Калейдоскоп снов (джен)

Фандом: Коты-Воители

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанры: мистика, трагедия

Предупреждения: ОЖП, ОМП, смерть персонажа

Тэги: АУ, ангст, антиутопия, религия/вера, смерть основных персонажей

Примечания: зарисовка является косвенным продолжением фика "Ввысь": https://fanfics.me/fic175450

Нечем дышать.

Стриж, не в силах подняться на лапы, лежит, часто-судорожно наполняя легкие разреженным морозным воздухом, не приносящим облегчения.

Нужно бороться, нужно держаться... нужно хотя бы выяснить, что происходит и где он...

В глазах темно. Вырывающийся из пасти на каждом выдохе пар щекочет морду.

Крикнуть бы, подать знак, что он здесь — может, помогут...

Вместо крика удается издать только отчаянный хрип.

Хрустит снег под чьими-то легкими шагами. По спине проходится пушистый хвост, и воздух вокруг снова становится живительным, пригодным для дыхания. И Стриж дышит-дышит-дышит, обжигаясь холодом, дышит, но все равно не может надышаться.

Темнота перед глазами рассеивается.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает белая в рыжих пятнах кошка, и Стрижу кажется, что она прямо в душу ему, никчемному, смотрит.

Он уже разглядел в ее шерсти крохотные мягко светящиеся огоньки. Сомнений нет — она из Звездного племени, и ему остается только отчаянно молиться, чтобы Звезды не нашли в нем тех изъянов, за которые принято карать.

Кому молиться, Звездам в присутствии Звезд же?

Он панически отшвыривает эту крамольную мысль прочь. Предки же всемогущи, наверняка эта кошка видит его разум, как кристально чистый пруд... в таком случае осознавать реальность ему осталось всего ничего.

— Эй! — у него перед носом взмахивают лапой, и воитель, как малый котенок, отшатывается в ужасе, сжимается в комок. — Да что с тобой такое?!

— Вот вечно у тебя, Черемуха, все из лап валится... — с добродушной усмешкой к ним подходит еще один Звездный предок, темно-серый, как дождевая туча. — Просил же — не пугать, они и так запуганы нашими соплеменниками до облысения.

Стрижу, и так уже порядочно замерзшему на снегу, от тона, которым серый кот произнес слово "соплеменники", становится еще холоднее. Обугленно-черные деревья вокруг словно сдвигаются, готовясь схватить его в переплетение корней, ярко выделяющихся на белом снегу...

— Я ничего не делала! — возмущается названная Черемухой. — Помогла привыкнуть к здешнему воздуху, и только, а дальше он от меня шарахаться начал!

В ее голосе звучит совершенно детская обида.

Серый кот закатывает глаза и бормочет отчетливое проклятие в адрес Звездного племени. У Стрижа от этого зрелища глаза, как две Луны, уши прижаты к голове в запоздалом стремлении не слышать хулу...

— Да не бойся ты так, — фыркает Звездный кот. — Мы — не Звездное племя. Вернее, не совсем.

— Т-то есть вы — из Сумрачного Леса?! — нервная дрожь пронзает Стрижа с такой силой, что клацают зубы. Теперь понятно, куда он попал, понятен чернильный цвет деревьев, понятен колышущийся в их ветвях темный туман... Сумрачный Лес!

От паники перед глазами снова начинают мелькать черные точки, и снова появляется тянущее чувство в груди.

— Нет, — обрубает серый кот. — Мы — отступники. Черемуха, покажи ему... то, что надо. Ты это лучше меня умеешь.

Черемуха стремительным бело-рыжим росчерком оказывается рядом, и не успевает Стриж в очередной раз отдернуться, как она кладет свою голову на его, и монохромный мир вокруг осыпается осколками.

* * *

— Звездный Рассвет, я пришел, чтобы стать воином! — горделиво распушает грудку Кленохвост, оруженосец племени Теней. Бывший предводитель пристально-оценивающе смотрит на него, и под этим взглядом котик тушуется, утыкается взглядом в собственные лапы.

— Открой мне свой разум, — тихо приказывает Звездный Рассвет, подходя к ученику.

В какой-то момент все идет не так, и мордочка Кленохвоста перекашивается от боли. Он кричит-кричит-кричит на одном выдохе, и страшнее всего то, что он не может даже усом шевельнуть — только кричать, срывая голос.

Звездный Рассвет делает шаг назад, обретший способность двигаться оруженосец валится в блеклую траву.

* * *

— Снова! — утробный рык Звездного Инея заставляет Черемуху вздрогнуть. Она поспешно смотрит в прозрачное озеро, пытаясь понять, что же так взбесило бывшего Речного предводителя.

Сквозь толщу воды, причудливо искажающей происходящее в мире живых, Черемуха видит иссушенный жарой лагерь Речного племени. Прислушивается, и озеро доносит до нее отчаянный выкрик какого-то оруженосца:

— Если Звездное племя такое милосердное и могущественное, то почему не прекратит эту засуху?!

— Потому что уже давно не в силах, — одними губами шепчет звездная воительница. Поднимает взгляд на белоснежного кота.

— Я буду ждать, пока он заснет, — хищно усмехается Звездный Иней. — И тогда я наглядно объясню ему, почему лучше не сомневаться в нас.

* * *

— Это бесполезно, — качает головой Черемуха, глядя на Стрижа, постепенно растворяющегося в стылом воздухе. — Он слишком сильно верит.

Двое других, что были до него, на демонстрацию прошлого реагировали по-другому. Первый — плакал, долго и надрывно, задыхаясь в редком воздухе, роняя в снег льдинки-слезы, плакал за всех убитых, с разрушенным разумом, за всех живых, оплетенных паутиной лжи, замурованных в непробиваемый камень законов — только его отчаянной верой это место между территориями Света и Тьмы еще было пригодно для жизни. Второй — впился когтями в смерзшийся наст и сидел так долго-долго, отступники уже думали, что его разум не вынес увиденного, и потому отправили его назад. Но на следующую ночь он необъяснимым образом явился к ним сам и спросил только одно: "Как я могу помочь?".

Помочь он почти не успел — Звездное племя узнало о происходящем, и храбреца по их указке растерзало его собственное племя.

Со Стрижом они ошиблись. Возможно, непоправимо. Он слепо верил Звездам и попросту отказывался признавать, что все из воспоминаний Черемухи — было. Что был Кленохвост, в котором углядели непозволительно сильное стремление к власти, что был неподвластный им Град, которого испугались, что была Пестрокрылая, влюбившаяся в кота из другого племени, что было еще много-много котов и кошек... Звезды считали, что они не справляются с поддержанием порядка в племенах, они помнили еще Кровавый Совет и делали, по их мнению, все, чтобы это не повторилось. Все, кто пытался сопротивляться, были для них угрозой, и с такими расправлялись — лапами живущих. И после каждой маленькой неудачи Воинский Закон ужесточался и дополнялся. Даже если очередной новый пункт был абсурден и приводил к чудовищным последствиям, Звезды не отменяли его, а дополняли-дополняли-дополняли, еще больше запутывая, создавая множество вопросов и добиваясь того, чтобы никто не смел даже подумать об этих вопросах.

Находились отступники, постоянно находились. Не могли не найтись с такой жесткой тиранией. Но их всегда было слишком мало, чтобы что-то изменить, и их ссылали сюда — на границу с Сумрачным Лесом, в жуткое место, где едва ли могли бы существовать живущие. Отступники же, чуть измененные смертью, чуть более выносливые, выживали, задыхаясь в разреженном воздухе, каменея на чудовищном холоде. И время от времени от отчания зазывали к себе живых, совершенно им неизвестных — они не имели силы выбрать, чье сознание ухватить. Но слишком велика была вероятность рано или поздно наткнуться на фанатика.

Три попытки было, и третья оказалась роковой. Ведь у них не было прежней силы, и они не могли стереть Стрижу память об увиденном. А это значит, что очень скоро о том, что они сделали, узнает Звездное племя.

В крохотном пространстве будто становится еще холоднее и еще тяжелее дышать.

— Вдруг не узнают? — в голосе Черемухи — отчаянная надежда на невозможное.

— Узнают, — качает головой серый кот, садится, обвив лапы хвостом и взъерошив короткую шерсть в попытке хоть немного согреться.

— Тогда... тогда давай найдем других живущих! Все равно ведь погибать! Дождь, ну что ты молчишь?!

— Мы не имеем права, — медленно и очень устало говорит Дождь. — Любого, кто контактировал с нами, Звезды сочтут опасным. А ты очень хорошо знаешь, как они поступают с опасными.

За полупрозрачным барьером, отделяющим территорию отступников от территорий Сумрачного Леса и Звездного племени, мелькают усыпанные светящимися огоньками кошачьи шкуры. Холод наваливается, оглушая, и меж черных деревьев не остается ни крупицы воздуха.

"Не мы первые, не мы последние. Когда-нибудь этот кошмар закончится", — хочет сказать Черемуха, но уже не может.

Фандом: Коты-Воители

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанр: мистика

Предупреждение: ОМП

Тэги: АУ, ангст, антиутопия, несчастливый финал, хронофантастика

Примечания: зарисовка имеет косвенное отношение к первой теме, "Сон о прошлом".

P.S. Кажется, я, прописывая Снежнолапа, случайно скрестила Гусохвоста с Фелкой из "Пространства Откровения"...

Снежнолап никогда не любил коллективный разум Звездного племени. Долгое время после смерти он его боялся. Потом, с первыми признаками объединения, пришло понимание — явно не его собственное, а наведенное — что от становления его частью никуда не деться. Но он еще сопротивлялся, каждый раз при пробуждении заново вспоминая, кто он такой — всю свою жизнь, от котячества и до смерти под обвалом.

Общность... пугала. Каждая мысль многократным эхом расходилась во все стороны и могла вернуться обратно искаженной в самой своей сути. Иногда из коллективного сознания можно было выхватить иллюзорные картинки-воспоминания, жутковато-четкие. На такие обратишь внимание — и без остатка погрузишься в свое-чужое прошлое.

Не такой уж и плохой способ скоротать вечность.

Но больше всего Снежнолапа страшило даже не это, а постоянный, едва уловимый шепот на краю сознания — неразборчивый, если не вслушиваться.

Голоса каждый день и каждый час шептали о будущем. Сбивались, перебивали друг друга, противоречили сами себе и иногда даже ссорились между собой. Называли имена, обладатели которых еще не родились, рассказывали о войнах и бедствиях, которые еще не прогремели.

Снежнолап не верил, слышал, но не слушал. Пока не посмотрел на живущих и не убедился, что голоса всегда говорили правду.

* * *

Он слушал голоса, потому что не мог не слушать. Прокручивал в голове постоянно меняющиеся варианты будущего, искал причины, могущие повернуть историю в другое русло. И все чаще ему казалось, что он держит в лапах переплетение тончайших нитей, дрожащих в своем собственном ритме. Тронь одну такую в нужный момент — зазвенят, зарезонируют все остальные.

Он вмешивался в дела Звездного племени и в жизнь наземных племен, хоть раньше предпочитал держаться от всего этого подальше. Помогал, как мог, направлял племена прочь от горнила войны.

Но только голоса говорили все тише.

Снежнолап гордился результатами своих усилий — вот уже много сезонов племена не устраивали серьезных битв, даже мелкие пограничные стычки происходили все реже. Стали чем-то невероятным нарушения Воинского закона, многократно усложнившегося за последние годы. Но численность всех четырех племен по неизвестным причинам падала, и голоса не объясняли, отчего это происходило.

В какой-то момент голоса замолкли окончательно. Будущего больше не было, как и котов-воителей.

Фандом: Звездный путь (СтарТрек)

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Рила, Рэй, Сивир

Жанры: фантастика, приключения

Предупреждения: ОЖП, ОМП

Тэги: диалоги, #кастрианские_истории, эксперимент

Примечания: зарисовка является продолжением третьей темы, "Сон о несбывшемся" (фик на третью тему, "Тишина на подводной лодке", опубликован отдельно: https://fanfics.me/fic175454), и написана в экспериментальном формате.

— То есть ты серьезно предлагаешь пролететь дохрена...

— Две тысячи.

— ...Дохрена и еще две тысячи километров на своих крыльях с весьма слабенькой надеждой на то, что маяк Федерации еще работает? Мы окочуримся на полпути, не от жары, так от магнитного поля. И так уже все поминутно психуем.

— Полетим достаточно высоко, чтобы сказалось понижение температуры. Так мы уменьшим вероятность попасться на глаза местным, разумным или нет. Там по пути еще горный хребет должен быть, отдохнем за снеговой линией.

— И ты туда же, командир?

— А у нас есть другой выход? Сама же видела, как эффектно импульсные двигатели рванули. А уходить в варп прямо с поверхности планеты, тем более с такой мощной гравитацией... да еще на полуразрушенном корабле...

— Можешь не продолжать, нам в ИК читали лекции про эффект рогатки. Рэй, картограф ты наш, сколько до этих тарговых гор?

— Если прикинуть по масштабу карты... тысяча двести километров примерно.

— Не дотянем. Придется искать место для ночевки. Воду, кстати, берем с таким расчетом, чтобы хватило до гор и обратно, поняли, птенчики? А то рухнете еще.

* * *

— Сколько мы налетали?

— Пятьсот тридцать два километра. Все же удачно я падд с функцией геолокации прихватил... передай воду, пожалуйста, а то у меня в крови, кажется, все еще один сплошной антифриз.

— Костер будем разводить?

— Жить надоело или по походной романтике соскучилась?

— ...Извини, командир.

— Спи уже. Снимаемся с места с рассветом.

* * *

— Цедианцы называют это "марш-бросок". А у нас, кажется, был марш-полет. Я семьсот километров за пять часов в последний раз на Сании наматывал.

— Мне глубочайше без разницы, зачем ты так далеко летал.

— Птенчики, подъем. Я кого-то чувствую, и этот кто-то крупный... а теперь и вижу... он двуногий. И предположительно разумный.

— Ложись!!

— ...Все живы?

— Рэй, слезь с меня.

— Живы. Сам как?

— В порядке.

— Значит, наш загадочный двуногий точно разумен, неразумные бы не стреляли... из чего?

— Я не археолог и не историк.

— Перебираемся вон на тот уступ. Быстро. Там нас не достанут.

* * *

— Кто тут по холоду соскучился? Признавайтесь.

— Да уж, не ожидала, что... аыхх... буду мерзнуть в пустыне. Термоэлементы никто с собой не взял?.. Ай!

— Это я, не вопи.

— Тут темнее, чем на ночной стороне Кастрии. А ты мне локтем под ребра врезал.

— Прости. Но поодиночке мы к утру превратимся в ледышки.

— Ладно хоть двуногий ушел...

* * *

— Да тут не маяк, а полноценный передатчик, да еще на солнечных батареях! Неужели прошлая экспедиция оставила? И сигнал... О. О... у меня галлюцинации?

— Нет. Кажется, мы столкнулись с колонистами. На начальном этапе колонизации причем.

— Не сомневаюсь, они будут рады узнать, что здесь есть разумные перводирективные аборигены и что им надо улетать обратно.

— У меня всего один вопрос — кто нас тогда подбил?

* * *

— Не верю. Так везет только раз в жизни. А мы сегодня, похоже, израсходовали пожизненный запас везения.

— Не каркай. Что со "Светочем", Сивир?

— Возьмут на борт и помогут с ремонтом. Наши "Синусоиды" не намного больше их шаттлов. А нам временно выделили три каюты, вон там, в конце коридора.

— Ну и хорошо, а то я сейчас засну прямо тут. К таргу на шипы эту планету, забыть бы ее поскорее... это не совсем та история, которую можно рассказывать в качестве байки.

Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Приключения Алисы

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Райан, Вур, mirror!Райан, фоном mirror!Всеволод Буран и mirror!Ким Янсон

Жанр: фантастика

Предупреждения: ОМП, смерть персонажа

Тэги: mirror!verse, АУ, антиутопия, ангст, #кастрианские_истории, постапокалиптика

Примечания: Еще один кусочек миррорверса в Булычевских реалиях. Имеются отсылки на фик "Подарок": https://fanfics.me/fic175449

Райан медленно-медленно выпускает штурвал из судорожно стиснутых пальцев. Так медленно и осторожно, словно каждая косточка превратилась в тончайшее стекло, готовое рассыпаться от неосторожного вздоха. Касается приборной панели, выводя на экран отчет о состоянии корабля. С точки зрения бортового компьютера оно более чем приемлемое, после жесткой посадки пострадали только амортизаторы в тяжелой центральной части корабля, носовые и кормовые уцелели. И маскировочная система не выдержала — теперь придется искать другой способ проскочить мимо Имперского флагмана на орбите и не быть сбитым.

Он бросает взгляд на полученные по составу атмосферы данные. Ничтожно малое количество кислорода, водяной пар, азот, самые разнообразные продукты горения — терраформация сделала Кастрию непригодной для жизни на ближайшие несколько сотен лет. Нелогично, нерационально, но очень по-имперски показательно. Весьма красноречивые последствия отказа идти на контакт.

С Нулевого контакта прошло уже около тысячи восьмисот циклов⁽¹⁾, а цедианцы ничуть не изменились.

Райан отстегивает фиксирующие ремни и рывком вскакивает на ноги, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает. Шагает в заднюю часть корабля, к шлюзу, снимает с магнитных креплений потрепанный после недавнего инцидента на Гамме-14 скафандр.

Снаружи всего около пятисот градусов⁽²⁾, это он должен выдержать.

...За бортом его встречает сбивающий с ног ветер, вздымающий с земли облака пыли и пепла. Видимость близится к нулевой, и разглядеть хоть что-то можно только в моменты затишья. Свет Саара почти не пробивается сквозь низко нависшие темные тучи.

На спекшейся земле что-то блестит. Райан сощуривается, приседает, смахивает перчаткой скафандра пепел с потерянной кем-то драгоценности... драгоценности ли? Под ладонью оказывается саара — крохотная, неподвижная, спрятавшаяся в кокон собственных крыльев. Странное существо, одно из тех, что способно летать в космосе, пережить вспышку Саара и перетерпеть ад, разверзшийся на планете совсем недавно...

Мучительно медленно, словно преодолевая чудовищное сопротивление вязкой среды, кастрианец кладет закаменевшее тельце обратно на землю, выпрямляется, отряхивая с перчаток пепел, оглядывается через плечо и замирает, "увидев" за бугром две гуманоидные фигуры.

Инстинкты срабатывают быстрее логики — пригнувшись, он бросается под защиту ближайшего крупного валуна. Ветер тут же жадно слизывает его следы с запыленной земли.

Райан ни на миг не сомневается, что биосигналы — терранские. Быстро выглядывает из-за валуна и находит этому еще одно подтверждение: ярко-оранжевые скафандры двух нежданных гостей — определенно Имперского образца. Такие он узнает где угодно, особенно после событий нескольких последних недель. И появление этих двоих — а ведь они наверняка не одни, двое разумных физически не справятся с тем, чтобы проверить на наличие выживших всю Кастрию — здесь, на планете уже-не-М-класса, может значить только одно — вторичную зачистку, добивание тех, кто зачем-то, как он, вернулся или же чудом пережил пекло терраформации.

А ему не повезло посадить корабль на зачищаемый в данный конкретный момент участок.

Отчаянно хочется сбежать прочь, в космос, туда, где не достанут эти двое и Терранская Империя в целом. Подальше от ее цепких когтей и от того, во что превратилась его родная планета... на которую он уже никогда не вернется. Не сможет заставить себя вернуться.

А потом страх уходит, и его место занимает отчетливая холодная злость, такая, что, кроме нее, ничего не остается. Губы искажает хищная усмешка, рука сама тянется к ножу, по чудовищному наитию прихваченному с корабля.

Будто заранее знал, что оружие понадобится и что в некоторый момент добыча и охотник поменяются местами.

Он опускает тяжелый и громоздкий трикодер в пыль рядом с собой, прикрывает глаза, "всматриваясь" в окружающее пространство уже внимательнее. За камнем "светятся" два мощных биополя терранцев и множество мерцающих точек, хаотично рассыпанных по земле — саары, такие же, как та, которую он нашел.

В дыму, пыли и пепле не разглядеть котловину Озера Саар, в которой теперь нет ни капли воды, но это и не нужно. Он машинально поглаживает пальцами нож, однако ощущает только гладкое внутреннее покрытие перчатки. Перехватывает оружие поудобнее, насколько это возможно — в швы и крохотные складки перчаток набился пепел, сделав их очень скользкими — и все с той же улыбкой-оскалом дикого зверя поднимается на ноги, чувствуя, как по крови растекается знакомый холод, который теперь если и уйдет, то только вместе со всеми силами.

Нападать снизу, а не сверху — не самый лучший выход, учитывая то, что в скафандре он не может взлететь, но он не намерен тратить время на то, чтобы взобраться на скалы.

Он подбирается к имперцам короткими перебежками, прячась в сумраке и в пыли, замирает на мгновение, собираясь с силами, и бросается наперерез. Успевает еще заметить, как у них изумленно расширяются глаза и как тот, что пониже, вскидывает лучевое оружие — и позволяет ножу практически самому сорваться с ладони в нужном направлении, зная, что не промахнется.

Результат своих действий Райану не видно — он врезается в высокого терранца, со всей силы хватает его за предплечье и на остатках инерции увлекает к обрывистому берегу, песок на котором сплавился в острые стекла и стеклышки, могущие прорезать даже ткань скафандра...

Терранец вырывается из захвата с неожиданной силой. Райан, отпустив его, отпрыгивает назад, уходя от удара. Теперь между ними лежит тот, второй, с торчащим из шлема ножом.

Память совершенно не вовремя подкидывает прочностные характеристики остекления шлема, которое не пробить и огнестрельным оружием...

Времени на ненужные действия нет, и все же с языка срывается причудливой смесью космолингвы и родного кастрианского:

— Скончайся в Saar'ana⁽³⁾, тварь!

И, уже видя, как терранец точно таким же жестом, как ранее его напарник, вскидывает лучевое оружие, Райан прыгает на него, рассчитывая сбросить в котловину озера. Но случается совершенно невозможное — лежащий, который должен быть уже мертв, вдруг вскидывается, и кастрианец самым глупым образом спотыкается об его плечо.

Дальше все видится как в замедленной съемке — неровный, неудачный "полет" уже не совсем в нужную сторону, удар о хрупкий край обрыва, треск, вспышка...

Хруста ломающегося под его весом стекла на дне озера Райан уже не слышит.

* * *

— Райанкиртан? Все в порядке?

Райан вздрагивает всем телом, просыпаясь. Невесомость, от которой он успел поотвыкнуть, вновь напоминает о себе, и он рефлекторно пытается расправить крылья, чтобы прекратить "свободное падение". Перья сминаются под натянувшимися ременными фиксаторами, и только тогда до кастрианца наконец доходит, кто он и где он.

— Да... да, все нормально. Это мне та злополучная спасательная миссия отзывается, — улыбка выходит натянутой, если не сказать кривой.

Вур отзеркаливает его неровный мимический жест, кладет на плечо в жесте поддержки крыло — вернувшись на борт корабля, он так и не надел фиксаторы. Он ничего не говорит, но Райану как наяву слышится незаданный вопрос — "Что, и тебе тоже?"

1) Цикл — время, за которое Кастрия совершает один оборот вокруг своей звезды. Один цикл приблизительно равен десяти земным дням. Тысяча восемьсот циклов — примерно пятьдесят земных лет.

Вернуться к тексту

2) По Кельвину. Примерно +223 по Цельсию.

Вернуться к тексту

3) Озеро Саар (кастрианский).

Вернуться к тексту

Фандом: Пропасть Искупления

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонаж: Куэйхи Хоррис

Жанр: научная фантастика

Огрызочек текста по мотивам сцены в книге. Попытка немного увеличить время пребывания персонажа между сном и явью и посмотреть, что из этого выйдет.

— Я закончила с ним, — сказала королева.

— И что вы решили? — спросил Грилье.

Жасмина покусала ноготь.

— Я осталась при прежнем мнении. Положите его в резной скафандр.

Ощущения — как после пробуждения в перегрузочной капсуле. Тишина и полная невозможность двинуться, привкус чего-то стерильного на языке. Отсутствие свободного простанства как понятия.

Мысленное обращение к компьютеру уходит в пустоту. Импланты молчат. Или же их просто нет?

— Эй!.. — слабый возглас, последняя попытка получить отклик — или убедиться в полном его отсутствии.

Он открывает глаза.

Перед лицом — перечеркнутая решеткой непонятного происхождения звездная пропасть. Открытый космос.

Очень правдоподобная иллюзия? Ложная проекция изображения на сетчатку? Разум бьется в панике, изобретая все более абсурдные варианты, не желая признавать очевидного.

Его, Куэйхи, положили в резной скафандр и на несколько ближайших лет вмуровали в лед обшивки "Гностического восхождения". Как королева и обещала.

Он считал это орудие пытки жутковатой легендой, одной из тех, что неизбежно ходят в больших социумах и в ограниченном пространстве. Пока не увидел его своими глазами в тронном зале, не вгляделся в гипнотизирующие узоры на нем.

Он имел неосторожность ошибиться. Дважды. Первый раз — когда был уверен, что о его лжи не узнает королева Жасмина. Второй раз — когда поверил, что спасен и избежал наказания.

И теперь он платит за эту ошибку.

— Торможение закончено, жду распоряжений для запуска системы.

Решетка перед глазами резко сменяется темнотой. Проходит еще несколько мучительных секунд абсолютной неизвестности, пока он не узнает в голосе корабельную субличность "Доминатрикс".

Облегчение пополам с шоком обрушивается на него приливной волной. Померещилось.

Фандом: ориджинал

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Жанр: быт

Тэги: повествование от первого лица

Примечания: Небольшая автобиографическая зарисовка.

Держаться. Держаться-держаться-держаться, не засыпать. Первая пара, лекция, всегда самая сложная и малопонятная, дальше, на семинаре и на практикуме, будет легче. Ну... должно быть.

Отчаянный зевок во все тридцать два зуба... точнее, в моем случае двадцать восемь. Руки продолжают машинально конспектировать слова преподавателя и записи на доске.

Вот так всегда и бывает после того, как до часу ночи пишешь отчет по лабораторной работе и встаешь в шесть утра, чтобы досчитать погрешности и "нарисовать кладбище", нанеся на построенный еще вчера график кресты погрешностей. Воистину — выживаем как можем. Впрочем, а кто сказал, что смены в "Сириусе" легкие хоть для какого-то направления? Если это даже и так, физики к их числу точно не относятся.

Короткий взгляд через левое плечо. Конечно же, мой бессменный коллега по пракам опять мирно дрыхнет, используя собственную тетрадку в качестве подушки. Интересно, его хоть сообразят разбудить в конце лекции?

Вновь смотрю на доску, списываю оттуда строку интегралов. Несколько раз моргаю, встряхиваю головой, чтобы не заснуть. С легким ощущением "подтормаживания" замечаю, как прямо по столу преподавателя идет кошка... кошка?!

Вскидываюсь в полнейшем ступоре, озираюсь вокруг. Кошки, что и логично, нигде нет. Приснилась... зато адреналиново-бодрый заряд на оставшуюся часть лекции обеспечен.

Фандом: Рувольти: эксперимент ценой жизни

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен, гет

Персонажи: Монертон, Шайто, ОЖП

Пейринг: Монертон/Эмилисса

Жанры: драма, мистика

Предупреждения: ООС, ОЖП

Тэги: artfic, АУ, ангст, сумасшествие

Примечания: зарисовка была написана вот по этому арту: https://vk.com/photo-151589258_456240529

P.S. Возможен ООС Монертона и Шайто, поскольку в каноне эти двое показаны либо еще птенцами, либо импульсивными подростками.

— Oh, I can't wait to see you again...

Ломкая колючая трава шуршала под лапами. Ветра не было, но окружающий серый туман все равно колыхался, наплывая неровными волнами. И было необъяснимо прохладно, если не сказать морозно, однако вода из воздуха не спешила выпадать инеем на красные цветы, покрывающие землю.

А в спину Монертону упорно смотрело нечто. Он помнил, как в первые свои визиты сюда постоянно крутил головой в тщетных поисках того безумца, который, очевидно, забрел сюда раньше него. А потом это место позволило ему встретить Эмили, и все стало неважно.

Туман, несомненно ядовитый, казалось, все сильнее пропитывал его. Холод, поселившийся сначала в кончиках крыльев, добрался уже и до тела, и теперь он не мог согреться даже под жаркими лучами Кайона.

И с каждым разом нежелание улетать из Края Вечной Мглы все росло. Туман успокаивал, дарил избавление от вины, в котором Монертон нуждался больше всего, а вне тумана вина наваливалась с утроенной силой. "Не смог, не спас, бросил".

Эмилисса вновь соткалась из теней совсем рядом, в каких-то двух шагах. При взгляде на нее от нежности защемило сердце.

— Прости, я не могу остаться, — вздохнул он. — Иначе мой непутевый брат там такое наворотит...

Не наворотит, услужливо подсказала рациональная часть разума. Шайто — уже не тот птенчик, действующий по принципу "Наломаю дров во имя благой цели". Нынешнего Шайто отец уже спокойно оставлял управлять алькассаром, отлучаясь по делам.

Когда-то Монертона неимоверно, до искр по всему телу бесило, что его старшему брату Ирлумплай доверяет, а ему самому — нет. Но после первого прилета в Край и это стало неважно.

— Прости, — повторил он. Любимая молча смотрела ему в глаза — порождения Края не умели говорить. Потом ласково коснулась своим клювом его, и Монертона обдало потусторонним холодом.

— Я вернусь, обязательно, — прошептал он. — Через два дня.

* * *

У самого выхода из дворца Монертон столкнулся с братом. Столкнулся в прямом смысле — так спешил, что врезался в него, и они оба грудой красных и черных перьев рухнули на пол.

— Куда ты собрался? — Шайто смерил его пристальным взглядом разноцветных глаз. Оперся на крылья, вставая.

— Не твое кириунье дело, — огрызнулся Монертон. В нем зудело нетерпение — скорее, скорее сорваться в небо, снова оказаться в Краю Вечной Мглы, снова увидеть Эмили...

И неважно, что она — не настоящая.

Шайто обеспокоенно посмотрел вслед брату, но ничего не сказал. Прибыла делегация от Западного клана, и ее необходимо было встретить. Прав был отец, когда говорил, что война не может длиться вечно...

* * *

Маара уже давно потеряла счет дням. Край Вечной Мглы, раз захватив в свои туманные щупальца жертву, уже не отпускал ее до самой смерти. Заманивал хитроумными иллюзиями якобы к своей границе, а на самом деле направлял в центр. И ощущение сверлящего затылок взгляда неизвестного существа лишь усиливалось, а сил для очередной попытки побега — на крыльях ли или на лапах — становилось все меньше.

Поэтому, когда из тумана перед ней возник красно-зеленый мерловик ростом выше нее раза в два, Маара даже не удивилась. Что теперь хотело от нее это место? Панического бегства в нужном направлении? Ну так вот, оно просчиталось. Не ей, прошедшей тренировки на Арене Тагомата, бояться мерловиков.

Потом до нее дошло, что что-то не так. Враг смотрел внимательно, но нападать явно не собирался. Да и не выглядел он способным напасть — с поблекшим, поредевшим оперением, отощавший до предела, он едва стоял — что было неудивительно, ведь ничего съедобного в Краю не росло. И он очень сильно кого-то напоминал...

— Чего уставился? — неуловимая не выдержала первой и кое-как вспомнила ризентарс. Голос после долгого молчания был чудовищно хриплым.

— Я тебя не помню, — последовал такой же хриплый ответ.

Ее сочли очередной иллюзией, не иначе. Ведь Край всегда показывал только знакомые или хотя бы полузнакомые образы.

— Значит, я твой собрат по... — перевод слова "несчастье", как назло, вылетел из головы, и пришлось заменить искомое крепким ругательством. Мерловик возмущенно выпрямился во весь рост, и только тогда Маара с изумлением признала в нем принца Монертона.

