Неживая, Немертвый (гет)

Поцелуй вампира был невесомым, почти формальным и, в самом прямом смысле этого слова, холодным. Фон Кролок ни на чем не настаивал, однако не отстранялся, и Дарэм безо всяких слов понимала, что граф в очередной раз дает ей выбор — достаточно сделать шаг назад, и осторожная хватка рук, способных с легкостью переломить человеческий позвоночник, исчезнет. А потом они оба сделают вид, что этого — даже не поцелуя, а всего лишь приглашения к поцелую — никогда не было. Нази не сомневалась — у фон Кролока виртуозно получается «забывать» подобные вещи.

Нужно было спасаться — напомнить себе о том, что это слишком опасно, что между людьми и вампирами, сколь бы похожи ни были они друг на друга, лежит пропасть, через которую нельзя перешагнуть. Наконец, что предлагаемое графом — попросту невозможно.

Нази глубоко вздохнула, обвивая шею Кролока руками, с преступной беспечностью отбрасывая прочь все разумные и исключительно верные мысли, которые здесь и сейчас не имели для нее ни малейшей ценности. В этот момент Дарэм было решительно плевать на то, что мужчина рядом с ней технически мертв, поскольку мало на свете существовало людей, которые, с ее точки зрения, были так же живы, как он.

Поцелуй, на сей раз уже самый что ни на есть настоящий, буквально ошеломил Нази, сметая последние мысли о возможном отступлении, и под его действием беснующийся внутри Дарэм шторм из причиняющих боль воспоминаний, сомнений и страха застыл, кристаллизуясь, превращаясь в непробиваемо-твердое, сверкающее острыми гранями недвижное нагромождение ледяных торосов.

Открыв глаза — и когда она только успела зажмуриться? — Нази обнаружила, что фон Кролок внимательно смотрит ей в лицо, и этот взгляд смутил ее куда сильнее, чем сам поцелуй.

«Какого черта я делаю?»

«Поздно, — длинные пальцы графа зарылись в волосы на ее затылке, безжалостно сминая подобие прически, и на ковер дождем посыпались шпильки. — Стоило бежать, пока я давал тебе такую возможность».

Грудь Дарэм бурно вздымалась под тканью застегнутого на все пуговицы платья, на скулах проступил лихорадочный румянец, и граф отчетливо слышал, как часто и сильно колотилось ее сердце. Тонкие руки путались в складках его плаща, в тщетной попытке справиться с застежкой, и фон Кролок, слегка отстранившись, расстегнул ее, позволив тяжелой ткани с шелестом упасть на пол. Он делал это каждое утро вот уже два с половиной века, но делать это для Дарэм было непривычно — давно позабытые за ненадобностью ощущения.

«Фрау некромант желает, чтобы я снял что-нибудь еще?»

Возиться с пуговицами фон Кролоку показалось бессмысленной тратой времени, которого в их распоряжении и без того было не слишком много, и Нази потрясенно охнула, когда пошитое из плотной шерсти платье под его пальцами с тихим треском разошлось по шву, точно было сделано не более, чем из папиросной бумаги. Участь нижних юбок и рубашки также оказалась незавидна, и Дарэм моментально покрылась мурашками.

«Ты что творишь?!»

Кожа под его пальцами была теплая, немного влажная, тонкая, и Кролок напомнил себе, что весьма хрупкое смертное тело Нази требует крайне осторожного обращения.

«Кто-нибудь говорил, что серое тебе удивительно не к лицу?»

Ее кровь пахла полынью и ладаном — этот запах щекотал вампирское обоняние, волнуя и притягивая, но не вызывая настойчивого желания немедленно впиться клыками в беззащитную человеческую плоть. Дарэм, кажется, совершенно не думала об осторожности, покорно запрокидывая голову и тихо вздыхая от удовольствия, когда губы Кролока приникали к ее шее, точно мысль о том, что в любой момент мучительно неторопливые, лишь сильнее распаляющие ее желание поцелуи могут смениться укусом, даже не приходила ей в голову.

Ревность, а может быть, зависть — скользя ладонями по бедрам фрау Дарэм, ловя щекой ее жаркое, прерывистое дыхание, граф не мог припомнить, испытывал ли он эти чувства при жизни, но все равно сумел их узнать. Завидовать покойнику было нелепо, абсурдно, глупо, но он все равно завидовал, и, чувствуя, как женщина выгибается под его нарочито плавными, уверенными прикосновениями, Кролок, помимо все набирающего силу влечения испытывал ни с чем не сравнимое, почти злорадное удовлетворение. Именно этого он и добивался, решившись предложить Нази то, чего не предлагал никому вот уже без малого три сотни лет — всецело поглощенная действиями графа, женщина в эту секунду даже не вспоминала о муже, отдавая себя ему одному.

