Созвездие Волк (гет)

В этом доме всё вообще было слишком сложно.

И слишком страшно.

Старый дом молчал о старом, хранил давние тайны, жуткие и безобразные, как и все старые дома к северу и к югу от Лондона. Как и вся Англия, хранящая в себе немыслимое число загадок.

Оливер на самом деле никогда не заходил в закрытые комнаты своих двух этажей.

Он бывал только на чердаке, потому что его тайну он знал, и знал, что она не может причинить ему больше боли, чем причинила когда-то.

Он часто убегал отсюда, в немагическую часть Лондона, в свою просторную светлую квартирку, где они часто встречались с Лорой…

Лора знала всё и не знала ничего о его жизни.

Он иногда сидел напротив окна и стучал пальцами по стулу в задумчивости. И этот повторяющийся, действующий на нервы стук – был единственным звуком в комнате, но Лора не прерывала его. Она любовалась им даже в такие минуты, когда он уходил весь в себя, ограждая себя от мира своими чёрными, не разобранными мыслями. Она любовалась им, как любуются жёны художников картинами мужа, пытаясь проникнуть в самую суть написанного, будто зная, что этому холсту её мужчина дарит больше души, чем ей.

И молчала.

Она говорила только тогда, когда точно знала, что это не помешает ему. Думать или делать что-то – неважно, она доверяла ему, всё делала для того, что бы ему было комфортнее, лучше.

А он постоянно лгал.

Она была жуткой фантазёркой, мечтательницей, романтичной и домашней.

А он грубым и эгоистичным, всегда пытающимся избавить рассудок от своих внутренних страхов, и для этого находящий себе всевозможные оправдания перед силой и грубостью.

Но, чёрт возьми, за этим сложным, пугливым, и потому резким характером, он таил и прятал, боясь потерять навсегда, столько любви и преданности этому милому хорошему и домашнему существу!

Как можно было подумать, что он найдёт себе другую? Как? Как бы у него появилась хоть одна мысль об измене?

Да, он лгал, но не об этом.

Он не знал, как ей объяснить, что он волшебник.

И даже более того, он не хотел ей это объяснять. Он не хотел её испортить, он хотел оставить волшебство её мечтой, что бы она также по-детски верила в эльфов с крылышками на цветах и в силу приворота с говяжьей кровью!

Или это было просто оправдание?

А теперь…

А что теперь? Что-то осталось разве?

Жизнь как череда бессмысленных дней. Жизнь как больное и зависшее воспоминание об этой маггловской девушке, в которой было больше колдовского очарования, чем в любой колдунье…

Жизнь как память о том, что можно было жить счастливым.

Жизнь как оставшаяся занозой в сердце невыносимая и грешная любовь.

— Оливер? – вывел из прострации голос. Оливер поднял глаза на бармена «Дырявого котла», единственный глаз которого, выглядывая из-под старомодной шляпы ковбойского типа, смотрел на парня своим чёрным зрачком, — Оливер, что-то ты последние недели три совсем не свой. Проблемы какие?

— Какие. Ещё какие, Клаус, ещё какие…

— То-то я и смотрю…приходили тут недавно, спрашивали тебя, где ты, да кем работаешь…

— Кто? – в голове что-то зашумело. Дикие прежние страхи вонзились в сознание тысячами игл. С того самого ужасного вечера он боялся этих слов: его ищут! Уже нашли его след! Его ищут!

— Да маггл какой-то…не разглядел лица…маггл, точно маггл.

— Маггл?… — с какой это стати его магглы ищут?

— Аккуратнее бы тебе быть, Оливер, — вкрадчиво произнёс Клаус и заговорчески ухмыльнулся, как будто всё знал: и того маггла, и то, почему у Оливера выступил холодный пот на лбу, и нервно затряслись руки.