Она махнула хвостом, порадовавшись, что ее эмоции нельзя прочесть по цвету элеронов по одной простой причине: у нее, как и у всех каметей, элеронов нет.

— Пытался сбежать? Сколько раз? — может, вдвоем они выработают более-менее действенный план побега?

— Зачем? — прозвучало с безграничным удивлением. — Я пообещал Эмили остаться. Разве я мог бросить ее здесь?

Принц повернул голову вбок, словно соприкасаясь клювом с кем-то, кого Маара не видела.

Закрыв лицо лапами, она без сил осела в ломкую траву. Удушливый туман вокруг них колыхнулся, напомнив почуявшего слабость добычи хищника.

Этому бедолаге-мерлу было куда хуже, чем ей — Край уже сломал его, но он сам этого даже не осознавал.

Но в любом случае им двоим осталось жить совсем немного.

Фандом: Catwar

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанр: мистика

Предупреждение: ОЖП

Тэги: канонная смерть персонажа, смерть второстепенных персонажей

Примечание: Зарисовка была написана по мотивам сюжета Хэллоуина-2021.

«Пусть говорят, а нам какое дело? Под маской все чины равны. У маски ни души, ни званья нет, — есть тело. И если маскою черты утаены, то маску с чувств снимают смело»

М. Ю. Лермонтов, «Маскарад»

Хэллоуинский бал стирает грань между мирами живых и мертвых. На нем никто не помнит, не знает, не желает знать настоящего имени и даже племени своего собеседника, о тех же, кто не удержал свою личность в секрете, предпочитают не говорить. Шерсть, истекающая темным дымом, способным принять любые очертания — более не признак обитателей Сумрачного леса. И гости бала, подобно Двуногим, рядятся в самые невозможные одежды, на какие хватит фантазии.

А фантазии у них хватает — тут скалится очень правдоподобная волчья пасть, там плачет маска призрака, а вон там и вовсе виднеется череп неизвестного существа...

«Как ваше имя?».

Секундная усмешка.

«Леди Фаркост. А ваше?».

* * *

От бала веет запахом опасности и страха, среди тех, кто исчез и не вернулся, в любой момент может оказаться и она, Огневка — нет, не Огневка, леди Фаркост! — но она впервые за много лун нелогично чувствует себя живой. И полна решимости проследить за событиями до их закономерного конца.

...Пусть даже для этого придется выполнить великое множество самых различных поручений от обитателей замка.

На двадцатой жуткой птице, окутанной точно таким же черным дымом, как и все приглашенные на бал, решимость слегка притупляется, но не исчезает полностью. Она поймает этих чертовых четырех мышей во что бы то ни стало.

...Когда на кинжале остается мазок зеленой крови, даже и не намеревающейся сворачиваться, реальность трещит по швам и в который уже раз норовит осыпаться неудачной мозаикой. Удерживает только навязчивый, надоевший сладковатый запах тлена, пропитавший все вокруг.

Монотонное вылавливание бокалов из котла с кипятком и крахмалом успокаивает. Смешно — ей надо было накопать картошки на огороде и найти бокалы, очистить их, собрать у гостей бала пять различных видов крови, разлить их по бокалам и преподнести это чудовищное ассорти мадам Люсиль-как-ее-там. И все это ради жалких крох информации, почти никак не проясняющих ситуацию!

* * *

Она следит за собой как никогда тщательно. Нельзя по неосторожности ляпнуть свое настоящее имя или хотя бы намекнуть на него, нельзя, чтобы развеялся темный дым, за которым не разглядеть шерсти и морды, не учуять запаха... Сейчас все, кто есть в округе, на взводе, и можно от души получить чьими-нибудь когтями по морде.

Слуги мелькают в коридорах замка неслышными, незаметными тенями — и одна такая тень, с которой леди Фаркост сталкивается в дверях тронного зала, выглядит до странного знакомой.

— Ночецапка? Сестра? — растерянный шепот сам срывается с языка, падая в тишину. Слуга замирает, затравленно оборачивается. Хочет что-то сказать, но из онемевшего, скованного клятвой горла не вырывается ни звука. А спину уже прожигает множество подозрительных взглядов, и кошка качает головой — больше для публики:

— Обозналась, видимо.

И вдруг отчаянно, на грани слышимости выдыхает, обмирая:

— После бала найди меня среди звезд⁽¹⁾.

* * *

Пепел, взлетающий в воздух от каждого движения, оседает на шерсти и усах, костюмы гостей и слуг постепенно становятся одинаково-серыми. Вот кто-то выскальзывает прочь из зала, унося в зубах шпагу Арчибальда. Бережно, словно драгоценность, два кота выносят опаленную маску Джека. Совсем маленький котенок катит перед собой бокал Люсиль-и-так-далее, нещадно пачкая его в пепле...

А ведь все они уносят с собой частички праха бывших владельцев замка.

На полу равнодушно дотлевает сигил.

Леди Фаркост без капли эмоций обозревает эту картину. Она устала, нет, она до предела вымоталась и теперь мечтает только об одном — очнуться где-нибудь в бескрайних звездных степях и забыть все произошедшее, как сплошь и рядом абсурдный сон.

Раздается высокий жалобный звук. У трона копошится, пытаясь подняться на лапы, зверек-марионетка.

Тишина враз становится из почти полной по-настоящему гробовой. Все здесь присутствующие отлично помнят, как по заданию Арлекина-Эллекена бегали от марионетки по библиотеке, прячась в тени полок и судорожно выискивая нужную книгу. И ведь леди Фаркост была в их числе, больше того — она на своей шкуре испытала остроту когтей жуткой зверюги... так почему в ней сейчас просыпается что-то похожее на жалость?

— Она тебя сожрет!.. — слышится чей-то визг, стоит ей сделать несколько шагов в сторону трона. Она оскаливает клыки в усмешке:

— Мертвые второй раз не умирают.

В глазах зверька-марионетки более нет того кровожадного огонька. Он, попискивая, ластится к подошедшей кошке, которая вяло ерошит лапой шерсть на его загривке.

* * *

На указателе видна неаккуратно выцарапанная когтями надпись «Выход».

Леди Фаркост качает головой, садится рядом с указателем и обессиленно утыкается мордой в шершавую древесину. Марионетка, путаясь в собственных нитях, крутится рядом.

Когда сбоку возникает кошачий силуэт, она вскидывает голову — вбитый в подкорку за эти много-много дней рефлекс.

«Вы действительно хотите вернуться домой?» — проводник смотрит понимающе.

«Да, хочу».

Очертания указателя на миг плывут перед глазами — и с плеч исчезает тяжесть алого праздничного наряда. Вместо мрачного, сырого и туманного леса вокруг — усеянные звездами степи теперь и на неизвестный срок родного ей племени. Вместо темного дыма — собственный полупрозрачный черно-желтый мех и еле ощутимый аромат полыни.

Вместо Леди Фаркост — Огневка.

И только марионетка рядом напоминает о том, что все было взаправду.

1) Мой персонаж на тот момент обитал в ЗП. Впрочем, он (вернее, она) и сейчас там обитает.

Вернуться к тексту

Фандом: Shadow Fight 2

Рейтинг: R

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Тень, Мэй

Жанр: фэнтези

Тэги: бессмертие, травмы, упоминания насилия

Примечания: Действие зарисовки происходит в IV акте.

"Теперь тебя не могут убить", — сказал ему Сэнсей после первого открытия Темных Врат.

Убить его действительно не могли. Как бы ни были страшны его раны, через некоторое время они всегда затягивались, оставляя после себя шрамы, первозданно-черные и потому незаметные на черной холодной коже. И именно это условное бессмертие позволяло ему раз за разом сражаться с телохранителями, медленно-методично прокладывая кровавую дорогу, ведущую к очередной печати.

Убить его не могли. Но вот одолеть, искалечить, смакуя победу, и оставить в полусознании-полубреду лежать где-нибудь в старой шахте — могли.

Глупо было бы ждать жалости от пиратского отребья, из которого Оса набирала телохранителей.

Обычный человек не выжил бы с такими травмами и уж подавно не удержался бы на поверхности сознания. Но Тень человеком не был и почти забыл, что такое сон или обморок. А потому оставалось терпеть боль.

"Кажется, в этот раз была глефа. Да, точно, Боцман был вооружен глефой", — проползла равнодушная мысль. Шлем, гордо названный местными оружейниками "корона ночи", не закрывал лицо, и не было ничего удивительного в том, что в пылу схватки до него дотянулись острым кончиком лезвия, чиркнув по глазам и переносице.

Полностью ослепший, он еще какое-то время делал выпады, определяя местоположение противника на слух. Потом крутился на одном месте, не позволяя к себе приблизиться — попасть под металлическую цепь, с одной стороны увенчанную лезвием, а с другой шипастым шаром, Боцман однозначно не стремился. И только в самом конце, когда на помощь Боцману подоспел Китобой с несколькими ниндзя, обессилевший Тень позорно вжимался в каменное крошево на полу, надеясь отделаться малым количеством ран.

Постоянные бои напоминали замкнутый круг. Он осваивал новые приемы, учился владению самым разным оружием, оттачивал мастерство. Но с боями копилась усталость, а с усталостью копились ошибки. И рано или поздно он проигрывал — закономерно, неизбежно. Как сейчас. После чего отлеживался некоторое время и снова шел сражаться, твердо уверенный, что на этот раз уже ни за что не даст себя победить.

...Он вытянул руку, нащупывая кусаригаму, которую почему-то не украли. Цепь приятно согрела⁽¹⁾ ладонь сквозь корку спекшейся крови. Звякнуло по случайному сталагнату лезвие.

Во что бы то ни стало нужно подняться и выбраться отсюда — хоть на четвереньках, хоть ползком. Он столько раз был в этих шахтах, что найдет выход и без глаз. А там... если очень повезет, получится добраться до дома. К тому времени, может быть, начнет восстанавливаться зрение.

Что-то привлекло его внимание. Даже не сразу удалось осознать, что именно. А потом стало понятно — звук. По туннелям кто-то торопливо шел, и каменная крошка хрустела под его шагами.

Тень замер, напрягшись и сжав в пальцах бесполезное в его положении оружие. Гордость приказывала подняться на ноги и встретить нового противника лицом к лицу, инстинкты велели и дальше изображать из себя мертвого.

— Тень! — звонкий голос разбил тишину пещеры. — Что случилось?!

Шорох одежды, стук шагов — Мэй подошла совсем близко. Лаконичные слова болезненно отдались в пересохшем, а несколько часов назад и перерезанном горле:

— Пытался убить Боцмана.

Мэй цокнула языком — не то с сочувствием, не то в затруднении.

— Тень, посмотри на меня.

"Очевидно, снаружи уже сумерки... иначе бы она заметила".

— Пока нечем.

Резкий надрывный вздох, как будто едва начавшийся крик заглушили, прикрыв рот ладонью. За все прошедшее время, похоже, Мэй так и не привыкла видеть у него раны, смертельные для обычных людей.

— Помоги встать, — раздраженно попросил он и все же невольно вздрогнул, когда ее теплая рука сжала его ледяные окровавленные пальцы.

1) По моему хедканону Тень постоянно холоднее окружающей среды.

Вернуться к тексту

Фандом: Коты-воители

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанр: фантасмагория/сюр

Предупреждения: ОЖП, ОМП

Тэги: ангст, вымышленные существа, смертельные заболевания, смерть основных персонажей

Туннели молчали.

Они молчали почти всегда, даже если заблудившиеся в них коты истошно кричали, срывая голос и тщетно надеясь дозваться хоть кого-нибудь. Камень глушил все звуки, будь то неприятный скрежет когтей или едва слышное дыхание, сырость скрадывала запахи, и уже через пять минут нельзя было определить, прошел ли кто-то по этому участку или же здесь никого не было уже несколько столетий.

Но Змеелапка все равно чувствовала. Иначе, чем в жизни до туннелей, но чувствовала — здесь она не одна. Туннели ветвились-ветвились-ветвились, образуя бесконечное множество маршрутов, по которым могло ходить, не пересекаясь, бесконечное множество котов. И не только котов.

Зрение было бесполезно в абсолютной подземной темноте, но Змеелапка была готова поклясться, что последнее встреченное ей существо котом точно не являлось. Они тогда долго обнюхивали друг друга, ощупывали усами и лапами, убеждаясь в том, что оба реальны. Существо было высоким и четвероногим, но покрытым перьями вместо шерсти и с узкими длинными крыльями. На одном крыле, кажется, в перьях была незарастающая прореха...

Существо не умело говорить. Змеелапка — не видела смысла. Так они и разошлись, лишь в знак прощания она ласково ткнулась носом куда-то существу в плечо, а оно погладило ее по спине уже начавшим каменеть хвостом.

Туннели вытягивали жизненную силу, выпивали ее по капле, и с каждым отрезком времени стремление двигаться все угасало. Но Змеелапка знала — нельзя останавливаться. Иначе вплавишься в камень, навеки станешь его частью.

Она продолжала движение по туннелям. Каждый шаг отдавался глухой болью — хоть подушечки лап с въевшейся в них каменной крошкой уже ничего не чувствовали, от давления крохотные осколки прокладывали себе путь все глубже в тело. Пыль, витавшая в воздухе с сыростью, оседала в груди — по пылинке-другой за вздох. И легкие каменели, твердели, лишая возможности дышать.

* * *

— Я не знаю, что с ней такое, просто не знаю, — растерянно произнес Макоцвет. Под испепеляющим взглядом Грозового предводителя хотелось зарыться в землю и не показываться оттуда ближайшие несколько лун. — Она не умирает, она просто... спит.

— И не просыпается уже пятый день! — прошипел Ледозвезд, прижав уши к голове. — И ни на что не реагирует!

От его громкого голоса желание исчезнуть только возросло. Целитель ненавидел признаваться в подобном, но он не знал, как помочь ученице, и понятия не имел, что сказать ее отцу, испуганному и разъяренному одновременно.

А Змеелапка дышала все тише и медленней, с каждой минутой тише и медленней...

Фандом: Звездный путь (СтарТрек)

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Рэй

Жанры: быт, фантастика

Предупреждения: ОМП

Тэги: другие планеты, #кастрианские_истории

Время на огромном пустыре будто вовсе не двигалось. Желтая звезда, куда менее яркая, чем Солнце, неподвижно висела у самого горизонта, окрашивая небо в охру с красным оттенком. Над пустырем дул вечный, непрекращающийся ветер, почти никогда не менявший направление. Землю покрывала низкая трава, вьющиеся стебли которой переплетались так причудливо, что напоминали сеть, сделанную руками разумного. В ней постоянно запутывались пальцы ног, а, как-то раз рухнув в особо густые заросли на большой скорости, Рэй открыл для себя неприятный факт — по прочности стебли не уступали кевлару, были гибкими, но совершенно не тянулись. Выпутываться из такой "сети" было сущим мучением.

У пустыря — явно инопланетного, плотность воздуха и гравитация здесь заметно отличались от земных — были свои причуды. Раскрывать крылья всегда приходилось осторожно, иначе под напором ветра легко можно было, едва прыгнув, кувыркнуться в траву вверх хвостом. Ветер мог стать как союзником, помогая взлететь, так и врагом — когда он был особенно силен, любая попытка лететь против него была обречена на провал.

Это место снилось Рэю все детство, и за несколько земных лет он изучил его от края до края. Запомнил до последней составляющей его непривычный, неземной запах. Запомнил, каковы на ощупь "кевларовые" растения. Несколько раз повстречал неизвестных мелких животных, напоминающих ящериц. Рассмотрел издалека незнакомый город с изящными, обтекаемыми зданиями, явно спроектированными так, чтобы выдерживать ветер любой силы, но так и не смог подобраться к нему — едва он пересекал незримую границу пустыря, как просыпался.

Почти не имея возможности и времени полетать в реальности, во сне он отдавался любимому делу со всей страстью. Он ночь за ночью тренировался в плотном влажном воздухе, приноровляясь летать все дальше и все быстрее, выделывал трюки, на которые никогда не решился бы на Земле. Был уверен, что сложные маневры из снов там же и останутся, но в реальности с удивлением обнаруживал, что тело "помнит" все действия. Давно уже не удивлялся полной реалистичности снов, принимая ее как данность. И думал-думал-думал, со всех сторон рассматривая перспективы, плюсы и минусы самого большого решения в своей пока еще короткой жизни.

