Мир тебе, Воин (джен)

Слова настоятеля не убедили остальных. Поужинали они молча и молча разошлись по своим постелям. Магги пытался склеить треснувший сосуд добрососедства, но потом махнул рукой, понадеявшись на старую пословицу: «Утро вечера мудренее».

Однако ночи не удалось стереть воспоминания, встали все с теми же мрачными лицами, что и ложились. Завтрак напоминал урок тишины. Кайт быстро проглотил кашу и, пробормотав слова извинения, ушёл.

— Да что с вами такое? — Магги хлопнул по столу так, что вилки с ложками подпрыгнули на подносе. — Я же вижу, тебе стыдно, — не дождавшись ответа от остальных, повернулся он к Вирджи.

Она, опустив глаза, ковыряла омлет.

— Подойди к нему и извинись! — настойчиво проговорил Магги.

— Ей не за что извиняться! — сказал Найджел. — Ты не понимаешь! Ты приехал сюда, волнуясь только о том, чтобы хорошо продавался урожай с полей твоих родителей!

— А ты зачем приехал? — с вызовом крикнул мальчишка. — Ты что — всерьёз считаешь себя воплощением Наала?

Найджел оттолкнул свой поднос и поднялся, нависнув над ним искривлённым деревом.

— Считаешь, если вызубрить учебники, нарядиться в шелка и раскрасить лицо, у тебя появятся его способности? — рассмеялся Магги. — Ну, давай, ударь! Проверим, успел ли ты превратиться в бога! Только я ведь не Сорни, я умею дать сдачи. Как думаешь, бывают боги со сломанным носом?

— Хватит! — резко оборвала его Вирджи.

— Ты что, согласна с ним?

— Я сказала, хватит!

Она вернула поднос с недоеденной едой и пошла к выходу. Магги догнал её.

— Ты прав, — тихо проговорила девочка. — Мне стыдно. Но и Найджел прав: ты не понимаешь, зачем мы здесь.

— И зачем?

Вирджи посмотрела на него долгим, проницательным взглядом:

— Думаешь, я учу мертвый язык, пачкаю руки тушью, забираюсь на горы, чтобы акции моего отца поднялись до небес? Я здесь не ради своей семьи, Магги, я здесь ради себя!

Мальчишка выглядел одиноко, словно огородное пугало, по ошибке выставленное на городской площади. Вирджи похлопала его по плечу и побрела дальше. Кайт сидел на своём обычном месте у пруда в компании старого ворона. Но сегодня девочка к нему не подошла.

Ветви плакучей ивы, повинуясь настойчивой силе ветра, качали тёмную гладь, словно перемешивая огромную чашу кофе. Вот бы выпить залпом и проснуться — на другом берегу, где прозрачна бегущая вода и в зарослях осоки запутался старый футбольный мяч.

Снова эти мысли о бегстве! И кажется, будто думает их кто-то другой, тяжёлый и мрачный, притаившийся за плечом, будто ороговевшее крыло.

Проведя час на горных тропах и несколько минут в ожидании решения Альраи, Кайт меньше всего ощущал обиду на товарищей. Потому что понимал: те несколько минут Вирджи и Найджел представляли на его месте себя. Он заставил их испытать страх, а такое трудно простить. Но больше всего случившееся ранило Биджоя. Не только потому, что легкомысленный поступок Кайта мог и его лишить возможности подняться на Небесный Корабль. Нет, настоящим ударом стало осознание того, что друзья, те, кого Биджой считал друзьями, с лёгкостью готовы были проститься с ним. Не дожидаясь приговора Альраи, они начертили линию, отделившую неудачника-бога и его помощников, они закрасили их имена чёрной краской. И хотя после Найджел по-прежнему делился с Биджоем своими секретами и шутками, староста понял, почему именно его послали с деревянным мечом на то поле.

