Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь (джен)

Я вышла из Леноса в первый день зимы, направившись в город Веленус, куда и пришла через два дня. Веленус — богатый торговый город, здесь также столица князя ливов, откуда он правит всей своей страной. Церковь здесь большой власти не имеет, ибо город этот наполовину языческий, и немногие ливы крещены, но даже и они в сердце своём остаются язычниками.

В Веленус приходят люди из множества разных мест, привозя разнообразные товары и с большой выгодой торгуя. В городе имеется пять больших торжищ, великое множество лавок и таверн, три больших гильдии и отделения всех гильдий из наших земель — в этом подобен он Рубинхейгену. Восемь раз в году устраивается в Веленусе большая ярмарка, и в первый день торговли не взимают никаких податей и пошлин, после же платят обыкновенную подать князю, а церковной десятины не платят вовсе.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь» )

Оставаться в Леносе было, по меньшей мере, неразумно — церковь всё ещё не отказалась бы заполучить её к себе, желательно — по частям, да и Лоуренс вряд ли простит попытку убийства и настоящее ограбление, а если и простит, так его странная компаньонка припомнит. Да и мятеж в городе никак не способствовал торговле… Словом, у Флёр Боланд были крайне веские основания поискать торговой удачи где-нибудь ещё.

Сказано — сделано, и вот уже она стоит перед воротами и вручает стражнику с железным волком на алом табарде выправленную на заставе подорожную. Стражник, сверив печать, вернул подорожную, махнул рукой — проезжай, мол, — и тут же забыл о ней. Флёр щёлкнула коня поводьями по шее и неспешным шагом двинулась вперёд.

Никаких особых планов у неё не было — только добраться до приличной таверны, расспросить людей… А там видно будет. Что толку строить планы, не зная, как обстоят дела и какой товар в цене? А вот разузнав, что к чему, а еще лучше — найдя проводника или даже компаньона, можно и отправляться.

На Восток.

Мало кто из торговцев забирался на восток хотя бы до Борисфена, предпочитая останавливаться в Веленусе и покупая товары у ливов, рутов и огров — но только не Флёр. Она не собиралась останавливаться даже на берегах Борисфена — её путь лежал гораздо дальше. В степи сколотов, а может быть, и за пределы Ойкумены — в земли из смутных легенд, откуда приходит на запад шёлк, булат, меха, каких не видал никто в западных странах и невероятной красоты и силы кони… Но для этого нужен кто-то, кто с Востоком знаком. Ведь сама Флёр до сих пор и в Веленусе бывала всего два или три раза, а о том, чтобы двинуться дальше, даже и не думала… Впрочем, об этом она будет думать на свежую голову, а пока что ей нужна крыша над головой, ужин и хотя бы горячее пиво с перцем — о глинтвейне вряд ли стоит говорить…

— Эй, мелкий! — окликнула она пробегающего мимо мальчишку. — Не подскажешь ли приличный трактир поблизости?

Мальчишка замер, зачарованно глядя на подброшенные медяки, и ожил лишь когда монеты снова скрылись в ладони.

— Тут совсем рядом, добрая госпожа, — затараторил он, — прямо по улице в сторону собора, а на перекрёстке налево, и через три дома как раз он будет — не ошибётесь, там еще железная кружка вверх дном висит! Лучший трактир на этом берегу, можете не сомневаться!

— Хм… — трактир в таком месте вряд ли будет плохим — впрочем, дешёвым тоже — но свои медяки мальчишка явно заработал.

Найти трактир было несложно, и снаружи он выглядел вполне пристойно — пожалуй, получше рубинхейгенских, а они ведь среди торговцев считались едва ли не идеалом трактира. Вместо одного общего стола здесь по новой моде имелось много маленьких, сам трактирщик разглядывал немногочисленную публику из-за стойки, но главное — в середине зала горел очаг…

— Заходи, добрый человек, — приветственно кивнул вошедшей Флёр старый трактирщик. — Чего желаешь?

— Комнату на неделю и чего-нибудь горячего прямо сейчас.

— Пять тренни за всё.

Цена была вполне умеренной, и Флёр без сожалений высыпала на стойку монеты и заняла ближайший стол.

Ломоть хлеба, миска неопределённо-мясной, но горячей и вкусной похлёбки и большая кружка горячей медовухи с пряностями — трактирщик называл её сбитнем… Определённо, это именно то, что надо. Довольная жизнью Флёр выбралась из-за стола, подобрала мешок и отправилась наверх — в комнату.

Комната её тоже не разочаровала — маленькая, но в ней имелись кровать и печка. Ну а больше ничего и не требуется… Забросив мешок под кровать, Флёр растопила печь и с наслаждением протянула руки к огню. Что же, первый шаг сделан, теперь надо дождаться вечера и расспросить , где, что и почём продаётся и покупается, не собирается ли кто на Восток и что там вообще творится.

В землях, лежащих к востоку от Веленуса, Флёр никогда не бывала и знала их только понаслышке — а это дело ненадёжное. Попробуй догадайся, кто правду говорит, а кто небылицы плетёт, если случалось видеть, как реальностью оборачиваются сказки! Может, Лоуренс и уверен, что никто ничего не знает — и он в чём-то прав, люди исключительно слепы — но у нее достаточно острый глаз, чтобы понять, с кем он тащится на север. А ведь скажи кому, что видела Хлебного волка в человечьем обличье — не поверят… Вот она и не будет говорить.

Спустившись вечером в зал, Флёр потребовала ужин и вино, в ожидании ужина расспрашивая трактирщика о делах в городе. Дела пока что шли так себе — ярмарка открывалась только в воскресенье, а местная торговля особым разнообразием не блистала. Если сравнивать с привычными городами — то скорее похоже на Ленос, чем на Рубинхейген.

Спрашивала Флёр и о ярмарке — чего от неё ждут и много ли торговцев собралось. Трактирщик отвечал охотно, и по его словам выходило, что главным товаром на ярмарке будут меха, мясо и всякого рода соленья, а также пряности, которые всегда в цене.

— Но самое главное, — трактирщик понизил голос, — именно на этой ярмарке сборщики продают весь янтарь, что собирали с весны. На весенние-то ярмарки у них обычно нет ничего, летом добычу продают неохотно, а вот сейчас, под зиму… Сейчас, добрая госпожа, янтарь пойдет, пожалуй, по золотому за полфунта, а ежели особо прозрачный — то и по два возьмут…

В Леносе за фунт янтаря никогда не брали меньше десяти золотых, так что предложение смотрелось очень выгодным…

— А на востоке-то янтарь в большой цене, особенно у сколотов , — продолжал трактирщик, — так что не сомневайтесь, добрая госпожа. В накладе не останетесь, как бы дело ни обернулось. За янтарное ожерелье сколот лучшего жеребца иной раз дает, а кони у них — не то, что наши…

— Звучит неплохо, — согласилась Флёр. — Да только места те мне лишь понаслышке знакомы. Не знаешь ли, когда в те земли караван идёт, или, может, кто проводником наймётся?

— Знаю, как не знать, — кивнул трактирщик. — Бела-огр, что у меня каждый раз останавливается. Завтра или послезавтра приедет, так я вас и познакомлю, а дальше уж как договоритесь. Он купец вольный, своего каравана не имеет, так что может и вас в долю взять…

— А если не возьмёт?

— Тогда придется вам до конца зимы ждать, когда руты придут. Они на обратную дорогу всегда вольных торговцев сзывают…

Что ж, решила Флёр, ей и такой расклад пойдёт. Янтарю ничего не сделается, денег хватит с запасом — отчего бы и не перезимовать здесь?.. С другой стороны, чем дальше она уберётся от Леноса и чем быстрее это сделает — тем лучше. Так что…

— Что ж, буду тебе благодарна, если замолвишь за меня словечко этому огру, — кивнула Флёр. — Я в долгу не останусь.

— Что ж, замолвлю, добрая госпожа, а там уж сочтемся как-нибудь, — ухмыльнулся трактирщик.

Вернувшись в комнату, Флёр, не раздеваясь, повалилась на кровать, заложила руки за голову, закрыла глаза и снова прошлась по всем пунктам своего плана. Вроде бы всё в порядке… А значит, можно и отдохнуть.

Ярмарка отличалась размахом и богатством, какое редко встретишь к северу от Слоде. Здесь, пожалуй, нашлось бы всё, что угодно, но сейчас Флёр интересовал только янтарь — и недостатка в нём не было. Янтарь здесь был на любой вкус — от прозрачного солнечно-золотого до костяно-белого, шероховатого на ощупь.

В этих рядах Флёр задержалась надолго и потратила неприлично много золота — но полученный в результате увесистый мешок того стоил. Затем она отправилась в конные ряды, и недолго поторговавшись приобрела вьючную лошадь — невысокую пегую кобылу с короткой гривой. Красотой она не блистала, зато оказалась огрской породы, то есть — неприхотливой и выносливой, хотя и не быстрой. А так как спешить было некуда, но идти придётся очень долго — лучше не найдёшь…

Завернув в кожевенные ряды и купив новое вьючное седло, Флёр нагрузила лошадь и отправилась назад. А по дороге, поддавшись порыву, купила свиток пергамента. Не лучшего, конечно, старого, не один раз выскобленного, зато дешёвого и его было много, а большего Флёр не требовалось.

Вернувшись в трактир, Флёр достала перо и чернильницу, открыла окно, пристроила свиток на подоконнике и принялась писать. Путевые заметки — отличный способ скоротать время, да и пригодится могут, особенно если она всё же вернётся. Впрочем, если она решит остаться на Востоке, записки тоже пригодятся — наверняка кто-нибудь воспользуется ими, чтобы добраться до Веленоса…

Увлёкшись, Флёр остановилась лишь тогда, когда стало слишком темно. Отложив перо, она убрала пергамент, зажгла свечу и спустилась в зал, где увидела, как трактирщик, кивнув ей, взмахнул рукой.

— Вот о ком я говорил, — сказал он подошедшей Флёр и кивнул на стоявшего у очага огра.

Тот, как и почти все огры, был черноволос и не слишком высок, носил разукрашенный шнуром зелёный кафтан, поверх которого накинул шубу, зелёные же штаны и знаменитые огрские сапоги.

— Вот и прекрасно… Налей-ка по такому случаю вина, — Флёр бросила на стойку несколько медяков, забрала кружку и отправилась к огру.

— Добрый вечер, почтенный, — отсалютовала она кружкой.

— Добрый, — согласился огр. — Мы знакомы?

— Нет, хотя полагаю, что наш радушный хозяин говорил обо мне. Флёр Боланд, — представилась она.

— Бела, сын Чонгора, — ответил огр, протянув руку. — Да, трактирщик предупреждал, что у вас ко мне дело.

— Верно.

— Значит, собираетесь к сколотам? Что ж, я те края знаю неплохо, и если выйти сейчас, доберёмся быстро. Караван соберётся завтра-послезавтра… Кстати, вы с чем идти собираетесь? Даром не возьму, предупреждаю сразу.

— С янтарём, да и монета осталась — могу и заплатить, -сердито ответила Флёр, оскорблённая подозрениями в дармоедстве.

— Расторгуемся — сочтёмся, — отмахнулся Бела. — А янтарь — это дело доброе, у сколотов он всегда в цене…

— Вот только я ещё дальше собираюсь.

— Хм… — Бела потёр подбородок. — Ну, на месте решим. Сам-то я до Танаиса доходил, но за ним никогда не был… Там ещё земли сколотов, но сколотов-кочевников, и тянутся они далеко. А вот о том, что лежит за ними, я знаю только по слухам… Ну и по товарам, которые оттуда привозят. Шёлк, порселан и множество других удивительных вещей… Так что если вы готовы идти до страны Серес — я пойду с вами. Товар, приходя оттуда, проходит слишком много рук, к которым липнет слишком много золота, и если мы найдём прямой путь…

Флёр в ответ промолчала — всё и так было понятно. Прямой путь к богатствам Востока — да даже просто известный путь — принесет неслыханные богатства любому, кто сумеет им воспользоваться.

— Думаю, нам стоит встретиться завтра и спокойно обсудить всё это на свежую голову, — заговорил Бела, протягивая руку.

— Согласна, — ответила Флёр, пожав её. — Значит, завтра утром…

Ночью выпал снег — немного, дюйм или даже меньше, но он лёг окончательно, до самой весны. Лучшей погоды для путешествия, пожалуй, и не придумать…

Флёр усмехнулась, собрала вещи и спустилась в зал. Бела-огр, разумеется, уже был там, и не один.

— Госпожа Боланд, позвольте мне представить наших спутников, — заговорил он, стоило Флёр подойти к четвёрке. — Волмант из Веленоса, мой старый товарищ.

Невысокий крепко сложенный лив поднял кубок, залпом осушил его и вытер длинные усы.

— Вышата-гусляр, — продолжил Бела, и русый парень — почти мальчишка — поспешно вскочил и поклонился, махнув рукой. — Родом из Хориуса, многих там знает и ориентируется в торговых делах недурно. И Ферми Армати из гильдии Роуэн…

— Мы знакомы, хоть и мельком, — Флёр бросила быстрый взгляд на блондина и отвернулась.

На самом деле знакомством это назвать было трудно — Флёр просто слышала о молодом купце, и о том, что его недавно здорово нагрели Лоуренс с подружкой-волчицей, и разумеется, Армати слышал о ней, хотя и явственно немногое. Что ж, тем лучше…

— Мастер Армати составит нам компанию лишь на части пути, — продолжил Бела, — поскольку дела ведут его в Брихен. Однако он просил меня познакомить его с наиболее достойными торговыми людьми этого города, чтобы основать отделение гильдии, и поэтому мы, возможно, задержимся в Брихене на какое-то время. Если это для кого-то неприемлемо, прошу сказать об этом сразу.

Задержка в Брихене у Флёр возражений не вызвала — она слышала об этом городе, но и только — как и большинство торговцев — и пренебрегать возможностью узнать из первых рук, что там и как, не хотела. Волмант и Вышата тоже не возражали, и Бела, кивнув, поднялся из-за стола и сказал:

— Ну что ж, отправляемся.

Час спустя пятеро всадников остановились у южных ворот, продемонстрировали стражнику подорожную и покинули Веленос.

Бирхен, на языке рутов называемый Берёстье, лежит в одном дне пути на юго-восток от Веленоса. Это самый западный город рутов, и хотя он не столь велик, как Веленос, это богатый торговый город, ибо всякий, кто идёт в столицу рутов, не может его миновать.

Обликом и нравом руты весьма похожи на ливов, однако принадлежат к восточной церкви, в душе, впрочем, оставаясь язычниками. Дома свои руты, подобно ливам, строят из брёвен, камень же в строительстве употребляют редко. Дома их внутри устроены подобно ливским, отличаясь лишь мелкими деталями. Сами дома, как было сказано прежде, складываются из брёвен, при этом не употребляется никаких инструментов, кроме топора.

В каждой области рутов правит свой князь, однако все они должны подчиняться верховному князю в Хориусе, что, впрочем, делают столь же редко, что и наши князья.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь» )

Проезжая по городу от ворот до торговой площади, Флёр старалась не упустить ни одной детали — кто знает, что может пригодиться… И пока что увиденное было вполне привычным — разве что каменных построек почти не было, да одежда прохожих больше походила на огрскую. Пожалуй, главным отличием были церкви — строили их здесь в ромейской манере, и было это красиво, хоть и непривычно.

Трактир зато выглядел вполне привычно — и даже вылетающее из дверей тело было знакомой деталью. Флёр придержала лошадь, а тело, тем временем, поднялось, отряхнуло кафтан, выкрикнуло в сторону трактира несколько слов — судя по тону, срамных — и, шатаясь, побрело прочь.

— И ведь не голытьба какая, — заметил Вышата, проводив выброшенного пьяницу взглядом. — Посадский человек из лучших — в толк не возьму, с чего бы ему так пить. Эх… Бог ему судья, а нам как раз сюда.

Внутри трактир — корчма, как его называли руты — тоже выглядел вполне привычно. И публика там была столь же привычная — за исключением разве что бородатого священника, методично и со вкусом пившего пиво, благословляя каждую кружку.

— Чего желаете? — осведомился трактирщик, чей акцент заставил Флёр поморщиться.

— Комнаты и кормёжку, — ответил Бела, бросив трактирщику золотой. — Госпоже — лучшее.

— Не извольте беспокоиться, добрые господа, — закивал трактирщик. — Без промедления сделаем. Эй, Хлоп!

Подскочивший мальчишка получил указания и поспешил наверх — показать гостям комнаты, а сам хозяин исчез на кухне.

Лестница скрипела — не слишком громко, но отчётливо. Подняться по ней незаметно было невозможно, и Флёр это вполне устраивало. Воры в трактирах были всегда и везде, а если кто-то пронюхает, что именно она везёт, желающие залезть в её мешок найдутся немедленно. Впрочем, если потащить его с собой, желающие найдутся ещё быстрее…

Однако все сомнения Флёр разрешил стоящий в ногах кровати сундук с ключом в замке — трактирщик, похоже, на подобную ситуацию и рассчитывал. Что и неудивительно, если вспомнить публику в зале…

А публика в зале была не просто приличная — всё сплошь люди торговые, купцы да приказчики, даже капитаны наёмников, без которых ни одно подобное заведение на родине Флёр не обходилось, отсутствовали. Впрочем, всё это можно было обдумать и позже — прямо сейчас компаньонов ждали жаркое и пиво — только что из погреба…

— Итак, — начал Бела, отхлебнув пива. — Мастер Армати, вам для начала нужно будет предъявить гильдейские грамоты воеводе — так здесь называется бургомистр — но сделать это можно только до полудня, лучше всего — сразу после утрени.

— Но почему?

— Да потому, что дел у него много. Воевода потому и воевода, то есть полководец, что и военными делами занимается, и мирными, — ответил Бела. — Если хотите ещё один совет, скажу — держитесь почтительно, но твёрдо — подобострастия он не переносит. Ну и постарайтесь дело изложить коротко и ясно — тоже на пользу пойдёт…

— Благодарю за совет, Бела-огр, — Армати протянул руку. — Как вы понимаете, здесь наши пути почти наверняка разойдутся, поэтому…

— Хотите вернуть свою долю? — понимающе кивнул Бела. — Разумное желание…

— Напротив, я оставляю свою долю в вашем предприятии в уплату за сведения о землях сколотов и более дальних, если вы узнаете о них что-либо. Вы можете распоряжаться этими деньгами как сочтёте нужным, но все сведения о торгах и путях вы должны будете первым делом представить в нашу гильдию.

— По рукам, — Бела кивнул. — Будет вам описание путей и торгов, докуда дойдём.

На торге царило оживление — по лёгшему снегу пришли санные караваны. Меха с севера, драгоценности и оружие с юга, шёлк с востока… В оружейном ряду Флёр не пожалела двух золотых и приобрела отличный булатный кинжал, затем отправилась за стрелами — и обнаружила Белу. Огр бурно спорил с каким-то парнем в роскошной шубе, а затем что-то коротко бросил одному из торговцев и протянул руку. Торговец без промедления вручил ему лук — короткий и крутой, и несколько стрел. Парень тем временем сбросил шубу, достал откуда-то ещё один лук и принялся чертить углём на стене круги. Затем оба отошли шагов на пятьдесят, остановились и разом натянули луки…

До сих пор Флёр считала, что она неплохо стреляет из лука. Возможно, так оно и было… но только не в сравнении с огром и рутом. По сравнению с ними она была неуклюжим новичком, впервые взявшим лук в руки. Да что говорить — она не могла припомнить никого, кто обращался бы с луком с подобным мастерством, а ведь среди браконьеров и контрабандистов мастеров хватало. Но, как оказалось, западные мастера восточным и в подмётки не годятся — и Бела, и незнакомый рут стреляли быстрее и метче, чем самый искусный лучник империи. Десяток ударов сердца — и в стене уже торчит полдюжины стрел, вплотную одна к другой, в самом маленьком круге. Почти не целясь…

— Право, мастер Бела, мне не случалось видеть стрелка лучше, чем вы или ваш товарищ. Не согласитесь ли преподать мне урок искусства стрельбы из лука?

— С удовольствием, добрая госпожа, — усмехнулся Бела. — Хотя это окажется для вас нелегко — сколотский лук, который в ходу на востоке, сильно отличается от вашего. Впрочем, попробуйте сами…

Лук оказался непривычно тугим — Флёр едва смогла натянуть его до конца и тут же отпустила.

— Что ж, это первое отличие, — хмыкнул Бела. — Наши луки куда сильнее западных. Второе же — способ, которым натягивают тетиву. Мы подцепляем тетиву кольцом, надетым на большой палец, придерживая его средним, а сгибом указательного легко держим стрелу. Смотрите…

Снова взяв лук, Бела неторопливо натянул его, прицелился и выстрелил. Свистнув в воздухе, стрела вонзилась в мишень, а Бела снова отпустил тетиву, выпуская следующую. Это было потрясающе, и Флёр не удержалась:

— Не возражаете, если я опробую ваш способ?

— Попробуйте, — Бела протянул лук, три стрелы и несколько колец. — Только кольцо надо подбирать тщательно — такое, чтобы туго надевалось, иначе соскользнуть может. И учтите, с непривычки это нелегко.

Час спустя Флёр отложила лук и вытерла пот — это действительно было нелегко, но потраченного времени и сил однозначно стоило. Сколотский лук гораздо лучше западного подходил всаднику, а ей придётся провести немало времени в седле… Да, это сложно, но самое главное она поняла, а остальное — дело времени. Пусть она и не станет столь же искусной, как сами сколоты — но ей хватит и этого.

И Флёр, не раздумывая, купила лук и три дюжины стрел, старый же лук продала — за вполне пристойные деньги. Теперь можно было двигаться дальше — Бела собирался остановиться на зиму в Хореве, а весной двинуться на восток.

— Итак, куда мы отправимся дальше? — осведомилась Флёр, когда компаньоны собрались в зале трактира. — И когда?

— Послезавтра, едва рассветёт, — ответил Бела. — И как раз на закате придём в Бобровский городок. Город сей невелик — одна лишь крепость с посадами — и задерживаться мы там дольше, чем на ночь, не станем, если не случится чего-нибудь неожиданного. Оттуда двинемся в город Гомин — там задержаться стоит, потому как торг там, может, и уступает здешнему, но ненамного, а по части мехов и вовсе превосходит. Там же, возможно, придётся нанять охрану — бобровский воевода свои земли от разбойников очистил, а вот дальше на юг они иной раз встречаются… Тут не угадаешь — иной год девица с мешком золота по тракту безбоязненно пройти сможет, а иной спасения нет от шаек, и не в недороде дело, это точно. Словом, если у кого остались тут дела — заканчивайте.

Дел у Флёр не нашлось — и, пройдясь ещё раз по торгу, она вернулась к себе в комнату, достала пергамент и принялась писать. Руты определённо заслуживали подробного описания — мало кто на Западе вёл с ними дела, а кое-кто и вовсе считал чем-то вроде антиподов или псоглавцев — более мифическими чудищами, чем людьми. Шутка ли — она первой из всех купцов Леноса зашла так далеко на восток, и она не собирается останавливаться. Сколоты — только первый шаг…

Она писала, пока не стемнело, потом спустилась в зал и до ночи просидела с кружкой сбитня, слушая разговоры людей, а иногда и спрашивая сама — как знать, что пригодится в дороге? Она запоминала имена земель и людей, дорожные приметы и дурные места, переправы и тропы, повадки зверей и стражников…

А на рассвете отправилась в путь.

Бобровский воевода был высок ростом, свиреп лицом и суров нравом, так что сам походил на разбойника — однако ж честен был на удивление. Лихоимством брезговал, на расправу был скор — пойманных в первый раз нещадно сёк кнутом, не оставивших же после этого разбой, поймав, вешал — подход, который Флёр находила весьма разумным .

Бела и Вышата, как оказалось, с воеводой были знакомы, и потому остановилась на ночлег их компания не в трактире, а в воеводском тереме. Флёр это показалось странным — ладно Бела, не раз и не два проезжавший этим трактом, но Вышата? Как молодой гусляр мог оказаться знакомым воеводы? Нет, как они могли встретиться, Флёр вполне могла представить, но… Воевода явно относился к гусляру, как к своему человеку — пожалуй даже, доверенному слуге. И верно — кто обратит внимание на бродячего музыканта? Кому придёт в голову грабить его или опасаться его? Кто станет умерять голос в его присутствии — а ведь у музыканта острый слух — и следить за словами?

Немногие. Очень немногие… Даже сама Флёр, хоть и не особо доверяла Вышате, не думала, что он может быть человеком воеводы… И то, что ещё вчера она о воеводе Добрыне не слыхала — не оправдание. Должна была догадаться, что парень не сам по себе — но ничего не заподозрила. Расслабилась, как последняя дурочка… Что ж, впредь будет внимательнее — покуда ничего по-настоящему дурного не случилось.

На рассвете следующего дня они покинули крепость. Воевода, решивший устроить своим солдатам внезапный смотр, прощаясь, сказал:

— Верстах в пятнадцати по тракту , в лесу, увидите тропинку с полночи. Там осторожней будьте и на отдых не становитесь, покуда мёртвую сосну без ветвей не минуете, да молитесь. Кудеса недобрые там случаются…

Бела кивнул, пожелал воеводе доброго здоровья и отпустил поводья. Компания двинулась вслед за предводителем, и Флёр, толкнув лошадь каблуками, задумалась над словами воеводы. Кудеса недобрые… Что бы ни рассказывали с амвона священники, в мире оставалось место многим странным силам и существам, которые ничуть не боялись имени божьего и друзьями человеку не были. И на них была управа, конечно, да только не хотелось бы с таким встретиться на лесной дороге… Повезло Лоуренсу, ох повезло — да только редко кому так везёт.

Тропинку Флёр увидела первой — и ничего необычного не заметила. Обыкновенная лесная тропа, обыкновенный лес, обыкновенный среднего достатка крестьянин… Да только лошади встали, как вкопанные — храпят, глазами косят, но не идут. Крестьянин же неспешно подошёл, снял шапку, как-то небрежно поклонился и сказал:

— Здравы будьте, странники! Далеко ль путь держите?

— И тебе здоровья да благоденствия, — ответил Вышата, поклонившись в пояс. — А идём мы в город Гомин по делам торговым.

Флёр нахмурилась, внимательно разглядывая незнакомца — и мысленно хлопнула себя ладонью по лбу. Шуба, запахнутая не на ту сторону — куда уж очевиднее! Вот только что за дело до них лесному хозяину?..

Леший тем временем опрокинул поднесённую Вышатой чарку, крякнул и сообщил:

— Не дойти вам этой дорогой до Гомина. Дерево нынче утром старое на дорогу упало — и за день его не убрать. Могу я вас провести другой тропой…

— Да только что взамен спросишь?

— Уж спрошу, не думай, что даром пройдёте, — леший прищурился. — Видела ты, цветозванная, Хлебную Волчицу — чую я дух её на тебе — вот и расскажи-ка мне о ней всё, что тебе ведомо.

Флёр снова нахмурилась — на этот раз недоумённо — и ответила:

— Мало мне ведомо, а что ведомо, то и тебе поведаю, да смотри потом, не говори, будто продешевил.

— Не скажу, что бы ни услышал от тебя.

— Знаю я, что идёт она на север, и идёт с ней торговец по имени Лоуренс. Знаю, что не одно лишь дело их связало. Слышала мельком, что не просто идёт она на север, но домой вернуться пожелала. Большего же не знаю — так не говори, что слова не давал!

— От слова своего не отказываюсь, — ответил леший. — И довольно ты сказала, а за то тебе благодарность моя.

И исчез, словно его и не было.

Под ногами по-прежнему был укатанный снег тракта, позади — огромное дерево… А была ли беседа с лесным хозяином — бог знает. Может, была, а может — пригрезилось, покуда у костра дремала…

— Ладно, — хлопнул рукавицами по ладони вставший Бела, — пора дальше идти. Если поднажмём, так самое большее, в сумерках до Гомина доберёмся, а не то как и засветло.

На том и порешили — ночевать в лесу не хотелось никому.

Город Гомин был невелик, небогат и спокоен, и надолго в нём задерживаться путешественники не собирались. Иди они на запад — здесь бы стоило задержаться да накупить мехов, но в восточных землях и своих хватало. Правда, могло тут сыскаться что-нибудь редкое, так что взглянуть всё же стоило — но завтра. Слишком поздно они пришли — часы на ратуше как раз пробили семь ударов. Оставалось только найти приличный трактир и устраиваться на ночь. Впрочем, искать трактир не пришлось — вполне приличное заведение стояло всего в квартале от ворот. Выглядел он, конечно, посредственно, однако чутьё подсказывало, что это всего лишь видимость... И не обмануло — в этом трактире останавливались одни только вольные торговцы. Редкая удача — да к тому же здесь были и друзья Белы, хорошо знакомые со сколотами. Люди эти, в отличие от Белы, с ними вели дела регулярно и всегда знали, что нынче в цене и кто из вождей куда откочевал. Были среди них те, кто доходил до реки Итиль, и кого-нибудь из них Флёр планировала взять проводником. Конечно, этого было мало, но для начала хватит и этого — а там она как-нибудь договорится со сколотами, благо их земли тянулись и дальше на восток.

Разумеется, всё с самого начала пошло не по плану — нужных людей в городе не было. Разошлись кто куда, и вернуться обещали нескоро... Пришлось расспрашивать трактирщика, не знает ли он кого-нибудь, кто торговал бы со сколотами и знал их земли.

Трактирщик знал — но его знакомого тоже не было в городе. Подавив желание выругался, Флёр устроилась за столом, разложила пергамент и обложила про себя парочку недоумков, которым потребовалась компания. Здесь, конечно, было довольно шумно, дымно и грязно — но здесь хотя бы стол был, а очаг и свечи давали достаточно света для письма. Пододвинув подсвечник, Флёр прикрыла глаза, вспоминая дорожные приметы, и принялась писать.

Внимания на неё почти не обращали — благо, не она одна решила поупражняться в чистописании. Публика, собиравшаяся здесь — один только торговый люд — не только отдыхала, но и проворачивала дела... И этим нужно было воспользоваться. Пусть тех, кого искал Бела, не было — но были другие, и кто-нибудь знал о том, что их интересует. Кто-то бывал здесь, кто-то — там, один что-то слышал, другой нашёл необычный товар... Так, по кусочкам, и выяснится всё, что нужно. Времени, конечно, на это уйдёт немало — но у них вся зима впереди, уж как-нибудь уложатся...

Занятая работой, Флёр не сразу заметила, что в зале воцарилась тишина. А когда заметила... Обычно такая тишина предваряла всеобщую драку, и Флёр, спешно закрыв чернильницу, приготовилась встать — да так и замерла.

Два крепких мужика поставили на стол скамью, на неё уселся Вышата, положил на колени гусли и заиграл на них. Сперва взял несколько нот на пробу, затем сыграл какой-то обрывок мелодии, а затем взялся за дело всерьёз.

Язык рутов Флёр понимала через раз, однако и того, что она разобрала, хватило, чтобы всё бросить и застыть, вслушиваясь в речитатив. Ведь герой этого сказания был купцом... И его история была уж слишком похожа на её собственную. Совпадение? Как знать... Вышата — человек бобровского воеводы, но только ли его? Да и сам-то воевода — чей человек?

Что-то подсказывало, что ответов на эти вопросы искать не стоит...

На торг Флёр явилась к самому открытию — и не пожалела. Мехов было предостаточно, но ничего такого, что стоило бы везти к сколотам — за исключением одной шкуры. Шкура была медвежьей, но медведь этот был раза в полтора больше обыкновенного, да ещё и чисто-белым... Привезли её откуда-то с севера, и стоила она соответственно — но была уж слишком хороша. В самый раз для подарка царю сколотов — а без его дозволения им не пройти по сколотским землям. Одной её, конечно, будет мало — но что-то ещё стоит поискать в Хореве, благо, времени предостаточно.

Но всё это будет потом. А пока копыта мерно бьют по мёрзлой земле и утоптанному снегу, летит навстречу дорога, и с каждым часом всё ближе Хорев. Столица рутов... И настоящее начало её путешествия.

<hr />Примечания:

Да, это по-прежнему сайд-проект, но писать я всё же буду не по главе в год.

III

Хориус, называемый рутами Хорев, стоит на реке Борисфен в одном дне пути на юг от Гомина. Это столица рутов, самый большой и богатый город их страны (хотя жители Хольмгарда почитают таковым свой город). Здесь также пребывает архиепископ рутов и знатнейшие нобили.

Великий князь рутов имеет особую дружину отборных воинов, называемых витасами. Витасом может стать человек любого достоинства и происхождения, если покажет в сражении особенные храбрость и искусство, есть среди них также и некоторое число воительниц, называемых поляницами. Эти воины подчиняются только князю и служат его телохранителями и в мире, и на войне. Также князь часто посылает их с различными важными поручениям.

Торговля в Хориусе обильна и богата, ибо здесь сходится множество путей и встречаются купцы из множества стран. Западнее Хориуса купцы сколотов не заходят никогда, однако в нем самом они частые гости. Они привозят множество изделий из кожи, все — чрезвычайно искусной работы, луки и стрелы, а также пряности, шёлк и порселан, которые достаются им от купцов с востока. Покупают же они меха и различные камни, охотнее всего — янтарь.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Хориус производил впечатление — с этим нельзя было не согласиться. Больше и богаче любого города, где Флёр доводилось бывать, не столь степенный, как Хольмгард, он не просто стоял на границе Востока и Запада — он ей был. Флёр только за утро увидела купцов со всей Ойкумены — а торговая площадь была занята хорошо, если наполовину. А места на ней хватало...

Были здесь и сколоты, которым Флёр продала часть янтаря — тот, что поплоше, и была приятно удивлена выручкой. Сколоты охотно покупали даже откровенно бросовый янтарь и платили раза в два больше, чем она на него потратила, так что возникло даже искушение продать здесь всё. Искушению Флёр не поддалась, вовремя вспомнив, что в землях сколотов за него можно выручить куда больше.

Большая часть выручки ушла на покупку нового колчана с налучем, запаса стрел и одежды — та, что имелась, для такого путешествия не годилась. Первым делом была куплена шуба — длинная и тёплая, пригодная для верховой езды. За шубой последовали пара огрских сапог, рукавицы и шапка — сколоты одевались очень похоже, а уж им было лучше знать, что носить в своей стране.

Здесь же погода была почти привычной. Снега, пожалуй, чуть больше, да и то — не так уж и заметно. Говорили, правда, что бывают морозы, в которые замерзают даже пороги... Но бывают они нечасто и, как говорили знатоки, этой зимой их ждать не стоит.

Впрочем, погода не слишком волновала Флёр — дела торговые занимали её куда больше.

Чем торговать со сколотами? Янтарь? Его одного мало — работай она, как обычно, одна, этого было бы достаточно, но для каравана, пусть и столь маленького, явно не хватало. При этом денег имелось не так уж и много, а идей — и того меньше. Хотя... Соль. Прожить без соли можно, но плохо и недолго, так что она всегда в цене. Сколоты, кажется, сами соль не добывают, а покупают её у рутов, но зимой мало кто вываривает соль, так что до весны цену не собъют... С другой стороны, соли надо много — а продадут ли столько? Может, лучше купить ещё самоцветов? Но каких? Бог знает, что у них в цене... В общем, надо посоветоваться со спутниками — уж они-то знают, когда, чем и с кем торговать.

Бела выслушал её и сказал:

— Соль везти смысла нет — в их землях несколько больших солёных озёр. Скорее даже, стоит на обратном пути купить соль у них. То, что они её не добывают — просто слух, который кто-то запустил лет пять назад. Камни — неплохо, но у вас столько янтаря, что даже Алмаз Дьявола сколоты за ним не заметят.

— Тогда что нам взять на продажу?

— Дерево — сколотам его всегда не хватает, всё же они степные жители, — ответил Бела. — Но его покупку оставим Волманту — это его конёк. Тем более, что спешить нам некуда, хоть я и подумываю не зимовать здесь, а перебраться в Шаркан, что в дне пути на восток. Там уже владения сколотов, и у них, я надеюсь, мы сможем узнать о странах Востока больше... С другой стороны, зимой сколоты неохотно трогаются с места, даже кочевники не покидают зимовок, так что торга там сейчас почти нет.

— У нас и товара не так уж и много, да и денег не больше. Тем более, ещё лес, а ещё обозным платить, да ещё царю подарки — шкура хороша, да её одной маловато... — Флёр пожала плечами. — Вам, конечно, виднее — вы эти края знаете — но по мне так лучше здесь перезимовать. Спешить нам некуда, а разузнать пути здесь всё ж попроще будет, хотя бы часть... Кстати, а толмач нам разве не нужен?

— Он у нас есть — Вышата прекрасно знает их язык.

— Вышата... Чей он человек?

— Полагаю, боярина Алексия Тёмного, — пожал плечами Бела. — Ну и бобровского воеводы — по рядной грамоте, разумеется.

— А чем славен этот боярин?

— Тёмным его недаром прозывают — не так уж он и славен, однако боятся его многие... В его руках и лазутчики, и дела об измене, и всякий сыск. Князь его держит близ себя, и никому, кроме самого князя, он не подчиняется... Но, надо отдать ему должное, никогда не карает без вины.

— Полагаю, он отнюдь не случайно присоединился к нам?

— Полагаю, так и есть, но сделать мы всё равно ничего не можем. Да и толмач он если и не лучший в этих краях, то уж точно один из лучших — может даже срамную брань перетолковать.

Флёр хмыкнула, сочтя подобное умение скорее забавным, чем полезным — уж если тебя в три наката кроют, это и без толмача понятно.

Так и не найдя ничего, достойного внимания, они возвратились в трактир. Волмант уже вернулся и, усевшись на бочку у прилавка, внимательно слушал здоровенного детину в тулупе — кузнеца или литейщика, судя по опалённой бороде. Детина прихлёбывал пиво и степенно рассказывал, что видел и слышал в соседних землях. Волмант слушал, задавал вопросы, делал какие-то заметки на полосках бересты — и было заметно, что его что-то беспокоит.

— Здравствуй, добрый человек! — обратилась к незнакомцу Флёр. Получилось так себе — но хотя бы понятно.

— И тебе не хворать, — отозвался тот.

Слово было незнакомым, но о смысле его догадаться было несложно, так что уточнять Флёр не стала.

— Случилось что-нибудь? — спросила она Волманта.

— Знающие люди говорят, что идёт буря, — ответил тот. — Сегодня к вечеру ждут... Если тракт заметёт — застрянем на неделю, а то и больше.

— Не вижу беды, — пожала плечами Флёр. — Неделя здесь, неделя там... Всё одно — до весны на Восток не двинемся...

Сама Флёр не видела большой разницы — здесь остаться на зиму или в Шаркане, и ждала решения знатоков.

— Переждём бурю, — решил Бела, — а как тракт поправят, двинемся в Шаркан. И раз уж так, то нет ли у тебя, кузнец, какого товара на продажу?

— У самого-то ничего не сыщется, — ответил кузнец, — а вот у брата моего, что камнерезным делом занят, кое-что дивное сыщется. Поглядеть не желаете — брат мой тут неподалёку живёт?

— Почему бы и нет? — согласился Бела. — Что скажете, товарищи?

— Я бы взглянул, — степенно ответил Волмант. — Если там и вправду что- то необыкновенное, то стоит купить — как раз к шкуре будет.

Флёр молча кивнула — у камнерезов и ювелиров почти всегда можно найти диковину, а она сама только утром думала, что одной медвежьей шкуры, пусть и белой, всё же мало для подношения царю.

Звали камнереза Гудимом, и он, проучившись несколько лет в Рубинхейгене, знал лингва франка, так что его Флёр понимала свободно, а не слово-другое из десятка.

— И верно, есть у меня диво, — сказал он, когда с приветствиями было покончено. — Вот, смотрите...

Гудим размотал полотно и предъявил яшмовую пластину чуть меньше ладони, с неровными краями. Ни кисть художника, ни резец гравёра не касались камня — но всё же на нём ясно видно было горное озеро с поросшими кустарником берегами.

— Откуда это?.. — выдохнула Флёр, потрясённая зрелищем.

— Это яспис с Поясного Камня, — ответил Гудим, — и вида он был самого обыновенного, покуда я не распилил его. Разрезав же его, я увидел вот эту картину, на другой же части ясно изображён был пардус, в дебри лесной идущий. Испугался я, что отнялся у меня рассудок, позвал сына — но и он то же увидел. Тогда вознесли мы молитву, опасаясь дьявольского наваждения — но не исчезли ни озеро, ни пардус...

Флёр слушала внимательно — до сих пор о таком ей слыхать не приходилось. Мастера, умевшие так подобрать оттенки камня, чтобы получились настоящие цвета, ей встречались — но тут всё было иначе. Камень изначально содержал рисунок, и если это не было чудом, то что тогда чудо?

Но Флёр считала, что всякое чудо должно приносить пользу — и польза этого чуда была совершенно очевидна. Оставалось только заполучить камень — и она спросила:

— За что отдашь камень, мастер?

Гудим помолчал, погладил бороду и изрёк:

— Поелику то вещь не обыкновенная, нельзя её отдать за цену обыкновенную...

Флёр лишь чуть слышно фыркнула — и пошла торговаться.

Спустя два часа и почти половину оставшегося золота ударили, наконец, по рукам. Компания вернулась в трактир, братья получили деньги и тут же предложили выпить — «во славу божию и за чудеса земные», как выразился Вышата... А там и солнце зашло — и налетела метель. Ветер, может, с ног и не валил, но снега нёс столько, что и на полдюжины шагов дорогу не разглядеть.

Выглянув в окно и убедившись, что на улице делать нечего, Флёр зажгла свечу и принялась писать. Путевые заметки о дорогах и торгах превратились в подробное описание стран и народов, хотя торговля по- прежнему была на первом месте, запасённого пергамента не хватило, и пришлось закупиться бумагой.

Что интересно — бумага у рутов встречалась куда чаще, чем на Западе, и пользовались ей охотнее, чем пергаментом, хотя стопа хорошей бумаги стоила недёшево, а плохую тут и вовсе не брали — береста в лесу даром растёт...

А грамотных людей среди рутов было необычайно много — и таких, от кого подобного не ожидаешь никак. Взяв наугад десяток крестьян, и то можно было найти одного, умеюшего читать хотя бы по складам. Понятное дело, читать древних философов у них времени, да и желания, не находилось, но вот написать купчую, жалобу или донос всегда было кому...

Разумеется, Флёр этот необычный момент отметила в своих записках. Она вообще всю неделю, ушедшую на расчистку тракта, только тем и занималась, что писала и переписывала набело свои заметки. Кроме того, она составила подробную роспись товаров и цен в Хориусе, которую отослала Армати — труд невелик, а услугу гильдия не забудет... А ещё Флёр приобрела у одного книжника «Сказание об Иоанновом царстве» — уж очень интересно было, до какой степени эта история не соответствует действительности. Было подозрение, что ни на грош.

А за два дня до их отъезда, в последний день ярмарки, случилось в городе настоящее сражение, хоть и потешное, но по накалу страстей не уступающее настоящему...

Началось же всё предыдущим вечером, когда в трактир ввалились два шута в вывернутых наизнанку тулупах, рогатых шапках и масках. Один из них играл на авлосе, второй бил в бубен и что-то выкрикивал — Флёр поняла только, что всех желающих зовут завтра на ярмарочную площадь, но что именно там будет — не поняла.

— Поучаствовать, что ли... — протянул Бела.

— В чём?

— Стеношная потеха, местный кулачный бой, — ответил Бела. — Любимая забава и, между прочим, полезное воинское упражнение. Прекрасно учит держать строй и поддерживать товарищей. Кстати, между боями будут и другие состязания — если захотите, можете присоединиться.

Флёр, конечно, владела луком и кинжалом, но мастером не была. С борьбой дело было не лучше, как и с подобающими знатной девушке вещами — коротко говоря, действительно умела она только торговать и в тавлеи играть, а завтра и то, и другое будет ни к чему. Но с другой стороны — если уж её вызовут, так хоть без позора проиграет...

Собрался на поле, кажется, весь город. В толпе шныряли торговцы с лотками, наперебой расхваливавшие свой товар — сбитень и калачи, и неизбежные воры. На широкой утоптанной полосе собирались бойцы, строились в две линии, приплясывали, разминаясь, между линиями играли скоморохи...

— Скоро начнут, — сообщил Волмант, поглаживая усы.

— Кстати, а какие правила у этого боя? — осведомилась Флёр, высматривая Белу.

— Очень простые. Кто заступил за черту — проиграл. Нельзя бить выше плеч и ниже пояса, нельзя бить упавшего, нельзя бить ногами, но можно ставить подножки и хватать за пояс. Бой ведётся в три сходки, так что ничьей не бывает... Вот, скоморохи заиграли задор — сейчас начнётся!

Скоморохи, отбежав на край поля, заиграли быструю и ритмичную мелодию, и две линии двинулись навстречу друг другу. Столкнулись, замелькали кулаки, кто-то упал, кто-то вылетел из строя и теперь бежал вокруг боя на своё место... А затем одна линия неожиданно качнулась назад, отступила на два шага — и музыка оборвалась.

— Побили городские посадских, — сообщил Волмант. — Да быстро как — давно такого не видал...

Пока бойцы обеих стенок отдыхали, показать удаль и испытать силу могли все желающие. Желающих нашлось немало, посмотреть было на что — но участвовать по-прежнему не собиралась.

Прошлась, полюбовалась, как поляница — сложения с виду отнюдь не могучего -легко валила на землю крепких мужиков и вернулась на прежнее место — как раз ко второй сходке.

На второй раз схватка оказалась дольше и свирепей. Волмант с удовольствием объяснил, в чём причина: жители предместий уже не первый год выходили победителями, и даже треть поражения вызвала у них сперва потрясение, а затем жажду битвы. Всё как в настоящем сражении... И, как в настоящем сражении, победителям пришлось немало потрудиться. Горожане, почувствовав вкус победы, бились, как львы — но всё же проиграли. Появились даже раненые — кто-то, неудачно упав, сломал руку, кто-то разбил лицо или выбил зубы, а уж порванную одежду и не считали. И — даже тени вражды нет, и никто обиды не ищет, а ведь в Рубинхейгене за порванную одежду могли и плетьми высечь. Особенно — если незнатный нобилю платье испортил, а здесь — в порядке вещей. Зато за вырванную бороду виру берут, как за убийство виллана — холопа, если языком рутов пользоваться...

За размышлением о законах Флёр не заметила, как началась третья сходка — а вот Белу заметила. Огр стоял в посадском строю и выглядел вполне довольным жизнью — беспокоиться о нём явно не требовалось.

Флёр купила у лоточника кружку сбитня и приготовилась — начиналась третья сходка. Последняя — а потому самая напряжённая и азартная. На сей раз и Флёр присоединилась к хору подбадривающих — как не поддержать делового партнёра, особенно когда тебе это ровно ничего не стоит...

Стоило отдать горожанам должное — проиграли они достойно, заставив противника истратить все силы. Пожалуй, в настоящем бою победителям пришлось бы убираться прочь, лишившись большей части войска.

Горожане явственно считали так же, а потому, едва отдышавшись, побеждённые совместно с победителями устроили грандиозное гулянье, рискующее перерасти во всеобщее пьянство.

— Добрая потеха! — объявил подошедший Бела, потирая левый бок. — Вот теперь уж точно все дела переделаны — завтра с восходом отправляемся.

— А вы сегодня навестите лекаря, — посоветовала Флёр. — Не хотелось бы посреди дороги узнать, что у вас сломано ребро.

— Вот уж чего точно нет, — отмахнулся Бела. — Имел как-то несчастье — на всю жизнь запомнил и ни с чем не спутаю. Остальное же исправит баня...

В целебных свойствах бани рутов Флёр не сомневалась, а потому настаивать не стала. Если уж кости целы, то беспокоиться действительно не о чем... А ей самой стоит наведаться в баню и закончить хотя бы черновики — завтра будет не до того.

И это хорошо — в Хориусе становилось скучно. Деятельная натура Флёр требовала движения, новых впечатлений и новых торгов... А значит, пора двигаться дальше. К последнему берегу, а возможно, и дальше — кто знает, может быть, есть земли и за океаном... Впрочем, об этом думать рано — вернётся, тогда и о новой экспедиции можно будет подумать.

На рассвете караван саней вырвался на тракт и помчался на восток — в неведомые земли, куда не заходил прежде ни один человек из западных стран. Бела-огр, разве что... Но трёх веков не прошло, как сами огры ушли отсюда, повздорив с рутами. Огров поэтому можно не считать, да и Бела сам говорил, что не заходил дальше Танаиса... Что ж, она будет первой — и тем, кто когда-то поносил её, придётся поприкусывать языки. А уж когда о её путешествии услышат Лоуренс и его хвостатая подружка...

Флёр отчётливо представила их лица в этот момент — и рассмеялась.

<hr />Примечания:

Автора снова поразил финансовый кризис, и он снова был бы благодарен за материальную помощь. Номер Яндекс Денег для желающих — всё ещё 41001136274436.

Страна сколотов начинается за рекой Танаис, на их языке называемой Дану, и простирается далеко на восток. Городов в ней мало, ибо в большинстве своём сколоты — кочевники, лишь немногие живут осёдло, отдавая предпочтение скотоводству перед пахотой. Все сколоты — совершенные язычники, и миссионеров, посылаемых в их земли, обыкновенно с насмешками изгоняют, не чиня, впрочем, никаких утеснений верующим.

Правит сколотами царь, обыкновенно пребывающий в Шарракане, где также имеется самый большой торг, однако власть его ограничена волей вождей племён и возрастает или умаляется по их желанию подчиняться. Кроме того, царя сколоты почитают наместником богов, отчего, даже отстранив его от власти мирской, в делах духовных подчиняются ему беспрекословно.

Сколоты — воинственный народ, женщины их сражаются наравне с мужчинами и столь же свирепы в битве. Все они — искуснейшие всадники и лучники, и потому, нападая, кружат близ вражеского войска, осыпая его множеством стрел, пока то не будет истреблено или не обратится в бегство.

Из всех товаров всего более ценят сколоты янтарь, лес и доброе железо, а также вино. Охотно приобретают они и зерно, ибо собственного не сеют, однако цены за него большой не дают, не имея большой в нём нужды.

Лучшие их товары — порселан и шёлк, привозимые из страны Серес, и пряности из страны Синд. Есть у них также искусно выделанные меха и кожи и всё, что делается из них, крепкие овцы, не боящиеся непогоды, и драгоценные камни, что добывают в Рифейских горах, но главное их сокровище — кони, называемые небесными, с которыми сколоты расстаются с чрезвычайной неохотой.

Эти кони, как говорят, имеют такое происхождение: раз в двенадцать лет кони Воинства Небесного приходят из Рая на священную гору, где соединяются с сильнейшими и храбрейшими кобылицами. От этого рождаются жеребята золотой масти, которыми не могут завладеть смертные.

Люди же, увидев знамения, пригоняют к подножию горы лучших кобылиц, с которыми соединяются золотые кони, от чего и рождаются небесные кони.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Царь сколотов Иданфирс оказался тучным пожилым человеком с длиннейшими седыми усами. Благосклонно приняв подарки, он, однако, предложил обращаться к царевичу, поскольку сам намеревался завтра же отправиться в Белую Степь и приглашал гостей проводить его. Флёр уже собралась почтительно отказаться, но Вышата опередил её:

— Это необычайная честь для скромных путников, — сказал он, прикрыв глаза ладонью. — Мы с благодарностью принимаем его. Пусть не сочтёт царь трудом и о нас молвить слово перед Пресветлым Владыкой...

— Во что ты нас втянул?! — прошипела Флёр, едва они вышли из царского дома. — Какие ещё проводы?

— Но это действительно честь, — поднял руку Вышата. — Позвольте, я всё объясню.

— Мы слушаем, — кивнул Бела, поглаживая ножны сабли.

— У сколотов есть обычай, — начал Вышата. — Если царь от старости или неизлечимой болезни слабеет и не может уже сражаться, он велит насыпать большой курган и убрать его внутри как бы пиршественным покоем. Когда всё готово, царь, его двенадцать телохранителей, а также некоторые из его жён и слуг, вызвавшиеся по своей воле, являются к кургану. Облачившись в лучшие одежды, взяв лучшее оружие, любимого коня, собаку и ловчую птицу, приходят к кургану. Здесь они раздают всё своё имущество, царь призывает людей чтить законы и не терять надежду, после чего вместе со спутниками входит в курган. Они закалывают животных и садятся пировать, а в это время курган засыпают, и когда он будет засыпан окончательно, царь и его спутники выпивают яд. Те же, кого царь пригласил проводить его, пируют вокруг кургана и после этого считаются почти побратимами... Обычно это слово значит «сотрапезник», но в этом случае, говоря, надо в знак почтения прикрыть глаза ладонью.

— Много же ты знаешь, гусляр... — протянула Флёр.

— Так ведь добрый толмач и обычаи понимать должен, — ответил Вышата. — Да и матушка моя из сколотов...

Флёр и Бела переглянулись, вспомнив недавний разговор. Ничего это, конечно, не доказывает — но намекает. Как бы не оказался посадский человек Вышата и вправду кем-то другим... Да и странно было бы, если бы их поход обошёлся без соглядатая — это от имперских гильдий получилось ускользнуть, да и то ненадолго. Впрочем, она и не старалась...

— Что ж, раз ты так хорошо знаешь обычаи — займись обустройством, — Флёр бросила Вышате кошелёк с серебром, — а мы покуда посмотрим, что тут есть.

Торговля шла не слишком бойко, но янтарь раскупили моментально. Только золото Флёр вернула полностью, а ведь некоторые расплачивались мехами или самоцветами. Среди них попалось несколько незнакомых камней — слишком тёмных для изумруда и слишком зелёных для аквамарина, которые Флёр положила отдельно, собираясь разобраться позже.

Попалось и несколько совсем уж необычных вещей — например, серебряная статуэтка женщины, держащей в руках звезду и лунный серп, или широкое ожерелье из множества разноцветных стеклянных бусин, собранных в загадочный узор... Откуда они взялись — никто уже не знал, а между тем, столь тонкой работы со стеклом, как это ожерелье, Флёр видеть не приходилось. Столь яркого и чистого цвета не было даже у лучшей винийской смальты, к тому же это стекло было почти идеально прозрачным... Найди источник этого стекла — и ты богаче всей церкви... Если, конечно, сохранишь тайну.

Флёр взвесила на ладони кошель, хмыкнула и убрала его под куртку. Определённо, ей повезло, и если бы даже она решила прямо сейчас повернуть назад, предприятие бы себя вполне окупило — но не останавливаться же на полпути? Что ж, можно и возвращаться в трактир — наверняка их проныра-толмач уже нашёл им жильё...

Она оказалась права — решил, правда, довольно неожиданно, купив сколотский шатёр. Вполне разумный шаг, вот только...

— А поставить его ты сможешь?

— Да это не сложнее обыкновенной палатки, только немного дольше! — возмутился Вышата. — Правда, в одиночку её поставить очень трудно... Но она гораздо удобнее обыкновенной палатки, и в ней гораздо теплее.

— Она?

— Тома, это слово женского рода, — кивнул Вышата. — Если хотите, я могу вас научить — сколотский язык не слишком трудный.

Флёр на мгновение задумалась — и кивнула. Она собиралась и дальше торговать со сколотами, а для этого их язык необходим. Ещё, конечно, хотелось бы получить привилегиум на торговлю, пусть даже и временный, но тут уж всё в царской воле... Нет, она и без него своего не упустит, но привилегиум заставит умолкнуть и самых злоязычных. Тем более — привилегиум царя сколотов...

Двух веков не прошло, как на луга Нонии обрушились багровым приливом огры — и от Тартеса на западе до Леноса на востоке все страны и города по сей день боялись нового Потопа...

Флёр тряхнула головой, отбрасывая лишние мысли — всё это прямо сейчас не имеет значения. Сейчас у них довольно и других дел, и первое — поставить тому, при том, что знает, как это сделать, один Вышата. Потом — явиться завтра к кургану, а всё остальное до тех пор с места не сдвинуть...

Вопреки опасениям Флёр, тома действительно ставилась без особого труда и быстро. И она действительно была куда удобнее обычной палатки или даже большого шатра — хотя бы тем, что в ней было гораздо теплее. Иначе и быть не могло — ведь стены томы были войлочными, да ещё и из двух слоёв, а очагом служила большая бронзовая чаша с прорезной крышкой. Это было очень кстати — мороз к вечеру усилился, и яркие звёзды скорой оттепели не обещали...

Флёр стояла у порога и смотрела в небо, только сейчас окончательно осознав, как далеко она зашла. До сих пор ей не приходилось видеть Ось Мира так низко... А ведь зима здесь суровее, чем в Леносе, что на многие сотни миль севернее — интересно, почему?

В своё время Флёр получила более чем пристойное образование, включавшее и начала наук, однако ничего, что могло бы это объяснить, в её знаниях не было... А жаль.

Поёжившись, Флёр поспешила вернуться в тепло — завтра предстоял непростой день, и стоило как следует отдохнуть — в этом странствующий торговец подобен солдату...

