящности и благородства, присущих чистокровным волшебникам.

— Мы его… нашли.

— Нашли? — Беллатриса запрокидывает голову и громко смеется. Нашли! Шли по лесу и вдруг увидели меч? Слишком глупо даже для этой всезнайки. Но карие глаза, кажется, не врут. — Где нашли?

— В лесу.

Нарцисса бледнеет от внезапной ярости и делает шаг вперед. Ух ты! Она на такое способна? Кто мог подумать.

— Она издевается, Белла! Как можно было найти этот меч в лесу?

Беллатриса переводит взгляд с сестры на грязнокровку. Может быть, они и вправду его нашли. Только вот как — никто из них не признается. И тут ее пронзает страшная мысль: они были в ее сейфе! Или кто-то его взломал и добыл этот меч для них. Она сто раз твердила Лорду и Северусу: этим пакостникам гоблинам нельзя доверять.

— Драко, приведи гоблина! — приказывает она, гордо приподнимая голову, которая последнее время кажется такой тяжелой, что хоть волосы режь. — Шевелись!

Он уходит медленно, словно раздумывая, выполнять ее приказ или нет. Чертов щенок! Он слишком много думает там, где иметь свои собственные мысли опасно, а мнение — запрещено. Внезапно ее бросает в жар. Встряхивая жесткими волосами, Беллатриса поднимает палочку:

— Где вы нашли меч? Говори!

— Говорю же, мы его нашли!

— Врешь! — Беллатриса ненавидит, когда ей врут. Даже наполовину. — Отвечай! Круцио!

Грязнокровка отчаянно кричит, и сразу из подземелья чей-то такой же отчаянный голос вторит ее крику:

— Гермиона! Гермиона!

Беллатриса опускает палочку и довольно улыбается. Так, значит, все-таки перед ней — Грэйнджер. В том, что там, внизу, под землей — Поттер и его дружок Уизли, сомнений нет. Значит, сын этого предателя Артура не болеет лишаем. Он в бегах вместе с Поттером. Нужно арестовать всю семью. Немедленно. Сейчас. Беллатриса уже хочет выкрикнуть приказ Фенриру, но вдруг удерживает летящие слова. Рыжая Уизли — девчонка, которая нравится Драко. Какой смысл было пытаться стать племяннику ближе, помогать ему с легилименцией, а потом вдруг уничтожить его игрушку? Она отдаст приказ попозже. Никуда эти тупицы Уизли не денутся.

И Беллатриса, все еще сомневаясь, быстро поворачивается обратно к грязнокровке. Та лежит на паркете, беспомощно раскинув тонкие руки в стороны. Первое в жизни Круцио? Ничего, скоро привыкнешь, упрямая девчонка. Скоро ты все расскажешь, и Лорд останется доволен.

Беллатриса подходит к ней и с силой приподнимает ее голову за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Грязнокровка плачет, но Беллатрисе плевать. Она видела столько слез, что можно заполнить Ла-Манш, если он вдруг иссякнет. Слезы давно не трогают ее каменное сердце, которое дало трещину, и никогда не трогали. Даже сейчас, когда под ее сердцем — ребенок, она остается прежней, разве что чуть более яростной. Прежней к грязнокровкам. На остальных она смотрит иначе. Слегка.

— Что ты знаешь о мече? Зачем он вам нужен?

Грязнокровка упрямо сжимает свои красные губы и молчит. Беллатриса с силой ударяет ее ладонью по лицу, и эти грязные губы окрашиваются такой же грязной кровью.

Тяжело дыша, она выпускает девчонку из рук и швыряет на пол. Нарцисса с Люциусом следят за ней тревожными взглядами. Им не понять. Лорд велел охранять этот меч, и когда чертовы дети чуть не стащили его из-под носа у Снейпа, она приказала поместить его в собственный сейф. Если меч исчезнет — первым делом гнев падет на Беллатрису. Лорд давно отстранил ее от себя. Они больше не проводят вечера вместе, не играют в шахматы, не разговаривают. Лорд замкнулся в себе и разговаривает только с Нагайной, словно она его жена.