С запоздалой ясностью Биджой осознал, что наносил удары не только по лицу выскочки-Сорняка, но и по своему будущему. В школе он всегда был старостой и всегда проверял новичков на прочность. Если же состав класса не менялся, приходилось прореживать родные ряды. Он даже убедил себя, что это входит в его обязанности. Не сказать, что неприятная работёнка, но всё же то, что делать необходимо. И всегда его поддерживало понимание того, что ничего за это не будет. Мало, кто мог тягаться с его умением произвести впечатление и с финансовыми активами господина Биджоя. Сорнэй, ни в малейшей степени не обладавший ни первым, ни вторым, был идеальной мишенью. Среди участников фестиваля он опять же оказался для Биджоя лучшим кандидатом. Драться с девчонкой было ниже его достоинства, Магги-огородник умел дать сдачи, а от Сайми можно было добиться только нытья. Сорняк же был хорош — слабак, но с искрой. С такими интересно. Остальных Биджой уважал, считал их и себя одной стаей, но они легко бросили его, будто старого ослабевшего волка.

Хотелось забыть это ужасное воскресенье, снова встать рядом с Найджелом и остальными и смеяться над Сорняком, наносить удары наотмашь, чтобы никто не вспомнил те минуты, когда он стоял в одиночестве возле металлических ворот. Но в душе шевелился холодный, липкий страх — а что, если Кайт не выдержит и решит сбежать от этого смеха и этих ударов? Профессор Войд с лёгкостью поверил, будто Кайт спит и видит, как стать пупом земли, но Биджой давно уже понял, ему венец из мечей — что оковы. Вдруг он сбросит их, а вместе с ними — и Биджоя?

А ведь Найджел того и добивается. Не просто уничтожить Кайта, а избавиться от первого Небесного Корабля целиком, чтобы самому следовать первым. При этом он может искренне дружить с Биджоем, даже с Саймоном, но дело тут не в дружбе. Для него здесь существует нечто, важнее дружбы.

«Ну, уж нет! Я не позволю ни Найджелам, ни Сорнэям отправить меня домой! Как там сказала Вирджи? «Я здесь ради себя!» Вот и я так. Ради себя. И думать нужно о себе!»

* * *

Прошло уже несколько дней, а ребята продолжали обходить Кайта стороной. Все, кроме Магги и, как ни странно, Найджела, слишком гордого, чтобы бояться тьмы, а может, считавшего, что тщедушный мальчишка не способен вместить в себя ни бога, ни демона. Но Биджоя не могла обмануть гордая смелость верховного целителя. Пока Сорнэй метался по горам в поисках выхода, все они, и даже неуязвимый Найджел, испытали на мгновение страх — страх оказаться изгнанными.

Теперь Найджел смеялся, и остальные вторили ему, пытаясь заглушить тот страх. Смеялся и Биджой, но голос его звучал чуть тише. Когда Тирс напомнил об обещании потренировать Кайта в математике, данном профессору Войду, Биджой весело потряс в воздухе деревянным мечом, но потом куда-то запропал. А «тренировать» в одиночку даже такого хилого Бога Войны не хотелось.

Субботний урок, обычно напоминавший игру в дартс, где каждый пытался побольнее ужалить Сорнэя дротиком, тоже вышел странным. Биджой, редко промахивающийся, раз за разом бил мимо цели. Войд, обычно готовый не только принять участие в забаве наравне с остальными, но ещё и обмакнуть дротик в вещества, формулами которых так щедро расписывал доску, был угрюм и безразличен. Он не касался второй парты ни словом, ни взглядом, словно боялся заразиться проказой, принесённой из-за гор. Только когда Марк в ответ на очередной промах Сорнэя повторил фразу Найджела: «Он же Бог Войны, таким всё прощается!» — безразличный взгляд зажёгся яростной горечью.

— Вы совершенно правы, господин Тирс!

За эту проверочную работу, выполненную, как и предыдущие, с ошибками, Кайт впервые получил высший балл.

Марк досадовал, что шутка обернулась удачей для тугодумного Кайта. Но Биджой и на этот раз не разделил с ним досаду, будто высший балл, поставленный Богу Войны, возвышал и его самого.

Едва удар колокола возвестил окончание урока, Саймон испарился, как самый летучий газ. Остальные тоже потянулись в коридор. Кайт сложил свои тетради, только вместо двери пошёл к преподавательскому столу.

— Почему вы поставили мне высший балл? Моя работа этого не заслуживает.