На рассвете царь Иданфирс с двенадцатью товарищами, старейшей женой и слугами, несущими множество всякого добра, взошёл на курган и обратился к своему народу. Он призвал уважать друг друга, почитать богов, соблюдать добрые обычаи и не преступать законов, а после объявил, что вручит дары многим достойным людям. Кто получил клинок или лук, кто — коня, кто — украшения или платье...

Вышате царь подарил орихалковые струны, Волманту — соболью шубу, Беле — сколотский колчан-горит из драгоценного дерева, а Флёр — золотой браслет в виде свившегося в два кольца змея с усатой головой и четырьмя почти птичьими лапами.

Затем царь объявил, что столь отважным купцам подобает особый дар, подозвал Флёр и вручил ей золотую пластину на цепочке, на которой был несколькими линиями изображён вставший на дыбы конь. Пластина явно не была украшением, и Флёр, почтительно поблагодарив царя, спустилась с кургана и шёпотом спросила у Вышаты:

— Что эта вещь значит и что с ней делать?

— Это царская тамга, — так же ответил Вышата. — Разом и подорожная, и привилегиум, и охранная грамота. Не знаю уж, отчего такая щедрость... Но теперь никто в сколотских землях не посмеет заступить нам дорогу, да и руты станут с большим почётом нас встречать. А вот что что будет дальше на восток — тут я не советчик, те земли мне неведомы.

— И этого много, — Флёр повесила тамгу на шею.

Это действительно было куда больше, чем она надеялась. Не просто привилегиум, но ещё и возможность доставить товар быстро... А самое главное — возможность, пусть даже и неверная, получить сколотских коней. Тех самых небесных коней, за которых князья и короли платили золотом по весу вдвое.

Тем временем царь и его спутники вошли в курган, семь воинов и семь воительниц засыпали проход — и начался пир. Совершенно не похожий на поминальный — можно было подумать, что люди провожают родственника в соседний город...

По дороге домой Флёр обдумывала, что делать дальше — зима только началась, и им предстояло провести здесь больше трёх месяцев. Конечно, сидеть без дела не придётся — надо готовиться к весне, но всё это сплошные траты...

Можно было отправиться на зимнюю ярмарку в Хориус и расторговаться — и нужно было это сделать — но этого всё же было мало.

Симония и содомия, процветавшие в диоцезе Леноса, рано или поздно всплыли бы и сами — если её афера и ускорила дело, то ненамного. Но она позволяла возложить вину на «еретичку и блудницу» Айтерзенталь, и даже если ей удастся отбиться, cursus honorum вольного торговца для неё будет закрыт. Конечно, можно остаться на Востоке... Но здесь всё придётся начинать сначала, да и кое-кто дома всё ещё не получил по заслугам.

Ей нужен покровитель в империи, то есть — гильдия. Которую надо чем-то заинтересовать сильнее, чем уже получилось. Чем? Для начала — хотя бы рифейскими самоцветами. Уж Армати точно оценит изумруды и яспис с картинами... Но главное — если постараться, можно устроить дела так, что только одна гильдия будет допущена во владения сколотов. А это стоит куда дороже любых камней и шелков...

Но для этого необходимо, во-первых, получить право представлять гильдию, а во-вторых — что самое важное — договориться с царём. Всего лишь... Флёр только что не рассмеялась — пожалуй, договор с царём и впрямь может оказаться самым простым делом из всего задуманного.

Тома встретила их теплом очага, запахом похлёбки и пристальным взглядом служанки из трактира. Вздохнув, Флёр бросила ей серебряный тренни и коротко кивнула — свободна. Служанка, поймав монету, скорбно вздохнула — видимо, сожалея о неполученной меди — и убралась.

Флёр снова вздохнула — серебро отдавать не хотелось, но и возвращаться в нетопленное жильё хотелось ещё меньше. Пришлось обращаться к трактирщику — а тот, охотно отпустив одну из служанок, потребовал за день работы серебряный тренни... А на вполне резонное замечание, что слугам столько не платят, пожал плечами и заметил, что, во-первых, платят ему, а во-вторых, больше тут слуг нанять негде. Бить трактирщика, не пойманного на обмане, было нельзя — пришлось смириться... И платить, как лучнику.

Разувшись, Флёр достала пергамент и перо, уселась, скрестив ноги, и принялась за работу. Сперва — путевые заметки, описание странного — и пугающего — погребения. Затем письмо... И вот ведь — едва не сглупила! Рифейские самоцветы хороши, да под ногами у неё как бы не большее богатство!

— Скажите-ка, Бела, как думаете — сколько в Леносе дадут за ковёр у нас под ногами?

— Два, а может, и три золотых, — оценил Бела, — и желающих его купить найдётся немало.

— А здесь он сколько стоит?

— Любая девица за янтарную подвеску отдаст вам два или три таких, а за бусы не поленится соткать и дюжину — их ткут с удивительной быстротой.

— И это — простейшие ковры, тогда как я видела здесь и такие, что не уступят парфянским...

— Клянусь всеми святыми, а ведь вы правы! — неожиданно воскликнул Волмант. — Дело получается выгодное, особенно для наших купцов...

Бела промолчал, и Флёр, принявшаяся за письмо Армати, хотела бы знать, о чём он задумался. Разумеется, она не думала, что огр нарушит слово, но ведь любой договор можно обойти — ей ли не знать...

— И я полагаю, что удобнее всего будет прибегнуть к посредничеству Роуэн и мастера Армати лично, — продолжила Флёр. — Поскольку я уже имела с ним дело, могу поручиться в его честности... И потому же будет лучше, если ему напишу я.

Возражений не последовало — видимо, её план вполне укладывался в замыслы партнёров.

Обмануть товарища не посмеет и вор — для купца же это и вовсе хуже смерти. Но не схитрить — в тех пределах, что дозволяют закон и обычай — не уважать ни себя, ни других. Тем более, что её задумка никак не касается их похода...

— Что ж, тогда я напишу Армати, — Флёр взяла чистый лист бумаги, — а когда получим ответ, будем договариваться со сколотами, да и с гильдией без торга вряд ли обойдётся.

— Я Армати вообще не знаю, — пожал плечами Волмант. — Тут вам виднее... Но ковры и прочее — не по мне это. Вот если б его с лесорубами да углежогами нашими свести...

Флёр добавила к письму ещё несколько строк. Невелик труд, а за Волмантом теперь услуга — пусть и малая, да в нужный час.

Гонец бросил письмо в суму, попробовал на зуб и убрал в кошель монету, стегнул лошадь короткой плёткой и умчался. Флёр проводила его взглядом и расслабленно выдохнула. Всё, сейчас от неё ничего не зависит — и следующие несколько дней можно потратить на изучение сколотов. Да и отдохнуть не помешает — два дня прошло, а случилось столько, что и на неделю с избытком хватит...

Обычаи сколотов весьма для нас непривычны, и некоторые, подобно погребению заживо царя, ужасают, другие же всего лишь удивляют — из таковых особого рассказа заслуживает брак.

Закон дозволяет сколоту иметь столько жён, сколько он сможет удовлетворить во всех их нуждах, и потому даже самые богатые редко имеют более четырёх или пяти жён, большинство же ограничивается двумя или даже одной, взять новую жену без согласия остальных недопустимо. Если муж наносит жене или её роду оскорбление, она вправе оставить его, забрав приданое, а если оскорбление нанесено роду — и детей, и это считается не меньшим позором, чем оставление в беде соратников.

Сами свадьбы происходят весной, когда бурно рацветают степные цветы. В это время сколоты устраивают разнообразные воинские состязания, которые продолжаются с рассвета и до полудня, после чего начинаются свадьбы. Юноши и девушки, а так же некоторое количество мужчин и женщин старшего возраста собираются на восточной стороне поселения, облачённые в лучшие одежды и верхом на лучших лошадях. Жрец, или, скорее, колдун, называемый сараманом, произносит благословение, и одна из женщин посылает коня во весь опор. Когда она удаляется на расстояние приблизительно ста футов, за ней пускаются в погоню желающие её мужчины, и тот, кто её настигнет и схватит, становится её мужем. По тому, что обычай позволяет женщине не только уклоняться, но и поражать преследователей ударами плети, легко судить, что она позволяет себя схватить лишь своему избраннику, с которым немедленно соединяется прямо на коне. После этого супруги объезжают селение по ходу солнца и входят в свой шатёр, где принимают поздравления сородичей и пируют.

Так продолжается до заката, на следующий же день всё повторяется в том же порядке, пока все желающие не свяжут себя браком. После этого устраивается большое состязание лучников, завершающее праздник.

Женщины сколотов вообще обладают такой свободой, какую не встретить и у просвещённых народов. Сами они говорят об этом так: «мы, сколоты, из всех даров Неба превыше всего ценим свою свободу, а свободного и отважного воина родить может лишь свободная и отважная женщина, полурабыня же, не смеющаяя поднять глаза, раба же и родит. Оттого наши жёны свободны, а народ непобедим.»

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь» )

Ответ на письмо Флёр пришёл неожиданно быстро и превзошёл все её ожидания.

Грамота с печатью самого Альбрехта Роуэна назначала её временным поверенным в делах гильдии при дворе царя сколотов «и иных владык Востока», при этом не требуя от неё вступления в гильдию. Нельзя сказать, что это было чем-то неслыханным, но всё же огромной редкостью — похоже, царская тамга произвела впечатление на всех...

К грамоте прилагалось письмо самого Армати — с объяснениями и заказами. На ковры — в первую очередь, как она и ожидала. Объяснения были куда интереснее...

Армати писал, что с её предложением согласен, поручает ей переговоры и обещает половину выручки в течение пяти лет.

Грамоту же, как писал Армати, ему выдали заранее — на случай «такого стечения обстоятельств, которое потребует незамедлительных и решительных действий».

Отложив письмо, Флёр взяла стоявший у жаровни длинноносый бронзовый кувшинчик и наполнила маленькую кружку горьковатым настоем. Пожалуй, стоило подумать и об этом — напиток из листьев сересского кустарника был неплох, особенно в холодную погоду... Впрочем, всё это подождёт — завтра царь сколотов принимает послов и просителей, и чем раньше она предстанет перед ним — тем лучше. Хорошо ещё, желающих аудиенции немного — разговор получится долгим и сложным. И не обязательно успешным — царь может и не дать гильдии исключительных прав. Впрочем... Пожалуй, от такого аргумента он не отмахнётся, и не надо стесняться лишний раз напоминать, что речь идёт только о торговле с империей...

Отпив настоя, Флёр снова взяла письмо и перечитала то место, где шла речь об условиях: «вам, несомненно, известно, какие условия не могут быть приняты гильдией ни в каком случае, в остальном же полагаюсь на ваш разум и ваше чувство справедливости». М-да... Как будто ей дали подписанный вексель с пустым местом для суммы... Ну да тут наверняка не без подвоха, поэтому стоит проявить умеренность и не требовать ни слишком много, ни слишком мало. Уступая в малом, хранить великое... Что ж, время обдумать у неё, по счастью, есть.

Царь Таргитай был мужчиной мощного сложения, хотя уже и начавшим полнеть, с длинными усами, свисавшими почти до живота.

Поклонившись, Флёр приняла из рук служанки чашу кадаха, плеснула в огонь и, прикрыв ладонью глаза, пожелала царю здоровья и славы. Выслушав ответное пожелание прибыльной торговли, села справа от очага и отпила — только после этого можно было говорить о делах...

— Благословенный Иданфирс даровал мне и товарищам моим тамгу, — заговорила Флёр, — и востину троекратно воздаётся благодеяние щедрому. Однако же, чтобы избежать беды, следующей из невежества, я хочу спросить, о царь — верно ли поняла я, что никто, тамги не имеющий, не может торговать с моей страной?

— Если ты желаешь этого — да будет так, — согласился Таргитай. — Это справедливо, ведь первой из своего народа ты пришла к нам.

Флёр едва сдержала вздох облегчения — первая часть плана удалась. Теперь...

— О царь, нрав мой таков, что, подобно сколотам, мне тяжко долго оставаться на одном месте. Дух мой нуждается в странствиях, и потому я прошу тебя передать это право гильдии Роуэна, которую мне дано представлять здесь. Если ты согласишься, о царь, то получишь немалую выгоду, ибо собрание купцов много богаче одного человека, я же, вновь пустившись в путь, стану писать тебе о всяком, достойном внимания, что может принести пользу и славу...

Таргитай молчал, неспешно пил кадах и слушал. Это значило, что он, по крайней мере, не разгневан, но что у него на уме? Ожидая ответа, Флёр поднесла чашу к губам и сделала глоток, демонстрируя спокойствие.

— С дней праотца Таргитая, чьим именем я назван, не случалось такой просьбы, — ответил, наконец, царь. — Мудрый же, если только не зависят от того спасение или погибель, не судит о небывалом, не обдумав и не вопросив оракул. Я дам тебе ответ, но прежде желаю увидеть людей, которым ты желашь уступить свою награду...

— О царь, — ответила Флёр, — человек этот сейчас в Хореве, ожидает твоего слова. Завтра на рассвете я отправляюсь в Хорев на ярмарку, и тотчас же по её окончанию представлю его тебе. Человек он достойный и честный, хоть и не чуждается дозволенных хитростей...

Последнее дополнение было важным — хитрость сколоты весьма ценили, хотя обман почитали допустимым лишь по отношению к врагу. Назвав Армати хитрецом, но не обманщиком, она заранее настроила царя в его пользу... Тем более, что это было правдой, по крайней мере, в делах торговых — не был ли Ферми Армати ещё и лазутчиком, Флёр не знала и знать не желала.

— Да будет так, — согласился Таргитай, допив кадах и перевернув чашу в знак того, что аудиенция закончена.

— Да будет так, о царь, — подтвердила Флёр, опустошив и перевернув свою чашу.

Караван тронулся в путь на рассвете. Сытые лошади несли сани по укатанному снегу, по сторонам мелькали укрытые снегом курганы, редкие рощи и мильные камни, из-под полозьев летела снежная пыль, ветер пытался забраться под одежду...

Сколотская одежда оказалась ветру не по зубам, и Флёр в очередной раз порадовалась, что купила её ещё в Хореве — не то сейчас страдала бы, как не столь предусмотрительный Волмант. Он сидел, с головой закутавшись в войлочное покрывало, косился на товарищей и время от времени завистливо чихал.

Останавливаясь лишь для смены лошадей, в Хорев караван пришёл уже к вечеру — и Флёр отчётливо поняла, почему огры внушали такой страх. Как и сколоты, они могли сутками скакать почти без остановок, появляясь там, где их не ждали, обрушивая на противника губительный ливень стрел — и рассеиваясь перед ударом рыцарей, чтобы начать всё сначала...

На этот раз останавливаться в трактире не стали, поставив тому вместе со сколотами. Делами заниматься было уже поздно, но Флёр всё же навела справки и выяснила, что гильдия приобрела дом неподалёку от торга, где Армати и обосновался. Что ж, завтра утром она его навестит...

С раннего утра, едва началась торговля, четвёрка разошлась по делам. Вышата ускользнул по каким-то своим делам, Бела с Волмантом отправились торговать, а она сама — в гильдейский дом.

— Госпожа Айтерзенталь, — Ферми поднялся навстречу. — Рад вас видеть. Полагаю, вы не завтракали?

— Напротив, но от сбитня не откажусь, — Флёр устроилась за столом. — И для начала — вы меня изрядно удивили своим письмом.

— Меня самого изрядно обеспокоили полученные инструкции, поэтому я рискнул поступить именно так, — вздохнул Ферми. — Итак?..

— Царь желает встретиться с вами, — сообщила Флёр, — сразу после ярмарки. Решение он примет только после этого... Но, полагаю, он склонен согласиться — его явственно заинтерсовали мои предложения.

— М-да... — нахмурился Ферми. — Вообще-то, дела идут так, что покидать Хориус для меня весьма нежелательно, но это важнее. Хорошо, за десять дней я управлюсь с делами...

— Гильдию постигло несчастье?

— Пока ещё нет, но это возможно, — Ферми Армати тяжело вздохнул. — Вы ведь не в курсе событий у нас?

Флёр, потягивая горячий напиток, покачала головой.

— Что ж, могу поведать много интересного... И, полагаю, вас ничуть не огорчит, что ваша роль в этом деле оказалась забыта.

— Меня это радует, мастер Армати. Итак? — Флёр действительно была рада всеобщему забвению. Она не планировала заваривать эту кашу и уж тем более не собиралась её расхлёбывать.

— Император созвал рейхстаг, чтобы низложить епископа Леноса — церковники его не тронули. Князья Церкви, разумеется, не явились, и Альбрехт при поддержке остальных шести гильдий предложил отстранить его от власти по той же процедуре, что и князей. Церковь объявила, что отлучит тех, кто поддержит это решение, и их княжества, но довольно много приходских священников и почти все монастыри ответили, что не подчинятся этому указу. Пока что никакого решения нет, но страсти кипят... И всё это может обернуться большой бедой.

— Распри князей бывали и раньше, — пожала плечами Флёр. — Да и Церковь не в первый раз грозит отлучениями. Правда, я не слыхала, чтобы монастыри и приходы возмутились против примаса...

— Короли и могущественнейщие князья хотели бы отделить церковь в своих землях от имперской, — Армати разглядывал свою кружку, — а некоторые и вовсе привечают еретиков. Если примас или понтифик всё-таки объявят отлучение...

Флёр поёжилась, молча радуясь своевременности затеяной поездки. Если империя развалится — а при таком раскладе она развалится, вольным торговцам придёт конец, да и гильдиям не поздоровится... Если, конечно, те не примут меры.

— Что же, мне остаётся лишь благодарить Господа за это путешествие, — вздохнула Флёр, — и молиться о вразумлении наших владык. Благодарю вас, мастер Армати, ваше радушие достойно героев прошлого... Но и вы, и я обременены делами, а потому позвольте покинуть ваш кров.

— С нетерпением жду нашей следующей встречи, — Армати поклонился.

Торговля шла бойко — как того и ожидали. Ковры, едва увидев, разом скупили люди гильдии — и заплатили столько, что вчетверо перекрыли затраты на все товары для ярмарки — а ведь ещё ни кожи, ни луки, ни самоцветы не доставали...

— Да уж, добрая была мысль, — заявил Волмант, бросив кошель в сундучок, — день только начался, а мы уже с прибылью, и это только начало!

— Неплохо, — согласилась Флёр, зайдя в тому и стягивая рукавицы. — Однако есть у меня и дурные вести, кроме добрых.

— Добрые, полагаю, состоят в том, что наш знакомый принял предложение? — поинтресовался Бела.

— Верно, — подтвердила Флёр. — После ярмарки он поедет с нами. А дурные вести — о смуте в империи, каковая её может погубить...

— Чай, не первая смута, — пожал плечами Волмант. — А если и погубит — что ж, не провалится же она в преиподнюю. Не империя, так кто другой, а люди как жили, так и будут жить, разве только числом убавятся... А стало быть, и торг останется, хотя бы и невеликий.

— Волмант прав, — кивнул Бела, — но не совсем. На севере, несомненнно, всё так и будет, но на юге... Король Остары наверняка объявит себя императором, завоюет ближайшие княжества, а подчинив их, вторгнется в Пушту. С одной Остарой мы ещё справимся, но если с ними будет войско хотя бы Бойрига — можем и проиграть. Хотя, с другой стороны, Остара может и завязнуть...

Он не договорил, но всё и так было ясно — случая расплатиться за разгром у Летнего моста огры не упустят. А она...

— Должна признать, что и меня события в империи не слишком задевают, — произнесла она. — Я ведь могу просто не возвращаться, тем более, имея царскую тамгу. Больше того, я могу спуститься по Борисфену, после чего передо мной откроется множество дорог... И давайте не будем забывать, что мы едва ли прошли четверть нашего пути лишь в одну сторону. Бог знает, как всё может перемениться до нашего возвращения, а потому — довольно дню каждому дел его. Пусть судьбу империи решают живущие в ней...

На следующий день на торг были выставлены луки, а с ними стрелы и колчаны — и разошлись они к седьмому часу дня. Руты, сами превосходные лучники, сколотские луки ценили и покупали охотно — а ещё лучше шли они у огров. На ярмарку приехало всего трое купцов из Нонии, но именно они скупили больше половины луков со всеми запасами, и купили бы и больше — да остальное руты раскупили.

И опять выручка превысила всякие ожидания — Флёр, взвесив серебро, сразу же отнесла половину меняле, обменяв на золото и отправилась за мехами, янтарём и углём.

И, конечно же, наткнулась на необыкновенное... Да там, где и не подумала бы — у угольщика.

— Это что такое? — Флёр наклонилась и достала из мешка кусок чёрного камня. — Не очень-то на уголь похоже...

На уголь камень и впрямь походил только цветом, да и то блестел, словно полированый клинок.

— А это, госпожа, жар-камень, — объяснил угольщик, — что за Сигрой-рекой добывают. Он, конечно, по всем приметам камень, но горит, будто уголь, только разжечь его трудно. А уж коли разжёг, горит он без дыма и огня, но жар даёт страшный — и железо растопить можно, оттого кузнецы его берут охотно.

Ни о чём подобном Флёр не слышала, что, впрочем, не значило ровно ничего, и решила купить несколько мешков — глядишь, и сколотским кузнецам камень приглянется...

Последний день ярмарки подходил к концу, занятый обычными хлопотами.

Пересчитать товар и выручку, сговориться на следующую ярмарку, отдать золото на хранение гильдии — чтобы не искушать лихих людей тугим кошелём, посмотреть, как секут кнутом воров и обманщиков...

День сборов и прощаний.

— Нет, мастер Армати, это не пойдёт, — покачала головой Флёр. — Хороша одежда, да не для нашего пути. Возьмите сколотское платье, не то замёрзнете — Волмант тому свидетель.

Волмант злобно чихнул.

— О том и речь, — вздохнула Флёр, протянув товарищу фляжку с аквавитом. — Знаете, я вообще думаю, что в каждой земле следует носить ту одежду, которая там в ходу. Ведь кому ещё знать все невзгоды земли, как тем, кто на ней живёт и привычен им противостоять?..

— Уж вам ли не знать, с какой охотой заимствуют иноземное платье? — хмыкнул Армати, отпив сбитня.

— И верно, охотнее перенимают разве что дурные обычаи, — согласилась Флёр. — Но заметьте, обыкновенно это случается между рядом живущими народами, а из дальних стран заимствуют немногое, да и то переиначивают. В самом деле, что в Леносе летнее платье, то в Массалии сойдёт за зимнее!

— Хм... Пожалуй, отчасти вы правы, и в дорогу я оденусь по-сколотски... И расскажите, что знаете, об их обычаях и о нраве царя — не хотелось бы мне опозориться и провалить дело.

— Что ж, большого труда это не составит — Флёр наполнила опустевшую кружку. — Чужаку сколоты простят многие ошибки... Но отнюдь не все. И, стараясь, пусть и с ошибками, соблюдать их обычаи, вы договоритесь с ними с меньшим трудом, только не рвите тетиву — излишнее усердие вызовет у них лишь насмешку...

Ферми Армати внимательно слушал, потягивая сбитень. Время от времени он задавал вопросы, но всё больше молчал и задумчиво поглаживал подбородок — привычка, которой Флёр прежде не замечала.

— Что же, — произнёс он, когда Флёр закончила рассказ, — я в долгу перед вами, и не только я, но и вся гильдия, и если вам когда-нибудь потребуется наша помощь...

— Я услышала ваше слово, — кивнула Флёр.

Зимняя степь — невероятное зрелище, но сейчас оно совершенно не волновало Флёр. Гораздо больше её интересовал их спутник — всё же взятый ими темп, сберегая лошадей, изматывал людей.

Ферми Армати, судя по всему, особых неудобств не испытывал — не больше, чем она сама, во всяком случае. Он явно куда больше привык к седлу, чем большинство торговцев, и это было бы подозрительным... если бы хоть немного волновало Флёр. Торговцу Ферми Армати можно было доверять в делах торговых — а всё остальное не имело значения.

А дорога санг за сангом ложилась под копыта, уводя всё дальше на восток, в неведомые земли, населённые таинственными племенами, о которых молчали даже легенды. Ойкумена, ведомый западному человеку мир, заканчивалась здесь... До её путешествия. Каждый шаг на восток отодвигал всё дальше границу неведомого, принося новые знания и открывая новые пути — и новые товары, если уж на то пошло... И пусть за ней — и навстречу ей — пойдут другие, она, Флёр Болан, была первой!

Мысль была довольно неожиданной и для неё не свойственной...

— Но ведь здоровое честолюбие — хорошее дело, не правда ли, фройляйн фон Айтерзенталь?..

Царь Таргитай слушал, время от времени делая глоток кадаха. Переговоры тянулись уже больше часа, и говорил пока что по большей части Армати — но переводившей Флёр уже было ясно: царь согласен. Ещё будет торг за то или другое, но это уже мелочи — потому что царь решил принять их предложение.

— Итак, я услышал тебя, Ферми Армати, — произнёс он, наконец. — И хотя такого не случалось прежде, не следует избегать нового, и я принимаю твоё предложение. Веди свободно торг, как вела бы его Флир, но помни — не тебе, а ей дана тамга.

— Благодарю тебя, о царь, — Ферми плеснул кадах в очаг и допил остаток. — Если есть у тебя нужда в каком-то товаре — только скажи о том, и мои товарищи сделают всё, что в их силах, чтобы сыскать его.

— Благодарю тебя, о царь, — подхватила Флёр. — Вели прислать ко мне писца, чтобы снял копию с моих путевых заметок, ибо я дала слово сообщать тебе всё, что узнала об иных странах. Но прошу тебя — отсылай мастеру Армати копию этих писем, ведь вместе с нами отправился он в путешествие, и лишь недобрые вести прервали его путь, принудив остановиться.

Вообще-то, изначально Армати пошёл с ними к рутам по гильдейским делам, но Флёр была почти уверена, что он их нагонит — зимовать всё равно пришлось бы, не у сколотов, так в Хориусе. В итоге получилось не совсем так, но ведь это уже не её вина?..

— Несложно это сделать, — согласился царь, — и прибавляет тебе чести эта просьба. Да будет так!

— Пожалуй, и император бывает не столь внушителен, — Ферми Армати поёжился, подняв взгляд к небу. — А ведь немало людей мнит сколотов совершенными дикарями!..

— Нам есть чему поучиться у них, — заметила Флёр. — Очень многому — поверьте, я вижу это лучше вас.

— Не смею возразить, — хмыкнул Армати. — По крайней мере, они не ищут во всём ересь и колдовство...

— И не видят в женщине всего лишь племенную кобылу и довесок к приданому.

— Не все таковы...

— Но слишком многие, да к тому же закон на их стороне. Впрочем, перенимать чужие обычаи, пусть даже самые прекрасные, следует с величайшей осторожностью — слишком легко причинить вред, если обычай не соответсвует нашим нуждам. Впрочем, вернёмся к делам мирским... Полагаю, вы останетесь здесь?

— Да. Поверьте, я действительно хотел бы отправиться вместе с вами — но не могу. По крайней мере, до тех пор, пока всё это так или иначе не закончится... Но ваши полномочия по-прежнему остаются в силе, даже если вы не собираетесь вступать в гильдию.

— Не собираюсь.

Вольный торговец, даже с покровительством гильдии, имеет куда больше свободы, чем член той же гильдии. Четверть товара по цене, ниже ярмарочной — это не так много, зато гарантирует хоть какие-то деньги, а весь остальной товар — твой... Хотя и его гильдия купит — может, и не по лучшей цене, но и не худшей, да и к установленной цене скупщик накинет тренни-другой...

А потом на лесной дороге караван встретит молодчик в зелёном плаще — только не с луком и кинжалом, а с кошелём — не весь товар указан в описи, не всё продают на ярмарках. Или монах, заглянувший в трактир за подаянием, пожалуется, что в приходе лампадное масло извели, а ведь праздник скоро...

Или ляжет на стол толстая пачка исписанных листов с описанием неведомых земель и нехоженых дорог.

Флёр усмехнулась — да, у вольного торговца только две дороги. Либо бродить из города в город, торгуя чем придётся и не брезгуя контрабандой, а скопив денег — осесть и открыть лавочку, либо отправиться на поиски новых земель. Иногда они даже возвращались...

И Флёр Боланд фон Айтерзенталь собиралась стать одной из тех, кто вернулся.

Страна сколотов делится на две части рекой Ра. К западу от неё живёт больше сколотов, чем к востоку, и они более осёдлы, к востоку же они все кочевники, и там обитают также и подвластные им племена, а именно онгулы, торки и каманы. Простираются земли сколотов на восток до реки Римн, а на юг — до самого Гирканского моря.

Река Ра впадает в Гирканское море, и есть место, где она настолько сближается с Танаисом, что их разделяет не более сорока миль. В этом месте на Танаисе стоит город Айрас, что на языке сколотов значит «белый» или «блестящий», напротив же него на реке Ра — город Этиль. Между ними проложена дорога, тщательно выровненная и спрямлённая, такой ширины, что десять больших повозок могут ехать по ней в ряд, не мешая друг другу. Цари сколотов установили такой закон, что всякий, кто идёт по этой дороге, должен держаться правой стороны в знак своей честности.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Весна. Стылая и ветреная чужая весна...

Флёр усмехнулась, закрыв глаза и подставив лицо южному ветру. Пора в путь — теперь на юг, по Лопине и великому Танаису до Айраса, а оттуда — вновь навстречу солнцу...

Царская тамга помогла найти судно — хольмгардский ушкуй с командой в три десятка молодцов, лёд сошёл, все припасы были давно заготовлены, и более Флёр ничего в Шарракане не держало.

Впрочем...

— Уже отплываете?

— Пришли пожелать удачи, мастер Армати? — Флёр улыбнулась.

— Как же иначе? — Ферми, не отрываясь, смотрел на неё. — Доброй дороги, друзья, и пусть не оставит вас в пути Господь. И... Флёр... Я буду ждать вас. Пожалуйста, возвращайтесь...

Флёр прикрыла глаза. «Пожалуйста, возвращайтесь». И кого же ты ждёшь, Ферми Армати — торговца, лазутчика или женщину?.. Что ты скажешь дальше?

Ферми молчал — куда красноречивее любых слов. Ферми будет ждать её — Флёр. Купца, лазутчика, дипломата, женщину, друга...

И она вернётся.

Молодцы из Хольмгарда особого доверия не внушали. Наверняка они собирались выйти в море и вдоволь пограбить, но Флёр это не волновало. Она, в конце концов, сама не брезговала контрабандой...

Поэтому, совершенно не беспокоясь о планах попутчиков, Флёр стояла на носу, следила, не попадётся ли на пути запоздалая льдина и перебирала в памяти всё, что знала об этих местах.

Ни один купец не заходил дальше Танаиса, Айрас и Этиль упоминались в книге миссионера Бартемиуса, который там не бывал и писал с чужих слов — и на берегу Римна Ойкумена заканчивалась. Terra Incognita, где таились невиданные страны и неслыханные сокровища...

Но для Флёр это было не так — сейчас она знала об этих землях немногим меньше самих сколотов.

За Римном на многие тысячи миль раскинулась широким поясом Великая Степь, на юге переходившая в пустыни, а на севере — в бесконечные сосновые леса. За пустыней и горами лежали Парфия и таинственный Синд на юге и Серес — на востоке. Там протянутые меж городов и оазисов нити караванных троп сплетались в великую Дорогу Шелков...

Но всё это впереди. А пока — мерный скрип уключин, плеск вёсел и стук бубна, задающего ритм гребцам. И река...

— Топляк справа!

...со всеми её сюрпризами.

Ушкуй оказался быстрым — за час он проходил четыре, а то и пять парасангов, что соответствовало семнадцати милям, и мог держать эту скорость хоть целый день, каждую стражу меняя гребцов. Без паруса, конечно, получалось меньше... Но и спешить было некуда, да к тому же ушкуйники не всякий раз останавливались на ночлег, предпочитая плыть и ночью, если погода позволяла.

Флёр устало выдохнула, растёрла лицо и уступила место Вышате, а сама отправилась на корму и спросила:

— Доводилось ли тебе, Емеля, бывать в Айрасе?

— Доводилось, — кивнул ушкуйник. — Славный город, богатый, и девки там пригожие да ласковые...

— Девки мне без надобности, — фыркнула Флёр. — Лучше расскажи, как там торг идёт, да какой товар есть.

— Торг в Айрасе тоже добрый, — ответил Емеля, — а какого товара там не встретишь, того, верно, и на свете-то нет. Бывал я там не раз, и всегда какое-нибудь диво видал, а уж обычных товаров и вовсе без счёту...

В этот раз торговать в Айрасе Флёр не планировала, но расспрашивала тщательно — не в этот раз, так в другой, да и как знать, может, и в этот раз что-нибудь подвернётся...

И, конечно, кони. Купить в Айрасе вьючных лошадей, а ещё лучше — хаптагаев, огромных верблюдов с двумя горбами, было несложно... Но у Флёр было царское разрешение купить четырёх жеребцов небесной породы — неслыханная щедрость, ибо получить их иноземцу было почти невозможно. Видно, Таргитай счёл её путешествие слишком важным — да и нечему тут удивляться. Не сами сколоты водили караваны по Дороге Шелков, не все племена были их союзниками или данниками, и земли за Римном были чужими. Не зная примет, не найти в песках дорогу, не добраться до оазиса. Даже зная все приметы и тропы караванщики, бывало, уходили — и годы спустя кто-то находил в песках выбеленные солнцем кости...

— А скажи, Емеля, дорого ли станет проводника нанять?

— На восток собралась? — прищурился Емеля. — Это тебе в Этиль надо. Там в любой корчме спроси пегого Алдана, а ему скажешь, что от Емели-срамника пришла. До Даика он тебя точно доведёт, а может, и дальше — говорят, он и в Мараканде бывал. Плату, правда, возьмёт немалую... Но и отработает до последнего медяка, в этом не сомневайся.

Флёр кивнула — Алдан, кем бы он ни был, уж очень походил на контрабандиста, а эта братия репутацией дорожит посильнее императрицы Хильды, вечная ей память...

Флёр приходилось видеть немало городов, но Айрас превосходил все.

Не величиной — хоть и не был мал. Не стенами — хоть и не были они слабы. Не многолюдьем — хоть и не был пустынен.

Айрас был одним большим торжищем, куда стекались товары со всего света, и говорили, что если уж здесь чего-то не найти, то такой вещи и на свете нет. Здесь, вопреки поговорке, сыскалось даже птичье молоко — так назывался сладкий пирог, главная тайна и гордость здешней пекарской гильдии...

Впрочем, сладости Флёр не слишком интересовали — хотя она и намекнула нескольким пекарям, что их будут рады видеть даже при императорском дворе.

Прежде всего — кони.

Небесные кони были живым воплощением совершенства. Сухощавые, обманчиво-хрупкие, не имеющие ни единой лишней чёрточки — и точно знающие себе цену, они действительно выглядели сошедшими с небес.

Флёр, хоть и не была знатоком, кое-что в лошадях смыслила — и небесные кони поразили её до глубины души. О Беле же и говорить не стоило — огр-лошадник был готов им молиться... и Флёр не стала бы объявлять его идолопоклонником.

Отдав старому сколоту кошель, Флёр подошла к гнедому жеребцу, потрепала по шее, взяла за повод, и мягко, но сильно потянула.

— Будешь Пардусом, — сказала она, протягивая коню яблоко.

Конь одобрительно всхрапнул, смахнул с ладони яблоко и шумно фыркнул Флёр в ухо.

— Согласен, значит, на Пардуса, — ухмыльнулась Флёр. — Ну тогда пошли, и дружков своих зови...

— Этот город не перестаёт меня удивлять, — заявила Флёр, выйдя из лавки менялы.

— Взял меняла гильдейский вексель — где ж в том диво? — пожал плечами Волмант.

— Меняла здесь, а гильдия в Шарракане, — напомнила Флёр. — Не самый короткий путь...

— Только гонцы его уже проделали, — влез Вышата. — Раз уж гильдия появилась, об этом везде объявить надо — на такой вот случай.

— Лучше скажите — торговать мы здесь будем или сразу в Этиль двинемся? — спросил Волмант.

— Думается, лучше будет сразу отправиться, как верблюдов купим, — предложил Бела. — Всё потребное в дороге и в Этиле купить можно, а с верблюдами мы туда хорошо если на закате придём...

— Значит, так и сделаем, — решила Флёр. — Спешить нам некуда, но и медлить не следует.

Верблюды для Флёр не были совсем уж диковинкой, но хаптагаи не слишком-то походили на более-менее знакомых горбатых зверей. Уже хотя бы потому, что горбов у хаптагая было два, да и сам он был больше своего одногорбого родича. Шерсть у него была длинной и густой, а из телесных соков определённо преобладала флегма — как и подобает верблюду...

— Чудная тварь, однако же, — высказался Волмант, обойдя верблюдов. — Уж эти-то всяко в игольное ушко не протиснутся... А правду говорят, что они по году не пить могут?

— Год — это, конечно, сказка, — ответил Бела, — но месяц, говорят, без воды протянуть могут, а уж половину того — так и не заметят. То, правда, обыкновенные были, а эти, кажется мне, ещё крепче.

— Вот и не дадим им застояться, — Вышата потрепал своего жеребца по шее. — А уж таких коней вскачь не пустить — и вовсе грех похуже содомского!

Пустить коней вскачь получилось плохо — во-первых, скакать во весь опор по дороге не разрешалось, а во-вторых, верблюды торопиться не желали. Шли они чуть быстрее пешехода, так что никакой надежды засветло добраться до Этиля не было. К счастью, по обочинам дороги по царскому указу были устроены запасы дров и вырыты колодцы, так что одна ночёвка на тракте Флёр не слишком огорчала — спешить и в самом деле было некуда.

Остановились путешественники уже в сумерках — и до этого верблюды ни разу не то что не останавливались, но даже и не замедляли шаг хоть на мгновение.

— Удивительный всё же зверь, — заметил Вышата, вытягивая из колодца ведро, — верно, для того и сотворён, чтобы в пустыне жить...

Флёр пожала плечами, зажгла лампу и принялась писать.

Дорога поражала воображение — даже старые ромейские дороги в Нейстрии уступали ей в ширине, да к тому же их уже лет триста даже не пытались ремонтировать... Тогда как здесь мастера дважды в год осматривали каждый камень, заменяя треснувшие, а каждые десять лет и вовсе мостили заново. Получалось недёшево, но, похоже, пошлины и торг полностью окупали все затраты...

А о том, с какой быстротой по этой дороге пройдёт конница, Флёр и вовсе старалась не думать.

На рассвете, собрав тому, снова двинулись в путь, чтобы дойти до Этиля к середине третьей стражи — хватит времени и на отдых, и на поиски проводника, и на покупку припасов. Всё равно дальше они двинутся только завтра, и то если погода позволит. Погода же, судя по ветру и множащимся в небе облакам, могла и не позволить...

И всё же — южный ветер, пусть даже он и предвещал бурю, нёс с собой тепло и какой-то едва уловимый аромат... Расцветающей степи? Благовоний и пряностей? Или просто её мечты? Флёр усмехнулась — спроси её кто прошлой осенью, и она бы ответила, что ей не до мечтаний... Но то было осенью — до того, как пронеслись через её жизнь Хлебная Волчица и её наивный, но удивительно удачливый спутник.

А Вышата тем временем отпустил поводья, достал гусли и принялся играть, что-то напевая вполголоса. Флёр прислушалась — и улыбнулась, поняв, что гусляр сочиняет былину об их путешествии. Что ж, она никогда не думала, что о ней будут слагать песни, но возражать уж точно не собиралась... Заслужили ведь, что ни говори. И кто знает, может, и тысячу лет спустя будут помнить их имена, как помнят и сейчас аргонавтов?..

Этиль был городом, впечатляющим не менее, чем Айрас, хотя и совершенно иначе. В Айрасе торговали — здесь же отдыхали после тяжкого похода или готовились к нему. Здесь можно было найти развлечения на любой вкус и кошелёк — даже такие, за которые в иных местах грозила дыба, а то и плаха... Но здесь же можно нанять проводников, толмачей и охранников и купить любое снаряжение и припасы.

— Что ж, думаю, это подойдёт, — Флёр натянула поводья. — Остановимся здесь.

Трактир выглядел вполне пристойно, и Флёр не видела смысла ехать дальше.

Первое впечатление оказалось верным. Заплатили за ночь, после чего мужчины отправились «изучать город», а Флёр, пожелав им ничего не уронить, заказала себе вина и спросила:

— А скажи, добрый человек, знаешь ли ты пегого Алдана?

Под пальцами блеснуло серебро.

— Слыхал про него, — прищурился трактирщик, — да и видать случается...

— Стало быть, он и к тебе заходит?

— Всякое на свете бывает...

— А как думаешь, сегодня он зайдёт?..

Серебро осталось на стойке.

— Отчего б ему и не зайти? — пожал плечами трактирщик. — Ежели увижу — так и быть, дам тебе знать...

Ну вот и всё, дело сделано — осталось только подождать, и то вряд ли долго. Как раз обед заказать и съесть, если местные контрабандисты хоть немного похожи на своих имперских собратьев...

Так и вышло — невысокий торк с битыми сединой волосами уселся рядом, едва она отодвинула миску и налила разведённого по ромейскому обычаю вина.

— Здрав будь, — она приподняла кубок. — Думается мне, ты и есть Алдан?..

— Думается мне, что не видал я тебя раньше... — в тон ей отозвался гость.

— И немудрено, ведь стражи не прошло, как мы приехали. Звать меня Евой, а о тебе я от Емели-срамника слыхала — кланяется он тебе да наказал передать, что по осени вернётся.

— Емеля, значит, — хмыкнул Алдан. — Осенью, значит... Ладно. Ты, думаю, проводника ищешь? Что ж, могу взяться, хотя цену мою ты наверняка знаешь.

— Знаю, — Флёр бросила на стол глухо стукнувший кошель.

Алдан заглянул в него, хмыкнул и спросил:

— Далеко собралась?

— В Серес.

— Вот как... Дам тебе совет — в Мараканде товар продай весь и купи, сколько выйдет, сабельных клинков харалужных. На двойной, если тройной вес золота идут они у хитой... Что ж, когда выходить собираешься?

— Завтра утром.

— Встретимся у Волчьих ворот, — сообщил Алдан, — но учти, до полудня ждать не буду...

— Мы придём с восходом, — ответила Флёр. — Смотри, сам не опоздай...

Алдан фыркнул, выбрался из-за стола, натянул капюшон и вышел. Проводив его взглядом, Флёр пожала плечами и заказала ещё вина.

Товарищи вернулись под вечер, и их довольный вид не оставлял сомнений, какую именно часть города они «осматривали».

— И как вам город? — с самым невинным видом поинтересовалась Флёр.

— Город... М-да, хорош город, — хмыкнул Волмант, а Вышата и вовсе продекламировал:

— Как под всякий ключ тут замок-то сыщется, как для каждой башни тут колодец-то выкопан...

— Рада за вас, — фыркнула Флёр. — Итак, покуда вы примеряли свои ключи к замкам, я договорилась с проводником. Выступаем завтра с восходом, с проводником встретимся у Волчьих, то есть восточных, ворот. Также я получила совет, которому определённо стоит последовать... А также сняла для нас всех комнаты и закупила припасы.

— Так вот что это за мешки! — воскликнул Бела. — И ведь я, возвращаясь, прошёл через торг и тоже закупился припасами...

— Батюшка мой покойный любил говаривать, отправляясь на охоту, — сообщил Волмант, — что припасов, а стрел особенно, бывает или мало, или мало, да больше не утащить. Хаптагаи же наши едва половину несут от того, что могут, посему и я припасов взял. И раз уж нам с восходом выступать, давайте-ка велим баню истопить — теперь уж нам нескоро доведётся попариться!

Каждые ворота Этиля имели своего духа-покровителя, по чьему имени звались и чьим изображением украшались. Восточным покровительствовал Ашина — небесный волк, которого племя ашина считало своим прародителем. Соответсвенно, и резьба на воротах изображала волков — бегущего слева и стоящего справа.

Алдан уже ждал их — стоял, прислонившись к столбу ворот и, казалось, дремал. Однако стоило ему заметить Флёр, как он рывком взлетел в седло и поднял руку.

— Вижу, ты услышала меня, — сказал он, — а коли так, ждать нам нечего — ворота вот-вот откроют.

Двое стражников закрутили ворот, створки с тихим шелестом и поскрипыванием разошлись, выпуская немногочисленных пока путешественников, и Флёр тронула коня неспешным шагом. Вот остались за спиной ворота, впереди — Ра, текущая, как верят сколоты, прямо с неба, а за ней — вновь неведомые земли. Пока неведомые...

Отчего-то вспомнилась прочитанная в детстве притча о человеке, дошедшем до края мира, и Флёр усмехнулась — вот он, край мира... для кого-то. А для кого-то — просто город на пути, где можно отдохнуть и расторговаться. Да полно — где же миру край, если Земля сотворена шаром?..

От подобных рассуждений Флёр стало смешно — чего только не придёт на ум от волнения... И всё же — вот он, край того мира, о котором в империи хотя бы слышали.

Закончился недолгий спуск, проскрипели под копытами сходни, навалились на вёсла гребцы, оттолкнув паром от пристани. Флёр, вглядываясь в едва различимый берег, обдумывала дорогу. Этиль — последний город на много недель пути, но земли эти далеко не пустынны, а по ту сторону Римна у тамги нет власти... Что ж, на ночь придётся становиться по всем правилам — давненько ей этого делать не приходилось.

Флёр покачала головой, потрепала коня по шее и предъявила паромщику тамгу. Паромщик — ражий детина с подозрительно умным взглядом — тамгу оценил и плату не потребовал, но всю дорогу косился.

Флёр его прекрасно понимала — её бы тоже сильно удивил контрабандист с императорской грамотой. Нет, конечно, кое-кто из князей контрабанде покровительствовал...

Флёр ещё раз потрепала Пардуса по шее и прищурилась, разглядывая приближающийся берег. Степь, беспредельная, словно небо над ней, Море Трав — как и настоящее море, неодолимая стена для одних и торная дорога для других. И уж если говорить о дороге...

— Куда теперь идти?

— На восход, уклоняясь на четверть к полудню — есть там тропа. Дней через шесть или семь выйдем к Ак-Йиру на Джаике — переправа там. Оттуда... Пока не знаю — эль-хан иногда объявляет ту или иную дорогу запретной, но Суяба нам так или иначе не миновать, а это никак не меньше трёх недель. От него до Мараканды восемь дней пути, а о прочем пути говорить не стану — и этот пройти бы без беды...

Флёр промолчала, пытаясь представить это невероятное пространство — и не могла. Впрочем... Ей предстоит увидеть всё это своими глазами — так стоит ли впустую напрягать разум?

Паром тихо стукнул о брёвна причала — и Флёр отбросила праздные размышления. Пора в путь... И сколь бы далёк он ни был, они пройдут его из конца в конец и вернутся.

Словно услышав её мысли, Вышата достал гусли и, ударив по струнам, запел:

- О, Господь наш всемогущий,

Ниспошли мне благодать -

В путь далёкий ухожу я,

Новы земли повидать!..

Город Ак-Йир, что значит Белый берег, стоит на восточном берегу Римна при переправе. Этот город невелик и по большей части состоит из шатров путешественников, а также малой деревянной крепости.

Здесь начинаются земли царства Ашина, назваемого по имени народа ашина, каковой, в свой черёд, носит имя своих владык. Земли царства простираются на многие сотни парасангов во все стороны, достигая на юге реки Окс, отделяющей его от Парфии и Синда.

Правитель Ашина носит титул эль-хан, что значит император, страну же свою они называют Ашинар-эль, то есть империя Ашина, и по могуществу своему это воистину империя. Столица его — город Суяб, что стоит на реке того же имени, всего же в царстве Ашина три города. Два из них названы, о третьем же известно лишь его имя — Нур-и-Дешт, Свет степи — ибо это святой город не только для ашина, но и для всех торков, чужеземцам же под страхом смерти приближаться к нему или даже искать его запрещено.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь» )

Земли к востоку от Римна ничуть не отличались от земель к западу от него. Всё та же степь, на горизонте уходящая в небо, всё те же сурки, всё так же кружат в небесах исполинские степные орлы... Но это была другая страна.

Прикрыв глаза ладонью, Флёр осмотрелась — и снова никого не увидела. Ничего удивительного — караванам в степи встретиться немногим проще, чем кораблям в открытом море. В степи всё же были тропы, по которым из года в год идут гружёные хаптагаи — да только петляют те тропы, порой расходясь на мили, а порой сливаясь в торную дорогу...

Второй день они шли по этой степи — и с тех пор, как скрылся из виду Ак-Йир, не встретили ни одного человека. Флёр это вполне устраивало — слишком уж подходящее для разбоя место, не всякий честный купец удержится. Степнякам же разграбить караван — и вовсе дело обычное, иные кланы только тем и живут... Правда, здесь таких нет — ашина всё же опасаются сколотов — но и всех остальных стоит поберечься.

Флёр снова осмотрела горизонт — теперь уже в поисках дичи. Припасов, конечно, хватало, но стоило их поберечь, да и свежее мясо всяко лучше вяленого... А в дичи недостатка не было. Водилось здесь великое множество птицы, в перелесках и кустарниках обитали кабаны и косули, а в степи хозяйничали носатые антилопы и дикие лошади необычной породы. И тех, и других Флёр собиралась на обратном пути наловить живьём и отослать в императорский зверинец — но сейчас требовалось мясо.

Придержав коня, Флёр пристроилась рядом с Вышатой и протянула ему двух гусей.

— Похоже, и сегодня никого не встретим, — сказала она.

— А между тем, здесь кочует мой род, — заметил Алдан, — и уж если не их самих, так их следы мы уже должны были встретить... а нет их.

— Может, где-то в пути задержались? — предположила Флёр.

— Может, и так... — протянул Алдан. — Может, и так, и хорошо, если так. Но всякое может случиться...

— Что ж, можем и поискать, насколько получится, не уклоняясь с пути, — кивнула Флёр, — однако специально искать твою родню я не собираюсь. И, кстати говоря, если с ними что-то случилось — может ли оно и нам грозить?

— Если по сторонам смотреть будем — вряд ли, — Алдан прищурился, разглядывая что-то на горизонте. — Хотя если на них кто напал, то могли разделиться и оставить кого-нибудь здесь... Но большой отряд мы заметим первыми, а от малого отобьёмся.

— А что, часто такое бывает? — спросил Волмант, подъехав поближе и проверяя саблю.

— Иногда случается, — спокойно отозвался Алдан. — Бывают разбойники, бывают распри, бывает месть... Бывает чума. Небо не ведает чувств...

Алдан замолчал и прищурился, заметив что-то — что именно, Флёр не поняла.

— Что-то случилось?

— Пока не знаю... Может, это табун диких лошадей, а может, и нет — не разберу против солнца.

— Попробуй это, — Флёр протянула проводнику зрительную трубу, которая была куплена ещё в Леносе. — Должна же и она, наконец, пригодиться?

Алдан довольно долго разглядывал облачко пыли на горизонте, и Флёр уже начала терять терпение, когда он, опустив трубу, сообшил:

— Что же, ответ на один вопрос мы получили — это табун моего рода. Отчего они пошли другой дорогой — это узнаем позже, когда встретимся.

Род Алдана был не особенно велик, но силён и довольно богат, имея нескольких кобыл небесной породы.

Опасения оказались напрасными — привычную дорогу просто размыло — и Алдан после недолгой беседы с родичами пригласил гостей к обеду. Отказываться было глупо, к тому же Флёр изрядно надоело описывать зверьё, а торк в пределах досягаемости был только один... И торки её не разочаровали.

Гостей усадили напротив входа — совершенно по-сколотски, и точно так же поднесли пиалы с кадахом, а затем две молодых женщины внесли большой котёл, полный густого бульона, и блюдо маленьких лепёшек и мелко изрубленного мяса, увенчаное целой бараньей головой. Волмант при виде этого кушанья поёжился — и не зря... Глава рода ловко вырвал оба глаза и протянул один Флёр, а второй — ему, видимо, как самому старшему. Хмыкнув про себя, Флёр повернулась к Воманту и прошептала:

— Вспомните сколотские обычаи...

Просиявший Волмант заявил:

— Почтенный Аксалх, я поражён твоим щедрым и благородным гостеприимством, но не я — водитель каравана, не мне и причитаются почести. Потому прошу тебя — прими ты это угощение в знак моего почтения к твоему благородству и щедрости!

Аксалх, поухмылявшись в бороду, глаз принял, но заметил, что столь вежливых чужаков ему видеть не случалось.

— Мы, о Аксалх, немалое время прожили среди сколотов, усвоив многое из их обычаев, ибо они куда лучше подходят странствующим в степи, — ответила Флёр. — И, будучи купцами, должны знать обычаи тех народов, с которыми торгуем — ведь без этого легко по незнанию причинить урон чести, а тогда уж быть резне вместо торга. Резня же не даёт ничего и никому...

— А война?! — спросил кто-то из юношей.

— Прости юного глупца, — Аксалх склонил голову, — жажда славы туманит его разум...

— Война дорога, — пожала плечами Флёр. — Война разоряет страну, и потому следует прибегать к ней, лишь исчерпав все прочие средства... Но тот, кто сражается разумно и побеждает быстро, получает и прибыль.

— Разумные слова, — Аксалх погладил бороду. — Итак, ты хочешь узнать наши обычаи, чтобы, ведя дела, не оскорбить нас — но не должны ли и мы узнать обычаи твоего народа?

— Легко это сказать и того легче сделать, — ответила Флёр, — да лишь немногим приходит на ум эта мысль. О Аксалх, я с удовольствием поведаю тебе об обычаях и законах моей страны...

Разговор затянулся до вечера — и до ночи Флёр записывала услышанное.

Империя Ашина была, пожалуй, важнейшей частью Дороги Шелков — пусть сами торки и не были караванщиками, Дорога существовала благодаря им. Эль-хан мог сквозь пальцы смотреть — и смотрел — на грызню родов и племён, но его воины безжалостно истребляли нападавших на караваны разбойников, и достигли в том немалого успеха. Совершенно извести мерзавцев, конечно, не удалось, но нападения случались не чаще, чем в её родных землях...

Флёр, в отличие от многих, не считала всех, кто живёт на другом берегу, дикарями, но Ашина превосходила любые фантазии. Пожалуй, торки были дикарями куда в меньшей степени, чем соотечественники самой Флёр...

Но, хоть её опасения и были преувеличены, разбойники всё же встречались, да и других опасностей хватало. Было бы неплохо проделать хоть часть пути вместе с родичами Алдана — но не выйдет. А значит, на рассвете караван снова отправится в путь. Что, в свой черёд, означает необходимость переписать набело хотя бы часть записей... И, пожалуй, стоит оставить черновики здесь. Если они вернутся — она или сама заберёт их по дороге, или пошлёт за ними кого-нибудь. Если же нет... Тогда через два года их отправят Таргитаю и Ферми. И те, кто пойдёт по их следам, смогут пройти дальше, закончив её труд.

Флёр вздохнула, пододвинула светильню поближе, и принялась писать. Вот ещё одна беда — запас бумаги и пергамента, а пуще того — чернил, не так уж и велик. Нет, на то, чтобы набело переписать последние заметки, этого хватит, да и пергамент, пусть и скверный, она вчера купила — но подобной роскоши она себе позволить не сможет до самого Суяба. А чернил осталось и того меньше — хорошо хоть, остался кусок плюмбаго, когда-то купленный именно для таких случаев...

На рассвете маленький караван вновь отправился в путь. Флёр поглядывала на Алдана, но того, похоже, ничуть не огорчало расставание с родичами, так что её внимание вернулось к дороге.

Степь требовала постоянного внимания, наблюдательности и отличной памяти — только так можно было найти в однообразной степи приметы и пройти по ним. Алдан, когда его спрашивали, отвечал без особой охоты, но подробно, Флёр тут же записывала его слова — и понемногу начинала понимать степь.

Степь не была такой уж однообразной — поняв, что именно искать, найти дорогу было не так уж сложно. Пожалуй, к концу их путешествия она и сама сможет пройти по степи... Если не будет другого выхода, конечно — с теми, кто родился и вырос в степи, ей не сравниться никогда.

Улыбнувшись неведомо чему, Флёр послала коня вперёд. Очередной поворот дороги и судьбы — что там, за ним?..

Третий день пути — и третий день никаких следов человека, кроме еле заметной тропы. Действительно, встретиться с кем-то в степи немногим проще, чем в открытом море... И Флёр это устраивало. Можно было спокойно записывать приметы, охотиться, упражняться с оружием или просто пустить коня в галоп, наслаждаясь скачкой... Здесь, в степи, Флёр впервые была по-настоящему свободна. Всё, что когда-то казалось таким важным, здесь лишилось всякого значения, видевшееся смыслом жизни оказалось чепухой, а заветы Церкви и вовсе оказались бессмыслицей.

Впрочем, в последнем Флёр не сомневалась уже давно...

