Повелитель четырёх стихий  (джен)

Искать Владыку Пламени было не то чтобы трудно — его край был вполне известен и понятен любому уважающему себя дракону, коим и являлся Беззубик, а потому долго думать по поводу того, куда и как туда добираться не пришлось.

Однако, то, что конечный пункт их маленького путешествия был известен, не делало простым путь туда.

Бескрайние и наполненные скитающимися душами Снежные Пустоши, окружённые воплощающей кошмары Рощей Снов неприступные Серые Горы, погружённые в вечную тьму и лишённые всякого живого существа Подземные Лабиринты не казались хоть сколько-то устрашающими на фоне уходящих за горизонт и лишённых всякой растительности, покрытых пеплом Чёрных Равнин.

Ничего не могло сравниться со слишком похожим на людской пейзажем — чересчур часто Иккинг видел подобный в снах-видениях Магнуса, неизбежный кошмар его завоеваний.

И его стихии.

Пламя было единственной стихией, которую юноша понял и принял до конца, отдался ей безоговорочно, и философия которой нашла ярчайший отклик в его сердце. Пожалуй, Иккинг мог бы даже сказать, что ему не нужен был учитель в магии огня… Мог бы, если бы он был чуть более самоуверен и чуть менее жаден до новых знаний.

Но на деле Иккинг умел усмирить свою гордыню и признать, что даже если он и знал и умел многое, то точно не всё, а потому нужно было замолчать, сжать зубы и продолжать бродить по Чёрным Равнинам в поисках Флейа — Отца Драконов.

Безжизненное выжженное поле, возможно, когда-то, ещё в Первую Эпоху, бывшее или бескрайней цветущей степью, или простиравшимся до горизонта могучим лесом, застывшее ныне во времени и не изменявшее своего облика за последние тысячелетия, бередило душу и заставляло болезненно сжиматься сердце — слишком реальным был фантомный гол жадно пожиравшего всё вокруг пламени и треск лопавшиеся древесных стволов.

Он почти видел (видел глазами, не ощущал!) вздымавшееся до небес пламя, ревевшее разъярённым зверем, своими прикосновениями отнимавшее жизнь у всего, что было здесь прежде, стирая его из мира и из истории.

Сколько подобных пейзажей было теперь в бывшем Царстве Земли?

Сколько ещё их появится…?

Иккингу было больно ощущать безжизненность призрачной почвы под ногами, не ощущать в ней биение пусть и энергетической, но всё же жизни.

Он настолько привык видеть эти нити энергии, вездесущую силу, даже в воздухе и камнях (несомненно, помогавшее ему ориентироваться в окружавшем его мире), что их отсутствие казалось слишком неестественным.

Словно бы….

Словно бы они снова оказались в физическом мире, и всё это место было материальным, настоящим, а не придуманным и подчинявшимся только своему хозяину, изменявшим, или, что важнее, не изменявшим свой облик по его велению.

Отсутствие энергии удивляло ещё и по другой причине — здесь всё «пропахло» силой повелителя Чёрных Равнин, пропиталось его мощью, и вся та сила, что здесь всё же была — принадлежала ему, передвигаясь, исчезая и появляясь, умело прячась от взора юного Аватара, вводя его в заблуждение и дразня его.

С ними играли, словно бы с добычей, словно кот — с мышью, или испытывая, желая проверить их на прочность. Хороший вопрос — проверить умения или силу воли, разума.

Ответа не было.

Лететь, кстати, Беззубик здесь не мог — воздух словно бы не существовал и не был той силы, что могла бы поднять в небо Фурию, и это тоже не мало так пугало.

Внешний облик вполне реального места и слишком неестественное, придуманное, подчинённое чужой воле всё остальное, это несоответствие особенно заводили в тупик — зачем так делать, если добровольно сюда никто не сунется?

Это они, Иккинг со своим Хранителем, были достаточно безумными, достаточно храбрыми или, что важнее, достаточно глупыми, чтобы отправиться в Чёрные Равнины.

Беззубик говорил, что небо здесь отличалось по цвету от всего, что было раньше — оно было не серым, не золотым и не фиолетовым — багровым, словно бы венозная кровь, словно бы отблески тлевших углей. Оно было укрыто пеленой плотных облаков, скорее всего бывших дымом, а не привычным их с Беззубиком по полётам туманом.

