Что-то придется менять (джен)

Матч Слизерин-Рейвенкло прошел практически незамеченным — ну, если в масштабах всего Хогвартса. Слизерин-то о нем помнил, хотя тоже не столь старательно, как о матче с Гриффиндором. Из первокурсников первой о нем, кажется, вспомнила не интересующаяся Квиддичем Гринграсс, потому что ей «так Хиггс же рассказал». Только после этого матчем заинтересовались остальные, включая саму Гермиону, которую Флинт озадачил рисованием нового плаката. Пришлось и на матч пойти: ей показалось, что если она плакат сделает, а на матч не пойдет, Флинт ей припомнит потом. С него бы сталось. Мальчики помогать ей с плакатом не пожелали, поэтому полвечера она трудилась над ним в одиночку (знаете, как тяжело сделать плакат, пусть даже с помощью магии, если не умеешь и не любишь рисовать?), а потом к ней присоединилась пара человек из команды, и вместе они быстро все сделали.

Почему, интересно, все эти странные люди с Хаффлпаффа и Гриффиндора перед прошлым матчем так старательно делали вид, что их интересует Квиддич? Народу на трибунах на этот раз было почти вдвое меньше, ярых болельщиков от гриффиндорцев практически не было (хотя, между прочим, могли бы прийти поболеть за Рейвенкло, например, как Рейвенкло болел за них на прошлом матче) и в целом было не так шумно, не так тесно, в общем, вполне сносно.

Судя по реакции зрителей и все так же пристрастного комментатора, команда в этот раз была на высоте (впрочем, в прошлый раз они тоже были на высоте, просто Поттер тогда оказался еще выше них) и выиграла не без усилий, зато с каким-то довольно фантастическим счетом. Флинт победе радовался сдержанно, и когда Гермиона подошла его поздравить, сказал, что теперь все зависит от матча Гриффиндор-Хаффлпафф: если Гриффиндор выиграет, то первенство в любом случае ему и достанется. Видимо, именно поэтому даже в Слизерине (не говоря уж о школе вообще) о предстоящем матче Гриффиндор-Хаффлпафф говорили гораздо больше, чем о победе Слизерина в матче с Рейвенкло. Переживали за первенство, должно быть. Ну, по крайней мере, Гермионе хотелось верить, что это такая извращенная форма патриотизма. Если бы выяснилось, что даже слизеринцев просто гораздо больше волнует Гриффиндор, чем собственный факультет, это было бы как-то уж слишком печально.

Как бы то ни было, посмотреть на игру Гарри Поттера... то есть, конечно, команды Гриффиндора против Хаффлпаффа собирались буквально все. Малфой уже начал заготавливать несмешные шутки на тему того, сколько именно на этот раз Поттер будет цепляться за метлу. Паркинсон столь же старательно репетировала веселый смех, призванный подчеркнуть остроумие реплик Драко. Гермиона признала его окончательно невменяемым и снова практически переселилась в библиотеку.

Но в вечер перед матчем он достал ее даже там. То есть, на самом деле, не совсем он, не совсем ее и не совсем достал... одним словом, ее угораздило выйти из библиотеки ровно в тот момент, когда Малфой и Лонгботтом встретились неподалеку.

— О, Лонгботтом, как ты вовремя! — обрадовался Драко. — Я как раз искал, на ком бы мне потренироваться.

Пока Лонгботтом подбирал достойную фразу для ответа, Малфой уже достал палочку и произнес «Локомотор Мортис». Гермиона была теоретически знакома с действием этого заклинания, но на практике его раньше не видела, хотя знала, что среди разборок младших курсов это обычное дело. Просто разборки эти обычно происходили без нее. И лучше бы происходили без нее и впредь: неимоверно жалкое зрелище. Ноги Лонгботтома буквально приклеило друг к другу, он тут же потерял равновесие и упал. Но хотя его, беднягу, конечно было жалко, куда противнее почему-то было от Малфоя. Гермиона прекрасно понимала, что в списке качеств, которые Слизерин полагает необходимыми и полезными, нет ни честности, ни терпимости к противникам, ни уж тем более сострадания. Но Гермиона искренне полагала, что среди качеств, присущих истинному воспитаннику дома Слизерина, не должно быть бессмысленной жестокости, уже просто потому, что это глупо.

