Калейдоскоп снов (джен)

Фандом: Экипаж 2016

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Алексей Гущин, Леонид Зинченко, борт 117

Жанр: фантастика

Тэги: вымышленные существа, живые машины

Примечания: Еще одна довольно старая идея. На момент создания была первой попыткой в концепт iliana/aliana (именно поэтому здесь его понимание сильно отличается от привычного).

Выныривая из очередного за последние две недели кошмара, Гущин почувствовал, как кто-то, стоявший рядом, отшатнулся в сторону. Именно почувствовал, а не увидел, потому что сон упорно не желал рассеиваться — перед глазами все еще стоял туго натянутый трос, дрожащий в такт неуправляемым рывкам небольшого Ан-26, в ушах звучало бесстрастное пиканье приборов, а пальцы словно бы сжимали штурвал.

Справа послышался шорох, повеяло холодом, и летчик быстро сел, почти вскинулся на кровати. Мысль о том, что это так странно решила пошутить одна из стюардесс, мелькнула и пропала, как только он заметил у балконной двери непонятный темный силуэт, похожий на человеческий лишь отдаленно. Длинный плащ, едва прикрывавший плечи ночного гостя, свисал до пола, совершенно не скрывая чудовищной худобы своего обладателя и как-то неправильно выпирающих ребер, профиль выглядел нечеловечески хищным и удлиненным, а руки, напротив, были слишком короткими.

Алексей тряхнул головой, потрогал лоб, убеждаясь, что температуры под сорок у него нет. "Галлюцинация" от этого действия не исчезла и даже не пошевелилась.

Он вскочил на ноги и, оставляя между собой и внезапным "глюком" кровать, шагнул к столу, включил настольную лампу. Вспыхнувший свет заставил сощуриться и заморгать обоих, но, как только глаза привыкли, Гущин обалдело уставился на "посетителя", который теперь еще меньше напоминал человека.

Застигнутый врасплох, он стоял вполоборота к Алексею, белая в красно-синих полосах кожа отливала металлом. Короткие четырехпалые руки, поднятые к широкой груди в защитном жесте, не скрывали нечто похожее на птичий киль, выпирающий из нее, белоснежный и словно бы отполированный череп отражал свет лампы. Сзади под "плащом" виднелось нечто вроде птичьего хвоста. Огромными глазами, в которых было не различить зрачок и радужку, эта непонятная хрень молча таращилась на Гущина, нерешительно переступая тонкими журавлиными ногами, разукрашенными странными бурыми пятнами — такие же пятна были и на изнанке "плаща".

— Ты кто? — стереотипный вопрос вырвался сам собой. Мысли скакали испуганными зайцами, отказываясь складываться в единое целое.

Хрень попыталась отозваться, дернулся под белоснежной кожей кадык, дрогнул "плащ", в котором Алексей чуть ли не с ужасом опознал самые настоящие крылья — длинные, жесткие, словно у стрекоз, сейчас сложенные. Звука не получилось, тонкие губы лишь шевельнулись. Понапрягав голосовые связки еще немного, существо наконец смогло издать хрипло-скрежещущее:

— Я сто семнадцатый.

Гущин против воли часто заморгал — услышанное больше всего походило на глупую шутку. Известия о катастрофе на Канву и об их последующем приземлении в Петропавловске-Камчатском до сих пор гремели по всему миру, однако кто стал бы шутить подобным?

— В смысле сто семнадцатый? — настороженно переспросил он. Провел рукой по лицу, чтобы прогнать остатки сонливости, которые, впрочем, сами улетучивались со сверхзвуковой скоростью.

В этот раз слова дались ночному пришельцу легче — он негромко просипел, словно бы пародируя одного из персонажей "Джентльменов удачи":

— Сто семнадцатый я. Ту-204-СМ, RA64151… был им. Пока ты меня не разбил.

Гущин на несколько секунд всерьез задумался о собственном сумасшествии. Уточнил недоверчиво-непонимающе:

— Так ты — тот борт?

— Об этом я тебе и говорю! — вспылил тот, его голос из сипения превратился в неприятный скрежет.

— Но сто семнадцатый же… того, — неопределенно махнул рукой Алексей, старательно отгоняя от себя мысль о том, что сине-красные полосы на белой коже ночного гостя очень напоминают ливрею "Пегас Эйр".