Казалось, великий пожар на этой земле случился совсем недавно.

Казалось — копни чуть глубже, и под толстым слоем остывшего пепла найдется ещё тёплый, помнивший пламя.

Но, как потом оказалось, совсем не в этой неестественности, сочетавшейся с абсолютной, жуткой, мёртвой тишиной, был весь ужас этого места — он появился чуть позже.

Они появились одновременно с тем, как чёрные тучи ещё плотнее застелили собой багровое небо и окрасились в рыжие отблести от чего-то далёкого, неведомого, но, несомненно, опасного и явно не дружелюбно настроенного в странникам.

Беззубик сказал, что значительно потемнело, и не будь он ночным драконом, то ориентироваться с помощью зрения ему стало бы значительно труднее — способом Иккинга и вовсе не сумел бы ощутить хоть что-то, кроме ровного фона силы Хозяина Чёрных Равнин.

И в наступившей тьме (даже для Иккинга это была тьма — энергия, которую он видел вместо света, пропала, словно бы её и вовсе не существовало) появились они.

Юноша тихо выругался.

Беззубик столь же тихо его поддержал, заметив кто их постепенно окружал.

Тени.

Веа.

(…Шедо…?)

* * *

Когда Иккинг впервые столкнулся с Веа на практике, это обернулось практически катастрофой — он тогда был ещё зрячим и представлял собой большую угрозу хотя бы как маг огня, которых так боялись Тени, да и свет его души, навсегда слившейся с сутью Равы, ослеплял их не хуже пламени.

На самом деле с тем Вес, принявшим облик волка, ему просто повезло — несколько факторов наложились друг на друга, и ему удалось прогнать тварь.

Прогнать, не уничтожить.

В нем тогда в самом сидела такая же жуть.

Но, на самому деле, она была чисто человеческой, а потому ныне ее в Иккинге не было — ушло оно, то самое, что пугало в нем все живое и не очень живое.

Ушло, после того, как он познавал глубины себя и своих страхов с Эиреа, ушло после манипуляций чужими жизнями и душами с Воо-Теру, ушло после тотального одиночества и осознания кто он есть и какое место занимал в этом мире с Рокк’е.

Не было в нет больше этой тьмы — все прогнал свет Равы, который теперь прятался глубоко внутри и не спешил приходить на помощь.

Веа выглядели сгустками темной ярости, голода и непрекращающейся боли — находиться рядом с ними было не просто не комфортно для Иккинга — по-настоящему мучительно, он словно бы пропускал все примитивные эмоции Теней через себя, ощущая все то, что испытывали они в этот миг.

Его разрывало на части, его переполняли всем тем кошмаром, что чувствовали эти сожженные заживо, никогда не нашедшие покой души, искаверканные и… несчастные.

О, у Веа были чувства, и желания, но больше всего они хотели всего двух вещей, противоречивших друг другу — полноценно жить или наконец навсегда уйти, переродиться и вернуться в мир людьми.

Тени не хотели быть такими.

Они не хотели такого существования — оно причиняло им с послания, и даже небытие казалось им предпочтительнее…

Они хотели жить.

Они хотели исчезнуть.

У Иккинга задрожали руки.

Он прекрасно знал, что только в физическом своём воплощении мог использовать магию в мире духов, и только поэтому понадобилось преодолеть столько сложностей, но теперь, находясь в кольце неупокоенных, обречённых вечно страдать душ, юный Аватар чувствовал себя абсолютно беспомощным.

И самое ужасное — он больше не испытывал к этим тварям ни отвращения, ни насторожённости, смешанной со страхом, ни злости, ни чего-либо вообще кроме жалости.

Он хотел им помочь.

Он хотел их отпустить.

Он искренне, чисто по-человечески им сострадал.

Понимал их так, как мог понимать только сильный, понимающий свою суть маг огня.

Он был пламенем, он был огнём, тем самым, что отобрал их жизни, что сотворил с ними такое, но они продолжали к нему тянуться, в самоубийственном, непонятном юноше порыве.