Нет, ей случалось встречать священников и монахов, искренне преданных вере и своей пастве — вот только ни епископов, ни аббатов среди них почему-то не было. Епископы и аббаты куда больше заботились о мирских благах лично для себя... Да полно, нужна ли людям такая церковь, которая лишь свою алчность выдаёт за божью волю? И, если уж на то пошло, нужен ли людям такой бог, что позволяет всевозможным мерзавцам совершать любые преступления, прикрываясь его именем? Флёр и раньше задумывалась об этом, но обычно у неё не хватало времени — здесь же, под бескрайним небом, ничто не сковывало бег мыслей...

Однако размышления о вере пришлось прервать — что-то мелькнуло на горизонте. Всадник? Друг, враг, мимохожий странник? Зверь? Мираж?..

Флёр подняла зрительную трубу, навела на резкость — и вздрогнула.

Всадник. Всадница — немыслимой красоты молодая женщина в голубом платье, на белоснежном коне... неспешно поднимающаяся в небо. И это не было миражом — мираж не может вести себя так... А незнакомка, словно почувствовав её взгляд, обернулась — и Флёр вздрогнула, увидев абсолютно совершенное лицо — и исчезла, словно и не было её мгновение назад.

— Ханши-Тенгри... — благоговейно прошептал за спиной Алдан. — Глазам не верю...

И отшатнулся от метнувшейся к его шее сабли.

— Ко мне не стоит подкрадываться, — Флёр опустила клинок. — Значит, Ханши-Тенгри?..

— Да. Небо, принявшее облик... Только не спрашивай, что это значит — я не знаю. Говорят, она появляется во времена перемен...

— Что ж, думается мне, что перемены наступают, — отозвалась Флёр. — К лучшему или нет — увидим...

Вернулись молча — говорить о встрече не хотелось, о чём-то другом — не получалось. И ведь не раз и не два приходилось Флёр встречаться со сверхъестественным... но никто, даже именующая себя богиней Хлебная Волчица, не обладали подобным ореолом не силы даже — чего-то большего, что нельзя было выразить словами — разве только тем Словом, что было в Начале...

И она молчала.

И снова — бесконечная череда дней. Пёстрый цветочный ковёр уступил место зелени, выгоравшей под раскаляющимся с каждым днём солнцем, всё так же перекликались сурки... Но теперь у Флёр не осталось даже тени сомнений в успехе. Она просто знала это — но не смогла бы объяснить, откуда взялось это знание. Делиться им со спутниками она тоже не спешила — именно потому, что не могла понять его природу.

Да и слишком далеко они зашли, чтобы сомневаться. Повернуть назад, не дойдя хотя бы до Мараканды? Глупо и бессмысленно — они потеряют и время, и товар. Возвращение из Мараканды, если превратности судьбы прервут их путь — другое дело, и даже это было бы успехом... Но непрошенное знание упрямо твердило — они пройдут этот путь до конца... И Флёр вновь представила лицо Лоуренса, когда он узнает о её путешествии — и на лице сама собой появилась ехидная ухмылка. Злорадство, конечно, грех, да и не особо он виноват... Но разве это мешает немного позлорадствовать? Она ведь покается... Потом. Как-нибудь. При случае...

Привычно зацепив кольцом тетиву, Флёр выстрелила, послав вслед за стрелой бесполезные мысли. Носатая антилопа-маргач запнулась и рухнула на землю. Вот и еда на ближайшие дни... Спешившись, Флёр достала нож и принялась разделывать тушу — давно привычное дело, прошли те времена, когда ей полагалась прислуга...

И о тех временах она ничуть не жалела.

— Отлично, — Алдан забрал мясо и принялся развешивать его над густо дымящим костром. — Но уже сейчас нам надо будет больше воды. Дальше на юг степь становится пустыней, и вскоре вода станет редкостью, а в оазисах нас могут встретить без приязни...

— Разве золото и булат — не лучшие послы?.. — усмехнулась Флёр.

— Нас пятеро, — пожал плечами Алдан. — Оазис даёт приют многим. И не всем дано усмирять свои желания... Но мне нравится ход твоих мыслей, Цэцег — ты говоришь, как ашина.

— Цэцег?

— Так звучит твоё имя в нашем языке.

— Цэцег... — Флёр покатала слово на языке, словно пробуя его на вкус. — Пожалуй, так я и буду представляться.

С каждым днём степь действительно становилась всё суше и пустыннее. Недостаток воды уже начинал сказываться — пусть жажда пока не грозила, но на бурдюки Алдан поглядывал не без опаски.

Дичи, разумеется, тоже становилось всё меньше, зато прибавилось разнообразных неприятных тварей — змей и пауков, в основном. Необычайно надоедливых змей и пауков... Особенно — кара-олем, чёрная смерть, большой чёрно-красный паук, наглый и смертельно ядовитый. Алдан отгонял их, бросая в огонь какой-то порошок — не сказать, что зловонный, но пахнущий резко и сильно. От змей он не спасал — но плотно затянутый полог не пропускал их в тому. Столь же успешно тома защищала и от дневной жары и ночной прохлады — а пустынные ночи тёплыми не были...

В один из дней Алдан, остановив коня, вгляделся в горизонт и сообщил:

— Мы проделали ровно половину пути. До сих пор мы не встретили никого, кроме моих родичей, но чем ближе к Суябу, тем теснее сходятся пути, так что в скором времени мы встретим и другие караваны — или разбойников. Только самые дерзкие и безжалостные осмеливаются здесь промышлять, так что осторожность придётся удвоить...

— Да уж, жаль, что нет зелья, отпугивающего разбойников, — вздохнула Флёр.

— Вообще-то, есть, — неожиданно заметил Алдан. — Вот только рецепт его мне неведом — знаю лишь, что для него нужна земляная соль.

— И что же это за зелье? — недоверчиво хмыкнула Флёр.

— Это чёрный порошок, похожий на растолчённый кара-даш, — ответил Алдан. — Он мгновенно сгорает с яркой вспышкой и шумом, подобным удару грома и оставляя белый дым и смрад... а если поджечь его в запечатанном сосуде, поднеся огонь через малое отверстие, сосуд будет разорван и размётан со страшной силой.

— Любопытное зелье, — хмыкнула Флёр. — Полагаю, и оно происходит из страны Серес?

— Правильно полагаешь, — ответил Алдан. — И всем своим соседям они причиняют изрядный вред этим зельем...

Намёк был совершенно прозрачен, но Флёр не подала виду, что услышала его. Эль-хан, конечно, будет благодарен тому, кто раскроет секрет — да только чужака вполне могут отблагодарить стрелой в спину. Но если секрет станет известен сразу многим... Тогда на жизнь открывшего секрет станет покушаться разве что обманщик, желающий приписать эту честь себе — да и вряд ли такой сыщется. А секрет и без того недолго останется секретом... Но теперь ей нужно как-то раздобыть хоть немного этого зелья, да так, чтобы об этом не прознал Вышата — а это будет непросто — и доставить в сохранности.

Флёр едва заметно улыбнулась, посылая коня вперёд — путешествие продолжалось несмотря ни на что. Пусть игры сильных мира сего настигли её и здесь — не страшно. Вернувшись, она уже не будет пешкой в этих играх... А ведь всё началось с желания переждать подальше от Леноса ей же самой устроенную сумятицу, любопытства и желания подзаработать — и вот она здесь, в сердце Великой Степи, где не бывал и сам Дионис, и готова двинуться дальше.

До края Ойкумены.

Город Суяб стоит в долине реки Шой, местности весьма благодатной и плодородной. Изобилием своим долина обязана множеству каналов, устроеных с большим искусством, которые приносят воду в сады и поля жителей долины. Говорят, что в долине живёт столько же людей, сколько во всей остальной стране, и хотя в это невозможно поверить, всё же она весьма населена и многолюдством не уступает любому из наших княжеств.

Жители долины ведут осёдлую жизнь, возделывая землю и занимаясь ремёслами, и в достатке снабжают ашина всем, что те не делают сами.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Тетива звонко щёлкнула по кожаному наручу, и последний из полудюжины нападавших свалился на песок со стрелой в глазнице.

— Вот ведь дерзкие тати... — вздохнул Волмант, разглядывая мертвецов. — Но кони у них добрые, надо бы изловить...

Конями занялся Бела, Вышата с Волмантом следили, не приближается ли ещё кто-нибудь, ну а Флёр и Алдан поиступили к сбору добычи...

— Скоро здесь будут люди эль-хана, — предупредил Алдан, — и нам придётся отвечать на множество вопросов... или нет...

— Что-то не так? — насторожилась Флёр, однако обшаривать мертвеца не прекратила.

— Всё не так, — Алдан поднял лук и внимательно его изучал. — Это не разбойники. Это воины халга, народа, живущего далеко на северо-востоке. Нечего им здесь делать, как ни посмотри... Потому что такие вот отряды обычно пути для набега разведывают, а Суяб слишком далеко от их земель, набега не выйдет.

— Возможно, они замышляют войну? — предположила Флёр. — Их страна дожна быть ещё более суровой, чем эта, и вполне можно ожидать, что они решат её покинуть.

— Хорошо бы тебе ошибиться, Цэцэг, — вздохнул Алдан. — Хорошо бы тебе ошибиться...

Флёр промолчала — и хорошо бы ошибаться, да только вряд ли...

Воины явно не были ни знатными, ни богатыми людьми, однако они столь же явно не знали голода — а страна, где народ сыт, всегда будет многолюдной. Чем больше людей, тем, разумеется, сложнее их прокормить... И потому — не семена ли нового Потопа перед ней? Прошло без малого два столетия, но до сих пор непослушных детей пугали ограми и молились об отвращении огрских стрел... А сколоты вовсе не обязательно смогут — или пожелают — остановить пришельцев, и тогда Потоп в лучшем случае повторится. В худшем же...

Впрочем, пока что всё это пустые рассуждения, и на деле всё обернётся иначе. Прежде, чем строить планы, стоит хотя бы поговорить с воинами эль-хана — они уж всяко лучше знают, что здесь творится... И при первой же возможности написать Таргитаю и Ферми. Уж лучше зря потревожить людей пустыми домыслами, чем не предупредить о настоящей беде...

Разговор с воинами ситуацию прояснил, но настроения Флёр не улучшил. Она угадала — халга были богатым и многочисленным народом, хотя и разобщённым. Их набеги постоянно тревожили и Серес, и ашина, однако с той же охотой племена нападали и друг на друга... До недавних пор.

Вот уже второй год из северных степей приходят тревожные слухи: говорят, что явился благословенный Небом вождь, сын волка и лани, который объединит всех халга и раздвинет пределы их кочевий до Последнего Моря. Говорили, что вскоре, когда шаманы увидят благие предзнаменования, соберётся всеобщий совет — хурал, который провозгласит этого вождя эль-ханом халга...

Говорили многое, и арбанбасы — командир отряда — наверняка не сказал и десятой доли того, что знал. Однако он сказал главное — слухи не лгали. Преувеличивали — возможно, но даже если новый вождь будет признан лишь частью племён, у него не уйдёт много времени на то, чтобы покорить остальных халга.

Новость не радовала — если всё действительно обстояло именно так, то отправить письмо нужно едва ли не прямо сейчас. Ашина по праву гордятся своими гонцами, послание доберётся до адресата дней за десять... Большего ей сейчас не сделать — но возможно, и этого будет достаточно.

Двигаться дальше уже не имело смысла, и караван принялся обустраивать ночлег. Флёр, пристроившись на сундуке, раскатала последний пергамент и принялась за работу. Письмо Таргитаю, письмо Ферми — и стоит приложить к этому часть записей, переписанных набело... И при этом обоих адресатов необходимо убедить в реальности угрозы — это у неё нет сомнений в том, что халга рано или поздно, да притом скорее именно рано, двинутся на запад. Но как в это поверят люди, что до сего дня и не слыхали о них? Таргитай, впрочем, мог и знать — но вряд ли принимал в расчёт. Ферми же и вовсе не мог ничего знать...

Дописывать пришлось уже при свете лампы — благо, перетопленный бараний жир горел ярко и без копоти — но Флёр осталась довольна. Оба письма получились деловыми и достаточно тревожными, хотя она и признавала, что угроза пока ещё только возможна. Может, на сей раз Потопа удастся избежать... Или хотя бы задержать его.

На рассвете караван снова двинулся в путь. Местность вокруг менялась — всё больше становилось кустарника и травы, появились деревья, тропа превратилась в торную дорогу...

Стали встречаться караваны — иные не больше их собственного, а иные — несколько сотен хаптагаев, крестьяне с гружёными ослами и всадники. Чуть позже по сторонам дороги потянулись сады и поля, разделённые на узкие полосы множеством каналов, томы, а кое-где и настоящие дома из камня и самана...

Предместья Суяба выглядели на удивление обычно — только тянулись непривычно далеко, так что до города добрались уже под вечер, пусть и не в сумерках. Город впечатлял — мощные стены, окованные чеканной бронзой ворота, бдительные стражники и развевающиеся знамёна говорили путнику: здесь столица империи. Пожалуй, из всех городов, где Флёр приходилось бывать, лишь Ауген, императорская столица, внушал такое же почтение...

Тем не менее, самих ашина в столице их империи обитало не так уж и много. Они составляли немногим менее половины жителей города, и немалая их часть совершенно явно была гостями — но то же можно было сказать о всех в этом городе.

Другую же половину составляли люди столь многих племён и языков, что и Алдан не всегда мог назвать их. Парфяне и халга, нго и моны из лесов далёкого юга, арраны и хурраты, торки и минъя, хитой и бхараты, огры и руты, ливы и швабы... И неважно, что их тут по одному человеку — ведь они здесь.

Здесь, в Суябе, о котором на их родине не слышал ни один человек...

Внимание Флёр было соредоточено на немногочисленных хитой — жители Серес держались особняком и выделялись даже в столь пёстрой толпе. Невысокие, черноволосые, смуглые до желтизны, они походили на халга и тангутов, и почти не отличались от монов и нго — внешне, во всяком случае, их различала лишь одежда. Речь их тоже была удивительно сходной — звонкой и певучей, словно птичьи трели.

Всё это могло ничего не значить. Могло, напротив, оказаться самым важным — пока что Флёр просто старалась как можно больше разузнать о людях и их стране. Кто знает сейчас, какая мелочь окажется ключом к сердцам и кошелям сересских купцов?

Впрочем, все эти вопросы отступали перед поисками постоялого двора или места для томы — времени до вечера оставалось не так уж и много.

Как обычно, несколько медяков, доставшиеся уличному мальчишке, решили вопрос — сорванец не только показал дорогу, но и вызвался проводить. Возражать Флёр не стала, но саблю на всякий случай сдвинула поудобнее — мало ли...

Постоялый двор, к которому их привёл мальчишка, оказался именно двором — за невысокой оградой оказались конюшня, привязь для верблюдов, трактир, склад и баня. И плату за всё это хозяин требовал вполне умеренную... Шедрость трактирщика была подозрительной, но объяснялась просто — от гостей не было отбоя. Некоторые даже поставили томы прямо во дворе — за половинную плату, разумеется, но трактирщик всё равно без прибыли не оставался...

Флёр и её спутники сперва тоже собирались устроиться во дворе — но освободились комнаты, а Флёр, как ни крути, успела соскучиться по кровати и крыше над головой. Возражать не стал никто, золото сменило хозяина — и вскоре Флёр, заперев комнату, отправилась в баню.

Баня здесь отличалась от всего, что ей случалось видеть. Сильного жара здесь не было, зато воздух был заполнен пахнушим травами паром, горячая вода лилась из бронзовых пастей фантастических чудищ, наполняя огромную ванну в полу, а у стен стояло множество кувшинчиков с благовониями и притираниями.

В ванне размером с небольшой пруд, плескались три сколотских воительницы, брызгая друг в друга водой и звонко смеясь.

— Прыгай к нам! — крикнула одна из девушек, заметив гостью.

Флёр не пришлось просить дважды — соскользнув в воду, она без раздумий присоединилась к веселью.

Звали девушек Арья, Ора и Таис, и были они наёмницами из племени паралатов, здесь оказались с охраной каравана и теперь искали попутчиков для новых приключений. Тут, будь у Флёр уши Хоро — они бы встали торчком. Три лука для их маленького каравана будут весьма кстати, а аппетиты у подруг, кажется, вполне умеренные...

— Флир, а ты из какого племени? — спросила Арья, втирая ей в волосы щёлок. — У тебя волосы прямо золотые...

— Из швабов. Да и не золотые они, а соломенные.

— Швабы? — хмыкнула Арья. — Никогда про таких не слыхала. Где они живут?

— Далеко на западе, за землями ливов и огров, — Флёр прикрыла глаза. Только сейчас она осознала, какая бездна отделяет её от Леноса — и тем более от родного Айтерзенталя...

— Далеко же ты забралась... — покачала головой Таис. — Я о тех краях и не слыхала даже.

— А у нас о Суябе никто не слышал, да и про сколотов знают немногие, — ответила Флёр. — Люди везде одинаковы, знаешь ли... И даже сколоты редко покидают привычные кочевья.

— И верно, — согласилась Ора. — А как ты тут оказалась, или это секрет?

— Мы тут проездом по делам торговым, отдохнём несколько дней и двинемся дальше, — Флёр нырнула, ополаскивая волосы, выбралась на бортик и продолжила:

— Послушай, Таис, вы ведь пока не нанялись?

— Ты хочешь нанять нас?

— Да. Конечно, мне надо заручиться согласием товарищей, но не думаю, что они станут возражать.

— День или два мы можем подождать, — кивнула Таис. — Встретимся завтра утром?

— Да, сегодняшнего вечера должно хватить, — кивнула Флёр, соскользнула в воду и обрызгала паралатианку.

Отхлебнув ароматный горьковатый настой, Флёр посмотрела на спутников и сказала:

— Нам нужна охрана.

— Не спорю, — кивнул Бела, — в тот раз нам повезло, но ещё хоть пара сабель нам не повредят.

— Деньги, — вздохнул Волмант. — Наёмнику-то чеканной монетой платить надобно, а у нас почти всё в товары вложено...

— Я встретила в бане трёх наёмниц из племени паралатов, — сообщила Флёр после очередного глотка, — которые предпочитают золоту приключения и потому требуют не слишком большую плату. Если никто не возражает...

— Паралатские наёмницы... — протянул Алдан. — Молодые?

— Старшая немногим моложе меня.

— Ну, тогда я согласен, — Алдан потянулся за кувшином и снова наполнил пиалу.

Вышату можно было не спрашивать — тот, как и всякий музыкант, был большим ценителем женской красоты, Волмант не возражал, Бела... Бела коротко кивнул, соглашаясь.

— Значит, нанимаем, — кивнула Флёр. — А теперь поговорим о делах торговых...

Утром Флёр нашла воительниц во дворе — троица увлечённо сражалась на палках с тремя ашина и явно выигрывала.

Отвлекать бойцов Флёр не стала — остановилась в тени, наблюдая за боем. А посмотреть стоило — девушки двигались с удивительной быстротой и ловкостью, восполняя ими меньшую силу и к тому же не гнушаясь не слишком честными приёмами. Торки отбивались, но было хорошо видно, что приходится им нелегко и держатся они лишь за счёт немалого опыта... Да, эти три воительницы могли совершенно честно требовать и втрое большую плату — Флёр бы всё равно заплатила.

Схватка тем временем завершилась ничьей, бойцы обменялись ножами, и Таис, забросив за спину щит, подошла и спросила:

— Ну как, договорилась с товарищами?

Флёр протянула ей увесисто звякнувший кошель. Таис подбросила его на ладони, распустила завязки, заглянула внутрь и только после этого убрала в сумку на поясе.

— Доверяй, да проверяй? — одобрительно хмыкнула Флёр. — Что ж, думаю, вам стоит познакомиться с моими спутниками — а заодно и расскажешь, что здесь делается и какой есть торг.

— О торге тебе лучше спросить Арью, госпожа — она дочь купца и всюду высматривает новые товары. Я же скажу, что не пристало на таком поясе носить царскую тамгу — Таис прикрыла глаза ладонью. — Прости мою дерзость, но к полудню я принесу тебе подобающий пояс со всем набором.

Флёр попыталась возразить — но куда там! Таис непоколебимо стояла на своём, спор грозил затянуться как раз до полудня — и пришлось уступить...

Наёмницы, как и обещала Таис, явились к полудню, и обещанный пояс она принесла...

Чёрный, из лучшей сколотской кожи, с орихалковой пряжкой, покрытый серебряным узором из распластавшихся в прыжке пардусов, пояс был великолепен, и на нём царская тамга действительно была куда уместней, чем на старом.

— Никогда не видела такого орихалка, — вздохнула Флёр, затянув пояс. — Откуда такой?

— С южных отрогов Поясных гор, — ответила Арья. — Там добывают лучшую медь и работают лучшие мастера. Они употребляют некую добавку, секрет которой тщательно хранят, и очень точно выверяют пропорции меди и золота в зависимости от чистоты металлов и многого иного.

— Пожалуй, и те земли следует проведать, пусть и не в этот раз, — Флёр поправила пояс, повесила кинжал и проверила, легко ли он выходит из ножен. — Ну что, пора и делом заняться...

Первым делом Вышата разыскал купцов-хитой и продал им трофейных коней. Продал, конечно, не за полцены, но всё равно изрядно продешевив — от коней стоило избавиться поскорее, а купцы как раз собирались домой.

Нет, стража не сказала бы ничего — коней взяли в честном бою, но в Суябе могли оказаться родичи или друзья разбойников... А с ними Флёр сталкиваться не желала.

Сама она в это время в компании Белы, Волманта и Арьи устроилась на торге и разложила товар.

Проще всего оказалось продать луки — их, все разом, приобрёл для стражи интендант, дав неожиданно хорошую цену. Ясное дело, цена была заниженной, но всё-таки в разумных пределах — то ли интендант был честным, что немыслимо, то ли что-то замышлял... Впрочем, Флёр это не волновало — она не собиралась задерживаться в Суябе надолго.

Не хуже вышло и с мехами — Флёр выложила не всё, оставив самые лучшие для подарков и взяток, но южане охотно брали даже плохонькие шкуры, да и ашина в стороне не стояли — правда, были они куда как разборчивей и всё подряд не скупали. С особой охотой брали мех куний и беличий — куниц по эту сторону Поясных гор почему-то водилось немного, а беличий мех считался защитой от дурного глаза.

Пока шёл торг, Флёр расспрашивала Арью о дороге на восток — Алдан, при всех его достоинствах, дальше Мараканды не бывал, а трёх подруг занесло однажды в самый Хадзин, столицу царства минъя...

— Каравану туда идти дней сорок, но дело того стоит, — сказала Арья. — Там и торг наилучший, и земли хитой близко... Только вот люди сведущие говорят, что в скором времени новой усобицы в их стране следует ждать.

— А вот это плохо, — Флёр не без труда удержалась от грубого ругательства. Почти добраться до цели — и найти там гибельную для торговли гражданскую войну... — И надо бы хуже, да некуда.

— Знаешь, батюшка мой, пошли ему Небо долгой жизни, всегда говорит: кому война, а кому мать родна, — ухмыльнулась Арья. — Страна хитой велика и обильна, разделись она и на десять частей — всё равно годы уйдут на их разорение. Сейчас же, в самом начале, нам эта распря только на руку — железо, медь и кожа в цене прибавят, и сильно... Так что кожи попридержи, пригодятся.

Флёр кивнула и обернулась к Вышате, который где-то по дороге перехватил ювелира. Очень удачно — искать его по всему городу желания не было.

Последовав совету Арьи, она купила побольше нефрита — благо, торки его не слишком ценили — и принялась расспрашивать о Поясном Камне, особенно о его южных отрогах. Ювелир там бывал, но давно и многого не помнил — или не хотел говорить — только Флёр и того хватило, чтобы окончательно решить отправиться в эти земли. Может быть, не в этот раз, даже наверняка — но всё же...

Товар разошёлся быстро, и Флёр, не теряя времени, отправила Вышату за припасами, а сама в компании Белы и Волманта двинулась за товарами для хитой и минъя.

И первым в их списке стояла кожа. Да не просто кожа, а гольё — не тот товар, который стоит далеко возить... Но не здесь. Минъя делали броню из высушенной сырой кожи, а лучшей считали кожу чёрных степных быков, что в изобилии разводили ашина. Хитой предпочитали дублёную кожу и обычно имели её в достатке — но когда готовишься к войне, припасов мало не бывает, так что купят они всё. Нефрит... Нефрит ими почитался священным камнем и за него могли и золото по весу отдать, а за белый так и вдвое — но белого нефрита не попалось.

Встретились на постоялом дворе уже к вечеру, изрядно утомившись и потратившись, однако же с успехом.

— Думаю, больше нам здесь ничего не надо, и завтра на рассвете пора отправляться, — заявил Бела, разливая горячий настой по стаканам. — А вот на обратной дороге, пожалуй, стоит и здешнего стекла прихватить...

— На обратную дорогу загадывать смысла нет... — Флёр зевнула. — Посмотрим, с чем идти будем... А сейчас предлагаю пойти в баню — бог знает, когда теперь получится толком помыться.

— И тебя не смущает, что здесь принято мыться всем вместе? — хмыкнул Алдан.

— Меня, — Флёр фыркнула, — после всего, что мы видели, уже ничего не смущает. Везде свои обычаи, и раз уж богом так установлено, то нам только и остаётся им следовать, раз уж мы пришли с миром.

Город Мараканда, что в восьми днях пути от Суяба, велик и многолюден. Он принадлежит стране хионитов, коих именуют также белыми ограми, однако же населяют его торки иного, чем ашина, племени, называемые синими по цвету их знамени. Синие торки славятся своим кузнечным искусством, а клинки их работы ценятся на их вес в золоте, а в стране Серес — и на двойной.

Город этот стоит близ границ империи Ашина с одной стороны и царства минъя с другой, потому в нём сходится великое множество путей и собирается великое множество товаров, так что говорят, что нет в мире такого товара, которого б нельзя было найти в Мараканде и нет языка, которого там нельзя было бы услышать.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Царство хионитов узким языком вклинивалось между двумя империями, позволяя им величественно игнорировать друг друга — что устраивало обе стороны. И, как это обычно и бывает, ничуть не мешало торговле...

Остановив Пардуса, Флёр кивнула чиновнику с таможни и молча предъявила тамгу. По идее, этого должно было хватить — но подорожную она на всякий случай тоже выправила и держала под рукой. Как оказалось, напрасно — тамги хватило, хотя чиновник и оказался весьма подозрительным, и пошлину стребовал полностью.

Щёлкнув поводьями по шее, Флёр послала Пардуса вперёд. Новая дорога, новая страна... Пора бы и привыкнуть — но она снова чувствовала себя маленькой девочкой, впервые выбравшейся за ворота отцовского замка.

Отъехав от заставы, Флёр остановила коня на обочине и обернулась, следя за своим караваном. Четыре верблюда — немного по меркам Степи, но если вспомнить путь, который они прошли... И какой не случалось проделать никому ни с Запада на Восток, ни с Востока на Запад... Да, тогда их маленький караван смотрелся совсем иначе.

— Три дня пути, — сообщила подскакавшая Арья, — а в Мараканде надо бы отдохнуть дней пять, а то и неделю. Дальше и дорога непростая, и люди... Хитой совсем не как мы думают, имей в виду, с ними договориться сложно бывает.

— Со своими соплеменниками не враз договоришься, — пожала плечами Флёр, — а уж толмача найдём. Да такого, чтобы хоть что-то в обычаях понимал... Вот что, расскажи-ка поподробнее о городе, а то, сдаётся мне, что проводник наш там всё больше пил да ключ к замкам примерял.

Арья хихикнула и принялась рассказывать:

— Мараканда — город большой и старый, больше Айраса и, как говорят, самый старый на свете. Синие торки тут поселились лет триста назад, а до того был народ, называвшийся хатой...

— Не по их ли имени хитой стали зваться?

— Может, и так... Говорят, их купцам дальше Мараканды заходить не позволено, да и приходит их немного, но я их видела и западнее, так что многому тут верить не стоит. В самом городе всем заправляют торки, царь там только наместника держит, да и тот их собственный вождь, так что и законы там особые... Но если там только на несколько дней остановиться, то ничего особенного не заметишь.

— Особые законы? — а вот это не слишком весело. Бог знает, что может придумать местный правитель — опыт у Флёр по этой части был богатый и неприятный, несколько раз из-за этого обычная торговая поездка оборачивалась контрабандой...

— Ну да, — Арья кивнула, — почти как наши, закон для всей Степи один...

Флёр облегчённо вздохнула — всё моментально упрощалось. Уж сколотские законы она знала не хуже их самих, так что никаких неудобств не ожидалось — сверх обычного, разумеется.

— Ты-то эту дорогу знаешь?

— Так она тут, считай, одна — как не знать?

— Тогда скажи, где нам лучше на ночлег встать будет? — до вечера было далеко, но незнакомой дороге стоило подстраховаться — уж лучше лишний час простоять, чем заблудиться в темноте...

— Да у любого колодца, — беззаботно махнула рукой Арья, — они тут как раз в дневном переходе друг от друга. За три дня как раз дойдём.

— Отлично, — Флёр прищурилась, разглядывая свой караван. — Постоялых дворов тут нет, конечно?

— Ну, у колодцев есть смотрители и охрана, да и место для том расчищено, но и только. Ещё у них топливо можно купить, только это почти всегда кизяк...

Флёр пожала плечами — кизяк так кизяк, если ничего другого нет, то и он пойдёт... Тем более, что правильно высушенный кизяк отлично горел и почти не давал зловония.

— Белые огры сами караванщики из лучших — присоединился к беседе Алдан. — Вот и стараются всё устроить поудобнее для торговли. Случалось мне с ними ходить...

Прикрыв глаза, Флёр взглянула на уходящее за горизонт солнце и подняла руку. Караван остановился, Вышата спрыгнул на землю и бросился наполнять поилку, Волмант, с достоинством спешившись, отправился к смотрителю за дровами и новостями, Алдан с наёмницами ставили тому, Бела наблюдал за дорогой — а сама Флёр приглядывала за всеми. Стычка с халга по-прежнему не давала покоя — если один отряд зашёл так далеко, что помешает другим проделать тот же путь или даже зайти ещё дальше? Правда, восемь луков — довод весьма весомый, но прибегать к нему не хотелось — ненадёжное это дело. У врага ведь может и больше оказаться...

Дорога, впрочем, оставалась пустой — кто прошёл мимо, кто не дошёл и остановился раньше...

Поставили тому, разожгли очаг, разогрели похлёбку — и только тогда Флёр расслабились. Не до конца, разумеется, но всё же...

— Вот уж не думал, что на старости лет заберусь в этакую даль, — вздохнул Волмант, отложив ложку. — А оно вон как вышло. Воистину,чуден промысел Господа...

Вышата кивнул, перебирая струны — он опять сочинял былину об их путешествии, и Флёр рассчитывала услышать новый куплет уже к концу недели, а может и раньше. Бела молча смотрел в огонь, Алдан точил саблю, а наёмницы проверяли и смазывали доспехи. Вечер в дороге — сколько их было и сколько будет... Новая дорога, новые люди, новые страны — всё это для вольного торговца дело привычное. Правда, дороги этой до сих пор не видал ни один человек из западных стран... Но ведь и хионитов не встречали на торжищах Леноса и Аугена. Пока не встречали — но как знать, что будет завтра? По проторенной ими тропке пойдут другие — и оглянуться не успеешь, как проложат торную дорогу...

На рассвете караван двинулся дальше. Вышата задумчиво перебирал струны, бормоча себе под нос и время от времени хмурился и вздыхал — видимо, стихи не получались. Ора и Таис держались в нескольких десятках шагов впереди, Алдан и Бела — позади, держа наготове луки, Арья отдыхала, держась рядом с Вышатой.

Сама же Флёр писала, пристроив пачку бумаги на шее коня. Неудобно, конечно, но всё же лучше, чем держать на весу, да и Пардус не возражал, хоть и косился время от времени — что это там хозяйка делает?..

Всё это можно было бы отложить до вечера — но вечером она собиралась подробно расспросить наёмниц об их странствиях, а этот разговор обещал затянуться... И то, что разговор будет не первым, ничего не меняет — толком поговорить всё ещё не получалось. Торговое путешествие — не поездка на воды, к болтовне не располагает...

Дорога ложилась под копыта, лошади фыркали, напевал гусляр — дорожная идиллия, одним словом, вот только всё это благолепие ничуть не радовало — в чужой земле стоило ожидать худшего... Ведь халга напали посреди такого же спокойного дня.

Нападать, впрочем, никто не собирался — всё же дорога была оживлённой, а безоружных на ней не было. Лук и кривой кинжал были у каждого, у многих при себе были сабли, а у некоторых — и копья... А попробовал бы простой торговец в империи носить меч!

Тут логично следовало рассуждение о свободе и о том, какой народ наслаждается ей в наибольшей степени... Но Флёр не раз и не два убеждалась, что разные люди понимают свободу по-своему — настолько, что то, что почитается свободой одним племенем, другое сочтёт ужаснейшим рабством... Да и что есть свобода? Сама Флёр, пожалуй, не смогла бы однозначно ответить на этот вопрос — если, конечно, нашла бы время всерьёз об этом задуматься. Возможно, в старости она и займётся написанием философских трактатов, но до этого ещё надо дожить...

До следующей стоянки добрались без приключений — если не считать за таковое непристойный куплет, сочинённый Вышатой о едва не угодившем под копыта дурне. Дурень подвернулся не им, так что сам приключением считаться не мог...

Флёр, стоя у колодца, ждала своей очереди и прислушивалась к разговорам караванщиков. Говорили о разном — о ценах, о дорогах, о товарах, верблюдах, о лошадях и женщинах — обо всём, о чём говорят люди в дороге. Умея слушать, из таких разговоров можно узнать много полезного — да частенько такого, о чём и не расскажут чужаку. И не со зла — а потому что «это все знают». Зато в таком вот разговоре не только помянут, но и проболтаются о таком, что и с пьяных глаз не станут вспоминать...

Набрав воды, Флёр вернулась, обдумывая услышанное у колодца. Обычная болтовня... В которой прозвучало немало интересного, и не только о царстве хионитов и городе Мараканда — но и о халга.

Халга видели то здесь, то там, то десяток, то тысячу — пусть у страха глаза велики и тысячами можно было считать разве что опустошённые пиалы, но... В том, что халга были, сомневаться не приходилось. И это было плохо. Это было очень плохо...

Халга не просто так забирались далеко на юг — они явились не грабить, а разведать путь для нашествия. Да, оно случится не сегодня и не завтра — но не пройдёт и пяти лет, как степи исторгнут новый Потоп... И толку, что они не придут в Чернолесье — пройтись огнём и мечом по той же Паннонии им ничто не помешает.

Впрочем, сейчас она ничего сделать не может, а что могла — уже сделала, оставалось только надеяться, что её письма дошли и были приняты к сведению... И что у кого-то хватит сил их остановить — кто знает, какие силы могут выставить халга?

— Что говорят? — спросил Бела, стоило ей откинуть полог.

— Ничего, что бы тебе понравилось, — Флёр уселась у очага. — У страха глаза велики... Но похоже, что грядёт новый Потоп.

— Ты уверена?

— Теперь — окончательно. Всё было ясно ещё с нашей стычки, но теперь у меня нет сомнений. У нас лет пять в запасе...

— Мы знаем степь не хуже сколотов, — усмехнулся Бела. — Пусть приходят — Пушту им не пройти.

— Дай бог, чтобы они и не пришли туда, — вздохнула Флёр. — Ну да всё, что мы сделать могли, уже сделано, остальное же не в нашей власти... Говорят ещё, что из страны Серес купцов больше обычного приходит и железо скупают, не торгуясь.

— И получится ли у нас железо купить, как собирались? — хмыкнул Волмант.

— Полосы могут и продать, — заметил Бела. — Тем более чужакам вроде нас... Мы-то не хитой, и не написано на нас, кому мы эти полосы продавать собираемся. Да и то сказать, булат везде дорого стоит... Даже если с нас клятву возьмут железо хитой не продавать, не пропадём...

Мараканда появилась перед путниками не сразу, без спешки — как и подобает столь древнему и великому городу. Сперва над горизонтом появились башни, затем — стена, над которой развевались флаги и, наконец, ворота — грубая и узкая арка, стоявшая, казалось, со времён смешения языков... А за ней — шумный, пёстрый, многолюдный и богатый город, раскинувшийся в благодатной речной долине.

— Мараканда, — поднял руку Алдан. — Перекрёсток всех дорог. Нет товара, какого здесь не купить, и нет языка, какого здесь не услышать. Говорю тебе честно, Цэцэг — дальше на восток я не заходил.

— Бывали мы, — Таис придержала коня. — Далеко на восток никто из нас не заходил, однако ж до торговых городов провести сможем. По Дороге Шелков мы до самого Хадзина доходили, да и в Йуве бывали, для нас это труд невеликий, а деньги уже заплачены. Ты, Алдан, с нами пойдёшь или назад вернёшься?

— За Маракандой я и впрямь не бывал, — проводник потрепал коня между ушей, — но только лишь оттого, что нужды в том не случалось. А так — не запретил же Тенгри мне и дальше идти?..

— Небо не запрещает, — заметила Таис, — лишь призывает к ответу. Выбор делаем мы сами...

Молча пожав плечами, Алдан тронул коня, направляясь к ближайшему постоялому двору.

Флёр на мгновение замерла, а затем послала коня следом за проводником. О божественном стоит размышлять после бани и доброго обеда, а не в дороге, где и по сей день властвуют свои законы — ведь говорят, что люди бывают живыми, мёртвыми и идущими по морю, а Великую Степь недаром зовут Морем Трав...

Постоялый двор почти не отличается от того, что был в Суябе — разве что хозяин имел вид куда более подозрительный. Хозяин наверняка привечал контрабандистов — но Флёр это не беспокоило. Против контрабандистов она ничего не имела — сама нередко промышляла этим ремеслом...

Разбив обе томы, путешественники отправились в баню, а после разошлись — наёмницы вдвоём остались охранять шатры, Вышата ускользнул по каким-то своим делам, Волмант и Бела отправились на торг, а сама Флёр в компании Арьи нанесла визит хозяину постоялого двора.

— Клинки? — хозяин покрутил носом. — К северным воротам идите, оттуда на восток вдоль стены шагов двести — увидите кузницу Тимур-ханум, её не пропустишь — она там одна, и двор у неё испорченными слитками мощён. Лучших клинков вы тут ни у кого не сыщете, вот только...

— Что ж она, обманщица или воровка? — Арья поморщилась, всем своим видом демонстрируя недоверие.

— Ал-кеми она, — вздохнул хозяин. — Братья её — кузнецы добрые, да без выдумки, а вот она вечно что-нибудь измышляет — а тут уж всякое бывает. Может, получится, а может, нет...

Флёр внимательно слушала, не подавая вида, насколько ей это интересно. Если она поняла правильно, Тимур-ханум была алхимиком... И значит, могла знать рецепт того самого зелья, «отпугивающего разбойников». Вопрос в том, сколько она за него захочет...

— Благодарю тебя, добрый человек, — Флёр подбросила на ладони золотой. — А не расскажешь ли, что она доброго измыслила?

— Да если бы доброго! — возмутился трактирщик. — Вечно то насмердит чем-то, то чуть пожар не устроит, а не то и вовсе кузницу развалит!

— Это как? — Флёр почти не требовалось изображать удивление.

— Знать бы! Грохот был страшный, крышу пробило, да ещё и серой смердело! — он возмущённо вцепился в бороду.

— Безобразие, — согласилась Флёр. — Ну спасибо тебе, добрый человек, а нам на торг пора...

Пропустить кузницу действительно было непросто — шум она производила невероятный, даже больше, чем обыкновенно. Оглушительно гудел горн, звонко били молоты, шипело масло на раскалённом железе, и над всем этим царила сама Тимур-ханум — невысокая крепкая женщина в набедренной повязке и фартуке из толстой кожи. И она не только распоряжалась — она и молотом орудовала, словно дочь самого Тубалкаина...

— Клинки? — Тимур-ханум успела сменить рабочий наряд на обычное платье, пока гости устраивались за столом. — Могу продать, но запас у меня небольшой...

— Так и наш караван невелик, — Арья отпила настоя, — нам воз и не нужен. Сколько продашь — столько и купим, и в придачу возьмём, что приглянется. Есть ведь у тебя сколотский меч?

— А скажи, Тимур-ханум, ты ведь и зелья делаешь? — спросила Флёр. — Нет ли у тебя нужного в странствии?

— Живая вода есть, двойной выгонки, — ответила Тимур-ханум. — Пить её нельзя, если только вдвое не разбавить, она для растираний и чтобы раны промывать. Есть отпугивающего зелья кувшин — остальное раскупили. Есть лекарств разных запас, хоть и малый — их я обыкновенно не делаю...

— Было бы ещё зелье, чтобы разбойников отпугивать...

— Не делают то зелье без царского указа и не дают никому без его ведома, — хозяйка покачала головой.

— Так и правда, что есть такое зелье? — притворно удивилась Флёр. — Верно, большая в нём сила... Что же, раз не должно его продавать странникам, то забудем о нём. Могу ли я тебе помочь?

— Если встретишь много самородной серы, дай мне знать — вытопить её хоть и несложно, но долго, а для зелий её много потребно...

Флёр внимательно слушала и запоминала. Дело сулило прибыль, но важнее было другое — кажется, она начала понимать, из чего состоит то самое огненное зелье...

Оставалось только одно — донести это знание до алхимиков. Даже если она не узнает пропорции, их разгадают... Но лучше бы узнать их самой — так оно куда надёжнее.

Очередной кошель с золотом сменил хозяина, Флёр повесила на пояс сколотский меч-акинак и распрощалась с кузнецами-алхимиками. Вечером клинки привезут на постоялый двор, а завтра — утром или вечером, смотря по тому, как пойдёт торговля — они двинутся дальше. В земли минъя и дальше — в страну Серес. Сокровища Востока ждали того, кому достанет смелости явиться за ними...

От Мараканды до границы страны минъя три с половиной дня пути по тракту и ещё четыре парасанга до крепости Уманг, а оттуда ещё двенадцать до города Йуве. Это — первый город страны минъя, и там имеется большой торг. От этого города до столицы двенадцать дней пути.

Минъя называют свою страну Великое Царство Высокой Белизны, потому что зримым воплощением божественного почитают заснеженные вершины гор и с ними сравнивают своё могущество. Могущество же это велико, ибо царство минъя велико, и людей в нём живёт лишь немногим меньше, чем в империи, и хоть земли её не столь изобильны, страна богата рудами и кормит стада скота, но главное её могущество приносит Дорога Шелков.

Крепость Уманг защищает подступы к городу Шангу с запада, и в ней стоит сильный гарнизон, а также устроено место для путников наподобие постоялого двора огромных размеров. Всякий, кто разбивает там свой шатёр, должен при нападении врагов присоединиться к гарнизону, и за это с них не взимают плату.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Комендант устроил в честь гостей впечатляющий обед — само собой, по меркам пограничной крепости, зато изрядно сдобренный вином и разговорами...

— Думал я, почтенные гости, — комендант огладил бороду, — что знаю все племена... Но ваши имена со мной молчаливы.

— Неудивительно это, ибо пришли мы из стран, где и мудрейшим неведома твоя страна, сардар, — Флёр покачала в руке порселановую чашу. — Тысячи парсангов разделяют наши страны. Далеко на запад, за рекой Дану, за страной рутов, откуда родом Вышата, на севере лежат земли страны ливов, сородичей Волманта, а за ними — мой дом, Эль швабов и саксов, Священная империя — так мы зовём нашу страну. Она велика и многолюдна, богата и изобильна, но разделена на множество царств и княжеств, правители которых избирают императора из своей среды...

— И все эльтеберы подчиняются ему? — заинтересовался сардар.

— Не всегда, — не стала отрицать Флёр. — Небо не избавило нас от смут и усобиц.

— А мы верим в райские земли на западе, где обитает богиня Шенрезинг, Милосердная Утешительница... Но, видно, это не тот Запад, — хмыкнул сардар.

— Не тот, — согласилась Флёр. — Да и есть ли тот? К западу от моей страны лежит царство Нейстрия, дальше на запад — острова Альбион и Иберния, а за ними — бескрайнее море. Говорят, будто за ним и сокрыт земной рай...

Обед с комендантом принёс немало полезного — Флёр узнала за вечер столько, сколько иначе и за месяц не получилось бы. Комендант знал много, охотно рассказывал — хотя, разумеется, далеко не всё — и явно рассчитывал на благодарность. Что ж, одну из сабель вполне можно отдать — благо, такой подарок здесь воспримут совсем не так, как на Западе... Всё это было совершенно неважно по сравнению с тем, что ей удалось узнать.

Серес. Царство хитой. Серединное Царство...

Династия, правившая последние шестьсот лет, пресеклась, и страна была готова рухнуть в пучину междоусобицы. Пока ещё придворные мудрецы вдумчиво изучали целые мили свитков, изыскивая родственные династии дома, но князья и наместники уже примеряли императорскую корону… И ни малейшего желания договариваться, разумеется, не имели. Всё было готово к войне, недоставало лишь искры, чтобы разжечь пожар, и Флёр была уверена — в Хадзине уже приготовили огниво…

Положение дел, с одной стороны, не слишком располагало к торговле, но с другой — её ставка на железо и кожи оправдалась. В Йуве или Хадзине гольё стоило раза в полтора дороже, чем в Суябе, а купцы-хитой давали и больше — но продавали им неохотно, особенно железо, и на продавцов смотрели с подозрением. Чужеземцам, впрочем, не препятствовали торговать с кем угодно… Но Флёр решила всё же дойти до Серединного Царства и продать клинки уже там — как знать, что придёт на ум правителям минъя. Могут ведь и запретить торговлю…

— Я думаю, что нам следует продать здесь часть кожи и прикупить ещё нефрита, — сказал Вышата, едва они вернулись в тому. — А вот про клинки лучше молчать, а если спросят — говорить, что это наши. Не нравится мне этот воевода…

— Да мне самой не нравится, — отмахнулась Флёр, — и уйдём мы завтра на рассвете. Сначала в Йуве, а там видно будет — пойдём мы только в столицу или дальше двинемся.

— Я за то, чтобы идти до хитой, — заявил Бела. — Бог знает, что местным вздумается — запретят торговать с хитой, прогонят их купцов, да и нам достанется…

— Да тут и говорить не о чем, — отмахнулся Волмант. — Идём, конечно, что ж ещё делать!

Все остальные тем более не возражали — в конце концов, шли ведь не в Хадзин…

Выехали, как обычно, на рассвете. Комендант не возражал и даже выдал в дорогу бурдюк отличного вина…

Идти предстояло до заката, а возможно, и дольше — если в дороге что-нибудь приключится. Привычное дело… Снова напевал себе под нос Вышата, сочиняя былину, наёмницы следили за дорогой, Алдан высматривал приметы, остальные присматривали за хаптагаями, а сама Флёр занималась подсчётами. Получалось недурно — как бы ни обернулись дела, без прибыли они не останутся, и на торгах Серес смогут купить не меньше десятка отрезов шёлка, даже если у них останется один только нефрит. Конечно, если цены у минъя не слишком отличаются от соседских — но и один отрез на имперской ярмарке стоил свой вес в золоте, а то и больше. Останется только с этим шёлком вернуться…

Подбив итог, Флёр достала из сумы пачку чистой бумаги и принялась за новую часть путевых заметок. Здесь, в Великом Царстве Высокой Белизны, нечасто бывали даже сколоты, так что и Таргитай не оставит её без награды — а уж о купцах империи и говорить нечего. За первую часть её записей наверняка уже дерутся — Ферми не мог не пустить её в ход. Интересно, много ли торговцев она встретит у рутов на обратном пути?..

Дорога была не особо оживлённой — временами встречались всадники или пешеходы, пару раз навстречу попались караваны, но по большей части она была пустынна. Флёр это устраивало — комендант настолько тщательно не поминал халга, что никаких сомнений в их набегах не оставалось. Наверняка минъя либо договорились с ними, либо просто закрывают глаза, позволяя им пройти через их земли… И, разумеется, не даром. Кто спросит, что случилось с пропавшими в дороге чужеземцами?.. Никто и не вспомнит о них и не станет искать, да и как найдёшь караван в степи?

Так оно было или же нет — но пока что халга не появлялись. Это не значило, что можно расслабиться, но, по крайней мере, не требовалось оглядываться каждый миг и держать оружие наготове — не более, чем всегда.

Город появился перед глазами внезапно, скрываясь до времени за холмом. Далеко не столь большой, как Суяб, но всё же не уступающий многим имперским городам, Йуве, как и почти все города на Дороге Шелков, жил торговлей… Или войной — здесь как-то особенно ясно ощущалось, что торговля, война и разбой в сути своей едины.

Флёр придержала коня, с вершины холма разглядывая городскую стену и открытые ворота. Предместья не было — стены поднимались над широкой полосой утоптанной до каменной твёрдости земли, отделявшей город от степи. Странно и непривычно…

За стеной город оказался вполне обычным, хоть дома и строились в непривычной манере — с крутыми, изогнутыми по краю крышами, с углами, украшенными фантастическими фигурами. Скалящиеся псы, драконы наподобие её браслета, свирепые демоны — горгульи были куда менее причудливы и изысканны. А вот стены, насколько Флёр удалось разглядеть, оказались неожиданно тонкими… На западе поднималась тонкая изящная башня с карнизами на каждом этаже.

— Вот так строят и хитой, — сообщила Арья, натянув поводья, — только они ещё и расписывают их разными красками и украшают надписями. Так, если ничего не поменялось за три года, то постоялый двор вон там…

Память Арью не подвела, за три года ничего не поменялось, и постоялый двор оказался на том же месте. И выглядел он весьма непривычно…

Зал оказался непривычно длинным и узким, вдоль стены тянулась невысокая ступень шириной чуть больше человеческого роста. Свешивающиеся с потолка плетёные из тростника полотнища отгораживали ступень от зала, такие же занавеси разделяли ступень на что-то подобное комнатам, сбоку, у короткой стены, стояла большая печь…

— Необычно, — хмыкнул Волмант, крутя ус.

— Но удобно, — сообщила Арья. — Это называется нахан, изобретение хитой. Зимы здесь холодные, да и летом ночи обыкновенно не жаркие, а топлива мало. Вот и делают такую длинную лежанку, по которой пускают дым из печи в трубу во дворе. Это на самом деле очень удобно — как руты лежанку на печи делают.

-И верно, удобно, — согласился Волмант. — А вот как мы с трактирщиком сговариваться будем?

Трактирщик сносно говорил на языке торков, этом лингва-франка Востока, так что договориться с ним было несложно. Путешественники и сами вполне пристойно им владели, особенно Флёр, а где их познаний не хватало — выручал Алдан. Если же случалось, что собеседник не знал торкского языка, на помощь приходили наёмницы… Но пока что их помощи не потребовалось — трактирщик оказался достаточно образованным и даже знал не меньше дюжины сколотских ругательств, которыми охотно пользовался, торгуясь.

Развалившись на лежанке и задёрнув занавеси, Флёр созерцала потолок и размышляла.

Полгода назад она вышла из Леноса, ведомая лишь смутной мечтой о далёких странах… А сегодня она здесь — где никто не слыхал о Леносе, где она сама — гость из неведомых земель, где живут псоглавцы и антиподы. В нескольких шагах от цели, о которой полгода назад лишь мечтала. Счастлива ли она теперь? Пожалуй, да… Если счастье и есть, то это оно.

Но счастье эфемерно и неизмеримо, а если обратиться к делам мирским, то дела оные радуют не меньше — по словам местных купцов, порселан порядком потерял в цене, и того, что они смогут купить, дома принесёт целое состояние. Пожалуй, замок Айтерзенталь за эти деньги купить можно было бы… Если бы император его продал, потому как то, что попадало в цепкие монаршьи руки, почти никогда от них не отлипало.

— Что скажете, товарищи? — отвлёк её от размышлений Волмант.

— Скажу, что зашли мы куда дальше, чем я рассчитывала, — ответила Флёр, отдёрнув занавеси. — И пока что — с полным успехом а дальше бог знает, как дела повернутся. По крайней мере, сможем хитой весь товар тут сбыть, если дальше ходу не будет…

— Будет, — сообщила Арья, развалившаяся на лежанке. — Дороги свободны, заставы не стоят, царь торговли с хитой не запретил — разве что разбойники нам могут помешать, а уж с ними мы справимся.

— Халга, — напомнила Таис. — сдаётся мне, что минъя с ними в сговоре…

— И тогда им здесь разбойничать смысла нет, — заметил Волмант. — На их месте я бы здесь себя смирно вёл — по крайней мере, покуда в поход на придёт пора выступать. А поход отложить до тех пор, пока у хитой смута не разгорится… Тем более, вождь их ещё не все племена себе подчинил. Уж поверьте старику — в этом году нам опасаться нечего.

— Положим, так и есть, — хмыкнул Бела, — однако ж какой лучший способ укрепить свою власть? Война. Недолгая и с богатой добычей… И ради такого не жаль любые договоры нарушить. Потому думается мне, что задерживаться нам не стоит. Гольё продадим, купим, что присмотрим доброго, да и двинемся напрямую в Серес.

— И в Хадзин не пойдём?

— А для чего? — пожал плечами Бела. — Не посольство ведь, так что нам делать в столице?

— Разузнать что-нибудь? — предположила Арья.

— Да зачем? — фыркнул Вышата. — Что нам нужно, мы и так узнаем… А что не нужно, о том и спрашивать не станем.

На том и уговорились. А затем, поскольку для торга было уже поздно, а для сна — рано, отправились изучать город.

Несмотря на столь необычную манеру строить, Йуве оказался самым обыкновенным торговым городом, в котором имелось всё потребное утомлённым путникам — правда, вид оно имело непривычный… Особенно это касалось — к вящему веселью Флёр и наёмниц и смущению остальных — публичных домов.

А вот башня у западных ворот оказалась храмом, и её устройство, по вере минъя, представляло устройство мироздания. Каждый ярус башни, украшенный карнизом, символизировал одно из небес, где обитали боги и святые — чем выше, тем более совершенные. На полу кольцом вдоль стен изображались страдания грешников в аду, а в центре стоял реликварий — вытянутый купол высотой в человеческий рост. Там, по словам жрецов, хранился прах какого-то подвижника — подробности Флёр не интересовали. Гораздо больше её волновало, как эта вера относится к торговле и торговцам — как оказалось, совершенно равнодушно. Грехом считался только обман, но обманывать в торговле она и сама считала ниже своего достоинства.

Такая вера Флёр вполне устраивала — её устраивала любая вера, которая не требовала убивать на месте любого иноверца… Чем, по правде говоря, страдали многие её единоверцы.

Всё остальное значения не имело — сама Флёр не была набожной и божественным не интересовалась — разве что прямо с ним столкнувшись... А она надеялась без этого обойтись — чудес в её жизни за последний год набралось многовато.

Пока, впрочем, чудес не предвиделось, и Флёр изучала город и знакомилась с жизнью минъя — ведь, не узнав народ, не узнаешь, чем с ним можно торговать... А торговать с ними Флёр собиралась и дальше — и не только с ними, уж если на то пошло. Сколоты, торки, руты — все они могли предложить немало ценного и золото в Мараканде ценилось ничуть не меньше, чем в Леносе...

Заглянула Флёр в аптеки и к алхимикам, расспрашивая о разных зельях и лекарствах, которые могут пригодиться в пути, а больше разнюхивая про огненное зелье.

Толку от этого было немного, однако кое-что разузнать удалось — знать бы ещё, справедливы ли её подозрения... Фрайгер фон Айтерзенталь, конечно, познакомил дочь с началами натуральной философии, но всё же её познания в алхимии были невелики. Тем не менее, уголь у алхимиков здесь ценился больше обычного, и это наводило на вполне конкретные мысли... Вот только проверить их она не могла — пока, по крайней мере. Что будет дальше — бог знает, возможно, ей и удастся добыть рецепт. А возможно, и нет — но это уже не столь важно...

На постоялом дворе её ждал подозрительно довольный Вышата, развалившийся на куче мешков во дворе.

— Что и где ты украл? — хмыкнула Флёр — очень уж подозрительно выглядел гусляр.

— Немногого того, немного сего... — в тон ей ответил Вышата, — а ежели не шутить, то подрядился я одному алхимику запасов кое-каких привезти в соседний город. Серы два мешка, угля столько же, да ещё земляная соль, да купоросного масла две бутыли...

— Земляной соли, говоришь, всего больше? — насторожились Флёр. — Давай не будем юлить — ты ведь тоже искал зелье от разбойников?..

— Даже если и так...

— Часть серы, часть угля, две части земляной соли, — произнесла Флёр. — Надежда, первой принимая Слово, воспламеняет в душе веру и наполняет её любовью, что питает в нас веру и надежду...

— Хорошо сказано, — на миг из-под маски весёлого музыканта выглянул лазутчик, — но, верно, не просто так?..

— Мы друг другу не враги, — пожала плечами Флёр. — А халга до вас всяко раньше, чем до нас доберутся...

— Не скажу, что по нраву мне слова твои, — протянул Вышата, — но слова те — князя, а не девицы. Князьям же их и оставим, покуда крамолы не сказано...

— Оставим, — согласилась Флёр. — Прибыль делим по старому уговору?

— А иначе-то как?..