— Круцио! — выкрикивает Беллатриса торопливо, задыхаясь, словно нацелеваясь сломать эту девчонку. Ей непременно, отчаянно нужно сломать ее. Уничтожить эту надежду, что светится в глазах. Она не знает, для чего. Но это необходимо, чтобы шагать дальше. — Круцио!

Глядя, как грязнокровка корчится на полу, Беллатриса довольно улыбается. Откуда у нее столько сил? Откуда столько ярости? Пританцовывая, она по кругу обходит сестру. Поймали Поттера! Теперь Лорд будет счастлив.

Улыбка гаснет.

Теперь Лорд оставит ее в покое. А может быть, не только ее, но и Драко. И Рудольфуса заодно, чей взгляд сверлит ее выпрямленную спину. Беллатриса не смотрит на него. Последнее время она чувствует сердцем все слова, что он собирается сказать, и это не кажется ей пошлым.

Она оборачивается на звук шагов: легких и молодых, и грузных, совсем коротких. Так ходят только гоблины. Оставив грязнокровку лежать на полу без сознания, Беллатриса поднимает палочку на мерзкое карликовое существо. И кто только поручил им банки? Этим хитрым, лживым, проницательным ублюдкам?

— Скажи мне, ты, это настоящий меч Гриффиндора? — интересуется она зло, тыча мечом в широкую грудь гоблина. — Говори! Быстро!

Узкие и хищные глаза смотрят на нее с ненавистью, и в них отражается красноватый отблеск рубинов.

Джинни

Она запихивает вещи в потрепанный чемодан дрожащими руками и с трудом застегивает заедающую молнию. Новость о Роне застигла их перед самым завтраком, и Джинни, задвинув стул, быстро вернулась в комнату.

Рон попался в хищные руки Беллатрисы, вместе с Гарри и Гермионой. Чудо, что им удалось бежать, прихватив Олливандера и Полумну. Просто везение. Джинни раздраженно садится на чемодан и обводит глазами опустевшую комнату.

Что сейчас делает Драко? Понимает ли он, что она не сможет вернуться в школу? Что теперь неизвестно, когда они увидятся? Что их встреча в Лондоне не осуществится?

— Ты готова? — звонкий голос матери доносится с кухни.

— Сейчас! — Отзывается Джинни и подходит к зеркалу. В отражении — симпатичная девушка с приглаженными волосами и загнанными глазами, как у лани, которую преследуют волки. В ее случае — судьба.

— Мюриэль уже ждет! — в голосе матери — раздражение.

— Иду! — Джинни берет чемодан за треснутую ручку и, спотыкаясь, спускается вниз. Может, попроситься к Биллу? Увидеться с Гарри? Нет. Нельзя. Первое, что она скажет: «Извини, я больше тебя не люблю». Нельзя говорить такое человеку, который живет надеждой. Бесчеловечно. Но молчать тоже бесчеловечно.

Мать с отцом стоят посреди опустевшей кухни, окруженные воинством разноцветных пакетов и сумок. Тихо и печально часы бьют десять утра. Джинни тяжело выдыхает и опирается ладонями о спинку стула. Драко так хотел выспаться в эти дни, но вряд ли у него это получится после побега Гарри. А вдруг… вдруг его снова заставят пытать провинившихся Пожирателей?

— Хочешь? Для тебя сделала, — мать протягивает ей бутерброд с клубничным джемом. Джинни вздрагивает и потом покорно берет измазанный темно-розовым желе хлеб и откусывает сразу половину. Приторно. Невкусно.

— Без нас гномы захватят сад, — говорит она с набитым ртом. — Потом их неделю будем выгонять.

— Еще неизвестно, вернемся ли мы сюда когда-нибудь, — грустно отвечает отец и закидывает тяжелую сумку на плечо. — Готовы? Идемте. Фред, Джордж! Сколько еще вас ждать?

— Мы запихивали в сумку унитаз, — поясняет Фред, заходя в кухню. — Джордж не может ходить в туалет, если под ним чужое добро.

Джинни смеется, давясь приторным бутербродом. Близнецы не изменятся никогда, даже если мир встанет вверх тормашками. И даже тогда они придумают что-то новое. Только бы они выжили в грядущей войне. Только бы все они выжили.