Сны прекратились на пороге зрелости, и примерно тогда же Рэй поставил родителей перед тем фактом, что он намерен поступать не в земное подразделение Звездного Флота, а в кастрианское.

Скандал был поистине грандиозный, однако помнился смутно, без подробностей, будто сам был одной непрерывной длинной иллюзией. Привычное четкое восприятие реальности вернулось только в "чистой зоне" земного космопорта.

* * *

Воздух снаружи космопорта, не прогнанный через десятки фильтров, очень отличался от воздуха внутри. Порыв теплого влажного ветра принес до боли знакомую смесь запахов, и Рэй даже не удивился вновь всколыхнувшемуся чувству узнавания, не отпускавшему его еще с того момента, когда он увидел охристое небо с неподвижным желтым пятном Саара.

— Догоняй! — пискнул кто-то рядом. Хлопнули крылья, мелькнул, ныряя в небо, белоснежный силуэт.

— И догоню! — возмутился на общекастрианском еще один едва оперившийся птенец, раскинул крылья и взлетел, чудом не рухнув с воздушного потока.

Рэй потуже затянул ремень поясной сумки с немногими своими вещами. С лица никак не сходила шалая, отчаянная улыбка, и где-то внутри росла уверенность, которую пока не получалось оформить в слова. Он сотни раз отработанным движением сделал взмах, позволяя ветру поднять себя, и только тогда пришло отчетливое осознание: он вернулся домой.

Фандом: Экипаж 2016

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Леонид Зинченко, Алексей Гущин

Жанры: фантастика, юмор

Тэги: вымышленная анатомия самолетов

Примечания: Таймлайн зарисовки — примерно посередине между приходом Гущина в "Пегас Эйр" и Канву.

P.S. Вдохновилась дописать по этой довольно старой идее, наткнувшись на этот пост: https://vk.com/aircrash?w=wall-5751308_1096033

Осеннее воронежское утро выдалось сырым и промозглым, и целью Зинченко с самого начала была передислокация в относительно теплую и сухую кабину. Но еще на подходе к "сто семнадцатому" КВС заметил мелькающую под крылом долговязую тень в форме. Носясь туда-сюда, тень хорошо знакомым гущинским голосом восклицала что-то и взмахивала руками, словно отмахивалась от воробьев или весьма крупных комаров.

Нахмурившись, Зинченко ускорил шаг. Если это и впрямь были птицы, следовало прогнать их как можно скорее, пока они все не оказались в турбине, а то и в двух.

— Здрасте, Леонид Саввич! — издалека поприветствовал его Лешка, не прерывая своей загадочной беготни, и тут же, практически без перехода, взвыл: — Нет, только не пополнение!

Зинченко присмотрелся, и его взгляду предстала крайне занимательная картина: Гущин носился кругами под крылом их "сто семнадцатого", а за ним целой стайкой гонялись странные, аляповатые авиамодели, какого-то черта вдруг ожившие, с короткими фюзеляжами и неестественно большими хвостами. То и дело, громко вереща, — иначе назвать эти писклявые звуки язык не поворачивался, — некоторые из них с разгона поднимались в воздух, своей целью почему-то избирая, кажется, пряжку форменного ремня стажера. Все пять самолетиков, как один, были небольшие, в десяток сантиметров длиной, в заводской окраске — и все они были моделями Ту-204-СМ, пусть и очень нелепыми, что наводило на определенные размышления.

Еще на большие размышления наводили два белоснежных яйца, сиротливо лежащих у правого заднего шасси, и такая же белая скорлупа рядом с ними. Если бы не цвет скорлупы, Зинченко счел бы, что у них тут за ночь свил гнездо какой-нибудь страус — по размерам яйца вполне подходили, только отливали металлом. Гнезда, однако, не было и в помине — только шасси с тормозными "башмаками" на нем.

— Стажер, что здесь происходит? — настолько спокойно, насколько мог, спросил КВС, в целях сохранения рассудка прекратив попытки самостоятельно обмозговать ситуацию.

— Докладываю, Леонид Саввич: наш самолет размножился! — бодро отрапортовал Гущин, отмахиваясь от одного особенно настырного самолетика, который попытался сесть ему на плечо. — От кого, правда, птенцы, я пока не знаю... но они очень голодные!

Справа от Зинченко что-то хрустнуло. Он синхронно с Гущиным повернулся к источнику звука и увидел, как трескается одно из двух оставшихся яиц, проткнутое не в меру острым кончиком жесткого хвоста.

КВС замер, судорожно пытаясь собрать по кусочкам рушащуюся картину мира и наблюдая, как из яйца выбирается на свет еще один самолетик — только на этот раз уже аэробус А320, визгливо подвывающий двигателями и чуть мельче "тушек".

— Теперь мы знаем, кто был отцом, — философски изрек ненадолго остановившийся Лешка и тут же снова сорвался с места, стряхивая прицепившийся-таки к пряжке ремня самолетик — тот с обиженным писком кувыркнулся на асфальт. — А еще они, кажется, питаются металлом.

— Их надо прогнать, Гущин, у нас же здесь целый самолет!.. — аж задохнувшись от открывшихся перспектив, далеко не самых приятных, начал Зинченко.

— Они его не трогают, Леонид Саввич! — отозвался Лешка. Будто в ответ на его слова, откуда-то из глубин "сто семнадцатого" донесся глухой звук, похожий на раскат грома. И, пока Зинченко тщетно пытался понять, сбой какой системы мог его вызвать, все самолетики, кроме одного, сгрудились у правого шасси самолета, разом присмирев и словно ища защиты. В это время как раз начало проклевываться последнее оставшееся яйцо — судя по проломившему скорлупу крылу, вылуплялся еще один "триста двадцатый".

— Снимаем борт с рейса, — не терпящим возражений голосом произнес Зинченко, не обращая внимания на подозрительно льнущий к гущинской ноге самолетик и на выражение лица, с которым на это смотрел обладатель ноги. — И на полный техосмотр.

…К удивлению КВСа, прибывшие на место техники отнеслись к происходящему вполне спокойно и даже с юмором — по их мнению, ситуация внештатной вообще не была, будто у них каждый день тут в нарушение всех правил и банальной логики размножались самолеты.

Трудности начались, когда Гущин попытался уйти — "тушка", ранее пристававший к нему активнее всех, отчаянно заверещал двигателями и покатился следом. Остальные самолетики, напротив, оробели от такого количества людей вокруг и поэтому старались вообще не отъезжать от шасси "сто семнадцатого", только изредка пытаясь покуситься на содержащие металл инструменты.

Все попытки удержать приставучего птенца на месте провалились — когда его брали в руки, он пищал, вырывался и обжигал выхлопами двигателей. Пристраиваясь же рядом с Лешкой или, еще лучше, у него на ботинке, он замирал и, кажется, был готов размурлыкаться, словно кот.

— Ну и что мне с ним делать? — энтузиазм, который стажер ранее направлял на беготню от настырных самолетиков, сейчас бесследно испарился, и вопрос прозвучал даже жалобно.

За время наблюдения за попытками Гущина сбежать от птенца, которому он так внезапно приглянулся, КВС успел частично восстановить столь бесцеремонно порушенную картину мира — именно поэтому его хватило даже на легкое ехидство:

— Взять домой, кормить и выхаживать — или что там полагается делать с бездомными животными? — и он развернулся, собираясь уходить.

Лешка растерянно пробормотал ему в спину:

— Но он же потом вырастет...

* * *

— Ну что там с вашим питомцем? — совершенно буднично поинтересовался Зинченко, когда они вместе шагали к выходу на летное поле. Случившееся два дня назад уже не казалось чем-то неординарным, не слишком удивлял даже тот факт, что весь самолетный выводок терпеливо дожидаться в Воронеже возвращения "материнского" самолета отказывался наотрез; но, поскольку у птенцов не хватало сил для длительных перелетов — говоря начистоту, летали они вообще еле-еле — они путешествовали преимущественно в нише для шасси "сто семнадцатого". Воистину, ко всему человек привыкает...

— Не напоминайте, Леонид Саввич! — вздохнул Гущин. — Ну чисто кот, всю ночь по квартире ездил, пищал, двигателями коптил, потом затих. Наутро прихожу завтрак готовить — а он алюминиевую ложку доедает…

— Как это доедает? — развернулся к нему КВС, даже не пытаясь сдержать изумление.

— Вот так. Не знаю уж, где у него рот, но от ложки только кусочек остался. А он сам слегка подрос, удлинился, в смысле. А отец даже не удивился. Сказал, что, если нормально кормить, выводок вырастет до нормальных размеров где-то года за два.

* * *

Проснулся Зинченко от раската грома, пробившегося сквозь двойные стекла в зале ожидания. Но он хотя бы просто проснулся, а вот сидевший рядом Гущин вздрогнул так сильно, что едва не упал со стула.

Ситуация была стандартной — нелетная погода, возмущенные и уставшие пассажиры, переполненный аэропорт и экипажи, по причине недостатка места пристроившиеся кто где. Вон, буквально через два ряда от них в полном составе расположился экипаж "Люфтганзы", а на другом конце помещения он вроде бы недавно видел русских коллег из "Аэрофлота"...

Недавний сон всплыл в памяти с поразительной четкостью, и Зинченко чуть усмехнулся. Яйцекладущие самолеты — ну и приснится же такое!

Фандом: Экипаж 2016

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Алексей Гущин, Леонид Зинченко, борт 117

Жанр: фантастика

Тэги: вымышленные существа, живые машины

Примечания: Еще одна довольно старая идея. На момент создания была первой попыткой в концепт iliana/aliana (именно поэтому здесь его понимание сильно отличается от привычного).

Выныривая из очередного за последние две недели кошмара, Гущин почувствовал, как кто-то, стоявший рядом, отшатнулся в сторону. Именно почувствовал, а не увидел, потому что сон упорно не желал рассеиваться — перед глазами все еще стоял туго натянутый трос, дрожащий в такт неуправляемым рывкам небольшого Ан-26, в ушах звучало бесстрастное пиканье приборов, а пальцы словно бы сжимали штурвал.

Справа послышался шорох, повеяло холодом, и летчик быстро сел, почти вскинулся на кровати. Мысль о том, что это так странно решила пошутить одна из стюардесс, мелькнула и пропала, как только он заметил у балконной двери непонятный темный силуэт, похожий на человеческий лишь отдаленно. Длинный плащ, едва прикрывавший плечи ночного гостя, свисал до пола, совершенно не скрывая чудовищной худобы своего обладателя и как-то неправильно выпирающих ребер, профиль выглядел нечеловечески хищным и удлиненным, а руки, напротив, были слишком короткими.

Алексей тряхнул головой, потрогал лоб, убеждаясь, что температуры под сорок у него нет. "Галлюцинация" от этого действия не исчезла и даже не пошевелилась.

Он вскочил на ноги и, оставляя между собой и внезапным "глюком" кровать, шагнул к столу, включил настольную лампу. Вспыхнувший свет заставил сощуриться и заморгать обоих, но, как только глаза привыкли, Гущин обалдело уставился на "посетителя", который теперь еще меньше напоминал человека.

Застигнутый врасплох, он стоял вполоборота к Алексею, белая в красно-синих полосах кожа отливала металлом. Короткие четырехпалые руки, поднятые к широкой груди в защитном жесте, не скрывали нечто похожее на птичий киль, выпирающий из нее, белоснежный и словно бы отполированный череп отражал свет лампы. Сзади под "плащом" виднелось нечто вроде птичьего хвоста. Огромными глазами, в которых было не различить зрачок и радужку, эта непонятная хрень молча таращилась на Гущина, нерешительно переступая тонкими журавлиными ногами, разукрашенными странными бурыми пятнами — такие же пятна были и на изнанке "плаща".

— Ты кто? — стереотипный вопрос вырвался сам собой. Мысли скакали испуганными зайцами, отказываясь складываться в единое целое.

Хрень попыталась отозваться, дернулся под белоснежной кожей кадык, дрогнул "плащ", в котором Алексей чуть ли не с ужасом опознал самые настоящие крылья — длинные, жесткие, словно у стрекоз, сейчас сложенные. Звука не получилось, тонкие губы лишь шевельнулись. Понапрягав голосовые связки еще немного, существо наконец смогло издать хрипло-скрежещущее:

— Я сто семнадцатый.

Гущин против воли часто заморгал — услышанное больше всего походило на глупую шутку. Известия о катастрофе на Канву и об их последующем приземлении в Петропавловске-Камчатском до сих пор гремели по всему миру, однако кто стал бы шутить подобным?

— В смысле сто семнадцатый? — настороженно переспросил он. Провел рукой по лицу, чтобы прогнать остатки сонливости, которые, впрочем, сами улетучивались со сверхзвуковой скоростью.

В этот раз слова дались ночному пришельцу легче — он негромко просипел, словно бы пародируя одного из персонажей "Джентльменов удачи":

— Сто семнадцатый я. Ту-204-СМ, RA64151… был им. Пока ты меня не разбил.

Гущин на несколько секунд всерьез задумался о собственном сумасшествии. Уточнил недоверчиво-непонимающе:

— Так ты — тот борт?

— Об этом я тебе и говорю! — вспылил тот, его голос из сипения превратился в неприятный скрежет.

— Но сто семнадцатый же… того, — неопределенно махнул рукой Алексей, старательно отгоняя от себя мысль о том, что сине-красные полосы на белой коже ночного гостя очень напоминают ливрею "Пегас Эйр".

— Все очень просто, — зашептал "сто семнадцатый", виновато глядя куда-то мимо Гущина. — У каждого самолета есть материальная оболочка, которую дали нам вы, люди, и энергетическая оболочка. При сильном повреждении aliana… материальной оболочки iliana… то есть энергетическая оболочка отделяется от нее и ищет себе "якорь", человека, за разум которого может зацепиться. Чаще всего им становится один из пилотов, если же оба пилота погибают вместе с материальной оболочкой, найти подходящего человека практически невозможно, и энергетическая оболочка спустя некоторое время просто рассеивается без следа.

Первым порывом Алексея было сбежать в коридор, подальше от этого чокнутого. Вторым — швырнуть в него что-нибудь тяжелое и опять же сбежать в коридор. Третьим — позвонить в психиатрическую больницу, предварительно сбежав в коридор.

Но сделал он совершенно не то, что намеревался. Спросил:

— Леонид Саввич ведь тоже самолет угробил. Что, и к нему?..

— Скорее всего. Невзирая даже на то, что до этого он летал со мной, — слабо кивнул "сто семнадцатый". Зачем-то по-птичьи поджал левую ногу, но сделал это так неуклюже, что пошатнулся. Гущин, рискнувший за время их разговора подойти на метр, машинально дернулся в сторону "духа", чтобы удержать его от падения, но был остановлен вскинутой ладонью и окачен такой волной холода, что невольно сделал шаг назад. "Сто семнадцатый", восстановив равновесие, оперся о стену спиной, чтобы не шататься, и уже чуть менее сипло объяснил:

— Это холод высот. Я им весь пропитан, только тут, внутри, — он ткнул пальцем куда-то в область собственного подреберья, где, вероятно, находилось сердце, — тепло. Но это ненадолго, связь с моим aliana… с материальной оболочкой все слабее, а скоро и вовсе оборвется.

— И что же тогда? — Гущин не обратил внимания на незнакомое слово и на то, что "сто семнадцатый" оговорился уже в третий раз.

— "И они изнутри остыли"⁽¹⁾, — ночной гость жутковато усмехнулся, показав два ряда похожих на человеческие зубов. — Один из представителей твоей расы очень метко о нас выразился. Вы, люди, дали нам материальные оболочки и эмоции. Со смертью мы теряем и то, и другое — правда, эмоции позднее и постепенно при условии наличия "якоря"...

...Реальность вокруг Алексея "поплыла", в нее пробился затихающий гул двигателей и голос Зинченко:

— Подъем... второй пилот Гущин.