Задёрнув занавес, Флёр растянулась на лежанке, заложив руки за голову. Само собой, такую прибыль делить не слишком-то хотелось, но… Состав огненного зелья теперь ясен, угадала ли она пропорции — не столь важно, и известен не ей одной. Рано или поздно о нём узнают все — но кто-то раньше, а кто-то позже, и за обладателями этого секрета начнётся охота… В которой ей пришлось бы участвовать в качестве дичи. Да и о халга не стоило забывать — если то, что о них говорили в степи, верно хотя бы на четверть — нового Потопа не избежать. И тогда это зелье ой как пригодится…

А на следующее утро Флёр — совершенно неожиданно и впервые за много лет — оказалась втянута в драку на торгу.

Началось всё, впрочем, совершенно безобидно — с визита к меняле. Самой ходовой монетой здесь был шох — сересская медная монета с дыркой — и запас их следовало пополнить, да и обменять тренни и золотые на местное серебро тоже было полезно.

Палатку менялы нашли быстро, Флёр отдала монеты, меняла взвесил их, достал слиток серебра, похожий на чашку, и несколько связок монет — и в этот момент шедший мимо мальчишка схватил связку и бросился бежать…

Безуспешно.

— Держи вора! — завопил меняла, Арья подставила воришке подножку и придавила коленом, а какой-то на редкость потрёпанный монах попытался ударить её миской по голове. Миску выбила Флёр, сдёрнув с пояса меч в ножнах и ударив фальшивого монаха по руке, отчего тот завопил дурным голосом и потянулся за палкой. Кто-то бросился на помощь, кто-то закричал, в отдалении застучали дубинками по щитам стражники…

Ещё один мелкий оборванец попытался проскочить в палатку, замахнувшись кувшином, но подвернулся Таис, получил пинок по срамному месту и теперь тихо завывал в углу, пока меняла спешно сгребал всё с прилавка в сундук.

Откуда ни возьмись выскочил толстый мужик в красном кафтане, попытался ударить Флёр кулаком в лицо — та увернулась, а на шапку ему опустился завёрнутый в тряпицу камень — Волмант, даром, что не молод, в стороне не остался.

— Волмант, Ора, прикройте менялу! — рявкнула Таис, вытянув из-за пояса плеть. — Никого не калечить или, упаси Небо, не убивать!

— Стоять! Всем стоять! — стражники наконец-то прорвались к месту происшествия и растолкали всех щитами, пока их дарга — старший — наседал с расспросами на менялу. Меняла то воздевал руки к небу, то кланялся, то гневно потрясал кулаком, то указывал на Флёр, а под конец и вовсе вытащил толстый свёрток алого шелка и протянул его ей.

— Почтенный Еше благодарит нас, — перевела Арья, так и не отпустившая воришку, пока его не забрала стража, — и просит принять этот дар в знак благодарности. Он очень сожалеет, что у него нет более достойного дара и надеется, что мы не в обиде на него.

— Скажи ему, что мы очень благодарны за этот дар, — ответила Флёр, — но мы всего лишь следовали долгу всякого честного человека и просим прощения за причинённые неудобства.

Свёрток, пожалуй, тянул на стоимость богатого хутора где-нибудь в Бойриге…

— Вы помогли почтенному Еше, — заявил дарга. — Это хорошо. Вы сделали беспорядок — это не хорошо. Долго оставаться — нехорошо, торгуйте скоро.

— Мне кажется, или нас вежливо выгоняют из города? — пробормотал Вышата на родном языке.

— Мне тоже так кажется, — ответила Флёр. — И давайте-ка и впрямь побыстрее расторгуемся да уйдём…

Одним из сокровищ страны Серес почитается кустарник, называемый та. Он растёт в местностях жарких и умеренно дождливых, и из его листьев, в особенности молодых, готовят напиток, также называемый та. Этот напиток обыкновенно имеет цвет выдержанной живой воды, вкус с лёгкой горечью и небольшой сладостью и прекрасно освежает и бодрит, не опьяняя — оттого хитой причисляют этот напиток к семи вещам, что нужны каждый день.

Существует множество сортов та, которые готовят, разными способами засушивая листья и настаивая их в кипятке различное время, которые пьют по различным случаям, иногда превращая это в священнодействие.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Вышли, как обычно, с рассветом. Их никто не беспокоил, но стражники проводили караван подозрительными взглядами, так что решение не задерживаться представлялось разумным. Флёр вообще не хотела задерживаться в царстве минъя — но до первого города страны Серес было десять дней пути. Не так уж и много — особенно по меркам Степи... А ведь когда-то она мерила путь совсем иначе, и десять дней были немалым сроком. Всего полгода назад...

Гружёные хаптагаи неторопливо шли по тракту, Вышата снова перебирал струны и болтал с Арьей, Она и Таис держались позади каравана, Алдан и сама Флёр — впереди, а Волмант и Бела смотрели по сторонам и приглядывали за хаптагаями. Может быть, опасаться было и нечего — да только у разбойников об этом наверняка своё мнение. И поведать его они случая не упустят...

Но пока что разбойников не было, чему Флёр была искренне рада. До Шангу был всего день пути, притом по обильно населённой местности, но вот дальше... До города Чэн на реке Хэ было четыре дня пути по местам, почти пустынным. Там было несколько деревень, а ещё кочевали ойхо — вассалы минъя и родственники торков. И больше там не было ничего и никого... Правда, там могли быть халга или другие разбойники — но это дело обычное, те края не опаснее любой другой дороги.

Караваны по этой дороге ходили нечасто, предпочитая зайти в столицу, так что до самого заката им не встретилось ни других караванщиов, ни кочевников — что совершенно устраивало Флёр.

— Может, до деревни дойдём? — предложил Волмант, вглядываясь в горизонт. — Два парасанга всего ведь...

— Не стоит, — покачала головой Таис. — Стрелами встретят почти наверняка, и не спросят ни о чём... Места здесь такие — чужаков, да ещё и ночью, привечать не стоит.

— Ну что ж, тогда давайте тому ставить, — вздохнул Волмант. — Эх, а ведь с одними конями засветло б дошли... Но товара тогда пришлось бы куда меньше взять.

— За всё на свете платить приходится, — пожал плечами Бела. — Уж кому сие и знать, как не купцам...

Да, за всё надо платить — и они променяли скорость на груз. Спешить всё равно некуда, да и в империю возвращаться не стоило, пока смута так или иначе не окончится.

Устроив на жаровне котёл, Флёр усмехнулась про себя — очень уж легко оказалось стать сколотом... Но иначе в Степи не выжить.

— Кто со стороны увидит, нас за сколотов примет, — вздохнул Волмант. — Вот уж чего никогда бы не подумал — так того, что сам степняком стану...

— По Степи иначе не пройти, — пожал плечами Алдан. — Что мы, что сколоты здесь который уж век живём — знаем, что здесь к чему.

— А всё ж чудно, — хмыкнул Волмант, — до того мы остепнячились, что я уж не вдруг и вспоминаю, как оно прежде было, и к сколотскому платью привык...

— А не хотел ведь носить, — заметила Флёр, ехидно прищурившись, — покуда сам не убедился...

— Самым глупым способом, — вздохнул Волмант, — оттого, однако же, особо убедительным...

Флёр, запрокинув голову, разглядывала ночное небо... Здесь, над степью, даже Луна была иной — скорее медово-золотистой, чем серебряной, как над горами Чернолесья.

С Луны мысли сами собой переключились на вещи более приземлённые, но с небом связанные — на способы найти путь. Звёзды могли указать дорогу лишь на сервер или юг, но как узнать, далеко ли ты ушёл на запад или восток? Логика подсказывала, что для этого нужно знать, какому часу в искомом месте соответствует полдень в месте, из которого началось путешествие... Но вот как это сделать — познаний Флёр уже не хватало. Да и не только её, если уж на то пошло — помнится, кто-то обещал тысячу фунтов чистого серебра за простой способ определения долготы, но до сих пор никто этой награды не получил...

Впрочем, по-настоящему важно это было для моряков — на земле всегда хватало примет. По крайней мере, ей хватало — но Великую Степь недаром зовут Морем Трав. Здесь, как и в море, звёзды нередко были единственными вехами... Но, как бы то ни было, они дошли. Они стоят на пороге страны Серес, о чём не мечтал ни один из обитателей Ойкумены...

Утром, собрав тому, караван снова двинулся в путь и вскоре достиг деревни, жители которой явно не ожидали увидеть чужаков и радостью не лучились... Да и на продажу у них ничего не имелось — во всяком случае, ничего, что стоило бы везти дальше города. Впрочем, еды в деревне Флёр прикупила — припасов, как известно, бывает или мало, или мало, но больше не утащить. Конечно, можно охотится по дороге — но охота сегодня удачная, а завтра нет, и тогда, положившись на неё одну, ты останешься с пустыми руками и пустым брюхом… И наверняка не дойдёшь, сдохнув где-нибудь по пути.

Закупившись припасами, караван двинулся дальше, и Флёр, привычно высматривая приметы, думала о будущем. Не только о стране Серес, но и возвращении домой… Да и был ли тот дом на самом деле? В самом деле, не в Айтерзенталь же ей возвращаться? Уж лучше поселиться в Степи... А почему бы и нет, собственно? Что мешает ей вернуться в сколотские степи? Разве кто-то ждёт её в империи? Нет... Тот, кто ждал её, остался в Шарракане — и она вернётся к нему.

Снова ложится под копыта дорога, шелестит под ветром редкая сухая трава... Каждый шаг здесь — шаг в неведомое, да только кого это волнует? Уж точно не её — она-то давно оставила за спиной Ойкумену. Да и не имело это никакого значения — как ни называй реку или гору, они от этого не поменяются. Один кусок мира назвали Ойкуменой, другой — Серединным Царством, а поменяй их местами — и совсем другие земли они бы называли точно также...

Встряхнув головой, Флёр прищурилась, вглядываясь в горизонт, и потянулась за зрительной трубой. Пыльное облако вдали мог поднять ветер, могли звери — а могли и всадники. Всадникам же Флёр не доверяла, даже если это оказались бы минъя... Особенно если бы это оказались они.

Но пыль поднимал табун диких лошадей — низкорослых, рыжих и черноногих. Людей они к себе не подпускали, поэтому вряд ли стоило опасаться врагов — а вот волков стоило. Волки здесь были наглыми и не боялись ни бога, ни чёрта, ни людей и вполне могли напасть на караван...

— Не нравятся мне это, — Ора придержала коня и достала лук. — Что там, табун?

— Дикий, — Флёр опустила трубу. — А за ним, похоже, волки, так что нам бы лучше подождать.

Впрочем, ждать не пришлось — табун скрылся из виду задолго до того, как они приблизились к тому месту, где увидели лошадей. Волки тоже не попались на глаза, что не могло не радовать...

Более же за день не случилось ничего — и это тоже не могло не радовать. Приключения — это, конечно, здорово, но их избыток исключительно вреден для здоровья... И даже до деревни успели дойти засветло — хотя приветливости это деревенским не добавило. Обычное дело — чужих деревенские нигде не любят. Пришла бы она в Пасро — её бы там не лучше встретили...

Ну, во всяком случае, постоялый двор в деревне имелся, и хозяин его, хоть и имел мрачный вид, был достаточно любезен, чтобы не вызвать искушения его зарубить на месте.

— Половину пути прошли, — заметила Арья, усевшись на лежанке, поджав ноги. — Послезавтра, если не задержимся, придём в Чэн… А там и встать можем — даже если там застав всё ещё нет, мытари да стража таковы, что и застав-то не надо.

— А разве мы куда-то спешим? — удивлённо спросил устроившийся рядом Вышата. — Или, может, подряд взяли на срок?

Сам Вышата совершенно очевидно не спешил лишиться общества Арьи — и явно пользовался взаимностью, но спешить и правда было некуда. Пожалуй, лучше было и вовсе зазимовать в Мараканде или Суябе, а потом идти на сервер вслед за весной... Впрочем, что толку гадать? В свой черёд всё станет ясно...

— Всё в господней воле, — пожала плечами Флёр. — Пока что мы никуда ещё не пришли, чтобы назад собираться, да и верно ты говоришь — некуда нам спешить... Разве только за едой, пока наши товарищи всё не съели.

С восходом караван привычно тронулся в путь, ненамного разминувшись с встречными торговцами. Шли они как раз из города Чэн, почему Алдан немедленно пристал с расспросами и вернулся к каравану довольным и с новым бурдюком.

— Что говорят? — спросила Флёр, подозрительно взглянув на проводника.

— Говорят, стражу там всю сменили, потому как прежняя совсем уж заворовалась, — ответил он. — Новые, понятно, пока осторожничают, так что пройдём мы спокойно. Войны в ближайший год не опасаются, наместник в этой области покойному эль-хану не родня, так что выше ему не забраться... Если только сам не надумает на престол взобраться. Но об этом даже клеветники не шепчут...

— Может, уже и некому шептать? — спросил Вышата.

— Вот уж не думаю, — фыркнула Таис. — У здешних чиновников любимое дело — доносы друг на друга писать. Ну а доносы эти, разумеется, читают и прячут — вдруг да понадобится кого места лишить и в глушь, а то и на плаху отправить. Тут-то донос и пригодится... А писцы не всегда язык за зубами крепко держат, нет-нет да и прихвастнут, что им переписывать случилось. Вот и расходятся слухи...

Ну, от имперских нравов это не слишком отличалось — и Флёр была уверена, что разговорчивого писца ничего хорошего не ждало. Вот только...

— А на чужестранцев они доносы пишут?

— А зачем? С чужака, кроме денег, взять нечего, а тут спор идёт за прибыльные места...

Ну точно имперские нравы — впрочем, у ромеев, говорят, ещё хуже. Впрочем, взяточников и казнокрадов нет разве что в Царстве Небесном...

За разговором и путь кажется короче, так что Флёр даже и не заметила, как солнце спустилось к самому горизонту. Пора было останавливаться на ночлег — опять в поле, но что в том за беда тому, кто везёт свой дом с собой?

Флёр прикрыла глаза ладонью, изучая горизонт, и потянулась за трубой — ярко-красная полоска определённо не была закатным бликом на камнях.

Она не ошиблась — это действительно не было отблеском. Ярко-алая толстая змея футов трёх длиной, судорожно извиваясь, медленно ползла прочь от дороги. Очень необычная змея — как ни вглядывайся, не поймёшь, где у этой твари голова. Несомненная диковина, а где диковина — там и деньги... И эту тварь можно привезти в империю — хотя бы шкуру. Флёр, недолго думая, повернула коня и пустилась было за диковинной тварью... Но Ора в два прыжка нагнала её и схватила Пардуса за узду. По сколотским обычаям — грубость наихудшая, если только всаднику беда не грозит...

— Не ходи туда! Это смерть-червь!

— Смерть-червь? — спросила Флёр. — Что ж это за тварь такая, что может напугать паралатианскую воительницу?

— Такая вот тварь, — вздохнула Ора, — с виду она не страшна, это да... Но всякого, кто к ней шагов на пять подойдёт, будь то человек или зверь, убивает. Уж не знаю, как — может, яд выдыхает, или ещё что... Но только кто к нему подойдёт — упадёт, забьётся в корчах и умрёт быстрее, чем ты до десяти сосчитать успеешь. И вот это я сама однажды видела — так мой дядя умер... Семь лет мне было, когда это случилось.

— Так может, его из лука подстрелить?

— Пока не сгниёт совсем, подходить к нему нельзя, — покачала головой Ора. — Хорошо ещё, что это твари редко попадаются...

Флёр проводила взглядом скрывшегося в камнях смерть-червя, поёжилась и негромко сказала:

— Спасибо.

— Ты наняла нас охранять тебя и твоих людей, — улыбнулась Ора, — так что можешь не благодарить.

— Вот уж неблагодарной я точно прослыть не желаю!

— Ну тогда купи нам кувшин хорошего вина, как доберёмся до города, — фыркнула Ора. — А ещё... Расскажи-ка побольше о своей стране, вот что.

За разговором они как-то незаметно вернулись на стоянку — и вовремя, потому что тому уже поставили и собирались отправиться на их поиски.

— За мной, вообще-то, есть кому присмотреть, — только и сказала на это Флёр, — а вам, коли делать нечего, стоило бы едой заняться да стражи между собой поделить!

На рассвете караван снова двинулся в путь. Флёр, державшаяся в хвосте, внимательно изучал окрестности — но нигде не мелькал алый отблеск на шкуре смерть-червя, не было на горизонте всадников, не клубилась пыль, поднятая стадами... Наполовину степь, наполовину пустыня, негостеприимная и безжалостная земля, беспощадно карающая небрежных, но открывающая перед теми, кто готов принять её правила, величайшие сокровища. Они — приняли... И идут вперёд, чтобы завтра к середине дня достичь города Чэн.

Настроение у всех в караване было соответствующее — неопределённо-созерцательное и в то же время бдительное — невнимательности степь не прощала.

— Не нравится мне небо, — заметил Алдан, вглядываясь в горизонт. — Как бы бурю не нанесло...

— Вряд ли, — отозвалась Таис. — Если и будет, то мимо нас пройдёт... А вот до города может и дойти — как раз к завтрашнему вечеру.

— Тогда стоит идти побыстрее, — Флёр достала зрительную трубу и принялась изучать облака. — Хаптагаи, конечно, торопиться не любят... Но если на ночлег позже встать и сняться, едва рассветёт, можем, пожалуй, вскоре после полудня добраться.

— Лучше так и сделать, — кивнул Алдан. — Уж если о степной буре и можно что-то сказать точно — так только то, что под неё и летом лучше не попадать...

Сказано — сделано... Но, как говорят руты, скоро сказку рассказывают, но нескоро дело делают. Так и вышло — решили быстро, да исполняли медленно. Хаптагаи идут не быстрее пешехода, спешки не любят... Но идут упорно, целый день могут не останавливаться.

Флёр с товарищами именно так и поступили — шли, не останавливаясь, до самых сумерек. Буря уходила на запад, а может, и просто затихала, но расслабляться не стоило — поднявшийся порывистый ветер мог быть её отголоском, но мог — и предтечей...

— Тому надо бы укрепить получше, — заметил Волмант, спешившись. — Не вышло б чего...

Согласились с ним все — много времени растяжки не отнимали, а помочь, если буря всё-таки придёт, могли. Правда, Арья тут же вспомнила истории о бурях, что всадника с конём уносили, словно пушинку — но если это и было правдой, от такой и в замке не спрячешься...

И потому, уже в сумерках поставив тому, Флёр принялась за свои записи. Раз уж скоро они придут в страну, где бумагу делают в изобилии, то имеющуюся можно не особенно беречь и переписать набело хотя бы часть... Да и черновики можно использовать — как оказалось, упругий комок застывшей смолы неплохо стирал кара-даш. Правда, вспомнить, где и зачем она эту смолу взяла, Флёр так и не смогла... Впрочем, и значения особого это не имело — работает и ладно.

Арья, и раньше с любопытством поглядывавшая на её работу, на сей раз уселась напротив и спросила:

— Давно хотела спросить, да к слову не приходилось — что ты пишешь?

— Описываю земли, по которым мы идём, и товары, какие в них есть, чтобы другие купцы сюда уже не наугад пришли, а к ярмарке да с нужным товаром, чтобы и нам, и вам от того больше пользы было. Никто ведь из наших купцов дальше Веленоса не заходил, а до Ра-реки и вовсе один странник добирался...

— Хм... — Арья, купеческая дочь, задумалась, явно прикидывая выгоду. — А ведь и у нас о ваших землях немногое знают... Вот что, отправлюсь я с тобой, когда ты домой пустишься, и составлю описание тех земель, что на западе от Дануапары. Самое меньшее — до Швабии, уже много будет, а будет случай, и до Последнего моря дойду...

— Ну, до Швабии и даже до Аугена — имперской столицы — я тебя доведу, — протянула Флёр. — А вот дальше... В Нейстрии я редко бывала, друзей у меня там немного, но всё же сыщутся — с кем-нибудь, может, и договорюсь, чтобы тебе помогли. Только мы ещё и половину пути не проделали, чтобы назад собираться...

— А скажи-ка, названная сестрица, куда это ты собралась?.. — неожиданно спросила подкравшаяся Ора.

— И почему ты собираешься одна? — присоединилась к ней Таис.

— Да куда я от вас денусь, — вздохнула Арья. Совершенно точно — облегчённо вздохнула.

Ветер за ночь не утих, но и не усилился, и с первыми лучами солнца караван двинулся в путь. Шли, как и собирались, без остановок, и действительно, вскоре после полудня миновали заставу и вошли в город Чэн. Первый город страны Серес на пути…

Город Чэн на границе страны Серес построен для торга и отдыха путешественников, поскольку хитой неохотно пускают в свою страну чужаков. В этом городе есть всё, потребное страннику, а также имеется рядом крепость с большим гарнизоном.

Вид хитой имеют подобный торкам — смуглы так, что кажутся жёлтокожими, невысоки ростом, широколицы и черноволосы. Их обыкновенное платье — длинный кафтан с широкими рукавами, запахиваемый на правую сторону, мужчинам также подобает всегда носить шапку, и даже простолюдины должны повязывать голову куском ткани, если у них нет денег на шапку. Всякое сословие или чин имеют свой дозволенный цвет платья, его украшения, форму шапки и количество и материал бусин на ней. Платье жёлтого цвета и шапку, украшенную белым нефритом, дозволяется носить одному только императору, всякого же иного за это ждёт кара.

(«Описание торгового путешествия на Восток, стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Чэн, первый на пути каравана город страны Серес, оказался... обыкновенным. Нет, он, конечно, не походил на привычные города Ойкумены — но только внешне. Необыкновенные дома, необыкновенные наряды, необыкновенная речь, напоминающая птичьи трели... Но люди были самыми обыкновенными.

Толстый чиновник в тёмно-красном кафтане внимательно изучил тамгу, бегло ощупал вьюки и прожурчал:

— Господам следует уплатить один лянь.

Вручив чиновнику слиток, в котором лежало несколько монет, Флёр поклонилась и двинулась прочь.

— Если добрую госпожу не затруднит, не передаст ли она поклон почтенному Ляо, начальствующему над восточным торжищем, поклон от ничтожного Си? — спросил чиновник.

— Ничуть не затруднит, почтенный Си, — Флёр обернулась и снова поклонилась, — и даже доставит удовольствие. Простите неразумной страннице её навязчивые расспросы, но не назовёте ли вы нам разумного и добродетельного толмача, чтобы, по своему невежеству, не оскорбить кого-нибудь.

— Ничтожный Си простирается в раскаянии, но он сам не может вам помочь в этом, — чиновник поклонился чуть ли не до земли. — Но почтенный Ляо, несомненно, поможет вам и в этом.

— Смиренные путешественники благодарят вас, почтенный Си, за вашу щедрость и поразительное добросердечие...

Местный этикет Флёр находила чрезвычайно утомительным и раздражающим, однако иначе вести дела с хитой было крайне сложно. Конечно, варварам-фань прощалось незнание тонкостей, но основные правила приходилось соблюдать...

Ляо оказался столь же толстым, но куда более хмурым пожилым человеком, и кланялся он хоть и со всем потребным почтением, но без подобострастия.

— Благодарю вас за добрые вести от почтенного Си, — сказал он. — Чем скромный Ляо может отблагодарить отважных путешественников?

— Мы всего лишь ничтожные странники, не смеющие отнимать время почтенного Ляо, — да уж, прострела со всеми этими поклонами можно не бояться... — Если бы почтенный Ляо смог выделить нам уголок на торге и прислать толмача, этого было бы совершенно достаточно.

— Эта услуга столь ничтожна, что недостойный Ляо не может признать её достойной благодарностью. Чужестранцам по закону, принятому в давние времена, отводится место с северной стороны торговой площади, и сейчас там свободно, что же до толмача — я пришлю к вам молодого Цая. Несмотря на свой юный возраст, он превосходно владеет языком торков...

— Мы благодарим почтенного Ляо за столь щедрую помощь и содействие в наших нуждах, — кланяться уже порядком надоело... — Если почтенный Ляо позволит, ничтожные путники хотели бы приступить к делам...

— Уничижение паче гордыни, — вздохнул Волмант, — что за народ!.. Однако же стоит поспешить, покуда они ещё чего не измыслили.

— Надеюсь, что больше уже и нечего, — буркнул Бела. — Времени впустую потратили столько, что половину товара могли бы продать... Ну да бог им судья — у всех свой обычай, да только нам теперь поспешить придётся.

— Не думаю, — хмыкнула Флёр. — Не сказала бы я, что купцов тут много…

Иноземных купцов действительно было немного — но сосредоточенная суета рыночных надзирателей намекала, что скоро это изменится. Но, конечно же, не прямо сейчас… Так что время пройтись по торгу и посмотреть, что здесь в ходу, а что не берут, было.

Товары, в общем, были обыкновенными -с поправкой на шёлк вместо льна — и стоили недорого... Исключая шёлк. Для иноземцев цена на него была установлена раз в десять выше, чем для хитой, но даже и при таком условии путешествие оставалось выгодным — в Ойкумене шёлк ценился на свой вес в золоте. А ведь не одним шёлком была богата страна Серес...

Порселан, пряности, нефрит и яспис, та, бумага, ориза — всё это было в Ойкумене либо редкой диковиной, либо вовсе неведомо. А значит — дорого... Тогда как здесь было самыми обычными вещами. Да, порселан немало стоил и здесь — но всё же несравнимо дешевле. Даже то, что здесь считалось обыкновенным, на западе будет стоить безумных денег — если, конечно, получиться его привезти. Даже один порселановый кубок позволит безбедно прожить пару лет... А уж о шёлке и говорить нечего. Не всякий король мог себе позволить шёлковую рубаху, не говоря уж о чём-то другом... А о шёлковом платье и говорить не приходилось — только понтифик мог себе позволить такую ризу.

Того, что привезёт Флёр, не хватит, чтобы это изменить — но где прошёл один караван, пройдут и другие. Капли собираются в ручей, а ручьи — в реку, и рано или поздно могучий поток товаров свяжет обе части света… И даже если это случится не при её жизни — что с того? Она-то всяко получит свою прибыль.

Время было не самое бойкое, и торговля шла так себе, однако и жаловаться не приходилось — кожи люди князя скупили разом и не торгуясь, а затем вернулись за клинками и сообщили, что князь желает видеть путешественников.

Как раз этого Флёр и хотела избежать... Но от княжеского приглашения не отказываются, и она рассыпалась в благодарностях, уверяя, что никогда не смела и мечтать о подобной чести и расспрашивая, что подобает делать и говорить, чтобы не причинить по невежеству бесчестья князю.

Всё это могло бы затянуться очень и очень надолго, если бы не подоспевший толмач. Молодой Цай действительно оказался молодым — попросту мальчишкой младше Вышаты, лет, пожалуй, пятнадцати, не больше. И Флёр он сразу не понравился…

— Смазливый щенок… -проворчала она на родном чернолесском диалекте.

Дело, впрочем, было не в возрасте и не в смазливом лице — хотя такие и не нравились Флёр — а в глазах. Мальчишка упорно не смотрел никому в глаза, как того и требовал этикет хитой, но иногда поймать его взгляд удавалось…

Это был взгляд лазутчика и убийцы. Взгляд человека, которого с пелёнок воспитывали лазутчиком и убийцей… И если это всего лишь толмач, то она — императрица ромеев. Нет, приставить к чужакам соглядатая — это правильно, но Цай на простого соглядатая не тянул никак. То ли хитой всем чужакам не доверяли до такой степени, то ли только им — значения это не имело.

— Бедовый юнак, — тихо сказал Вышата на родном языке. — От такого добра не жди...

— Не твоё ли дело за такими следить? — поинтересовалась Флёр.

— И оно тоже, — согласился Вышата. — А только его прозванье — Змеёныш... А я всё ж не ёж, чтобы змей душить.

— Змеёныш... — протянула Флёр. — Ладно, уж коли святому по силам было изгнать змей из Ибернии, то и мы с божьей помощью с одним змеенышем совладаем.

Змеёныш Цай, несмотря на все подозрения, был весьма полезен. Он прекрасно знал язык торков, лингва-франка Востока, и не стеснялся указать на ошибку, если та могла навредить. Быть может, все подозрения и беспочвенны — да только доверчивые вольные торговцы долго не живут. Не просто соглядатай Змеёныш Цай... Но без него не вышло бы должным образом приготовиться к княжеской аудиенции.

Князь — или ван на языке хитой — был почти самовластным правителем области, выше которого стоял только сам император. Вот только императора не было… И князья уже примеряли императорскую корону. Конечно, ещё будет рейхстаг, на котором мудрецы назовут «ближайших по крови и достойнейших по духу» возможных преемников… Но война уже неизбежна. Ваны — курфюрсты — были родичами императора, и любой из них был вправе принять корону... И кого бы ни назвали мудрецы, кто бы ни был избран рейхстагом — подчинятся ему не все. Влезать в хитросплетения чужих интриг не хотелось... Но, кажется, уклониться не выйдет. Что же, придётся играть в тарок чужими картами — обычное дело для вольного торговца...

Явиться к князю подобало в лучшем платье и с лучшими драгоценностями — и это было непросто. Драгоценностей у Флёр и в лучшие времена было немного, а уж теперь... Пожалуй, один только драконий браслет, подарок царя сколотов. Браслет, похоже, был местной работы, и каким путём попал к сколотам — кто знает? Впрочем... Откуда бы знать такое гостье из далёких стран?

С одеждой было проще — подходящий сколотский наряд у неё имелся, да и её спутники что-то припасли, а что выглядит оно непривычно — тем лучше. Сразу видно, что люди издалека пришли и местных обычаев не знают — и если делают что не так, то не желают оскорбить.

Но сперва гостей, разумеется, пригласили в баню.

Баня оказалась столь же необычной, как и всё в стране Серес. Здесь мылись в больших — по плечо глубиной — бочках, воду в которых грели раскалёнными камнями. Камни подбирались такой величины, чтобы долго и равномерно остывали, а вода в бочке была почти невыносимо горячей, кроме того, следовало время от времени выбираться и омываться прохладной водой... А после всего купальщик ложился на скамейку, и сурового вида монах- костоправ тщательно разминал всё тело.

После такой бани Флёр чувствовала себя словно заново родившейся. Исчезла усталость, словно и не было долгого пути, расслабились натруженные мышцы, ушли то и дело донимавшие дурные мысли...

— Эх, хорошо! — вторя её мыслям, высказался Волмант, крутя ус. — А всё ж с нашей баней ничего не сравнится!

Баня что у ливов, что у рутов была одинакова, и испытав её на себе, Флёр не могла не согласиться. Но и здешняя была хороша...

В последний раз взглянув на отражение в полированной бронзовой пластине, Флёр поправила шапку и чуть сдвинула ножны акинака. Вряд ли кто-то сейчас признал бы в сколотской воительнице Цэцэг Флёр Боланд фон Айтерзенталь... Да только здесь её нет — в отличие от воительницы. Флёр и сама не знала, кем сейчас была в большей степени, да и значения это не имело — она, как и всегда, была только собой, и неважно, какое платье и какое имя носила сейчас...

Впрочем, сейчас не время предаваться отвлечённым размышлениям — слишком уж серьёзный предстоит разговор. Вряд ли князя просто так заинтересовали гости из дальних стран — наверняка ему что-то от них нужно, и возможных вариантов не так уж много. Кто нужен государю, замышляющему войну? Воины, торговцы и лазутчики. А вольные торговцы — почти всегда лазутчики... Но какой прок от лазутчика, не знакомого со страной? Ну, к примеру, он может отвлекать внимание от настоящего лазутчика... И, равно чужой для всех, может провести в своей свите лазутчика туда, куда бы его иначе не пустили. Или, не пользуясь ничьим особым доверием и не участвуя в распрях, может передать слова одного князя другому, не привлекая к ним внимания... Всё это Флёр случалось делать, и всё это она ненавидела и всеми силами старалась избегать — но сейчас, кажется, не выйдет. А впрочем, зачем гадать — ещё немного, и она всё узнает...

Юй-ван, правитель области, был невысок, широкоплеч и одноглаз — правую глазницу занимал поддельный глаз, выточенный из ясписа. Будучи правителем приграничной провинции, он неплохо говорил по-торкски, так что услуги толмача не требовались... Чему Флёр была только рада.

— Добро пожаловать в Серединную Державу, — произнёс ван. — Легка ли была ваша дорога?

— Не труднее, чем нам посильна, — ответил Волмант. — Благослови тебя бог за твою заботу, княже.

— И вас пусть не оставит Небо своей милостью, — князь коротко поклонился стоящему в нише стены маленькому алтарю. — Но лишь невежа станет держать гостей на пороге, потому прошу вас присоединиться к нашей трапезе. Правда, многие наши кушанья чужестранцы находят слишком необычными...

— Необычное не значит дурное, — с поклоном ответила Флёр. — А покуда не отведаем — не узнаем, хорошо оно для нас или дурно.

Кухня страны Серес оказалась весьма богатой и изысканной, хотя некоторые блюда — например, заквашенные яйца — гости отведать не рискнули.

Столовые приборы тоже сперва причинили немало неудобств — хитой употребляли для еды две длинные палочки, которыми действовали с удивительной ловкостью. Однако и с ними освоились, пусть и изрядно позабавив хозяев...

Говорили за столом о пустяках — у хитой полагалось не говорить за едой о серьёзных делах и громко чавкать, показывая своё удовольствие. Но вот подали та, ван сам заварил его, разлил по чашам — и разговор пошёл всерьёз.

— Итак, страна ваша велика и богата, хоть и не столь обширна, как наша, — князь вдохнул аромат напитка и только после этого сделал крохотный глоток. — но, верно, и у вас благородным юношам, родившимися вторыми, трудно устроить свою судьбу?

— Такова жизнь, — пожала плечами Флёр. — Не все могут уделить младшим детям достойное наследство.

— Но если эти благородные юноши получат достойную цель и достойную награду — разве откажут в помощи нуждающемуся в их отваге?

Флёр поднесла к губам чашу, наслаждаясь ароматом и размышляя. За возможность сплавить далеко и надолго младших сыновей немало дворян ещё и приплатит, да и император не откажется отделаться от межевых рыцарей — а им и вовсе нет разницы, из чьей казны получать жалование. Желающие найдутся... Но только ли в этом дело? Плох тот курфюрст, что не примерял императорскую корону, а Юй-ван плох не был...

— Тяготы пути могут отвратить некоторых, но довольно храбрых воинов охотно двинутся в путь, чтобы снискать славу и защитить справедливость, — ответила она. — Но, думаю, и в Серединной Державе сыщется немало людей, чья доблесть не находит достойного применения?

— Увы, ничто не совершенно, кроме Просветления, — вздохнул князь. — Думаю, среди них довольно сыщется тех, кто готов помочь правому делу...

А вот это уже было интересно. Похоже, Юй-ван немало нуждался в воинах, которые не смогут переметнуться к врагу — по крайней мере, не сразу — а значит, не слишком доверял своим людям. Да и если посмотреть, кто ещё с ними за столом... Наследник, советник-евнух и капитан гвардии — княжеские клиенты... И всё. Ни вассалов, ни семьи, ни придворных... Ну да, доверчивый князь, конечно, не живёт ни долго, ни счастливо — но этот определённо вышел за обычные пределы. Этим надо пользоваться...

— Заранее прошу благословенного Юй-вана о прощении, если мои слова — пустой страх, — Флёр снова отпила та, — но наш разговор напомнил мне кое-что... Думаю, вам ведом народ халга?

— Одно из множества племён степных варваров с севера? Да, мне они известны, хотя мы и не уделяем им большого внимания — они далеки от нас.

— Боюсь, скоро это переменится, — Флёр поставила опустевшую чашу. — Говорят, среди них явился вождь, коего, следуя пророчеству, называют сыном волка и лани, жеребцом, который покроет весь мир. Вождь этот объединил многие племена, и, быть может, провозглашён уже великим ханом. Зная о поразившей вашу страну усобице, не сюда ли он направит своё войско?

Лица хитой было трудно прочесть, а князю и вовсе подобало сохранять невозмутимость — но новости явно оказались для него неприятным сюрпризом.

— До нас доходили слухи, — медленно произнёс он, — но, вижу, мы не оценили их по достоинству. Если вы не ошиблись, дело может обернуться большой бедой...

— Как и для нас, — включился в разговор Бела. — Мой народ — жители степей, не так давно сами бывшие кочевниками, и из всех народов Ойкумены всего более угрожают они нам. Между тем, если бы короли Ойкумены, царь сколотов и вы, князь, хотя бы знали друг о друге, то могли бы при нужде подать помощь против халга, хотя бы просто ударив в тыл уходящему войску. Если вы, князь, обретёте корону, то будете иметь уже готовый союз, пусть даже и союзники ваши будут далеко...

Князь благожелательно внимал. Союзники, до которых добираться полгода, много пользы в битве не принесут... Но одно дело армия, а другое — торговая миссия, которая может хоть и раз в год караван снарядить, зато не одну сотню хаптагаев с погонщиками нанять. А это — железо в крицах и кожи, если уж не мечи и доспехи, лес, хлеб и полотно, и наёмники — «охрана» каравана, вместо которых, к тому же, легко послать солдат... Всё, что нужно для войны, и пусть идти придётся почти полгода — уж столько даже княжество продержится, не говоря уж о всей империи.

— Всё это ново и необыкновенно, и требует размышлений, чтобы труды не пропали даром... — задумчиво произнёс князь. — Но начинать всё же подобает с малого... Позволено ли спросить, куда проляжет ваш дальнейшей путь, или это почитается дурным?

— Сказать по правде, княже, нам и самим то неведомо, — ответил Волмант, поглаживая усы. — Купец идёт за выгодой, потому мы и домой отсюда можем повернуть, а можем и дальше двигаться, ежели будем знать, где можно товар сыскать.

— Я слышал, что в дальних странах шёлк в большой цене, — заметил князь, — а лучший шёлк делается в княжестве У, и цена его там пусть и не мала, однако ж меньше, чем здесь.

— Это добрый совет, — признала Флёр, снова отпив та. — Но как мы можем отблагодарить князя за него?

Их компанию совершенно явно втягивали в местную политику, и это был как раз тот случай, когда уж лучше самим вызваться, да на своих условиях, чем ждать, пока силой загонят или хитростью заманят.

— Княжество У — давний наш союзник, но в стране назревают мятежи и беспорядки, и даже с большой свитой может быть рисковано путешествовать. Торговцы же, тем более — чужестранцы, пройдут свободно, и если вместе с ними обыкновенным воином пройдёт наследник…

— Быть может… — задумчиво протянула Флёр. — Но всегда есть риск, что маску сорвут, не так ли?

— Конечно же, тот, кто совершил бы это деяние, снискал бы благодарность в обоих княжествах… — князь собственноручно наполнил чаши та, и торг начался.

Язык хитой не похож ни на один известный нам, хотя имеет немалое сходство с языками сопредельных стран. Каждое слово в их языке произносится одним из семи тонов, подобных тону музыки, и от того, хотя бы и слова эти звучали для непривычного слуха одинаково, они совершенно различны и записываются разными знаками. От этого язык хитой похож на птичьи трели, и чужаку весьма сложно его изучить.

Столь же удивительно и письмо хитой. Для каждого слова есть у них отдельный знак, каковой может быть употреблён и как слог, пишут же они справа налево и сверху вниз, так что каждое новое слово стоит под предыдущими. Письмена их весьма сложны и изысканны, так что искусство каллиграфии хитой считают самым почтенным.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

— Ты уверена, что это было правильно? — Бела явно не был в восторге от её согласия.

— Нет. Но так мы, по крайней мере, знаем, во что нас втянули и можем хотя бы без больших потерь выкрутиться, а то и прибыль получим. Не согласись я на это — и втравили бы нас во что другое, а мы и не знали бы. А уж тут никак не извернуться — разве что чудом... А в чудеса я не верю. — Флёр тяжело вздохнула.

В какую навозную кучу они вляпались, она понимала лучше всех — опыт имелся... Но и она давно уже не та наивная девочка — жизнь вольного торговца избавляет от всех иллюзий. Но риску и цена полагалась соответствующая — а привилегиум стоил риска.

Привилегиум — и копьё неистового огня.

Принцу полагались телохранители — хотя бы двое, а каждому телохранителю полагалось по два огненных копья и припасы к ним. «Копьё», собственно, копьём не было — это была бамбуковая труба, на четверть пустая. В эту четверть помещалось огненное зелье, а перед ним — смесь тёртого угля и густого земляного масла, после чего отверстие закрывалось пробкой. Пропущенный через пробку фитиль поджигал зелье и масло, и оно со страшным шумом вылетало шагов на десять, поджигая цель. Иногда вместо масла засыпали камни или осколки глиняной посуды — получалось не хуже пращи...

Правда, хватало такого «копья» всего на два-три раза.

Впрочем, как раз это Флёр не волновало — огненное зелье было куда важнее, даже если его не получится добыть...

Они вышли с рассветом, полдень миновал с час назад — но все разговоры в караване вертелись вокруг их договора — как будто они могли что-то изменить. Первым к этому выводу пришёл Вышата, и принялся учить Арью лингва франка. Флёр, немного понаблюдав за ними, тоже отбросила мысли о прошлом и сосредоточилась на будущем. На принце Цане, притворявшемся наёмником... И его слуге Цае по прозванию Змеёныш.

Чего-то подобного она и ожидала — правда, полагала его человеком самого князя. Доверия к нему это не прибавило ни на йоту — скорее даже, убавило. Принц ведь может вести и собственную игру, и о его замыслах даже гадать невозможно... Впрочем, кости брошены, остаётся только ждать, как они упадут.

И Флёр, отбросив бесполезные раздумья, смотрела по сторонам.

Караван двигаться по богатой и благоустроенной стране — князь Юй был из той редкой породы, что не стремится содрать с людей три шкуры, а из четвёртой ремней нарезать. Конечно, даже и так жизнь крестьянина-хитой не была лёгкой... Но кому на этом свете легко? В поте лица будешь добывать хлеб свой — сказал Господь, и ни пахарь, ни король не свободны от его слова.

Но, хотя в этом княжество и выделялось, в остальном оно не слишком отличалось от прочих областей страны Серес. Как и в других провинциях, здесь выращивали просо и оризу, которую сажали в поля, затопленные по щиколотку. Как и везде в мире, неурожай и голод ждали своего часа, чтобы обрушиться на крестьян...

Чужая страна при внимательном взгляде оказывалась привычной и знакомой — впрочем, людская природа везде одинакова.

Философские рассуждения ничуть не мешали Флёр следить за дорогой, запоминая приметы и высматривая разбойников. Конечно, князь уверял, что земли близ столицы свободны от этой напасти, да и вообще в его области их мало... Но Флёр в этом сомневалась. Мало того, что никто не признается, что к него близ столицы разбой творится, так их и вправду могло раньше не быть... Да только смута есть смута, и даже в благополучном княжестве Вэй не могло не найтись как лишившихся всего, так и желающих приобрести что-то. И достаточно дерзкие, чтобы явиться к столице, среди них найдутся...

Но пока что дорога оставалась спокойной, позволяя поразмыслить не только о высоких материях или же о делах сиюминутных, но и о стране и народе в целом.

А народ хитой не походил ни на кого. Их страна простиралась с запада на восток на расстояние не меньшее, чем от Леноса до Тартеса, однако занимал всё это пространство один народ — оседлый и весьма многочисленный. Правда, диалекты в разных областях могли различаться до того, что их жители друг друга не понимали — но на то было письмо.

Да уж, письмо... Флёр поёжилась — это письмо действительно пугало. Если швабы довольствовались двадцатью четырьмя буквами, составляя из них любое слово, то хитой поступали иначе. Каждый слог в их языке был отдельным словом и обозначился особым знаком, а слов были многие тысячи... Во всяком случае, желающий стать чиновником должен был знать не менее двух тысяч знаков. Это просто не укладывалось в уме — но, надо думать, хитой швабский язык привёл бы в не меньшее удивление.

Местность не менялась — всё та же равнина с редкими холмами, кое-где пересечённая прихотливыми извивами рек. Дорога, по которой шёл караван, была немощёной, но широкой, тщательно выровненной и утоптанной до каменной твёрдости. В стороне от дороги тянулись поля, сперва обыкновенные, а ближе к берегу — водяные, где росла ориза.

Принц Цань, притворявшийся наёмником, оказался весьма полезным собеседником и охотно рассказывал о своей стране.

— Сейчас мы в предгорьях, — ответил он на вопрос Белы, — дальше на юг лежит горная страна Сицзян, а за ней — страна бхарьев. На севере, за степью, тоже горы, но до них нам не добраться. Людей здесь не так много — издавна почти все живут на восточных равнинах.

— Если здесь немноголюдно, — усмехнулся Волмант, — то что-то мне страшновато представить местность густонаселённую...

— Равнины эти не столь обширны, как степь, но всё же не малы, поэтому такого уж большого стеснения нет, — ответил Цань. — Хотя, конечно, свободной земли там почти не осталось. Не вышло бы там у Юй-вана того, что здесь устроено...

Флёр внимательно слушала, но вопросов пока не задавала — рассказывая сам, человек обыкновенно скажет больше, чем если его расспрашивать, да и правильные вопросы ещё надо подобрать. И задавать их нужно правильным людям — вряд ли стоит принца спрашивать о торгах в городе... А вот о торговле в стране — в самый раз.

— Простите мне моё невежество, почтенный Цань, но не поведаете ли, как в этой стране идёт торговля, в чём люди нуждаются, а чего имеют в избытке, и какие товары здесь в цене?

— Мы имеем почти всё потребное, — ответил принц, — и потому обыкновенно ценятся лишь разнообразные редкости. Но сейчас, когда стране грозит смута, в большой цене железо, бронза и кожа... Да и всё, пожалуй — разве что потребная для многих вещей земляная соль ещё охотно покупается у всех.

Флёр задумалась — пожалуй, везти в Серес придётся больше золота, чем товаров, и, конечно, искать, как бы раздобыть секрет шёлка. Впрочем, это не такое уж и срочное дело — в конце концов, чем меньше шёлка, тем он дороже... Клинки, опять же, у торков можно покупать и продавать их хитой, хоть это и рискованно — кто знает, не запретят ли? Без прибыли не остаться в любом случае — лишь бы дойти.

К вечеру добрались до большой деревни — богатой и с большим постоялым двором, который, разумеется, не годился для принца со свитой... Если бы тот путешествовал открыто. Наёмникам же случалось видать и худший ночлег — и принц Цань остался совершенно невозмутим. Осмотревшись, он бросил на нахан суму и осведомился у хозяина, что готовят на ужин.

— Доброе место, — Арья принюхалась к ароматам, доносившимся из большого котла, — и кормят, похоже, достойно.

Замечание это, судя по всеобщему оживлению, пришлось по вкусу не одной Флёр, и вскоре караванщики вовсю орудовали палочками, поглощая лапшу с мясом.

Палочки для еды Флёр находила едва ли не самой удивительной вещью в стране Серес. Палочки заменяли хитой все прочие приборы, иногда даже и нож, и употреблялись с удивительной ловкостью. Флёр ещё на пиру у Юй-вана обратила на них внимание, однако сочла княжеской причудой... Но палочками здесь ели все и всё. Даже похлёбка — и для неё они годились, только надо было сперва выпить отвар.

Покончив с едой, Флёр устроилась на лежанке, отдёрнула занавеси и принялась за свои записки. Наконец-то появилась возможность переписать набело — благо, бумаги у хитой было вдоволь. Хуже было с чернилами — хитой их вовсе не использовали, а писали тушью и кисточками. Для пера тушь тоже годилась, но приходилось изрядно попотеть, разводя её нужным образом...

Впрочем, оно того стоило — страна Серес слишком уж отличалась от всего знакомого. И не в непривычных письменах и причудливых обычаях было дело — уж слишком по-своему видели мир хитой. Конечно, всякий народ на мир смотрит по-своему, но хитой... Хитой и их соседи сами были Ойкуменой. И Флёр, отложив перо, впервые задумалась: а что же такое Ойкумена?

Обитаемый мир, как толкуют обычно? Но вот он, этот мир, куда шире всех границ... Закрыв глаза, Флёр представила карту мира — того мира, что знала год назад. Десятки стран, сотни народов, иногда непримиримо враждебных — но имеющих общую веру, схожие законы и обычаи, похожие нравы... Всё так — но разве не то же самое можно сказать о хитой и нго? Или о всех кочевниках Великой Степи? Можно, но что делает их такими? Вера? Отчасти, но у кочевников никакой общей веры нет... Но они — кочевники, даже те, кто осел, сделали это не так давно. Народы Запада издавна живут оседло и растят пшеницу и рожь... а на Востоке — просо и оризу, которая требует куда больше труда. Может, с этого всё и началось? С того, кто как привык добывать пропитание?

Мысль была неожиданной и даже, возможно, еретической, но чем дольше Флёр размышляла об этом, тем крепче убеждалась, что недалека от истины. Пусть она и не была знатоком философии, но, перебирая аргументы, так и не смогла опровергнуть своих выводов... И, на всякий случай, записала их отдельно. Ересь или нет, но не стоит об этом рассказывать всем и каждому...

И снова — с рассветом в путь. Чтобы не привлекать ненужного внимания, купили по отрезу шёлка разных сортов — якобы разыскивая самый подходящий... Для чего — это уж каждый продавец додумывал сам, и додумывал явственно чудеса и великую выгоду. Во всяком случае, сброшенные цены и заискивающие взгляды были повсеместными... Подрядились также отвезти в город дюжину мешков пирита для алхимиков — рудокопы жаловались, что гонец требовал отправить груз немедленно, и платили, не торгуясь.

— Вот уж никогда б не подумал, что и поросячье золото денег стоит изрядных, — заметил Вышата, помогая пристроить мешки на спине хаптагая. — Уверен был — на огниво оно только и годится...

— Алхимики из него купорос, олеум и серу получают, — объяснила Флёр. — А купоросом ткани красят. Так что дураком надо быть, чтобы его выкидывать... Потому как алхимиков найти несложно.

— Это если знать, для чего оно надо, — возразил Вышата, — а то не всякому ведомо.

— Ну, теперь будешь знать, — пожала плечами Флёр. — Всё пригодится... Ну да ладно, от алхимии нам сейчас толку мало, а золото мы и так добудем без всяких чудес. Скажи, почтенный Цань, знающий дела многих земель: где всего лучше купить нам порселан? Ведь нам, пришедшим из чужой страны, трудно понять, каково настоящее искусство мастеров и какая цена будет честной за их труды...

В том, что ей посоветуют мастеров, в деле которых у князя или у самого принца была доля, сомнений не было — но это было не так уж и важно. Как видно было, чужакам продавали порселан тех сортов, которые сами хитой считали низкими — но и они превосходили искусство гончаров Ойкумены. Как бы в итоге ни обернулись дела, она в накладе не останется...

Цань не успел ответить — его внимание отвлекла суета на дороге. Пегая лошадь то ли просто упала, то ли сломала ногу и теперь билась не давая ни подойти к ней, ни объехать, двухколёсная повозка стояла на обочине, а рядом толпились крестьяне, о чём-то ожесточенно споря.

— Не нравится мне это... — пробормотал Волмант, дёрнув ус. — Ох и не нравится...

Флёр это не нравилось ещё сильнее — уж очень подозрительно всё это смотрелось. Да и столпившиеся «крестьяне» были слишком уж рослыми и плечистыми...

— Стоять, — тихо произнесла Ора, натянув поводья и подняв руку.

«Крестьяне», сообразив, что их маскарад не сработал, развернулись и шарахнулись в стороны, выхватывая дубинки. Флёр послала коня в сторону, выхватила лук и выстрелила. Стрела распорола щёку одному из нападавших, второй получил «подарок» от Арьи в глаз, второй выстрел Флёр пришёлся в горло самому рослому из нападавших... Остальные бросились прочь — но напрасно. Недаром говорят — кто убегает от сколотов, тот умрёт уставшим... Флёр одну за другой выпустила три стрелы — одна угодила предводителю под колено, две других — в затылок его подручным, ещё одного достал Волмант своим любимым камнем в тряпице, и оставшихся двоих подстрелили наёмницы.

— Недурно бьёшь, — заметила Таис, — по-сколотски, хоть и надо руку набить.

— Хотел бы я знать, кто они такие ни случайно ли на нашем пути оказались, — сказал Бела, — да только времени на это нет...

— Если благородные господа позволят, — вмешался Змеёныш Цай, — ничтожный Цай может заставить говорить этого мерзавца.

— Действуй, — распорядился принц.

— Как пожелает мой господин, — Цай поклонился.

Он подошёл к раненому предводителю, выдернул стрелу и заговорил. Бандит ответил коротко и явно непристойно. Пожав плечами, Змеёныш отвернулся от него и поклонился наёмницам со словами:

— Ничтожный Цай умоляет доблестных воительниц о помощи, ибо, имея всего лишь две руки, не может исполнить всё должное сам.

— И какая же помощь тебе нужна? — спросила Ора.

— Нужно снять с него одежду и удержать на несколько мгновений его руки, — снова поклонился Цай.

Несколько мгновений спустя разбойник остался в одной набедренной повязке, Таис и Арья растянули его руки в стороны, а Цай, достав из рукава коробочку, вынул из неё иглу и вонзил в плечо. Разбойник дёрнулся, его рука неожиданно обмякла и, отпущенная, бессильно упала.

Проделав то же с другой рукой, Цай поклонился наёмницам, после чего снова обратился к пленнику. Его ответ был не столь дерзок, как прошлый, но всё так же бесполезен — по крайней мере, Цай им остался недоволен. Взяв ещё одну иглу, он вонзил её в спину справа, примерно посередине между рёбрами и поясницей. Разбойник заскрипел зубами, а Цай, добавив ещё одну иглу — слева точно напротив предыдущей — и снова задал вопрос. Разбойник, выглядевший так, словно его терзают колики, заговорил, и на этот раз Цай явно услышал то, что требуется. Выслушав разбойника, он задал ещё несколько вопросов, выдернул иглы из спины и сообщил:

— Этого человека зовут Каменный Кулак И — это имя мне знакомо — и хотел похитить госпожу и продать её в наложницы. Он утверждает, что это было их общим решением, но сам он был против.

Принц, заметив промелькнувшее на лице Флёр омерзение, произнёс:

— Я, Цань-ван, наследник этих земель, объявляю: Каменный Кулак И приговаривается к смерти.

Затем он заговорил на родном языке, обращаясь к разбойнику. Тот ответил явной просьбой, на которую Цань кивнул. Подойдя к нему, Змеёныш выдернул иглы из плеч и помог разбойнику встать на колени. Тот, морщась, сложил ладони перед грудью и принялся молиться, а Змеёныш, дождавшись окончания молитвы, вонзил иглу под затылок.

Каменный Кулак И осел на землю.

— Госпожа, мне нет прощения за то, что подобное случилось на земле, вверенной заботам моего дома, — заговорил принц. — И за десять тысяч перерождений мне не искупить этого позора...

— Достопочтенный Цань-ван, — Флёр спешилась и поклонилась, — здесь нет вашей вины! Если и винить кого-то, то лишь меня, по скудоумию своему не догадавшуюся скрыть непривычную для этих земель внешность.

— Дом мой получил эти земли и принял над ними власть, а значит, и обязан поддерживать закон в них, — принц тоже спешился. — А значит, это моя вина...

— Что ни случается в мире, всё свершается по воле Неба, и Господь не подвергает человека непосильному испытанию, — ответила Флёр, — и человеку следует со смирением принимать их и, стараясь избегать греха, возложить надежды на милосердие Создателя...

В конце концов, принц Цань позволил убедить себя в отсутствии его вины, и караван двинулся дальше, не останавливаясь до самого вечера. А вечером, едва поставили тому, Флёр остановила Цая и спросила:

— Что ты сделал с тем разбойником?

— Это чжень-дао, искусство игл, госпожа, — поклонился он. — Ничтожный Цай лишь в малой степени владеет этим искусством. Это искусство направлять, усиливать или ослаблять течение жизненной силы в теле, уколов иглой в определённом месте. Мастера этого искусства могут исцелять любые болезни, сделать калекой или даже убить одним прикосновением. Ничтожный Цай научен лишь четырём вещам: как причинить боль, как избавить от неё, как лишить движения и как отнять жизнь. Он стремится узнать больше, но редко имеет довольно серебра, чтобы заплатить мастеру, который снизошёл бы до его ничтожества и помог бы разорвать полотно невежества.

Флёр молча кивнула, оставив лазутчика в покое. Рассказ его звучал довольно странно — но вот уж странного она встречала предостаточно, да и видела всё собственными глазами и сомневаться в себе причин не имела... Зато имела достаточно причин сомневаться в рассказе разбойника. И не она одна...

— Нам пока что везло, и нападали на нас лишь дважды, — сказал Бела, усевшись рядом, — но это нападение не даёт мне покоя.

— Тоже не думаешь, что это просто разбойники?

— Даже если он сказал правду — могли обмануть и его самого. Тем более, если это решение не его, а всей шайки... Что, если их натравил кто-то из врагов нашего нанимателя? Ему самому это не нужно, а вот кто-нибудь из свиты запросто мог решить сыграть собственной колодой...

-Ты ставишь на заговор?