— Совершенно верно, — холодно подтвердил профессор.

— Тогда почему?

— Кажется, Марк Тирс довольно чётко сформулировал причину.

— Мне это не нравится, — упрямо возразил Кайт, — я так не хочу. Я никакой не Бог Войны.

— Что бы сказал Альраи, услышав ваши речи? — усмехнулся Войд.

— Может, в остальное время мне и нужно играть Мелкона, но на ваших уроках я обычный ученик старшей школы. И я хочу, чтобы меня оценивали так, как я заслужил.

— Как заслужили? — усмешка скривила губы ещё сильнее. Войд наклонился и, зачеркнув собственные слова, нарисовал «неудовлетворительно». — Довольны?

— Да, — кивнул Кайт. — Спасибо!

Сложив учебники и стопку тетрадей в портфель, профессор покинул тесный, душный класс и вышел в парк, казавшийся таким же тесным и душным.

— Норвен Войд, — окликнул его мягкий голос.

Он остановился, не оглядываясь и не отвечая.

— Я Тарий, вы помните?

— Помню, — коротко ответил Войд и пошёл, так и не взглянув на главного архивариуса.

Хорошо быть беспамятным, как Майт Тойли. И что за имя он себе выбрал — «Март»! Неужели не смог придумать ничего лучше месяца своего рождения? Нужно быстрее убираться отсюда, пока ещё кто-нибудь не пришёл копаться в воспоминаниях. Но у главного здания его поймал Альраи со своей чередой вопросов о детях. Хотя должен был понимать, как тяжелы для Войда лишние минуты, проведённые в стенах Храма Даглар. Однако милосердие Альраи здесь притуплялось о желание всё сделать правильно. Он, Войд, вынужден был проявлять терпение и любезность, а душа настоятеля была слишком лучезарной, чтобы разглядеть вымученность улыбки и нервность сгорбленных плеч собеседника.

Приняв мягкий кивок за позволение быть свободным, Войд ушёл, унося за собой свою тень. Настоятель печально смотрел ему вслед. Наверное, он должен был добавить что-то, подобрать правильные слова, но сейчас ему самому так требовалось утешение.

Он спал урывками вот уже шесть ночей. Только небывалая внутренняя сила помогала сохранять маску солнечной уверенности. Никогда ещё он так не молился небесам и никогда ещё не был так далёк от неба.

Послышался мерный шум колёсиков, перемалывающих щебень. Настоятель бросился к старому другу, будто мучимый жаждой — к источнику.

— Джая! Прости, что вызвал тебя! Ты, верно, устал с дороги?

— Дорога, и правда, была долгой. Но, как говорила моя прабабушка: отдохнём, когда ступим за порог. Джендэйи иногда напоминает мне её.

— Чудо перерождения? — губы настоятеля, помимо воли, тронула улыбка.

— Странно тебе, каждый год возрождающему прошлое, сомневаться.

— Так то Боги.

— Ты слишком веришь в Богов, и недостаточно — в человека, — с мягкой печалью покачал головой Савитар.

Но Альраи слушал его нравоучения, и внутри разливалось чувство умиротворённого покоя.

— Ах, Джая, как ты был нужен мне! Никогда ещё я не стоял перед подобным выбором! Мне так хотелось, чтобы ты посмотрел своими чудесными глазами! Посмотрел на него!

— Ты льстишь, Кианан! Врач давно меня предупреждает, что магия очков почти перестала действовать.

— Даже незрячий ты увидишь больше меня, — вздохнул Альраи.

— Верь в себя, — ласково коснувшись его плеча, проговорил Савитар.

— Прошу, помоги мне! Я принял решение, но что, если я ошибся? Тот ли он… Тот ли он?

— Я съезжу с ними. А ты отдохни. Не нужно обладать волшебным зрением, чтобы увидеть — ты не спал уже несколько ночей.

— Теперь я усну. Тебе тоже необходим отдых. Я поручил приготовить комнату. А потом ты расскажешь о своём путешествии.

— Мои дороги заметены пеплом, — ответил старик. — Не будем звать демонов в место, которое ты так оберегаешь от тени.