Он распахнул глаза и несколько секунд смотрел в потолочное табло со стандартным знаком "не курить", прежде чем до него дошло, кто он и где он. Взгляд в иллюминатор окончательно расставил все по местам — так и есть, Москва, Шереметьево. Они наконец-то дома после двух недель "выяснения обстоятельств" в Петропавловске-Камчатском.

Зинченко так и стоял в проходе, придерживая одной рукой загипсованную другую. Заметив удивленный взгляд Алексея, кивнул в сторону передней части самолета — на выход, мол.

Гущин поднялся и на одну бесконечно жуткую секунду замер, краем глаза заметив возле командира невысокий темный силуэт. Развернулся к Зинченко всем корпусом, чувствуя, как сердце суматошно колотится где-то в горле — и облегчение накатило с такой силой, что едва не подогнулись ноги. "Силуэт" оказался лишь тенью КВСа на противоположной стене — в иллюминатор ярко светило заходящее солнце.

— Все в порядке? — Зинченко внимательно посмотрел на него.

— Д-да, — он рвано кивнул. — Просто сон приснился... странный.

1) Прямая цитата из вот этого замечательного стихотворения (взято с просторов интернета. Автор, к сожалению, неизвестен):

Самолеты имеют душу

И стальные тугие крылья

Холод ждет их всегда снаружи

И они изнутри остыли.

Самолеты имеют память

И стальные живые нервы

Хоть им легче уже не станет

Их легко поднимает небо.

Самолеты не любят встречи

Расставаться не любят больше

Самолетов стальные плечи

Пробирает холодной дрожью.

Самолетам хватает силы

Самолеты всегда на взводе

Самолетов следы на синем

Города воедино сводят.

Самолеты хотят согреться

Самолеты не любят слякоть

Самолеты имеют сердце

Но они не умеют плакать.

Вернуться к тексту

Фандом: Коты-воители

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанры: быт, мистика

Предупреждения: ОЖП, ОМП

Тэги: стихийные бедствия

Примечания: первая половина драббла написалась под вдохновением от этой картинки (https://m-chu.ru/wp-content/uploads/2019/03/s1200-7.jpg), вторая — под вдохновением от этой картинки (https://kipmu.ru/wp-content/uploads/rsplsmrch.jpg).

Тенелап любил такие моменты, как сейчас — на границе тишины и ненастья, на границе света и тьмы. Когда небо закрыто темными дождевыми облаками, но на горизонте еще пробиваются лучи заходящего солнца, когда ветер стих, но готов в любой момент вернуться — уже будучи настоящим шквалом и принеся с собой ливень.

Еще будучи оруженосцами, они с друзьями иногда убегали далеко в вересковые пустоши просто для того, чтобы там, на бескрайнем просторе, встретить дождь и наперегонки, вымокая до костей, с хохотом и визгом мчаться к лагерю, наслаждаясь свободой. И сейчас он был готов сделать точно так же.

...Порыв холодного ветра принесся неожиданно и резко, заставив вздрогнуть и вздыбить шерсть. Зашелестел вереск, и Тенелапу этот тихий, привычный звук впервые за много-много лун показался зловещим.

Он посмотрел вверх. Тяжелые облака нависали над зарослями, будто готовые упасть и раздавить собой все живое. Впрочем, пока они никуда не падали, а медленно-величественно плыли в неизвестном направлении, влекомые ветром. А Тенелап наблюдал за их движением и чувствовал, как снова встает дыбом шерсть, но уже не от холода.

В лесу ветер мог вихриться, налетая на деревья, а иногда даже дуть в обратную сторону. На пустошах же он не изменял направления даже в грозу — ничто не мешало ему. Однако прямо сейчас на глазах у кота тучи, меняя форму, закручивались в спираль, похожую на раковину улитки.

Лапы примерзли к земле, разум метался в панике, не имея возможности интерпретировать происходящее. А в небе происходило невероятное, но от этого не менее страшное — из центра спирали потянулась, извиваясь, темно-серая облачная "змея". Спускаясь все ниже, она в то же время вместе с тучей летела по ветру.

Где-то далеко она коснулась земли, и в воздух поднялась пыль, которая тут же завращалась вокруг нее с бешеной скоростью. Только тогда стало понятно, что "змея" вращается тоже. Она еще больше потемнела и уже не была гладкой, от нее летели в стороны маленькие клочья облаков, но она продолжала расти и расширяться.

До Тенелапа донесся как будто рев огромного зверя, слишком продолжительный для грома. Сомнений не было — он исходил от "змеи", которая металась туда-сюда, причудливо изгибаясь и временами складываясь едва ли не пополам. Но чем дальше, тем устойчивее она становилась, из змеи превращаясь в ствол дерева, соединяющий землю с облаками. И этот ствол двигался прямо на беспомощного кота.

* * *

— Ты переполошил весь лагерь, — тоном констатации факта произнесла Серебряная Звезда.Тенелап опустил голову, уши у него уже не просто теплели от стыда, а полыхали — странно было, что еще никто не видел зарева. Он, давно уже воин, размяукался на весь лагерь — смерть идет, спасайся кто может! — из-за какого-то дурацкого сна!

— Что тебе приснилось? — внезапно спросила предводительница. В ее голосе не было гнева — только желание понять. Однако Тенелап все еще не решался посмотреть ей в глаза или хотя бы оторвать взгляд от пятна солнечного света на полу пещеры. Но рассказывать начал, запинаясь и буквально за хвосты вытаскивая из памяти стремительно забывающиеся кусочки сна.

...Пока он говорил, пятно потускнело, а потом исчезло вовсе — солнце скрылось за облаками. Прекратился и ветер, ранее задувавший через вход. Стало так тихо, что Тенелап отчетливо разобрал, как на другом конце лагеря целитель отчитывает свою ученицу, перепутавшую травы.

— Это ужасно, — наконец нарушила молчание предводительница. — В том числе потому, что это могло быть знамение.

У воина от страха задрожал хвост, и он поспешно придавил его лапой, чтобы это не было заметно. Что же такого случилось или должно случиться, что Звездное племя послало видение ему, а не Дроздолапу или Серебряной Звезде?

Предводительница вдруг вся напряглась, обратившись в слух. Тенелап уже раскрыл было рот, чтобы задать вопрос, как расслышал тот же звук, что и Серебряная Звезда несколькими мгновениями ранее — похожий не то на рев, не то на рокот водопада и постепенно усиливающийся.

Глаза предводительницы расширились в паническом осознании, и она бросилась наружу. Тенелап последовал за ней, на Скалу, с которой обычно обращались к племени. Остановился, вытянувшись в струнку и прикипев взглядом к происходящему уже не на горизонте, а в нескольких минутах бега от лагеря.

Там бушевал, сметая все на своем пути, огромный темный вихрь, протянувшийся из облаков. Он был гораздо шире "змеи" из сна Тенелапа и, казалось, состоял из множества таких "змей".

Звездное племя, очевидно, даже предположить не могло, что грозное порождение природы будет столь велико.

Фандомы: Коты-воители, Рувольти: эксперимент ценой жизни

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Жанр: фантастика

Предупреждения: ОМП, ОЖП

Тэги: другие планеты

Примечания: к первой части текста с помощью АватарМейкера и IbisPaint я сварганила иллюстрацию: https://ibb.co/wzQC3xQ

Запах привел его к самому Карнизу, туда, где скала обрывалась вниз, в пропасть. Нерешительно ступая по скользкому льду и снегу, он подходил все ближе к краю. Быстро-быстро билось сердце при виде белоснежной фигуры на самом краю, в каких-то шерстинках от падения, будто бы не обращающей внимания на собственное положение.

— Метель? — прозвучало нерешительным выдохом — воитель боялся испугать белую не-совсем-кошку, заставить ее дернуться и свалиться со скального выступа.

— Светлоух? — она обернулась, четко выверяя движения, посмотрела в самую душу узкими зрачками, как умела только она. — Что тебе здесь нужно?

— Ты. Мне нужна ты. Племя волнуется.

— Передай им, что я не вернусь.

Он не мог сделать ничего. Не мог ухватить ее за загривок и дернуть, не мог увести от опасного края.

И мысль о том, что, быть может, через несколько минут на дне пропасти появится еще одно изломанное тело, острыми когтями раздирала душу.

— Почему, Метель, почему? — пытливо спросил воитель, осторожно делая еще один шаг к краю. — Что тебе сделало наше племя?

— Вы не сделали ровным счетом ничего, — прикрыв янтарные глаза тонкими веками, ответила та. — Просто мне здесь не место.

"Ей здесь не место", — шептались между собой старейшины, когда странный белый не-совсем-котенок, найденный патрулем на самой границе территории племени и принесенный в лагерь, крутился возле них. А яркие желтые глаза найденыша смотрели с жалобной надеждой, кривилась вытянутая наподобие широкого клюва мордочка, и кончик тонюсенького хвоста, опасливо поджатого, то и дело резко окрашивался в разные цвета, заставляя вздрагивать от неожиданности даже воинов.

"Ей здесь не место", — говорило все племя, напуганное ее странной внешностью, но она осталась. И училась наравне с остальными, с каждой луной все сильнее замыкаясь в своем крохотном мирке, обрывая заведенные было знакомства, давя эмоции в зародыше, словно за их проявление каждый раз платила непозволительную цену. А хвост ее уже больше не менял цвета, будто и не вспыхивал когда-то давно от малейшего шума пугливым желто-оливковым⁽¹⁾.

"Ей здесь не место", — шептали в толпе, пока остальные во время посвящения странной не-совсем-кошки в воины кричали ее новое имя — Метель. А та, явно слыша эти шепотки, щурила похолодевшие с возрастом янтарные глаза в отчаянном протесте, готовясь в который раз доказывать обратное.

"Ей здесь не место", — говорил сокрушенно Молнезвезд, предводитель племени. И глашатай, вызванный на этот приватный разговор, кивал печально, соглашаясь, и озвучивал очевидное — таких, как Метель, не видел никто и никогда. И никто не знал, откуда вообще она появилась в тот день на границе.

— Но почему? Тебя приняли, тебе дали имя, ты — одна из нас! — восклицание Светлоуха, должно быть, вышло слишком экспрессивным, ведь он и сам понимал, что говорит неправду — Метель на самом деле приняли единицы.

— Я никогда не стану одной из вас, — ровно произнесла она, обвивая скальный выступ длинным тонким хвостом, тоже неправильным, не кошачьим, со странным ромбовидным уплощением на конце — именно оно, как помнил Светлоух, могло менять цвет. — Я всю жизнь пыталась доказать обратное, но это было бессмысленно. Гоняясь за признанием, я лишила себя права на эмоции и на полеты, а все ради чего? Ради знакомств, которые недопустимы? Ради дружбы, от которой не будет проку? — что-то все же прорвалось через ледяную холодность воительницы, на кончике хвоста мелькнула лазурь⁽²⁾, быстро сменившаяся алым цветом⁽³⁾, исчезнувшим так же стремительно. А заметившая это Метель заговорила размеренно, словно рассказывая сказку:

— Обычный кот боится шагнуть в пропасть, потому что понимает, что очень быстро его изломанное ударом тело окажется на дне. Но это он понимает подсознательно, и его пугает даже не столько боль от удара — его пугают секунды падения, свист воздуха в ушах и несущееся навстречу то самое дно. Я почти уверена, что мои предки, мои родители не боялись шагать в пропасть. Ведь им приходилось делать это много раз на дню, ведь падение — это тоже полет, а полет — это тоже падение, особенно когда сложены крылья. Чтобы полететь, в любом случае нужно оторваться от земли. Так почему я, дочь своих родителей, должна бояться шагнуть в пропасть? Почему должна прятать крылья и давить в себе желание полететь? Почему я не могу отправиться на поиски себе подобных?

И она напрягла мышцы, готовая сделать шаг — только вот шаг от края или за край, Светлоух не мог сказать. Он тоже напрягся, припал к снегу, понимая, что по-прежнему не может сделать ничего для спасения воительницы, повредившейся умом — как еще он мог объяснить околесицу, которую она несла про полеты и крылья?

— Пожалуйста, не делай этого!

— Мне здесь не место. Только, Звезд ради, — она изобразила некое подобие улыбки, — не перевирай ситуацию и не говори племени, что я совершила самоубийство.

И она шагнула в пропасть, а перед глазами воителя мелькнул окрашенный бледно-синим кончик ее хвоста⁽⁴⁾.

Светлоух горестно вскрикнул, уже понимая, чем всем кончится. Скребанув когтями по льду, прыгнул к самому краю, туда, где только что сидела Метель, и посмотрел вниз, ожидая увидеть забрызганный кровью снег на дне пропасти и искалеченное тело белой не-совсем-кошки. Но там ничего не было, и лишь какая-то крупная белоснежная птица взвилась, спугнутая, метнулась вверх по каменной стене и шмыгнула в ярко-голубое небо.

Кот проводил ее взглядом, отстраненно подумав, что птиц с четырьмя крыльями и длинным тонким хвостом он никогда не видел, и снова с отчаянной тоской уставился вниз. Разум, словно оледеневший в тот момент, когда мир на миг закрыл бледно-синий ромб, отказывался строить догадки о том, куда могла деться Метель — до тех пор, пока не мелькнуло воспоминание о точно таком же ромбе, которым оканчивался хвост неведомой птицы.

И в его голове возник один-единственный вопрос: как так вышло, что за столько лун никто не заметил ее крылья?

* * *

Ветер подхватил устремившуюся в грозовые облака Метель, незнакомо запел в перепонках крыльев, засвистел в ушах.

Она никогда еще не боролась с такой непогодой и оттого действовала на чистых инстинктах. Падая в воздушные ямы, кружась наперегонки со шквалами, прорываясь через влажную черноту облака, она летела, раскинув все четыре крыла, и в ней медленно-медленно пробуждалось то, что дремало последние пятнадцать лун. Она мчалась к самому центру грозы, туда, где молнии сверкали чаще всего, где гром раскатывался не переставая. И ее сердце билось в рваном такте искрящих молний, а крылья выгибал ветер.

Раз.

Вокруг стремительно мчащейся белокрылой не-совсем-кошки мелькали голубоватые искры, сливаясь в крохотные молнии наподобие тех, что резали небо вокруг. И она наслаждалась этими искрами, выпуская на волю то дикое, что всю сознательную жизнь давила в себе. И ей впервые в жизни было без разницы, какого цвета у нее хвост — ведь ее никто не видел!

Два.

Метель сощурила глаза, вытягиваясь в струнку, отводя назад раскинутые крылья. Она более не сливалась с грозой — она неслась сквозь нее, будучи в самом ее центре, и уже знала, что сейчас произойдет.

Три.

Ударила молния. Янтарная радужка окрасилась в чистую голубизну неба, пространство вокруг поплыло, мир расколол надвое удар — и она помчалась. Помчалась так, как не мчалась никогда. Время замерло, замерла она сама, у нее замерло дыхание, замерло в груди сердце — а она мчалась, и кончики крыльев обдавало нестерпимым, невозможным холодом, какого она никогда не ощущала в горах.

...Громыхнуло, и мир снова раскололся напополам, выпуская Метель в чужое, непривычное небо с огромной фиолетовой луной.

Она вздохнула, расставаясь с последними крупицами воздуха того, оставшегося позади мира и впервые пробуя на вкус воздух этого, нового. Плотный и наполненный запахами, он обжигал легкие и необыкновенно легко поддерживал под крылья. Уши ловили множество незнакомых звуков, тело, казалось, весило меньше, чем до взлета.

— Al'maze... — будто само по себе вылетевшее из клюва неизвестное слово удивило и испугало. Лапы коснулись влажной земли, крылья прошелестели по синей траве и тут же рефлекторно сложились, прижимаясь к спине и хвосту и становясь, как всегда, незаметными.

Зашуршали кусты, за ними мелькнула большая бурая птица с рогами и тут же скрылась, чем-то напуганная...

* * *

Метель вздрогнула, просыпаясь. Неокрепшие крылья ломило после вчерашних полетов, урчал пустой живот. Сквозь крону дерева, на котором она ночевала, виднелось издевательски голубое и чистое утреннее небо.