— Все очень просто, — зашептал "сто семнадцатый", виновато глядя куда-то мимо Гущина. — У каждого самолета есть материальная оболочка, которую дали нам вы, люди, и энергетическая оболочка. При сильном повреждении aliana… материальной оболочки iliana… то есть энергетическая оболочка отделяется от нее и ищет себе "якорь", человека, за разум которого может зацепиться. Чаще всего им становится один из пилотов, если же оба пилота погибают вместе с материальной оболочкой, найти подходящего человека практически невозможно, и энергетическая оболочка спустя некоторое время просто рассеивается без следа.

Первым порывом Алексея было сбежать в коридор, подальше от этого чокнутого. Вторым — швырнуть в него что-нибудь тяжелое и опять же сбежать в коридор. Третьим — позвонить в психиатрическую больницу, предварительно сбежав в коридор.

Но сделал он совершенно не то, что намеревался. Спросил:

— Леонид Саввич ведь тоже самолет угробил. Что, и к нему?..

— Скорее всего. Невзирая даже на то, что до этого он летал со мной, — слабо кивнул "сто семнадцатый". Зачем-то по-птичьи поджал левую ногу, но сделал это так неуклюже, что пошатнулся. Гущин, рискнувший за время их разговора подойти на метр, машинально дернулся в сторону "духа", чтобы удержать его от падения, но был остановлен вскинутой ладонью и окачен такой волной холода, что невольно сделал шаг назад. "Сто семнадцатый", восстановив равновесие, оперся о стену спиной, чтобы не шататься, и уже чуть менее сипло объяснил:

— Это холод высот. Я им весь пропитан, только тут, внутри, — он ткнул пальцем куда-то в область собственного подреберья, где, вероятно, находилось сердце, — тепло. Но это ненадолго, связь с моим aliana… с материальной оболочкой все слабее, а скоро и вовсе оборвется.

— И что же тогда? — Гущин не обратил внимания на незнакомое слово и на то, что "сто семнадцатый" оговорился уже в третий раз.

— "И они изнутри остыли"⁽¹⁾, — ночной гость жутковато усмехнулся, показав два ряда похожих на человеческие зубов. — Один из представителей твоей расы очень метко о нас выразился. Вы, люди, дали нам материальные оболочки и эмоции. Со смертью мы теряем и то, и другое — правда, эмоции позднее и постепенно при условии наличия "якоря"...

...Реальность вокруг Алексея "поплыла", в нее пробился затихающий гул двигателей и голос Зинченко:

— Подъем... второй пилот Гущин.

Он распахнул глаза и несколько секунд смотрел в потолочное табло со стандартным знаком "не курить", прежде чем до него дошло, кто он и где он. Взгляд в иллюминатор окончательно расставил все по местам — так и есть, Москва, Шереметьево. Они наконец-то дома после двух недель "выяснения обстоятельств" в Петропавловске-Камчатском.

Зинченко так и стоял в проходе, придерживая одной рукой загипсованную другую. Заметив удивленный взгляд Алексея, кивнул в сторону передней части самолета — на выход, мол.

Гущин поднялся и на одну бесконечно жуткую секунду замер, краем глаза заметив возле командира невысокий темный силуэт. Развернулся к Зинченко всем корпусом, чувствуя, как сердце суматошно колотится где-то в горле — и облегчение накатило с такой силой, что едва не подогнулись ноги. "Силуэт" оказался лишь тенью КВСа на противоположной стене — в иллюминатор ярко светило заходящее солнце.

— Все в порядке? — Зинченко внимательно посмотрел на него.

— Д-да, — он рвано кивнул. — Просто сон приснился... странный.

1) Прямая цитата из вот этого замечательного стихотворения (взято с просторов интернета. Автор, к сожалению, неизвестен):

Самолеты имеют душу

И стальные тугие крылья

Холод ждет их всегда снаружи

И они изнутри остыли.

Самолеты имеют память

И стальные живые нервы

Хоть им легче уже не станет

Их легко поднимает небо.

Самолеты не любят встречи

Расставаться не любят больше

Самолетов стальные плечи

Пробирает холодной дрожью.

Самолетам хватает силы

Самолеты всегда на взводе

Самолетов следы на синем

Города воедино сводят.

Самолеты хотят согреться

Самолеты не любят слякоть

Самолеты имеют сердце

Но они не умеют плакать.

Вернуться к тексту