Власть женщины сильней (гет)

Виктория долго не приходила в себя. Мастер Лейзер испробовал все известные ему способы привести женщину в чувства и уже совсем было отчаялся, но тут в комнату вошел Бенвенуто ди Менголли. Не обратив внимания на врача, кардинал шагнул к постели графини:

— Синьора!

Он уже все знал о своей участи и сейчас, хотя и опасался появления Климента, больше боялся за Викторию и ее благополучие, а не за себя. Осторожно коснувшись лба женщины, кардинал стер пот своим платком. Именно в этот момент Виктория глубоко вздохнула и открыла глаза. Затуманенный слабостью взгляд сперва блуждал по потолку, после наткнулся на монсеньора. Заметив, что Виктория очнулась, Бенвенуто выпустил из руки ее пальцы и шагнул прочь от постели.

Давид внимательно посмотрел в спину молодого человека и покачал головой.

— Не беспокойтесь, ваше высокопреосвященство, синьора графиня поправится.

Даже не взглянув на еврея, кардинал быстро вышел из комнаты. Ему повезло — с Климентом он столкнулся лишь на лестнице, ведущей к покоям графини. Склонив голову, Менголли постарался побыстрее исчезнуть за поворотом. «Хорошо, что сегодня этот мальчишка уедет», — пронеслось в голове Карреры.

Переступив порог, Папа выпроводил врача из комнаты. Виктория лежала на высоко поднятых подушках. Увидев Франческо, неуверенно улыбнулась:

— Это ты… Хорошо, что ты пришел… Мне показалось здесь был мой племянник. Где я? Где Диана?

Она попробовала приподняться, но не смогла.

— Дочь перенесли в другую комнату, чтобы не мешала тебе отдыхать.

— Я хочу увидеть Диану!

Франческо расслышал истерическую нотку в голосе Виктории и решил удовлетворить эту просьбу.

Вскоре принесли девочку.

— Хорошая моя! — обрадовалась Виктория. Но тут же поинтересовалась:

— А куда же делся Бенвенуто? Я помню, что хотела ему что-то важное сказать… Позови его, Франческо.

Улыбка, вызванная улучшением состояния Виктории, сошла с лица Карреры:

— Зачем он тебе сейчас?

Виктория закрыла глаза от боли, попыталась вздохнуть, но боль перехватила и дыхание. Едва не чертыхнувшись, Каррера вышел позвать врача. После осмотра Давид решился на очень нелюбимую им процедуру — кровопускание.

Когда тяжелый запах крови немного выветрился, а Виктория снова открыла глаза, Папа сидел на стуле рядом с постелью.

— Ты еще любишь меня? — слабый голос был наполнен надеждой.

— Вики, перестань сомневаться во мне. И, прошу тебя, не смешивай папу Климента и Франческо Карреру.

Она нашла его руку рядом со своей:

— Я постараюсь. Но с кем я говорю сейчас? С Папой или с моим Франческо?

— С твоим Франческо! Ты единственная, кто теперь говорит с ним. А сейчас тебе пора спать, моя любовь. А то Давид распнет меня за то, что я не берегу тебя, — он улыбнулся, поднес ее руку к губам и прижался к ней, долго не желая отпускать.

Дождавшись пока Виктория уснет, Франческо покинул ее покои и направился к себе.

* * *

Еще во время славного «путешествия» по северо-итальянским землям Феличе Перетти посеял семена своего беспроигрышного, как он считал, возвращения в Вечный город. И вот, наконец, эти семена дали не только всходы, но и плоды. Кардинал получил известие о событии, в ожидании которого и вел все эти мелкие дразнящие, но ничего не значащие интриги вокруг Святого престола. Весь предварительный этап имел только одну цель — пошатнуть уверенность Климента в себе, довести его до состояния утраты контроля над собой, чтобы главное блюдо стало последним железным гвоздем в гроб его понтификата. И вот свершилось!

Кардинал Перетти вошел в кабинет Климента без доклада, даже без стука. Замер на пороге, разглядывая противника.

