Отвергая смерть. История Тома Риддла (джен)

После памятного занятия в отношении Том и его подопечных что-то изменилось. Это было почти незаметно, едва ощутимо, но казалось, словно те убитые крысы связали их всех нитями более прочными, чем можно было предположить. Каждый из его группы чувствовал себя особенным, причастным.

Том, изредка слыша их шепотки о новом заклятии и о пережитом опыте, кривил губы. Никто из них не сделал бы этого с живым человеком, никому, даже бесстрашному Блэку или надменному Абраксасу, не хватило бы духу сказать: «Авада Кедавра», — глядя в глаза человеку, даже самому грязному и поганому магглу. Самому себе он дал слово, что обязательно проверит свои силы, как только найдет возможность. Он должен быть выше них всех.

Как ни странно, именно размышления об этом привели его к тому, чтобы вернуться к изучению своей родословной, а точнее, родословной Слизерина. Пока он не может достичь бессмертия и ему не на ком проверить, способен ли он на убийство — зато он может найти то, что навсегда поставит его выше прочих, как если бы он носил имя, принадлежащее ему по праву: Гонт или Слизерин.

Гонты наследили в истории изрядно — они участвовали в маггловских войнах до принятия Статута и легко изменяли политику волшебного мира после него. Но постепенно род стал слабеть, угасать и исчезать в веках. Еще в восемнадцатом веке имя Гонтов гремело по всей магической Британии, а спустя сто лет о них начали забывать.

О Слизерине же было известно и того меньше. Увы, он не оставил после себя волшебного кольца, мгновенно признавшего бы наследника, у него не было древнего замка, открывшего бы перед потомком двери. Все, что у него было, это Хогвартс.

А в Хогвартсе — Тайная комната. Несколько строк в «Истории Хогвартса» и немного — в «Легендах волшебного мира» — вот и все источники. Но Том не просто верил, он знал, осознавал чем-то внутри себя, что комната существует. Это была та же уверенность, которая помогала ему из библиотечных книг выбирать именно те, где были нужные ему знания, стойкая, неколебимая.

Он как раз закрыл «Легенды», когда на стул возле него опустился Абраксас. Чем ближе были рождественские каникулы, тем мрачнее он становился, а сейчас и вовсе почти растерял свое арктическое спокойствие: на щеках выступил лихорадочный румянец, губы побелели.

 — Могу отвлечь тебя ненадолго? — спросил он.

 — В чем дело? — ответил Том. Абраксасу об этом знать не стоило, но, на самом деле, он был единственным человеком, который мог отвлечь его от любого занятия и не разозлить этим.

 — Пройдемся?

Сунув «Легенды» в сумку, Том поднялся, и вскоре они уже неторопливо шагали по пустому коридору замка. Абраксас дышал тяжело, но пытался взять себя в руки, хотя и без особого успеха.

 — Так в чем дело? — повторил Том. Малфой сглотнул и сказал тихо, почти по слогам:

 — Я собираюсь убить его.

Брови Тома мгновенно взлетели вверх.

 — Дядю? — уточнил он.

 — Я знаю, что не могу использовать «Аваду», но должны быть и другие способы. Я читал: яды, отсроченные проклятия…

Все-таки справившись с дыханием и подавив волнение, он пояснил, что его дядя решил упрочить свое положение управляющего финансами рода Малфоев, женившись на матери Абраксаса. Том хотел было заметить, что это уже практически сюжет «Гамлета», но промолчал — упоминание маггловской литературы не пошло бы на пользу наследнику Слизерина.

 — Матушка считает, что это хороший ход, — продолжил Абраксас, — а я считаю, что это недопустимо. Жирный боров в спальне отца — это не то, что я готов допустить.

 — Ты убьешь его, — пожал плечами Том. Абраксас даже сбился с шага — он ждал чего угодно, только не этого спокойного, уверенного ответа. Том почти наслаждался выражением растерянности на его лице.

 — Убью?

 — Конечно. Но не раньше, чем тебе исполнится семнадцать. Иначе делами твоей семьи будет заведовать кто-то еще, и нельзя гарантировать, что тебе это понравится.

 — Ты прав, — резко сказал Малфой. — Ты как всегда прав, Том. Но я не могу не думать о том, как убью его, о выражении его лица в тот момент, когда заклятие ударит по нему, как по той крысе.

 — Иногда смерти недостаточно, — прошептал Том.

Абраксас взглянул на него глазами, полными не то восхищения, не то ужаса.