Пускай ненадолго, всего на пару часов, но Кролок завладел тем, что принадлежало герру Дарэму даже после смерти, вышвырнув его прочь с территории, которую он вот уже пару недель, сам того не замечая, считал своей. Винсента Дарэма не было здесь, сейчас, когда растерянная, напуганная, почти сломленная усилиями Кролока Нази так отчаянно нуждалась в ком-то, кто мог быть рядом — и граф намеревался воспользоваться этим сполна.

Справиться со сложным костюмом фон Кролока Дарэм оказалось не под силу, и, глядя на то, как он сам с легкостью решает этот вопрос, Нази внезапно подумала, что граф кутается во столько слоев ткани по той же причине, по которой это делали и сами некроманты — не отпускающий ни на секунду холод троп, спасения от которого не было и быть не могло.

«Хм… и правда, ни следа атрофии».

«Уймись, будь так любезна».

Шрамы. Их на теле Кролока было почти так же много, как на теле самой Нази, а может, и того больше. Следуя за их переплетением, Дарэм провела кончиками пальцев по груди графа, спускаясь ниже, чувствуя, как от этих прикосновений под бледной кожей напрягаются его мышцы. Точно Нази гладила смертельно опасного, не одомашненного хищника, который в любую секунду мог прикончить беспечно рискнувшего притронуться к нему человека одним-единственным броском. Впрочем, ровно так все и было на самом деле, однако страха Дарэм не испытывала — лишь желание зайти настолько далеко, насколько ей будет позволено.

Граф едва слышно вздохнул и, несильно потянув Нази за волосы, вынудил ее прервать свое занятие и рухнуть спиной на кровать, вновь возвращая себе абсолютный контроль над ситуацией.

«Черт побери, ты холодный!» — подумала Дарэм, когда требовательные, туманящие сознание поцелуи графа переместились к ее животу, вырывая из горла невнятный, полный наслаждения стон.

«Черт побери, ты теплая! — проводя ладонью по внутренней стороне ее бедра, передразнил фон Кролок. — Чего еще ты ожидала, бесценная моя Нази?»

Едва заметные серебристые нити седины сверкали в длинных черных волосах графа. Они беспорядочной волной спадали на простыни, и женщина, уже не смущаясь и не осторожничая, запустила в них обе руки, пропуская сквозь пальцы шелковые пряди, стискивая их, выгибаясь навстречу обжигающе-ледяным прикосновениям. Этот холод странным образом только обострял ощущения, возводя их на какую-то абсолютно новую для Дарэм ступень, и она до боли закусила губу.

«Мммм… а как, все-таки, ты?..»

В тот же момент ее руки оказались надежно прижаты к подушкам, и она снова увидела слишком близко серые, внимательные глаза, в которых, казалось, бушевало всепожирающее холодное пламя.

«Хватит ли у тебя смелости додумать эту мысль?»

Но додумать Дарэм попросту не успела, потому что нависающий над ней фон Кролок, не дав женщине даже секунды на ответ, резким движением подался вперед, так что Нази не осталось ничего иного, кроме как сдаться на милость победителя, ногтями впиваясь в собственные, по-прежнему крепко прижатые к постели ладони.

Он рушил ее защиту, даже не замечая этого, с легкостью присваивая себе ее ощущения, ее тело и, кажется, душу тоже, но именно сейчас Дарэм согласна была отдать ему все, что он пожелает. Потому что он, похоже, куда лучше нее знал, как распорядиться полученным.

Женщина в его руках коротко хватала воздух приоткрытым ртом, и граф поймал себя на том, что, позабыв о былой осторожности и неспешности, начал дышать с ней в такт. Нази словно горела изнутри, и его собственное тело неумолимо начинало накаляться, как будто Дарэм впитывала в себя ставший привычным за эти годы мертвенный холод, взамен вливая в него живой опаляющий жар.

Женщина тихо вскрикнула, и Кролок торопливо разжал пальцы, надежно удерживающие запястья Нази у нее же за головой, исключая саму возможность помешать графу получить желаемое. Впрочем, подобная «предосторожность» была излишней — обретя относительную свободу, Дарэм приподнялась на локтях, торопливо и жадно впиваясь поцелуем в его губы, безмолвно прося не останавливаться.

Может быть, он просто забыл, какие ощущения способна дарить близость, а может, дело заключалось в том, что Нази Дарэм в это мгновение абсолютно искренне, безо всяких вампирских ухищрений, желала именно его — со всей немертвой его природой, непростым характером, сомнительной моралью и неизменным холодом, который она с такой готовностью забирала себе. Граф не знал ответа и, рвано, порывисто дыша в одном ритме со стонущей сквозь стиснутые зубы охотницей на вампиров, чувствуя, как она сама нетерпеливо подается навстречу каждому его движению, и ощущая, как впервые за столетия согревающий его тело огонь добирается до мертвого, давно остановившегося сердца, пришел к выводу, что ответ этот нисколько его не интересует.