— Более всего вероятно. Врагам внешним ещё требовалось разбираться, кто мы такие, а чиновники Юй-вана и его родственники получили вести из первых рук...

— А сам князь? Хотя... Ты права, ему самому это не нужно — от сына он мог куда проще избавиться, — Вышата перебрал струны, — чужаков к такому никто не подпустит. А вот кто-то из дома его мог случаем воспользоваться... Вот что скажу вам, товарищи: крепко следить надобно и за княжичем, и за людьми его, и за Змеёнышем — а за ним особенно, ну да это уж моё дело...

— Ты ведь гусляр? — удивилась Арья. — Или не мерещится мне, и сам ты змеёныш?

— Мерещится, — буркнул Вышата, — не змеёныш я, а змей подколодный...

Хотя страна Серес славится шелком, но даже и здесь не каждому дозволяется носить одежду из него. Запрещено носить шелковую одежду палачам, могильщикам, убойщикам и другим людям, чьё ремесло почитается нечистым, а также невольникам. Все же прочие стараются иметь хотя бы одну шёлковую вещь, поскольку в их языке слова «шёлк»» и «долголетие» звучат сходно. В обыкновенных случаях простой народ носит одежду из конопляного или крапивного полотна, удивительно крепкого и лёгкого, более богатые и знатные к тому добавляют древесную шерсть и шёлк, благородное же сословие носит лишь шёлк, в холода же все, кто может, носят шерстяную одежду.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Дорога тянулась и тянулась, до границы княжества У оставалось два дня, и до самой границы местность была почти ненаселённой. Разбойники здесь встречались, хоть и нечасто, и за окрестностями следили только наёмницы, остальные же, хоть и держались настороже, но занимались своими делами.

Флёр, пользуясь моментом, расспрашивала принца о княжестве У и — менее подробно — обо всей стране и её соседях. Хороший торговец, едва выйдя в путь, уже обдумывает два следующих, а третий замышляет — а Флёр была хорошим торговцем...

По словам принца получалось, что ничего такого, чего не было бы у самих хитой, их соседи не имели. Более того, всем искусствам и ремёслам, по уверению хитой, соседние страны были обязаны именно им... Что, возможно, было отчасти правдой — по крайней мере, применительно к их юго-восточным соседям. Моны и нго, а также ва, жители восточных островов, действительно во многом были подобны хитой, но вот жители Сицзяна были уже совсем иными. Даже внешностью они куда меньше походили на хитой, а их обычаи, язык и письмо и вовсе не имели ничего общего. Обычаи — если только Цань не шутил — были и вовсе невероятными. Так, по его словам, одна женщина могла выйти замуж сразу за нескольких братьев — дело, для прочих народов неслыханное. Или их странная и мрачная вера, в изложении Цаня чем-то напоминавшая парфянское учение Арамаста... Вера эта, как считалось, пришла из Синда, так что, на взгляд Флёр, что-то из парфянского учения и могло попасть сюда — но куда больше её интересовали северные соседи хитой.

Халга.

И здесь принцу было, что рассказать...

Хитой не любили Степь и боялись степняков, отгораживались лимесами — но избавиться от угрозы не могли. Народы Степи постоянно тревожили страну Серес, отряды хитой платили карательными походами — без особых успехов — и тянулось это многие века. Принц и сам не раз возглавлял такие походы..

Но недавно всё изменилось. Появившийся несколько лет назад новый вождь сперва не привлёк особого внимания — такие вожди, более или менее удачливые, редкостью не были. Обычно ему удавалось объединить всего лишь несколько племён и устроить большой набег... Но этот повёл себя необычно — он действительно решил подчинить всю Степь, а затем и весь мир. Разумеется, никто в его успех не верил... И принесённые Флёр вести оказались изрядной неожиданностью. И, похоже, принц отправился в соседнее княжество именно поэтому, а все прочие разговоры были лишь предлогом и обманкой для лазутчиков.

Если так, то дело это ещё хуже, чем она думала.

Приотстав, Флёр поравнялась с Вышатой и, перейдя на родной язык, изложила свои мысли.

— Почти наверняка, — кивнул гусляр. По-швабски он говорил на восточный манер, словно выходец из Леноса или даже, скорее, Кумерсона. — Не знай я про халга — поверил бы, не задумываясь, да и на самом деле там что угодно может быть. Может, и правда мятеж кто-нибудь замышляет... Но не это главное. Для халга ничего лучше распри у хитой не придумаешь, как ни старайся — им и воевать-то почти не придётся.

Флёр поёжилась — уходя от одной смуты, ей не повезло нарваться на другую... И не известно ещё, что хуже.

— И если мы с тобой правы, то с этой повозки мы никак не соскочим, — продолжил Вышата, — вот уж действительно, в навоз да с разбегу...

— Выкрутимся, — усмехнулась Флёр. — Куда деваться-то?

Послав коня рысью, она вырвалась вперёд, на скаку вскидывая лук — приметное дерево на обочине было отличной мишенью, а недавняя стычка отлично показала, что до совершенства ей далеко... Хотя многие из её знакомых мастеров-лучников уже остались позади.

Пять стрел с глухим стуком вонзились в нарост на стволе, почти в середину — куда и целилась Флёр. Немного левее, конечно, но не настолько, чтобы зверю или человеку стало от такого лучше. Ещё одна попала пальца на три правее, чем надо — похоже, она неправильно учла ветер. И это на скаку — неплохо даже по меркам сколотов, хотя, например, Арья без труда попадала в глаз белке, гоня лошадь во весь опор... Но она и по сколотским меркам была лучницей выдающейся. Да и в бою сколоты больше старались смутить и нарушить стрелами вражеский строй, после чего в дело вступали катафракты...

Подскакав к дереву, Флёр выдернула стрелы, проверила их и вернула в горит. Да, неплохо — но можно куда лучше... И она не собирается останавливаться.

На ночлег остановились уже в темноте — но до границы княжеств оставалась половина дневного перехода.

Страна, в которую им предстояло вступить, была известна лучшим шёлком и искусными ткачами, но не воинами — однако это ничего не значило. Когда в стране назревает мятеж, немало людей неожиданно обретают воинский дух... Чему необыкновенно способствует возможность вволю пограбить. Сколь бы благородными ни были идеи восставших, грабежи были неизбежны... Как и всегда на войне.

— Настроение княжества У мне сейчас неведомо, — скорбно произнёс принц, — но последние вести говорили о спокойствии. Вести эти пришли в день нашего выступления, и я, недостойный, не задумался, как узнать о переменах...

— Я всего лишь странствующий торговец, — поклонилась Флёр, — и знания мои вряд ли нужны воину — но всё же нам нередко случается приходить в страну, не зная её дел...

— И как же поступает торговец в таком случае?

— Он приходит на постоялый двор и не скупится, наливая вино и задавая вопросы. Не расспрашивая прямо, но лишь переспрашивая и удивляясь, услышишь куда больше...

Цань задумался — похоже, и здесь принцам нечасто случается задаваться подобным вопросом... Да и сама Флёр, будучи ещё наследницей, а не приложением к титулу, ни о чём подобном не задумывалась — казалось, ещё рано — а потом стало поздно.

— Нападай там, где враг не защищается, — произнёс, наконец, принц. — Теперь я лучше понимаю... Благодарю вас, почтенная Цэцэг, ведь вы позволили мне взглянуть на известное иначе и тем открыли новую грань истины.

Флёр только покачала головой — все эти церемонии и славословия изрядно утомляли.

Ночь прошла без происшествий, и на рассвете караван снова двинулся в путь. И снова никто не мог сказать, что ждёт впереди...

На заставе, однако, всё было спокойно — настолько, что там даже не было солдат — лишь трое стражников и чиновник. При этом один из стражников дремал у очага, а начальник стражи играл с чиновником в тавлеи. Правда, за дорогой им это следить не мешало, и караван встретили, как подобает... и сразу же потеряли к нему всякий интерес, узнав, что купцы не везут ни соли, ни железа.

И то, и другое в стране Серес принадлежало казне и должно было немедля выкупаться... Чего в княжестве Вэй не было. И одно это говорило о планах князя больше, чем сказала бы сотня подметных писем...

Разумеется, говорить Флёр не стала ничего — лишняя пара ушей в караване имелась, а венценосные особы не любят догадливых... К счастью, у хитой был собственный шатёр, так что вечером можно будет поговорить без этих лишних ушей — и решить, что делать дальше. Ведь тогда получалось, что принц должен не только предупредить о халга и предложить как можно быстрее избрать нового императора — но и собирался вести речь о вполне конкретном новом императоре...

Мирная застава осталась за спиной, впереди лежала столь же мирная дорога — и всё это почти наверняка было обманом. Но в любом случае с повозки уже не спрыгнешь, а значит, стоит подумать, какую прибыль можно извлечь...

Царская память коротка — не то, что грамоты. Verba volent, scripta manent — привилегиум просто так не отбросить, а благодарность курфюрста, избранного императором, будет достаточно велика, чтобы привилегиум дать... Хотя, конечно, ожидать можно и другого — слишком уж царская благодарность переменчива. Правда, и новости среди купцов расходятся быстро — и страну такого неблагодарного монарха торговцы будут избегать — а это для страны скверно... Но было и ещё кое-что.

По ту сторону Танаиса любой правитель знал, что лучшая награда купцу — привилегиум. Временный или пожизненный, на любую торговлю или только на отдельные товары, с правом передачи или без него — вопрос частный... Но каковы обычаи хитой и законы страны Серес? Дозволяют ли они пожаловать привилегиум иноземцу? Больше того — а ведом ли им вообще привилегиум? Не стоит гадать — об этом она спросит толмача, а что до награды — дойти бы сперва, а там будет видно...

Цая удалось расспросить только на привале — и пришлось немало постараться, объясняя, о чём идёт речь. Но разъяснить всё же удалось — и Цай ответил:

— Такая вещь есть, но её можно дать только на некоторые товары и не более, чем на пять лет. Или волей Сына Неба...

Намёк весьма прозрачный... Вот только у Флёр не имелось и тени желания лезть в политику ещё глубже. Один раз уже попробовала — хорошо хоть, успела ноги унести... Да и деньги тоже — конечно, кое-что она припрятала, но золото на две тысячи тренни на дороге не валяется, да к тому же это всё равно больше, чем все её схроны. А уж теперь... Даже с тем, что у неё есть, она получит раз в двадцать больше, чем выручила бы за меха... А если удастся всё задуманное — даже без гильдейской доли она заработает едва ли не больше, чем стоит весь Айтерзенталь.

Привилегиум, пусть даже временный, мог бы немало в этом помочь. Однако жизненно необходимым он не был — лишь упрощал дело. Постоянный привилегиум дал бы куда больше... Но тогда придётся бросить кости за одним столом с сильными чужой Ойкумены... Нет. Снова нет — как ни своди прибыль с тратами, тут убытки такие, что вовек не покроешь.

Торговец, тем более вольный, не избегает риска — но тщательно взвешивает его. И если выгода не стоит опасности — отступает.

Здесь выгода не стоила опасности — никто не садится за игру, не зная правил...

Ночь прошла спокойно, и к полудню караван достиг города Вэйян — первой цели их путешествия. Здесь Цай немедленно ускользнул по княжеским делам, телохранителям пришлось остановиться на постоялом дворе — и толмачом пришлось поработать принцу.

И с этим он прекрасно справился, лишь укрепив свою личину — уж теперь в нём никто не заподозрил бы благородного человека.

Принц Цань не просто переводил слова Флёр — он ещё и торговался так словно от этого зависело спасение души и выигрывал иной раз до трети цены... За что и получил от Флёр пять ляней в награду.

— Друг мой, — сказала она, вручая серебро, — если судьба лишит вас нынешнего достояния, смело избирайте путь торговли, ибо у вас есть несомненный талант. Поистине, лишь в ученики вам гожусь я, недостойная!

— Ничем не заслужил я ни речей, ни награды, — заявил в ответ Цань, — ведь я всего лишь повторял то, что приходилось мне видеть, не задумываясь о сути — словно учёная сорока, повторяющая слова, но не разумеющая сказанного!

Правда, отказываться от серебра он не стал...

Цай вернулся только вечером. Принц, выслушав его, глубоко задумался, а позже, созвав спутников, сообщил:

-Дела наши переменились, и завтра утром нам необходимо двинуться в Ухань, главный город княжества. Вышел бы я и сегодня, но не хочу вызывать подозрения... Потому что я узнал две новости, одна другой горше. Умер Сыма-ван, правитель У, муж рассудительный, справедливый и честный — а значит, остудить горячие головы будет некому... И всё же это меньшее бедствие, чем другая весть — Шао-ван, правитель Южного Ся, разослал своих людей возмущать народ и смущать умы. Именно поэтому я должен как можно скорее встретиться с Сунь-ваном, новым правителем У. Он мой названный брат... Но дела государственные могут разрушить любые узы.

— В этом, к несчастью своему, я не могу вам возразить, — тяжело вздохнула Флёр. — Итак, завтра мы выходим в путь...

— Да, и к ночи придём в Ухань. Отец мой отправил туда мою свиту, будто бы со мной, она придёт через три дня — тогда и я объявлюсь, а до того переговорю с Сунь-ваном тайно. Потому, когда это случится, мы расстанемся, я выпишу вам подорожную и найду толмача — Цаю придётся остаться со мной...

— Верно говорят: кому суждена виселица, тот не утонет, — вздохнула Флёр. — Изгнанная смутой, покинула я родные края — но смута пришла за мной...

— Но ведь смута открывает и новые пути, — заметил Цань. — Быть может, Куан-Коу, покровитель странствующих торговцев и изгнанников, ведёт вас, дав возможность преумножить достояние? Да, смута — великое бедствие, но тот, кто сумеет оседлать тигра и взнуздать дракона, тот, поистине, уподобится святым бессмертным...

Караван привычно двинулся в путь на рассвете. Флёр, не слишком довольная новостями, всё же молчала — от таких предложений не отказываются... Тем более — посреди чужой страны, за десятки тысяч миль от дома. Положиться на честь принца — всё, что им оставалось, и будь что будет. В конце концов, если дела пойдут совсем уж плохо, можно бросить хаптагаев — а небесные кони унесут от врага...

Но пока что такого конца ничто не предвещало, и караван, не задерживаясь, шёл в столицу княжества — решили даже на ночь не останавливаться, пока не достигнут города. Ночью они и придут — но задержавшийся караван всё равно пропустят, хоть и продержат до рассвета под стражей, а ничего другого им сейчас не требуется...

Они пришли поздним вечером — перед самым закрытием ворот. Для обычного каравана это не меняло ничего... Но не для принца Цаня.

— Здесь мы расстаёмся, — сказал принц, — толмач явится утром. Пока же я даю вам подорожную, что позволит вам призвать на помощь любого воина, стражника или чиновника в обоих княжествах — покуда для всех я следую со свитой, иной награды я дать не могу.

— Недостойным остаётся лишь дивиться вашей щедрости, — Флёр с поклоном приняла свиток. — Ибо услуга наша столь мала, что не стоит и упоминания. Воистину дар этот — дар царя...

Кажется, подумала она, мы всё-таки смогли спрыгнуть с этой телеги. Повезло...

Обещанный толмач явился перед открытием торга — им оказался пожилой монах, сухой и жилистый, словно пустынная колючка, и столь же невозмутимый.

— Недостойного служителя зовут Дао Ли, — сообщил он, поклонившись. — Узнав о чужестранцах, нуждающихся в толмаче, этот недостойный взял на себя смелость предложить помощь.

По-торкски монах говорил свободно, но как-то слишком правильно — как человек, который языком владеет в совершенстве, но редко им пользуется.

— Мы благодарны тебе, почтенный Дао Ли, — поклонилась в ответ Флёр. — Если тебе понадобится наша помощь — лишь скажи, и всё, что будет в наших силах, мы сделаем.

— Хм, вы ведь торговцы? — Дао Ли выпрямился. — Хоть монахи и живут подаянием, монастырь на него не отстроить. Оттого мы продаём плоды труда своего... И не соблаговолите ли вы купить у недостойного три тюка шапок из соломы за лянь серебра? Люди всех сословий с охотой носят эти шапки, и хоть цена их невелика, почтенные господа не останутся без прибыли...

— Что ж, почтенный Дао Ли, сперва я хотела бы увидеть товар, — ответила Флёр. — А потом о цене поговорим.

Флёр не раз приходилось иметь дело с одеждой — правда, чаще всего контрабандной — да и до того, как стать торговцем, за модой она следила внимательно. И если шляпы сделаны хорошо, то несложно будет продать их в империи — озабоченные белизной лица дамы придут от них в восторг.

— Недостойный оставил товар на тележке во дворе, и если благородная госпожа соблаговолит...

Госпожа соблаговолила.

Шляпы её не разочаровали. Сделанные из золотистой соломы и с заявками из крапивы-рами, шляпы смотрелись более чем достойно.

Шляпы определённо придутся по вкусу модницам... И столь же определённо стоили ляня, который Флёр и заплатила.

— Итак, почтенный Дао Ли, — Бела поклонился, искоса взглянув на Флёр, — не проводите ли вы недостойных на торг?

— Недостойный охотно поможет почтенным господам, — монах поклонился в ответ, — ибо должен закупить всё потребное для братии. Увы, недостойные искатели просветления, хоть и удалились от мира, но не достигли пока нирваны, и потому принуждены считаться с презренной плотью…

Примечания:

Люди, которые это читают! Нет ли у вас на примете подходящей картинки на обложку?

По законам хитой все указы императора или наместника должны рассылаться всем управителям, помещикам и судьям, а также полководцам и прочим людям, наделённым властью. Количество этих копий столь велико, что и целая армия писцов не смогла бы их написать, потому хитой поступают иначе. Они берут железную доску, тщательно отполированную, вставляют в железную же раму и покрывают смолой. На эту смолу укладывают ряд за рядом глиняные бруски, как бы маленькие гравюрные доски, каждая из которых содержит один знак. Если знак поставлен неверно, его вынимают и ставят нужный, если остаётся пустое место, его заполняют такими же брусками, но гладкими. Если встречается редкий знак, которого нет в запасе, мастер тотчас же вырезает и обжигает его, частых же знаков запасено несколько дюжин.

Когда доска заполнена, на неё кладут вторую доску, чтобы совершенно выровнять знаки, и ждут, пока смола застынет, для чего требуется два или три часа. Затем эта составная гравюра, подобно обыкновенной, покрывается краской, после чего к ней прессом прижимается лист бумаги. Это повторяют сколь угодно много раз, лишь обновляя краску, и так можно с необычайной быстротой сделать сотни или даже тысячи копий.

Когда работа закончена, мастер подогревает доску и ударом руки выбивает знаки, которые подмастерья очищают от краски и смолы и раскладывают по порядку.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Двое из толмачей, с которыми пришлось иметь дело, оказались лазутчиками. Третьего Флёр в этом подозревала, не имея явных доказательств. Четвёртый превзошёл их — хотя лазутчиком уж точно не был.

Дао Ли, прозываемый Взращивающим Добродетель, был помощником настоятеля в монастыре неподалёку от Уханя. Добродетель, по его мнению, следовало окучивать и пропалывать, для чего употреблялись посох, клевец, а при нужде и голые кулаки...

Ещё монах любил изъясняться загадками — и в этом ему равных не было. Особенно — когда его спрашивали о вере. Нет, отвечал он охотно, но так, что его же рассуждения про хлопок одной ладонью меркли... А когда кто-нибудь возмущался, что ничего не понимает, монах радостно улыбался и отвечал: «Так это же замечательно!», после чего внезапно переходил к делам мирским.

Впрочем, все недостатки монаха искупались его невозмутимо-весёлым нравом и умением торговаться. Да и просто поговорить с ним было интересно — знал он много и взгляд на жизнь имел весьма необычный...

За три дня Флёр и её спутники истратили больше половины золота, но купили почти сотню штук шёлка разных сортов — всё больше самого простого, конечно, но и он принесёт двадцатикратную прибыль, а о том, что получше, и говорить не стоит — какую цену ни назови, всё заплатят. Правда, не так много сыщется способных купить — но на их долю хватит...

Взяли также пятьдесят мешков та — пришлось нанять повозку, потому как во вьюки груз уже не помещался. Порселан покуда брать не стали — в княжестве Вэй он был дешевле, а мастера — искуснее.

Так прошли три дня — и на третий день вечером явился гонец. Дао Ли, выслушав его, поклонился ниже обычного, принял свиток, держа его обеими руками, дождался, пока гонец уйдёт, и только после этого выпрямился.

— Сунь-ван, да не сойдёт он с Пути, благословенный правитель, шлёт приветствия отважным странникам и приглашает их к себе завтра утром, чтобы своими устами восхвалить их подвиг, каковой с одним лишь путешествием Сунь У-Куна сравнить возможно, — объявил он, развернув свиток.

— От таких приглашений не отказываются, — вздохнула Флёр, — хотя и боюсь я, что опять нас желают втянуть в чужую игру... Но коли не явимся, наживём могучего врага...

— Не думаю я, чтобы нас снова за те тавлеи позвали, — высказался Волмант, крутя ус. — Прежде-то про нас не ведал почти никто, а теперь многие знают, да и видно, что мы уж назад собираемся.

— Я тоже не думаю, что нас что-то похожее ждёт, — присоединился Вышата. — Тут как в борьбе — один раз новой ухваткой победил, а на другой сам же её получишь. Потому бояться нам нечего, а если и неверно мы рассудили — на всё воля Божья.

Рассудили верно — никаких поручений у князя Суня не нашлось. Зато нашлось великое множество вопросов, отвечая на которые Флёр и её спутники охрипли и выдохлись. Князь, однако, остался доволен и заметил:

— Поистине, лишь в легендах приходилось нам слышать о столь великих деяниях. Ни могучие герои, ни святые мудрецы не совершали прежде такого путешествия и не приносил вестей из стран, столь отдалённых, что и сказаний о них нет. Сей подвиг достоин награды из рук Сына Неба, но — о горе нам — пуст Яшмовый Престол, и нет руки, что дала бы достойную награду. Потому я, Сунь-ван, со смирением вручаю недостойные подвига дары, и пусть не назовёт никто землю У не знающей гостеприимства!

«Недостойными дарами» оказались десять штук белого шёлка и полсотни маленьких порселановых чаш вдобавок к товарам. Затем каждому был дан сересский кафтан-ханьфу, тёмно-синий, с вышитыми на рукавах золотом именами четырёх Небесных Царей — богов-защитников. Как пояснил Дао Ли, такое одеяние носили обычно полководцы и высшие чиновники... Затем пришёл черёд особых подарков — и вот тут стоило крепко задуматься. Царские подарки обыкновенно имеют двойное дно — и быть беде, коли не разгадаешь намёка. А уж здесь, где у каждого слова десяток смыслов — и подавно... Хотя с чужаков и спрос другой, но всё же — кто знает?

Толстый свиток в руках князя настораживал.

— Сунь-ван, — переводил Дао Ли, — говорит: мудрецы находят, что искусство торговли и искусство войны сходны меж собой. Оттого он дарит вам эту книгу, называемую «Искусство войны». Сунь-ван полагает, что многое в этой книге сослужит добрую службу и в торговле. Мудрецами и полководцами она переложена на язык торков, а к тем строкам, что не вполне ясны людям мирным, сделаны пояснения.

— Воистину это дар государя, — Флёр склонилась в местном поклоне, — недостойная принимает его с величайшим почтением

Следующим князь пригласил Волманта — ему был вручён мешочек с благовонными травами.

— Дым этих трав, — пояснил Дао Ли, — облегчает дыхание и избавляет от грудной жабы, каковая — и в этом ручается придворный лекарь — если ещё и не поразила почтенного Волманта, то угрожает ему в самом скором времени.

— Недостойный припадает к стопам сиятельного князя, потрясённый милосердием его и человеколюбием, — выдал Волмант, глубоко поклонившись. — Верное дело, подступался ко мне сей недуг... А кто в час нужды дарует, тот дважды дарует — и пусть вам за доброту трижды двукратно благом воздастся!

Витиеватый ответ князю пришёлся по вкусу, и следующим был призван Вышата. Он получил в дар яшмовую флейту, а к ней -лакированую шкатулку, обитую изнутри шёлком. На крышке шкатулки были нарисованы две пляшущие лисы... И Флёр ничуть не удивилась, когда Вышата, поклонившись, спросил:

— Недостойный вопрошает: дозволено ли ему будет выразить в музыке то восхищение, что овладело им?

Князь разрешил, и Вышата поднёс флейту к губам и заиграл. Звучала флейта сильно и необычайно звонко — непривычно, но Флёр понравилось, а Вышата управлялся с подарком ничуть не хуже, чем с гуслями.

— Эта музыка совершенна, — перевёл княжескую речь Дао Ли. — Кто сочинил её и как она называется?

— Недостойный сложил её только что, и она пока не имеет имени, — ответил Вышата.

Сунь-ван задумался, затем кивнул и сказал несколько слов.

Дао Ли с поклоном ответил ему, после чего перевёл:

— Сунь-ван предлагает всем размыслить, какое название подошло бы этой мелодии, пока не будут отданы все дары, а после того пусть каждый скажет своё решение, и пусть почтенный Вышата изберёт то, которое сочтёт лучшим.

Разумеется, возражать не стал никто, тем более, что и предложение было неожиданно здравым — обычно правители решают все дела своей волей, и хорошо ещё, если их желания не будут стоить им самим головы...

Князь же тем временем пригласил Белу и вручил ему седло и сбрую, отделанные серебром и бронзой. Выглядело седло очень старым, хотя и тщательно ухоженным, и с виду ничего особенного в нём не было, но Бела принял дар с огромным почтением — куда большим, чем можно было ожидать.

— Воистину это дар государя, — сказал он, — и дар всему народу огров, ибо утраченной мнили мы эту реликвию. Верно, сам Господь вложил её в руки твои, князь, и клянусь, что займёт твой дар подобающее место среди святынь нашего народа.

Затем настала очередь Алдана — ему достался камышовый щит, круглый, дюймов двадцати в поперечнике, богато украшенный разнообразными узорами. Похожие щиты Флёр видела у халга, так что этот наверняка был трофеем — но ни князь, ни Алдан не придавали этому никакого значения.

— Недостойный благодарит могучего Сунь-тегина, — склонился торк. — Этот щит сослужит добрую службу.

Пришёл черёд наёмниц, и предназначенные для них дары вызвали озабоченные шепотки придворных. Ора, как самая старшая, получила яньюэдао — оружие, похожее на глевию, широкий кривой клинок на длинном древке. Как пояснил Дао Ли, это оружие было знаком власти полководца — и что желал этим сказать князь, не понял никто.

Таис и Арья получили одинаковые дары — хитроумно устроенные арбалеты. Были они меньше привычных, но имели короб для стрел, возводились рычагом и могли выпустить десять стрел за два или три вздоха.

— Недостойные благодарны почтенному Сунь-вану и потрясены искусством, с которым задумано и исполнено это оружие, — ответила Таис. — Всякий раз, поражая им врагов, мы будем славить имя князя и призывать для него благословение Неба.

Флёр краем уха следила за разговором, стараясь не показывать, как ей надоела церемония и в то же время пытаясь придумать названия для мелодии. Не получалось ничего, только невыносимо скучное «благодарственный гимн», но это точно не годилось. Всё же, когда очередь дошла до неё, она не смогла предложить ничего другого... И оказалась в этом не одинокой — все остальные предложения были не лучше. И только Дао Ли оказался на высоте — прострекотав что-то на родном языке, он перевёл:

— Я хотел бы назвать эту песню Обретение Благодати.

В воцарившейся тишине Флёр неожиданно поняла, что эта мелодия не могла называться никак иначе. Не потому, что эта мысль пришла кому-то на ум и была высказана, а потому, что это было имени так и только так. Мелодия не называлась — она была обретением Благодати, божественным откровением...

Тишина откровения рассыпалась, но Флёр знала: это чувство — У, как называли его хитой, чувство единения с чем-то сверхчеловеческим — останется с ней навсегда.

Вернувшись на постоялый двор, путешественники приступили к сборам. Обратная дорога была ничуть не проще, к тому же Флёр собиралась, если получится, посетить земли халга и узнать побольше об этом народе не с чужих слов, а самой... Но даже если идти напрямик, не задерживаясь для торговли, вряд ли получится пройти весь путь до зимы — и лучше всего зазимовать в Мараканде.

Впрочем, всё ещё может много раз перемениться, а потому не стоит вдаваться в подробности... И, чтобы не занимать разум ненужными думами, она спросила Белу:

— Чем славно седло, полученное тобой, что ты почитаешь его святыней?

— Это седло святого князя Арпада, — ответил Бела, — и это не просто святыня — когда перед последней битвой с язычниками святой Коман служил обедню, у него не было ни алтаря ни вина, ни просфор, и князь дал ему своё седло, один воин — кусок лепёшки, а другой — фляжку с брагой. Святой Коман тогда сказал: «вот, исполняем мы жалкое подобие заповеданного, словно невежды, над святыней насмехающиеся! Не лучше ли одну лишь молитву в сердце своём вознести?!» Но едва он так сказал, как фляжка превратилась в кубок, полный вина, а лепёшка — в просфору. Дивный аромат исходил от них, и покуда причащались воины, не становилось меньше ни вина, ни хлеба... А когда князь Арпад оседлал коня, все увидели над его головой золотое сияние, и святой Коман сказал, что видит венец мученика, и заплакал, а князь ответил: «Если мне суждено пасть в этой битве, то пусть один я и паду, а воины мои все останутся невредимы.» И так стало — язычники окружили его в битве и растерзали, а больше из его воинов никто не погиб, а из язычников спасся только один, который похитил это седло...

Флёр молча склонила голову, почтив память бесстрашного князя. Да уж, тот, кто вернёт такую святыню, сам заслуженно встанет рядом со святыми и героями... А Бела, сын Чонгора доблестью не уступал прославленным рыцарям, и даже самым чванливым дворянам придётся это признать.

Вечная беда купца — сколь ни трудись, сколь ни богатей, а для знати ты всё равно если и выше холопа, то ненамного. Чернь, грязь под ногами... Нет, бывали исключения — хотя бы и её отец — но их было немного. И вот купцу удаётся то, о чём доблестные рыцари не смели и мечтать — да, их бессильный гнев будет прекрасен...

И Флёр отчётливо поняла — возвращаться в империю она не желает. Торговать — разумеется, но жить там? Нет, уж лучше она останется в сколотских степях, а то и пойдёт на службу к Таргитаю — благо, нет у сколотов предубеждения к торговле, и они полагают её столь же достойным делом, что и войну или разбой — да и то сказать, разве не едины они в своей сути?

Караван двинулся в путь — пока что назад, в княжество Вэй. Вместе с караваном отправился и Дао Ли — чтобы, как он сказал, принести ростки добродетели и слово благословенного Фо. Как оказалось, сересский монастырь был устроен совсем не так, как западные, и отсутствие помощника настоятеля ничему не мешало.

Флёр общество Дао Ли вполне устраивало — денег монах не требовал, переводил исправно, охотно отвечал на вопросы и объяснял непонятное... О вере он тоже говорил охотно, однако не проповедовал, а просто рассказывал — и получалось у него куда лучше, чем у служителей Единого Бога... И это при его пристрастии изъясняться загадками.

— Когда ты слышишь хлопок одной ладонью, — изрекал он, — тогда ты обретаешь понимание.

Флёр никакого понимания не обретала — впрочем, и не особенно старалась. Чужая вера её не слишком интересовала. Впрочем, рассказы Дао Ли она записывала — пригодится, да и уж очень необычно он изъяснялся...

Обратный путь, к счастью, обошёлся без приключений — даже подорожная ни разу не потребовалась. Задержаться пришлось только на заставе, да и то ненадолго — всё те же стражники и чиновник, увидев синие кафтаны, сделались почтительными и незаметными, караван пропустили без промедления и только попросили монаха благословить их. Разумеется, Дао Ли не отказался...

В княжестве Вэй ничего не изменилось — и не должно было, но раз уж затеялась смута, всё могло перемениться в один миг. Потому караванщики держались настороже, но не слишком усердствовали — отчасти потому, что ненужная осторожность всегда привлекает и стражу, и разбойников — и те, и другие видят добычу и немедля на неё бросаются... И если стражники обычно подорожную уважают, хоть и не всегда, то разбойникам на неё плевать.

Впрочем, предосторожности оказались излишними — караваном никто не заинтересовался до самой столицы княжества. Флёр устроило бы, если бы ими и дальше никто не интересовался — но увы, это было невозможно. Юй-ван желал выразить свою благодарность... А Флёр не доверяла царской благодарности.

Юй-ван принял гостей в малом зале, где встречали личных гостей князя.

— Рад услышать я, что дала ваши увенчались успехом, — объявил он. — Вижу я, что боги благоволят вам, и воистину нет в том удивительного, ибо дерзновенные дела угодны Небу. Первыми вы пришли сюда из своей страны, но не последними, и в залог тому и в знак приязни я вручаю вам дары.

На сей раз дары были не столь вычурными: шелка, порселановые кубки и вазы, драгоценности... Самой Флёр, впрочем, достался письменный прибор — тушь, камень для её растирания, тростниковое перо и стопа отличной бумаги. Видимо, её путевые записки произвели на князя впечатление...

Раздав дары, князь пригласил гостей к столу — на сей раз не столь необыкновенному и куда больше похожему на сколотский. Во всяком случае, квашеных в извести яиц больше не было...

— Недостойные благодарят благословенного князя, — Флёр отвесила земной поклон, который повторили её спутники, после чего все расселись за столом и принялись за еду.

— Как я слышал, вам довелось столкнуться с разбойниками? — спросил князь. — Воистину ужасно, если это так! Недостойно правителя допускать подобное в своих землях...

— Это настолько ничтожный случай, что не стоит и вспоминать о нём, — отмахнулась Флёр. — Жалкие негодяи не смогли даже утомить нас, не говоря уж о вреде, коего они и тени не сотворили. Право, почтенный Юй-ван, вам не о чем беспокоиться...

Разбойники, конечно, были веской причиной обеспокоиться для любого правителя — но величина этого беспокойства бывает различной. Те разбойники, с которыми Флёр столкнулась, могли оказаться на любом коромысле весов — равно и мелочью, и бедствием страшнее наводнения... Но вот чем именно — об этом она могла только гадать... А от этого зависело пусть не всё, но многое.

— Всё же разбой в его землях не делает чести правителю, — заметил Юй-ван. — Но раз уж вреда они вам не причинили, да к тому же кара настигла их, то пусть они искупят свои грехи и обретут новое перерождение. Но прошу вас, поведайте, что вам случилось узнать, каковы дела княжества У?

— Недолго мы пробыли в княжестве У, всякое слыхали, — ответила Флёр, — что правда, что ложь — то мне неведомо, но что узнали, то поведаем...

Рассказ Флёр занял немало времени — князь желал узнать как можно больше подробностей, а цепкая память Флёр хранила их немало. Что из этого могло заинтересовать князя, можно было лишь гадать — и догадки у Флёр были, но насколько они верны? И что замышляет князь?..

— Что же, почтенные странники, — сказал князь, когда Флёр закончила свой рассказ, — пусть и немного вы рассказали, но по немногому заключают о многом, и потому важны и ваши слова. Примите же, отважные странники, в знак благодарности моё повеление, что даёт вам на пять лет право беспошлинно привозить соль и железо и увозить шёлк.

Князь протянул свиток, который Флёр с поклоном приняла и развернула. Ровные столбцы изящно выписанных знаков не говорили ничего, но вторая половина привилегиума была написана по-торкски — и гласила именно то, о чём говорил князь. Разумеется, потом она попросит монаха перевести — мало ли, какие тонкости мог упустить писец — но потом. А пока…

— Недостойная принимает ваш дар с почтением и благоговением, пусть и не видит никаких заслуг, достойных подобного, — в конце концов, купец — не аристократ, от лишнего поклона спина не заболит…

Чин в стране Серес ценится едва ли не больше, чем титул, ибо чиновники различных званий решают здесь все повседневные дела, исполняя волю правителей. По закону стать чиновником может любой мужчина, которому сравнялось двадцать пять лет, прошедший экзамен, но бывали случаи, когда и женщин допускали к этому экзамену.

Этот экзамен производится каждый год, и потерпевший неудачу может попытать счастья в следующем году, при нужде повторяя попытки сколь угодно много раз. Экзаменуемый должен написать философское сочинение особой формы, некоторые части которого должны быть изложены стихами, показывая владение всеми семью свободными искусствами. Кто прошёл этот экзамен, тотчас же получает первый чин и может в будущем достичь самого высокого положения.

Закон допускает к экзамену человека любого происхождения, но для того, чтобы пройти его, требуется быть сведущим в философии и риторике, владеть искусством каллиграфии и столичным наречием. Всё это требует долгой и дорогой учёбы, и потому, конечно, люди низшего сословия редко могут стать чиновниками, и даже став, не возвышаются сколь-нибудь значительно, однако были и такие люди, которым удалось таким способом вознестись к самому трону.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Флёр тщательно затянула шнурок кошеля и вздохнула. Сказать, что золота было мало, всё-таки было ещё нельзя — но задуматься об этом уже стоило. Да, порселан они ещё купят, да и на хаптагая хватило, но с этим и придётся возвращаться... Впрочем, можно купить тёмного монского янтаря — на обратном пути его охотно купят сколоты. Да и часть шёлка по дороге можно будет продать — из того, что в империи толком не сбыть, потому как кто хотел бы — купить не сможет, а кто может, тот вряд ли захочет...

Но всё это — дела будущие, а порселан сам себя не купит — и Флёр, спрятав кошель, отправилась на торг.

На торгу было людно, и Флёр не упустила случая приобрести несколько безделушек — вещи, привычные в одной стране, часто были диковинами в другой, да и памятные подарки из них получались наилучшие. Недостаточно дорогие, чтобы к чему-то обязывать (и уж тем более считаться взяткой), но достаточно необычные, чтобы ими хвастаться, и необременительные для дарителя — что может быть лучше?

Но мелочи — мелочами, а дела — делами, и Флёр сразу же отправилась к надзиравшему за торгом чиновнику, купив по пути несколько любопытных вещиц. Ещё её попытались обокрасть — редкостная глупость... К тому же Дао Ли пожелал привить воришке добродетель, для чего как-то по особому ткнул его пальцем в зад. Воришка от этого подпрыгнул с воплем и умчался, повествуя о монахе, его родне и их между собой отношениях.

— Этот приём называется «Тысячелетие искупления», — сообщил монах. — Недостойный много раз убеждался, что он освобождает человека от груза грехов и пробуждает добродетели, сколь бы ни был крепок их сон.

Флёр проводила взглядом улепётывающего вора и хмыкнула. Ну да, какой уж тут сон...

На этом, впрочем, неприятности закончились. Чиновник, увидев привилегиум, огорчился, но, получив «на добрую память» ливский серебряный грот, вновь обрадовался и охотно рассказал, к кому из торговцев стоит обратиться.

Назвал чиновник четверых, за что долго и упорно извинялся — Флёр так и не поняла, почему. Монета, в конце концов, была не такой уж большой...

— Скажи, Дао Ли, — спросила она, распрощавшись с чиновником, — почему его так огорчило число торговцев?

— В нашем языке слова «четыре» и «смерть» звучат похоже и обозначаются столь же похожими знаками, — пояснил монах. — Поэтому суеверные люди считают это число несчастливым. Недостойный находит это весьма забавным, ведь разве пять разбойников лучше, чем четыре?

— Воистину, люди везде одинаковы, — усмехнулась Флёр. — Есть и в наших землях такое поверье, только боятся люди числа тринадцать. Это от того, что у Спасителя было двенадцать учеников, и один из них оказался предателем.

— Чепуха и ересь! — возмутился Волмант. — Причём одно к другому? Число как число...

— Так ведь и боятся его суеверы, — пожала плечами Флёр. — А священники и вовсе это за грех считают — так и спрашивают на исповеди: страшишься ли числа?

— И какое покаяние назначают? — заинтересовался Волмант.

— Прочитать тринадцать молитв, — хмыкнула Флёр, — да подлиннее. Чтобы думалось лучше...

За разговором и не заметили, как добрались до лавки первого из купцов, некоего Му. Чиновник так и сказал: «некий Му», и Флёр, увидев его, отчётливо поняла, почему.

Му выглядел так, словно кто-то попытался изобразить саму идею торговца, придать ей воплощение. И, что гораздо хуже, он и торговался точно также...

Сама Флёр торговаться не слишком любила, хотя иногда и могла поспорить — но чаще предпочитала поискать другого продавца или покупателя... Вот только некий Му сейчас на торгу был один из четверых, и всё потребное у него имелось. Включая и желание заработать, которое само по себе для купца похвально — но не тогда, когда его используют на тебе.

Тем не менее, договориться всё-таки удалось — торговаться Флёр хоть и не любила, но умела. Пришлось, конечно, выложить сильно больше, чем она рассчитывала, и денег осталось в обрез, но это было поправимо. Шёлка взято с запасом, несколько кусков можно будет продать торкам — совсем не те деньги, что на западе, конечно, но тоже не на что жаловаться... Торговля не всегда идёт, как хотелось бы, но пока ты остаёшься с прибылью, всё хорошо.

— Думаю, ещё день-другой, и можно возвращаться, — сказала Флёр, когда вечером все собрались на постоялом дворе. — Если мы что ещё и купим, то только мелочь какую — на большее денег не хватит.

— Согласен, — кивнул Волмант, поглаживая усы. — Хаптагая купили, порселана набрали, шёлка я за всю жизнь столько не видал — чего ещё желать-то?

— Согласен, — кивнул Бела, — больше нам тут делать нечего, да и денег ни на что серьёзное не хватит. Завтра отдохнём как следует, припасов докупим, да и двинемся — пора и честь знать.

Вышата, перебирая струны, заметил:

— Я и вовсе не купец, мне всё едино — хоть и меня порой тоска одолевает. Уж полгода прошло, как по чужим краям странствуем...

Флёр, правда, подозревала, что дело совсем не в тоске... Но в дела лазутчиков уж точно лезть не следует. Да и, если уж на то пошло, какое ей до Вышаты и его хозяина дело? Есть у императора на то особые люди — вот пускай они о том и беспокоятся...

Алдан тоже не видел причин задерживаться, ну а наёмницам и вовсе было всё равно, куда идти — платили бы исправно да не мешали драться...

— Решено, — подвела итог Флёр. — Завтра отдыхаем, а послезавтра утром двинемся.

Вышата тем временем подтянул струны, кивнул своим мыслям и запел:

— Как во стольном граде Хореве три торговых гостя собиралися, собиралися-сходилися, да думу думали...

Когда гусляр умолк, Флёр бездумно наполнила кубок и протянула ему — но мыслями была далеко отсюда. Да, она сама не раз говорила, что их путешествие достойно песен... Но услышать сказание о самой себе — такого она как-то не ожидала.

— Да... — первым в себя пришёл Волмант. — Скажи кто, что про меня былину сложат, я б ему так сказал: не пей хмельного, братец, или хоть поменьше пей, покуда совсем разум не пропил — а тут сам слышу! Эх, слышал бы то мой батюшка...

Флёр наполнила ещё один кубок, пригубила вино и только после этого сказала:

— Всякое обо мне говорили — и хвала бывала, и хула... Но уж песен не слагали, даже и срамных. Потому и не знаю, что тут говорить полагается и как благодарить... И скажу, как знаю: спасибо тебе, Вышата-гусляр.

— Вам спасибо за слова добрые, — Вышата встал и поклонился, — да за ласку вашу. Всякому певцу ведь хочется такую былину сложить, чтобы и века спустя помнили — а уж нас долго не забудут...

На следующее утро странники разошлись кто куда — искать развлечений в меру понимания. Сама же Флёр предпочла просто пройтись по городу, посмотреть на людей, прицениться к разным местным товарам — словом, побольше разузнать о стране и людях.

Дао Ли в этом деле был исключительно полезен. Он и сам мог многое рассказать, а разговорить кого угодно ему труда не составляло — благо, монахов хитой почитали и просьбы их, даже самые странные, выполняли, не удивляясь. А уж странные вопросы от варвара — и вовсе совершенно естественное дело, на то они и варвары...

Люди, конечно, везде одинаковы, но нравы в разных странах разные и порой весьма причудливые, а разбираться в них торговцу необходимо — не то и поколотить могут. И чем дальше друг от друга страны, тем больше в их обычаях различий и тем внимательнее надо быть — и Флёр внимательно смотрела и слушала. И находила, что нравы и обычаи хитой не так уж и необычны, если присмотреться...

Священное Писание заповедало чтить отца своего и мать свою — и точно также святые бессмертные мудрецы учили почитать родителей. Их поучения почти дословно совпадали с Декалогом — но всё же были и отличия. Иногда — совершенно удивительные и даже пугающие — самоубийство, к примеру не осуждалось вовсе, а самоубийство в доме или хотя бы у ворот обидчика считалось вполне достойным способом мести. Хитой верили, что мстительный призрак самоубийцы будет преследовать и терзать обидчика, пока не утащит его в ад или не будет умиротворён ч помощью сложных и дорогостоящих ритуалов и подношений. Поэтому угроза повеситься на воротах могла заставить остановиться даже князя.

Были и иные, частенько приводившие в смятение, обычаи. Так, хорошим тоном почитали дарить молодожёнам непристойные гравюры — цветные и весьма подробные, так что Флёр, увидев такие на лотке торговца, залилась краской.

— Это называется «Тучка-и-дождик», — объяснил Дао Ли, — и служит пожеланием плодородия. Ещё считается, что они защищают от злых духов — увидев такую картинку, дух якобы провалится под землю от стыда.

— Какие стыдливые духи... — пробормотала Флёр, растирая лицо. Похабные картинки не шли из памяти, и непристойности теперь целый день будут мерещиться в самых безобидных вещах...

— Недостойный хотел бы заметить, что в весенних домах работают не только девушки, но и юноши, — сообщил Дао Ли, — к тому же, как он слышал, могущественные женщины женщин же и предпочитают...

— Ты издеваешься надо мной, Дао Ли?! — вскипела Флёр. Злость на монаха с его дурацкими шуточками начисто вымела из головы все непристойности... Но совладать с ней было куда проще. Глубокий мерный выдох, вдох, снова выдох — и спокойствие вернулось...

— Некто спросил мастера Линь Цзы: «Что такое мать?» «Алчность и страсть есть мать, — ответил мастер. — Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется убить свою мать!..» — изрёк Дао Ли. — Если ты не в силах отринуть все страсти, тебе следует поддаться одному чувству и позволить ему овладеть тобой и заполнить тебя. И когда оно совершенно овладеет тобой — отстранись от него и отринь его, и тогда ты обретёшь Пустоту, которая есть У. Таков Путь.

— Ну что, выходим завтра утром? — осведомилась Флёр. — Или ещё какие дела остались?

— Ну, ежели что и не сделано, так того и делать не стоило, — пожал плечами Волмант. — А ежели что забыли, так завтра купим... А вот куда пойдём — этого-то мы и не решили.

— Разве не назад? — удивился Бела. — Мы ведь получили всё, за чем пришли.

— Можно и назад, — согласилась Флёр, — но и то можно другой дорогой пойти, хоть и есть места, которых не миновать. А можно ведь и дальше пойти... Но уж это в другой раз — сейчас мы с грузом, далеко не зайдём, а цена этому товару тут невеликая. Поэтому думаю я, что сперва стоит вернуться в Мараканду — а там видно будет. Может, и вовсе на зиму встать придётся...

— Тогда, значит, так и сделаем, — подвёл итог Волмант. — А я, пожалуй, уж и спать отправлюсь — притомился нынче, что ни говори.

Караван привычно отправился в путь на рассвете. Дао Ли, как и подобает странствующему монаху, шёл пешком, всё своё имущество нёс на себе и рассказывал поучительные и занимательные истории. В основном про лис-оборотней, которые, по уверениям хитой, имелись в их стране в огромном количестве. Нрав они имели разнообразный, и хотя обыкновенно вредили, но могли и помочь — особенно людям справедливым и благородным.

— А сам ты встречал лис? — спросила Флёр, придержав коня.

— Встречал, — не стал отрицать монах. — Дао Ли тогда был юн и даже более ничтожен, чем сейчас... А лиса — мудра и искусна, и многому научила Дао Ли.

Флёр многозначительно хмыкнула, но расспрашивать не стала — привычки лезть в чужую жизнь она не имела никогда... Вольному торговцу обычно не стоит слишком много знать о партнёрах.

С лис разговор как-то незаметно перешёл на соседние страны — и тут Дао Ли тоже что поведать немало интересного. В особенности же — о соседях южных и восточных. Конечно, Цань немало рассказал о них, но Дао Ли сам не раз бывал в тех местах и знал их куда лучше.

Царство мон называлось Ава, жители его, по мнению Дао Ли, следовали заповедям Фо куда ревностнее, чем хитой, а нравами более напоминали бхаратов. Из товаров этой страны внимания заслуживали янтарь — тёмный и не столь прозрачный, и дерево, а также разнообразные самоцветы. Всё прочее, чем была богата эта страна, не имело смысла далеко возить...

Дерево ожидаемо заинтересовало Волманта, и он немедленно насел на монаха с расспросами.

— Дерево там имеется в изобилии, — сообщил Дао Ли, — ибо почти вся страна покрыта лесами. Но дерево это обыкновенное и не стоит того, чтобы везти его за десять тысяч ли — если, конечно, это не чёрное дерево, что растёт там пусть и не в изобилии, но всё же в немалом числе. Недостойный свидетельствует, что это лучшая порода чёрного дерева, что только есть на свете.

— Вот оно, значит, как... — Волмант пригладил усы. — Думается мне, что и приобрести то дерево просто так нельзя?

— Почтенный совершенно прав — эти деревья рубят только с дозволения царя, того же, кто посмеет сделать это самовольно, предают жестокой казни с помощью травы чжи.

— Казнь травой? — удивилась Арья. — Да ещё и жестокая?

— Есть растение, называемое чжи, — объяснил Дао Ли, — оно похоже на тростник, но много больше и растёт с такой быстротой, что за два или три дня достигает высоты человеческого роста. Для казни стебель чжи срезают наискось, привязывают преступника над ним и оставляют так стоять, пока растущий стебель не пронзит его насквозь. Так казнят лишь за святотатство.

— Стало быть, и стоит то дерево немало, — вздохнул Волмант. — Хотя у нас всё одно столько дадут, сколько скажешь. Ну да у нас оно не растёт, а у вас-то отчего ему такой почёт?

— Трава чжи за три дня поднимается в человеческий рост, — ответил монах, — а чёрное дерево — за тридцать лет. Но и тогда не станут его рубить, потому что черна лишь самая сердцевина, не более третьей части. Это я видел своими глазами, когда однажды довелось мне благословить лесорубов... Поэтому бревно в шесть чи длиной и один чи толщиной стоит две тысячи лянов.

— Пожалуй, честная цена, — кивнул Волмант, — а такой хлыст в наших краях стоит недешево... Всяко в накладе не останешься. А ещё какое там дерево есть?

— Есть падук — свежий он ярко-красный, но вскоре темнеет и становится коричневым, как лучший красный та, — ответил Дао Ли, — из него делают статуи Фо и святых, а также многие другие породы, имени которых ничтожный не знает, но которые весьма ценятся за красоту.

Волмант крепко задумался. Да и Флёр, хоть деревом и не занималась, тоже заинтересовалась — хоть красное дерево и занимало больше места, чем шёлк, но стоило не меньше, а чёрное — так и дороже... Но в дереве она не разбиралась, так что если и заниматься этим делом, то только вместе с Волмантом — а у него и свои товарищи имеются. Впрочем, всё это дело будущего — если она вообще этим займётся. Всё же дерево — не её товар, хотя случалось ей торговать и не таким...

Флёр покачала головой, достала бумагу и принялась за дело — надо было записать новые сведения, а вечером переписать набело, благо, бумаги имелось в избытке.

Вот уж бумаги ей хватит теперь надолго — разве что не до старости, до того дешёвой она была, да к тому же тоньше, легче и крепче, так что всю неистраченную бумагу можно будет легко продать... И всё же самая главная добыча — вот она, прямо перед ней. Пристроенная на седле стопа бумаги, по которой скользит каменное перо, оставляя четкий чёрно-серый след: «Всего более хитой нуждаются в лошадях, ибо их собственные малы ростом и не выносливы, жители же степей продают им лошадей с большой неохотой и лишь тех, что полагают для себя негодными...»

Знание — вот истинное сокровище. И не абстрактные мудрствования философов, а конкретные и весомые портуланы и росписи цен, описания стран и списки примет... И всё это важно не только торговцам — по описанию чужой страны заключают о её богатсве и силе, о величине войска и быстроте его сбора, о воинственности и миролюбии, и так угадывают замыслы властителей, не засылая лазутчиков.

А дорога всё также ложится под копыта — и кто знает, куда она приведёт? Уж кому и знать, как не вольному торговцу, что обратный путь бывает куда прихотливей прямого...

В странах Востока в большом ходу древесная шерсть, которую получают с растения гоуса или баранец, о каковом невежды думают, будто его плод — маленькая овца. Настоящий же баранец есть кустарник, видом подобный мальве, но приносящий плоды, похожие на маковую коробочку. Этот плод содержит множество семян, покрытых белыми нитями, подобно пуху тополя, поэтому, собрав этот пух, его прочёсывают, удаляя семена, после чего прядут. Из семян выжимают масло, которое считается целебным и обычно используется для приготовления мазей и притираний.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Город Чэн остался позади, караван пересёк границу и вернулся в страну минъя.

Здесь ничего не изменилось — халга ничего не предпринимали, и минъя, соответственно, тоже ничего не делали — возможно, потому, что знали, чего ожидать. На границе царило спокойствие, ни стража, ни чиновники не распускали слухов и не брали новых взяток, солдаты оставались в лагерях и крепостях... Словом, не происходило ничего — на первый взгляд. Чутьё Флёр однозначно говорило: всё это спокойствие — лишь видимость. Что-то готовилось... Возможно, минъя ждали междоусобицы в стране Серес, возможно — нашествия халга, возможно, уже договорились с ними — узнать это было почти невозможно, а если бы и удалось, не стоило бы усилий. Впрочем, если случай представится...

— Недостойный не хотел бы прерывать ваши размышления, — вернул Флёр на землю Дао Ли, — но почтенный дарга сообщил, что у него есть указания относительно вас.

— Вот как?.. — Флёр поудобнее сдвинула акинак, соскочила с коня и подошла к дарге заставы. Тот развернул свиток, внимательно посмотрел на Флёр и спросил:

— Ты ли Ак Цэцэг, торговец из западных стран?

— Так меня называют люди, — ответила Флёр. — Что тебе в том?

— Аша-тегин, ныне пребывающий в городе Йуве, услышав о тебе, пожелал встречи и беседы, и разослал по всем заставам приказ пригласить тебя и твоих спутников, — ответил дарга.

— Это неожиданная честь для всех нас, — ответила Флёр. — Я принимаю приглашение, хоть и не могу представить, чем скромные путники могут заинтересовать могучего Аша-тегина.

— Вот подорожная, чтобы никто не смел останавливать караван, и приглашение, чтобы люди Аша-тегина могли узнать тебя, — дарга протянул два свитка, — я же отправлю гонца, чтобы твой караван встретили с должным почётом.

Забрав свитки, Флёр вернулась к спутникам и сообщила:

— Ещё один принц желает встречи с нами — надеюсь, лишь из праздного любопытства.

— Надежда в таком деле немногого стоит, — вздохнул Вышата. — Всё одно ничего не узнаем, пока не придём, да и там могут время тянуть...

— Пусть тянут, коли хотят, а нам незачем, — махнул рукой Волмант. — И так четыре дня идти, как не пять, так что и говорить-то тут не о чем.

На том и сошлись — идти, будто ничего необычного не случилось. Хотя, если задуматься, выходило — и правда, ничего необычного, не в первый раз приглашают их венценосцы...

Тому привычно поставили на закате — если и не на том же месте, что в прошлый раз, то недалеко от него. Алдан долго высматривал что-то в темнеющем небе, покачал головой и сказал:

— Не успеем до зимы, как ни старайся...

— Ты уверен? — по расчётам Флёр, они как раз к началу зимы должны были дойти до Хорева.

— Зимой по степи идти слишком тяжело, а дальше к северу и вовсе не пройти. Снега на западе слишком много, лошади корм не достанут, а с собой много не увезешь... Потому мы и уходим на юго-восток на зиму — там снега не бывает, хотя холода бывают страшные. Но зато трава, хоть и жухлая, есть, и лошади прокормиться могут...

— Поэтому мы на зиму косим траву и зимуем, где скирды поставили, — добавила Таис. — Хотя на юге, конечно, этого можно и не делать...

— Что толку гадать? — Флёр пожала плечами. — Бог знает, как у нас дело пойдёт, но если и вставать на зиму, то чем дальше зайдём, тем лучше. В конце концов, до Йуве ещё три дня пути...

Три дня пути по знакомой дороге пролетели стрелой, и вот уже караван стоит у ворот города Йуве, а стражник, шевеля губами, читает приглашение.

Читать стражник, конечно, умел — но весьма посредственно, да и высокий стиль ему вряд ли был знаком... Однако представить себе читающего стражника Рубинхейгена не получилось никак.