Да, это не те Веа, что встречались ему в материальном мире — эти были наверняка намного старше, древнее даже, и они наверняка имели какой-то свой примитивный разум, который ещё не был выжжен страданиями, который осознавал безвыходность их положения.

Иккинг ощущал, что сила, от которой он на время словно бы оказался отрезан, вернулась к нему.

Но те изменения, что произошли в нём за последние мгновения, то небольшое открытие, то ошеломительное осознание, не прошли для юноши бесследно.

Он видел нити энергии, привязывавшие Теней к Чёрным Равнинам.

Наверное, это причиняло им особенные муки — навсегда быть запертыми в месте, куда добровольно в здравом уме не сунется ни одна живая душа (наверное, стоит считать, что Иккинг с Беззубиком немного безумны, не без этого…).

Он ощущал это…

Он мог раз и навсегда своим синим пламенем прекратить их существование, мог прекратить их страдания, подарив блаженное для них ничто, а мог…

С рук Иккинга сорвалось даже не пламя — волна света, странного, голубоватого, нёсшего в себе отпечаток чего-то древнего, могущественного и практически вечного.

Это было светом только для самого юного Аватара — Беззубик ничего не увидел, например, только ощутил, как кольцо энергии невероятной силы распространилось от них, сминая собой Теней, словно бы стирая их из реальности, поднимая пыль и накрывая собой все Чёрные Равнины.

Пыль и пепел витали в воздухе, лишая возможности видеть, сбивая Фурию с толку, а энергия этого неприветливого края пришла в движение, закрутилась, стала чем-то хаотичным и просто невозможным — юноша тоже был дезориентирован, но ни одна частичка поднятого ветром тёмного облака не коснулась его, словно бы они и вовсе не существовали.

Ветер шумел в ушах, и далёкий, но постепенно приближавшийся рокот огня, почти не беспокоил.

Захлестнувшее их внезапного пламя не обжигало, оно было словно бы всех на свете цветов, даже по ощущениям юного Аватара — не было тех слов, которыми можно было бы описать то, из чего соткана была эта энергия.

Это было безумие.

Это было прекрасно.

Это было… поощрение.

Прощение.

…Перерождение!

Когда пламя ушло, пепел и пыль осели, Иккинг и Беззубик обнаружили себя стоящими посреди огромной, окружённый могучими деревьями, поляны, укрытой ковром ярко-рыжих огненных лилий.

А ведь они так и не сдвинулись с места.

Дракон был ошарашен.

Юноша улыбался.

Да, ему под силу было полностью уничтожить всех этих теней, сжечь их окончательно, стереть их из реальности, превратить их в не более чем воспоминание и минувший кошмар, но… зачем? Какой был бы в этом смысл?

Где-то во вселенной в этот миг сделали свой первый вдох несколько тысяч младенцев, в чьих искристо-голубых глазах в самой глубине в самый последний раз отразилось пламя.

* * *

…А они так и стояли посреди усыпанной дурманящее пахнувшими цветами поляны, не способные до конца осознать, что же только что произошло и чему они только что стали свидетелями.

Поляну затопил туман — юноша отчётливо ощущал энергию каждой капельки, так же хорошо, как и жизнь в цветах, которые ему в той, родной реальности ему ни разу не довелось увидеть вживую, однако которые он видел в снах-видениях, ведь их так любил Магнус…

Тишину, гробовую и неестественную, мёртвую, разбил шелест совсем как настоящего ветра, и словно бы даже птичьи трели раздались со стороны вставшего стеной леса — несоответствие пропало, а выжженная пустошь словно бы откатилась назад во времени, когда ещё была… именно такой, какой она предстала перед ними теперь.

Восхитительной.

Живой.

Цветущей…

Всё здесь стало сосредоточением силы хозяина этого края, и эта внезапная метаморфоза лишь доказала его могущество — ни один из его предыдущих наставников не менял реальность вокруг себя столь кардинально — лишь самую малость, сбивая с толку и путая, но уж точно не создавая жизнь или её иллюзию на месте серой пустыни, и, признаться, это почему-то внушало только трепет и восхищение — страха не было.

Да и не должно было быть, наверное — он поступил правильно, и Владыка Флейа должен был воспринять его решение хорошо, хоть и действия Иккинга были точно продиктованы не намерением понравиться Отцу Драконов.