— Что вы здесь делаете? Мы вас не приглашали! — от неожиданности в голосе Франческо Карреры прозвучало больше тревоги, чем неприязни. Климент всмотрелся в лицо вошедшего и поспешил взять себя в руки:

— Впрочем, мы слушаем.

— Так-то лучше, — тихо проговорил Перетти, а после громче и тверже продолжил. — Я здесь, чтобы поздравить Ваше Святейшество… Ваша неумелая, недальновидная политика замирения с германскими еретиками привела к тому, что их отряды вторглись в Феррару, которую предыдущий понтификат с таким трудом привел под сень Святого престола! А после ваших, так называемых, переговоров, мы не вправе ожидать помощи ни от французского короля, ни от Милана, ни от Венеции.

Ни один мускул не дрогнул на лице Климента, но Перетти заметил, как задрожали его руки.

— Мы благодарим вас за столь усердное исполнение роли плохого гонца. В старину их, говорят, казнили, — Папа говорил медленно, задумчиво. — Но вдруг это только ваши страхи, которыми вы пытаетесь напугать и нас?

— Просто мои гонцы чуть проворнее ваших. А вот, кажется, и к вам поспело сообщение.

Перетти усмехнулся, когда в кабинет пропустили запыленного посланца. Климент вскрыл доставленный от феррарского архиепископа пакет. Информация кардинала подтвердилась.

— Ваши предложения? — Климент поднял тяжелый взгляд от бумаги на Перетти.

— Вы возвращаете мне должность частного секретаря в Коллегии, все епископии и бенефиции, отменяете последнее распоряжение в отношении кардинала ди Менголли и… освобождаете графиню де Бельфор. Я, в свою очередь, гарантирую, что найду способ спровадить врагов Святого престола с Папской земли.

Перетти замолчал, выжидательно глядя на Папу. Климент несколько минут сидел, опустив взгляд, и заговорил так же:

— Сожалею, но ваше предложение не удовлетворяет нас. Вы свободны, кардинал. Ступайте и помните, что Юлия жива, пока мы с вами остаемся друзьями.

Перетти показалось, что он ослышался — кардинал даже чуть мотнул головой, словно прогоняя наваждение.

— Тебе не справиться одному, Каррера! Поверь, у меня есть опыт…

— Поверить?! Тебе? — голос Климента стал холоден и резок. — Идите, Перетти. Если нам понадобится ваша помощь, мы известим вас.

Резко зазвучал колокольчик:

— Эй, там! Проводите его высокопреосвященство!

Но в ответ комната заполнилась кардиналами курии. Зазвучали голоса:

— Святой Отец, уступите испанцам…

Ропот перекрыл неожиданно сильный голос Климента:

— Господа кардиналы! Через три часа мы встретимся в курии. Идите! Нам нужно подумать.

— Мы думали, что нынешний папа Климент не пойдет по пути своего предшественника Климента и не захочет повторить Великий раскол.

Каррера поискал взглядом говорившего, но тот, видимо, стоял где-то за спиной Феличе.Понтифик перехватил взгляд кардинала-епископа:

— Кардинал Перетти, нам нужно поговорить.

Феличе удовлетворенно кивнул, исподволь переглянулся с соратниками. Те постепенно покинули кабинет Святейшего Отца. Они вновь остались вдвоем. Весь вид Перетти словно говорил: «Теперь ты видишь, кто здесь действительно имеет власть». Каррера нарушил молчание первым:

— Мы заключим соглашение... договор. Вы утихомириваете этих лютеран и свою... свору, я возвращаю Милан вашему сыну и Юлию вам.

— Ваше Святейшество забыли еще один пункт договора… Ко всему прочему я прошу добавить вашу дружбу, — неясно, было это издевкой или Перетти серьезен.

Но Франческо дернул головой так, словно получил пощечину. Кардинал отвернулся к окну, милостиво давая сопернику время прийти в себя. Тут открывался прекрасный вид на дорожки сада, по которым так любила гулять Виктория. Там внизу Перетти разглядел две фигуры. Это брат Иосиф и синьор Манфреди готовились исполнить еще один акт пьесы, которую разыгрывал Феличе.