Если бы только она могла думать, что Малфой нанес Лонгботтому упреждающий удар, или разыгрывал таким образом какую-нибудь комбинацию, или работал на имидж... Мерлин, да если бы он хотя бы просто ненавидел лично Лонгботтома! Но нет, Гермиона прекрасно понимала, что в данный момент Малфой просто нашел слабейшую жертву (много ли надо ума — заколдовать Лонгботтома?!) и заклинание применил просто потому, что ему нравится видеть чужую беспомощность и издеваться над кем-то, оставаясь безнаказанным. Понятно же, что гриффиндорец никому не пожалуется. Допрыгает до своей башни и будет тихо плакать в подушку. И никто не придет за него заступиться, потому что месть — это вообще не в стиле гриффиндора, да и кому нужен жалкий Лонгботтом? Ну, может, Поттер заступится, но Поттер на то и герой, а Малфой только рад будет, если тот обратит на него свой звездный взор. Только об этом Малфой тоже не думал. Он просто пнул того, кто слабее, и это было настолько мелко, настолько жалко и глупо, что Гермионе очень захотелось немедленно это прекратить.

Но она не стала вмешиваться. Заставила себя не вмешиваться. Она не стала бы выступать против слизеринца, слишком хорошо уже выучила правило, что что бы ни было у них внутри факультета, на людях они едины. Поэтому, не присоединяясь к Малфою, она все же не выступала против него, а замерла на пороге библиотеки, пытаясь решить, то ли просто пройти мимо, то ли вернуться обратно в библиотеку и, может быть, помочь Лонгботтому потом, попозже, если не успеет далеко упрыгать. Но Малфой решил ее дилемму иначе.

— О, и ты здесь, грязнокровка! Что же, будешь следующей, — заявил он. Гермиона такое видела уже не раз, в простой магловской школе. Видела, как какой-нибудь задира, задев свою привычную жертву, распаляется еще больше и вдруг нападает на того, кого раньше не трогал и на кого нападать просто неразумно. Чаще всего такие вещи заканчивались плачевно для одной из сторон. И Гермиона совершенно точно не собиралась быть пострадавшей стороной на этот раз. Но для начала она решила попробовать поговорить.

— Колдовать в коридорах запрещено, Драко, — сказала она. — Давай обойдемся без этого.

— Боишься? — улыбнулся он и поднял палочку. — Правильно делаешь. Я всегда знал, что грязнокровке нечего делать у нас, и теперь я...

Он ведь и правда собрался это сделать. Эй, а как же хотя бы номинальное единство Слизерина? И ради чего вообще это делать при свидетеле?

— Экспеллиармус, — она успела первой. Если бы Малфой ожидал нападения, воспринимал ее всерьез или хотя бы не был настолько одуревшим от своей победы над Лонгботтомом, ничего бы у нее наверняка не получилось. Но ей повезло, и палочка Драко прилетела к ее ногам. Паршивая ситуация, честно говоря. Напасть на Малфоя... Конечно, если бы она не напала первой, то он напал бы на нее, но это еще поди докажи кому-нибудь. Лонгботтом, сползший у стены неподалеку, конечно, свидетель, но кто его спросит? А палочка Малфоя — вот она, лежит у ее ног.

На Драко было страшновато смотреть, так он переменился в лице. Еще бы, Гермиона сама помнила, насколько это неприятно, лишиться палочки. Поэтому она отошла в сторону, ближе к Лонгботтому, давая Малфою возможность подойти и подобрать ее. Спиной к нему она повернуться не рискнула.

— Давай спокойно разойдемся, это просто недоразумение. А это твое, — Гермиона указала на его палочку, давая понять, что не претендует на нее.

Драко медленно приблизился, нагнулся за палочкой, и на лице его попеременно отразились облегчение, страх и злость.

— Ты ответишь за это, грязнокровка, — прошептал он. — Обязательно ответишь.

Он попятился по коридору, не сводя с нее глаз и не опуская палочки. Так и шел, пока не скрылся за углом. Гермиона выждала еще секунд двадцать, не вздумает ли он кинуть проклятием из-за угла, повернулась к Лонгботтому и быстро наколдовала «Фините».

— Ты как? Идти сам сможешь?

