Калейдоскоп снов (джен)

Фандом: Экипаж 2016

Рейтинг: G

Взаимоотношения: джен

Персонажи: Леонид Зинченко, Алексей Гущин

Жанры: фантастика, юмор

Тэги: вымышленная анатомия самолетов

Примечания: Таймлайн зарисовки — примерно посередине между приходом Гущина в "Пегас Эйр" и Канву.

P.S. Вдохновилась дописать по этой довольно старой идее, наткнувшись на этот пост: https://vk.com/aircrash?w=wall-5751308_1096033

Осеннее воронежское утро выдалось сырым и промозглым, и целью Зинченко с самого начала была передислокация в относительно теплую и сухую кабину. Но еще на подходе к "сто семнадцатому" КВС заметил мелькающую под крылом долговязую тень в форме. Носясь туда-сюда, тень хорошо знакомым гущинским голосом восклицала что-то и взмахивала руками, словно отмахивалась от воробьев или весьма крупных комаров.

Нахмурившись, Зинченко ускорил шаг. Если это и впрямь были птицы, следовало прогнать их как можно скорее, пока они все не оказались в турбине, а то и в двух.

— Здрасте, Леонид Саввич! — издалека поприветствовал его Лешка, не прерывая своей загадочной беготни, и тут же, практически без перехода, взвыл: — Нет, только не пополнение!

Зинченко присмотрелся, и его взгляду предстала крайне занимательная картина: Гущин носился кругами под крылом их "сто семнадцатого", а за ним целой стайкой гонялись странные, аляповатые авиамодели, какого-то черта вдруг ожившие, с короткими фюзеляжами и неестественно большими хвостами. То и дело, громко вереща, — иначе назвать эти писклявые звуки язык не поворачивался, — некоторые из них с разгона поднимались в воздух, своей целью почему-то избирая, кажется, пряжку форменного ремня стажера. Все пять самолетиков, как один, были небольшие, в десяток сантиметров длиной, в заводской окраске — и все они были моделями Ту-204-СМ, пусть и очень нелепыми, что наводило на определенные размышления.

Еще на большие размышления наводили два белоснежных яйца, сиротливо лежащих у правого заднего шасси, и такая же белая скорлупа рядом с ними. Если бы не цвет скорлупы, Зинченко счел бы, что у них тут за ночь свил гнездо какой-нибудь страус — по размерам яйца вполне подходили, только отливали металлом. Гнезда, однако, не было и в помине — только шасси с тормозными "башмаками" на нем.

— Стажер, что здесь происходит? — настолько спокойно, насколько мог, спросил КВС, в целях сохранения рассудка прекратив попытки самостоятельно обмозговать ситуацию.

— Докладываю, Леонид Саввич: наш самолет размножился! — бодро отрапортовал Гущин, отмахиваясь от одного особенно настырного самолетика, который попытался сесть ему на плечо. — От кого, правда, птенцы, я пока не знаю... но они очень голодные!

Справа от Зинченко что-то хрустнуло. Он синхронно с Гущиным повернулся к источнику звука и увидел, как трескается одно из двух оставшихся яиц, проткнутое не в меру острым кончиком жесткого хвоста.

КВС замер, судорожно пытаясь собрать по кусочкам рушащуюся картину мира и наблюдая, как из яйца выбирается на свет еще один самолетик — только на этот раз уже аэробус А320, визгливо подвывающий двигателями и чуть мельче "тушек".

— Теперь мы знаем, кто был отцом, — философски изрек ненадолго остановившийся Лешка и тут же снова сорвался с места, стряхивая прицепившийся-таки к пряжке ремня самолетик — тот с обиженным писком кувыркнулся на асфальт. — А еще они, кажется, питаются металлом.

— Их надо прогнать, Гущин, у нас же здесь целый самолет!.. — аж задохнувшись от открывшихся перспектив, далеко не самых приятных, начал Зинченко.