* * *

— И все же, как именно? — задумчиво поинтересовалась Дарэм, указательным пальцем проводя вдоль ключицы графа, и, когда тот не ответил, настойчиво постучала ладонью по его плечу.

— Ты что-нибудь слышала о том, что подобный вопрос мужчине задавать неприлично, и после него я имею полное право чувствовать себя оскорбленным? — фон Кролок на секунду приоткрыл глаза, вопросительно взглянув на прижимающуюся к нему разгоряченным боком растрепанную Нази.

— Но ты не чувствуешь себя оскорбленным, — ни секунды не сомневаясь в своем заявлении, заметила женщина. — А значит, вполне можешь удовлетворить мое профессиональное любопытство. Я ни разу не слышала о том, что вампиры способны... Нет, я помню то, что ты говорил о Герберте и его развлечениях, но, каюсь, не слишком задумывалась над этой информацией. У тебя ведь даже кровообращения нет!

— Как мило с твоей стороны тыкать этим фактом мне в лицо, — фон Кролок демонстративно поморщился. — Где пролегает предел твоего профессионального любопытства, Нази, и достижим ли он, вот что меня интересует. Впрочем, изволь. Точно так же, как я хожу, разговариваю, вижу и слышу: абсолютно все мое тело движимо волевым усилием и, при желании, я могу заставить работать в нем что угодно. Однако, если учесть, что работа, положим, абсолютно ненужной мне нынче селезенки требует вложения немалых усилий, я предпочитаю не тратить энергию зря. Дай руку.

Перехватив протянутую ему ладонь, граф прижал ее к своей груди на уровне сердца, вновь прикрывая глаза. Несколько секунд — и Дарэм отчетливо ощутила ровные, сильные удары, которые, впрочем, почти тут же замерли.

— Ничего себе… — протянула она. — То есть, ты можешь себя… оживить?

— Нет, — поправил фон Кролок и улыбнулся, глядя в недоверчиво распахнутые, азартно поблескивающие в свете свечей серо-зеленые глаза. Нази Дарэм, даже в постели, даже разрумянившаяся и словно разом помолодевшая на несколько лет, даже после продолжительных занятий любовью оставалась все той же Нази Дарэм, которую он знал. И в этой неизменности, пожалуй, была для графа своя, особенная прелесть. — Оживить себя я не могу. Но могу заставить свое тело функционировать какое-то время, увы, не став при этом менее мертвым. Так что в большинстве случаев сие умение бесполезно. К тому же это крайне сложно, очень утомительно и впоследствии потребует восполнения энергии. Так что же, я удовлетворил твое… любопытство?

Последнюю фразу фон Кролок произнес тоном настолько двусмысленным, что Дарэм мгновенно покраснела до корней волос, словно ей по-прежнему было семнадцать.

— Вполне, — пробормотала она и отвернулась, так что теперь граф видел перед собой только ее взлохмаченный затылок.

Внутри у Дарэм по-прежнему царил холод — похожий и одновременно чем-то отличавшийся от того, к которому она привыкла после походов на тропы. Этот холод был почти успокаивающим — боль, жгучая, отчаянная, еще совсем недавно полыхавшая где-то в глубине, странным образом улеглась, оставив на своем месте лишь умиротворение. И легкую усталость, от которой у Дарэм кружилась голова.

Фон Кролок ощущался сейчас лишь едва прохладным, и прижиматься к нему было приятно — от него исходил легкий аромат, напоминающий Нази аромат индийского тмина… и больше ничего. Отсутствовал тот неуловимый, но безошибочно узнаваемый на подсознательном уровне запах, присущий каждому живому человеку.

Живым человеком фон Кролок не был.

— Драгоценная моя Нази, — широкая ладонь уверенным, властным движением прошлась по ее спине, замерев на талии. — Раскаиваться в случившемся поздно и совершенно бессмысленно, так что советую прекратить размышления о том, какую ужасную глупость ты совершила. Нет никаких правил и запретов, кроме тех, что ты устанавливаешь самостоятельно. Все, что имеет значение в столь личных вопросах — обоюдные желания обеих сторон.

— Развлекаетесь ментальным шпионажем, Ваше Сиятельство? — Дарэм вздохнула и, коротко коснувшись губами графского бока, села, откидывая назад лезущие в глаза темные волосы.

— Хорошо знаю людей, — фон Кролок усмехнулся, и Нази невольно хмыкнула в ответ. Он лежал поверх покрывала, спокойно позволяя ей рассмотреть себя в мельчайших подробностях, и вид у него был такой, словно они по-прежнему вели светскую беседу, сидя возле камина. Впрочем, стесняться графу, даже без учета двухсот восьмидесяти лет посмертия, было решительно нечего. — Кстати, не думал, что до этого однажды дойдет, но вынужден напомнить: кусать людей — моя обязанность. Ко всему прочему, ты промахнулась, и, если бы догадалась спросить у меня, я бы сказал, что целиться нужно дюйма на три выше и чуть правее, так, чтобы не задеть яремную вену.