Голос Карреры, сейчас глухой, напряженный, отвлек монсеньора от наблюдения происходящего за окном.

— Сколько времени вам нужно, чтобы решить проблему с еретиками в Ферраре?

Спрашивая это, Папа писал какую-то бумагу.

— Мне нужно две недели.

— Хорошо. Через две недели вы получите Милан и графиню.

Когда Перетти вышел, Папа написал еще несколько бумаг. Затем позвал своего ближайшего слугу — брата Антонио. Через несколько минут от ворот дворца разлетелись всадники.

Вернувшись в свой дом, Перетти обнаружил, что багаж Бенвенуто уже собран. Отец приказал сыну оставаться в городе, но не выходить из дома.

Через несколько часов Франческо, закончив основные дела, пожелал увидеться с Викторией. И был удивлен, не застав графиню в ее комнатах, в постели. Служанка сказала, что госпожа почувствовала себя хорошо и захотела пройтись по саду. Больше Викторию де Бюсси во дворце никто не видел.

* * *

К вечеру стало понятно, что Виктория исчезла не по своей воле. И тогда Климент решил, что любой ценой добьется от Юлии де Ла Платьер того, что ему нужно. С этим он и пришел в ее камеру.

— Как вы себя чувствуете, сударыня? Сейчас вам понадобятся силы…

— Интересное вступление из уст… палача.

— Вы, безусловно, опытны в этом вопросе. Но по моей инициативе вы ни с одним палачом еще не общались.

— Не боитесь, что я могу убить вас? Там, где оружие было один раз, оно может оказаться снова, — Юлия улыбнулась так, словно находилась в салоне и беседовала о последних новинках моды.

Она села на свое ложе, попыталась собрать и подвязать волосы. Поняв бесполезность своих попыток, графиня тряхнула головой, и золотисто-огненные локоны рассыпались по плечам. Каррера только усмехнулся этой женской уловке.

— Убить меня?! Уверяю, это не в ваших интересах. Перетти вас точно не поблагодарит сейчас за это.

Она посмотрела ему в глаза:

— Неужели у вас нет иного способа заставить меня говорить с вами, кроме имени кардинала? Как скучно и предсказуемо!

— Прошу покорно меня простить, — с сарказмом проговорил Каррера, — но вам придется сегодня услышать его имя… и не раз. Итак, к делу! Вы помните все аргументы в пользу своего послушания?

Юлия насторожилась:

— Мое письмо, арест кардинала ди Менголли и… Что же еще?

— Мне нужно, чтобы вы подписали это, — Каррера помахал в воздухе бумагой. — Подпишите и окажетесь на свободе.

— Что это? — графиня протянула руку за документом.

Но Папа не планировал отдавать его (не сочинять же еще раз, если упрямица порвет этот экземпляр):

— Это письменный рассказ о некоем господине Джакомо Сарто.

— Я не знаю никакого… Как вы сказали? Джакомо Сарто. Почему я должна это подписывать?!

Юлии не удалось скрыть охватившее ее волнение, и Папа вновь усмехнулся.

— Тем более! Вы его не знаете, он вас не знает. Его судьба вас не интересует. Зато подписав, вы выйдете отсюда. Неплохая цена за незнакомого человечка.

— Напротив, она слишком велика, чтобы быть истинной. К тому же я просто не хочу ничего подписывать.

Юлия откинулась назад и прижалась спиной к стене.

— Вы же понимаете, что я своего добьюсь. Не лучше ли сделать все полюбовно, не вынуждая применять силу?!

— Попробуйте! Но запомните, что шансы у вас будут уменьшаться с каждым ударом, — в ее глазах зажегся мрачный огонек. — Впрочем, если вы дадите мне прочесть эту бумагу…

— Я зачитаю.

И Климент прочел вслух рассказ, написанный от лица графини, где пересказывались все донесения с северо-итальянских земель о бесчинствах банды Сарто.

— Итак, что вы скажете теперь?