Он только всхлипнул в ответ, но потом собрался и сказал:

— Смогу, — и, помолчав, робко добавил, — спасибо тебе.

— Не за что, — резче, чем хотела бы, ответила Гермиона. — Я не тебя спасала, а себя, ты же видел.

— Но ты могла просто оставить меня здесь, а ты меня расколдовала. Поэтому спасибо.

Крыть было нечем. Лонгботтом тем временем совсем разошелся:

— Я всегда думал, что ты не такая, как они все. Я непременно расскажу нашим...

— Даже думать не смей! А то я тебя прокляну обратно, да так, что никто не расколдует! — не сказать чтобы в ее арсенале было много серьезных чар, но она ведь и не собиралась колдовать. А вот припугнуть Лонгботтома было нужно. Еще не хватало иметь дело с благодарными гриффиндорцами, подозрительными гриффиндорцами... вообще, с любыми гриффиндорцами!

— Нет-нет, не надо, я тогда вообще никому не скажу, раз ты не хочешь. Но я не понимаю, почему ты...

— А тебе и не надо понимать, — отрезала Гермиона. — И не вздумай понимающе на меня смотреть, или благодарно на меня смотреть, или многозначительно молчать и вообще как-то намекать на то, что сегодня что-то такое случилось. Хочешь — можешь рассказать кому-нибудь про встречу с Малфоем. А меня здесь не было, понятно тебе?

— Понятно, — покладисто согласился Лонгботтом.

— Тогда считай, что мы с тобой в расчете.

— Ладно, — он поднялся и нерешительно направился к коридору, туда же, куда несколькими минутами назад отступил Малфой. — Тогда... пока?

— Ты в библиотеку шел, вроде бы, — насмешливо сказала Гермиона. Она понимала, что не стоит злиться на Лонгботтома за собственные решения, но стоило ей подумать, как осложнится ее жизнь, если Малфой действительно всерьез на нее взъелся, как ей становилось совсем тошно.

— Да, но... я потом зайду, в общем, — промямлил Лонгботтом и пропал за углом.

Гермиона же, оставшись в одиночестве, прислонилась к стене и поддалась унынию. Ну с чего она взяла, что сопротивляться Малфою — это хорошая идея? Подумаешь, проклял бы ее, как Лонгботтома, так у нее палочка есть, могла бы и сама расколдоваться. Внутренний голос тут же возразил: а если бы не Локомотор Мортис? А если бы Петрификус? Валяться парализованной в коридоре, чтоб не конфликтовать с Малфоем? Чтобы стать его извечной девочкой для битья, потому что с тобой так можно? А если бы вообще Ступефай? С чего она вообще взяла, что если не поднимет палочку против слизеринцев, будет лучше?

Но ведь можно было бы просто защищаться Протего. А можно было бы просто убежать, а отношения выяснять, пусть даже на палочках, уже потом, без свидетелей.

Проигрыш Малфой еще мог бы ей простить, просто сделал бы вид, что этого никогда не было. А вот проигрыш при свидетеле... Грейнджер, дура, ну зачем было так делать?!

Гермиона нервно усмехнулась, отметив, что даже внутренний голос уже зовет ее исключительно по фамилии. Того и гляди, начнет грязнокровкой обзываться.

Слизеринская гостиная не встретила ее осуждением и гробовым молчанием и вообще все вели себя как обычно, из чего следовало, что Малфой никому ничего не рассказал. Непонятно было только, значило ли это, что он решил оставить все как есть или что месть его будет медленной и хорошо продуманной. Хотелось бы верить в первое, но это же Малфой. И это Слизерин. Здесь мести могут ждать годами. Она и сама вот так до сих пор ничего и не сделала Паркинсон, но это же не значит, что она о ней забыла.

Уже перед сном Гермиона подумала, что на самом деле в сегодняшнем происшествии виноват декан. Если бы он не показал ей такой эффективный способ закончить дуэль, практически ее не начиная, она бы действовала по-другому. Возможно, поддалась бы, возможно, кидалась бы Протего, а может быть, даже сумела бы нормально уболтать Малфоя, не думай она, что у нее есть козырь в виде такого хорошего заклинания. Да, определенно, все из-за декана. Жалко только, ему не предъявишь претензии по этому поводу. А ведь, вообще-то, следовало бы.