Вспомнив, что в порыве чувств действительно ухитрилась впиться зубами фон Кролоку в изгиб шеи, Дарэм захохотала, на время отложив в сторону свои невеселые мысли.

— Не могла удержаться от соблазна укусить вампира. Второго такого шанса в моей жизни никогда уже не будет, — отсмеявшись, сказала она и, покачав головой, добавила: — К тому же я мстила за синяки.

— Прими мои искренние извинения, — граф окинул взглядом сидящую перед ним женщину, отмечая уже начинающие проступать на ее теле кровоподтеки, оставшиеся там, где он слишком сильно и неосторожно сжимал податливое человеческое тело. На запястьях и бедрах отпечатки его пальцев проступали особенно отчетливо. — Довольно трудно сосредоточиться на контроле за собственными возможностями, когда настолько увлечен иными вещами.

— Давно ты в последний раз?.. — Нази, не закончив фразу, сделала неопределенный жест рукой, но граф смысл ее вопроса прекрасно понял.

— Дай подумать, — протянул он, задумчиво щурясь, и Дарэм внезапно поняла, что глаза фон Кролока кажутся такими неправдоподобно-светлыми из-за коротких, но чертовски густых и абсолютно черных ресниц. — В одна тысяча шестьсот двадцать первом. И не со смертной женщиной, а с такой же немертвой. А что, ты хочешь намекнуть, будто я забыл, как это правильно делается?

— Ни на что я не хочу намекнуть, мне просто интересно, — Нази улыбнулась и, повозившись, набросила на плечи край одеяла. Если фон Кролок действительно позабыл что-то в этом аспекте отношений, то представить, на что он способен при полной памяти, ее воображение было неспособно.

— А что же ты? — спросил граф, сознавая, что вопрос личной жизни четы Дарэм его интересует даже больше, чем нужно.

— Никого, кроме мужа, а с ним у нас никогда не было особенно насыщенных постельных отношений, если ты об этом, — женщина отвернулась и, спустив ноги с кровати, принялась рассеянно оглядывать пол в поисках того, что осталось от ее одежды. — Да, мы спали вместе, разумеется, но нечасто. Он не особенно стремился, и меня это устраивало. Знаешь, с нашей работой быстро пропадают многие человеческие желания…

Совершенно неожиданно для Дарэм вокруг ее талии обвились бледные руки, и ее, вместе с одеялом, безапелляционно втащили обратно на постель, так что спиной она оказалась плотно прижата к груди вампира, не имея возможности обернуться и посмотреть ему в лицо.

— Учитывая недавние события, я бы так не сказал, — по голосу фон Кролока было абсолютно понятно, что он усмехается. — Скорее, я сказал бы, что он совершенно напрасно, с моей точки зрения, «не стремился». Тебе определенно есть что предложить мужчине, моя очаровательная фрау Дарэм, поверь. Однако, ты так и не ответила на четвертый из моих вопросов, а это значит, что условия нашей небольшой сделки ты пока не выполнила.

Голос графа звучал мягко и вкрадчиво, губы его были настолько близко, что Нази ясно ощущала, как прохладное дыхание легко касается ее уха. Кролок продолжал обнимать ее поперек груди, словно чувствовал, что воспоминания о Винсенте, с учетом только что произошедшего в этой спальне, беспокоят Дарэм, покушаясь на тот хрупкий покой, который только-только установился в ее душе. И искренне благодарная ему за это понимание Нази постепенно вновь расслабилась, прикрывая глаза.

— Ну да, мои шрамы, — припомнив их недавний разговор, сказала она. — Тебя ведь интересуют те, что на спине? Потому что, если рассказывать обо всех — ночи не хватит. Быть членом Ордена некромантов — занятие не такое уж безопасное, сам, должно быть, догадываешься. Случается всякое, и штопали меня за эти десять лет неоднократно. Нежить обычно не любит тех, кто пытается ее уничтожить, так что таким, как я, порой достается и от чужих зубов, и от чужих когтей. Некроманты-отщепенцы тоже доставляют хлопот. Года два назад один такой прострелил мне плечо, да так паскудно, что пуля застряла в лопаточной кости, — Нази передернулась в объятиях графа. — Даже вспоминать не хочется о том, как ее вытаскивали. Ну, а шрамы на спине — это так называемый «конденсатор». Через эту процедуру проходят многие некроманты. В нашем мире бывают энергетические бури — дни, когда силы в воздухе так много, что достаточно только закрыть глаза и сделать шаг, чтобы оказаться на тропах. И вот в одну из таких бурь, пока некромант находится между тем миром и этим, ритуалист Ордена специальным ножом вырезает на его спине определенную последовательность рун. Не буду вдаваться в лишние подробности, но так мы облегчаем доступ к своим силам, можно сказать, впитываем часть Изнанки в себя, чтобы в нужный момент обратиться к ее энергии. Ну и, в каком-то смысле, это очередной этап посвящения, потому что удержаться на грани, не теряя сознания, но продолжая частично пребывать на тропах, задача не из разряда элементарных. Не всем удается пройти через это, и не каждый соглашается. Кого-то утягивает на Изнанку, а кто-то, наоборот, из-за боли целиком выпадает в реальность. Мне, например, четырежды пришлось побывать в круге, прежде чем ритуалист закончил работу.