Джинни сглатывает и берет ручку чемодана липкой от джема рукой. От одной мысли о тетке Мюриэль ей хочется убежать в Запретный лес. Опять эти разговоры о маггловском происхождении Гермионы и ее лодыжках, об ужасной осанке Джинни, о Гарри и прочей чепухе. Но деваться некуда, придется шагать в неизвестность, где даже Драко нет. Оставаться дома слишком опасно.

Мюриэль встречает их стоя на широком крыльце. Правой рукой она опирается на изящную трость с наконечником в виде льва, а левую протягивает для объятий. Отец едва касается ее и быстро проходит в дом. Он не любит Мюриэль. И она не любит его в ответ.

— Как всегда патлатая, — недовольно замечает она, тряся подбородком и пристально разглядывая Джинни. — И нос совсем наверх задрался. Скоро улетит.

— Я тебя тоже рада видеть, тетя, — Джинни целует ее в сморщенную щеку. От тетки пахнет лилиями. — Как поживаешь?

— Мне сто семь лет, милая, как ты думаешь, легко мне жить?

Джинни проходит в дом. Снаружи он кажется меньше, чем на самом деле. Уютная гостиная в бежевых тонах, небольшая кухня, рядом — лестница на второй этаж. Пахнет мятой и можжевельником.

Джинни поднимается наверх и толкает дверь в комнату, на которой висит строгая табличка «Для Д.» Значит, для нее. Внутри уютно и тепло, и пахнет яблоками, которые долго хранили зимой. Она садится на кровать и снимает жмущие туфли. Ноги выросли, что ли?

Она спускается к ужину, надев джинсы и теплый свитер. На кухне успокаивающе булькает вода в кипящем чайнике, тетя возится с большими тарелками, каких Джинни никогда не видела дома, а мать методично раскладывает приборы. Она упрямо старается делать вид, что не переживает.

— Я могу разложить салфетки и подогреть макароны, — Джинни открывает дверцу буфета. — Зачем вам так много посуды? Ведь вы одна?

И только потом понимает, что сказала.

— Ничего, дорогая, — сварливо отвечает Мюриэль. — Я привыкла к подобным словам.

— Тетя, мы должны вас огорчить, — Фред и Джордж садятся за стол и быстро придвигают к себе тарелки с едой, которую Джинни едва успела на них положить. — Сюда будут приходить совы с заказами от нашего магазина.

Мюриэль приподнимает седые брови и, взяв солонку, со стуком ставит ее перед собой.

— А я могу протестовать?

— Нет. — Фред запихивает в рот целую куриную ножку и прикрывает глаза. — Божественно. Мам, почему ты так не готовишь?

Глаза матери наполняются слезами. Она отворачивается и торопливо сморкается в красную салфетку. Джордж толкает брата локтем и что-то раздраженно шепчет. Потом они хором извиняются, но мать уже не остановить. Она рыдает взахлеб, бормоча что-то про дом и детей.

— Выпрями спину! — тетка больно ударяет Джинни ладонью по спине, и та неохотно выпрямляется. С осанкой у нее действительно не очень хорошо. — Что лицо такое кислое? Болит что-нибудь?

Джордж издает неприятный смешок, смотря на нее насмешливо.

— Это она из-за Гарри переживает. Ах, как же он там, у Билла, бедняжка.

— Мы еще летом расстались, идиот, — Джинни резко отодвигает тарелку с остывшими макаронами. Снова возвращается это чертово ощущение сытости. — Потом поем.

Она выходит на крыльцо, прямо под серое, сыпящее мелким дождем весеннее небо. Хочется превратиться в лебедя и улететь. Джинни сжимает ладони и прижимает к гулко колотящемуся сердцу. А что, если так и сделать? Если попробовать почувствовать себя лебедем, как говорил Снейп? И прилететь к Драко?

Джинни нерешительно обхватывает плечи руками и раскачивается из стороны в сторону, как маятник на старых часах в кухне тетки. Сыро. Ветрено. И одиноко. Теперь, когда она всеми мыслями с Драко, когда ее любовь — запретна, она чувствует себя одной в темном пространстве. Правильно говорят: «Когда любишь, становишься таким одиноким». Она проводит рукой по волосам, слушая тихое пение вернувшихся с юга птиц и думая, что война — как бросок дикого зверя: никогда не знаешь, куда повернет. Одно Джинни знает наверняка: самые темные часы — перед рассветом. Главное — не потеряться во тьме.