Папа не дочитал до конца, где графиня якобы называла подлинное имя предводителя разбойной шайки. Юлия опустила глаза и задумалась. Слишком хорошо знал Климент о деяниях Феличе-Джакомо, чтобы не знать подлинного имени.

— Нет, — не поднимая глаз, она покачала головой. — Это смертный приговор. Я не подпишу его.

— Но ведь вы не знаете этого Джакомо! — Каррера улыбнулся, едва сдерживая смех.

— Вас это не касается, — Юлия хотела любым способом закончить этот разговор. — Идите. Вы слишком много времени проводите здесь. Виктория будет ревновать. Я не подпишу эту бумагу!

— Виктория исчезла. Учитывая ее болезненное состояние, я уверен, что не по собственной воле. А по воле… нашего общего знакомого! — последние слова он почти прокричал. И Юлия поняла, что Каррера просто на грани самообладания. И все же:

— Нет. Уходите, — графиня так и не подняла глаз.

Каррера тяжело перевел дыхание, он так устал изощряться в софистике, он так ненавидел… Папа стукнул кулаком в дверь. В ответ на стук в камеру вошли двое.

— Приступайте.

Юлия сжала зубы. Потом расслабилась и тихо, так чтобы слышал только Климент, проговорила:

— Ты — грязный, низкий мужлан. Ты и способен только бить женщин. Можешь приказать убить меня, но ничего не добьешься.

Приблизившись к ней вплотную, разъяренный понтифик прошипел:

— Бить тебя?! Не-ет, у тебя другая слабость… Та, что ты считаешь своим преимуществом. Вот через эту слабость я и добьюсь от тебя того, что мне нужно.

Юлия постаралась отстраниться, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь.

Лицо Климента исказилось в гримасе отвращения:

— Они сделают тебя сговорчивей. Приступайте!

Юлия замолчала. Слишком хорошо она знала, что могут дознаватели инквизиции. Ее взгляд был прикован к лицу Франческо Карреры, ставшему жестким, отстраненным. На висках и лбу женщины выступил холодный пот.

Каррера прекрасно видел ее состояние, но еще надеялся, что обойдется без особых мер убеждения.

— Последний раз спрашиваю: свобода или…

Она лишь медленно покачала головой. Папа вышел из камеры, оставляя пленницу на попечение мастеров.

Когда Его Святейшество вернулся, ему сообщили, что состав, который Юлию заставили выпить в виде раствора и вдохнуть в виде порошка, начал действовать.

— Выйдите! — скомандовал своим подручным Папа.

Потом склонился к Юлии, сидящей на лежанке, внимательно всмотрелся в лицо. Женщина молчала. Ее огромные, как у кошки в темноте, зрачки остановились на Папе без всякого выражения. После она чуть качнулась из стороны в сторону и улыбнулась. Каррера облизнул губы и припомнил все, чему научил его один монах с Востока, который и привез рецепт этого снадобья. Он отступил к центру камеры, но продолжил смотреть прямо в глаза Юлии; голос его стал негромким, каким-то рокочущим:

— Тебе хорошо сейчас, да? Ты спокойна. Беспечна. Твои тревоги растворились. Небытие поглощает тебя…

Глаза женщины все более походили на бездонные колодцы. Она чуть покачивалась в такт размеренным словам мужчины. А тот постепенно ускорялся, улавливая ее ритм и подчиняя его своему темпу. Вдруг интонации изменились, звук обрел силу и плотность. Юлия замерла неподвижно, не имея ни сил, ни желания вырваться из плена заговора.

— Но что это алое перед тобой! Несчастная! Берегись! Сейчас ты окажешься в аду! Вот они, врата геенны огненной. Душа твоя томится ужасом. Вот звери рыкающие подходят к тебе все ближе и ближе… Беги! Спасайся! Беги, или они сожрут тебя!

Пот покрыл спину Карреры. В глазах заплясал огонек безумия, он и сам погружался в экстаз.

— Беги, несчастная, в рай. Ко мне!