— Довольно мучительная процедура, — констатировал фон Кролок, в очередной раз про себя удивляясь тому, как много способна была выдержать его собеседница ради достижения результата. Он не знал, сколько жизненной силы осталось в ее смертном теле, но был уверен, что сила ее воли во много раз превышает ее же волю к жизни. — И, позволь спросить, это действительно стоит таких усилий?

Руки фон Кролока бесцеремонно скользнули под укрывающее Нази одеяло, заставляя его сползти вниз. Почувствовав, как сердце женщины от его прикосновений вновь начинает биться чаще, граф невольно усмехнулся. Неизвестно, вправду ли у ныне покойного герра Дарэма отсутствовали некоторые «человеческие желания», но вот у его вдовы, несмотря на все ее заверения, они были скорее насильственно подавлены, из-за отсутствия востребованности в семейной жизни загнанные владелицей глубоко внутрь.

— Да, это… и правда важно, — пробормотала женщина. — Без конденсатора я… треть ритуалов… не потянула бы…

— Отец, я, конечно, понимаю, что вы с Нази никак не исчерпаете темы для беседы, но через час начнет светать, а ты… Ах, кажется, я не вовремя?

— Герберт, твою мать! — мигом приходя в себя, сказала Дарэм, глядя на застывшего в дверном проеме молодого человека. Она дернула одеяло на себя, однако оно решительно отказалось поддаваться, придавленное с одного края телом графа.

— Герберт, сколько раз я должен напоминать, что в двери принято стучаться? — почти одновременно с Нази поинтересовался фон Кролок. — Скажу больше, после этого стоит получить разрешение. И лишь потом входить.

— Я же не знал, что вы, наконец, нашли себе занятие поинтереснее разговоров! — ничуть не смутившись, возразил Герберт. — Кстати, Нази, я все уже видел, пока мы с отцом отогревали тебя в ванне, так что можешь не особенно стараться.

— Да чтоб к тебе некроманты так в склеп ходили, упырь любопытный, как ты в чужие комнаты! — плюнув на чертово одеяло, которое никак не желало натягиваться, куда следует, Дарэм бросила свое занятие и скрестила руки на груди.

— Герберт, закрой дверь с обратной стороны, — повелительно прикрикнул на молодого человека граф. — Ты ведешь себя непотребно.

— Уж кто бы говорил, — юноша фыркнул, но все же послушно отступил, напоследок послав Нази очаровательную улыбку.

— Превосходно! — едко констатировала Дарэм и, шумно выдохнув, на мгновение спрятала лицо в ладонях. — Он будет мне это припоминать?

— Боюсь, что при каждом удобном случае, — не обманул самых мрачных ее ожиданий Кролок, который опечаленным и, уж тем более, смущенным, ничуть не выглядел. Поднявшись с постели, он окинул комнату внимательным взглядом и принялся неторопливо собирать с пола свои вещи. — Однако, если это может послужить тебе утешением, подозреваю, что в большей степени выслушивать его не слишком тонкие шутки придется не тебе, а мне.

— Ну, теперь будто камень с души упал, — Дарэм покачала головой и, немного понаблюдав за тем, как граф застегивает мелкие пуговицы на собственной рубашке, спохватилась. — А мне во что одеваться?

— Я пришлю к тебе Куколя, — фон Кролок подошел к окну и, сосредоточенно глядя на свое мутное отражение в стекле, принялся повязывать шейный платок. Зеркала вампиров действительно не отражали, однако граф, равно как и все прочие немертвые, быстро приучился заменять их иными глянцевыми поверхностями, отличающимися в подобных вопросах куда большей демократичностью.

— Ну, разумеется. Куколь-то еще не в курсе… надо это досадное упущение срочно исправить, — фыркнула Нази, заставив Кролока негромко засмеяться в ответ.

— Поверь, Куколь — прекрасный слуга, в отличие от моего сына, знакомый с чувством такта, так что разницы между его осведомленностью и ее отсутствием ты при всем желании не обнаружишь, — заметил он. — К тому же, почему тебя так волнует, что именно о нас подумают?