— Проходите, — стражник всё-таки совладал с приглашением, вернул его и отошёл в сторону.

Флёр кивнула и щёлкнула Пардуса по шее поводьями. Конь тряхнул головой и неторопливо двинулся вперёд. Спешить было некуда — донесут о них немедля, но пока принц соизволит принять гонца, пока ответит, пока гонец их найдёт... Сегодняшний вечер в их полном распоряжении, да и часть завтрашнего дня, скорее всего, тоже — ну да это всё неважно, время привести себя в порядок им всяко дадут.

Постоялый двор без лишних рассуждений был избран тот же самый, что и в прошлый раз — потому как был всего ближе к воротам. Разницы, собственно, никакой не было — но не тащиться же через весь город?

К тому же неподалёку от постоялого двора имелась баня — а в ней нуждались все и в неё и отправились, едва устроившись...

Осторожно ступая по мокрым доскам, Флёр подошла к скамейке, села и размотала полотенце. Жилистый старичок-костоправ, мастер искусства игл, встал у неё за спиной и несколько раз ткнул в разные места щепкой.

— Жизненная сила госпожи пребывает почти в полной гармонии, — сообщил он, — её течение лишь немного замедленно, чему виной лишь усталость. Течение и само собой придёт в гармонию после отдыха и сна...

— К несчастью, не имея времени для отдыха, я вынуждена тратить время почтенного мастера на столь лёгкий случай, отвлекая от более важных дел.

— Пусть госпожа не беспокоится, — откликнулся костоправ, вонзив иглу в позвоночник. — Кроме вас и ваших товарищей, никто сейчас не нуждается в моей помощи, караванщики же имеют первенство перед всеми, исключая болящих.

Позвоночнику досталось ещё две иглы, по одной — в запястья и лодыжки, а ещё одна — под левую грудь.

— Теперь госпоже следует расслабиться и направить помыслы к вещам возвышенным и прекрасным, — сказал костоправ, зажигая лучину, — я же пока предоставлю своё искусство вашим подругам.

Флёр осторожно улеглась, прикрывшись полотенцем, и последовала совету лекаря — правда, мысли почему-то упорно соскакивали на некоего молодого торговца по имени Ферми Амати...

Ферми, аристократ, сбежавший из дома, был ловким и удачливым торговцем, несмотря на юность. В гильдии его ценили, и даже недавняя история с пиритом ему не повредила — невзирая на разбитое сердце, он всё же сумел сбыть пирит алхимикам, вернув хоть что-то... И вот он оказался на её пути — и заявил, что будет её ждать. «Пожалуйста, возвращайтесь»... Что ж, она вернётся. Ведь — впервые за много лет — ей было, куда возвращаться...

Догоревшая лучина пережгла нить, гирька ударила в маленький гонг, и Флёр снова села, спустив полотенце. Костоправ, немедленно оказавшийся рядом, выдернул иглы — и Флёр почувствовала, как по всему телу разлилось тепло.

— Благодарю, мастер, — придерживая полотенце на груди, Флёр поклонилась. — Я чувствую себя лучше, чем когда-либо.

— Как и должно быть, — лекарь поклонился в ответ. — Ведь теперь жизненная сила в вашем теле движется свободно и гармонично.

Выйдя в предбанник, Флёр неторопливо оделась, кивнула служанке и налила чашу холодного — только с ледника — кадаха. Посланник Аша-тегина перехватил их у самой бани и сообщил, что ждут их к обеду, а значит, времени в запасе — только вымыться да в подобающее платье...

Бросив поводья слуге, Флёр спешилась и остановилась, поджидая товарищей. Долго ждать не пришлось — даже Волмант соскочил с коня, словно юноша. Двое воинов распахнули дверь и отступили. Щегольски разодетый слуга провёл путешественников по недлинному коридору, открыл ещё одну дверь и тихо исчез.

Флёр, первой переступив порог, низко поклонилась и сказала:

— Скромные странники приветствуют вознесённого Небом владыку.

— Да озарит свет Неба ваш путь, странники, -ответил принц. — Прошу вас, почтенные гости, разделите с нами эту скромную трапезу.

— Принимаем с благодарностью, — ответила Флёр.

Аша-тегин, принц минъя, не отличался ни могучим сложением, ни неземной красотой — добрый воин в расцвете сил, основа любого войска, но не более... Если бы не ореол могущества, окутывавший его. Сила и власть сквозили в каждом его слове и жесте, без всякой игры и фальши... И Флёр благодарила всех известных ей богов, что надоумили её расспросить наёмниц о принце.

Позапрошлой зимой царя минъя поразила жестокая лёгочная горячка, от которой он так до конца и не оправился, мучился одышкой и болями в груди, отчего делами государства мог заниматься с большим трудом, а вести войско и вовсе не мог. Большую часть дел принц взял на себя, и говорили, что в скором времени царь и вовсе оставит престол своему сыну. Так ли это было — сказать было сложно, однако власть принца была велика...

— Мы рады приветствовать отважных странников, — певуче произнесла сидевшая по левую руку от принца смуглая молодая женщина. — Нечасто удаётся встретить людей, пришедших из страны, о которой нет и преданий.

— Воистину это так, — согласилась Флёр, — и госпожа легко представит наши чувства, ведь всё, что мы видим вокруг — диво для нас...

В таком духе разговор продолжался довольно долго — Флёр даже начала надеяться, что на этот раз правителю от них ничего, кроме утоления любопытства, не требуется...

— ...И поскольку вы возвращаетесь домой, не согласитесь ли вы оказать услугу Великому Царству Высокой Белизны?

— Всё, что будет в наших силах, — ответила Флёр почтительно, но твёрдо, намекая на то, что в сомнительных делах участвовать не намерена.

— Ничего, что обременило бы вас или нанесло урон достоинству, — заверил её принц. — Мой отец, да продлятся его дни, желает послать владыкам западных стран весть о замыслах халга и об их приготовлениях. Мы желали бы предупредить и правителей ваших стран, но ваши наречия неведомы нам... И я прошу вас переложить эти письма на ваши языки и доставить их вашим правителям, чтобы ужасное нашествие не застало из врасплох.

Предложение оказалось неожиданным, казалось необременительным и оттого было особенно подозрительным. Здесь не могло не быть подвоха, хоть Флёр пока и не понимала, какой именно...

Впрочем, отвертеться от этой сомнительной чести всё равно не получилось бы, а в сравнении с прошлыми поручениями это всё равно было безобидным, и потому Флёр, переглянувшись со спутниками, ответила:

— Почтём за честь, высокий государь. Однако никому из нас прежде не случалось составлять посланий государям, а потому по невежеству своему можем допустить ошибку, которая сочтена будет оскорблением...

В итоге всё же договорились — принц заверил, что ничего двусмысленного в письмах не будет, и что он скрепит перевод своей печатью, так что и слова будут его...

Разложив на столике документы, Флёр принялась неторопливо растирать тушь. Переводить царские письма ей не приходилось, но вот поработать переводчиком случалось. И было это совсем не так просто, как казалось людям несведущим, пусть даже и языком владеющим... Ведь толмача, если что непонятно, и переспросить можно, и подсказать слово, да хоть пальцем в нужную вещь ткнуть... А письмо, коли уж послано — не перепишешь, тут всё сразу верно писать надо, да стилем подобающим. А ведь одно и то же разными словами сказать можно, и смысл от того поменяется, иной раз и на противоположный...

Тем не менее, от работы было не отвертеться, и Флёр, развернув свиток, принялась за чтение. Как ни странно — ничего по-настоящему сложного, видимо, принц — или вообще минъя — против пышных церемоний. Это радовало, ибо давно известно — чем пышнее двор, тем ничтожнее король, исключения, может, и бывают, но Флёр о них не слыхала.

Итак, начало — обыкновенное приветственное славословие, которое всегда одно и тоже, только имена меняются... И Флёр, сосредоточившись, взяла кисть и вывела на чистом пергаменте: «Принц Аша, вознесённый Небом, правитель Великого Царства Высокой Белизны, приветствует царственного брата своего Рудольфа, Божией милостью императора Священной Империи, принцепса рейхстага, великого князя швабского, короля саксонского, и желает ему долгих лет царствования и благоденствия». Немного не так, как в оригинале, но тут уж ничего не поделать — правила вежливости всё же разные, пусть и похожи, и если переложить дословно, глупость выйдет, да ещё и почти непристойная.

Следом шло краткое пояснение, кто такие минъя и какова их страна, которое Флёр переложила слово в слово, благо, ничего, подобного пожеланиям овладеть всеми женщинами врагов, здесь не было. Без этой части было не обойтись — к западу от Борисфена и не слыхали о стране минъя — как не слышали о Священной Империи на берегах Жёлтой Реки. А вот дальше...

Тут надо было тщательно подобрать слова, чтобы убедить императора в серьёзности угрозы. Император, как говорят, вообще недоверчив, а уж в новый Потоп верить просто не хочется. Даже ей... Вздохнув, Флёр перечитала оригинал, аккуратно стряхнула с кисти лишнюю тушь и принялась писать: «К северу от моей страны лежат земли народа халга. Народ этот, многочисленный и воинственный, ныне объединён под рукой одного царя, замышляющего покорить себе весь мир. Должен я предупредить вас, мой царственный брат, об этом, ибо, как доносят верные люди, уже замыслил он великое нашествие на Запад, и не оставит этой мысли, даже принуждённый обратить свой взор на Восток или Юг. Нашествие их может уподобиться Потопу, о коем поведали странники, и даже превзойти его, сокрушив великие царства, повергнув троны и храмы».

Флёр остановилась и задумалась — не стоит ли переписать? Пожалуй, нет — может быть, не слишком изящно, но именно так Аша-тегин и говорит, да и внимание это привлечёт. Можно продолжать...

«Разумеется, никто не рискнёт поклясться, что всё это — не хитроумный обман, однако же представляется лучшим делом поверить и приготовиться к набегу, которого не случиться, чем, полагая себя в безопасности, пасть жертвой Потопа, ибо халга свирепы и беспощадны, число же их столь велико, что не поддаётся исчислению».

Последнее, кстати говоря, было чистой правдой — подсчитать численность халга было совершенно невозможно. Семьи, роды, племена то сходились, то расходились по далёким кочевьям, лазутчикам неведомым, иные и вовсе кочевали там, куда и ворон костей не занесёт, и сосчитать их просто не получалось. Однако в том, что халга весьма многочисленны и сильны, сомневаться не приходилось... А значит, им уже тесно в своих землях, да и нет ничего лучше врага и богатой добычи, чтобы сплотить народ — и потому Потоп неизбежен, и скоро. Что ж, осталось немного, пора заканчивать...

«Засим, мой царственный брат, я вновь желаю вам благоденствия и долголетия, и возношу благословенной Шенрезинг молитву, чтобы мои опасения оказались пустыми. Если же сие бедствие не минует нас, я без всякого сомнения отправляю войско в земли халга, чтобы ударить им в спину».

Здесь Флёр тоже почти ничего не стала менять — только использовала привычные выражения вместо свойственных минъя. Оставалось только заключительное славословие, но здесь уже ничего сложного не было...

Закончив, Флёр ещё раз перечитала перевод, переписала его набело и подписала: «Верно переложено на швабский язык собственной рукой Флёр Боланд фон Айтерзеналь во славу Божию», поставила дату и отложила кисть, тщательно вытерев её. Дело сделано, можно отдохнуть, только сперва вызвать слугу и отдать ему документы...

Флёр случалось ночевать в самых разных местах, и дворец принца в этом ряду не слишком выделялся — по крайней мере, для самой Флёр. Для её спутников это явно было ново и удивительно, и скрывать это они и не пытались.

— Чудной дворец, однако, — заявил Волмант, когда они встретились в трапезной. — Доводилось мне княжьи палаты видеть и с боярами пировать, но не то это, совсем не то. Уж очень тут всё необыкновенно устроено...

— Наши дома минъя тоже сочтут необыкновенными и удивительными, — пожала плечами Флёр. — Для нас же это привычная обыденность...

— В чужой стране обычному дивишься, — изрёк Вышата, — а дома и святое чудо упускаешь...

— Уж чудо-то всяко заметишь, — заявил Волмант. — Вот слыхали вы о мощах святого князя Довмонта и об их чудесном обретении?

Флёр не слышала даже о самом святом, но рассказ пришлось отложить — явился принц и велел подать завтрак.

— Довольны ли почтенные гости приёмом? — спросил он, едва все расселись.

— Уж сколько на свете живём, а лучшего не встречали, — ответил за всех Волмант, как самый старший.

— Слаще прекраснейшей музыки поют эти слова, — вздохнул принц, — и гулу боевых рогов подобен зов долга. Ныне призывает меня отец, и я, следуя долгу, возвращаюсь в столицу, а потому пришло время прощания. Ак Цэцэг, вот грамоты для твоего эль-хана, и верблюд, гружёный дарами для него, уже стоит рядом с твоими.

— Кто прошёл дорогой однажды, всегда сможет вернуться, — пожала плечами Флёр. — Быть может, дорога ещё приведёт меня в эти земли... И потому я не прощаюсь, господин мой Аша-тегин. Я вернусь, пусть и не знаю, когда.

— Когда бы ты или твои товарищи ни пришли в мою страну, вас будет ждать радушный приём, — сказал принц. — И, разумеется, мы будем рады вашим купцам...

Распрощавшись с Аша-тегином, к полудню караванщики покинули город. Впереди лежал долгий путь — но теперь они шли по знакомой земле. Неторопливые хаптагаи несли несметное богатство — но куда дороже были исписанные листы в суме Флёр. Что проку в товаре и деньгах, если не знаешь, у кого купить и кому продать, как добраться до торга и в какой товар на том торге в цене? Знание — сила, и даже не будь каравана, их поход окупился бы стократно — ибо дороже любых сокровищ стоило знание о Дороге Шелков, что связала два края мира в единую Ойкумену…

В Мараканду приходят купцы со всех сторон света и всех племён, включая сюда и халга и даже тех, кто живёт к северу от их страны. Там, как говорят, степь сменяется лесами, простирающимся от Рифейских гор почти до берегов Океана на востоке. Там живёт народ, который халга называют хамниган, обличием своим кажущийся полукровками водов и самих халга. Народ этот, насколько можно судить, ибо мы видели лишь двоих, совершенно не ведает ткачества и делает одежду из кожи и меха, выделываемых с поразительным искусством.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Мараканда встретила путешественников жарой, алхимическим зловонием и отчаянной бранью, которой осыпали друг друга Тимур-ханум и стражники. Судя по всему, на сей раз алхимические изыскания семейства кузнецов свернули куда-то не туда... Что, по мнению Флёр, было совершенно обычным делом.

— Надо бы ещё клинков купить... — заметил Бела. — Харалужная сабля и у нас в цене, пусть и не так, как у хитой.

— Это если Тимур-ханум в яму не посадят, — фыркнул Алдан. — Слыхал я, что такое уже было...

— Алхимики частенько в неприятности попадают, — пожала плечами Флёр. — Обыкновенно — по собственной вине... Так, кажется, сегодня ей тюрьма не грозит.

Выругавшись особенно свирепо, Тимур-ханум швырнула арбанбасы кошель, развернулась и пошла к себе.

— Что ж, надеюсь, нас хотя бы выслушают... — вздохнула Флёр.

Тимур-ханум, хоть и пребывала в дурном расположении духа, гостям была рада.

— Вижу, поход ваш был успешен, — сказала она, едва покончив с приветствиями. — Верно, и новостей привезли немало?

— Есть и новости, — кивнула Флёр, — да не лучшие. Слыхала ведь ты о новом вожде халга?

— Как не слыхать, ежели о нём только и говорят?

— Дошли до нас вести, что осталось одно или два племени, что ему не покорились, и он вскоре двинется против них. Думается мне, что он если и не разбил их, то вскоре разобьёт... И другая есть новость, да такая, что и не знаешь, которая важнее — смута назревает в стране хитой, великая смута, ибо их владыка покинул сей мир, не оставив наследника.

— Воистину важная это весть, — Тимур-ханум отпила та, — ведь смута в той стране повсюду отзовётся... Что ж, отец мой и братья служат кагану, и твой рассказ прозвучит перед его лицом. А до того, прошу, будь вместе с товарищами моим гостем.

— Разве мы не стесним тебя, добрая госпожа? — спросила Флёр, отпивая та.

Предложение было неожиданным — пусть проксения не была здесь чем-то необычным, но никто не ожидал такого приглашения… И Флёр, разумеется, была уверена, что в этом приглашении что-то нечисто. Нет, Тимур-ханум наверняка приглашала от чистого сердца, но...

Старшие братья Тимур-ханум служили в гвардии кагана, а её отец был одним из Белобородых — советников правителя и воспитателей наследника. Мало того, что это делало его одной из ключевых фигур государства — это возносило весь его род... Главой которого сейчас и была Тимур-ханум. Люди такого положения не становятся проксенами лишь по зову сердца, не ища выгоды для страны — а значит, каган желал услышать новости из первых уст. А раз так...

— Мы с радостью воспользуемся твоим гостеприимством, Тимур-ханум, — Флёр встала и поклонилась, — но я хочу, чтобы ты приняла дар в память о нашей встрече, не подумав, будто я плачу тебе.

— Я буду рада пустить вас под свой кров, — ответила Тимур-ханум, — и с радостью приму твой дар в знак дружбы.

Весь остаток дня Флёр и её спутники потратили на подробный рассказ о своих странствиях и о делах страны Серес. Сначала — в общих чертах, потом, когда явился Бильге-аксакал, отец Тимур-ханум, — во всех подробностях. Немало интересного добавил и Дао Ли, заявивший, однако, что не скажет ничего, что могло бы навредить его стране.

— Поразительно, сколь многое мы узнали, — покачал головой старый торк, когда рассказы закончились. — Я думаю, каган предложит твоему эльтеберу помощь, если халга двинутся на него... или если случится иная беда.

Флёр хмыкнула про себя — послать на «помощь» тумэн-другой — и твой сосед сразу станет куда сговорчивее... Главное — правильно показаться местным, чтобы те не сомневались — это именно помощь... пока. Тумэн-другой очень способствует правильному движению мыслей...

Наутро явился гонец, и Флёр насторожилась — но, к её немалому облегчению, каган послал за Бильге-аксакалом. Внимание сильных мира сего, конечно, льстило... Но недолго. Флёр знала и королевские дворцы, и воровские притоны — и однозначно предпочитала первым вторые. Вор куда честнее короля...

Впрочем, расслабляться не следовало — каган всё ещё мог пожелать увидеть путешественников... Но не пожелал. Бильге-аксакал вернулся на закате и сообщил, что каган благодарит путников за вести, сожалеет, что дела не позволяют приветствовать гостей, как должно, и шлёт дары.

Дары оказались разнообразны и богаты — так, сама Флёр получила белый торкский кафтан, а Алдан — огромного степного орла, с которыми торки охотились вместо соколов. Не остались в стороне и другие — наёмницам прислали резные гориты, Беле — саблю в отделанных орихалком и белой бронзой ножнах, Вышате — варган, а Волманту — алые сафьяновые сапоги.

Сапоги особенно удивили всех, а особенно самого Волманта — потому как пришлись точно впору, словно сшитые по мерке... Которой никто не снимал.

— Вот как это у них вышло? — удивлялся Волмант, примеряя сапоги. — Как влитые ведь сидят, и разнашивать, почитай, не надо...

— Так, верно, старые твои сапоги обмерили, пока ты спал, — предположил Вышата, — чтобы удивить тебя да порадовать...

— Всё это прекрасно, — перебила его Флёр, — но нам пора идти дальше, не то и впрямь здесь зимовать придётся.

На следующее утро, распрощавшись с Тимур-ханум, Флёр вновь повела свой караван на запад. Впереди лежал Суяб... Совсем недавно этот город казался ей краем мира — но сейчас — совсем как в притче — отодвинулся край далеко на восток, и оставлять его там Флёр вовсе не собиралась. Дальше на восток лежали ещё неизвестные земли страны Серес, а за ними — море, за которым ждали земли, ещё более удивительные.

Возможно, она отправится и туда — а может, и нет, ведь никто своей доли не знает... Но она не оставит странствия в поисках новых земель и дорог, пока может идти. Мир слишком велик, чтобы запирать себя в привычных стенах... Да, можно из года в год бродить между городами и деревнями, не смея сойти с торной дороги — а можно торить её самому. Рискованно? Да. Можно не найти ничего, можно сгинуть в буре, звериных когтях или на разбойничьих клинках... А можно достичь неведомых земель, населённых незнакомыми народами, и вернуться с диковинными товарами, проложив дорогу для всех. Да, рискованно — но когда разгорается смута, а желающих возложить вину на тебя слишком много — это приемлемый риск...

Первый день пути закончился спокойно. Поставили тому, отпустили пастись стреноженных коней, разожгли огонь — и только тогда Флёр расслабилась. Что-то беспокоило её с самого утра, что — она и сама не понимала... Но сейчас это чувство исчезло.

— Фух, отпустило... — вздохнул Волмант, потирая грудь. — Тягостно с утра как-то было, хоть что делай...

— Как будто вор за спиной пристроился, да?

— Вот именно, — согласился Волмант. — И смотри-ка, другие того не чуют...

Действительно, все остальные караванщики ничего необычного не чувствовали... Или же молчали об этом.

Так или иначе, но и ночь прошла спокойно — только перед рассветом где-то поблизости собрались волки и устроили песнопения, словно монахи на великий праздник. Правда, ближе подойти не осмелились — видно, и без того им хватало добычи...

Не принёс поначалу неожиданностей и второй день — пока ближе к полудню Алдан не решил испытать в деле подарок кагана. Орёл, освобождённый от клобучка, с неожиданно звонким клёкотом взмыл в небо, держась, однако, поблизости.

— Добрая птица, — заметил Волмант, — и большого, верно, зверя взять может...

— Волков матёрых легко бьёт, — сообщил Алдан, — и джейрана свалить может.

У самого горизонта что-то мелькнуло, орёл сорвался в крутой спуск — как раз туда, где мелькнул зверь. Сам Алдан, Ора и Вышата помчались за орлом, а Флёр натянула узду и вскинула руку, останавливая караван. Потеряют они не больше половины часа, зато смогут поберечь припасы — одной антилопы им хватит дня на два...

Вот только это была не антилопа. Их добычей оказался олень — но какой!..

Более всего олень этот был похож на лань — по крайней мере, больше, чем на всех других оленей. Ростом он был не меньше восьми футов, а рога имел подобные лосиным — но не меньше имперского рода в ширину.

— Ежели тут такие лоси водятся... — протянул Волмант, когда охотники подтащили тушу. — Кстати, я-то думал, олень — зверь лесной, а оно вон как бывает...

— Слыхала я про таких оленей, — сказала Арья, — но вижу впервые. Говорят, они обычно севернее живут... Ну да ладно, мяса нам надолго хватит, а череп с рогами пусть Цэцэг своему царю подарит — цари же любят всякие чудные вещи...

Флёр хмуро кивнула — череп невероятного оленя действительно стоило поднести императору — как раз для Собрания Чудес. Вот только лишний раз попадаться ему на глаза совершенно не хотелось — хватит с неё венценосных особ... С другой стороны, императора так или иначе не миновать — у неё, в конце концов, послания для него, так что череп не помешает. И шёлк, разумеется — с этого и надо начать. Череп — это так, курьёз любопытное дополнение, главное же — лучший шёлк, какого не видели в Ойкумене...

Пришлось остановиться на весь день — бросать мясо было бы глупо и, по мнению наёмниц, непочтительно по отношению к оленю. Поэтому Алдан, пока разделывали тушу, сложил костёр, добавив травы, пристроил над ним жердь и развешивал мясо, устроив коптильню. Плохонькую, конечно, но им хватит... Не на всю же зиму им запасаться?

Флёр потратила время на то, чтобы набело переписать хотя бы часть путевых заметок. Объем их стремительно рос, угрожая в итоге достичь размеров Священного Писания, если не большего, и это становилось неудобным. Даже после того, как она отослала первую часть, объём всё равно оставался устрашающим... И, пожалуй, переписав набело, стоило отослать и вторую часть, придя в Суяб. А вместе с ней — всё, что удалось разузнать о халга. Пусть она уже писала о них, но тогда это были лишь слухи и догадки... Которые, к несчастью, подтвердились. Не надо больше гадать, двинутся халга или нет, теперь другой вопрос: когда и какими силами... И даже о том, куда они двинутся, можно не задумываться — почти наверняка они пойдут на запад и юг, чтобы сокрушить степные царства. А если они смогут это сделать, их сил достанет и для Ойкумены, и для страны Серес.

Ну и, разумеется, до Суяба могли добраться новости из Ойкумены. Пусть надежды на это и немного, но она была... А новости, что добрались до Суяба, несомненно будут действительно важными.

Флёр покинула империю, оставив за спиной разгорающуюся смуту — и пусть рейхстаг старался её погасить, никто не мог предугадать, чем закончится дело. Князья Церкви желают одного, курфюрсты — другого, гильдиям полагается говорить лишь о торговых делах, император не желает лишиться власти, и каждый тянет плащ на себя — того и гляди, разорвут в клочья. Впрочем, Волмант прав — даже если империя падёт, земли останутся и люди не пропадут, хоть и обеднеют. Найдётся, с кем торговать... А уж с такими спутниками и вовсе нигде в Ойкумене не пропадёшь. И у самой-то Флёр хватало разных интересных знакомых, но лазутчик всяко имел их куда больше, чем они втроём — и уже был в доле. Волмант знал множество торговцев в землях ливов и рутов, Бела исходил всю Нонию, а на восток доходил до Борисфена. Да и если уж говорить о ней самой — царская тамга стоила побольше утраченного титула...

Закончив работу уже в сумерках, Флёр размяла пальцы и вздохнула — переписать удалось далеко не всё, но достаточно много — почти до самого Суяба. Сколотам эти земли известны, хоть и не слишком хорошо, но в Ойкумене о них и не слыхали. Ферми будет просто в восторге, когда это увидит... Но сначала надо добраться до Суяба, а значит, завтра они выйдут ещё до рассвета, и пора отдыхать. Флёр тщательно сложила чистовик в сумку, высушила тушь и задула светильник. Всё, на сегодня довольно...

Следующий день снова обошёлся без приключений, что вполне устроило путешественников — всё же даже лучшие вещи приедаются, а уж приключения, кои по природе своей от неприятностей отличаются лишь прошедшим временем — и подавно. Чтобы наверстать упущенное время, решили двигаться без остановок до самого заката — как воины в походе, разве что тех не задерживали хаптагаи.

Гружёный хаптагай шёл не быстрее пешехода — однако идти так мог целыми днями без остановки и груза нёс раза в два больше, чем самый крепкий мул. А ещё он мог не пить целую неделю и свободно кормился там, где лошадь околела бы от голода... Одним словом, без хаптагаев путешествие было бы невозможным, и это Флёр тоже отметила в своих записях.

На ночь остановились позже обычного, но дело того стоило — потерянный день наверстали почти наполовину, а ещё полдня можно было вернуть, просто останавливаясь на ночлег позже. Если не задерживаться в Суябе больше, чем дня на три-четыре, то к середине осени, не позже, будут в Айрасе, а там поднимутся по Танаису — а уж там зима им будет не страшна...

Обошёлся без приключений и весь оставшийся путь, и к вечеру восьмого дня путешествия караван вошёл в Суяб.

Здесь мало что изменилось — но стража появилась и на стенах, а на воротах стражников стало вдвое больше, и были они куда внимательнее, чем в прошлый раз. Похоже, эль-хан всерьёз опасался халга — и Флёр, вспоминая собственную стычку с их отрядом, не могла с ним не согласиться. Халга угрожали всем, но до Суяба им было всяко ближе, чем до Шарракана, и эль-хан вовсе не желал увидеть халга под стенами своей столицы... Но был к этому готов — насколько войско и страна вообще бывают готовы к войне. Это проявлялось во всём — и всё же торговля не замирала ни на миг. Империи могут себе позволить многое... А Ашинар-эль воистину был империей.

Флёр всерьёз опасалась, что и эль-хан пожелает удостоить её своим вниманием — но правитель державы Ашина был занят более важными делами. И ни вечером, ни на следующее утро караванщиков никто не побеспокоил, чему все были только рады — всё же монаршее внимание приносит не только пользу, но и множество бед...

Первым делом Флёр отправилась к гонцам — отправить переписанные начисто записи. Ну и узнать заодно, нет ли новостей, хоть надежды на это почти не было. Любые новости — кроме, разве что, кончины императора или великой смуты — давно утратят значение к тому времени, как станут известно ей.

В этом она оказалась права — никаких вестей не было, что даже радовало: иногда отсутствие новостей бывает хорошей новостью...

От гонцов Флёр отправилась на торг — путь предстоял долгий, припасов требовалось немало, да и желание изловить чудную носатую антилопу, а то и не одну, только усилилось. Для этого нужны были веревки и новые арканы — в крепости старых наёмницы не были уверены, да и охотничьих стрел стоило докупить. Ну и, конечно, всегда можно было найти какую-нибудь диковинку...

Вернувшись на постоялый двор, Флёр разложила свиток календаря и принялась внимательно изучать пометки. Если она не сбилась со счёта, сегодня был пятый день августа, из чего следовало, что в Ак-Йир они вернутся в начале сентября, и не позднее его середины будут в Айрасе. Если не задерживаться там, то не позже начала октября они будут в Шарракане — а уж там можно будет дождаться снега и по санному пути вернуться в Ленос... Или не возвращаться — смотря по тому, что будет в империи.

— Считаешь путь? — Алдан уселся напротив и поставил на дастархан поднос с пиалами и кувшином та.

— Считаю, — согласилась Флёр, наполняя пиалу. — И что сосчитала, расскажу, как только все соберутся.

Долго ждать не пришлось, и вскоре Флёр излагала свои выкладки внимательно слушающим спутникам.

— Должно получиться, — хмыкнул Алдан. — — Только хаптагаев в Айрасе продать придётся — от сырой земли они болеют. Или, если кто-нибудь собирается и на следующий год идти, можно оставить их под присмотром знающего человека — дешевле станет, чем их заново покупать.

— Обо всём этом предлагаю подумать в Айрасе, — Флёр свернула календарь, — а сейчас — в баню!

Суяб, находясь в весьма благодатном месте, привлекает множество людей из разных стран, поскольку его положение делает его перекрёстком множества дорог. Больше людей и товаров лишь в Мараканде, ибо многие купцы предпочитают останавливаться там, а иным запрещено двигаться дальше. Всё же именно Суяб считается самым главным городом Великой Степи, выше которого почитается лишь священный Нур-и-Дешт, куда нет хода чужеземцу, ибо до недавних пор держава эль-хана была величайшим из царств Великой Степи, и даже сейчас лишь объединишееся царство халга может превзойти его.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Суяб. Столица Ашинар-эль. Идёшь ли с запада на восток или с востока на запад — его не миновать. Сюда стекаются товары и вести отовсюду — Флёр, пройдясь по торгам, встретила знакомые товары, пусть и немного. С вестями было хуже — что никаких известий о имперских делах нет, она узнала ещё вчера. Может быть, сегодня или завтра письмо и придёт, но вряд ли — а если и придёт, для неё это ничего не изменит. Месяц пути только до Айраса — да до Леноса почти столько же... Да и стоит ли туда идти? Товар можно и в Веленосе сбыть, череп и антилопу, если её получится изловить, лучше сразу в Ауген... Будучи сколотским послом. Намекал ведь Таргитай, что примет её на службу — так почему бы и нет? Сколоты не считали торговлю недостойным делом, взять с собой купцов в посольство для них вполне обычно... Да и то сказать — кому ещё торговые дела обсуждать, как не торговцам?

Идея была заманчивой — но не настолько, чтобы бросить всё и очертя голову рвануться ей навстречу. Всякое может случиться, да и ей ли не знать, до чего изменчива царская милость... Нет, сейчас не время решать — она знает слишком мало.

Чтобы отвлечься от ненужных пока мыслей, Флёр развернула свиток и пробежала взглядом по списку. Вычеркнуто всё, а значит, сборы окончены. Правда, выйти сегодня уже не получится — пока её покупки привезут, пока увяжут во вьюки, уже стемнеет. И потому караван отправится в путь на рассвете — как и всегда. Но сначала нужно кое-что решить — и лучше сейчас, в дороге будет не до того...

— Итак, настало время решать, все ли идут дальше, — заговорила Флёр. — Тебя, Алдан, это особенно касается — здесь твоя страна... А ты с нами зашёл куда дальше, чем подрядился.

— Я с вами иду до Ак-Йира, — пожал плечами Алдан. — К зиме мой род обычно туда откочёвывает, а я с ними всегда зимую. Ну а если тебе опять понадобится проводник — ты знаешь, где меня искать...

— Ну а вы? — Флёр перевела взгляд на наёмниц. — Не передумали на Запад идти?

— Нет, — ответила Таис. — Пойдём к Последнему морю, а там видно будет. Описание ваших земель, опять же, составим — пригодится нашим купцам...

— Я с вами до Хорева точно дойду, — безмятежно пожал плечами Вышата, — а там уж видно будет, но, верно, там и расстанемся...

Флёр кивнула. Конечно, расставаться будет жаль — но всему на свете отпущен свой срок, закончится и их путешествие — но они ещё не раз встретятся на торжищах и в странах, ведь не так уж и велик оказался привычный мир...

На рассвете караван из шести хаптагаев снова двинулся в путь. Впереди почти месяц пути по пустошам... Но теперь Флёр и сама смогла бы провести караван по этим землям. Terra incognita всего лишь год назад ныне превратилась в знакомую, пусть ещё и не ставшую привычной, дорогу.

Таинственные страны, населённые удивительными племенами, на проверку оказались совершенно обыкновенными — но сокровищ здесь нашлось немало, пусть и не тех, о которых твердила молва... И что за беда, что нет грифонов, вьющих гнёзда из золота, если есть черви, создающие шёлк?

Дорога ложилась под копыта коней, Флёр высматривала приметы и вела караван, почти не обращаясь за помощью к Алдану. Вела верной дорогой, не сбиваясь — и высматривала добычу. От мысли поймать антилопу она не отказалась, но эти звери были на диво сторожкими и близко не подпускали. Конечно, можно было ограничиться и шкурой — но живая тварь, а если повезёт, то и не одна, была много лучше, и Флёр, Алдан и наёмницы не оставляли попыток её изловить... Пока что — тщетных.

Так — в бесплодной охоте — и прошёл первый день долгого пути.

Флёр, провожая взглядом почти исчезнувшее за горизонтом солнце, снова размышляла об исчислении пути. Мудрецы страны Серес тоже давно поняли, что мир шарообразен и даже верно исчислили его размер, но на этом, как и мудрецы Ойкумены, споткнулись. Мысль определять долготу по соединениям звёзд и планет была известна и здесь, однако это было невероятно сложно, требовало долгих вычислений и большой — то есть, тяжёлой и очень дорогой — астролябии...

Однако мудрецы эти сделали другое изобретение, которое Флёр нашла весьма полезным — «руку, указывающую на юг».

О том, что натёртое магнесийским камнем железо приобретает такую же притягательность для другого железа, Флёр слыхала. Но, оказывается, если это проделать с иглой, а потом пустить её плавать на щепке, она всё время будет поворачиваться одним концом на юг, а другим, соответственно, на север. И как её ни крути, ничего не изменится — так и будет поворачиваться... Очень удобно — и не надо дожидаться ясной ночи, чтобы найти Ось Мира, или полудня, чтобы отметить юг. Правда, для всадника эта «рука» не слишком удобна, а вот на корабле придётся в самый раз...

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и Флёр выдохнула. Мечты, мечты... Впрочем, почему бы и не помечтать немного не в ущерб делам? Человек, не имеющий даже самой приземлённой и простой мечты, просто жалок...

Мечты самой Флёр были довольно-таки необычными для молодой и привлекательной женщины. Конечно, она мечтала вернуть земли рода фон Айтерзенталь... Но её настоящей заветной мечтой была торговая империя, которая превзошла бы все гильдии, как гильдия превосходит деревенского торговца. Гильдия гильдий, неподвластная прихотям королей, по одной цене торгующая во всех городах... И способная защитить своих людей от чиновного произвола. Такая гильдия могла бы торговать по всему миру, посылая караваны далеко за границы Ойкумены...

Правда, такая гильдия будет могущественнее иных государств и вызовет ненависть у слишком многих...

С рассветом караван привычно двинулся в путь. Привычно ложится под копыта дорога, наигрывает новую песню Вышата, о чём-то спорят наёмницы... Ничего необычного, как ни посмотри — а только на Востоке не видали таких караванщиков, а на Западе — такого каравана. Никогда не заходил ни один купец из Ойкумены так далеко на восток, а торговцы Серединного Царства не ходили на запад дальше Мараканды... До сих пор это всех устраивало — кроме Флёр, разумеется, да и ей совсем недавно не было дела до всего этого. Если бы не Лоуренс, не было бы ссоры с церковью... Впрочем, зачем лгать себе — Лоуренс тут не виноват, всё это случилось бы и без него. Смута назревала давно, и ничего не изменилось бы, полыхни она годом или двумя позже. Разве что она сама оказалась бы в другом месте, да и то вряд ли — обычно она старалась держаться вблизи Леноса.

Однако всякого рода отвлечённые размышления давно не мешали Флёр следить за дорогой — но первой заметила антилопу Таис. Подняв руку, наёмница придержала коня, чуть отстала от каравана и во весь опор рванула в степь, на скаку раскручивая аркан. Антилопа, на свою беду, слишком хотела пить и запоздала — на несколько мгновений, но их-то ей и не хватило... Маргач быстра, и ей не составит труда потягаться с лучшим скакуном — но не тогда, когда конь уже мчится галопом, а ей ещё надо разгоняться.

Свистнул, взмыв в воздух, аркан, петля зацепилась за рог, зависла на миг, но всё же затянулась. Рывок — Таис с трудом удержалась в седле, но верёвку не выпустила, а антилопа запнулась и полетела на землю. Арья и Ора помчались к упавшему зверю, набросились, прижали к земле... И как бы ни брыкалась антилопа, её стреножили, накинули на шею аркан и притащили к каравану.

— Вот же чудной зверь, — хмыкнул Волмант, — нос-то — прямо как у слона, только что короче. Это уж поверьте, слона я в зверинце своими глазами видал.

Антилопа, тем временем, очухалась и попыталась сбежать — но куда там! Стреноживать коней сколоты умели, антилопа же от лошади в этом не отличалась — только ноги потоньше да сама она поменьше. Ну и норов у неё был антилопий — холерический и пугливый. И без того неторопливый караван почти остановился — антилопа металась так, что идти было просто невозможно...

— Кажется, это была плохая мысль, — вздохнула Флёр. — Шею себе свернёт быстрее, чем мы хотя бы день пройдём...

— Устанет скоро, — махнула рукой Ора. — Не первый раз маргача ловим, уже наловчились... А когда устанет — успокоится и пойдёт, как миленькая.

Так и получилось — прошло несколько часов, и уставшая антилопа смирилась с пленом. Она, пусть и неохотно, следовала за караваном, дёргая носом и время от времени издавая пронзительный крик. К вечеру же она и вовсе успокоилась настолько, что Арья ослабила путы и сменила привязь на гораздо более длинную. Теперь привязанная в стороне от томы антилопа могла почти спокойно пастись — и окончательно смирилась со своим положением.

— Вот, говорила ведь, что успокоится, — довольно заявила Ора, попытавшись коснуться антилопы. Та отскочила, наставив на наёмницу рога, но вскоре снова успокоилась и принялась щипать траву.

Флёр, усевшись у костра, наблюдала за антилопой. Сама она до сих пор видела антилопу только в зверинце, и не могла сказать, насколько обыкновенно та себя ведёт. На её взгляд — вполне обычно, как все прочие антилопы в степи. Приучить её к соседству с человеком будет непросто... Но возможно. Время есть, антилопе деваться некуда — что-нибудь да получится.

Ночь прошла спокойно — даже антилопа не пыталась сбежать и вообще вела себя вполне пристойно. Караван снова двинулся в путь, и Флёр снова высматривала приметы и надеялась, что день обойдётся без приключений.

Что ж, сперва её надежда оправдывалась — не происходило ничего. Антилопа спокойно шла на привязи, пощипывая жухлую траву, хаптагаи неутомимо шагали, совершенно игнорируя всё и всех, Вышата шептался с Арьей, Дао Ли бормотал молитву, остальные и вовсе глазели по сторонам...

Миновал полдень, приближалось время привала, и Флёр уже высматривала место для остановки, когда антилопа неожиданно рванулась в сторону с пронзительным криком. Флёр обернулась — и вскрикнула. И она сама, и антилопа, и вскинувший голову Волмант — всё и все отбрасывали две тени. Она обернулась — и вскрикнула: ослепительный огненный шар, ярче и больше солнца, мчался по небу с юга на север, оставляя за собой дымный след и протяжно шипя.

— Что это?! — ошалело спросил Вышата, прикрыв глаза ладонью. — Небо падает?!

— Падающая звезда, — сказал Волмант, — только очень уж большая — слыхал я о таких. Я, ежели интересно вам, в юности тривиум одолел и за квадривиум было взялся, да тут батюшка мой со старшим братцем, царство им небесное, потонули, и пришлось университет оставить...

Его перебил страшный грохот, словно раскаты чудовищного грома, а затем за горизонтом полыхнула ослепительная вспышка. Громовые раскаты стихли, но ни антилопа, ни кони успокаиваться не собирались, и даже хаптагаи явно беспокоились... И спустя несколько мгновений земля под ногами вздрогнула, а затем раздался ещё более страшный грохот, в лицо ударил неестественно сильный ветер, а над горизонтом медленно поднялось облако то ли пыли, то ли дыма.

— Мне кажется, это отстоит от нас не более, чем на пятьдесят ли, а скорее — двадцать или тридцать, — заметил Дао Ли. — Быть может, нам стоит взглянуть на то, что с такой силой рухнуло с небес?

Флёр задумалась. Ли составлял треть мили или немного меньше, десять миль — невеликий крюк... А то, что рухнуло с небес, явно заслуживает внимания. В конце концов, падшие ангелы свергнуты с небес ещё до сотворения человека, и значит, ничего дурным это быть не должно...

— Действительно, — сказала она, — давайте взглянем, что там случилось. Потеряем день, не больше...

Первая яма попалась им часа через два — величиной в кулак и глубиной в пол-локтя, слегка дымящаяся и с виду безобидная. Спешившись, Вышата заглянул в яму, покрутился, сунул руку и тут же выдернул, вскрикнув:

— Жжётся! Тряпицу дайте!

Флёр бросила ему кусок кошмы, и после недолгой возни Вышата извлёк на свет кусок железа размером с детский кулачок. Железо всё ещё дышало жаром...

— Чудны дела Твои, — выдохнул Волмант, на всякий случай перекрестившись. — Это что же, вот от этого такой шум случился?

— Сдаётся мне, это только малая часть, — привстав на стременах, Ора махнула рукой. — Там дальше их не меньше дюжины...

Ям действительно было не меньше дюжины — гораздо больше, если уж на то пошло, и среди них стали попадаться и другие — широкие и плоские, в которых железа не было, зато земля в них дышала жаром и блестела, словно стекло.

— Что бы это ни было, оно разбилось на множество частей ещё в воздухе, — заключила Флёр, разглядывая очередную яму. — А они разлетелись на несколько миль и выбили эти ямы... А вот откуда оно взялось и что это было — это вопрос...

На который, насколько знала Флёр, не было ответа ни у кого. Камни с неба иногда падали, несмотря на то, что взяться им там неоткуда, богословы и натурфилософы были готовы повыдирать друг другу бороды в спорах, некоторые и вовсе отрицали эти падения... Но камни падали. И Флёр была одной из немногих, кто видел падение такого камня, да ещё и столь большого...

— Я думаю, нам стоит тщательно записать и зарисовать увиденное, — сказал Дао Ли. — Это удивительное событие следует увековечить, а учёным мужам потребуется самое подробное его описание. Кроме того, надо обязательно собрать, сколько сможем, железа… И даже тогда, боюсь, нам не поверят.

— По крайней мере, не все, — возразил Волмант. — Некоторые учёные мужи поверят, с двоими даже знакомство довелось свести… Вот только это в Пандидактерион надо отправляться. Ну да ладно, всё равно в те края собирался снова наведаться, вот и ещё одну диковинку привезу.

Флёр внимательно посмотрела на Волманта, словно видела его впервые. В каком-то смысле так и было — купца, изучившего тривиум Пандидактериона, ей до сих пор не встречалось. Сама она, конечно, имела неплохое образование, но далеко не университетское... А большинству хватало куда меньшего. Не особенно-то и нужен купцу университет... А вот грамоте учить надо как можно больше народу, а то толкового писаря найти — то ещё приключение... Вот кстати, почему бы, вернувшись, не устроить на вырученные деньги школу? Причём школу именно торговую — выпускники которой станут приказчиками, счетоводами и писарями. И не только в торговых гильдиях...

От ям двинулись новой тропой, которая, впрочем, через несколько парасангов пересекалась с прежней. Там и встали на ночлег — всё же времени на поиски упавшей звезды ушло немало времени. Правда, никто бы не назвал его потерянным впустую — нечасто происходят подобные чудеса, и глуп тот, кто не разузнает об этом всё, что сможет. И пусть узнали немного — даже это больше, чем ничего, ведь раньше они и этого не знали. Тем более, что Флёр не слыхала, чтобы кто-то находил упавшее с неба железо. Хотя... Быть может, те самородки удивительно чистого железа, что изредка встречаются на торгах — тоже осколки падающих звёзд? По виду так очень похоже на то, что они нашли... Нет, положительно, натуральной философии уделяют недостаточно внимания. Это надо будет исправить...

Размышляя о школе, Флёр неожиданно осознала, насколько изменилась. Всего полгода назад она была обычным вольным торговцем, не самым законопослушным и не самым успешным, со странной мечтой... Тогда её планы не шли дальше пары-тройки торжищ — а теперь охватывают целые страны, и она может себе это позволить. Даже гильдия гильдий уже не казалась несбыточной мечтой, хотя и было понятно, что это дело не одного поколения... Но ведь надо же с чего-то начать? Путь в десять тысяч миль всё равно начинается с первого шага, и надо просто сделать этот шаг... Но не сегодня. В торкских степях не сыщешь имперского нотария, да и не все здесь, кто ей нужен... Но разговор состоится, и уже скоро. Путь в десять тысяч миль начинается с первого шага — но ни один путь не начнётся, пока ты не сделаешь этот шаг..

Многие обычаи Ашина весьма удивительны и могут даже показаться непристойным подражанием тому, что известно в Ойкумене. Таков, к примеру, обычай отвязывания хаптагая, что совершается обыкновенно в день летнего солнцестояния.

Происходит это следующим образом: собравшиеся на праздник кланы и племена выбирают из своих стад хаптагаев — одного или нескольких, если собралось много людей. Затем каждый род должен дать некую ценную вещь, и все они помещаются в поклажу хаптагая, которая может приобрести весьма значительной размер. Нагрузив хаптагая, его крепко привязывают к короткому шесту. Затем девицы, желающие состязаться, раздевшись донага, со связанными за спиной руками, должны развязать узел зубами, пока горит лучина. Кому это удаётся, та и забирает хаптагая со всем грузом и вольна распоряжаться им, как пожелает. Эта девица считается завидной невестой и пользуется большим уважением родичей.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Караван остановился на ночлег. Дни по-прежнему оставались жаркими, хотя Алдан и утверждал, что настоящей жары этим летом не было, но ночи уже становились прохладными — всё же они провели в пути месяц... И это значило, что путешествие подходило к концу. Впрочем, даже до Ак-Йира оставалось два дня пути, и случиться могло всякое...

Например, косяк странных мелких лошадей саврасой масти, с короткими гривами и почти ослиными хвостами.

— Вот такую бы лошадку в зверинец... — протянула Флёр. — Попробуем поймать?

— Почему бы и нет? — Ора сняла с седла аркан. — Не хочешь сама поохотиться?

— Попробую, — Флёр расправила аркан и прищурилась. Арканом она владела неплохо, хоть до степняков ей было далеко, но поймать дикую лошадь должно быть попроще, чем антилопу...

Ага, как же!

Лошадь благополучно увернулась и сбежала, остальной косяк рассыпался, и Флёр осталось только смотать верёвку и обругать лошадей.

— Бывает, — только и сказала Ора, — ну да ладно, в другой раз поймаем — не такие уж они и редкие, только обычно в совсем уж безлюдных местах держатся. А и не поймаем в этот раз — невелика беда, наловим, сколько надо, да и пригоним хоть целый табун...

— Тоже дело, — согласилась Флёр. — Ну что, дальше двигаемся или место для ночлега ищем?

— Двигаемся, — Алдан взглянул на небо. — И заберём к северу — думается, род мой встал неподалёку...

Алдан оказался прав — к вечеру караван вышел к стоянке родичей Алдана.

— Вижу, ваше путешествие было успешным, — сказал Аксалх, покончив с приветствиями. — Прошу вас, примите то скромное угощение, что мы приготовили, и поведайте новости, ибо до нас доходили недобрые вести...

Флёр в ответ поблагодарила старого торка за радушный приём, допила кадах, плеснув в очаг, и принялась рассказывать о делах Востока и особенно о халга и их замыслах.

— Всё, что я поведала тебе, о Аксалх, — закончила она рассказ, — было верно месяц назад. Многое с тех пор могло перемениться, и даже, быть может, халга уже выступили в поход...

— Воистину дурные вести, — Аксалх задумчиво огладил бороду. — Но, как говорит твой народ, кто предупреждён, тот вооружён, и ныне мы готовы встретить чужаков, как должно. Жаль мне, что не могу отплатить тебе вестями из твоей страны, ибо ведаю немного лишь о делах сколотов.

— И каковы же их дела? — осведомилась Флёр, принимая вновь наполненную чашу и пододвигая блюдо с мясом.

— Тенгри не обрушил на страну ни мора, ни засухи, ни вражьего нашествия, — ответил Аксалх, — о малых же бедствиях, если и были они, нам неведомо. Слышали мы, что много купцов из твоего эля и сопредельных стран, так что, верно, и там нет великого бедствия...

Флёр, внимательно слушая, не забывала поглядывать по сторонам и подмечать разные мелочи, которые могут пригодиться.

Вот Алдан — успел сменить серый дорожный кафтан на синий, украшенный вышивкой и мехом, и сидит на хозяйской стороне. Тут уж всякому ясно — не пойдёт он дальше... Да и не один он — рядом с ним две женщины, одна ровесница Флёр, другая чуть старше, и обе ревниво косятся на неё — придётся отдать два отреза шёлка. Антилопа фыркала на столпившихся вокруг детей, но вела себя смирно и даже принимала пучки травы, которые ей подносили — настолько она привыкла к людям.

— Если бы взять таких десятка два, да выпустить их в Пуште... — неожиданно протянул Бела. — Ежели они там приживутся, будет там добрая королевская охота...

— Это если они там приживутся, — возразил Волмант, — а так и впрямь может выйти недурно. Тут пробовать надо... Ну, сперва посмотрим, как у нашей дела пойдут, а там уж видно будет.

Флёр лишь молчала, прикидывая доходы и траты в этом деле. Получалось не очень — слишком уж много неизвестного... С другой стороны, императорский егерь получал две с половиной тысячи тренни в год, а также поместье в пять десятков дворов. Егермейстер же был самое меньшее бароном и землями владел соответствующими...

Но всё это вновь зависело от того, приживутся ли антилопы.

На рассвете путешественники снова собрались в путь — но уже без проводника. Алдан оставался дома... И Флёр не видела в этом ничего дурного — свою плату он отработал с лихвой. Хочет зимовать дома — пускай, работу свою он сделал, и даже больше того...

— Что же, друг мой, пришла пора расставания, — произнесла Флёр. — Жаль, но думаю, мы ещё встретимся... Возьми на память о нашем путешествии эти скромные дары, и пусть они будут знаком нашей дружбы.

Она протянула два свёртка зелёного шёлка и саблю в богато отделанных ножнах.

— Я благодарен тебе, — ответил Алдан, приняв подарки. — И ты всегда будешь желанным гостем в моём доме, когда бы ни пришла.

— И ты будешь желанным гостем, коли судьба приведёт тебя к моему порогу, — ответила Флёр.

— Если ты придёшь в княжество ливское, — сказал Волмант, — приходи в город Троку. Там мой дом, и там встретят тебя, как брата, пусть даже и самого меня не будет в городе.

— Пушта открыта для тебя, Алдан, — подхватил Бела, — ведь это с твоей помощью вернулась к нам святая реликвия.

— Да и в Хореве тебе будут рады, — присоединился Вышата. — Ведь и при княжьем дворе случается мне играть, и слышат князья да бояре песню мою...

Алдан в ответ подарил каждому по лучшему руну, а кроме того, дюжину охотничьих стрел — Флёр, нож с приделанным к ножнам огнивом — Беле, пёстрый ковёр — Волманту, а Вышате — богато украшенный кожаный чехол для гуслей.

И снова в путь...

Два дня пути. По меркам империи — уже путешествие, по степным — рукой подать.

Караван шёл вперёд, Флёр высматривала приметы и обдумывала дальнейший путь. Дальше Шарракана она пока что не смотрела — раньше никаких вестей у неё не будет, поэтому первым делом следует навестить гильдию... Или лучше сказать — Ферми?

Флёр улыбнулась. Можно было честно признать — парень ей действительно нравился. Она не блюла воздержания после смерти мужа, но никто до сих пор не вызывал у неё подобных чувств. Любовь? Может быть... Но Ферми едва ли сравнялось двадцать лет, а он уже представлял гильдию на Востоке, в землях рутов и сколотов — путь, на который иному и всей жизни не хватало. Альбрехт Роуэн стар, но крепок, лет на десять его хватит — а за это время Ферми успеет заматереть, и лучшего мастера у гильдии не найдётся... А сама Флёр к тому времени продвинет свою затею достаточно далеко, чтобы ни у кого не возникло вопросов, зачем объединять гильдию и торговую компанию. Ну а если её затея не выгорит... Что же, мастер торговой гильдии сам по себе отличная партия.

И, в конце концов, уж себе самой Флёр могла признаться: даже не будь этого всего, она всё равно соблазнила бы Ферми... Хотя бы ради того, чтобы немного позлить одну волчицу-оборотня.

Сняв с огня котёл с похлёбкой и пристроив греться воду для та, Флёр сообщила:

— Есть у меня одна задумка... И думаю, вам она понравится.

— Если ты задумала основать компанию для торговли с хитой, то я в доле, — сразу же заявил Волмант, лихо орудовавший ложкой. — Соль с железом я уж всяко найду, да и от шёлка не откажусь. А уж коли про дерево договоримся, так и вовсе рай земной наступит...

— Тут и я в стороне не останусь, — добавил Бела, — потому как знаю места, где соль недорого купить можно.

— Я — человек служивый, — Вышата облизал ложку и бросил её в миску, — могу лишь господину моему боярину Алексию Иоанновичу твоё дело донести. Он же, думаю, вложится, но и людей своих зашлёт.

— Лучше бы он тебя к нам приставил, — вздохнула Флёр. — Но не думаю, что он так сделает...

— Может и сделать — не так много у него верных людей, а меня вы знаете, — пожал плечами Вышата. — Даже если и догадались, что я не просто так гусляр, так не пойман — не вор...

— Тоже верно, — согласился Бела, — а хозяину своему расскажи — денег нам немало потребуется. Ещё бы кого из сколотов к этому делу привлечь...

— Моего отца, — предложила Арья, — правда, ему проще будет не деньгами вложиться, а хаптагаев дать, но зато их у нас много, и все крепкие и рослые...

— Хаптагаи — это хорошо, — кивнула Флёр. — Поговори с отцом, если вообще согласится — будем договариваться. Думается мне, дела у нас пойдут неплохо — самые сливки снять успеем, пока остальные раскачиваться будут, а дальше видно будет, но уж всяко не пропадём.

На том и порешили, скрепили договор чашей кадаха, да и разошлись — кто спать, а кто сторожить…

В путь привычно двинулись на рассвете — если идти, не останавливаясь, в Ак-Йире караван будет часу к пятому, как не раньше. Торга в это время, конечно, уже почти никакого, но хотя бы не придётся бродить по городу в сумерках, да и ворота могут закрыть раньше обычного…

Здесь, в дне пути от Ак-Йира, уже нередко встречались другие путешественники — и караваны самой разной величины, и одиночки, и отряды воинов… Воинов было необычно много — впрочем, удивляться этому не стоило. Война у порога — куда бы ни двинулась орда, рано или поздно она явится и сюда — если, конечно, не будет разгромлена... Но на это никто не надеялся. Готовились к худшему, чтобы не оказаться в беде...

Но пока беда не пришла, люди по-прежнему занимались обыкновенными делами. Война войной, а торговля — торговлей, и настоящего торговца такой пустяк остановить не может... И караваны шли. На восток и на юг, на север — и назад.

Караван добрался до Ак-Йира немного позже, чем рассчитывала Флёр, но всё же засветло. Царская тамга снова произвела на паромщика неизгладимое впечатление, и он, не обращая внимания на возмущение собравшихся у переправы, забрал караван прежде всех прочих.