Она видела эти сны уже не в первый раз. Помнила, как уцелеть в грозе и как накопить энергию для решающего "прыжка" туда, домой, в родной мир под высоким небом с фиолетовой планетой. Всей душой рвалась в него, верила, что найдет там таких же, как она. Ждала и искала одного — сильной грозы, которая могла ей помочь. Но ее все не было и не было...

У неуловимых с крыльями типа "растяжные" сами крылья в сложенном состоянии практически не видны, даже их кончики прижимаются к хвосту.

Метель — не чистокровная русская белая, и поэтому ее шерсть не меняет цвет в зависимости от освещения.

1) Испуг.

Вернуться к тексту

2) Усталость.

Вернуться к тексту

3) Гнев.

Вернуться к тексту

4) Решимость.

Вернуться к тексту

Фандом: Приключения Алисы

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Третий капитан (Норн Иильс), Второй капитан (Ким Янсон)

Жанр: фантастика

Тэги: AU, другие планеты

Примечания: Зарисовка была написана по черновому АУ, суть которого заключалась в том, что при памятной встрече на Медузе-3 Второй успел перетащить Третьего на "Чайку", и все четыре года плена капитаны просидели в ней вдвоем.

Мини-саммари из текста исходника: А сам Второй в это время очень старательно не вспоминал про то, как Третьего "накрыло" в первый раз...

Планета была безымянной, не особенно теплой и не нанесенной ни на какие карты. Ее вместе со звездой и остальными пятью планетами системы отгораживала от освоенной части космоса темная туманность, глушившая лучи сканеров и любые сигналы.

"Странно, что песка так мало", — невольно подумал Третий, когда под подошвой в очередной раз захрустели обломки кораллов — впрочем, на своих земных тезок местные рифостроители, также обитавшие у экватора, походили очень отдаленно. Но они в идентичной манере образовывали на незамерзающих участках океана постепенно разрастающиеся острова. На самых крупных из них можно было обнаружить примитивную растительность, мелкие же островки вроде того, на который они посадили "Чайку", были безжизненно-голыми.

За его спиной Второй оторвался от осмотра амортизатора корабля и спросил, будто продолжая мысль друга:

— Неужели штормами все смывает?

— Возможно... — рассеянно откликнулся Норн. Где-то в глубине памяти царапался правильный ответ к этой загадке, но вытащить его на поверхность не получалось, как он ни старался. Причудливая логика сна — а то, что это сон, было бы очевидно любому эмпату на его месте — искажала события прошлого, акцентировала внимание на ненужных деталях.

С тихим шорохом перекатились под волной белоснежные обломки кораллов, пена лизнула берег совсем рядом с ногами фиксианца, и он поспешно сделал шаг назад. Поднял взгляд в небо — там меняющим цвет и форму горным хребтом плыли темно-серые дождевые облака. Вот одно из них закрыло звезду, и сразу стало холоднее.

Норн развернулся и зашагал обратно к "Чайке". Оглянулся через плечо — горизонт начало заволакивать пеленой дождя.

Небольшое белое существо, сидевшее на особенно крупном обломке, шуганулось, пронеслось к воде, будто вовсе не касаясь песка, и юркнуло в волны.

Кима возле "Чайки" уже не было — видимо, ушел внутрь. Третий хотел последовать его примеру, но не успел. Едва он ступил на трап, как из тучи внезапно рухнула стена оглушающе холодной воды, претворяя в реальность земное выражение "разверзлись хляби небесные".

Он совершенно точно знал, что все происходящее — сон, но жуткое чувство беспомощности и полнейшей дезориентации от этого никуда не делось.

* * *

— Ким!.. — голос сорвался. Воздуха не хватало, как и много лет назад под тем ливнем. А еще было очень холодно — хотелось или вскочить и начать двигаться, или окончательно сжаться в комок.

Темнота вокруг и тошнотворный эмофон медузианских подземелий, заглушавший даже привычный эмофон "Чайки", только подстегнули панику. Ища хоть какую-то опору, Норн всеми ладонями вцепился в руку Второго, закоченевшие пальцы обожгло соприкосновением. Ким отчетливо вздрогнул от неожиданности — хватка на плече фиксианца немного усилилась, будто удерживая его в реальности — и встревоженно спросил:

— Что случилось?

— Кошмар приснился. Видимо, эмофон влияет, — Норн медленно выдохнул и не без труда убрал все руки, кроме той, которой держался за не закрытое перчаткой запястье Кима. Адреналин выветривался из крови, и приходилось прилагать все большие усилия, чтобы не начать стучать зубами. — Но сейчас уже все в порядке. Что с пиратами?

Он неохотно разжал пальцы, тут же снова начавшие замерзать. Сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и мысленно попенял себе в ближайшем будущем разыскать уже наконец перчатки. Внутрикорабельная температура из-за необходимости экономить энергию продолжала держаться на отметке в минус двадцать — не самый плохой вариант, если вспомнить, что пираты залили ловушку жидким азотом, но и не самый приятный.

— Пока не высовывались. Извини, что разбудил, — Второй попытался взъерошить себе волосы, наткнулся на шапку и опустил руку, — но мне нужна твоя помощь. В системе жизнеобеспечения фильтры держатся на последнем издыхании. Подежуришь у сканеров, пока я с этим разберусь?

Третий кивнул, потом запоздало сообразил, что Ким не фиксианец и вряд ли видел это его движение в темноте.

— Идем, — он поднялся на ноги.

Фандом: ориджинал

Рейтинг: PG-13

Взаимоотношения: джен

Жанр: фантастика

Тэги: artfic, другие планеты, живые машины, космос, повествование от первого лица

Примечания: зарисовка была написана по вот этому арту: https://sun1-90.userapi.com/impf/c850632/v850632278/b8303/KbFcXpRtQRE.jpg?size=1280x800&quality=96&sign=928a95c527a62d7537f0698318918840&type=album.

Когда ты на надежном корабле, способном выдержать любую атмосферную трепку, позади вооруженная до зубов погоня, а впереди газовый гигант, изрытый чудовищными бурями, решение нырнуть к ядру, куда эта самая погоня не сунется, кажется очевидным. Но когда корабль еле ковыляет в межпланетном пространстве, а его ИИ то и дело заикающейся цветовой морзянкой выдает отчет о плачевном состоянии систем, эта затея выглядит не столько очевидной, сколько самоубийственной.

"Множественные сбои в работе навигационной системы. Невозможно рассчитать курс", — универсальным цветовым кодом передает ИИ.

Итак, корабль, и без того ничего не соображающий, еще и наполовину ослеп.

Я стискиваю штурвал в пальцах, забыв о том, что он сенсорный, и не рассчитанная на такое давление панель заходится истошно-сердитым писком.

Попадание, и корабль снова вздрагивает до самого нутра, как раненое животное. Еще одного попадания он не выдержит — только что упали щиты, этот момент за годы и годы в бегах я научился отслеживать более чем хорошо.

"Мощность энергетических щитов — ноль процентов. Невозможно рассчитать курс".

Теперь нырять придется без малейшей защиты, и любой случайно попавшийся на пути каменный или ледяной осколок с учетом скорости корабля легко пробьет обшивку насквозь. Корабль — на окраине галактики не принято давать имена или названия — не справится, это очевидно даже без расчета вероятностей.

Значит, придется справляться самому. Стать единым целым с этой чертовой планетой, чтобы не быть перемолотым в обломки. Вспомнить, каково это — летать, полжизни проведя прикованным к земле.

— Передавай управление! — ИИ понял бы и мысленную команду, но я зачем-то использую речь.

"Нейронное подключение не рекомендуется".

Вот ведь... искусственный интеллект!

— Передавай управление, это приказ!

"Введите код доступа".

— Дай мне свои крылья, — и одновременно я вкладываю пальцы в специальные углубления на панели управления. Те места, где у нормальных представителей моей расы должны быть когти, продирает холодом синхронизации, и сознание накрывает непроницаемая темная пелена.

* * *

Всю информацию о собственном состоянии удается систематизировать лишь через несколько десятых долей секунды — непозволительно долго по компьютерным меркам. Корабль — я сам — знатно измочален бегством от звезды, но атмосферные закрылки в полном порядке, и я выпускаю их, почти падая в верхние слои атмосферы.

Преследователи не останаливаются.

Я врезаюсь в воздушный поток и почти "встаю на крыло". Судорожно продумываю план действий и, решив свести сопротивление к минимуму, все так же боком иду вниз.

Датчики фиксируют нарастание температуры и давления, и то же самое я чувствую каждым квадратным сантиметром обшивки. Лететь обратно придется наугад — в беснующейся атмосфере бесполезно прокладывать четкий маршрут.

Скрипят переборки. Нехорошо скрипят. Первый признак того, что пора замедлить спуск, а в идеале — убраться прочь.

"Смотрю" сканерами назад и вверх. Погони уже нет. Конечно, они поняли, что ныряние к ядру, требующее прорвы энергии, несовместимо с эффективной поимкой очередного нарушителя спокойствия. Уж такова суть граорцев — если они не будут уверены в успехе, то даже за дело не возьмутся. Стало быть, меня с самого начала рассчитывали поймать? Интересно.

Снова толчок-турбулентность, на этот раз уже слабее, но все равно "уставшая" обшивка издает длинный и мучительный скрип. Надо же, я сам не заметил, как добрался до жидкого водорода. Теперь дело за малым — подождать немного и снова ползти вверх, молясь всем богам космоса о том, чтобы не случилось разгерметизации. Ее мое органическое тело не переживет.

Фандом: Shadow Fight 2

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Тень, Вдова

Жанры: мистика

Тэги: АУ, fix-it

Примечания: Пятый акт игры гордо именуется "Величайшим искушением", и в нем Вдова вовсю пытается сооблазнить главного героя (Тень). Однако он, оставив побежденную Вдову, уходит в следующую провинцию. И получается нелогично — ведь если Тень в романтическом плане до поры до времени совершенно безразличен, то какое же это искушение?

Но в самом начале игры говорится, что Тень был великим воином, который искал настоящей битвы и достойного противника (и именно поэтому открыл Врата Теней). А что если искушение состояло как раз в том, что Вдова была готова дать ему и то, и другое?

P.S. А еще в седьмом акте, когда Титан по сюжету показывает Тени его двойников, в определенный момент свернувших с пути, двойников этих только пять — по одному за каждый акт, кроме пятого.

Раньше Тень был уверен, что давно уже потерял способность ощущать холод. Но первый же подъем сюда, в горы, доказал ему обратное.

Ледяной ветер жжет не прикрытые доспехом участки кожи. Сабли в ножнах, в начале подъема почти ничего не весившие, оттягивают плечи. Мороз проникает внутрь с каждым вздохом и все прочнее обосновывается где-то в груди. От необъятного горного простора кружится голова. Куда ни посмотри, нигде нет ничего, кроме снега, камня и пронизывающего холода.

Уже один путь по горам к жилищу Вдовы — тяжелое испытание. Пока он нашел короткую дорогу, успел несколько раз пожалеть, что вообще взялся ее искать.

Слежавшийся снег почти не скрипит под босыми ногами, но беззвучно подойти к фигуре в красном, замершей на пороге промороженного дома, все равно не удается. Еще один шаг — и Тень чувствует на себе внимательный взгляд.

Вдова терпеливо ждет его. Ровно на том же месте, что и три дня назад, будто и не уходила. Стоит, полуприкрыв лицо веером, бумажным только на первый, невнимательный взгляд, и совершенно не обращает внимания на жгучий холод.

Ничего не поменялось. Все то же красное шелковое платье, все те же смертоносные боевые веера в руках, все те же тонкие губы, изогнутые в чарующей полуулыбке. Все те же глаза, полностью белые, без зрачка, без радужки, как у всех демонов. И как у него.

Они не произносят ни слова. Вдова дает ему ровно столько времени, чтобы подготовиться — снять плащ и опустевшие ножны, положить их на каменный выступ и взяться за парные сабли — после чего кроваво-красным мазком срывается с места, утягивая в боевой танец.

Она — воплощенный хаос, непредсказуемость. Тень не может точно сказать, в какой момент закончится бой, в какой момент неуловимо быстрым движением она окажется рядом и приставит острый край веера к горлу, вынуждая остановиться.

А пока они кружатся по утоптанному снегу, ни на секунду не теряя друг друга из виду, и холод из тела уходит, вытесненный азартом.

Выпад с саблей в вытянутой руке и с падением на одно колено. Медленное, наигранное как будто, а на деле донельзя стремительное уклонение Вдовы. Свист веера, брошенного умелой рукой, перекат по снегу. Разворот-пируэт с раскинутыми руками, болевой захват. И все та же опьяняющая едва ли не сильнее битвы, сводящая с ума улыбка.

Он уже давно потерял счет своим поражениям. Но с каждым следующим все четче понимает: Вдова — та единственная, кто способен дать ему азарт настоящей битвы. Она — по-настоящему достойный противник, тот самый, которого он много лет назад искал за Вратами.

Взмах обоими веерами сразу, знакомое зеленоватое сияние. Чужое дыхание за спиной, режущее давление на уязвимый участок шеи. Надави она чуть сильнее — и рассечет ему сонную артерию. Неприятная даже с учетом его бессмертия травма.

— Сдаешься? — и даже теперь Вдова не перестает загадочно улыбаться.

— Сдаюсь, — почти беззвучный выдох.

— Приходи снова, когда будешь готов, — и отворачивается.

"Приду".

Раз от раза происходящее все больше напоминает сон или непозволительно затянувшееся наваждение. Но даже если все это — сон, Тень не хочет просыпаться.

Фандом: Звездный путь (СтарТрек)

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Рила, Рэй, фоном Сивир

Жанры: быт, фантастика

Предупреждения: ОЖП, ОМП

Тэги: #кастрианские_истории, другие планеты

Примечания: кусочек чернового мини "Полярная ночь". Когда-нибудь я допишу его, а пока — вот.

О том, что разумные обитатели I-931-C могут счесть его очередным мародером и попросту пристрелить, Рэй до поры до времени не думает. Монотонные поиски пропитания в давно покинутых многоэтажках вводят в некое подобие транса, выталкивая из головы все посторонние мысли.

Им просто нужна еда — кобальтовых капсул, которые у них есть, даже при самом экономном употреблении хватит всего на две недели. А спасательная экспедиция прилетит не раньше чем через полтора месяца — разве что Кир почует что-то неладное и примчится с другого конца галактики; отправить подпространственную передачу Сивир не сможет, спасибо нетипичному магнитному полю планеты.

О том, что будет, если помощь не прилетит, он запрещает себе думать. Но в памяти то и дело всплывает информация о степенях гипотермии, длительном кислородном голодании и малокровии — все это ожидает их, если они застрянут на I-931-C надолго. И особенно быстро проявится анемия — для здешних разумных кобальт ядовит и, как следствие, в пище практически отсутствует. Поэтому им как-то придется растянуть имеющиеся у них капсулы как можно на большее время.

…Он резко, неаккуратно, не заботясь о тишине, вытаскивает примерзшие ящики стола один за другим и нечуткими, закоченевшими пальцами перерывает их содержимое; обитатели этих квартир в большинстве своем покинули их так быстро, что в укромных уголках осталась сохранившаяся на холоде еда.

Иногда попадаются трупы тех, кто не успел уйти. В паре метров от Рэя лежит один такой — скорчившийся, поджавший ноги и руки в инстинктивной попытке сохранить тепло. Должно быть, перед смертью успел еще понять, что происходит — вряд ли оконное стекло сразу треснуло, впуская в квартиру чудовищный холод...

Ледниковый период накрыл I-931-C по геологическим меркам мгновенно, словно измученная, истерзанная планета мстила своим обитателям. Конечно же, такой феномен не мог остаться без внимания ученых Флота — и вскоре Сивира с двумя подчиненными откомандировали на перводирективную "Белоснежку", как после катастрофы неофициально звалась I-931-C.

Задание довольно быстро пошло не по плану. "Интегрироваться в среду аборигенов" не получилось, их с Рилой обокрали на вторые же сутки, оставив почти без оборудования и без возможности собрать нужные данные. А еще через несколько дней выживания в покинутом городе с ними связался Сивир и коротко сообщил: "Корабль поврежден метеоритом, отказала навигационная система. Забрать вас теперь не смогу. Как и улететь отсюда".