— Не сказать, что волнует, но… Впрочем, ты, пожалуй, прав. Так или иначе, меня все равно скоро здесь не станет.

Фон Кролок мог бы сказать, что последнее утверждение женщины несколько неоднозначно, поскольку «скоро» для людей и вампиров всегда было понятием несоразмерным, однако почел за лучшее промолчать. Он и сам не до конца был уверен, что, в конечном счете, намеревается предпринять в отношении фрау Дарэм, и когда именно.

Нази за его спиной шумно вздохнула, наматывая на себя простыню, а фон Кролок в который раз за последние полчаса чутко прислушался к собственным ощущениям: его тело уже начало остывать, отдавая накопленное тепло, но внутренняя выстуженная пустота, ставшая естественной за прошедшие столетия, как будто отступила, сделавшись меньше, словно…

— Как ты считаешь, коль скоро вампир, воздерживаясь от чрезмерного потребления крови, способен черпать силу из других источников, может ли он получать подобную энергию от смертного человека не только через укусы?

— Что ты имеешь в виду? — по полу прошлепали босые ноги, и в оконном отражении возле его плеча возникло озадаченное лицо Дарэм. Чуть повернув голову, граф приподнял брови, обратив на женщину долгий, весьма красноречивый взгляд. — А, ты об этом. И откуда подозрения?

— Сугубо эмпирическое наблюдение, — фон Кролок пожал плечами. — По ощущениям похоже на тепло, исходящее не извне, а, скорее, изнутри. Скажем так, я ощущаю себя несколько более живым, нежели пару часов тому назад. Теоретически — такое возможно?

— Хм… — поднявшись на цыпочки, Нази коснулась раскрытой ладонью графского лба и констатировала: — Холодный. Но это, как раз, внешний показатель, на который можно и наплевать. Я же говорила — похожей информации мне не попадалось в принципе, но в теории... да, наверное, это возможно. В трактатах по демонологии упоминаются некие давно уже покрывшиеся пылью обряды Вендельского периода , основанные на ритуальном соитии.⁽¹⁾ При соблюдении особых условий, проведенный в нужное время ритуал мог дать достаточно существенный энергетический выброс, но… ах, черт побери... Похоже, все куда банальней — я ведь в каком-то смысле сама управляю распределением своей жизненной силы. Я хотела отдать, ты — получить, все просто.

Невесело рассмеявшись, Дарэм отошла к камину — белая хлопковая простыня волочилась за ней по ковру.

— Я не просил тебя об этом, — немного помолчав, негромко сказал фон Кролок, зная, что Нази, как всегда, прекрасно его услышит.

— А разве я предъявляю тебе претензии? — ровно осведомилась Дарэм, и граф досадливо поморщился от ее тона. — Все, что тебе можно инкриминировать — твой вампиризм, о котором мне было прекрасно известно. Так что честь высказать это обвинение предлагаю оставить профессору. Ему нужнее.

— С твоего позволения, мы обсудим это завтра. Сегодня у нас, к сожалению, не осталось времени, — граф посмотрел в окно, где небо над верхушками гор с востока уже начинало отчетливо светлеть.

— Не думаю, что это вообще стоит обсуждений.

— Как тебе будет угодно. Доброго дня, Нази, — бросив на гордо расправленную спину женщины еще один пристальный взгляд, фон Кролок направился к двери. За оставшееся до рассвета время ему еще предстояло принять ванну и переодеться. Граф искренне надеялся, что единственная в замке поддерживаемая в рабочем состоянии ванная комната в этот час не занята фройляйн Шагал, которая, кажется, способна была растягивать свои купания на неограниченное количество времени.

— Потому что я ни о чем не жалею, — уверенный и абсолютно спокойный голос фрау Дарэм настиг его возле самого порога, и фон Кролок, берясь за массивную дверную ручку, сдержанно улыбнулся.

— Рад это слышать, — не оборачиваясь, сказал он. — Поскольку также не испытываю по этому поводу ни малейшего раскаяния.

* * *

Спать Нази легла уже далеко засветло, успев не только навести в комнате относительный порядок и, при посильной помощи Куколя, подобрать себе новое платье, но и всерьез подумать. И чем больше она думала, тем отчетливее сознавала, что ее решение в эту ночь, вероятнее всего, оказалось фатальным, причем отнюдь не для ее морального облика.

Легкий мертвенный холодок, поселившийся внутри, красноречивее любых слов подсказывал Дарэм, что какая-то часть нее безвозвратно потеряна, «подаренная» высшему вампиру, по нелепому стечению обстоятельств оказавшемуся способным этот подарок принять.