Правда, плату потребовал...

Ак-Йир встретил их обыкновенной суетой приграничного торгового города. Здесь тоже готовились к возможному нашествию — подновили стены, выстроили у переправы две башни, вдоль берега тянули в степь цепь сигнальных вышек...

Флёр никогда не отличалась излишней скромностью, но всё же сомневалась, что сколотов так взбудоражило лишь её письмо. Наверняка их лазутчики разузнали что-то важное... Но она вряд ли об этом узнает.

А ещё в Ак-Йире Флёр ждало письмо и вексель на весьма приятную сумму, подписанный лично Альбрехтом. Письмо, разумеется, было от Ферми, и Флёр читала его очень внимательно... И совсем не потому, что соскучилась.

Ферми Амати написал немного — куда больше осталось между строк... И хотя многое не доверишь бумаге даже так, представление о делах в империи у неё теперь было. Пусть изрядно устаревшее, но всё же...

«Твои письма о делах Степи получили, — писал Ферми, — и царь немедленно послал лазутчиков для проверки. Добыча их пока что скудна, однако и то, что они разведали, подтверждает твои слова. Если бы не ты, мы до последнего не узнали бы об этой напасти, и царь приготовил для тебя награду, о которой мне известно лишь то, что она включает в себя платье, от имени же гильдии с удовольствием посылаю тебе этот вексель.

Дела в империи божьей милостью идут на поправку, и хотя рейхстаг ещё продолжается и его заседания, как говорят, весьма буйны, уже можно сказать, что смуты мы избежали. Множество людей, коим грозило изгнание или даже гибель, могут теперь вознести благодарную молитву, негодяев же и бунтовщиков ждёт заслуженная кара. Что же до меня самого и гильдии, то успех наш едва ли можно выразить словами, столь он велик — и всё это благодаря тебе. Привилегиум, который мы получили из твоих рук, воистину открыл перед нами двери сокровищницы... Царь издал указ, позволяющий торговать в его стране всем желающим, но лишь через нашу гильдию и с нашего дозволения, и уже сейчас плата купцов за право торговать со сколотами приносит лишь немногим меньше, чем сама торговля.

Сам же я скучаю по тебе и с нетерпением жду твоего возвращения».

Перечитав письмо дважды, Флёр отложила его и задумалась.

То, что рейхстаг основательно затянулся, удивительным не было — созывали его не больше, чем на год и день, а вопросов наверняка успело накопиться немало... Но, судя по письму, император продавил-таки отрешение епископа Леноса и позволил проповедовать раскольникам, а то и еретикам. Смуту он, конечно, задавил — но не уничтожил, а лишь загнал вглубь, где она будет тлеть многие годы, словно горящий торфяник, чтобы однажды вырваться губительным пламенем на поверхность. Но, по крайней мере, она может возвращаться почти без опасений — о ней все забыли...

Что же до гильдии, то Ферми явно удалось подобраться к самому трону. Положение опасное, но чрезвычайно прибыльное, так что оставалось только порадоваться за друга... И молиться, чтобы царская милость не обратилась в гнев.

Задерживаться в Ак-Йире смысла не было, и на следующее утро караван вновь двинулся в путь. Ещё неделя — и они достигнут Этиля... А оттуда уже рукой подать до дома — по степным меркам, понятное дело. Хаптагаев, правда, придётся продать в Айраса — если не сыщется достаточно большого корабля.

Караван шёл по знакомым местам — а ведь совсем недавно для тех же самых путешественников это была terra incognita... Но ничто не остаётся неизменным, и никому не войти дважды в одну реку. Флёр Боланд не могла и представить земли, знакомые и привычные Ак Цэцэг... Да что там — Флёр Боланд не могла представить, что однажды её назовут Ак Цэцэг, Белый Цветок, что перед ней откроются двери царских дворцов.

Флёр провела пальцами по поясу — рифейский орихалк... Вот ещё одна достойная цель — Рифейские горы, Поясной Камень, чьи недра скрывают сокровища, а леса на склонах полны пушного зверя. Дойти до берегов Студёного моря, где добывают моржовую кость и золото... А можно снарядить целую эскадру — денег хватит — и отправиться на запад, на поиски таинственной земли, о которой рассказывают рыбаки. Или можно двинуться на юг, в Гипт и дальше... Но не сразу — сперва надо будет обустроить торговую компанию, а это дело не быстрое, меньше года никак не выйдет. А там уже видно будет, куда отправиться...

Усмехнувшись, Флёр достала бумагу, пересчитала листы и поудобнее пристроила её на седле — черновик можно писать и так, а вот начисто переписывать придётся по пути в Шарракан... Хотя начать надо уже сейчас — уж одну-то страницу за вечер она всяко напишет.

За неделю пути Флёр успела переписать набело всего лишь десяток страниц — всё же писать при свете светильни было не слишком удобно. Зато черновик был почти закончен — оставалось только перечислить важнейшие города на пути и расстояния между ними, чтобы не приходилось искать по всей книге — и всё, только переписать набело и отдать Ферми, чтобы тот сделал копию для царя сколотов… Можно даже не отсылать из Айраса — всё равно их караван будет в Шарракане дней через десять, самое большее — через две недели. И пусть им ещё предстоит немалый путь, здесь, у Волчьих ворот Этиля, она может сказать:

— Мы вернулись…

Сколоты весьма ценят хитрость, и хотя прямой обман употребляют только в отношении врагов, в торговле прибегают к множеству ухищрений, чтобы установить выгодную для себя цену. Поэтому они весьма уважают людей, искусных в хитростях и ловко торгующихся, и предпочитают вести дела именно с ними. Хитрость их может показаться обманом, но, как сказано было прежде, обман в торговле они презирают и почитают бесчестьем.

Совсем не то на войне, ибо обман врага почитается добродетелью, и воин, добившийся победы благодаря хитрости — пусть даже и ударив в спину — пользуется не меньшим почётом, чем тот, кто побеждает благодаря силе или храбрости. Принудить же сколотов к битве почти невозможно, если только не попытаться осквернить их святыни — но тот, кто осмелится на столь дурное дело, будет низведён до положения бешеного зверя, и сколоты оставят все законы и правила, покуда совершенно не истребят святотатцев.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Этиль. Услада странника... Здесь можно сыскать удовольствия на любой вкус и кошелёк, но сейчас Флёр желала только одного — бани.

Желаемое она получила — и теперь наслаждалась не только ароматным паром, но и выражением лиц подруг-наёмниц...

Арья, Ора и Таис в бане рутов оказались впервые, всё было им непривычно — но вскоре освоились, с упоением хлестали друг друга и Флёр вениками и с восторженным визгом обливались ледяной ключевой водой. Арья и Таис даже устроили поединок на вениках, окончившийся ничьей — поединщицы так развеселились, что биться сил уже не осталось.

Вернувшись на постоялый двор, Флёр решила всё-таки написать Ферми — пусть письмо и ненамного обгонит её саму, но всё же стоит предупредить о своём возвращении... Да и хотя бы дать знать, что с ней всё в порядке. Да и оставшиеся записи можно отослать — всё меньше с собой тащить...

Окунув тростниковое перо в тушь, Флёр на мгновение задумалась, выдохнула и аккуратно вывела: «Здравствуй, мой дорогой друг! Письмо, что ты отослал для меня в Ак-Йир, я получила, и радостью наполнили мою душу твои слова, ибо нет горше мысли, что родной край твой подвергнется разорению и погибели. Но ты говоришь, что усобица отступила, и ликует сердце моё, вознося за тебя молитвы.

С не меньшей радостью прочитала я и о твоих делах и успехах, и, радуясь за тебя, всё же прошу не забывать, как легко царская милость обращается в свою противоположность... И всё же, пусть cursus honorum прямо и неизменно ведёт тебя к самой вершине, счастливо избегая бедствий и несчастий.

Что же до моих дел, то счастлива сообщить тебе: путешествию моему сопутствует успех. Ныне пишу я тебе из Этиля, где наш караван остановился на отдых, и множество товаров везём мы на торг, но всего дороже для меня те записи о странах и людях, что я посылаю тебе с этим письмом — поступи с ними, как и с прежними.

Жди нас через две недели, быть может, нескольким днями раньше или позже — смотря по тому, как скоро сумеем нанять судно, а если желаешь — пошли навстречу верных людей, ибо тому Небо защитой, кто и сам щит свой крепит.

Сим завершаю я письмо, и с нетерпением жду, когда вновь услышу твой голос, а пока же молюсь за тебя, мой друг».

Подписавшись, Флёр перечитала письмо, запечатала и вместе с рукописью отнесла гонцу. Через несколько дней её послание будет в Шарракане... И хорошо бы Ферми не просто послал своих людей, но и сам отправился им навстречу — так будет больше времени на то, чтобы направить его мысли в нужную сторону. Ну и, в конце концов, она действительно соскучилась...

— Думаю, задерживаться надолго не следует, но и уходить прямо завтра не стоит, — высказался Волмант, когда караванщики собрались к ужину. — Надобно всё же отдохнуть как следует...

— И верно, — согласилась Флёр. — Два или три дня отдыха нам явно не повредят — после такого путешествия-то. Но и затягивать не стоит — дело к осени идёт, а там дожди зарядят — и сиди жди, пока снег ляжет да санный путь установится...

— Ну, так долго мы всяко не провозимся, — заметил Бела, — но и верно, надолго задерживаться не стоит. Да и гость наш... Ты что скажешь, Дао Ли?

Монах, задумчиво выуживающий палочками овощи из похлёбки, отвлёкся и сообщил:

— Дао Ли скажет: мне всё равно, каким путём идти по земле, если каждый шаг всё шире открывает врата в неведомое. Всё здесь равно удивительно мне, и всякая дорога хороша, ибо ведёт к постижению.

— Значит, тебе всё равно, — Флёр кивнула. — Что же, если не передумал, иди с нами — гнать тебя не будем...

— Этот скромный монах не может выразить свою благодарность — столь велика она.

— Нет нужды в благодарности, — подняла руку Флёр. — Странникам должно помогать друг другу, ибо дорога едина для всех.

Тем же вечером путешественники разошлись по заведениям в своём вкусе — и в том, что Дао Ли тоже не минует весёлого дома, Флёр не сомневалась. В другой раз она и сама не отказалась бы заглянуть в такое заведение... Но не в этот раз. В этот раз её ждали... И мысль отправится на поиски какого-нибудь красавчика вызывала отвращение.

И Флёр отправилась в трактир — послушать сплетни и узнать новости.

Новостей хватало, сплетен тоже, и разделить их получалось не всякий раз. Много говорили о халга — тут мнения разделились на противоположные: кто говорил, что никакой беды от них ждать не стоит, потому как напасть они не посмеют, а кто — что нападут и противиться им совершенно невозможно. Говорили о сколотах — к новому царю привыкли не все и до сих пор ждали от него перемен. Говорили о гостях с запада — с изрядным уважением. Деловую хватку здесь ценили, а гильдия и лично Ферми успели её показать. Говорили о воинах, сопровождавших купцов и дивились, для чего делать столь сложную тамгу...

Вот тут Флёр изрядно удивилась — чтобы кто-то из рыцарей взялся охранять купцов?.. Это грабить им рыцарская честь не мешает, а вот помощи не добьёшься! Даже её отец порой таким не брезговал — но, надо отдать ему должное, очень и очень редко... Интересно, как рыцари это оправдывают?

В том, что оправдание имеется, и притом возвышенное и благородное, Флёр не сомневалась — придумывать их рыцарство умело как бы не лучше, чем воевать.

Сама Флёр тоже не отмалчивалась, поведав благодарной публике о смуте у хитой. Смута всех заинтересовала, а несколько наёмников и вовсе поспешно допили пиво и ушли — не иначе, доложить капитанам...

Вернувшись на постоялый двор и заказав ужин, Флёр решила перечитать свои заметки, благо, черновики она сохранила.

Путешествие, предпринятое ей, было делом немыслимым, однако же всё его величие терялось вблизи, и лишь охватив мысленным взором весь проделанный путь, получалось осознать грандиозность замысла... И его успешное исполнение.

Начиная путь в Леносе, она лишь надеялась достичь таинственных стран Востока... А сегодня покров тайны развеян, и земли измерены и описаны. Там, где мнились чудовища, жили всего лишь люди — пусть и следующие непривычным обычаям, но самые обыкновенные... А мир оказался разом и много больше, и куда меньше, чем представлялось.

Флёр отложила записи, достала чистый лист и растёрла тушь. Пожалуй, стоит записать свои планы на будущее — хотя и не все. Задуманные путешествия — пожалуйста, а вот гильдия над гильдиями... Об этом стоит молчать.

Спутники вернулись только под утро. Флёр демонстративно не обратила на это внимания, однако её товарищи были слишком довольны, чтобы замечать такие мелочи. Ну... Собственно, она и не ожидала, что это как-то подействует, а потому пожала плечами и отправилась на торг — посмотреть, нет ли чего интересного и полезного и присмотреть какую-нибудь мелочь на память.

Ничего интересного не попадалось довольно долго — но всё-таки Флёр нашла то, что ей приглянулось. Необычное ожерелье, похожее на сколотскую гривну, но из незнакомого металла цвета лунного света, украшенное кабаньими головами. Откуда гривна взялась, купец не знал, купив её по случаю, но Флёр это не интересовало. Стоила гривна не слишком дорого, да к тому же неожиданно напомнило о доме — у отца была древняя статуя воина с похожим ожерельем. Никакой другой одежды воин не имел, за что юная Флёр и ценила статую...

Гривна подошла, словно для неё и делалась. Проведя по ней пальцем, Флёр едва заметно улыбнулась. Может быть, она и на права, но если это действительно белая бронза древних... Если это она, купец изрядно продешевил — впрочем, это только его беда, что он не знает, чем торгует. Глупость должна караться...

Больше на торгу не обнаружилось ничего интересного — хотя некоторые вещи и заслуживали внимания, но не касалось ничего в душе... В конце концов она купила медный кувшин для та с ручкой сверху — такой было удобно вешать над огнём. Особой нужды в нём не было, но кувшин был больше, удобнее и к тому же украшен чеканкой — всяко лучше старого...

— Белая бронза? — хмыкнул Волмант. — Сдаётся мне, что это работа беллигов... И если так, то тебе сильно повезло — это редкость, и стоят они немало. А в старину, говорят, недорогой металл был... Но тут, думаю, как с рифейским орихалком — весь секрет в пропорциях.

— Может, рифейских мастеров и подрядить его заново изобрести? — предложил Вышата.

Мысль была любопытной и при удаче могла принести изрядную прибыль — но и траты выйдут немалыми, а успех совсем не обязателен. Многие пытались — и даже добивались успеха, но совсем не того — так лет сто назад появилось восточное серебро, из которого нынче вся Ойкумена чеканила монету... Но того самого оттенка не получилось ни у кого.

— Об этом подумаем, когда компанию устроим, — ответила Флёр. — А пока что хочу я обсудить с вами имперские дела, о которых кое-что узнала...

И она зачитала ту часть письма, где говорилось о событиях в империи.

Первым высказался Волмант:

— Человек я немолодой, всякого повидавший, а потому хоть немного в людях смыслю... А потому говорю: быть беде. Император ваш нынче понтифика пересилил, епископа сместил — и уж наверное, понравилось это ему. А человек ведь так устроен, что хочется ему более, чем имеет, и доброго, и дурного, а особенно — власти... Вот и не получится ли, что он и в другой раз решит так же поступить?

— А коли государи сами епископов низлагать и поставлять могут, то для чего тогда понтифик со всей курией? — добавил Вышата. — Да ещё, как я понял, он стал ереси привечать, а так и под отлучение попасть можно, и на сей раз местные церковники за него не вступятся... Если только сами к ереси не склоняются.

Флёр поёжилась. Если ересь охватит хотя бы одну провинцию, церковь уж точно станет бороться с ней не пастырским словом и кроткой проповедью... Но и возможности откроются немалые, правда, в имперских землях тогда показываться будет нельзя... Ну да всё это случится не завтра, а потому следует, конечно, и такое в уме держать, но не более — чтобы, когда начнутся священные войны, не оказаться захваченной врасплох. А пока же можно просто отдыхать...

Отдых окончен, и караван двинулся по царской дороге в Айрас. Знакомые места — но ведь и они не так давно казались краем мира. Впрочем, в некотором смысле так и было — ни один человек в Ойкумене не знал, что лежит к востоку от Этиля, за рекой Ра. Не знал, покуда Флёр Боланд фон Айтерзенталь не привела караван на эти берега и не двинулась дальше...

Дао Ли с интересом рассматривал дорогу, простукивал камни посохом и даже опускался на корточки и ощупывал их.

— Поразительно! — воскликнул он. — Словно рука божества уложила эти камни!

— Но сделали это всего лишь люди, — отозвался Бела. — Искусство камнетёса в том, чтобы найти подходящий камень и обточить его, как должно... А искусство царя — в том, чтобы найти людей, владеющих нужными искусствами и каждому поручить дела, достойные его мастерства и потребные для страны.

— В чём же состоит искусство купца? — спросил Дао Ли.

— В том, чтобы знать, кто в чём имеет нужду, а что есть в избытке, и кто что готов отдать за то, в чём имеет нужду, и свои нужды при том не оставив без внимания, — ответил Бела. — Не всегда ведь человек может сам обменяться с другими, и тогда должен обратиться к тому, кто только тем и занят, что привозит людям нужный им товар, забирая ненужное.

— И что же ты полагаешь ненужным? — продолжил расспросы монах.

— Всё то, что человек почитает не столь важным, чем то, что желает получить. Если ты голоден, ты не задумаешься, отдавая золото за хлеб. Если ты имеешь чего-либо в избытке, ты, конечно же, пожелаешь отдать часть этого, чтобы получить нужное тебе.

— Но ведь и родичи могут так стать товаром?

— Разве в твоей стране нет холопов? — спросил Волмант. — Да, бывает, что отчаявшиеся родители продают детей, но ведь так избавляют они их и себя от голодной смерти... И это — благо, хотя само рабство дурно и недостойно.

— Значит, ты полагаешь, что даже в самом злом деле есть нечто доброе? — заинтересовался Дао Ли.

— В том, что совершается попущением божиим по естественным причинам, вовсе нет ни добра, ни зла. Разве зверь убивает оттого, что зол или защищает своё дитя оттого, что добр? Нет, таким он сотворён, и перемениться не может, — ответил Волмант. — Человек же наделён разумом и потому может различать зло и добро, праведное и грешное, и потому сам делает выбор — но и отвечает за него. Оттого и бывает, что грешит человек, искренне стремясь к добру. Делает ли это его грехи более или менее тяжкими? Если злодеяние совершается к вящей славе господней, остаётся ли оно злодеянием?

— Каждый человек, совершая поступки, создаёт свою судьбу, которая становится мерой его грехов и подвигов, — сообщил Дао Ли. — Это называют кармой. Когда карма отягощена злодеяниями, пусть и самыми малыми, человек ввергается в Диюй, место страданий, где мучениями искупает свою вину, возрождается же человеком низшего сословия или рабом. Человек добродетельный обретает новое рождение в высшем сословии или же становится божественным духом, если он при жизни обладал величием души.

— То есть, вы не верите в первородный грех и спасение души? — спросил Бела.

— Отчего же? Верим, пусть и не так, как вы...

Флёр на этот теологический диспут особого внимания не обращала. Она никогда не отличалась набожностью, и пока чужая вера не мешала торговле, она её вполне устраивала. Ну а скрасить долгую дорогу беседой и вовсе не грех, покуда беседа не превращается в драку... И рассуждения о божественном для этого вполне годятся — пусть даже сама она так не считает.

К третьей страже караван пришёл в Айрас — и выяснилось, что подходящих кораблей в городе нет и раньше, чем дня через три, не будет.

— Что ж, отдохнём ещё немного, — пожала плечами Флёр. — Да и с новостями тут должно быть получше — может, даже и кто из наших земель встретится...

Впрочем, в этом Флёр сомневалась — слишком далеко это для имперских купцов, они и к сколотам нескоро сунутся, а гильдейских вряд ли много, так что здесь они будут лишь наездами.

Она почти угадала — только не учла, что к гильдии уже присоединилось несколько сколотов... И Лик, отец Арьи — среди них. А вот в том, что он оказался в Айрасе, ничего удивительного не было... Как и в том, что хаптагаев Флёр купила именно у него.

— Здравствуй, Ак Цэцэг, — сказал коренастый сколот, которого привела Арья. — Слышал я о тебе... Говорит моя дочь, что хочешь ты нас в долю взять?..

— Верно говорит твоя дочь, — и Флёр коротко изложила свой замысел. Сколот слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Когда же Флёр закончила, он пригладил бороду и сказал:

— Дерзкое дело ты замыслила, и прибыльное, если всё получится. Что же, пожалуй, я с вами — дам хаптагаев, сколько понадобится, и погонщиков к ним, а также припасы в дорогу.

— Коли так, — ответил Волмант, — можно уже и уговор составлять, хоть и начерно.

На споры ушёл весь вечер, но в итоге договорились, кто сколько вложит в дело и какую долю получит — хоть всё это и поменяется ещё не раз, но с чего-то начинать надо. Утром начали сочинять устав компании, однако сделали немного — стража углядела лодьи, плывущие вниз по реке, и ударила в колокол...

— Что случилось? — Флёр вскинула голову.

— Корабль с незнакомым знаменем, — прислушавшись, сообщил Лик. — Думаю, и нам стоит взглянуть...

Суеты в городе стало меньше, люди на улицах разошлись к обочинам, чтобы не мешать воинам, многие двинулись к причалам — узнать, что происходит, почти все приготовили оружие. Флёр выбралась к краю причала, навела зрительную трубу... Вот так гости!

Бело-голубое знамя Бойрига с золотым коронованным сердцем — и значит, белокурая девушка в кольчуге, что стоит на носу лодьи — сама принцесса Эрмелина... Что бы ей тут ни понадобилось.

А вторая лодья несёт гильдейскую хоругвь с ликом святого Ламбардоса, и на носу у неё...

Флёр охнула, протёрла стёкла трубы и снова навела её, чувствуя, как наливаются румянцем щёки, а губы сводит в блудливую улыбку. На носу лодьи стоял Ферми Амати... И уж теперь его никто бы не назвал мальчишкой!

Корабли по Танаису и Ра, а также другим рекам в стране сколотов водят руты. Обыкновенно это ушкуи и лодьи, другие корабли и лодки употребляются редко и почти не используются в торговле.

Ушкуй видом похож на дрейк нордов, но меньшего размера — длиной не более сорока футов и шириной в десять или немного меньше. Он несёт одну мачту и имеет шесть пар вёсел, груза же берёт триста квинталов. Быстрота его удивительна, а потому он часто используется разбойниками.

Лодья обыкновенно имеет в длину восемьдесят футов и в ширину двадцать пять футов, однако бывают и большие. Они принимают тысячу квинталов груза, а самые большие — даже до трёх тысяч, но такие ходят лишь по морю.

Эти корабли имеют плоское дно и малую осадку, поэтому могут заходить далеко вверх по рекам, совершая и торг, и разбой.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»).

За то время, что они не виделись, Ферми заметно изменился — и за мальчишку его принять стало невозможно. Он окреп, раздался в плечах, отпустил волосы и короткую бороду на сколотский лад, в глазах появился хищный блеск...

— Здравствуй, друг мой, — Ферми спрыгнул на причал. — Ты вернулась... И твои товарищи с тобой. Я рад видеть вас в добром здравии, и хоть нас ждёт множество дел — сейчас время праздника!

С этим никто не стал спорить — даже принцесса, которая задумчиво поглядывала на Флёр. Держалась она при этом рядом со смутно знакомым юношей — Флёр видела его в Шарракане, но имени не помнила...

Отпраздновали с размахом. И началось всё с того, что из свиты принцессы появился имперский герольд и вручил Флёр свиток с золотой печатью. Императорский рескрипт? Вот уж точно палка о двух концах, и оба острые... Сорвав печать и пропустив вступление, Флёр сразу перешла к главному: «... и в знак признания заслуг и во имя справедливости возвращаем фрайфрау Флёр Боланд фон Айтерзенталь прежде отнятые титулы и владения, и устанавливаем должность имперского землепроходца, каковому надлежит исследовать новые земли, составлять их описание, и вести с народами торг от Нашего имени и говорить от Нашего лица». Ну и жалование не забыто, хоть и не слишком большое по придворным меркам... В общем, гораздо лучше, чем она могла рассчитывать — и вполне разумно. И наградили, и держат подальше... Что же, спасибо и на этом — особого желания возвращаться у Флёр всё равно не было.

— С благодарностью принимаю эту честь и клянусь оправдать оказанное доверие, — ответила Флёр, — и прошу вас передать Его Величеству не только мою благодарность, но и дары, подобающие случаю.

— К началу зимы император, объезжая страну, посетит Ленос, — ответил герольд, — и вы лично сможете вручить ему дары и выразить благодарность.

— Честь, чрезмерно великая для меня, — почтительно-восхищённый вид Флёр удалось сохранить с трудом.

Иметь дело с ещё одним венценосцем не было ни малейшего желания, а с этим — вдвойне. Мало ли, что он думает о её роли в том мятеже?.. Но и отказаться невозможно — от таких приглашений не отказываются. Ладно, всё это — дело будущего, а пока что стоит разузнать, что вообще творится в Ойкумене.

Поймав Ферми за локоть, Флёр почти прижалась к нему и потребовала:

— Рассказывай!

— Не успею, так что давай вечером, — мотнул головой Ферми. — Сейчас я должен сказать тебе кое-что другое... Флёр, ты наверняка считаешь меня мальчишкой, хотя я младше тебя на три года, вот только... Знаешь, когда на тебя сваливают представительство гильдии на краю света, приходится меняться. Это тебе не рыбой торговать... Так вот, Флёр, я люблю тебя. Я влюбился ещё зимой, и если б мои чувства остыли, влюбился бы снова... Но я понимаю, что одних чувств недостаточно, поэтому постарался подобрать аргументы. Видишь ли, в гильдии у меня нет тыла, некому прикрыть мне спину — а ты и сама знаешь, что за ров со змеями у нас в гильдии. Я слишком молод, слишком быстро и слишком высоко поднялся — такое друзей не прибавляет... Но я — член гильдии, у меня есть власть — но нет влияния. Оно есть у тебя, есть друзья, которые встанут на твою сторону, есть слава и титул. У каждого из нас есть то, что нужно другому... Почему ты смеёшься?!

— Почему я смеюсь? — выдохнула Флёр. — Да потому, что ты всё это говоришь женщине, которая собирается соблазнить тебя и женить на себе, пока старый Альбрехт не назначил тебя преемником. Боже, я думала, на это понадобится куда больше времени...

— Ты не шутишь, — потрясённый Ферми даже сбился с шага. — Ты действительно не шутишь...

— Ну, сперва я посмотрю, какой из тебя наездник, — блудливая улыбка снова выползла на лицо, и Флёр даже не пыталась её скрыть.

— Ну, я постараюсь... — похоже, в своих силах Ферми не сомневался.

Снова рассмеявшись, Флёр прижалась плечом к плечу Ферми.

— А что тут делает Эрмелина? — спросила она.

— Почти то же, что и ты, — фыркнул Ферми. — Ты же слышала, что она раз за разом срывала все помолвки?

— Кто об этом не слышал?

— Ну так вот, ей сравнялось семнадцать, и король Генрих уже готов на всё, лишь бы пристроить её с хоть какой-то пользой... А тут как раз появились твои записки. Кстати, переписчики на них очень неплохо заработали... В общем, она их прочитала — ту часть, где ты пишешь про сколотов — и отправилась к ним с посольством.

— А король её просто так взял и отпустил?..

— Не знаю, — признал Ферми, — но если что и было, то только в покоях, а на людях всё было очень чинно и торжественно. Во всяком случае, так рассказывают свидетели... Ну так вот, приехала она в Шарракан, явилась к Таргитаю — и увидела его младшего брата Алана. И всё... Алану шестнадцать, он великолепный воин и любимец девиц — но против принцессы у него шансов нет. Не миновать сколотскому царю породниться с бойригским королём... Потому что Эрмелина упряма, как швабка, а царевич ей сразу приглянулся.

— Совет да любовь, — пожала плечами Флёр. — Ты, главное, не забывай, что я сама швабка...

Пировали под открытым небом, благо, погода позволяла — чтобы, как сказал Алан, никто из трактирщиков не мог забрать себе всю славу. Разумеется, главными героями на этом празднестве были Флёр и её товарищи, но не упустили из вида и принцессу с царевичем, и Ферми...

Флёр, устроившаяся рядом с Ферми, с интересом наблюдала за принцессой Эрмелиной. Принцесса явно привлекла внимание царевича, и теперь старалась его удержать... Весьма успешно, стоит заметить. С её внешностью, столь необычной в степях Востока, и нравом, достойным самих сколотов, это было не слишком сложно... Тем более, что фигура у неё была даже лучше, чем у самой Флёр.

Что ж, эти двое заслужили немного счастья — как и сама Флёр. Но счастье счастьем, а свадьба эта в любом случае меняла в мире многое. Трудно сказать, как именно — Флёр всё ещё не знала, что сейчас творилось в империи — но даже если за свадьбой не последует союз, считаться со сколотами придётся всем князьям и королям...

К сумеркам пир постепенно закончился, гости разошлись кто куда, а сама Флёр оседлала Пардуса и отправилась развеяться. Ферми, последовавшего за ней, она заметила не сразу, а заметив, подмигнула и послала коня вперёд. Ферми улыбнулся, отпустил поводья, и вскоре кони неслись во весь опор — Флёр даже не приходилось сдерживать Пардуса...

Разумеется, Ферми догнал её — ради того всё и затевалось. Догнал, притянул к себе, поцеловал и прошептал:

— Я не обещаю сделать это прямо на коне, но мой дом отныне твой...

Флёр лениво потянулась, высвободила из-под покрывала руку и легонько щёлкнула Ферми по носу.

— Зачем? — буркнул он, не открывая глаза.

— Затем, что кое-кто обещал мне рассказать об имперских делах, да так этого и не сделал... И если вчера нам было не до того, то теперь у тебя оправданий не осталось.

— Немного не то, о чём обычно говорят с женщиной в постели... — проворчал Ферми. — Ладно, слушай. Епископа Леноса рейхстаг всё-таки спихнул, понтифик на его место лично назначил кого-то из местных и выдал буллу «Слепой поводырь». Если коротко — епископ зарвался, церковь всех прощает, но больше так не делайте.

— Вряд ли это остановит рейхстаг в следующий раз, — фыркнула Флёр.

— Ага. И отлучением тут грозить бесполезно — слыхала про Нору Арент?

— Что-то слышала... Какая-то недавно была история с контрабандой в Рубинхейгене, да?

— Было такое, но вообще-то, она пастушка... Была.

— А теперь?

— А теперь она — Пастырь Отверженных. Она проповедует бродягам, прокажённым, изгнанникам и отлучённым от церкви, и утверждает, помимо всего прочего, что отлучение силы не имеет... А в церковной иерархии нет нужды.

— Что?! — Флёр рывком села, уронив покрывало.

— Успокойся, — Ферми погладил её по спине. — Она проповедует, что вся церковная иерархия имеет значение только для людей — так проще поддерживать порядок, но стремиться надо к тому, чтобы все верующие были равны и все дела общины самой же общиной и решались общим советом.

— Ещё хуже, — вздохнула Флёр. — Она ведь отрицает саму церковь и священство — как думаешь, долго ли это будут терпеть?.. И сколько она за это время успеет собрать последователей?

— И с каким удовольствием князья её учение приспособят под свои нужды — о мирских-то властях она ничего не говорит... — Ферми поёжился, притянул Флёр к себе и обнял. — Сегодня же напишу Мастеру.

— Добавь к письму один рецепт, — попросила Флёр, — и не говори, откуда ты его узнал. Я пошлю императору — сегодня же — и Таргитаю, а Бела с Вышатой, спорить могу, уже отослали...

Ферми кивнул, и Флёр повторила давно затверженный наизусть рецепт огненного зелья, объяснив заодно, как его использовать.

— Понятно, почему ты не хочешь, чтобы эта сила досталась кому-то одному... Но, сама понимаешь, времени на то, чтобы с этим освоиться, уйдёт немало. Ладно, слушай дальше — бог с ними, с еретиками... Кстати, Нора такая не одна — ереси нынче искоренять не спешат, но и не скажешь, что привечают. Пока что их немного и сами они немногочисленны... Но правители к ним уже присматриваются — на всякий случай. А ещё нашлось довольно много желающих поучаствовать в торговле...

— С каких это пор наши рыцари перестали считать торговлю делом недостойным? — фыркнула Флёр.

— Ну так это торговать недостойно, а сбывать награбленное и покровительствовать купцам — очень даже наоборот. Вернёмся в Шарракан — сама увидишь, сколько там знамён, почти все прислали младших сыновей, а кое-кто и дочерей — надо же купцов защищать? А что купцы за это платят — так из дома же не пришлёшь всего нужного, вот и помогают купцы своему покровителю... А ещё — можешь смеяться, но было тут несколько фрайгерских дочерей, которых замуж только плёткой гнать и оставалось, а как встретились с женихами в Шарракане — так всё, той же плёткой не отгонишь, любовь до гроба...

— Новое место, новые люди, новые обычаи, — улыбнулась Флёр. — Из знакомых — только ненавистный жених... Если родня не пытается по глупости за старика выдать, или за конечного мерзавца, то жених очень скоро перестанет быть ненавистным, а строптивая девица быстро уверится, что сама его завоевала. А уж про жениха и говорить нечего, сам знаешь... Сам тут вчера хвост распускал.

— Было такое, — не стал спорить Ферми, — но тебе ведь понравилось?..

— Как видишь, — улыбнулась Флёр. — И хотя мне здесь нравится, всё же пора вставать.

Тома Ферми была невелика, но на редкость удобна — всё под рукой, ничего не надо искать, даже одежду разбросать не получилось... И на сборы, соответственно, много времени не потребовалось.

Из всей компании на ногах был один Дао Ли — все остальные определённо перестарались на пиру, а возможно, и после — Флёр не собиралась ни разбираться, ни осуждать товарищей. В конце концов, путешествие близится к завершению, здесь они в безопасности — так почему бы и не позволить себе немного расслабиться? Она же это сделала — а раз так, то и остальным не запретно...

— Дао Ли, — обратилась Флёр к нему, — позволь спросить, какой ты видишь эту землю?

— Удивительной, как и всякую иную, — ответил монах. — Всё здесь отлично от знакомого мне, пусть и в разной степени. Мнилось мне, что страну эту населяют невежественные варвары, однако вижу людей добродетельных и благородных, хотя и не ведающих Учения. Люди эти отважны и суровы к врагам, но милостивы к друзьям и родичам, почитают старших и внимают воле Неба.

— Думаю, люди везде одинаковы, — заметила Флёр. — По крайней мере, иного мне встречать не доводилось — а тебе и самому ведомо, где мне случалось бывать.

— И мне немало довелось постранствовать по миру, — монах наклонил голову, — и потому согласен с тобой. Природа человеческая всюду едина, что бы ни говорили сами люди...

Флёр только пожала плечами — она в этом не сомневалась никогда. Люди везде одинаковы — просто потому, что всем и везде необходимо что-то есть и где-то жить — голодному и бездомному не до возвышенных мыслей. Лишь когда у человека есть еда и крыша над головой, он может устремиться к чему-то большему... А может и не устремиться — большинство людей довольны и этим.

— Люди одинаковы, да обычаи различны, — заметил Ферми, — и различны порой у одного народа в одной стране, но разных местностях. Иной раз можно это понять — ведь и земли между собой несходны — но ведь бывает и так, что соседи разнятся, а живут на одной земле...

На это не нашлось ответа даже у Дао Ли. И в задумчивости он так старательно приложился к кувшину, что Флёр забеспокоилась. Беда, если человек вдруг начинает философствовать — это уже белой горячкой пахнет... И она предложила отправляться, пока никто с похмелья никакой ереси не измыслил.

Хаптагаев пришлось оставить — хоть лодья и брала тысячу квинталов, зверям требовалось уж слишком много места. И поскольку коней никто и не думал оставлять, пришлось сгружать все товары на лодьи и тщательно следить, чтобы до них не добралась вода... Но всё это искупалось быстротой — пять, шесть, может быть, семь дней. Кончено, для этого придётся идти на вёслах день и ночь — но гребцов хватало. И такая спешка была вполне оправдана — зима приближалась, и предшествующая ей распутица — тоже... Пусть она и была не столь долгой и не столь суровой, как в иных местах — но она была. И попасть в неё не хотелось...

Правда, это не давало уединиться ни Флёр и Ферми, ни Вышате и Арье — но как раз это никого не беспокоило. Хватало всем и других дел, помимо любовных... Слишком долго путешественники не были в родных краях, и слишком много всего случилось за это время — столько, что на несколько лет хватило бы.

О переменах и шли разговоры всю дорогу, и чем больше Флёр узнавала, тем чаще ей начинало казаться, что она вновь вступает в чужую страну... А потом Ферми рассказывал о какой-нибудь глупости, и становилось ясно: нет, это всё та же страна, ибо так сглупить больше нигде не могут.

А перемен хватало и не только рейхстаг был их причиной. Так, тот же Генрих, в очередной раз оправдав своё прозвище, ввёл в Бойриге новые законы — и теперь дочери наследовали титулы и имущество прежде братьев умершего, и наследница получала при этом все права и обязанности. Впрочем, имея трёх дочерей и душевнобольного брата, только это ему и оставалось... Ещё один закон, очень понравившийся Флёр, требовал, чтобы жених и невеста были знакомы до обручения не меньше полугода, «чтобы явилась меж ними приязнь», а так же устанавливал разницу в возрасте жениха и невесты не более десяти лет. Больше — и для брака уже требовалось дозволение короля и примаса...

— Ну, чего-то такого все и ждали, — сказала Флёр, выслушав рассказ о бойригских делах. — Давно уж ясно, что сыновей Генриху не видать, брат рехнулся, а человеку не из рода Хильдерика корону передать нельзя — даже пророчество какое-то на этот счёт у них есть... Интересно, что соседи по этому поводу говорят?

— Соседи думают, — ответил Ферми, — да ничего пока не надумали. Кому вовсе дела нет, кто блажью считает, кто к землям примеривается — но пока Генрих жив, никто пальцем не пошевелит, а там, глядишь, и забудут... Помнишь наш разговор про обычаи? Я вот думаю, что эти законы не без сколотского влияния появились...

— Может быть, — Флёр не собиралась спорить. — А скажи-ка мне вот что: есть у вас один бродячий торговец, Лоуренс. Не знаешь, что с ним стало?..

— Знаешь, я из-за него влип в одну дурную историю... Честно говоря, я себя тоже глупо и по-мальчишески повёл, но его вины это не отменяет! В общем, всё, что я слышал — что он осел где-то на севере, чуть ли не у самадов, и женился. Зачем он тебе?

— Ревнуешь? — ухмыльнулась Флёр. — Знаешь, из-за него я тоже влипла в одну дурную историю... Которая, в конце концов, и привела меня сюда. Так что надо бы его отблагодарить при случае...

— Я подержу, — пообещал Ферми.

— Да я и сама справлюсь, — Флёр снова ухмыльнулась, на сей раз -не хуже беса Аликино...

Сколоты добывают меха и сами, однако лучшие, в особенности собольи, приобретают они в стране биармов, что лежит к северу от их земель. Страна эта покрыта лесами, богатыми всяким зверем, особенно же горностаем, которого, впрочем, биармы ценят мало.

Владения биармов простираются до самого Ледяного моря, откуда привозят рог нарвала, китовый ус и ворвань, моржовый клык и слоновую кость. Это настоящая слоновая кость, хотя и несколько более тёмного оттенка, чем обычная, о происхождении же её говорят разное. Некоторые утверждают, что её добывают из останков допотопных слонов, покрытых шерстью, другие же уверяют, что эти слоны и поныне живут в отдалённых местах.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Шарракан почти не изменился — только появилось множество шатров со знакомыми флагами. Незнакомых тоже хватало — похоже, здесь были не только имперские дома. Что же, заработать хочется всем, но человеку благородному торговлей заниматься не пристало... Вот и приходилось изворачиваться — и довольно успешно. Рыцарь, торгующий или охраняющий торговцев — это неприемлемо, но вот рыцарь, покровительствующий купцам — это совсем другое. Это пристойно и благочестиво... и прибыльно. Немудрено, что общество тут собралось весьма пёстрое.

Флёр ничуть не удивилась бы фрайгерским сыновьям — но здесь, судя по знамёнам, были не только они. Эрмелина была не единственной особой королевской крови — знамя эрцгерцога Саксонии на самом высоком флагштоке не заметить было сложно. Разумеется, пропустить такое племянник императора не мог... Даже если бы и захотел.

— Неплохое общество, — заметила Флёр, спускаясь на причал. — Возвышенное...

— Возвышенней некуда, — согласился Ферми. — Молодежь, считай, без надзора осталась, так что можешь себе представить, что тут творится...

— Зато с наследниками ни у кого проблем не будет, — фыркнула Флёр, покосившись на Эрмелину. — Ну да ладно, меня же царь хотел видеть, а заставлять его ждать неразумно...

Царь Таргитай сам наполнил чашу кадахом и протянул её гостье — знак небывалого почёта.

— Знаю о делах твоих, — произнёс он, — и о славе твоей. Потому говорю: весь народ в долгу перед тобой — когда бы не твоё послание, не узнали бы мы о враге, покуда не явился бы он в нашу степь. Теперь же предупреждены мы, а предупреждённый — вооружён. И хотя благодарность наша неизмерима, я прошу тебя принять эти дары, что воплощают в себе её малую часть.

«Малую часть» сколотской благодарности воплощали белые кафтан и шапка, украшенные мехом горного пардуса, лук с налучем из алого шёлка, акинак в отделанных серебром ножнах, узду с позолоченными пряжками и бронзовыми удилами, кольцо лучника из белого нефрита и янтарное ожерелье.

Флёр привычно прикинула стоимость подарков и мысленно присвистнула — получилось немногим меньше, чем стоимость табуна хороших лошадей... Очень хороших лошадей — и рыцарю впору, а ведь это, похоже, ещё не всё!

Это действительно оказалось не всё...

— Слышал я, что ты избрала мужа — правда ли то, или обманулись люди?

— Правда это, — Флёр качнула чашей, — пусть пока заключили мы брак по обычаю сколотов, а не нашему. Муж мой — Ферми Амати, что ведёт торг в твоей стране...

— Что же, подобает семье иметь свой дом, а потому жалую я тебе и твоему роду земли близ Шарракана на востоке, что годны и для кочевья, и для пахоты. Земли эти невелики по нашим меркам, однако ж больше, чем твои владения в родной стране...

Пожалуй, год назад Флёр, услышав такое, уронила бы чашу. Сейчас же она лишь сделала глоток кадаха и сказала:

— Честь эта велика и неожиданна, но я с благодарностью принимаю твой дар, о царь. Пусть я не клялась в верности тебе, но мой государь попрал клятвы, которыми мы обменялись... И хотя он вернул мне мои земли, чести своей он не вернул, а потому и верность моя не принадлежит ему.

— Я был бы рад, если бы ты служила мне, Ак Цэцэг, но вижу, что верность твоя отдана товарищам по торговле, и потому говорю тебе: когда бы ты и твои товарищи и семья ни пришли в нашу страну, здесь найдёте убежище и защиту.

— Вновь благодарю тебя, о царь, — произнесла Флёр. — Переменчива судьба человеческая, и не дано никому знать её, оттого слова твои вдвойне радуют моё сердце. Но всё же пусть не придётся тебе сдержать это слово, и мирными будут наши встречи!

Часовня стояла на окраине Шарракана, на берегу, окружённая шатрами и томами гостей.

— Считай, уже торговый квартал, — хмыкнул Волмант, поддержав запнувшуюся Флёр. — Ещё бы тут двор для послов поставить... Вот скажи мне, Флёр, отчего ты волнуешься, словно девица? Ты ведь вдова, да и обвенчались вы уже по сколотскому обычаю...

— Так я себя девицей на свадьбе и чувствую, — огрызнулась Флёр. — Да ты на жениха посмотри!

Ферми и впрямь изрядно разволновался — и не только в том было дело, что для него это уж точно было в первый раз. Его-то к алтарю вели не старый торговец и подруга-наёмница, а сколотский царевич и бойригская принцесса...

Священник — мощный седой старик — стоял на пороге часовни, поглаживал бороду и едва заметно улыбался. Ему, похоже, случалось видеть и не такое...

— По доброй воле пришли вы? — вопросил он, едва жених и невеста остановились у ступеней.

— Воистину, — ответила Флёр.

— Тогда входите!

Свою прошлую свадьбу Флёр помнила плохо — было невероятно скучно, и она только что не спала с открытыми глазами. Сейчас всё было иначе... Вот только волновалалась она так, что плохо понимала, что вокруг происходит, и только надеялась, что не ляпнула ничего неуместного. Впрочем, Ферми, кажется, было не лучше — а может , и хуже, ибо принцесса и царевич явственно наслаждались его волнением...

Но рано или поздно всё заканчивается, закончилась и церемония. Подписаны и заверены все полагающиеся бумаги, поставлена на договоре королевская печать, счастливые писцы умчались делать копии... И только теперь Флёр, наконец, расслабилась. Дело сделано, всё идёт, как задумано... Если, конечно, Эрмелина ничего не замыслила — тогда может быть всё, что угодно, это Флёр уже поняла.

Впрочем, не торговцу жаловаться на перемены... И уж тем более не стоило забывать о пире.

Свадебный пир получился впечатляющим. И не размахом — был он довольно скромным — а всеобщим весельем. Ну или самой Флёр было слишком хорошо...

А уж когда Вышата затянул былину об их странствии, за столом воцарилось молчание — забыв даже про вино, все слушали, едва не забывая дышать, даже Флёр, былину слышавшая. Но сейчас она звучала как-то иначе, заставляя словно наяву увидеть далёкие страны и бескрайние просторы Моря Трав...

— Да уж... — протянула Эрмелина, вручив гусляру полный кубок. — Про меня вот песен нет...

— Вы юны, Ваше Высочество, и ваша слава ещё ждёт вас, — сказала Флёр. — И вы ещё услышите, как слагают песни о ваших подвигах.

— Ты знаешь, что я ненавижу лесть, торговка?

— Слыхала...

— Тогда оставь титулы и скажи мне честно, что ты думаешь, как равной!

— Как равной? — Флёр фыркнула. — Тебе едва сравнялось семнадцать, но ты отправилась за пределы Ойкумены с посольством, да ещё и раньше, чем император об этом вообще задумался. Ты соблазнила сколотского царевича, который готов теперь ради тебя если не на всё...

— Ты ошибаешься! — воскликнула покрасневшая принцесса. — Мы не делили ложе, хотя, видит Бог, оба желаем этого, но ведь я должна думать о чести страны!.. Да, он красив, как Аполлон, он брат царя, а я поклялась, что найду достойного мужа, но он язычник...

Алан во все глаза смотрел на принцессу, но ничего не понимал — говорила она на своём родном диалекте, который и швабы с саксами понимали с трудом, что уж говорить о сколоте...

— Твоя возлюбленная сравнивает тебя с солнечным богом, царевич, — Флёр говорила по-торкски, — и сокрушается, что ты не разделяешь нашей веры, ибо закон запрещает ей принять твои чувства.

— Воистину, злее лжи непонимание, — ответил Алан, — благодарю тебя, Ак Цэцэг, что поведала об этом различии в наших законах и обычаях. Но кто знает свою ошибку, тот может её исправить...

Повернувшись к принцессе, он что-то тихо сказал ей — Флёр не стала прислушиваться. Пусть решают сами...

Продав большую часть янтаря и кое-какие мелочи, Флёр снова собиралась в путь. Наняла погонщиков с хаптагаями, купила десятка три ковров, договорилась с попутчиками...

Попутчиков оказалось немало. Вместе с её караваном в империю возвращалась принцесса Эрмелина, а вместе с ней — её жених, царевич Алан, разумеется, оба с достойной свитой. На самом деле — с самой малой, какая только возможна: у принцессы только десяток гвардейцев, служанка и скриба, царевич же обошёлся двенадцатью комитами — разом и слугами, и телохранителями... Словно и не веценосцы, но у сколотов свои обычаи, а принцесса объявила путешествие воинским упражнением — в походе такая свита была делом обычным.

Хаптагаи не позволяли идти быстро, и путь, в прошлый раз пройденный за день, теперь занимал четыре — но спешить было некуда, и потому никто не жаловался. В самом деле, хоть зима и приближалась, но здесь, в обжитых краях, это было куда меньшей бедой, чем в торкских степях... Да и успеют они до распутицы, как ни крутись.

Дорога ложилась под копыта, и в том же ритме неспешно двигались мысли Флёр. Думала она — в который уже раз — о том, что делать дальше. Планы в очередной раз приходилось менять — но никакой беды в этом не было. Планы меняются легко...

Для начала, конечно, надо будет навестить Айтерзенталь, разобраться, что успели натворить прежние владельцы и навести порядок... А потом устроить там главную контору своей торговой компании. И, разумеется, найти толкового наместника — сама она вряд ли сможет проводить там много времени. И для сколотских владений — тоже, потому как очень может быть, что земли эти ей пригодятся... И контору там тоже следует держать — торговать с Востоком удобнее оттуда. Потом... Потом надо двигаться дальше, на этот раз — к Рифейским горам и истокам Даикса, а может, и дальше, в страну биармов. Может, там и правда водятся мохнатые слоны? Но даже если их и нет, а слоновую кость добывают из допотопных костяков — это всё равно выходит очень выгодно... Пожалуй, на год этого хватит, а может, и на два — а дальше видно будет. Мир достаточно велик, чтобы не сидеть без дела...

Город Хорев встретил караван колокольным звоном. Флёр порылась в памяти, не припомнила ни одного подходящего святого и посмотрела на Вышату. Тот развёл руками, спрыгнул с коня и обратился к стражнику:

— Бог в помощь, добрый человек! Не скажешь ли, по какому случаю звонят?

— Неужто не слыхали? — удивился стражник. — Чудотворные мощи святого старца Иосафа явились, того самого, который отвратил огров от Хорева!

— Благая весть, — перекрестился Вышата. — Спасибо тебе, добрый человек, что поведал нам о таком чуде — непременно придём тем мощам поклониться.

— А пошлина?! — воскликнул стражник.

Флёр вместо ответа предъявила тамгу. То же самое сделал и Алан, а принцесса продемонстрировала щит.

Стражник охнул, схватил висевшую рядом с ним верёвку и дёрнул. Где-то наверху гулко ударил колокол, стражник вытянулся, стукнув копьём об пол, а из башни выбежал десятник.

Он и объяснил всю эту суету: князь приглашал знатных гостей к себе — правда, на завтра, но переночевать можно было в гостевых палатах княжеского дворца.

— Приглашение это — честь, нами незаслуженная, — ответил Ферми, — ведь мы всего лишь купцы, однако не можем отказать князю. Тем не менее, дела принуждают нас остановиться в гильдейском подворье, да не сочтёт князь сие уроном чести.

— Мы также намерены остановиться в гильдии, — заявила принцесса, — поскольку поручены нам также и дела торговли, а в особенности — изыскать таких людей, что были бы достойны поставлять свои товары королевскому двору и самому королю. Однако мы с благодарностью принимаем приглашение князя, ибо не только дела торговли поручены нам.

Десятник явно обрадовался, отправил гонца во дворец, поинтересовался, не нужен ли гостям провожатый — и, услышав, что не нужен, удалился.

— Познавательно это, — заметил Дао Ли. — Но говорит лишь о том, что ни богатство, ни высокое положение не дают человеку счастья, и судьба знатного человека тяжка не менее, чем у простого. Одно лишь У, что есть Пустота, освобождает от страстей и бед, являя собой недеяние. Недостойный, однако, должен сказать, что недеяние не есть бездействие. Недеяние есть следование естественному ходу вещей, неподвластное карме, ибо нет в нём ни добра, ни зла.

— Чудно... — протянул Волман, разглаживая усы.

Имперский нотарий в гильдии имелся, но путешественникам было не до него — их ждала баня. А ведь всем ведомо, что нет ничего лучше с дороги, чем добрая баня да хороший обед...

Баня рутов для принцессы Эрмелины была внове, а веник вызывал опасения — но деве-воительнице не подобает страшиться неведомого... И вскоре она уже веселилась наравне с Флёр и наёмницами, ловко орудуя вениками и клятвенно обещая устроить такие бани сперва при дворе, а потом и по всему Бойригу.

Напарившись вдоволь, путешественники приступили к обеду, собираясь поговорить о делах... Но к обеду явился нежданный гость.

Невысокий, плотно сложеный чернобородый мужичок в синем кафтане остановился на пороге, поклонился и сказал:

— Хлеб да соль вам, гости торговые!

— Заходи, человече, гостем будешь, — отозвался Бела. — С чем пожаловал?

— Емелей меня зовут, — сообщил гость, усаживаясь за стол, — боярина Алексия тиун. Писал мне Вышата-гусляр, племянник мой непутёвый, о затее вашей, и поведал я о том боярину... Боярин же Алексий, размыслив, решил, что в затею эту стоит вложиться. Но поскольку богатство его всё больше в земле да холопах, замыслил он для затеи вашей гостиный двор устроить и то за вклад зачесть.

— Гостиный двор, говоришь... — протянула Флёр. — А расскажи-ка побольше — где ставить собираешься, какой величины, да какую долю боярин желает?

Тиун отвечал подробно и без долгих раздумий — явно успел всё обдумать и учесть заранее... И столь основательный подход Флёр нравился. Да и место предлагалось хорошее, так что сама она думала принять предложение. Но то она, а что остальные?

— Что скажете? — спросила она по-торкски, обернувшись к товарищам.

— Я за Емелю ручаюсь крепче, чем за себя, — тут же ответил Вышата. — Отец-то мой помер, когда я младенцем был, так он меня вырастил да выучил. Потому не советчик я тебе тут.

— Но слова твои я запомнила. Ты, Бела, сын Чонгора, что скажешь?

— Скажу, что как-то пришлось мне с другими купцами скинуться на гостиный двор, так что сколько он стоит, я знаю. И он нам нужен, поэтому я согласен.

— Слыхал я про боярина Алексия, — присоединился к беседе Волмант. — Разное про него говорят, но в одном сходятся: слово своё он держит. Потому и я согласен.

— Арья?

— Я не против...

— Мы принимаем предложение твоего господина, — сказала Флёр, вновь обернувшись к Емеле. — Можешь ли ты подписать договор от его имени?

— Могу — дал он мне свою печать.

— Тогда зовите нотария, — распорядилась Флёр. — Не будем зря терять время.

Внимательно перечитав хартию, Флёр накапала сургуч на хитроумный узел, сняла печатку и прижала к сургучу. Полюбовалась на герб — сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела его... Ну да, скрепляя собственное отречение. И вот — пожалуйста, титул и земли снова её, как она мечтала, да только мечта давно уж забыта. А та мечта, что ведёт её ныне... Что ж, шаг к ней она сделала. Конечно, остаётся ещё великое множество дел, но начало положено.

— Итак, дело начато, — объявил Волмант. — Полагаю, сделать стоит так: ты, Вышата, всё одно тут живёшь, тебе и и за строительством присматривать. Пиши, ежели что случиться, Флёр и мне... А мы все тут весной соберёмся с товарами, да людишек приведём.

— Я человек подневольный, сам знаешь, — Вышата тренькнул струнами, — велит боярин — буду присматривать, не велит — займусь, чем сказано будет, да и всяко то дело Емеле лучше дастся...

— Зато у тебя язык лучше подвешен, — возразил Емеля. — Письма писать будешь...

— Тут уж ваше дело, кто чем заниматься будет, — отмахнулась Флёр. — А мне только и надо, чтобы дело было сделано. И коли не будет дела — вашу долю вернёте...

Разумеется, Флёр не думала, что дойдёт до такого — но напомнить лишний раз всё равно не вредно. И поняли её правильно — спокойно покивали, Бела разлил по кубкам вино и провозгласил:

— За твоё здоровье, Флёр Боланд фон Айтерзенталь, долгих лет жизни тебе и благоденствия! Ничего этого не было бы без тебя — ты сподвигла нас на это путешествие, что войдёт в легенды.

— Выпей тогда за Крафта Лоуренса да за Хоро Хлебную Волчицу, — усмехнулась Флёр. — Они всю ту сумятицу устроили, из-за которой я из Леноса ушла.

И выпила кубок до дна.

Зимы в стране рутов более суровы и снежны, чем в империи, но вовсе не в такой степени, как иногда думают. Более всего они напоминают зимы в Саксонии, но так как снег ложится несколько раньше и лежит дольше, зима является весьма благоприятным временем для путешествий, так как санный путь остаётся надёжным и быстрым, а замёрзшие реки не составляют препятствия. Знатные люди поэтому предпочитают совершать частные поездки зимой, равно как и многие купцы, поэтому зимние ярмарки не уступают летним ни в чём. Весной и осенью часто случается распутица, однако большие дороги, хоть и редко бывают мощёными, обычно плотно утоптаны и подвержены ей в умеренной степени.