Он обнял друга и повёл по направлению к старому флигелю. Настоятель чувствовал на плече тёплую, лёгкую руку, и сам ощущал себя почти невесомым. Только когда он прошёл мимо высеченного на разрушенной стене угольного дракона, сердце ужалила мысль: заблудившись в тех горах, мальчик подарил ему возможность задать вопрос, который он так давно не решался произнести.

* * *

Задержавшись на следующее утро возле пруда, чтобы поприветствовать ворона, Кайт вдруг вспомнил, что на календаре вот уже несколько дней июнь. Потеряться в датах было немудрено, ведь даже март в Гелиадоре напоминал северное лето. Теперь же солнце просыпалось раньше петухов, взлетало ввысь и, провисев неподвижно почти до самых сумерек, срывалось к горизонту и гасло, едва часы успевали пробить семь. Кайт, любивший долгие летние закаты, шутя, говорил себе, что природа здесь старается не отвлекать его от учебников. Но ещё больше он скучал по ароматам родного города. Там даже в снежный февраль могли на мгновение ворваться запахи весны. Полевые цветы, заполонившие тенистые дворы, побеждали июльскую пыль, а вечера августа пахли щемящей нежностью. Влажный жаркий воздух Гелиадора крал запахи. Аромат цветка оставался в самом цветке, и нежность таяла, не успев достигнуть сердца.

Укрывшись в ветвях плакучей ивы от любопытных взглядов и мыслей о матери, Кайт пообещал себе когда-нибудь вернуться домой. Ветер перебирал листву, солнечные пятна дрожали в траве, и казалось, будто тень мальчика качается от смеха.

Выйдя вместе с остальными к парковке, он с радостью узнал в сегодняшнем гиде преподавателя каллиграфии.

— А дедуля-то бодр и весел, — весело шепнул Магги. — Я уже начал скучать по его ребусам.

Кайт тоже скучал по странной теплоте и покою, ощущаемым в классе каллиграфии.

— Все в сборе, значит, мы можем отправляться, — махнул рукой старик, забыв раздать буклеты с заданиями.

Окрылённый какой-то непонятной свободой, Кайт взбежал по ступенькам и, заняв своё обычное место, улыбнулся отражению в окне. Казалось, он отправляется на обычную прогулку, не ученик, не участник фестиваля, не церемониальный бог, а просто мальчик, ловящий лицом солнечные блики. Зачарованный, он улыбался своей иллюзии, а темнота тоннелей рисовала на окне неулыбчивое отражение.

Автобус меж тем вёз их вдаль и вверх. Пейзажи становились строже, солнце тоже спряталось, разливая вокруг слабый осенний свет.

— Снова гора, — ёжась от неожиданной прохлады, пробормотал Марк, когда их, наконец, высадили в каких-то зарослях.

— Нет, господин Тирс, подъём в гору мне уже не осилить, — усмехнулся Савитар, несмотря на преклонный возраст, сохранивший отличный слух.

Опираясь на выструганную из дерева трость, он медленно побрёл по узкой тропинке, теряющейся в траве, и через несколько минут остановился перед стеной кустарника.

— А дальше куда? — постучав по зелёной стене, будто по невидимой двери, спросил Магги.

— Сюда, — старик отодвинул нити плюща и вошёл в спрятанный за ними проход.

— Кайт, давай быстрее! — крикнул ему Магги. — Портал скоро закрывается!

Но тот продолжал стоять, вдыхая студёный воздух. Потом побрёл по тропе, с удивлением разглядывая с детства знакомые травы.

Скользнув вслед за остальными в зелёный проём, он оказался на поляне, словно перенесённой сюда с родного севера. Белокожие деревья шумели листвой, которую осень окрасит золотом. На других набухали соцветия, которым предстояло налиться алыми ягодами — лакомство птиц в холодные зимние месяцы. Солнечные шары одуванчиков качались под небом, скупым на ясные дни. Всё вокруг так напоминало Кленверт, что Кайт задохнулся от нахлынувшей на него нежности. Хотелось прикоснуться к каждому цветку, проговорить с каждым деревом, и тем дотянуться до чего-то, оставленного им в северном городе, а может, ещё дальше.

