Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь (джен)

В странах Востока в большом ходу древесная шерсть, которую получают с растения гоуса или баранец, о каковом невежды думают, будто его плод — маленькая овца. Настоящий же баранец есть кустарник, видом подобный мальве, но приносящий плоды, похожие на маковую коробочку. Этот плод содержит множество семян, покрытых белыми нитями, подобно пуху тополя, поэтому, собрав этот пух, его прочёсывают, удаляя семена, после чего прядут. Из семян выжимают масло, которое считается целебным и обычно используется для приготовления мазей и притираний.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Город Чэн остался позади, караван пересёк границу и вернулся в страну минъя.

Здесь ничего не изменилось — халга ничего не предпринимали, и минъя, соответственно, тоже ничего не делали — возможно, потому, что знали, чего ожидать. На границе царило спокойствие, ни стража, ни чиновники не распускали слухов и не брали новых взяток, солдаты оставались в лагерях и крепостях... Словом, не происходило ничего — на первый взгляд. Чутьё Флёр однозначно говорило: всё это спокойствие — лишь видимость. Что-то готовилось... Возможно, минъя ждали междоусобицы в стране Серес, возможно — нашествия халга, возможно, уже договорились с ними — узнать это было почти невозможно, а если бы и удалось, не стоило бы усилий. Впрочем, если случай представится...

— Недостойный не хотел бы прерывать ваши размышления, — вернул Флёр на землю Дао Ли, — но почтенный дарга сообщил, что у него есть указания относительно вас.

— Вот как?.. — Флёр поудобнее сдвинула акинак, соскочила с коня и подошла к дарге заставы. Тот развернул свиток, внимательно посмотрел на Флёр и спросил:

— Ты ли Ак Цэцэг, торговец из западных стран?

— Так меня называют люди, — ответила Флёр. — Что тебе в том?

— Аша-тегин, ныне пребывающий в городе Йуве, услышав о тебе, пожелал встречи и беседы, и разослал по всем заставам приказ пригласить тебя и твоих спутников, — ответил дарга.

— Это неожиданная честь для всех нас, — ответила Флёр. — Я принимаю приглашение, хоть и не могу представить, чем скромные путники могут заинтересовать могучего Аша-тегина.

— Вот подорожная, чтобы никто не смел останавливать караван, и приглашение, чтобы люди Аша-тегина могли узнать тебя, — дарга протянул два свитка, — я же отправлю гонца, чтобы твой караван встретили с должным почётом.

Забрав свитки, Флёр вернулась к спутникам и сообщила:

— Ещё один принц желает встречи с нами — надеюсь, лишь из праздного любопытства.

— Надежда в таком деле немногого стоит, — вздохнул Вышата. — Всё одно ничего не узнаем, пока не придём, да и там могут время тянуть...

— Пусть тянут, коли хотят, а нам незачем, — махнул рукой Волмант. — И так четыре дня идти, как не пять, так что и говорить-то тут не о чем.

На том и сошлись — идти, будто ничего необычного не случилось. Хотя, если задуматься, выходило — и правда, ничего необычного, не в первый раз приглашают их венценосцы...

Тому привычно поставили на закате — если и не на том же месте, что в прошлый раз, то недалеко от него. Алдан долго высматривал что-то в темнеющем небе, покачал головой и сказал:

— Не успеем до зимы, как ни старайся...

— Ты уверен? — по расчётам Флёр, они как раз к началу зимы должны были дойти до Хорева.

— Зимой по степи идти слишком тяжело, а дальше к северу и вовсе не пройти. Снега на западе слишком много, лошади корм не достанут, а с собой много не увезешь... Потому мы и уходим на юго-восток на зиму — там снега не бывает, хотя холода бывают страшные. Но зато трава, хоть и жухлая, есть, и лошади прокормиться могут...

— Поэтому мы на зиму косим траву и зимуем, где скирды поставили, — добавила Таис. — Хотя на юге, конечно, этого можно и не делать...

— Что толку гадать? — Флёр пожала плечами. — Бог знает, как у нас дело пойдёт, но если и вставать на зиму, то чем дальше зайдём, тем лучше. В конце концов, до Йуве ещё три дня пути...

Три дня пути по знакомой дороге пролетели стрелой, и вот уже караван стоит у ворот города Йуве, а стражник, шевеля губами, читает приглашение.

Читать стражник, конечно, умел — но весьма посредственно, да и высокий стиль ему вряд ли был знаком... Однако представить себе читающего стражника Рубинхейгена не получилось никак.

— Проходите, — стражник всё-таки совладал с приглашением, вернул его и отошёл в сторону.