В ящиках, как и в остальной части квартиры, нет ничего, кроме вездесущей воды в твердом агрегатном состоянии.

Рэй позволяет себе короткое ругательство, — снова куча времени и сил потрачена зря, хотя можно было бы уже привыкнуть к постоянным неудачам, — подхватывает практически невесомый рюкзак, привычно вешая его на грудь, и направляется к небрежно распахнутой двери.

Диких животных в этих промороженных высотках нет и быть не может; но вот того, что здесь могут быть животные разумные, он не учел.

— Тихо-тихо, — победно скалится возникший в дверях местный, оттесняя его внутрь. За его спиной притопывают еще несколько таких же, как он — оборванных, грязных, диковатых. Раз, два, три... восемь. И тот вошедший первым — он стоит в иерархии этой шайки чуть выше остальных; он главарь, вожак.

Драться с такой толпой бесполезно — умением его, может, и не превзойдут, но количеством задавят точно.

— Не пищи, птенчик, и мы, быть может, тебя не тронем, — ухмылка снова искажает губы главаря. Местные за его спиной разражаются гоготом — оставит он потенциального соперника в живых, как же!

Рэй отшатывается назад, в комнату, быстро озираясь и запоздало понимая, что кричать нет смысла, а бежать некуда. Вот разве что в окно — но насколько больше нуля шанс сначала выбить стекло одним толчком, а затем еще и сорвать ременные фиксаторы с крыльев до удара о землю?

...Местные диковинной жидкостью просачиваются из коридора в квартиру, от них буквально шибает угрозой, как от клубка ядовитых змей. Рэй инстинктивно делает еще один шаг назад — губы расползаются в оскале — и тянет руку за спину, к застежке фиксаторов. Тихий щелчок настораживает аборигенов, и главарь вытаскивает нож. Рэй не торопится убирать руку — лучше не показывать, что он совершенно безоружен.

— Давай шмотки и баул. Быстро! — рявкает главарь. Он весь — хищник, но хищник, прекративший играть с добычей и готовый одним ударом переломить ей хребет.

— А жареных гвоздей не хочешь? — обмирая от собственной наглости и судорожно пытаясь потянуть время, выдает Рэй, мозг которого буквально вскипает от отчаянных усилий по поиску выхода в том случае, если провалится затея с окном. На задворках сознания скребется мысль о том, что сойти за аборигенов этой планеты после такого побега уже не получится, но кастрианец отметает ее усилием воли.

— Что ты сказал, пищик? — его хватают за грудки, тянут на себя, готовясь то ли сорвать рюкзак, то ли встряхнуть. Глаза у главаря желтые, жуткие — и такими же желтыми глазами смотрит на него вся банда, сейчас негромко гогочущая над ним, беспомощным и в самом деле безоружным.

Время словно замедляется, тянется невыносимо медленно, как на экзамене, когда не знаешь, что говорить, и все смотрят с ожиданием, а секунды капают-капают-капают...

И, отчаянным движением разрывая опутавшие его тягуче-вязкие оковы, Рэй плюет прямо в эти хищно-желтые глаза, одновременно делая рывок назад, поворачивается боком, — высаживать окно плечом безопаснее всего, — крепко зажмуриваясь и вскидывая к лицу ладони, и врезается в стекло.

…Удар сначала кажется даже не очень болезненным. Миг назад нерушимо твердая поверхность с треском подается, а инерция тянет Рэя вперед, в пустеющую раму. Следует момент жутковатого, незримого хаоса вокруг — осколки, кажется, пропарывают накинутый для маскировки плащ и застревают в одежде — и сменяется знакомым ощущением свободного падения.

Счет идет уже не на секунды, а на доли секунд. На то, чтобы извернуться и стащить ремни с крыльев, времени нет. Это осознание растекается по крови с адреналином, и он отчаянно, до боли в мышцах напрягает крылья, стремясь раскрыть их и вскинуть для первого, спасительного взмаха. Ремни трещат и рвутся.

В крови вместо почти физически ощутимого страха отчетливым холодом расползается антифриз. В крылья ударяет встречный поток воздуха, выгибая их в неположенную сторону, сила тяжести продолжает тянуть все тело вниз, и он едва успевает сгруппироваться в воздухе, смягчая приземление.

…Пуля — оказывается, ему еще повезло, что его не пристрелили при прыжке в окно! — врезается в слежавшийся снег совсем рядом с ним. Не оборачиваясь — и так понятно, что в окне он увидит лишь неясные желтоглазые силуэты — он пригибается, прижимая крылья плотнее, и бросается под защиту соседнего дома. Успеть бы добраться до Рилы, пока из организма не начал выветриваться антифриз... не хватало еще рухнуть без сил на полпути.

Следы можно не запутывать — метель уничтожит их через считанные минуты.

За ним и Рилой теперь будут охотиться, это точно. Обитатели I-931-C и без того довольно ксенофобны, а они двое еще и из-за наличия крыльев похожи на демонов из здешних религиозных трактатов.

Ситуация повторялась из раза в раз. За одиннадцать тысяч циклов⁽¹⁾ изучения космоса кастрианцы нашли несколько птицеподобных рас, но полного сходства не было ни с одной из них. И почему-то в глазах практически всех рас они были чуть ли не вселенским злом в той или иной интерпретации — достаточно вспомнить миссию на Харре...

* * *

Разбудило его осторожное прикосновение к плечу. Еще не до конца проснувшись и осознав реальность, Рэй подскочил — старая кровать неприятно скрипнула и еще сильнее прогнулась — и замер в неком подобии оборонительной позы, взъерошив все перья и приподняв крылья. Одеяло с шуршанием сползло на пол.

— Тихо, тихо! — вскинула ладони Рила. — Это всего лишь я. Пока что.

— Вижу, — обронил Рэй. Ладонью взъерошил короткие лицевые перья, пряча нервно-усталый вздох. — Что?..

— Местные. Двое. Похоже, поднимаются сюда.

Большая часть населения I-931-C ютилась в экваториальных зонах, где было чуть теплее, но находились и те, кто на свой страх и риск выживал среди вечных снегов, промышляя в заброшенных городах. Таких звали просто — мародеры.

— Сворачиваемся, — он кивнул на стол, на котором красовался сложносочиненный прибор, собранный из трикодера и раскуроченного коммуникатора. Голова от этого движения закружилась — малокровие давало о себе знать. — И уходим на крышу.

С того памятного столкновения с желтоглазой бандой в одной из заброшек прошло восемь суток, и все это время их, похоже, выслеживали по всему городу, наведываясь в каждый дом по нескольку раз.

— Я бы осталась просто для того, чтобы посмотреть на их лица, когда они нас найдут, — Рила улыбнулась уголком губ, перебрала проводки и движением опытного сапера разъединила устройства. — Представь — сидит парочка демонов и метеорологией занимается.

— Не уверен, что они распознают в этом метеорологию, — усмехнулся Рэй, проверяя, сохранились ли данные. Жаль, теперь весь эксперимент придется заново начинать — конкретно в этом случае особенно важна непрерывность наблюдений... была.

1) Примерно три сотни земных лет.

Вернуться к тексту

Фандом: ориджинал

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Жанры: быт, фантасмагория/сюр

Тэги: повествование от первого лица

Примечания: еще одна автобиографическая зарисовка по мотивам итогов одной летней сессии.

Перед лицом — асфальт, темно-серый, еще не высветленный солнцем. Под ладонью — он же, шероховато-бугристый, чуть теплый, такой приятный при осторожном прикосновении и такой болезненно-жгучий при падении с велосипеда на немалой скорости. Надо же, мне тогда было всего четыре года, а ощущения до сих пор помню...

Шевелиться откровенно лень. Вчерашний (или еще сегодняшний?) экзамен, завершивший сессию, выпил все силы, которых и так было немного.

Кое-как переборов себя, вслепую шарю левой рукой по дорожному покрытию, не поворачивая головы. Всплеск — кажется, я нашла лужу. И притом довольно холодную.

Сажусь, досадливо стряхиваю с пальцев капли воды, как ни странно, совершенно чистой. Оглядываюсь на лужу. Она удивительно синяя, вобравшая в себя то ли насыщенный цвет летнего неба, то ли неповторимый оттенок жидкого кислорода.

Снова веду рукой по асфальту, наслаждаясь ощущениями. После нескольких месяцев сидения практически в четырех стенах непривычная текстура, как и то, что ее можно трогать без опаски, неподдельно радует.

В луже мелькает тетрадная клетка. Смотрю туда, даже придвигаюсь ближе от удивления — синяя вода расчерчена крест-накрест тонкими черными линиями и синими линиями потолще. Буквы, буквы, с десяток различных обозначений...

Словно издеваясь, рядом с чертежом всплывают строчки доказательства, написанные моим же почерком. Частный случай, общий случай на основе частного...

Будьте вы неладны, устный экзамен по геометрии и конкретно теорема Фалеса!

Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Приключения Алисы

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: mirror!Кир, mirror!Рэй, mirror!Рила

Жанр: фантастика

Предупреждения: ОЖП, ОМП

Тэги: mirror!verse, АУ, живые машины, #кастрианские_истории, сонгфик

Примечания: Использован текст песни ДДТ — "Что такое осень".

P.S. Похоже, этот кроссовер от меня уже не отвяжется.

P.P.S. Таймлайн — несколько лет спустя после событий третьей темы, "Сон о несбывшемся".

P.P.P.S. Тема соблюдалась примерно до середины, дальше Остапа понесло.

В ангаре флагмана пусто, и все же Кир делает Рэю знак отойти в тень корабля, резко очерченного искусственным освещением — будто сейчас, перед наступлением, кому-то есть до них дело.

Он не сопротивляется, когда Кир как бы невзначай приобнимает его крылом. Не пытается выхватить оружие или вырваться, даже почувствовав у шеи, чуть выше воротника плотной условно-форменной куртки, коготь-лезвие, вживленный на место рудиментарного пальца.

— Рила нужна мне живой. Понял? — Кир подкрепляет свои слова движением второго крыла, как бы намекая, что ему ничего не стоит перерезать сородичу горло.

— Ты тоже нужен ей живым, — Рэй рукой отводит от себя нержавеющее лезвие, плавно выворачивается из захвата-объятия. Чуть морщится, стряхивает с полученного пореза каплю синей крови. — Поэтому постарайся не сдохнуть.

* * *

Что такое осень — это небо,

Плачущее небо под ногами.

Безымянная планета М-класса на окраине галактики, покореженный жесткой посадкой в горах полуразумный корабль со странным позывным Осень, отсутствие погони и собственное перебитое крыло. «Могло быть и хуже», — думает Кир, в паузах между поступлением новых данных сканирования ища в аптечке обезболивающее.

Осень безмолвно продолжает регистрировать идущее над ними космическое сражение. Сопротивление огрызается бешеным зверем, загнанным в угол.

Посылать какие-либо сигналы означает показать свое местоположение не только союзникам, но и противникам. А потому проводить ремонт придется своими силами.

Убедившись, что атмосфера пригодна для дыхания, хоть и бедновата кислородом, Кир берет инструменты и отправляется наружу, дабы своими глазами увидеть, насколько все плохо с кораблем и соответствует ли это тому, о чем отчиталась Осень.

Оплавленная пробоина во внешней обшивке докладу ИИ вполне… соответствует. Как и деформированные гондолы двигателей.

Посмотрев на дождевые облака в нескольких километрах ниже, кастрианец приходит к однозначному выводу, что не намерен провести в этом захолустье остаток жизни, и начинает прикидывать, из чего можно сделать заплатку. Наступает ночь, и в темном небе без засветки можно разглядеть всполохи взрывов и выстрелов.

В лужах разлетаются

Птицы с облаками,

Осень, я давно с тобою не был.

Матерясь сквозь зубы, Кир отгоняет от корабля чересчур любопытного представителя местной фауны, больше всего похожего на шакура-переростка. Планета как будто наглядно показывает ему — хуже быть может. Поддерживающая с ним постоянную связь по наручному коммуникатору Осень молчит — похоже, с присущей искусственному интеллекту старательностью пополняет словарный запас.

Полное одиночество не очень-то и приятно. Кир вспоминает многочисленные байки о том, как на одной необитаемой планете застревали разумные с обеих сторон баррикад, — если верить рассказчикам, до сотрудничества не доходило никогда, — и говорит не то себе, не то Осени: «Могло быть и хуже».

«Теоретически хуже может быть всегда», — глубокомысленно отзывается ИИ. Кир усмехается — корабль ему попался… пессимистичный. Но хотя бы быстро учащийся тонкостям коммникации благодаря гибкому вулканскому ПО, на удивление хорошо подошедшему к центаврийскому «железу». В Терранской Империи почти все — смесь технологий.

По ночам небо уже не столь заметно цветет выбросами всевозможной энергии. Эпицентр военных действий, похоже, смещается прочь из околопланетного пространства — или же какая-то из фракций уже уползает, зализывая кровоточащие воздухом раны, униженная и побежденная здесь и сейчас.

Крыло, даже несмотря на применение костного регенератора, срастается еле-еле. Заплатка тоже накладывается с трудом, и Кир невольно проводит параллели между собой и кораблем — они оба прикованы к земле без возможности взлететь. Но у него хотя бы ноги есть.

Что такое осень — это камни,

Верность над чернеющей Невою.

Очередной рассвет приносит с собой чудовищную метель. Работать снаружи в таких условиях можно разве что в скафандре, которого в комплектации корабля не предусмотрено — Осень слишком мала.

Пользуясь возможностью, Кир методично латает изнутри все, что может подлатать. Приводит в порядок забарахливший штурвал — по-хорошему тут нужен доковый ремонт, но в ближайшей десятой части жизни⁽¹⁾ такая возможность вряд ли выпадет — собирает разворошенную еще в первый день пребывания здесь аптечку, исследует взятый образец деформированной обшивки. И в который раз задается вопросом о целесообразности использования материала такого цвета — красно-оранжевого, как будто предназначенного для маскировки где-нибудь в пустынях Марса из системы Солнца.

Маленькие корабли Сопротивление обычно красит в защитные цвета — синий, зеленый — ориентируясь в основном на планеты М-класса. Кто имеет такую возможность, ставит на корпус голопроекторы, позволяющие в прямом смысле сливаться с любой местностью. Так почему Осень оставили такой приметной? И откуда вообще взялось ее наименование?

…Когда-то давно, в славные годы юности Рэй, отлеживаясь в медотсеке после неудачной вылазки под прикрытием, рассказал им с сестрой про природные условия Цедии, на которой провел все детство. Кажется, в этой внезапной откровенности был виноват какой-то препарат, побочный эффект которого был эквивалентен алкогольному опьянению.

«Нелепо — такая уродливая цивилизация на такой красивой планете», — сказал Рэй тогда. А Киру потом долго еще снилась цедианская осень — золотая, оранжевая, огненно-красная…

…такая же, как обшивка его корабля.

Осень вновь напомнила душе

О самом главном,

Осень, я опять лишён покоя.

Заплатка, приваренная кое-как, без специального оборудования, заметно ухудшает аэродинамические характеристики Осени — это он выясняет в первом же пробном полете — но держится даже в условиях турбулетности, в которую корабль попадает, ложась на обратный курс к горам. Можно было бы поискать более подходящее для посадки место с менее паскудной погодой, но зачем?

Осталось выяснить расстановку сил и добраться до своих.

Кир колдует над системой связи, пытаясь поймать хотя бы обрывки подпространственных переговоров. Но эфир пестрит помехами — обе стороны вовсю глушат друг друга. Кастрианец только головой качает — если в дело пошли глушители, значит, сражение развернулось масштабное, и Сопротивление бросило в бой все силы и ресурсы, которых у него всегда было немного.

И тактическое преимущество, и значительный перевес сил были на стороне Империи — это изначально было понятно и распоследнему юнге. Если в ближайшее время не произойдет кардинальных изменений, Сопротивление опять разнесут в пыль, и копить силы под носом у Терранской Империи придется заново. Как когда-то давно их копили осколки бывшего Содружества.

А где-то там на передовой — его сестра, вечно неугомонная, вечно готовая к бою… ее пыл, помнится, не поубавился даже после плена на Зете-Омикрон-4.