— Ты влюблена, милая. — Мюриэль сначала ставит на крыльцо палку, а потом появляется сама.

— Да.

— Но не в Гарри.

— Нет. — Джинни отвечает так тихо, что слышно капель. — Не в Гарри. У того, другого, отличная осанка и красивые лодыжки.

Тетя Мюриэль тихо смеется. Это первый смех, который срывается с ее губ за долгие годы.

— Мне он уже нравится. Тогда в чем беда?

— Он — по ту сторону войны.

— Понятно. — Мюриэль кладет покрытую морщинистыми складками руку на ее плечо. — Не жди от меня советов или одобрения.

— Я и не жду, — Джинни не сводит взгляда с серого неба, которое понемногу начинает кружиться перед уставшими глазами. — Я просто существую. Я застыла во времени и верю только в надежду. Это все, что у меня остается. Это то, что никому у меня не отнять. Я — ведьма.

…Она дожидается, пока все уснут и, быстро сев на кровати, достает из-под подушки старую мятую карту Англии.

— Люмос! — шепчет она лихорадочно и ищет на карте Уилтшир. — Черт, как же далеко…

Лететь ей придется часа два, если не приземляться для отдыха. Два часа! Она никогда не летала больше, чем полчаса… Джинни натягивает свитер и сует в карман палочку. Придется рискнуть. Трансгрессию несовершеннолетних отслеживает Надзор, а она должна знать, что происходит с Драко. И потом, они все еще не узнали, точно ли Грин-де-Вальд похитил ту самую палочку, и каким образом она переходит от волшебника к волшебнику. А ведь это может помочь Гарри.

Настежь распахнув большое французское окно, достающее до самого пола, Джинни отходит к двери и делает глубокий вдох. Сердце бьется так быстро, что она не успевает считать: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз…

Она разбегается и, взмахнув палочкой, шепчет заклинание. И зажмуривает глаза. Ее комната — на втором этаже. Если не получится… Но она заставляет себя взмахнуть руками, как птица, мыслить, как птица, и вдруг отрывается от пола. Вместо рук — крылья, и вместо себя — лебедь. Ночной холодный ветер приятно обхватывает ее, поднимая все выше, и спустя несколько минут дом тетки остается далеко позади. Впереди нее, раскинувшись на многие километры, зеленым ковром расстилается лес. Иногда, то справа, то слева, мелькают огоньки маленьких деревень. В домах празднуют Пасху.

Джинни заставляет себе двигаться вперед, потерявшись в темном пространстве. Что, если она сбилась с пути? Черт подери, нельзя было бросаться из дома так внезапно! Нужно было хотя бы взять с собой еду и воду… Обессилев, она снова гонит себя вперед, едва взмахивая уставшими крыльями. И когда впереди, за холмом, показывается поместье Малфоев, от радости она едва не возвращается в человеческую форму. Только как найти окно Драко среди этих десятков светящихся окон?

Она отчаянно облетает поместье три раза. В некоторых окнах видны Пожиратели, другие плотно занавешены шторами, едва пропускающими свет. И когда она уже, отчаявшись, собирается развернуться, потеряв надежду, в верхнем этаже дома, в темном окне, вдруг загорается свет, и худощавая мужская фигура резко отодвигает шторы.

Драко.

Не раздумывая, понимая, что сил не осталось совсем, Джинни с размаху влетает в окно, вдребезги разбивая стекло. И заодно — то самое стекло, что разделяло их в поезде. И падая на пол, превращается в человека. Свет мгновенно гаснет, и падает тишина, а потом злой голос Драко произносит прямо над ее головой:

— Дьявол, Уизли… Что ты творишь?

Она хочет ответить, но сил нет. Язык не ворочается, и рука, которую она хочет приподнять, чтобы коснуться его, не поднимается. Драко осторожно подхватывает ее с паркета и опускает на кровать. Джинни зачем-то облизывает губы, чувствуя привкус крови и острую боль от удара в правом боку.

— Репаро! — произносит Драко быстро, и разбитое стекло вновь становится на место. — Твою мать, Уизли! Ты могла разбиться!

Джинни прижимает ладонь к разбитым губам. Почему его голос такой ледяной?