Флёр кивнула и щёлкнула Пардуса по шее поводьями. Конь тряхнул головой и неторопливо двинулся вперёд. Спешить было некуда — донесут о них немедля, но пока принц соизволит принять гонца, пока ответит, пока гонец их найдёт... Сегодняшний вечер в их полном распоряжении, да и часть завтрашнего дня, скорее всего, тоже — ну да это всё неважно, время привести себя в порядок им всяко дадут.

Постоялый двор без лишних рассуждений был избран тот же самый, что и в прошлый раз — потому как был всего ближе к воротам. Разницы, собственно, никакой не было — но не тащиться же через весь город?

К тому же неподалёку от постоялого двора имелась баня — а в ней нуждались все и в неё и отправились, едва устроившись...

Осторожно ступая по мокрым доскам, Флёр подошла к скамейке, села и размотала полотенце. Жилистый старичок-костоправ, мастер искусства игл, встал у неё за спиной и несколько раз ткнул в разные места щепкой.

— Жизненная сила госпожи пребывает почти в полной гармонии, — сообщил он, — её течение лишь немного замедленно, чему виной лишь усталость. Течение и само собой придёт в гармонию после отдыха и сна...

— К несчастью, не имея времени для отдыха, я вынуждена тратить время почтенного мастера на столь лёгкий случай, отвлекая от более важных дел.

— Пусть госпожа не беспокоится, — откликнулся костоправ, вонзив иглу в позвоночник. — Кроме вас и ваших товарищей, никто сейчас не нуждается в моей помощи, караванщики же имеют первенство перед всеми, исключая болящих.

Позвоночнику досталось ещё две иглы, по одной — в запястья и лодыжки, а ещё одна — под левую грудь.

— Теперь госпоже следует расслабиться и направить помыслы к вещам возвышенным и прекрасным, — сказал костоправ, зажигая лучину, — я же пока предоставлю своё искусство вашим подругам.

Флёр осторожно улеглась, прикрывшись полотенцем, и последовала совету лекаря — правда, мысли почему-то упорно соскакивали на некоего молодого торговца по имени Ферми Амати...

Ферми, аристократ, сбежавший из дома, был ловким и удачливым торговцем, несмотря на юность. В гильдии его ценили, и даже недавняя история с пиритом ему не повредила — невзирая на разбитое сердце, он всё же сумел сбыть пирит алхимикам, вернув хоть что-то... И вот он оказался на её пути — и заявил, что будет её ждать. «Пожалуйста, возвращайтесь»... Что ж, она вернётся. Ведь — впервые за много лет — ей было, куда возвращаться...

Догоревшая лучина пережгла нить, гирька ударила в маленький гонг, и Флёр снова села, спустив полотенце. Костоправ, немедленно оказавшийся рядом, выдернул иглы — и Флёр почувствовала, как по всему телу разлилось тепло.

— Благодарю, мастер, — придерживая полотенце на груди, Флёр поклонилась. — Я чувствую себя лучше, чем когда-либо.

— Как и должно быть, — лекарь поклонился в ответ. — Ведь теперь жизненная сила в вашем теле движется свободно и гармонично.

Выйдя в предбанник, Флёр неторопливо оделась, кивнула служанке и налила чашу холодного — только с ледника — кадаха. Посланник Аша-тегина перехватил их у самой бани и сообщил, что ждут их к обеду, а значит, времени в запасе — только вымыться да в подобающее платье...

Бросив поводья слуге, Флёр спешилась и остановилась, поджидая товарищей. Долго ждать не пришлось — даже Волмант соскочил с коня, словно юноша. Двое воинов распахнули дверь и отступили. Щегольски разодетый слуга провёл путешественников по недлинному коридору, открыл ещё одну дверь и тихо исчез.

Флёр, первой переступив порог, низко поклонилась и сказала:

— Скромные странники приветствуют вознесённого Небом владыку.

— Да озарит свет Неба ваш путь, странники, -ответил принц. — Прошу вас, почтенные гости, разделите с нами эту скромную трапезу.

— Принимаем с благодарностью, — ответила Флёр.

Аша-тегин, принц минъя, не отличался ни могучим сложением, ни неземной красотой — добрый воин в расцвете сил, основа любого войска, но не более... Если бы не ореол могущества, окутывавший его. Сила и власть сквозили в каждом его слове и жесте, без всякой игры и фальши... И Флёр благодарила всех известных ей богов, что надоумили её расспросить наёмниц о принце.

Позапрошлой зимой царя минъя поразила жестокая лёгочная горячка, от которой он так до конца и не оправился, мучился одышкой и болями в груди, отчего делами государства мог заниматься с большим трудом, а вести войско и вовсе не мог. Большую часть дел принц взял на себя, и говорили, что в скором времени царь и вовсе оставит престол своему сыну. Так ли это было — сказать было сложно, однако власть принца была велика...

