Созвездие Волк (гет)

И эти беспокойные мятежные ночи, и эти ещё более мятежные дождливые дни несли с собой какие-то страшные ветра перемен. День начинался с мысли о том, что жизнь почему-то похожа на сны, а сны – на реальность. Там всё также безобразно искривлялось, картины менялись одна за другой без логической последовательности, было всё время холодно, страшно и всё время казалось, будто сходишь с ума. Так же было и в жизни, только гораздо ощутимее, порочнее и отвратительнее.

Так было и для Драко. Все эти дни Малфой, вроде оправившийся от внезапной болезни, провёл в какой-то мысленной лихорадке. Привычные жизненные уклады просто терялись, от и до, уступая место чему-то мелочному и уже принципиальному, то есть именно тому, что Драко Малфой презирал публично и сам для себя вот уже в течение десяти лет.

Но он не мог ничего поделать с собой. В голове появилась упрямая, беспочвенная цель, появилась по какой-то метафизической причине и не хотела уходить со своего места. Драко связывал её как-то со своей первоначальной целью, но у него это получалось почему-то плохо, приходилось чуть ли не через космос доказывать самому себе, что всё, что он делает – ради просьбы отца. И каждый раз, поправляясь «ради приказа отца», забывал о своих доводах, пытался придумывать их заново и снова сбивался, мотал головой, пытаясь сосредоточиться, плевал на всё, а эта упрямая цель победно ухмылялась, сидя на своём главенствующем месте.

Он хотел выяснить всё до мелочей о том, что произошло в жизни Оливера Вуда. Хотел всё объяснить, понять, а потом уже…

А потом уже станет ясно, что делать, как связать первоначальную цель с настоящей, потому что останется только одна из них, первая, а последняя будет достигнута.

Хромые на логику рассуждения путались плюс ко всему с какими-то бредовыми мыслями, больными воспоминаниями, галлюцинациями и всеми остальными признаками лихорадки и психического расстройства.

Что уж тут говорить, если Драко Малфой, в отличие от Флер и Оливера, знал наверняка причину своей болезни, и, кстати сказать, совершенно не считал её странной, таинственной и так далее. Нет, нет и нет, здесь, как и в любом грамотном диагнозе, им самим абсолютно безошибочно были поставлены все причины и следствия. Главное было в том, что бы никто из окружающих тоже не сделал эту работу.

Ранним туманным утром он выбирался из неволшебной зоны пешком, стараясь прибыть на поле раньше Вуда. Его тактика была бы безошибочной, если бы не эти постоянные сбои в голове. Он приходил раньше примерно на час, дожидаясь Дэйла Корнера, который приходил раньше всех. Там, в раздевалке, весёлый Дэйл с радостью рассказывал Драко о бывших победах «Северного ветра», а также об игроках. Драко Малфой не перебивал, лишь изредка своими вопросами направляя тему разговора в нужное русло. Этому его научил отец. Он никогда ничего не спрашивал напрямую. Подобно змее, завораживающей своим танцем безобидную жертву, его отец смотрел в глаза и позволял говорить, и маленький мальчик говорил, рассказывал, до тех пор, пока не ловил себя на мысли, что все секреты уже выложены им самим. Пугался, затыкался, а отец, высокий, красивый и страшный, подходил к нему вплотную, наклонялся, и с улыбкой говорил: «Так, сынок, так, учись у меня всему, учись молчать в тот момент, когда истину можно взять голыми руками, молчать, чтобы не спугнуть её своим голосом». Смысл отцовских нравоучений не всегда доходил до мальчика сразу. Но вот после…

Однажды Дэйл дошёл и до Вуда. Среди всего сказанного им на эту тему, Малфой нашёл для себя только одну более или менее полезную информацию: не так давно у Вуда была какая-то девушка, ещё до прихода в команду. Это узнал Тэд Мидлроу от бармена «Дырявого котла» за неплохую сумму. Сначала все парни из команды не доверяли новому ловцу: его бывшая слава в качестве вратаря среди квиддичной элиты никак не сочеталась со страшным взором и неумением поддержать разговор. Им казалось, он что-то скрывает или замышляет. Но, так ничего и не узнав, бросили это занятие.

Драко наблюдал тогда всю тренировку за Оливером. Он играл почти гениально. На самом деле странно, что никак не сказывалось в нём должное тщеславие, присущее всем известным игрокам.

Они с ним почти не общались больше после той ночи. Оливер делал вид, что ничего не было. Малфой ему подыгрывал, лишь изредка бросая быстрые взгляды исподлобья Вуду в спину.

Истина была какая-то страшная. Драко чувствовал это кожей…

После тренировок он отправлялся в министерство. Отца там не было: он уехал зачем-то в Хорватию в качестве дипломатического посла. Это сильно облегчало задачу.

Поднимая в разных отделах министерства нужные документы, Драко за несколько этих дней узнал, что родители Оливера умерли двенадцать лет назад. Причины смерти не указано ни в одном некрологе.

Ежедневные поиски в пыльных архивах, для больной головы с замутнённым сознанием были настоящей пыткой, но Малфой терпел. Он терпел и думал. И иногда даже не понимал зачем и о чём, находя себя на холодном грязном полу посреди архивной тёмной каморки, когда, потревоженные, на него валились с огромных стеллажей лёгкие пергаменты, один за одним, осенним листопадом кружась в воздухе и приземляясь ему на голову.

А потом, приходя домой, он сталкивался с чем-то другим. Не менее непонятным и странным. Он списывал это на разыгравшееся нервное воспаление, но ничего не мог с собой поделать. Ему стало казаться, что Флер – не та, за какую себя выдаёт. Глупая, тупая, надоедливая мысль. Но когда она садилась за рояль, ему почему-то начинало казаться, что её беленькие красивые ручки дрожат, что глаза блестят, словно от слёз, что она понимает ту музыку, которую играет… Драко ничего не мог с этим поделать. Ничего. Ему так хотелось убедить себя в обратном, но эта мысль была каким-то наваждением. Он давно уже научился не поддаваться врождённым вейловским чарам, ещё с детства, это было не так сложно, он давно уже относился к Флер как к хорошей любовнице, и не более… Но что-то происходило, что-то происходило в его душе и больном сознании в эти длинные мятежные дни и ночи, в эти странные пугливые вечера в широких комнатах старого дома с заколоченными окнами.