— Наш уважаемый Альраи просил вернуться до захода солнца, так что мы можем пробыть здесь пару часов, — сообщил Савитар и направился к холму, под которым тёк ручей.

— Вы не раздали нам бланки с заданиями, — сдержанно напомнил Найджел.

— Бланков и заданий сегодня не будет, — улыбнулся преподаватель и продолжил свой путь.

Поднявшись на холм, он опустился на траву и, казалось, сразу забыл о детях, которых привёл сюда. Морщинистые руки рассеянно гладили мягкие головки метёлок, а во взгляде, словно в неверном зеркале, отражая белое небо, плыли тёмные облака.

— Как это — не будет заданий? — шёпотом переспросил Эрстон. — А зачем мы приехали сюда?

— Видимо, дедушка просто решил отдохнуть, — ответил брат.

— Стоило для этого трястись в автобусе, — проворчал Биджой. — Отдохнули бы где-нибудь рядом с Гелиадором.

— Да ладно! Вам что — мало ежедневных тестов и контрольных? — взмахнул руками Магги. — Хоть одно воскресенье мы можем просто погулять?

— Тебе лишь бы погулять, — недовольно заметил Эрстон.

— А тебе лишь бы поучиться!

— Вообще-то, и здесь есть чему поучиться, — осторожно вставил Саймон. — Вот, например, это растение. Очень редкий вид…

Оставив своего сателлита читать лекцию по ботанике, Кайт отправился под сень белых деревьев. Последовав примеру преподавателя, он опустился на траву. Послышались шаги, и рядом села Вирджи.

— Раз уж нам не дали распечаток с заданиями, надо сделать что-то полезное, — проговорила она, будто продолжая начатый разговор, хотя за эту неделю ни разу не сказала ему даже «здравствуй».

— И что тебе хочется сделать?

— Хочется? — повторила девочка. — Нет. Но надо. Поговорить с тобой.

— А…

— Магги все уши прожужжал, но дело не в нём… Тебе не нужно было блуждать тогда. Ты заставил меня испытать страх, а я ненавижу бояться.

— Понимаю и…

— Не понимаешь. Мне не хочется говорить с тобой. И обычно я не делаю того, чего не хочу. Но я хочу быть Табитом, Богом Милосердия. Милосердие распространяется на всех. Так учит бабушка Сария. Значит, я должна говорить и с тобой.

— А ты этого не хочешь.

— Чёртов замкнутый круг.

— Можно мне воспользоваться случаем и извиниться?

— Тебе? За что?

— Я был… легкомысленным. Нет, не то слово. Мои мысли тогда были тяжелы. Будто меня догоняла собственная тень.

— Вот бы и мне было так же легко просить прощение, — вздохнула Вирджи.

— Возможно, ты ещё мало ошибалась, — проговорил Кайт, и его голос показался ей шёпотом ветра.

Девочка встала, отряхивая одежду.

— Чем же заполнить эти два часа, кроме как совершить очередную ошибку? — усмехнулась она.

— Сплети венок. Вон сколько одуванчиков.

— Венок так венок, — она наклонилась и сорвала цветок с длинной ножкой. И, уже уходя, спросила. — Твоя тень догнала тебя?

— Мы с тенью на «ты», — пробормотал Кайт.

Ему, порой, всерьёз казалось, что из того путешествия он вернулся не один. И тень — лёгкое покрывало, отбрасываемое предметами, озарёнными светом, — вдруг обрела объём. Во снах и в зеркалах мальчику слышался шёпот. Долгий и низкий, он звал то бежать, то взять меч и наносить удары.

Облака обрели плотность камня, и всё вокруг стало тенью. В безветрии острее слышался голос, готовый вот-вот обрести силу.

Рядом с Кайтом сел Джая Савитар. Облака снова зажглись мягким светом, тени попрятались, и замерли голоса.

— Давно не виделись, — проговорил старик, глядя под сень деревьев, туда, где спрятались тени.

Кайт раздумывал, можно ли считать отсутствие профессора длиной в неделю долгим.

— Я хотел бы послушать твою историю с самого начала, но, боюсь, нам не хватит времени.

— Вряд ли в моей биографии достанет событий, чтобы заполнить два часа, — смущённо ответил мальчик.