Словно сообщающиеся сосуды, они оба балансировали на грани прижизненного и посмертного существования, так что в какой-то момент более живая Дарэм абсолютно добровольно, пускай и неосознанно, "уравновесила" более мертвого графа. И что было хуже всего — она и правда почти не сожалела. Ни о холодных руках, оставляющих на коже наливающиеся чернотой синяки; ни о коротких, почти яростных поцелуях, в которых не было нежности и, уж тем более, не было любви — только сумасшедшее желание пускай ненадолго, но получить друг друга без остатка; ни о тяжести чужого тела, вжимающего ее в смятые простыни.

Она сказала графу чистую правду — в эти минуты ей действительно хотелось принадлежать ему настолько же, насколько ему хотелось ее получить.

И все это не отменяло того факта, что Дарэм теперь, вероятнее всего, была обречена.

Чувствуя себя безмерно усталой, Нази заснула, когда в окно уже вовсю светило солнце, и сон ее был пустым, темным и холодным — ни выползающие из-под разрытой земли умертвия, ни тихо стонущие, распятые в ритуальном круге одержимые, ни умирающий на площади перед храмом Мучеников Винсент Дарэм, по странному стечению обстоятельств, ее в этот раз не тревожили. Так что на встречу с профессором Абронзиусом Нази отправилась, пускай и в мрачном расположении духа, но хотя бы выспавшейся.

При свете дня профессор казался еще старше, чем во тьме ночи — глубокие морщины прорезали загорелое, подвижное лицо, придавая ему почти гротескный, немного забавный вид. Белоснежные пышные усы в сочетании с не менее пышными бровями лишь довершали образ чудаковатого, нелепого старика, неизвестно каким чудом сумевшего добраться до этих Богом забытых земель, не рассыпавшись по дороге.

Однако впечатление это, как быстро убедилась Дарэм, было весьма обманчиво — движения, мимика, а главное, удивительно ясный и цепкий взгляд карих глаз выдавали в профессоре человека деятельного, решительного и, несмотря на свои явно почтенные годы, буквально фонтанирующего энергией. Когда Нази вошла в библиотеку, он как раз со сноровкой бывалого эквилибриста балансировал на небольшой стремянке возле одного из стеллажей, удерживая под мышкой несколько весьма увесистых томов.

— Вам помочь? — вежливо спросила Дарэм, с опаской наблюдая за тем, как рука Абронзиуса тянется к самой верхней полке, в попытке вытащить впечатляющей толщины кодекс формата ин-фолио.

— Был бы весьма и весьма признателен, фрау Дарэм! — бодро откликнулся профессор, передавая ей уже выбранные книги. — Благодарю! Кто бы мог подумать, что в этом замке скрываются такие несметные богатства. Вы только взгляните, это же «Музы» Гераклита! Еще рукописное издание!

— Надо бы посоветовать графу открыть публичную библиотеку, — хмыкнула Нази, принимая из рук Абронзиуса вышеупомянутых «Муз» и укладывая их на стол для чтения. — Судя по слою пыли на корешке, сам он трудами основателя диалектики бессовестно пренебрегает.

— Увлекаетесь философией античности? — с изрядной ноткой удивления и скепсиса полюбопытствовал Абронзиус, заставив Нази улыбнуться. С подобным отношением ей доводилось сталкиваться и в своем мире.

— Не увлекаюсь, профессор, — сказала она. — Однако с основополагающими работами греков, равно как и с трудами раннесредневековых мыслителей, разумеется, знакома. Не подумайте только, будто я пытаюсь произвести на вас впечатление. Всего лишь хочу объясниться сразу: я получила образование, существенно отличающееся от того, которое в обществе считается уместным для представительниц слабого пола, и надеюсь, что вы будете говорить со мной, как с коллегой, а не как с женщиной.

— Признаться, не такого начала беседы я ждал, — спустившись с лестницы на твердую землю, профессор заложил большие пальцы за вырез серого шерстяного жилета, с любопытством рассматривая Дарэм и, очевидно, принимая к сведению новую для себя информацию. — Однако, тем интереснее! Присаживайтесь, прошу. Могу я узнать, чем же вы занимаетесь, коллега?

Последнее слово Абронзиус выговорил особенно отчетливо и, пожалуй, немного насмешливо.

— Я практикующий демонолог, — сказала Нази, которая уже успела как следует обдумать ответ на этот вопрос: со слов графа выходило, что некромантами в этом мире называли людей, которые занимались вещами, далекими от того, чем приходилось заниматься самой Дарэм на протяжении десяти лет. И это действительно могло сбивать собеседников с толку. — Собственно, поэтому мне и хотелось с вами поговорить. Я слышала, вы изучаете вампиров?

— Совершенно верно, — охотно согласился Абронзиус, слегка грассируя на звуке «р». — Это, знаете ли, не просто увлечение или, как нынче модно выражаться, «хобби» — это труд! Труд всей моей жизни, если угодно! Вот уже много лет… простите, голубушка, как ваше имя?