На самых важных дорогах по торкскому обычаю устроены через каждые тридцать или сорок миль конюшни с постоялыми дворами, называемые торкским словом джам. Они позволяют передвигаться с необычной быстротой, однако количество их сдерживается скудностью казны.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Княжеский дворец — хоромы — впечатления на Флёр не произвёл. Впрочем, теперь её не впечатлил бы и императорский дворец в Аугене... Однако не признать мастерства строителей было нельзя — такой искусной работы Флёр давно не встречалось. Впрочем, в империи вообще отдавали предпочтение камню, так что искусных плотников в ней было немного...

Но никакое искусство строителей не могло вернуть ощущения новизны — слишком уж часто ей в последнее время приходилось бывать во дворцах. Слишком часто... А ведь год назад ей и мечтать не приходилось о подобном. Странствующему торговцу не светит приглашение в королевский дворец, и фрайгеру обычно случается увидеть императора, лишь присягая ему... Вот только Флёр Боланд фон Айтерзенталь больше не была ни простым торговцем, ни обычной фрайфрау. И не собиралась вновь становиться ни тем, ни другим.

Князь, в отличие от своего дворца, впечатление производил. Ростом он был если и менее семи футов, то ненамного, соответсвенно росту широк в плечах, и чувствовалось, что рассказы, будто он может обогнать любую лошадь, не так уж и преувеличивают...

— Бог в помощь, гости торговые, — пророкотал князь. — Добро пожаловать в стольный град Хорев! Легка ли была ваша дорога?

— Бывала легка, бывала трудна, — ответила Флёр, — и много дивного встречали мы по пути. А всего дивнее — падающая звезда, что видели мы в пути, ибо не только падение её мы видели, но и нашли место, где она упала...

— И что же было в том месте? — заинтересовался князь.

— Множество ям, больших и малых, но неглубоких, — ответила Флёр, — и в каждой из них лежал кусок железа.

Она кивнула Вышате, тот развернул свёрток, который держал в руках и продемонстрировал осколок упавшей звезды — трёхфунтовый кусок железа.

— Находка эта столь необычна, что я решила поднести её тебе, княже, в дар в знак нашего почтения и на добрую память, — продолжила Флёр. — К тому же кузнецы говорят, что железо это доброе, и лучшего они не видали...

— Вы, верно, слыхали, что я интересуюсь разнообразными диковинами, — князь протянул руку, и Вышата поспешно отдал ему осколок. — Но да будет вам ведомо, что обмануть меня в этом деле невозможно... И я вижу, что и впрямь это не обыкновенное железо, а потому благодарю вас, гости торговые, за такой дар. Велю я выковать из него меч, который пошлю в дар твоему отцу, королевна, и славно было бы, если б ты передала этот дар и слово привета.

— Да будет так, мой венценосный брат, — ответила Эрмелина. — С честью и удовольствием доставлю я твой дар моему венценосному отцу, и весной привезу ответные дары.

— А теперь, гости почтенные, прошу к трапезе, — князь поднялся с кресла, и слуга поспешно распахнул двери трапезной.

Чужеземная пища Флёр интересовала всегда — то, что едят люди, могло многое о них сказать, а чем лучше знаешь людей, тем лучше идёт торг. Что считается кушаньем изысканным, а что едой бедняка, ценят ли необычные блюда, много ли труда обыкновенно требует готовка, какие продукты в ходу и какие есть запреты — всё это позволяло оценить, в чём люди нуждаются, а что им совершенно не нужно.

Руты в этом плане не слишком отличались от ливов — впрочем, это известно давно. Но сегодня Флёр получила возможность оценить блюда рутов во всей их красе — и это было нечто восхитительное. Особенно поразил её огромный пирог с полудюжиной слоёв начинки — в каждом слое разной. Вино сами руты не делали, но пили его охотно — хотя не менее ценили медовуху и живую воду, которую настаивали на самых неожиданных травах и кореньях.

Живую воду особенно оценил Дао Ли, заметив, что ничего крепче он не встречал, а в юности ему довелось немало постранствовать и выпить немало удивительных напитков.

— Бурная у тебя была юность, Дао Ли, — заметил Волмант. — Весёлая была юность...

— Оттого Дао Ли и подался в монастырь в поиске просветления, — ответил монах. — Впрочем, даже став монахом, Дао Ли не утратил желания странствовать в поисках мудрости и просветления.

— Оно и видно, — хмыкнул Волмант. — Было б в мире побольше таких людей...

— Будет на то воля божья — появятся, — заметил князь. — Нам же остаётся верить и надеяться... И в том и состоит наша сила, что вера и надежда питают нас. Однако ж богословие — дело такое, что недолго и в ересь впасть, а потому лучше бы о делах мирских потолковать... А дела эти таковы, что мои люди уже видели тех халга, хоть и не вблизи.

Новости, услышанные на пиру, Флёр не нравились. Если лазутчики не ошиблись, хан, объявленый великим, окончательно подчинил себе всю страну и теперь готовился к нашествию, почти прекратив набеги. Против кого он обернётся первым, оставалось неизвестным — то ли эта тайна тщательно скрывалась, то ли он и сам ещё не решил... В другой стране можно было бы многое узнать по движению товаров — но не у халга. Торговля не была их любимым занятием, грабежу соседей они предавались с искренним удовольствием, но всё необходимое и для жизни, и для войны все рода могли добыть или сделать самостоятельно... Так, почти не делая запасов, они смогут в считанные дни собрать огромное войско там, где пожелают. Найти же их вряд ли получится даже у самого искусного лазутчика... А уж когда эта армия проявится — будет поздно.

Флёр вовсе не была уверена, что эта армия, повернув на запад, не дойдёт до Чернолесья... Или даже до Бойрига.

Вернувшись на подворье, Флёр засела в кабинете и принялась за работу — надо было задуматься о школе. А именно — решить, чему, собственно, в ней должны учить. Первое и самоочевидное — грамматика и арифметика, ибо без этого всё прочее бесполезно. Лингва франка — обязательно, без него не только в торговле никуда... И хорошо бы, кстати, собрать толковых грамматиков и поручить им навести порядок в этом языке. А вот древние языки не очень-то и нужны — если и оставить, то немного, в порядке упражнения для ума. Зато география нужна обязательно — а то какой же купец из человека, который и дорог не знает? Логика и риторика? Не стоит делать упор на них, но и без внимания оставлять нельзя — особенно риторику, ведь купца язык кормит. И, пожалуй, стоит добавить начала юриспруденции — чтобы знали, за что можно кнутов отхватить, и как того избежать... А можно и иначе сделать.

Покусав перо, Флёр поморщилась — сколько её ни отучали в детстве от этой привычки, а толку чуть — и принялась писать. Итак, первый класс — грамматика, арифметика, начала логики и риторики. Для простого писаря уже вполне дочтаточно, так что дело найдётся и тем, кто на этом остановится. Класс второй — риторика, логика и арифметика в большем объёме, основы лингва франка, из географии — описание имперских земель. Получается приказчик в лавке, ученик торговца или гильдейский писарь. Класс третий — география и лингва франка, древние языки — тоже основы, чтобы хоть понимали, и правила составления смет, счетов и прочих бумаг. Это уже не просто писарь, это счетовод, секретарь или помощник управляющего, а в небольшом отделении — и управляющий, помощник торговца... Или странствующий торговец. Для начала достаточно, а через пару лет уже станет ясно, как оно работает, всё ли верно сделано и не нужно ли что-то менять. Хотя, конечно, перед тем надо будет обсудить эту затею со знающими людьми — глядишь, что и посоветуют, или хоть от глупостей избавят. Да и, пожалуй, приготовительный класс нужен — это в городах многие хотя бы читать по складам умеют, а среди деревенских таких по пальцам пересчитать можно — не то,что у рутов. Не оставлять же их в стороне — но какой смысл учить грамматике человека, который и грамоты не разумеет?

— Работаешь? — Ферми заглянул в кабинет.

— Пока закончила, — Флёр толкнула по столу бумагу, — посмотри, может, что скажешь полезного...

— Хм... Решила сама растить смену? Давно пора... — Ферми бегло просмотрел записку и отложил её. — Да и вообще, для нас чем больше грамотных людей, тем лучше. А вот церковь может и не оценить... Сама знаешь, сколько там желающих «не допустить ложных толкований Писания мирянами», как ляпнул недавно один епископ.

— Это кто такой умный? — насторожилась Флёр.

— Твой бывший деловой партнёр из Леноса, — Ферми встал у неё за спиной и положил руки на плечи. — Боюсь, этот негодяй ещё постарается нам подгадить — хоть его и выслали в дальний монастырь, кое-кто из его дружков нас свободе.

— Вот поэтому я и не очень-то хочу возвращаться... — проворчала Флёр, снова прикусив перо, которое так и держала в руках.

Было над чем задуматься — реакция церковников была совершенно непредсказуемой. Единого мнения не было — кто-то, как бывший епископ, стремился запретить простолюдинам (а то и всем мирянам) учиться грамоте — чтобы не могли прочесть Писание и не смогли поймать болтунов на вранье... то есть, конечно, чтобы не умножались ереси. Другие, напротив, считали, что чем больше способных прочесть Писание, тем меньше ересей — там ведь всё ясно написано, а не так, что один не понял, второй додумал, а третий и вовсе своё выдумал... Правда, их церковные школы работали лишь в воскресенье, а всерьёз научить чему-то за один день в неделю не выйдет — долго и ненадёжно получается...

— Так или иначе, но школа нужна, — вздохнула Флёр. — Люди — вот ключ ко всему, грамотные и преданные люди. Да ты и сам это знаешь не хуже меня. А взять их неоткуда — только самим выучить... Всё ли мы правильно задумали — увидим, когда начнём работать.

— Знаешь, в Рубинхейгене живёт при мисси один монах — Филиус, вот с ним надо будет это обсудить, — сказал Ферми. — Это лучший учитель, какого я встречал. Правда, вряд ли он уйдёт из Рубинхейгена, но уж в совете точно не откажет...

— М-да, наш брак начал приносить выгоду быстрее, чем я ожидала... — протянула Флёр.

— А ведь это не все выгоды... — шепнул Ферми, выскользнув из-за кресла и подхватив её на руки.

На следующий день, покончив к полудню со всеми делами, караван снова двинулся в путь.

Домой.

Без остановок караван достигнет Леноса недели за две, не больше. Погода, хоть и хмурилась, затяжных дождей пока не обещала, да и вообще, как говорили знатоки, осень будет сухой, а зима — ранней. Правда, в окрестностях Хорева, но до Берёстья, пожалуй, на это можно надеяться. Дальше — уже не очень, но там и дороги получше, и трактиры чаще стоят, там распутица не так страшна. Да и то сказать, редко так бывает, чтобы по дороге и верхом не пробраться, а уж хаптагаям, похоже, вовсе преград нет. Так что, даже если дожди и зарядят, беды в том не будет.

Куда больше беспокоило Флёр, как её встретят в империи. Милости и пожалования — это всё, конечно, хорошо, да только при дворе такой ров со змеями, что Гуннару впору. И лезть туда у неё не было ни малейшего желания... А придётся — и вот тут расположение царя сколотов будет очень даже кстати. И не потому даже, что будет, у кого просить защиты при нужде, а как от этой нужды гарантия. В самом деле, фрайфрау из Чернолесья, пусть и обласканная императором — не то же, что друг царя сколотов... и королевы Бойрига, между прочим.

Будущая королева Бойрига действительно признала Флёр своим другом — ведь именно Флёр склонила царевича Алана креститься, что тот и сделал в Хореве. А поскольку принцесса поклялась вернуться с мужем, свадьба должна была состояться в Веленосе — к вящей радости купечества и духовенства. Менее доволен был князь — ему всё это предстояло оплачивать — но и для него выгода имелась немалая. Уже хотя бы тем, что изрядная часть потраченных денег вернётся в казну с податями и пошлинами, а ещё гости, естественно, поднесут подарки, да и из Бойрига немало полезного пришлют...

Но всего важнее, что свадьба эта послужит началом союза Бойрига и княжества ливов — уже хотя бы потому, что ливы довольно сильны, а короли Бойрига всегда были себе на уме и к императорам относились с подозрением. Они, конечно, признавали императора своим сюзереном, но вот подчинялись ему весьма условно... И воли имели куда больше, чем любое из княжеств и как бы даже не больше, чем у королей Остары. Такой союз сразу менял все расклады в Ойкумене... И к чему всё это приведёт — и гадать бесполезно. Пусть даже союз этот не столь прочен, как был бы союз через брак... Но одно ясно — наступают времена перемен, и не считаться с этим не сможет никто.

Для Флёр, впрочем, этот союз был не слишком важен — это у Волманта от того голова болеть должна. Ей же было важнее понять, как к этому отнесётся император — а тут тоже оставалось лишь гадать. С одной стороны, вреда империи от этого нет — княжество ливов хоть и сильно, но всё же не настолько, чтобы всерьёз угрожать. С другой — Бойриг, если что случится, выступит против империи, а там и Остара подтянется... И всё, нет империи.

Получалось, что, как бы к новому союзу ни отнёсся император, руки у него связаны и ничего серьезного не предпримет — а значит, и ей беспокоиться не о чем. А Волманту можно и помочь... Флёр достала лист бумаги, записала несколько имён и послала коня вперёд.

Волмант, увидев её, придержал коня и спросил:

— Что-то случилось?

— Ничего особенного, просто я подумала, что тебе нужно будет кое-что знать, — Флёр протянула ему бумагу. — Это имена купцов, занимающихся деревом. Если свяжешься с гильдией, тебе всё равно их посоветуют, но сразу к ним обратиться быстрее будет.

— Вот за это спасибо тебе, Флёр, — Волмант убрал бумагу в кошель, — преизрядно ты мне времени сберегла... А скажи-ка, стоит ли кого из них в долю брать?

— Тут я тебе не помощник — сама не слишком хорошо их знаю, — пожала плечами Флёр. — Одно скажу: если сам за чёрным деревом отправишься, Драшнера не зови — стар он уже для таких путешествий.

— Буду знать, — кивнул Волмант, покосился на небо и натянул капюшон.

По счастью, осень действительно выдалась довольно сухой — но даже нечастые дожди досаждали хаптагаям. Приходилось каждый вечер тщательно осматривать копыта, просушивать их и смазывать найденные болячки дегтярной мазью, изрядный запас которой был приобретён ещё в Айрасе. Хаптагаям всё это не нравилось — но, по счастью, не настолько, чтобы плеваться зловонной жижей, что всегда проделывалось с отменной меткостью...

Обычные дорожные хлопоты, знакомые места — словно и не было никакого путешествия. Вот только стоило коснуться конской шкуры — и иллюзия рассыпалась. Таких коней не найти в Ойкумене... Да и вне её нелегко — не продают чужакам небесных коней, и лишь великие герои получали их в дар. Впрочем, не будет гордыней сказать, что путешествие их превосходит и поход Диониса, и странствие Сунь У-Куна — ведь и тот, и другой проделали куда меньший путь, да и шли в землю, о которой хоть что-то знали.

А стоит бросить взгляд на Дао Ли, неторпливо едущего рядом — и даже осколки той иллюзии истаивают дымом. Вот он, гость из-за пределов ведомого мира, удивительный чужестранец, философ и знаток рукопашной борьбы...

Великое путешествие подходило к концу — и всё же продолжалось. В памяти людской и на страницах её книги это путешествие не окончится никогда, вновь и вновь повторяясь... И так до Страшного Суда.

За подобными размышлениями и привычными дорожными хлопотами время летело незаметно — и перед первыми ночным заморозками караван достиг Веленоса.

Флёр остановилась, глядя на распахнутые ворота. Год назад здесь началось её путешествие... И вот она вернулась. Вернулась с успехом, о каком даже не мечтала — уходила почти беглянкой, а возвращается героиней, а о прибылях говорить и вовсе не стоит — прибыли той довольно, чтобы иное княжество купить, а на сдачу новый замок построить...

Правда, ещё надо попасть в город — а людей на дороге собралось столько, что ворота они заткнули, словно пробкой. Стража, само собой, знатных гостей давно увидела — но пробку из ворот выбить посложнее, чем из бутылки. Но вот, наконец, дорогу удалось расчистить, и под колокольный звон караван во главе с венценосными женихом и невестой вступил в город.

Крепость Веленоса сильна и господствует над округой, отчего посады его обширны и богаты. Оттого в нём собираются купцы и ведут торг охотнее, чем во всех иных городах страны. Это приносит князю ливов такую выгоду, что он берёт пошлину меньше, чем все иные правители, и всё же остаётся с прибылью.

На эти доходы князь содержит большое войско наёмников, охраняющих торговлю и истребляющих разбойников, отчего купцы приходят в его страну ещё охотнее.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

— Да почему я-то?! — воскликнула Флёр

— Ты здесь единственная из имперской знати и ты — моя подруга, — пожала плечами принцесса. — И ты замужем, так что выбора нет. Поведёшь меня к алтарю.

— Знаешь, это как-то неожиданно...

— После твоей свадьбы? — Эрмелина фыркнула. — Ничего неожиданного, я гораздо больше удивляюсь, что мы вообще подружились... Но знаешь, было бы плохо, если б мы не встретились. Если бы не ты, кто знает, была бы эта свадьба?..

— Была бы, может, только немного позже, — пожала плечами Флёр. — Так или иначе договорились бы и без меня — чай, оба не дураки... Ладно, ты меня уговорила — я в деле. Но...

— Привилегиум на торговлю солью для вашей гильдии, — Эрмелина достала свиток и протянула подруге. — Я, конечно, тиран, но не настолько же...

Подготовка к венчанию шла полным ходом — всё же королевская свадьба, не что-нибудь. Само собой, началось всё заблаговременно — и, конечно же, не успевали в срок. Впрочем, отставали всего на пару дней, и Флёр в любом случае успевала на ярмарку. Ну а все остальные подождут — Флёр им нужна куда больше, чем они ей... Поэтому задержки её не беспокоили — в конце концов, до имперских границ было рукой подать, даже хаптагаям не потребуется больше трёх или четырех дней. Ну и новости, конечно — за новостями Флёр следила внимательно.

Новости, в общем, были благоприятными — в империи всё оставалось по-прежнему. Никаких новых ересей, мятежей, налогов и прочего... Это радовало, но расслабляться Флёр всё равно не собиралась — императору она по-прежнему не доверяла. Отец доверял... И кончилось это плохо. Правда, теперь у неё есть кое-что, чего не было у отца — сила. Не полдюжины межевых рыцарей и полторы сотни пехотинцев, но войско сколотов и вся мощь богатейшей гильдии... И им можно было доверять — ведь ни те, ни другие не пожелают терять деньги.

Вечер перед свадьбой отводился под девичьи посиделки, куда пригласили Флёр — должна же там быть хоть одна замужняя женщина, чтобы следить за порядком? Флёр следила... Но больше сама участвовала в болтовне и поглощении сладостей. Давно ей не случалось просто веселиться, забыв про дела и титулы — и тем радостнее был этот вечер. Тем более, что компания подобралась не только приятная, но и полезная — принцесса, две княжны — дочери самого великого князя ливов, боярские дочки... Особенно интересной для Флёр была Милда — дочь казначея и невеста младшего сына князя. С виду — весёлая добродушная простушка... А на деле, как успела узнать Флёр, личность исключительно хитрая и циничная, волне достойная занять отцовскую должность. К ней у Флёр был отдельный разговор... И она была совершенно уверена, что завтра этот разговор станет известен казначею. Что и требуется... Но это всё будет завтра — а сегодня можно пить вино и та, истреблять сладости и рассказывать непристойные шутки.

Ну и вести нужные разговоры между делом.

Сам день церемонии начался с невероятной суматохи и ещё большей грозил продолжиться, но саму Флёр она почти не задевала — её роль была издревле неизменна, так что ей беспокоиться было не о чем... Ну, почти — всё же нужно было нигде не ошибиться и не нарушить хода церемонии, но это было не слишком сложно. Не её же замуж выдавали, в конце концов...

И потому утром, покончив с облачением невесты, Флёр обнаружила, что у неё есть пара свободных часов. Можно было бы поговорить с казначеем... Но встретиться с ним было нельзя — до начала церемонии мужчины и женщины не должны были встречаться и даже видеть друг друга. Впрочем, у казначея была дочь...

— Батюшка мой наказал передать, что на сегодня дела мне доверил, — объявила Милда. — И что с тем, что вы вчера предлагали, он почти со всем согласен...

Ну что ж, это было неплохо — хотя бы с порога не развернули. Торговаться можно, а там уж на чём-нибудь сойдёмся...

— А в чём то несогласие, не сказал он? — спросила Флёр. — Знай я то заранее, можно было б нам с товарищами уговориться, чтобы время не терять...

Оказалось — очень даже сказал. И весьма подробно... Так, что обсуждали они это до начала церемонии, и решили не больше трети вопросов.

— Мне-то думалось, вы меня утешать должны и наставлять перед первой брачной ночью...

— Сдаётся мне, что вы с Аланом уже понаставлялись вдоволь, — фыркнула Флёр. — Ну да это ваше дело... Да и, думаю, тебе сейчас куда интереснее было слушать про торговлю.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Милда. — Нет, я понимаю, что королям надо кое-что в торговле смыслить, но...

— Потому что как ни крутись, а от сотворения мира суют всё то же всё туда же.

Покраснели и принцесса, и казначейская дочь, и служанки... Да и сама Флёр почувствовала, как припекает щёки.

— Пора выходить, — напомнила она, чтобы перебить смущённое молчание.

Торжественный выход невесты впечатлял. Сама принцесса, её подруги, монахини со свечами и венками, служанки, разбрасывающие серебро... А навстречу им тем же порядком вели жениха — кажется, изрядно ошарашенного всем происходящим. Ну, не ей же одной чувствовать себя на свадьбе дурочкой... Впрочем, говоря честно, невеста тоже имела пришибленный вид.

Две процессии встретились перед церковью, Флёр и князь поклонились друг другу, и Флёр сказала:

— Здрав будь, батюшка! Привёл ли купца?

— Здрава будь, матушка! Привезла ли товар? — отозвался князь.

— При мне товар, — ответила Флёр, — да по товару ли купец?

Торговались, впрочем, недолго — ударили по рукам, подвели жениха к невесте и двинулись в церковь.

Сама церемония лишь немного отличалась от знакомой Флёр, так что на этот раз она внимательно смотрела и слушала... Но сравнить с западным обрядом было сложно — его-то она помнила плохо. Ну не получилось у неё ничего запомнить — уж слишком волновалась оба раза... Зато теперь могла злорадно наблюдать за этим со стороны — впрочем, злорадство основательно разбавлялось пониманием, что сама она была не лучше.

Церемония оказалась длиннее, чем Флёр ожидала — но это её не огорчило. Скучно уж точно не было... Да и некогда было скучать — именно она должна была держать венец над головой невесты и отвечать от имени матери. И когда священник объявил принцессу и царевича мужем и женой, у Флёр на миг мелькнуло разочарование — мимолётное и едва ощутимое, но всё же... Но оно исчезло в тот же миг, как и появилось, и Флёр, широко улыбаясь, вышла из церкви вслед за молодожёнами. И правда, отчего бы не радоваться, коли сделал доброе дело, да ещё и не в убыток? А ведь не в убыток — благодарность венценосцев хоть и опасна, но весьма полезна... А принцесса ей теперь не просто обязана — почти что родня. Чего-то это да стоит...

А потом был пир. Торжественный и роскошный, но вовсе не столь чопорный, как можно было ожидать от княжеского пира. По-настоящему весёлый, как и подобает свадебному пиру...

Поднесли дары — Флёр подарила Эрмелине драконий браслет, а Алану — степного орла, купленного у лучшего птицелова. Орёл был ещё больше и свирепее того, что был у Алдана, остальные гости вручали драгоценности, роскошную одежду или оружие — как обычно. Подарили и соколов, но в сравнении с орлом смотрелись они бледно... Ответные дары были соответствующими — самой Флёр досталось золотое ожерелье с янтарём, Волманту — тёмно-алый кафтан с серебряным шнуром и золотыми пуговицами, Беле — пять дюжин стрел, дюжину боевых и по дюжине охотничьих на разную дичь, а Вышате — виела с тремя струнами.

Пир закончился под вечер, когда молодых под громогласные непристойные шутки и песни проводили в спальню, а потом ещё и стояли под дверью и подначивали — хотя уж этого-то явно не требовалось... А потом гости разошлись, и Флёр с Ферми отправились в свои покои — не только молодожёнам хотелось провести бурную ночь.

Расслаблено откинувшись на подушки, Флёр с наслаждением потянулась. Тот редкий миг, когда её устраивало всё... И хотя этот миг хотелось растянуть навечно, надо было подумать и о делах. Дела, конечно, шли неплохо — больше того, без ложной скромности можно было сказать, что идут они превосходно. Надолго ли? Бог знает, ну да так оно всегда было...

— Мечтаешь? — ухмыльнулся Ферми, открыв глаза.

— Замышляю, — отозвалась Флёр. — Потому как замыслы наши теперь наши же прежние мечты превосходят... Но это всё не сразу будет, а сейчас пора о ближайшем будущем подумать — как-никак, в Леносе нас ждёт встреча с императором.

— Кстати говоря, каков он? Я-то видел его всего пару раз, да и то издали...

— Как ни удивительно, но многое из того, что о нём говорят — не просто лесть, — отозвалась Флёр. — Он действительно заботится о благе империи и подданных... И всё рассматривает именно с этой точки зрения, а потому в средствах не слишком разборчив. Правда, в споре купцов и знати он скорее купцов предпочтёт, но тут надо осторожно держаться — дураков, невеж и льстецов он не переносит, но лестью может счесть совсем не то, что другие... И, как говорят, он ценит шутки, так что удачная острота может и жизнь спасти.

— Понятно... — протянул Ферми. — Действительно, немногим отличается от разговоров... Да только дьявол в мелочах и прячется.

— И не забудь, что сама я с ним говорила единственный раз, и мне тогда было четырнадцать, — добавила Флёр. — Да и из первых рук уже давненько ничего не узнавала.

— Не думаю, что за это время что-нибудь поменялось, — пожал плечами Ферми.

— Только мы...

— Только мы, — повторил Ферми. — Да уж, мы-то изрядно переменились... И монарший гнев нам ныне не столь страшен, хоть вызвать я всё равно не жажду.

— Никто не жаждет, — согласилась Флёр. — Но и у нас теперь подмога есть... И не пора ли нам всё же делами заняться?

Как оказалось, делами заниматься было рано — многие решили продолжить пиршество в узком кругу, о чём теперь жалели. Молодые тоже не показывались из своих покоев, однако служанки, заходившие туда принести завтрак, краснели и хихикали так, что и вопросов не требовалось — и так всё было ясно. Разве что наёмниц рассчитать пришло время, но и тут спешить было некуда... Впрочем, и медлить не стоило.

Отсчитав золото и сложив его в кошели, Флёр на пару мгновений задумалась и кивнула сама себе. Да, именно так она и сделает...

Поймав слугу и велев позвать наёмниц, Флёр поставила на стол кубки, кувшин вина и головку сыра — вряд ли кому-то захочется более плотного завтрака. Подумав, добавила кипферли — выбрасывать сладкие хлебные рога было жалко, хотя они чуть подсохли, но замечательно похрустывали.

— Доброе утро, зачем звала? — осведомилась Арья, заглянув в комнату.

— Заходите, — кивнула Флёр. — Ну что, подруги мои, пришла пора и о делах поговорить...

— Пора, — согласилась Таис. — Дружба дружбой, а служба службой, да?

— Верно, — согласилась Флёр. — А служба ваша, как уговаривались, окончена, и вот ваша плата, — на стол легли три кошеля.

— Всё честь по чести, как уговаривались, — продолжила Флёр, — а коли служба окончена, то и довольно о ней. Садитесь, выпьем да о пустяках поговорим...

Дважды приглашать не пришлось — Арья воскликнула: «О, рогульки!», схватила кипферль и с блаженным видом захрустела им.

— Вот ведь сластёна, — Флёр разлила вино, — надо было тебе мёдом заплатить... Ну да ладно, лучше скажите — на запад идти не раздумали?

— Нет, конечно! — воскликнула Таис, а Арья добавила:

— Мы уж и Вышату уговорили толмачом с нами пойти.

— Ты уговорила, — уточнила Ора.

— А хоть бы и так? — Арья в ответ только фыркнула.

— Не это важно, — перебила Флёр, — а то, что, раз уж владения мне вернули, я вас к себе приглашаю. Перезимуете у меня, а весной двинетесь, куда пожелаете.

Наёмницы переглянулись, выскочили из-за стола и накинулись на Флёр с объятиями.

— Угомонитесь уже! — воскликнула она. — Задушите ведь, негодницы!

Наконец, подруги успокоились, Флёр снова наполнила кубки и сказала:

— По дороге заглянем в торговые города — познакомлю вас с нужными людьми, а заодно и проводника найдём. Друзья, конечно, у меня и в Нейстрии есть, но мало, и тамошней торговли я не знаток...

— Хорошо придумано, — согласилась Таис, — спасибо тебе за приглашение. Когда в путь двинемся?

— Не раньше, чем завтра к полудню, — хмыкнула Флёр. — Думается мне, что сегодня точно никто не двинется...

Флёр оказалась права — даже князь отложил обычную аудиенцию на вечер. Молодые тоже не появлялись — но по тому, как краснели и хихикали заходившие в их покои, у них всё шло отлично.

Из спутников Флёр первым в себя пришёл Волмант — и сразу же принялся за дела. В Веленосе у него оказалось немало знакомых, которых он довольно быстро убедил присоединиться к компании. Уговорились собраться весной на подворье в Хореве, и там уже решать, кто куда пойдёт — кому в Мараканду, кому к хитой, а кому и дальше. Сама Флёр окончательно решила отправиться в Рифейские горы — орихалк, что выплавляли в тех краях, тоже стоил немало. Его одного хватит, чтобы окупить путешествие, а ведь она на этом не собиралась останавливаться — страна биармов была велика и богата, пусть и уступала тем же рутам. Но меха, рыбий зуб, китовый ус и слоновая кость — товары, которые не теряют цены почти никогда...

На том и уговорились, выпили медовухи с пряностями, да и разошлись.

Все остальные оживились только к вечеру, когда отправляться в путь было уже поздно, да и чем другим заниматься — тоже. Можно было, конечно, отправиться на торг — но и там уже большинство торговцев разошлось, а всё, что сама Флёр собиралась тут продать, она уже продала... А вот в княжескую библиотеку можно и заглянуть, если пустят.

Пустили, и даже ничего не спросили, хотя княжеские телохранители и проводили её внимательными взглядами. Флёр прошлась вдоль полок, задумчиво рассматривая книги, и остановилась, наткнувшись на блестящий новый переплёт. «Описание торгового путешествия на Восток, а также стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь», ну надо же... Такого она не ожидала — а стоило бы. Люди жадны до нового, а с тем, что привезла она, никакие новости не сравнятся. Если Эрмелина прочитала хотя бы четверть этого — неудивительно, что она сорвалась на Восток. Сейчас, перечитывая свои записи, Флёр видела совсем не то, что писала — не просто хроника путешествия, а настоящий гимн разуму и воле человека... А ведь и не думала даже, что такое получится, хотела лишь описать Дорогу Шелков.

Ну что ж... Божье ли предначертание, природный ли ход вещей — неважно, что именно, заставило её совершить это путешествие, но именно она, Флёр Боланд фон Айтерзенталь, стала той иглой, что соединила две части Ойкумены. Конечно, мода на всё восточное со временем пройдёт... Но к тому времени слишком крепкой станет связь, чтобы разорваться полностью. Шёлк и порселан всегда будут в цене, а к тому времени, когда их научатся делать на Западе, сыщутся и другие товары, которые не дадут остановиться колесу торговли...

Улыбнувшись, Флёр отложила книгу. Дело сделано — и даже не в товарах то дело, а в идеях. Одно только огненное зелье, секрет которого разом стал доступен столь многим, неизбежно перевернёт мир... И, несомненно, уже скоро зелье пустят в ход. Что ж, мир меняется, что-то заканчивается, что-то начинается — а значит, толковому купцу всегда найдётся дело...

Улыбаясь своим мыслям, Флёр кивнула вошедшему слуге, выслушала его и отправилась к себе — до аудиенции всего два часа, а это не так уж много для молодой женщины, желающей выглядеть достойно.

Сама аудиенция была ожидаемо короткой — князь поблагодарил Флёр за помощь, вручил — собственноручно — памятную грамоту и объявил, что всегда будет рад видеть её саму и её товарищей... А затем слово взяла княгиня.

— Много добрых слов ты сказал и благих дел совершил, княже, — сказала она, — а не видишь: не купец то и не странник, а жена молодая. Ты же заботы ей не оказываешь да подмоги не шлёшь... Ну да то моя забота — не должно мужу избирать платье жене, ибо не ведает он, что творит.

По залу прокатился подозрительный шорох, князь старательно прятал в бороде ухмылку, а сама Флёр с трудом удержала недобрый смешок — уж она-то знала, насколько княгиня права. А княгиня тем временем объявила, что дарит Флёр два сундука с постелью и платьями, большую шкатулку с духами и притираниями, а также посылает ей служанку.

— Имя ей Ольса, — сказала княгиня, указав на русую девушку, державшую ту самую шкатулку, — вольная, и служить тебе сама вызвалась, плата же ей положена в два серебряных гроша в месяц.

Ливский грош, насколько помнила Флёр, соответствовал имперскому талеру, то есть полутора дюжинам тренни. Для слуги — очень прилично... Но позволить себе такое она может, да и жалование за три месяца княгиня служанке отдала вперёд. Тут и сомневаться нечего — подсунули ей соглядатая... Да ещё и язычницу-гемитку, судя по крашеным охрой векам. Что ж, тем интереснее...

Впрочем, все эти размышления не помешали Флёр поклониться и ответить:

— Будь благословенна твоя щедрость, матушка княгиня! Об одном тебя прошу: коли не сойдёмся мы с Ольсой норовом и вернётся она к тебе, не брани её, а прими вновь на службу.

— Что ж, коли не будет на ней вины — приму, — согласилась княгиня, подтолкнув служанку.

Весь вечер ушёл на сборы, а Флёр ещё и наблюдала за Ольсой, окончательно убедившись — служанка она точно такая же, как Вышата — гусляр. Тем лучше — когда ты знаешь, что у тебя есть соглядатай, ты хотя бы не будешь гадать, кто ворует твои секреты.

— Учитель Сунь говорит, — изрёк Вышата по-торкски, — если появился у тебя лазутчик и следит за тобой, воздействуй на него выгодой, введи к себе и помести у себя. Ибо так ты обретешь обратного лазутчика и через него сможешь узнать всё.

— Кому и знать, как не тебе, — отозвалась Флёр на том же языке. — Не просто же так ты нанялся к нам толмачом?..

Помолчав, Вышата ответил — всё так же по-торкски:

— Бывают лазутчики местные, бывают лазутчики внутренние, бывают лазутчики обратные, бывают лазутчики смерти, бывают лазутчики жизни…

И добавил:

— Лазутчики жизни — это те, кто возвращается.

Я вернулась в Ленос в первый день зимы, и так с Божией помощью счастливо завершилось моё путешествие в восточные страны. Здесь мы предстали перед императором и поведали о наших странствиях, а после пришли на торг и с великой выгодой продали все товары, какие привезли. Здесь также разошлись пути наши, ибо из Леноса каждый из странников отправился в свой дом, прежде условившись встретиться на будущий год. Так оканчивается описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь, совершённого ею и товарищами.

(«Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь»)

Первые снежинки плыли в воздухе и ложились на дорогу. Флёр усмехнулась, поймав снежинку на ладонь, стряхнула каплю и тронула бока Пардуса каблуками.

Она вернулась. Она прошла путь, на который никто не отваживался прежде, преодолела расстояние, о котором никто не осмеливался задуматься... Год назад она почти бежала из Леноса, а сегодня возвращается триумфатором — правда, с дурными вестями, но нет в том её вины. Да и не только дурные вести — есть у неё и добрые, а о товарах и говорить нечего — иное княжество меньше стоит, чем тот товар.

Флёр придержала коня и подняла зрительную трубу — отсюда уже было видно ратушу и флаг на ней...

Чёрно-бело-чёрный стяг императора.

Что же, тем лучше. Флёр оглянулась и послала коня вперёд. Ещё немного — и они будут в городе, а в том, что о них уже знают, сомнений нет — ошалевших всадников, срывавшихся в галоп, завидев караван, она видела уже не раз. Здесь вообще было людно — и так-то ярмарка на носу, а ещё и слухи о самой Флёр и её караване... Немудрено, что столько народу на тракте, что приходится то и дело мешкать, объезжая очередного дурня, разинувшего рот.

Хорошо знакомого дурня...

— Да неужто и ты здесь, Лоуренс? — усмехнулась Флёр. — Не думала, что ещё раз встретимся...

За парочкой было крайне забавно наблюдать — Лоуренс натурально разинул рот, а его подружка так яростно дёргала ушами, что даже шапку уронила... Да и немудрено — не каждый день видишь торговый караван, с которым идут принцесса и царевич. Да и сама Флёр ещё в Шарракане вместо знамени сделала змия по сколотскому обычаю — благо, чёрный линдворм в зелёном поле к тому весьма располагал... И теперь довольная Ольса несла древко с чернёной драконьей головой и длинным хвостом из зелёного шёлка. Есть от чего разинуть рот...

— Так это всё же была ты!

— Помнится, в нашу прошлую встречу ты был куда смелее... — протянула Флёр. — Ну а ты что скажешь, Хоро Пшеничный Хвост?

— Пф! — Хоро величественно отвернулась.

— Значит, это ты взбаламутила всех отсюда до океана, — Лоуренс покачал головой. — И я не ждал этой встречи... Но раз уж мы встретились, может, позволишь присоединиться к твоему каравану?

— Почему бы и нет? — Флёр не видела причины отказывать. — Позволь познакомить тебя с моими товарищами... Впрочем, принцессу Эрмелину ты и сам должен узнать. С ней рядом — сколотский царевич Алан, брат царя Таргитая и её муж. Три девы, на которых косится Хоро — сколотки Ора, Таис и Арья, наёмницы из племени паралатов и мои подруги. Юноша, что не сводит глаз с Арьи — гусляр Вышата, наш толмач и проводник в стране сколотов. О Волманте из Веленоса ты, верно, слыхал — а теперь и своими глазами видишь, каков он. От него по левую руку — Бела, огр, ну а мужа моего ты и сам знаешь. Последним же назову Дао Ли, прозванного Взращивающим Добродетель, монаха из страны Серес, что странствует, взыскуя мудрости.

— Чего?! — Хоро моментально развернулась. — Ты и правда вышла замуж за этого... мальчишку...

Сбившаяся с мысли волчица смотрелась забавно и умильно — настолько, что Флёр едва удержалась от искушения почесать её за ухом. Удивляться было нечему — нынче Ферми был мало похож на себя прежнего, и девицы на него частенько поглядывали с интересом... Пустым, само собой.

— Полагаю, мне стоит извиниться за ту историю, — заметил Лоуренс. — Я действовал под влиянием чувств...

— Скорее, я должен благодарить тебя, — ответил Ферми, — ведь именно из-за этого я покинул Кумерсон и смог проявить свои способности... И встретить свою любовь, если уж на то пошло. Впрочем, как вижу, и твои дела идут неплохо?

— Ну, жаловаться мне не на что, — улыбнулся Лоуренс, взяв Хоро за руку, — потому что мечты мои исполнились, а жизнь скучать не даёт... Не позволишь ли присоединиться к твоему каравану?

— Почему бы и нет? — Волмант пригладил усы. — Я не только не против — я буду рад, да и торговые новости узнать нам не помешает...

— Мог и не убеждать, — отозвалась Флёр, — мне самой интересно, что мы пропустили.

Конечно, многое она уже знала, особенно от Ферми, но тот всё же не был очевидцем, да и многое могло просто не дойти до него. И к тому же мелочей издали не рассмотреть, а в них-то дьявол и прячется...

Разговор оказался небесполезным — Лоуренс и Хоро и впрямь знали немало интересного. Всё больше гильдейские сплетни — но по ним о делах в гильдии можно было судить куда как надёжнее, чем по любым бумагам. Бумаги и подделать можно... И по этим слухам дела гильдии постепенно разворачивались на Восток. Привилегиумы Флёр здесь играли главную роль — о них уже знали и готовили для неё товары. Ожидаемо, но всё равно радует — возни будет гораздо меньше, хотя и денег гильдии отойдёт куда больше... Но если посчитать всё целиком, с имперскими товарами, цифра выходила совсем другой. Да и без того дело всё равно оставалось прибыльным — куда выгоднее, чем любая торговая экспедиция.

Не обошли стороной и общих знакомых — благо, их хватало, а сидеть спокойно эти люди не умели... И поводов для сплетен давали немало.

В какой-то момент Флёр поняла, что говорит с Лоуренсом, как со старым приятелем — словно и не были они знакомы всего несколько дней и не расстались год назад с поножовщиной. Это было... забавно. И небесполезно — Лоуренс забрался довольно далеко на север, в земли нордов, а оттуда на юг шло железо, меха и солёная рыба, дерево и уголь, лён, смола и скипидар... И даже на кошмарную квашеную рыбу можно найти покупателя — довольно на свете людей, которые любую гадость сожрут и нахваливать будут, если им её продать втридорога и сказать, что это знаменитое иностранное кушанье.

За разговором и дорога короче, и караван как-то незаметно достиг Леноса.

— Что ж, тут наши дороги расходятся, — Флёр протянула Лоуренсу руку. — Вряд ли мы встретимся на торгу, поэтому принимай дары на память...

Тут Лоуренс опять отвесил челюсть, словно дурень в вертепе. Ну да, всё же не каждый день тебе дарят два отреза синего шёлка и сересский кинжал... Да и Хоро изрядно впечатлилась — всё же кое-что она в торговле смыслила и понимала, что им походя подарили целое состояние. Правда, она уже явно кроила себе платье из этого шёлка...

А Лоуренс тем временем спросил:

— Флёр... Почему все остались так спокойны, когда Хоро уронила шапку?

— Я сразу поняла, кто она такая, — пожала плечами Флёр. — Ферми тоже давно догадался. Сколоты — язычники, для них это совершенно обычное дело, Дао Ли видал и не такое... А принцесса уж точно не страдает лишней набожностью. Чего ещё ты ждал? Что вас обоих сжечь попытаются, что ли? Так у нас таких глупцов нет... Ну, до встречи, если будет какой срочный товар — как меня найти, ты знаешь, а я уж найду, кому его продать...

— Вот за это тебе спасибо, — вздохнул Лоуренс, — а то как вспомню ту броню, которая меня чуть до кабалы не довела, так в дрожь бросает...

Разумеется, столь важные гости могли остановиться только в гильдейской гостинице, причём в самых лучших номерах. Даром, разумеется... Но зато с императорским герольдом в зале.

Нет, конечно, это было неизбежно — но встречу с императором всё же хотелось бы отложить... А с другой стороны, лучше уж сразу разобраться со всей придворной бессмыслицей и спокойно заняться делами.

Но сначала, разумеется, баня и обед...

Развалившись в ванне, Флёр блаженно зажмурилась. Всё-таки, несмотря на все прелести бани рутов, по швабской бане она изрядно соскучилась. Просто лежать в горячей, настояной на травах воде, полностью расслабиться... И думать о завтрашнем дне.

Император пожелал принять путешественников завтра в полдень, так что если не все дела с гильдией, то большую их часть придётся решать сегодня — и вряд ли на это хватит времени. Товара много, и стоит он дорого... Да что там дорого — таких денег у гильдии может и не сыскаться... Наличных, по крайней мере — но вексель или товар тоже пойдут. И сразу необходимо определить, что отдать гильдии, а что оставить себе — порселан, например, лучше продать самой — людей, которые сразу выложат за него любые деньги, она знает. Клинки — тоже, а вот шёлк и меха лучше пустить через гильдию. Та... Та надо ввести в моду, потому его точно придётся оставить у себя и подавать гостям, а уж потом пустить в оборот. Ну а всё остальное... Остальное — мелочи, которые гильдию и не заинтересуют, разве что древесная шерсть — но её не так много. И, разумеется, лучший шёлк следует оставить для императора, как и белоснежный порселановый кубок.

Флёр открыла глаза, выбралась из воды и улеглась на лавку, позволяя Ольсе растереть себя мочалкой. Бог с ними, с товарами и с гильдией, и даже с императором — всё это осталось за дверью бани. К тому же Ольса, разогнав банщиц, взялась за дело сама — и не зря... Единственное, чем она не владела — искусство игл, зато размять всё тело до звона в мышцах и желания двигаться прекрасно смогла.

Встав и потянувшись, Флёр натянула рубаху и вышла в предбанник.

— С лёгким паром! — поприветствовал её Волмант, поднимая кружку с пивом. — Хороша швабская баня, а наше всё же лучше...

— Пожалуй, ты прав, — Флёр уселась на лавку, взмахом руки подозвала слугу и велела принести пива. — Скажи-ка, ты свою долю товаром возьмёшь или деньгами?

— Деньгами проще будет, — ответил Волмант, — а ещё лучше, если договоримся, дерево получить в счёт моей доли. Так у нас частенько делают, а как у вас — не ведаю...

— Не помню, чтобы кто-то так делал, но вообще-то, запрета нет, — Флёр пожала плечами, глотнула пива и кивнула появившимся наёмницам, — Так что попробуйте. В конце концов, не выйдет — отдам деньгами...

Торговалась Флёр до ночи — больше для удовольствия, потому как товар у неё был из тех, что покупают, не торгуясь. И пусть она и отдала шёлк по цене ниже обычной — прибыль вышла почти десятикратной, а порселан принёс и того больше. Благо, тот человек, что был ей нужен, сам явился в гильдию... И был немало удивлён, увидев Флёр. Правда, что его так удивило, не объяснил, а Флёр и не настаивала. В конце концов, этот человек всегда утверждал, что её или прирежут, или повесят ещё до конца года... И уж точно не ожидал, что она поднимется так высоко.

Разумеется, выплатить такую сумму монетой было просто невозможно — и в ход пошли вексели и товар. Товаром же Флёр и выделила долю товарищам, так что Волмант свой лес получил. Беле досталось пять квинталов соли и три фунта перца, а Вышате — полторы унции жемчуга. И это было далеко не всё...

Такого успеха не ожидала и сама Флёр — что ничуть не помешало ей выставить бочонок вина на всё общество и пообещать устроить большой пир завтра, после аудиенции... Ведь явиться к императору похмельным — не просто глупость, а настоящее преступление.

А утро началось с нашествия...

Гильдии портных и белошвеек, узнав о товаре, прислали своих людей — выкупить шёлк, меха и древесную шерсть, пока ещё можно хоть немного сбить цену. Наивность поразительная — невовремя разбуженная Флёр пребывала в отвратительном настроении.

— Почтенные дамы, — заявила она, кутаясь в долгополый торкский кафтан, — я, разумеется, рада вас видеть... И, вне всякого сомнения, с удовольствием отдам хоть все мои ткани и меха... Но ваше предложение не покрывает и малой части моих трат, а потому, хоть и жаль мне говорить это, но вам придётся удалиться.

— А вы, ваша милость, скажите цену, — предложила пожилая ткачиха, возглавлявшая делегацию. — Верно, договоримся...

Флёр назвала. Почтенные дамы переглянулись и посмотрели на неё с уважением... Деньги они считать умели и в чудеса не верили — но нельзя же вообще не торговаться?

— Хм... Конечно, это шёлк, и цена ему малой не бывает, — заговорила всё та же ткачиха, — но всё ж его много, ваша милость без прибыли не останется, а мы бы для вас бархат соткали да мантию из того бархата сделали...

— Заманчиво... — протянула Флёр. — Но мантию не фрайгера, а имперского землепроходца. Я же за то скину вам десятую часть цены.

На том и сошлись. Флёр получила вексель, клятвенное заверение сделать мантию за день и ночь, велела Ольсе проводить слуг за товаром, а сама принялась поить гостей та. Гостьи впечатлились... А Флёр сделала мысленную пометку — закупить побольше та. Пользоваться спросом он совершенно точно будет...

Подпоясав белый сколотский кафтан, Флёр повесила на пояс тамгу и акинак, набросила шубу и вышла на крыльцо. Пора... Пардус всхрапнул, толкнул мордой в плечо — сейчас бы пустить его во весь опор, да негде и некогда — император ждёт.

Взлетев в седло, Флёр кивнула спутникам и тронула пятками конские бока. Кавалькада тронулась...

Площадь перед ратушей была забита народом — свободным оставался только неширокий — на двух лошадей — проход к самой ратуше да пятачок перед самыми ступенями. Как раз оставить лошадей...

А в глубине портика, прямо под имперским гербом восседал на походном троне сам Рудольф, Божией милостью император Священной Империи, принцепс рейхстага, великий князь швабский, король саксонский... А по правую руку от него на почётном кресле развалился Генрих Законодатель, король Бойрига.

Флёр, остановившись в трёх шагах от трона, сдёрнула шапку и поклонилась, коснувшись рукой пола. Эрмелина и Алан лишь склонили головы, зато Генриху поклонились в пояс.

— Мы приветствуем отважных странников, чьё путешествие превосходит всякое иное, когда-либо свершавшееся, — заговорил император. — Поистине, это подвиг, затмевающий поход Диониса, и не изгладится он из памяти людской во веки веков. И в знак Нашего восхищения смелостью и успехом вашего предприятия Мы вручаем вам эти дары.

Император шевельнул скипетром, и в портик выскользнули слуги со свёртками, застыв позади трона.

— Имперский землепроходец Флёр Боланд фон Айтерзенталь! Ныне Мы вручаем тебе знаки отличия твоего сана, — император поднялся, взял стоящее у трона знамя и протянул Флёр, развернув синее полотнище с белой восьмилучевой звездой.

Преклонив колено, Флёр приняла знамя, а за ним — золотую цепь с астролябией из золота и серебра, маленькой, но вполне рабочей.

Звеньев в цепи было двенадцать... Как у имперского канцлера, тогда как все прочие чиновники свои знаки носили на цепи из десяти звеньев. Да уж, высоко забралась фрайфрау из маленькой лесной долины... Не упасть бы теперь.

Следующим император подозвал Вышату и вручил ему толстую книгу, не сказав ни слова... Но Вышата, открыв её и прочитав не больше нескольких строк, опустился на колени и воскликнул:

— Господи, благослови императора Рудольфа, что возвратил нам утерянную песнь о Чаше Света!

Флёр едва не разинула рот, словно последняя деревенщина — но уже много веков никто не слышал этой песни, которую все народы Ойкумены считали своей и от которой осталась всего дюжина строк... Так что дар был поистине императорским — даже если это подделка, сочинённая придворными поэтами, она прекрасна, иначе не пришёл бы Вышата в такой восторг.

Следующим вышел к трону Бела — и получил от императора свиток с массивной золотой печатью.

— Воистину это щедрость, достойная императора, — Бела, прочитав свиток, низко поклонился, — ибо нет ничего щедрее для купца, чем свобода от пошлин. Двери сокровищницы отворяются и освобождённому, и освободившему, ибо воспрявшая торговля наполняет государеву казну...

Белу сменил Волмант — и тоже получил золотую буллу. Развернув свиток, он надолго замер — похоже, несколько раз перечитывал грамоту, не сразу поверив в увиденное, а затем склонился до земли, прижав пергамент к груди.

— Трижды двукратно да воздастся благом Вашему Величеству за этот щедрый дар, — сказал он. — И всякое дерево, в котором у Вашего Величества нужда явится, столь скоро предоставлю, сколь только возможно.

Неужто Волмант получил право поставлять дерево для нужд императорского двора? Немалая честь... И ещё большая прибыль. Правда, риск тоже немаленький, но уж к риску торговцу не привыкать... Что ж, её очередь говорить.

— Ваше Величество, — заговорила Флёр, — позвольте в знак нашей благодарности поднести вам дары в память о нашем путешествии. Много чудес довелось нам встретить, и некоторые из них смею я предложить вниманию Вашего Величества...

Как и ожидалось, череп исполинского оленя и антилопа заинтересовали императора куда больше, чем шёлк и порселан. Ничуть не меньше заинтересовал его и та, мешок которого Флёр решила добавить едва ли не в последний момент — и на этом аудиенция завершилась. Можно было уходить... Но тут поднялся Генрих Законодатель — как всегда, громадный, несмотря на невеликий рост, одетый в кафтан как будто с множеством заплат и с тщательно всклокоченной бородой. И прежде всего крепко обнял сперва дочь, затем зятя... а за ними — Флёр.

— Кто родным моим друг, — объявил король, — тот и мне друг! И в знак той дружбы дарю тебе, Флёр Боланд фон Айтерзенталь, замок Альтерн, а с ним и земли его — три деревни фольварк, где пашни тысяча гуф да ещё тридцать, и покосов тысяча сто гуф, да дубраву, где и на тысячу свиней жёлуди найдутся, да три мельницы! И когда б ни пришла ты в Бойриг — ступай сразу во дворец мой, где будет тебя ждать пир, и сколько б людей ты не привела — ни один голодным да трезвым не останется!

Подарочек с двойным дном... Которое как раз Флёр устраивало. Взять в подельники короля — о таком она и не слыхала, а если сам король за контрабанду берётся, то и прибыль будет соответственной...

— Щедрость к щедрости, и лучшую цену даст тебе гильдия Роуэна за любой товар, — ответила она, — и всякий товар сыщет, коли он на свете есть!

И на этом аудиенция окончательно завершилась.

Несмотря на колоссальный след в истории, о личности Флёр Боланд фон Айтерзенталь известно прискорбно мало. Имперский землепроходец — выдающийся учёный, талантливый политик и дипломат — такой предстаёт она на страницах хроник. Подобная личность могла сформироваться лишь в очень непростых и необычных условиях... И тем удивительнее, что о её ранних годах неизвестно практически ничего. По сути дела, всё, что нам известно об этом периоде — отдельные оговорки в «Путешествии...» и упоминание в авантюрном романе «Волчица и пряности», написанном спустя десять-пятнадцать лет после путешествия. И это — всё, да к тому же даже и эти крохи информации по сей день ставятся под сомнение...

Т. Лоуренс, «Шёлковый путь сквозь столетия», Рубинхейген, 1988.

Первым ушёл Бела, присоединившись к каравану старых друзей. Волмант оставался в Леносе — заканчивать дела — и Флёр с мужем и подругами, распрощавшись с ним, двинулись в путь. Ну а то, что их вздумала проводить сама принцесса Эрмелина, уже никого не удивило...

Разумеется, отправилась она не просто так — ведь намёки намёками, но надо и дело обговорить... Потому что не из одной же щедрости подарил король некоей фрайфрау замок у самой границы, всего в двух днях пути от Айтерзенталя? Ну а говорить о делах в городе... Тут уж проще сразу на площади всё прокричать.

Ну и уж конечно никто не удивился, когда сразу за воротами подруги пустили коней в галоп — грех на таких конях вскачь не мчаться, а ведь до перекрёстка всего три мили, коням и не размяться толком...

Правда, и поговорить на скаку не получилось — но и Флёр, и Эрмелине было не до того: обе наслаждались скачкой, целиком отдавшись бьющему в лицо ветру и грому копыт. И как жаль, что три мили — лишь мгновение для небесных коней!..

— Боже, ради этого одного стоило отправиться к сколотам! — выдохнула Эрмелина. — Ладно, скажи, ты императору веришь?

— Я что, похожа на дуру? — возмутилась Флёр. Императора она уважала как государственного мужа — и потому не доверяла ни на грош.

— Ну, спросить-то надо, — принцесса пожала плечами. — В общем, дело такое: нам нужен булат. И так, чтобы император не знал — не то или себе заберёт, или такой пошлиной обложит, что проще самим отдать... А теперь нам ещё и сера с земляной солью нужны, а это, сама понимаешь, ему не понравится.

— Платить-то чем будете? — спросила Флёр, прикидывая, как будет лучше организовать устроить контрабанду.

— Да есть у нас серебряный рудник, про который казна не знает... — Эрмелина улыбнулась, посмотрела на приближающихся всадников и закончила:

— Уговор?

— Уговор, — подтвердила Флёр. — На праздники к вам приедем.

— Только ты имей в виду — когда папа говорил, что с его пиров трезвыми не уходят, он ещё и преуменьшил, — ухмыльнулась Эрмелина. — Чаще-то и вовсе не уходят, а под столом валяются...

Подруги обнялись, и Эрмелина пустила коня неспешной рысью, успев на ходу что-то шепнуть Ферми — наверняка какую-нибудь непристойность. Флёр улыбнулась, глядя ей вслед — год назад, беглецом уходя из Леноса, она и в самых дерзких мечтах не могла представить нынешнего триумфа... Но вот она — вернулась с великой славой и великой прибылью, протянув путеводную нить между Востоком и Западом...

Рядом остановился Ферми, мельком взглянул на оставшиеся позади башни Леноса и спросил:

— Ну что, домой?

Флёр покинула Айтерзенталь совсем юной — и с тех пор у неё не было дома, даже родная долина стала лишь добычей. И всё же...

— Да, муж мой, — улыбнулась она. — Домой.