— Что… что с твоим лицом?

— А, это. — Драко проводит рукой по многочисленным царапинам, которые едва затянулись. — Это Поттер. Хорошо, что бадьян оказался под рукой. В первые минуты все было гораздо хуже.

— Гарри тебя так…

— Он разбил люстру. И забрал мою палочку. Забрал мою палочку, Уизли! — Драко приподнимает ногу, чтобы топнуть, потом осторожно ставит ее рядом на паркет и яростно сжимает кулаки. В глазах у него снова ненависть и безумие, как в ту ночь в совятне. — Какого дьявола он забрал мою палочку? Может быть, он и тебя потом так же заберет? Спокойно и нагло, словно для него это развлечение?

Они смотрят друг на друга в смятении, не зная, что сказать. В комнате пахнет апельсинами с карамелью и весной. Джинни моргает, потом робко улыбается, но эта улыбка — как щит. Она чувствует, что Драко не рад ее видеть. Она застала его врасплох с этим изрезанным лицом, и ему не хочется, чтобы она на него смотрела. Она застала его сразу после сражения с Гарри, в котором он опять проиграл, и это приводит его в неподдельное бешенство.

— Перестань, — говорит она тихо.

Но Драко переставать не собирается. Он что-то задумал и от этого не отступится. Джинни видит это в его злых глазах.

— Тебе нужно уйти, — он садится на край кровати и касается пальцами ее руки. — Твою семью ищут.

— Что нам делать? — встревоженно спрашивает она и придвигается ближе к нему. Драко почему-то вздрагивает.

— Ждать.

— Я не вернусь в школу.

— Я знаю. И переписываться тоже не получится.

Джинни прижимается к нему, вдыхая родной аромат. Она здесь. Она выдержала. Значит, выдержит еще раз.

— Встретимся в Солсбери. Через три дня, на закате, у собора. Мы должны выяснить все про палочку.

Драко смотрит на нее с сомнением. В лице, изрезанном осколками, что-то изменилось. И глаза — другие. Сейчас, когда он на секунду забыл о поражении, он снова — тот Драко, каким она его любит. Его глаза полны света и какой-то отчаянной нежности, хоть и наполнены при этом угасающей надеждой. Но стоит ей моргнуть — и все волшебство исчезает, и в его глазах снова золотыми льдинками блестит лед. Гарри наверняка не знает, что сам все испортил. Снова. Но разве у него был выбор?

— Я не понимаю, как ты сумела разбить окно. Ведь поместье окружено защитными заклинаниями.

— Именно поэтому я не решилась трансгрессировать. Может, на анимагов защита не действует?

— Может быть.

Джинни с тревогой наблюдает, как он расхаживает по комнате, заложив руки за спину. Что-то между ними изменилось. С той самой молчаливой встречи в поезде — изменилось. С этого унижения, нанесенного Гарри — изменилось. И никогда не будет прежним. Теперь они должны или шагать вперед вдвоем, рука в руке, или расставаться навсегда. Та неизвестность, та призрачность близости, та секундная беспечность, что связывала их в Хогвартсе, растаяла как утренний туман.

— Хорошо, — голос у Драко странно вибрирует. — Мы встретимся в Солсбери. А теперь надо решить, каким образом ты вернешься домой до рассвета.

Джинни улыбается, и на душе вдруг становится тепло. Еще несколько минут, еще полчаса, час — рядом с ним, в доме, полном страха и смерти. Но с ним. С этим странным человеком, в душу которого хлынула нежность и теперь борется там с зимой. Кто победит — решать только ему.

— Я же ведьма. Я превращусь в белого лебедя, — шепотом говорит она и устало ложится на кровати, раскидывая руки в стороны. — Улечу из твоего заколдованного дворца, мой принц в золотой короне. Мне нельзя здесь оставаться. Мне еще нужно рубашки довязать, пока эта сказка не закончилась. Вяжу я их голыми руками. А крапива, сам знаешь, отчаянно жжется.

Драко не отвечает на ее шутку. Он стоит у окна, и луна, выглянувшая из-за несущихся по небу облаков, на мгновение освещает его худую фигуру. И на полу танцует его изящная тень, в призрачных глазах которой — ярость.