 — Смерть — это финал, прекращение всего. Но пока она не наступила, человек может испытывать страдания. Бездну страданий. Мучительные кошмары, видения, сводящие с ума, боль, от которой кажется, что ломаются сразу все кости, а кровь закипает в венах.

Малфой чуть приоткрыл рот, его зрачки расширились, заполнив чернотой всю льдисто-голубую радужку.

 — Я научу тебя, — бросил Том коротко, совсем другим тоном. — Уверен, тебе понравится.

И оставил Абраксаса размышлять об услышанном в пустом коридоре.

Он направлялся в гостиную Слизерина, как вдруг увидел направляющегося ему на встречу Слизнорта. Профессор расплылся в улыбке, а на лице Тома возникло нехарактерное для него выражение обожания и восторга.

 — А, Том, — профессор поднял пухлую руку в знак приветствия. — Читал ваше эссе о дурманящих зельях — клянусь бородой Мерлина, это великолепно.

 — Профессор, что вы, — смущенно пробормотал Том, чуть опуская голову. — После ваших объяснений нужно быть полным глупцом, чтобы не написать эссе.

Лесть была грубовата, но подействовала безупречно. Профессор засмеялся:

 — И все-таки в вашем классе никто больше не справился с работой на таком уровне. Вы далеко пойдете, мой мальчик, я уже говорил вам.

 — Сэр, мне едва ли удастся выразить, как я счастлив слышать эти слова, особенно от вас.

 — Что ж, хорошего дня, Том, — Слизнорт снова помахал ему рукой и прошел мимо своей мелкой семенящей походкой, но вдруг остановился, обернулся и сказал:

 — В воскресенье у меня будет небольшой прием, дружеская встреча для нескольких отличившихся учеников, немного сладостей и отличный кофе, не тот, что можно достать здесь. Мистер Скамандер, мой бывший ученик, был так добр, что привез мне немного. Я буду рад вас видеть, приходите к пяти.

 — Я обязательно приду, профессор! — воскликнул Том чуть громче, чем было бы вежливо, и этим заставил Слизнорта добродушно рассмеяться.

Когда профессор ушел, выражение восторга тут же слетело с лица Тома, но внутреннее довольство осталось — еще ни разу он не получал приглашения на вечеринку к Слизнорту, а именно там бывали те, кого считали элитой школы.

До воскресенья школьная жизнь текла в обычном ритме. Абраксас, кажется, немного успокоился, во всяком случае, больше не мрачнел при словах «рождественские каникулы», только изредка бросал на Тома вопрошающие взгляды, желая знать, когда сможет научиться пыткам. Том не спешил — однозначно он не собирался давать Малфою такое оружие перед каникулами. Если дядя его разозлит, он может выйти из себя, и тогда подставит и себя, и Тома.

На дружескую встречу, как назвал это Слизнорт, Том собирался заранее, почти за час, под восхищенно-завистливые взгляды Розье. Тот мечтал попасть в «Клуб Слизней», но пока не удостаивался даже лишнего взгляда Слизнорта, не то, что приглашения.

 — Не переживай, Эван, — заметил Том, поправляя мантию и убирая в карман заранее раздобытую коробочку засахаренных фруктов, — пройдет немного времени, и я сам буду решать, кто попадет к «Клуб», а кто нет.

 — Я не сомневаюсь, Том, — быстро ответил Розье. — Не сомневаюсь в тебе.

 — Тогда перестань сверлить меня взглядом — раздражаешь.

Розье быстро схватил с тумбочки книгу и уткнулся в нее, заслужив одобрительное: «Куда лучше», — а Том еще раз оглядел себя в зеркале, провел гребнем по шелковым, безупречно-послушным волосам и вышел из спальни.

Кабинет Слизнорта встретил его негромким гулом голосом, мягким желтым светом и ароматами еды.

Письменный стол был сдвинут к дальней стене, а по середине расположился другой, обеденный, с пятнадцатью стульями вокруг. На столе высились горы сладостей и серебряные кофейники, видимо, с тем самым кофе.

Девять или десять студентов, все со старших курсов, причем с разных факультетов, прохаживались по кабинету и переговаривались друг с другом, то и дело раздавался смех, но громче всего он доносился с той стороны, где стоял Слизнорт в компании двух подростков. Одного из них Том знал — это был пятикурсник-слизеринец Солидус Нотт, рослый и вечно мрачный. Еще одним знакомым был староста школы, Каллид Селвин.