Признаться, делая… то, что он в итоге сделал (он сам, признаться, не понял — как), юноша вообще забыл о Хозяине Чёрных Равнин.

Он считал, что это Воо-Теру была владычицей над разумом?

Три раза «ха»!

— Всякая стихия несёт в себе космическое начало, — раздался внезапно в живой, спокойной тишине низкий, раскатистый, рокочущий голос, чья принадлежность не имела никаких сомнений. — Всякая стихия не добра и не зла по сути своей, как не может быть доброй или злой природа, как не применимы эти чисто человеческие характеристики, ярлыки ко вселенной в принципе.

Что-то такое Иккингу уже говорили все его предыдущие духи-наставники, но никто из них не сумел донести это до разума юноши, никто словно бы и не понимал до конца собственные, словно бы они повторяли заученный текст, а не делились собственной мудростью.

— Созидание и Разрушение есть часть Великого Баланса в той же степени, что и всё остальное. Гармония и Хаос неразрывно связаны и абсолютно невозможны друг без друга.

Никто ещё не рассказывал так… тезисно, понятно и чётко — до этого подобные беседы были скорее философского характера, простыми рассуждениями, а не… лекцией? (Или как ещё это можно было ещё назвать?)

А владельца завораживающего голоса не было видно — ни Беззубику, ни Иккингу.

Флейа словно бы растворился в собственной силе, будучи одновременно везде и нигде, он него словно бы существовали только голос и его, несомненно, невероятная воля.

Это потрясало.

— Стоит лишить Гармонию контроля Хаосом, как она само пойдёт сеять Разрушение, ибо баланс был, есть и будет всегда — это одна из констант нашей Вселенной, одно из краевых условий, которые оставили нам Творцы.

Он говорил известными Иккингу категориями, и смысл сказанного словно бы выжигался в его сознании, запечатлеваясь там навсегда.

Он говорил то, что юноша и сам хотел слышать.

То, что он чувствовал, но не мог, не умел сам сформулировать.

— Заперев Вату, лишив его сил, Рава сама стала неспособной существовать вне заточения — слияние с душой здесь ни при чём, его не было и нет. Разум существует отдельно, душа и тело — отдельно, и Рава, словно паразит, — отдельно. Но всё вместе это собирается в единое целое, называемое Аватаром.

А вот это что-то новенькое.

Рава — не его душа? Но как такое возможно?

Он только недавно во всём разобрался, только недавно понял, что же на самом деле из себя представлял, а теперь всё нужно было выкорчёвывать из себя опять?

— Суть в том, что предыдущие Аватары, кроме самой Равы, ничем друг с другом не связаны, но она своим присутствием накрепко спаивает Душу и Разум, лишая права на перерождение и делая это вместо души.

Иккинг с удивлением почувствовал, что его опять потряхивало.

Ха.

Нервное, наверное…

Его мир в очередной раз разбился, но он даже не удивился этому, слишком привыкший к постоянно изменявшимся рамкам. Может быть, это даже хорошо.

— Это — насилие с её стороны, но у неё нет иного выхода. Она, обязанная быть Гармонией, вынуждена соблюдать баланс самостоятельно. И теперь он выражается в соотношении человеческого и не-человеческого в Аватаре, равновесием между его разумом и сердцем, силой и моралью.

Голос обволакивал, успокаивал, практически утешал, и содержание слов, им произнесённых, казалось благодаря этому чуть-чуть менее страшным.

Чуть-чуть менее разрушающим его только устоявшийся взгляд на мир.

— Если бы Вату вселился в кого-то разумного — он тоже дал бы своему Тёмному Аватару способность повелевать всеми четырьмя стихиями, ибо это — залог баланса.

Оставалось надеяться, что это так и останется теорией…

— Все четыре элемента стоят вне понятий о добре и зле, свете и тьме, но они не чужды Созиданию и Разрушению. Однако — всему свой черед, и они сменяют друг друга, продолжая сохранять Равновесие. Гармонию.

Иккинг, кажется, не дышал, только слушая этот голос, ставший на время его путеводной нитью, его якорем, оком бури, в которую он внезапно попал.