— Они его не трогают, Леонид Саввич! — отозвался Лешка. Будто в ответ на его слова, откуда-то из глубин "сто семнадцатого" донесся глухой звук, похожий на раскат грома. И, пока Зинченко тщетно пытался понять, сбой какой системы мог его вызвать, все самолетики, кроме одного, сгрудились у правого шасси самолета, разом присмирев и словно ища защиты. В это время как раз начало проклевываться последнее оставшееся яйцо — судя по проломившему скорлупу крылу, вылуплялся еще один "триста двадцатый".

— Снимаем борт с рейса, — не терпящим возражений голосом произнес Зинченко, не обращая внимания на подозрительно льнущий к гущинской ноге самолетик и на выражение лица, с которым на это смотрел обладатель ноги. — И на полный техосмотр.

…К удивлению КВСа, прибывшие на место техники отнеслись к происходящему вполне спокойно и даже с юмором — по их мнению, ситуация внештатной вообще не была, будто у них каждый день тут в нарушение всех правил и банальной логики размножались самолеты.

Трудности начались, когда Гущин попытался уйти — "тушка", ранее пристававший к нему активнее всех, отчаянно заверещал двигателями и покатился следом. Остальные самолетики, напротив, оробели от такого количества людей вокруг и поэтому старались вообще не отъезжать от шасси "сто семнадцатого", только изредка пытаясь покуситься на содержащие металл инструменты.

Все попытки удержать приставучего птенца на месте провалились — когда его брали в руки, он пищал, вырывался и обжигал выхлопами двигателей. Пристраиваясь же рядом с Лешкой или, еще лучше, у него на ботинке, он замирал и, кажется, был готов размурлыкаться, словно кот.

— Ну и что мне с ним делать? — энтузиазм, который стажер ранее направлял на беготню от настырных самолетиков, сейчас бесследно испарился, и вопрос прозвучал даже жалобно.

За время наблюдения за попытками Гущина сбежать от птенца, которому он так внезапно приглянулся, КВС успел частично восстановить столь бесцеремонно порушенную картину мира — именно поэтому его хватило даже на легкое ехидство:

— Взять домой, кормить и выхаживать — или что там полагается делать с бездомными животными? — и он развернулся, собираясь уходить.

Лешка растерянно пробормотал ему в спину:

— Но он же потом вырастет...

* * *

— Ну что там с вашим питомцем? — совершенно буднично поинтересовался Зинченко, когда они вместе шагали к выходу на летное поле. Случившееся два дня назад уже не казалось чем-то неординарным, не слишком удивлял даже тот факт, что весь самолетный выводок терпеливо дожидаться в Воронеже возвращения "материнского" самолета отказывался наотрез; но, поскольку у птенцов не хватало сил для длительных перелетов — говоря начистоту, летали они вообще еле-еле — они путешествовали преимущественно в нише для шасси "сто семнадцатого". Воистину, ко всему человек привыкает...

— Не напоминайте, Леонид Саввич! — вздохнул Гущин. — Ну чисто кот, всю ночь по квартире ездил, пищал, двигателями коптил, потом затих. Наутро прихожу завтрак готовить — а он алюминиевую ложку доедает…

— Как это доедает? — развернулся к нему КВС, даже не пытаясь сдержать изумление.

— Вот так. Не знаю уж, где у него рот, но от ложки только кусочек остался. А он сам слегка подрос, удлинился, в смысле. А отец даже не удивился. Сказал, что, если нормально кормить, выводок вырастет до нормальных размеров где-то года за два.

* * *

Проснулся Зинченко от раската грома, пробившегося сквозь двойные стекла в зале ожидания. Но он хотя бы просто проснулся, а вот сидевший рядом Гущин вздрогнул так сильно, что едва не упал со стула.

Ситуация была стандартной — нелетная погода, возмущенные и уставшие пассажиры, переполненный аэропорт и экипажи, по причине недостатка места пристроившиеся кто где. Вон, буквально через два ряда от них в полном составе расположился экипаж "Люфтганзы", а на другом конце помещения он вроде бы недавно видел русских коллег из "Аэрофлота"...

Недавний сон всплыл в памяти с поразительной четкостью, и Зинченко чуть усмехнулся. Яйцекладущие самолеты — ну и приснится же такое!