— Мы рады приветствовать отважных странников, — певуче произнесла сидевшая по левую руку от принца смуглая молодая женщина. — Нечасто удаётся встретить людей, пришедших из страны, о которой нет и преданий.

— Воистину это так, — согласилась Флёр, — и госпожа легко представит наши чувства, ведь всё, что мы видим вокруг — диво для нас...

В таком духе разговор продолжался довольно долго — Флёр даже начала надеяться, что на этот раз правителю от них ничего, кроме утоления любопытства, не требуется...

— ...И поскольку вы возвращаетесь домой, не согласитесь ли вы оказать услугу Великому Царству Высокой Белизны?

— Всё, что будет в наших силах, — ответила Флёр почтительно, но твёрдо, намекая на то, что в сомнительных делах участвовать не намерена.

— Ничего, что обременило бы вас или нанесло урон достоинству, — заверил её принц. — Мой отец, да продлятся его дни, желает послать владыкам западных стран весть о замыслах халга и об их приготовлениях. Мы желали бы предупредить и правителей ваших стран, но ваши наречия неведомы нам... И я прошу вас переложить эти письма на ваши языки и доставить их вашим правителям, чтобы ужасное нашествие не застало из врасплох.

Предложение оказалось неожиданным, казалось необременительным и оттого было особенно подозрительным. Здесь не могло не быть подвоха, хоть Флёр пока и не понимала, какой именно...

Впрочем, отвертеться от этой сомнительной чести всё равно не получилось бы, а в сравнении с прошлыми поручениями это всё равно было безобидным, и потому Флёр, переглянувшись со спутниками, ответила:

— Почтём за честь, высокий государь. Однако никому из нас прежде не случалось составлять посланий государям, а потому по невежеству своему можем допустить ошибку, которая сочтена будет оскорблением...

В итоге всё же договорились — принц заверил, что ничего двусмысленного в письмах не будет, и что он скрепит перевод своей печатью, так что и слова будут его...

Разложив на столике документы, Флёр принялась неторопливо растирать тушь. Переводить царские письма ей не приходилось, но вот поработать переводчиком случалось. И было это совсем не так просто, как казалось людям несведущим, пусть даже и языком владеющим... Ведь толмача, если что непонятно, и переспросить можно, и подсказать слово, да хоть пальцем в нужную вещь ткнуть... А письмо, коли уж послано — не перепишешь, тут всё сразу верно писать надо, да стилем подобающим. А ведь одно и то же разными словами сказать можно, и смысл от того поменяется, иной раз и на противоположный...

Тем не менее, от работы было не отвертеться, и Флёр, развернув свиток, принялась за чтение. Как ни странно — ничего по-настоящему сложного, видимо, принц — или вообще минъя — против пышных церемоний. Это радовало, ибо давно известно — чем пышнее двор, тем ничтожнее король, исключения, может, и бывают, но Флёр о них не слыхала.

Итак, начало — обыкновенное приветственное славословие, которое всегда одно и тоже, только имена меняются... И Флёр, сосредоточившись, взяла кисть и вывела на чистом пергаменте: «Принц Аша, вознесённый Небом, правитель Великого Царства Высокой Белизны, приветствует царственного брата своего Рудольфа, Божией милостью императора Священной Империи, принцепса рейхстага, великого князя швабского, короля саксонского, и желает ему долгих лет царствования и благоденствия». Немного не так, как в оригинале, но тут уж ничего не поделать — правила вежливости всё же разные, пусть и похожи, и если переложить дословно, глупость выйдет, да ещё и почти непристойная.

Следом шло краткое пояснение, кто такие минъя и какова их страна, которое Флёр переложила слово в слово, благо, ничего, подобного пожеланиям овладеть всеми женщинами врагов, здесь не было. Без этой части было не обойтись — к западу от Борисфена и не слыхали о стране минъя — как не слышали о Священной Империи на берегах Жёлтой Реки. А вот дальше...

Тут надо было тщательно подобрать слова, чтобы убедить императора в серьёзности угрозы. Император, как говорят, вообще недоверчив, а уж в новый Потоп верить просто не хочется. Даже ей... Вздохнув, Флёр перечитала оригинал, аккуратно стряхнула с кисти лишнюю тушь и принялась писать: «К северу от моей страны лежат земли народа халга. Народ этот, многочисленный и воинственный, ныне объединён под рукой одного царя, замышляющего покорить себе весь мир. Должен я предупредить вас, мой царственный брат, об этом, ибо, как доносят верные люди, уже замыслил он великое нашествие на Запад, и не оставит этой мысли, даже принуждённый обратить свой взор на Восток или Юг. Нашествие их может уподобиться Потопу, о коем поведали странники, и даже превзойти его, сокрушив великие царства, повергнув троны и храмы».