— Нази, — подсказала женщина и, решив, что куда тактичнее будет представиться полным именем, поправилась: — Анастази.

— Чудесно! Так вот, Анастази, уже много лет я занят своими исследованиями, которые, увы, зачастую не находят поддержки или отклика в научной среде. Мне приходится иметь дело либо со скепсисом, либо с темными суевериями. Но я уверен, что мои работы послужат благой цели! — профессор энергично покивал головой. — Человечество еще поймет, что вампиров не стоит бояться, ибо они — пережиток прошлого, который необходимо вовремя выявить и уничтожить.

— Я вижу, вы решительно настроены на победу, — заметила Нази, которой энтузиазм профессора в чем-то был прекрасно понятен и даже знаком. — Научный азарт?

— Видите ли, носферату сами по себе, как я считаю, являются ошибкой. Погрешностью работы природного механизма, — Абронзиус бросил на Дарэм внимательный взгляд поверх сцепленных в замок рук. — Их существование — противоестественно. Разумеется, как явление, вампиры крайне любопытный феномен, который я очень хотел бы изучить в лабораторных условиях… Но давайте называть вещи своими именами. Вампиры в своей исконной сути — паразиты, не способные к самостоятельному существованию, да к тому же, в отличие от тех же Pediculus capitis, паразиты смертельно опасные.⁽²⁾

— Согласна, — Дарэм кивнула, пытаясь удержать рвущийся с губ смешок. Она, пожалуй, отдала бы многое, чтобы в эту минуту увидеть выражение лица Их Сиятельства. — Вампиры и правда куда опаснее вшей, хоть и не так широко распространены.

— Ко всему прочему, они, хоть и движимы инстинктами, обладают разумом, — сказал Абронзиус, — что делает их поимку и устранение весьма и весьма нетривиальной задачей. Однако упорство, научный подход, холодный рассудок и, разумеется, осиновый кол, загнанный между шестым и седьмым ребрами, способны решить этот вопрос!

— Простите, что перебиваю, профессор, — Дарэм откинулась на спинку своего кресла и побарабанила пальцами по подлокотнику. — Я лишь поверхностно ознакомилась с вашим исследованием, а потому хотела уточнить, какой именно из видов носферату вы имеете в виду? Высший или низший?

— Что вы знаете о высших вампирах, Анастази? — мгновенно подобравшись, спросил Абронзиус. — До меня доходили лишь не подтвержденные фактами сплетни и рассказы о том, что кто-то, якобы, их видел, однако за все десятилетия поисков мне так и не удалось встретить ни одного! К моей величайшей досаде… Собственно, в эти горы мы с Альфредом прибыли как раз из-за очередных слухов, в надежде, наконец, напасть на след Nosferatu Supremus. Как жаль, что покойный Шагал сбежал от нас прежде, чем я сумел определить его принадлежность! Хм… кстати, я хотел было расспросить графа о гуляющих среди местных байках, но так и не смог найти ни его самого, ни его сына. Вы, случаем, не знаете, где они?

— Скоро граф дает бал, — не уточняя, насколько на самом деле мало времени осталось до торжества, на котором жизнелюбивый профессор, равно как и его юный ассистент имеют все шансы стать закуской, сказала Нази. — И у них с Гербертом, как у хозяев, сейчас много хлопот, так что я не удивлюсь, если они вернутся только к вечеру. Но, думаю, я смогу рассказать вам больше, чем Их Сиятельство, поскольку как раз мне высших вампиров встречать доводилось неоднократно.

Зов, силы которого будет достаточно, чтобы заставить человека сделать то, чего он делать категорически не намерен, накладывался очень постепенно — неделями. Он «вплетался» в сознание жертвы настолько медленно и аккуратно, что та попросту переставала отличать его от собственного внутреннего голоса. И Нази абсолютно не хотелось видеть, что станет с профессором и его спутником, если граф обрушит на них всю мощь ментального внушения за один раз. Это означало, что, вероятнее всего, незваных гостей замка ожидало либо безумие, либо смерть.

Глядя, как глаза профессора Абронзиуса загораются удивлением и интересом, Нази глубоко вздохнула, приготовившись, в лучших традициях самого графа фон Кролока, «талантливо недоговаривать», напомнив своему протестующему против пособничества нежити чувству справедливости, что, скорее всего, единственное, что способно позволить профессору уйти из этого замка живым и в своем уме — ее ложь.

1) Вендельский период — временной промежуток с 550 по 793 годы. Является завершающим периодом германского железного века и эпохи великого переселения народов в целом

.

Вернуться к тексту

2) Pediculus humanus capitis — головная вошь, выражаясь ненаучно.

Вернуться к тексту