Да как же так!

— Хаос, его сырая, неуправляемая сила, когда-то послужил строительным материалом для всех миров, когда Творцы создавали нашу Вселенную в том виде, в каком она всем нам известна.

Чужая сила, уже давно пришедшая в движение, стала уплотняться и концентрироваться, пока не приняла форму очень знакомую и понятную Иккингу, и он был почти готов обернуться, ведь стоять спиной к владельцу обители было бы невежливо, да вот только юноша не мог даже пальцем шевельнуть.

Тоже нервное?

Или… или то воля Флейа?

Пусть всё будет как будет — они, странники, человек и его Хранитель, были уже дано полностью во власти Отца Драконов.

— Гармония тоже бывает жестокой. Огонь тоже — спасает.

Каждое слово — упавший камень, разбивавшийся о поверхность сотней осколков, каждое слово — нож, бивший в самое сердце.

Каждое слово — раскалённый крут, выжигавший свой смысл у него в разуме.

— Так скажи мне, Аватар Иккинг, почему ты отпустил всех этих Теней, почему решил дать им шанс? Ведь только самые безжалостные, самые бесчеловечные могли стать ими, разве не так?

И юноша вновь ощутил способность говорить.

— Нет, — решительно, пусть и тихо, произнёс он. — Не так. Они были неприкаянными душами, и они страдали, — с каждый произнесённым словом уверенность в собственной правоте росла. — Чтобы они не совершили при жизни, они заслужили шанс в новой жизни попытаться всё исправить.

— После пожаров на месте сгоревших лесов, старых и больных, вырастают новые — здоровые и сильные,  — пророкотал Флейа. —  Пепел — лучшее удобрение. Такое же великолепное, как и истлевшее тело.

— Всё в этом мире — в круговороте…

— Именно. Именно… Не думаю, что тебе нужны практические знания — их ты сумеешь получить и сам. Так же, как ты сумел сам сделать верные выводы сейчас. Несмотря на то, как рвали твой разум мои братья и сестра, ты всё равно не отрёкся от своей человеческой стороны. Не той, что воплощает в тебе всё плохое, нет. От той, что делает тебя живым. Помни о сострадании, Аватар — тебе ещё не раз придётся столкнуться с чужой жестокостью и не раз придётся принимать тяжёлые решения. Помни — ты должен давать шанс тем, кто уже за всё заплатил. И тем, кто сгорел в твоём пламени — особенно. Отпусти их с миром, они уже ни в чём не виноваты.

— Это благословление?

— Тебе виднее, человек.

— Я настолько долго здесь нахожусь, что перестал себя им ощущать.

— Забудь всё, что говорили мои братья и сёстры о человеческой сути. Все мы когда-то были людьми, пока не погибли. Все мы, духи — слияние душ и разумов давно мёртвых людей. Они не помнят себя, они не помнят своих жизней — и в этом их слабость. Помни ты — быть человеком не стыдно. Быть человеком — почётно. У тебя есть уникальная возможность — ты свободен ото всех оков, но всё ещё горишь жаждой изменить мир к лучшему. Ты знаешь лучшие и худшие черты рода человеческого. Ты можешь всё изменить, хотя бы для своего поколения.

— Значит… множество миров?

— Наш мир, единый и неделимый, и плевать сколько у него слоёв и изнанок, лишь часть бесконечной вселенной. Он юн и пока ещё способен развиваться, идти вперёд. Рава не имеет с тобой ничего общего, кроме той силы, что спит в вас. Не она наделяет вас, Аватаров, этой силой — она выбирает того ребёнка, в ком эта сила уже спит. И будит её, своим присутствием. Однажды настанет день, когда все люди поймут, что способны на большее.

— Жаль, я это не увижу.

— Как знать… Как знать…

— Спасибо, Флейа.

— Не за что… Приятно помогать тем, кто понимает. Иди с миром. С тобой кое-кто хочет встретиться.

Хозяин Чёрных Равнин исчез так же внезапно растворился в своих владениях, как и появился, а Иккинг ощутил взгляд знакомых и несомненно зелёных глаз.

— Ну, здравствуй, Иккинг, — раздался со странной усмешкой знакомый голос.