Джая посмотрел на него долгим взглядом, потом спросил:

— Тебе нравится здесь?

— Это удивительное место! — воскликнул Кайт, оживляясь. — Не думал, что тут можно найти такое!.. Просите, вы, наверное, спрашивали не о сегодняшней поездке, а об участии в фестивале?

— Ни о том, ни о другом, — ответил Савитар, ловя глазами солнечный свет.

Кайт накрыл ладонью мягкий шар одуванчика, размышляя, как ответить на вопрос, смысла которого не понимаешь. Но профессор не собирался пояснять сказанного, продолжая вплетать в себя свет.

— Оно напомнило мне дом, — тихо произнёс Кайт, решив, что о поездке ему говорить приятнее. — Я вырос на севере. Здесь даже деревья и травы такие же. Даже воздух… Я скучаю по нему… — и вдруг посмотрел на своего учителя. — Вы знали?

Савитар улыбнулся:

— Я бывал на севере.

— У меня иногда появляется чувство, словно мы когда-то встречались, — Кайт качнул длинную травинку. — Но у меня плохая память. В ней мало что удерживается. А может… может, я сам боюсь вспоминать.

Каллиграф слушал его, и в светлых глазах дрожала печаль.

— Можно спросить? — вспомнил Кайт.

— Спрашивай.

— В вашем пенале есть белая кисть. Она особенная? Это ею вы рисуете предсказание на фестивале?

— Она не для предсказаний. Ею рисуют надежду.

Кайт помолчал, а потом сказал тихо:

— Я видел там ещё чёрную кисть.

— Я никогда не кладу её в свой саквояж. Но она всегда оказывается там.

Старый мастер поднялся.

— Я рад нашей встрече, Кайтос Сорнэй, — с тихой теплотой произнёс он и пошёл к холму, где собирала цветы Вирджи.

Она вплела ещё один одуванчик и посмотрела по сторонам. Найджел стоял возле ручья, и самые яркие шары цвели под его ногами. Тряхнув разомкнутым венком, она решительно шагнула вперёд. «Мне нужны те цветы, а может, и правда, пора совершить ещё одну ошибку!»

— Подвинься, ты топчешь мои одуванчики, — с храбрым смешком сказала она.

— Решила вспомнить детство? — равнодушно спросил Найджел.

— Надо же чем-то заняться.

Повисло молчание, нарушаемое только стрекотом сверчков.

— Мы теряем здесь время, — сжав руки, выдавил Найджел.

— А может, этот день, и правда, дан нам, чтобы… просто отдохнуть, — Вирджи подставила лицо солнцу и зажмурилась.

— Просто отдохнуть?

— Когда я последний раз плела венки? — Вирджи сорвала длинную травинку и связала концы. — Ну, как? — она показала ему почти правильный круг.

— Отлично! — процедил юноша.

— Перестань, нам всё равно не изменить…

— Это ты перестань! — перебил Найджел. — Думаешь, мы с тобой похожи? Думаешь, я, как и ты, пришёл сюда, чтобы доказать свою полезность, значимость? Это ты здесь ради себя!

— А ради кого ты?

Найджел вдыхал всё больше воздуха, но словно так и не мог выдохнуть ответ. В отчаянии махнув рукой, он пошёл в другую часть поляны.

Девочка некоторое время стояла, оторопело глядя ему вслед. Солнце в ней гасло, глаза заливала обида. Размашистым шагом подойдя к Кайту, она нахлобучила ему на голову солнечный венец и отправилась в сторону, противоположную той, куда пошёл Найджел.

* * *

Они вернулись, как и обещали, перед закатом. У калитки, подсвеченные тающим солнцем, стояли Экейн и Альраи. Увидев настоятеля, Кайт со стыдом опустил голову, решив, что тот пришёл проверить, не потерялся ли снова Бог Войны или не принёс ли с собой из путешествия какую-нибудь нечисть.

Но Альраи пожелал им счастливого вечера и отпустил. В узком пространстве между каменными стражами остались два старика. Более юный смотрел на своего старого друга и ждал ответа.

— Нет, — тихо сказал Джая Савитар.