Вдруг Слизнорт отвлекся от разговора, его взгляд упал на вошедшего и невольно стушевавшегося Тома, и он замахал руками, как веслами:

 — Идите-ка сюда Том, не стойте в дверях!

Том вошел, чувствуя, что чужие взгляды прожигают дырку у него в спине, и мысленно напомнил себе, что наследник Слизерина может в любое общество входить, гордо подняв голову. И все-таки ему было неуютно и страшно.

 — Вот, познакомьтесь, господа, Том Риддл. Держу пари, через несколько лет он заберет себе ваш значок старосты школы, Селвин, — Селвин, стоявший чуть в стороне от Слизнорта, вскинул голову и сообщил:

 — К тому моменту он будет мне не слишком нужен.

Остальные засмеялись немудреной шутке, а Слизнорт обратился к Тому:

 — Чувствуй себя свободно, Том, мы здесь все общаемся по-дружески, не глядя на цвет галстуков и чистоту крови.

Том с улыбкой преподнес Слизнорту фрукты и заверил в том, что счастлив оказаться на таком замечательном вечере и в такой замечательной компании, а о про себя отметил, что в будущем никаких грязнокровок на таких собраниях не будет.

 — Чем ты так привлек профессора, что он пригласил себя, мелюзга? — без злобы, но резко произнес голос у Тома за спиной. Он обернулся. К нему подошел невысокий, тонкий, даже, пожалуй, слишком хрупкий паренек в сине-желтом галстуке. Его лицо закрывали очки с толстыми стеклами, но глаза и сквозь них светились вниманием и умом.

 — Я подаю надежды, — ответил Том. — А ты чем выделился?

 — Я переверну этот мир, — скромно сообщил его собеседник. — Каспар Крауч.

 — Том Риддл, — рука у Крауча была тоже тонкой, костлявой и состоящей как будто из одних костей, затянутых тонкой кожей. — Переворачивать мир буду я.

Подвижное почти как у обезьяны лицо Крауча исказила насмешливая гримаса:

 — Ты мне нравишься, Риддл. Может, я позволю тебе заходить ко мне в кабинет, когда стану Министром Магии.

 — Ты не станешь Министром Магии, и даже не хочешь им становиться, — заметил Том.

Гримаса поменялась, но осталась насмешливой.

 — Я уверен, что ты хочешь попасть в Отдел тайн, а потом захватить власть в стране и управлять ей тайно.

Крауч вскинул голову и коротко хохотнул.

 — Ты мне чертовски нравишься, Риддл. У профессора меткий взгляд.

Отвернувшись, будущий глава Отдела тайн ужом протиснулся сквозь спины остальных и остановился рядом с Селвином. Том про себя подумал: «Возможно, я доверю тебе Отдел тайн когда-нибудь».

А потом, собравшись с духом, ринулся в пучину знакомств. Пока здесь он был никем, третьекурсником с неизвестной фамилией, и, в отличие от гостиной факультета, здесь он не мог запугивать и поражать парселтангом. Поэтому оставалось то оружие, которое он использовал против профессоров — улыбки и живой ум.

Почти не обращая внимания на сладости, хотя желудок подводило от голода, Том говорил и слушал, слушал и говорил. Сначала с Ноттом — он смотрел внимательно и с уважением, видимо, помня о том, как Том поставил на место Блэков. Потом с полным, чем-то похожим на самого Слизнорта Гарри МакМилланом. Через полчаса заявился Орион Блэк и, увидев Тома, сначала скривился, но внезапно подошел к нему и завел бессмысленный разговор о перспективах сборной Британии по квиддичу выйти в Высшую Лигу, который плавно перетек в обсуждение прав вампирского сообщества.

 — Я рад, что ты считаешь так же, — завершил пространный монолог на эту тему Орион и прибавил: — Может, ты и наследник Слизерина, Риддл, может, мой брат прав, а я ошибаюсь. Только я дорого дал бы, чтобы Альфард не приближался к тебе на милю.

 — Альфард сам решит, на чьей он стороне, — жестко ответил Том. — И я действительно наследник Слизерина. Рано или поздно тебе придется это принять.

Немного помолчав, Орион добавил:

 — Вальбурга считает так же.

Том ничего не сказал.

Когда вечеринка подошла к концу, Слизнорт заметил как бы невзначай:

 — Том, заходите-ка к нам на рождественский ужин. Народу будет больше, но думаю, для вас место найдется.

Том принялся благодарить за приглашение, а уже на выходе случайно встретился взглядом с Краучем.

Тот ему подмигнул.