Резкий протяжный крик ужаса взлетел под своды подвала, приведя Папу в чувство. Он увидел искаженное страхом лицо Юлии совсем близко от себя. Она прибежала, спасаясь от безжалостных чудовищ, под его защиту. Каррера тряхнул головой, возвращая себе чувство реальности. Принял в свои объятия женщину и продолжил говорить, но теперь уже прямо ей в ухо, одновременно лаская ее спину, ягодицы:

— Иди, иди ко мне. Я стану твоей защитой. Тебе будет хорошо. Вот, здесь рай. Но чего же ты еще хочешь? Любви и поцелуев… Жарких… Страстных… Глубоких… О, как горит твое тело от этого желания… Оно сводит тебя с ума…

Юлия приникла к мужчине всем телом, ее губы налились краской и приоткрылись. В ответ на очередную ласку рук Карреры из горла женщины послышался низкий грудной голос страсти.

— Подпиши это и ты получишь то, чего желаешь, — прошептал Франческо, отдаляясь от нее. Но оказалось непросто разомкнуть ее объятия. Папа резко дернулся, и Юлия не устояла на ослабевших ногах.

— Подпиши и я потушу этот пожар в твоем теле…

— Да… да…

Ее шепот, казалось, шел из самой глубины души, язык скользил по возбужденным губам. Движения женщины стали гибкими, как у дикого животного, платье соскользнуло с плеча. Она не стала даже вставать, так и поползла по полу к его ногам. Мужчина наклонился к ней, потянул платье с ее плеч еще ниже. Тело, сходящее с ума от желания, гибкими движениями само помогло освободить грудь. Он коснулся одной, огладил другую, сжал напряженные соски, вызвав сдавленный крик удовольствия. И выпрямился, отстраняясь. Сминая белые одеяния, она, все так же стоя на коленях, обхватила его чресла, бессвязным шепотом умоляя продолжить ласку.

— Подожди. Подпиши сначала. Вот здесь, милая…

Юлия не глядя подписала бумагу, на краткий миг сосредоточившись на этом действии. И, воспользовавшись моментом, поднялась рядом с Франческо. Сейчас, в тумане безумной похоти, для женщины важным осталось только одно: тот, кто стоит перед ней — мужчина, и он способен дать ей то, в чем нуждается ее тело. Папа чувствовал ее дыхание, видел, как трепещут крылья носа, как ярко сверкают между алых губ зубки. Золотистый локон прилип к влажному лбу затейливым завитком. Она была красива — ужасной, дикой красотой. Каррера почувствовал, как его самого охватывает острое желание, но тут же в голове набатом прозвучал голос монаха: «Если испробуешь этой любви, продашь душу дьяволу!» И образ притягательной женщины сменился картинкой вавилонской блудницы. К горлу подкатила тошнота. Папа понял, что узрел Грех во всем его омерзительном виде.

— А теперь пойди прочь от меня, шлюха. Я устал.

Он отступил от Юлии… и еще на шаг дальше.

Но женщина хотела получить свое! Ее руки сплелись на шее мужчины. Ее грация, пылающие глаза и горячие губы — казалось, это была Женщина со всем ее умением подчинять и покорять.

— Нет, — отцепив руки графини, Папа направился к выходу.

Она сделала несколько шагов за ним. В ее глазах, теперь явно принявших зеленоватый оттенок, загорелась ярость. И снова ее руки сомкнулись на его шее, но теперь с неженской силой сдавливая ее. «О, Боже…» — пронеслось в голове Климента. Ему пришлось потратить немало сил, чтобы освободиться. Когда это удалось, Папа оттолкнул женщину от себя так, что она упала, и наконец-то вышел. Вспышка ярости и падение вызвали новый прилив нестерпимого жара. Юлию скрутило на полу, тело забилось в спазмах, и визг неудовлетворенного желания разорвал тишину. Графиня потеряла сознание.

Вернувшись, Каррера велел не беспокоить и удалился в молельню. Он чувствовал себя совершенно измотанным. А если бы он поддался искушению? Франческо вспомнил глаза Юлии и содрогнулся.

Зато теперь у него в руках то, что можно противопоставить Перетти и его кучке кардиналов, и германским воякам на севере.