Осень, в небе жгут корабли,

Осень, мне бы прочь от земли.

Небо безымянной планеты горит. Вернее, в нем горят корабли обеих сторон. Сражение подошло к кульминации — закончилась осторожная разведка, закончились маневры под прикрытием… как там Рэй любил говорить, «смешались в кучу кони, люди»?

Подбитые космолетчики на небольших кораблях метеоритным роем осыпаются на планету в поисках спасения. И среди них слишком много представителей Сопротивления, чтобы войска Империи продолжали это игнорировать.

Осень успевает распознать подготовку к орбитальной бомбардировке, и вот уже то ли Кир вместе с кораблем падает в горящее небо, намертво вцепившись в штурвал, то ли это небо рушится на горы.

Там, где в море тонет печаль,

Осень — тёмная даль.

— Мы хотя бы еще живы, — Кир закладывает очередной сложный вираж, одним глазом косясь в расчеты траектории, которые стремительно совершает и выводит на экран Осень. Маневрировать среди обломков флагмана Сопротивления — вернее, бывшего флагмана, — не самая простая задача, и от напряжения у кастрианца уже подрагивают пальцы.

— Если ты скажешь, что могло быть и хуже, я тебе все перья повыдергаю! — шипит Рила — судя по движению воздуха, ее при очередном маневре относит к противоположной переборке. Осень не тратит энергию на инерционные гасители — они еще не уходят в варп, а перегрузки можно и потерпеть.

Кир, одновременно набирая новую комбинацию команд кораблю, смеется — коротко и зло. Его сестра никогда не скупилась на угрозы и не стеснялась их выполнять, но и хорте понятно, что эта конкретная — шуточная, несерьезная. Простая попытка сбросить витающее вокруг напряжение. Только момент выбран неподходящий.

— Тем не менее хуже могло быть, — хмыкает Рэй, будто сросшийся с одной из скоб на потолке Осени. — И будет. Помните облавы времен нашего птенцовства? Если ты цедианец или еще какой привилегированной расы — на дополнительную проверку с сывороткой правды, иначе — к стенке.

Повисает молчание, и Кир искренне благодарен тому, что Рила не собирается возражать — нет нужды отвлекаться на то, чтобы следить за разговором. Он прокладывает курс к газовому гиганту безымянной системы, рассчитывая применить давнюю уловку Сивира и замаскировать корабль в одном из колец.

…Неуверенный вопрос Рилы раздается у самого финиша, когда корабль уже завершает сложные маневры среди частиц камня и пыли:

— Куда там фиксианцы на закате Содружества дружно сбежали?

— Предположительно в другую галактику через пространственную аномалию, — отзывается Рэй. От Кира не укрывается то, как его сестра косится на сородича. — Которая закрылась.

— На кой мы им нужны такие? — наконец подает голос он сам, перебрасывая управление на Осень — с небольшими форсмажорами она, если что, разберется. А вот следить за сканерами лучше самому. — Мы же этой войной уже до костей пропитаны, а они — чистые и светлые.

Воцаряется неловкая тишина, словно он озвучил что-то слишком сокровенное. Наконец Рэй, отклеившись от скобы — с опаленных крыльев и хвоста слетает мелкодисперсный пепел, — интересуется:

— Какой план действий… командир?

У Кира на языке крутится что-то вроде «Какой я тебе, к черту, командир», но вместо этого он говорит:

— Пока повисим здесь. Имперцы будут ловить в первую очередь тех, кто бросился бежать.

Все случившееся кажется нелепым сном. Не верится, что Сопротивлению, копившему силы не один десяток стандартных лет, потребовалось всего одно масштабное сражение, чтобы вновь рухнуть.

Вот только это — не сон.

Что такое осень — это ветер

Вновь играет рваными цепями.

Осень, доползём ли,

Долетим ли до ответа

Что же будет с Родиной и с нами?

1) Примерный срок жизни среднестатистического кастрианца — сто пятьдесят земных лет.

Вернуться к тексту

Фандом: Приключения Алисы

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Второй капитан (Ким Янсон), фоном Третий и Первый капитаны

Жанр: фантастика

Тэги: АУ, дружба, ментальная связь, научная фантастика

Примечания: АУ на восемнадцатую тему, "Сон, повторяющий реальность в каждой детали" (восемнадцатая тема опубликована отдельным фиком под названием "Где тонко, там и рвется": https://fanfics.me/fic175458). Конец зарисовки отсылает на начало АУ-фика Елены Раннер "Две трети одного целого" (https://ficbook.net/readfic/10068749 ).

P.S. Упомянутая в тексте связь между капитанами — не ментальная, а эмпатическая. Но такого тэга просто не нашлось.

Отчаянный, еле слышный зов, словно доносящийся из неведомой дали, заставляет Кима спустя какие-то сутки, бросив все и вкратце объяснив ситуацию и так уже все понявшему Первому (и оставив его объясняться с начальством), сорваться с места, проложив курс к границе Галактики и дальше — вслед за тем, с кем его разделяют три года полета и поистине астрономическое количество световых лет.

* * *

На четвертые сутки полета эмпатическая связь то "замолкает" на несколько часов, то вновь дрожит, натягиваясь и вместе с неясными кошмарами донося отголоски чужой боли. Второй слишком хорошо знает, что вот так "звать" через чудовищное расстояние Третий инстинктивно, несознательно будет лишь в одном случае. В трех годах полета прочь от галактики его друг умирает, и он ничего не может с этим поделать.

На пятые сутки лихорадочная дрожь связи прекращается, но практически исчезает и привычное, как воздух, тепло на том ее конце. Ким бессильно сжимает кулаки и пытается, кляня собственные нулевые навыки эмпатии, "дотянуться", поддержать, помочь — хоть так. В какой-то момент ему даже кажется, что теплый огонек разгорается вновь, но это ощущение пропадет почти тут же, оставляя после себя лишь жутковатую пустоту, в которой — Второй капитан в этом нелогично уверен — все же еще теплится жизнь.

На шестые сутки родная галактика почти остается позади, впереди последним рубежом встает Большой Барьер, сквозь который, не сбавляя скорости, устремляется "Синяя чайка". Мощность корабельных щитов выставлена максимальная, и только поэтому "Чайка" даже под воздействием мощнейших энергетических всплесков остается относительно в целости, а ее капитан — столь же относительно в сознании. Но, оглушенный, он не замечает, как на краю восприятия что-то тоненько и резко тренькает, как порванная струна, а прокатившуюся по телу боль списывает на перегрузки — корабль и в самом деле швыряет, как шлюпку в бушующем море.

...Когда Ким более-менее приходит в себя уже за Барьером, на том конце связи истекает космическим холодом, словно в непрекращающейся агонии, пустота.

* * *

Спустя три с лишним года полета и еще один Галактический Барьер Второй натыкается на сверхмассивную черную дыру. Приборы регистрируют в ее эргосфере⁽¹⁾ неизвестный металлический объект шаровидной формы, вращающийся по нисходящей орбите.

Капитан без задней мысли проводит сканирование, подумав в первую очередь на разумных обитателей туманности Андромеды. А потом непонимающе смотрит на полученные данные, согласно которым это — "Странник", обесточенный чуть более чем полностью, "Странник", в котором почему-то регистрируется один фиксианский биосигнал.

Догадка как будто ударяет под дых. В эргосфере черных дыр всегда искажается ход времени, и чем дыра массивнее, тем это искажение сильнее...

— Сенейя⁽²⁾, рассчитай курс для стыковки.

* * *

Искусственная гравитация на "Страннике" не работает, а анализатор выдает такой состав окружающего воздуха, что у Второго волосы дыбом встают. Сколько времени уже прошло после отключения системы жизнеобеспечения — и какова вероятность необратимых последствий гиперкапнии у Третьего?..

Не тратя времени на выяснение того, жив фиксианец или нет, Второй буксирует его к шлюзу. В непосредственной близости от него подхватывает Третьего на руки, переступает гравитационную "полку", едва не споткнувшись. Створки шлюза автоматически смыкаются, отсекая их от перенасыщенной углекислотой атмосферы "Странника".

Положив фиксианца на палубу, Ким срывает с рук перчатки скафандра, поспешно нащупывает пульс. Под пальцами чувствуются редкие толчки, и у капитана будто гора с плеч сваливается. Жив.

* * *

Сворачивая солнечный парус перед гиперпрыжком к Магелланову Облаку, Второй пытается выудить из памяти то, что приснилось ему этой ночью. Но на ум приходят только какие-то отрывки: темные внутренности неизвестного корабля, родной медблок "Чайки" и чьи-то серые, почти белые глаза, в которых зрачки сошлись в точку⁽³⁾... неужели курсы оказания первой помощи времен Академии так своеобразно вспомнились?

1) По определению из Википедии: эргосфера — область пространства-времени вблизи вращающейся черной дыры, расположенная между горизонтом событий и пределом статичности (область, из которой объект еще может вырваться наружу).

Вернуться к тексту

2) Фанонное имя ИИ "Чайки".

Вернуться к тексту

3) Один из симптомов тяжелого отравления углекислотой.

Вернуться к тексту

Фандом: Рувольти: эксперимент ценой жизни

Рейтинг: PG

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Нэш (ОМП), Ланкавуст (ОМП)

Жанры: быт, мистика

Предупреждения: ОМП

Тэги: дружба, постканон

Примечания: Недалекое будущее, в котором мерловики отвоевали себе северную часть Сантананим.

P.S. Имена (не видовая принадлежность!) персонажей зарисовки — отсылка на капитанское трио из "Приключений Алисы" (#Булычев_не_там_где_надо, да).

Патрули над горами и Ледниковым ущельем выматывают. Необходимо осмотреть все пещеры и подозрительные места, шугануть случайно нарушивших границу или попросту заблудившихся в метели неуловимых, вместе с временным напарником прогнать прочь снежного анактайна... Наконец, когда от постоянных подъемов и спусков уже начинают отваливаться крылья, — полеты с постоянной сменой высоты никогда не были сильной стороной рэньжей как вида, — Нэш⁽¹⁾ позволяет себе передышку. Напарник — сегодня это очередной лайжент-клэйм, стражей других видов в северные области почти никогда не отправляют — мягко приземляется рядом на скалу, в беззлобной усмешке приоткрывает клюв с втянутыми зубами:

— Устал?

Нэш складывает длинные крылья, привычно скрещивая их концы на хвосте, и ничего не отвечает. Шутки такого рода давно уже перестали его задевать.

* * *

Закончив докладывать о результатах патрулирования командиру стражей, Нэш идет отсыпаться. По дороге успевает еще перекинуться парой слов с Ланкавустом⁽²⁾, который заступает на дежурство сразу после него, вскоре после чего с облегчением проваливается в сон в своей пещере. Хоть какое-то спасение от бесконечного цикла дежурств вдали от цивилизации.

* * *

Ему снова снится другая, не его жизнь. Нелепое, чужое тело, у которого конечностей куда меньше, чем привычно, и мир через которое воспринимается совсем иначе.

Вместо травы или камня под чувствительной, не защищенной хитином кожей то и дело ощущается твердый, неживой материал — металл и что-то еще, чужеродное. А за прочнейшим стеклом — бесчисленные немерцающие звезды на фоне вцепляющейся в зрачки черноты, какой не бывает на Альмейзе даже в самую темную ночь. И эта картина одновременно манит и пугает...

* * *

— Ты в порядке? — его осторожно тыкают в спину когтем крыла. Действительно осторожно, но коготь у Ланкавуста, как и положено вентус-стрейксу, очень острый, да еще и попадает аккурат в щель между хитиновыми пластинами. Нэш от внезапной боли вскидывается, издав высокий горловой звук. Он одновременно возмущен и рад тому, что его вырвали из дремы.

— Да. Только опять сон... — он делает неопределенное движение верхней парой крыльев. Встает, опираясь на нижнюю пару, — ...странный был. Что там с патрулями, третья смена уже вернулась?

После таких снов, как сегодняший, Нэш каждый раз забывает, как ему опостылела рутина, и с утроенной силой рвется в небо, в схватку с неуловимыми, в очередной патруль... куда угодно, лишь бы выбросить из головы сводящую с ума темноту и обжигающе холодные звезды.

Ланкавуст не ведется на смену темы. Выпрямившись во весь рост, он смотрит на невысокого Нэша сверху вниз, и тот с содроганием видит в глазах друга отпечаток той же безжизненной черноты. И без слов становится понятно, что "странные сны" преследуют не его одного.

Много дней спустя они находят в Ледниковом ущелье раненого, замерзающего силвен-сиза с точно такой же ослепляющей темнотой в центре радужки.

1) Буран (ризентарс).

Вернуться к тексту

2) Глубинная птица/синяя птица (ризентарс).

Вернуться к тексту

Фандом: ориджинал

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Жанр: быт

Тэги: повествование от первого лица

Примечания: И еще немного автобиографического. Извините, у автора с 11 по 16 апреля была контрольная неделя, и все мысли закономерно вертелись вокруг учебы.

"Заключительный тур. 90 минут", — гласит надпись на листке бумаги чуть ниже незнакомого мне названия олимпиады. Девяносто минут... абсурдно мало времени.

Под этой надписью — пять задач, пять чуть расплывшихся — печать далеко не идеальна — абзацев текста. Я читаю их все. Закусываю шелушащуюся губу, нервно постукиваю пальцами по дереву парты. Оно холодное — еще бы, в такие морозы в университете, где обычно и проходят финалы олимпиад всех мастей в нашем городе, тепло не бывает.

Беру ручку, еще раз вчитываюсь в условие первой задачи. Пытаюсь набросать на черновике хотя бы физическую модель происходящего. Золотое правило любого олимпиадника — даже если ты понятия не имеешь, как решать, напиши хоть что-то, авось баллы при проверке дадут.

Время идет — во всяком случае, если верить привычным наручным часам на расхлябанном ремешке. Медленно нарастает чувство паники — задачи нерешаемы. Совершенно. Больше того — кажется, что их условия и разбалловка меняются, стоит отвести взгляд. И мир вокруг расплывчато-зыбок, как от сильнейшего желания спать.

Беззвучно кладу ручку на стопку чистовиков, досадливо скрещиваю руки на груди. Лист черновика исчеркан уже с обеих сторон, но ни одна из задач не сдвинулась с мертвой точки.

— Уважаемые участники, осталось пять минут!

Что?!

Смотрю на задачи, которые, кажется, опять изменились, сведя все мои усилия по их решению на нет, и приходит смехотворно простое понимание: они попросту абсурдны в соответствии со всеми законами сна. Неудивительно, что я не могла их решить.

* * *

Я открываю глаза. Какое-то время просто изучаю светло-синее рассветное небо за окном, после чего перевожу взгляд на циферблат настенных часов. Пять пятьдесят две.

"А сегодня надо в школу?" — ползет в голове вяло-вопросительная мысль. Впрочем, даже если не надо, вставать все равно уже пора...

Часы монотонно тикают. За те тринадцать лет, что они у меня висят, я настолько привыкла к этому звуку, что и не замечаю его, если нарочно не прислушиваюсь.

"Вроде бы нам обещали контрольную по алгебре", — проползает догадка. Вспомнить бы еще число и день недели...

Иду к столу, на ходу откидывая со лба взъерошенную челку. Телефон мерцает сине-белой заставкой: "16 апреля, суббота".

Паника подкатывает резко и сильно, как в недавнем сне. Это то есть сегодня последний день контрольной недели вместе с экзаменом по химии?! А какого тарга я тогда вообще не помню, что было на пяти предыдущих экзаменах?! Настолько устала, настолько переучилась, или... или... что "или"?

Комната расплывается перед глазами. Я что, падаю в обморок?

* * *

Моя комната. По-весеннему голубое утреннее небо за бледно-зеленой шторой. Старые, до желтизны выцветшие восьмиугольные часы на стене. Картина настолько похожа на то, что я видела во сне каких-то несколько минут назад, что меня пробивает на смех. Мда, все же переучилась... вот и снится всякое — то кошмар олимпиадника, то кошмар отличника.

На экране телефона — "8 апреля, пятница".

И никаких гвоздей, как писал Маяковский. В смысле, никаких провалов в памяти.