Созвездие Волк (гет)

Прошло несколько дней.

Длинных и скучных. Малфой выздоровел окончательно, и каждый день отсутствовал до семи часов вечера, а иногда и позже. Флер не знала, где он пропадает после тренировок. Смутные опасения о том, что у Драко есть любовница, не давали ей покоя иногда до безумного состояния. Не давала покоя ей и безумная скука, две комнаты, из которых она боялась выходить. Её страх был тоже сродни безумию. Днём, когда дом был пуст, и когда Флер точно знала об этом, ей постоянно чудились какие-то голоса на первом этаже и вверху где-то. Эти голоса были настолько отчётливые, что она могла с лёгкостью понять, о чём говорили, вплоть до целых фраз и интонации. Постоянно хлопали двери. Те двери, которые, Малфой говорил, не открывались около двадцати лет, к которым надо долго и упорно подбирать ключи в этой ужасной огромной ржавой связке. Двери открывались и закрывались, слышались шаги и голоса, но стоило Флер лишь приоткрыть дверь в коридор, за которой, она была уверена, стоят какие-то люди, как звуки прекращались, а коридор выглядел всё таким же пустым, тёмным и пыльным, без признаков жизни и времени.

Звуки затихали и в тот момент, когда Оливер приходил около трёх часов дня. Дом наполнялся чем-то другим. Он вообще жил своей жизнью. Лично своей. Флер, конечно, теоретически всё понимала, и наличие привидений в старом доме, и возможность колдовства домашних эльфов.

Эльфа она видела только одного. Он был сед, очень стар и, похоже, нем, потому что всегда молчал. Он напоминал чем-то безмолвную тень, которую никто никогда не спрашивал, которая никогда никому ничего не говорила, не издавала ни единого шума, не мешала и не давала забывать о себе одновременно. Только появлялась и исчезала, провожая долгим внимательным взглядом огромных глаз на уродливом старом лице, и словно скрывая и тая в себе нечто страшное, жизненно-жуткое, невидимое, то, о чём нельзя говорить.

Флер боялась всего. Она целыми днями молча сидела на кресле, содрогаясь от каждого шороха, от каждого голоса, бледнея и сдерживая слёзы. Ей казалось, скажи она хоть слово этим стенам, обклеенным выцветшими обоями, как заколоченные окна сами собою распахнуться, все двери разом заскрипят и что-то ужасное, то, чему она не смела дать названия, вырвется наружу, и она узнает его… в лицо.

Она безотчётно представляла себе виновником всех этих звуков одного человека.

Она не знала, кого именно, но была уверена, что знает его, знает в лицо.

По большому счёту, это можно было назвать начальной стадией шизофрении. Голоса могли быть всего лишь галлюцинацией, но… эта мысль не успокаивала.

Когда приходил Вуд, становилось ещё хуже. Она боялась, что он сейчас откроет дверь, которая заскрипит, отворится – а за ней будет не Вуд, а только пара чёрных глаз и резкий мужской запах, который теперь ассоциировался у неё почему-то с преисподней.

Но Вуд никогда не открывал дверей. Он подходил лишь к ним и иногда спрашивал, не надо ли чего, а однажды он стоял за дверью и молчал. Стоял так долго, Флер показалось, минут пятнадцать, что девушка чуть не сошла с ума от бешеного, бесконтрольного страха, которым жила теперь изо дня и в день.

Спокойствие наступало только тогда, тогда Малфой приходил домой. Перекидывался фразами с Оливером и приходил к ней. Ничего не рассказывал, только просил поиграть ему что-нибудь. И Флер никак не могла понять зачем, потому что наверняка знала, что Драко прекрасно владеет инструментом.

Он совсем замкнулся в себе, был серьёзен, сух и мрачен. Что-то не давало ему покоя, и Флер смутно догадывалась, что это связано с причиной его внезапно вспыхнувшей болезни.

Сегодня он принёс ей какую-то книгу. Он положил её перед ней и не сказал ни слова. Флер была уверена в том, что Малфой бы рассказал ей всё, если бы не был так уверен в том, что она ничего не поймёт вследствие своей непроходимой глупости. Но так же точно она была уверена в том, что знать это ей не следует. Скорее чувствовала. И не о чём не спрашивала.

Она лежала в постели рядом с ним. Было почему-то холодно, скрипели оконные рамы от сумасшедшего осеннего ветра, тикали куранты за стеной. Спать не хотелось. Хотелось плакать и кричать. От безысходности и обиды. Хотелось убить этого красивого человека, которому она не могла помочь, которого она любила днём и ненавидела ночью, который должен был стать её мужем, потому что ей это нужно.

А унижение, чувства, любовь – это всё лишь пустые предрассудки, которые нужно прятать, скрывать, хоронить за дверью…

И желание вырваться из этого ада на свободу пронзило всё её воспалённое постоянным страхом сознанием, словно раскалённая игла прожгла нежную кожу на шее, и стало резко недоставать воздуха.

Она резким движением поднялась с кровати, не осознавая до конца, что она творит, вышла из комнаты в тёмный сырой коридор. Здесь было так черно, что она даже не поняла где она. Голова кружилась, ужас перед этим мраком завладел всем её существом, и захотелось заорать, но вместо этого она только тяжело задышала и поняла вдруг отдалённым каким-то участком своего мозга, что теряет сознание.

Двери стали громко открываться и закрываться прямо перед ней, в этом слепом и страшном коридоре. Голоса накладывались один на другой, говорили так громко, что-то спрашивали у неё, смеялись над ней – и от их безобразия, наслоения начало мутить…

Последнее в этой отвратительной цепочке видений – были огромные чёрные умные глаза на старом уродливом эльфийском лице…