Флёр остановилась и задумалась — не стоит ли переписать? Пожалуй, нет — может быть, не слишком изящно, но именно так Аша-тегин и говорит, да и внимание это привлечёт. Можно продолжать...

«Разумеется, никто не рискнёт поклясться, что всё это — не хитроумный обман, однако же представляется лучшим делом поверить и приготовиться к набегу, которого не случиться, чем, полагая себя в безопасности, пасть жертвой Потопа, ибо халга свирепы и беспощадны, число же их столь велико, что не поддаётся исчислению».

Последнее, кстати говоря, было чистой правдой — подсчитать численность халга было совершенно невозможно. Семьи, роды, племена то сходились, то расходились по далёким кочевьям, лазутчикам неведомым, иные и вовсе кочевали там, куда и ворон костей не занесёт, и сосчитать их просто не получалось. Однако в том, что халга весьма многочисленны и сильны, сомневаться не приходилось... А значит, им уже тесно в своих землях, да и нет ничего лучше врага и богатой добычи, чтобы сплотить народ — и потому Потоп неизбежен, и скоро. Что ж, осталось немного, пора заканчивать...

«Засим, мой царственный брат, я вновь желаю вам благоденствия и долголетия, и возношу благословенной Шенрезинг молитву, чтобы мои опасения оказались пустыми. Если же сие бедствие не минует нас, я без всякого сомнения отправляю войско в земли халга, чтобы ударить им в спину».

Здесь Флёр тоже почти ничего не стала менять — только использовала привычные выражения вместо свойственных минъя. Оставалось только заключительное славословие, но здесь уже ничего сложного не было...

Закончив, Флёр ещё раз перечитала перевод, переписала его набело и подписала: «Верно переложено на швабский язык собственной рукой Флёр Боланд фон Айтерзеналь во славу Божию», поставила дату и отложила кисть, тщательно вытерев её. Дело сделано, можно отдохнуть, только сперва вызвать слугу и отдать ему документы...

Флёр случалось ночевать в самых разных местах, и дворец принца в этом ряду не слишком выделялся — по крайней мере, для самой Флёр. Для её спутников это явно было ново и удивительно, и скрывать это они и не пытались.

— Чудной дворец, однако, — заявил Волмант, когда они встретились в трапезной. — Доводилось мне княжьи палаты видеть и с боярами пировать, но не то это, совсем не то. Уж очень тут всё необыкновенно устроено...

— Наши дома минъя тоже сочтут необыкновенными и удивительными, — пожала плечами Флёр. — Для нас же это привычная обыденность...

— В чужой стране обычному дивишься, — изрёк Вышата, — а дома и святое чудо упускаешь...

— Уж чудо-то всяко заметишь, — заявил Волмант. — Вот слыхали вы о мощах святого князя Довмонта и об их чудесном обретении?

Флёр не слышала даже о самом святом, но рассказ пришлось отложить — явился принц и велел подать завтрак.

— Довольны ли почтенные гости приёмом? — спросил он, едва все расселись.

— Уж сколько на свете живём, а лучшего не встречали, — ответил за всех Волмант, как самый старший.

— Слаще прекраснейшей музыки поют эти слова, — вздохнул принц, — и гулу боевых рогов подобен зов долга. Ныне призывает меня отец, и я, следуя долгу, возвращаюсь в столицу, а потому пришло время прощания. Ак Цэцэг, вот грамоты для твоего эль-хана, и верблюд, гружёный дарами для него, уже стоит рядом с твоими.

— Кто прошёл дорогой однажды, всегда сможет вернуться, — пожала плечами Флёр. — Быть может, дорога ещё приведёт меня в эти земли... И потому я не прощаюсь, господин мой Аша-тегин. Я вернусь, пусть и не знаю, когда.

— Когда бы ты или твои товарищи ни пришли в мою страну, вас будет ждать радушный приём, — сказал принц. — И, разумеется, мы будем рады вашим купцам...

Распрощавшись с Аша-тегином, к полудню караванщики покинули город. Впереди лежал долгий путь — но теперь они шли по знакомой земле. Неторопливые хаптагаи несли несметное богатство — но куда дороже были исписанные листы в суме Флёр. Что проку в товаре и деньгах, если не знаешь, у кого купить и кому продать, как добраться до торга и в какой товар на том торге в цене? Знание — сила, и даже не будь каравана, их поход окупился бы стократно — ибо дороже любых сокровищ стоило знание о Дороге Шелков, что связала два края мира в единую Ойкумену…