Подменыш (джен)

Если я споткнусь, они съедят меня заживо.

В «Норе» непривычно тихо. Для всех людей, запертых внутри, именно земля давит своей удушающей неподвижностью. Установленные кругом защитные чары не пропускают ничего, даже воинственных гномов и безобидных певчих птиц. Всё может стать оружием.

Больше не осталось ничего безобидного.

Джинни кажется, что она живёт, затаив дыхание, все чего-то ждут и ждут, даже не желая обсуждать чего именно. («Она слишком молода. Давайте не будем их пугать. Все не может быть, как в прошлый раз, просто не может…»)

Джинни сбегает на улицу так часто, как только может, и не только чтобы избежать навязчивых свадебных планов Флёр. Она бродит среди деревьев и кустарников, пока не чувствует, как по коже пробегает статическое электричество. Это значит, что она приближается к границе. Окружающие участок защитные барьеры — самое мощное, что она когда-либо ощущала. Гул в каждой клеточке тела, который одновременно восхищает и возмущает.

Она задаётся вопросом, кто их воздвиг. Раньше она бы предположила, что Дамблдор. (Его тело у подножия башни, Гарри, склонившийся над ним со слезами на лице.) Джинни резко трясет головой, отгоняя эту картинку, и мысленно пробегается по списку авроров, которыми Гарри Поттер теперь располагает по своему усмотрению. Ни одно из имён не выделяется, но что-то внутри заставляет её вспомнить о Молли Пруэтт.

Вытянув руку, Джинни касается энергетического поля, обозначающую невидимую границу, и чувствует покалывание, разливающееся по всему телу.

— Джинни...

Она вздрагивает при звуке голоса Гарри, но не оборачивается. Даже немного удивлена, что он последовал за ней. Похоже, с тех пор как его сюда привёл Орден, он избегал всех.

С тех пор как Грозный Глаз упал с неба на метле.

Джинни касается пальцами барьера, и тот трещит от вторжения. Гарри резко оттаскивает её назад до того, как она успевает обжечься.

— Осторожно, — говорит он с упрёком.

Джинни хочет рассмеяться. Гриффиндорец говорит слизеринцу быть осторожным. Какая ирония. Она сжимает покалывающие пальцы в кулак.

— Ненавижу чувствовать себя в ловушке.

Она скучает по свободе. По своей метле и по ветру в волосах, но больше всего — по школе, где она чувствует себя личностью, а не дочерью, которую нужно защищать, держать в клетке и не доверять.

Гарри на мгновение сжимает пальцы на её плечах, после чего убирает их.

— Прости, — говорит он, и в его словах ясно слышится чувство вины.

Джинни вздыхает. Если бы у неё был выбор, она бы сама вошла в группу, сопровождавшую его сюда. Но быть Избранным — значит принимать на себя всю вину, поэтому она не собирается его поправлять.

«Не всё вертится вокруг тебя», — хочет сказать, хотя сейчас, пожалуй, так оно и есть.

— Они будут искать тебя, — говорит она вместо этого, поворачиваясь к нему лицом. А точнее, будут беспокоиться. Мама почти не спускает с Гарри глаз с тех пор, как узнала об их планах.

«Мы не вернемся в Хогвартс».

— Знаю, — отвечает он, одёргивая край рубашки в нервном жесте не то от чувства вины, не то от разочарования. — Мне просто нужно было... — Он обрывает себя, качая головой.

Даже почти семнадцатилетний, сейчас он напоминает того потерянного мальчишку. Наверное, этим и объясняется странное давление в груди.

— Да. Я понимаю.

— Ты всегда понимаешь, — он смотрит на неё так сосредоточенно, словно на хитроумно зачарованный артефакт.

— Что? — сердцебиение неожиданно учащается.

Он качает головой, жестом указывая на её ладонь.

— Ты поранилась?

— О, — Джинни поднимает руку. Кончики пальцев слегка покраснели.

Гарри мельком смотрит на её лицо, после чего берет за руку. Сначала кажется, что он просто проверяет, не навредили ли ей защитные чары барьера. У него тёплая кожа, и Джинни сдерживает желание отдернуть руку. Но потом он переворачивает её ладонью вниз, и она понимает, что он смотрит на запястье, на зелёную змейку, впечатанную в кожу как клеймо.

Ей живо вспоминается, как несколько месяцев назад во время их ссоры она сунула ему под нос свою руку, и как он тогда смотрел на неё. Сейчас он лишь слегка хмурится, и она ждёт, что их спор вспыхнет снова, словно тогда они поставили его на паузу.

Но Гарри просто наклоняет голову, едва касаясь пальцами татуировки.

— Распределяющая шляпа хотела отправить меня в Слизерин, — говорит он.

Джинни застывает всем телом, взгляд прикован к его пальцам на своей руке.

Внутри поднимается целая буря противоречивых чувств. Злость — ведь он мог сказать об этом раньше, и тогда одиннадцатилетняя Джинни почувствовала бы себя чуть менее потерянной, осознав, что не так уж отличается от мальчика, которого считала героем. Раздражение — сейчас, когда это уже не имеет прежнего значения, он вдруг решает признаться. Когда это не должно ничего значить. Но другая часть её пытается представить себе это, вообразить Гарри в мрачных коридорах Слизерина, пытающегося сориентироваться в мире негласных правил и ожиданий.

Её взгляд резко поднимается к его лицу, и она вдруг понимает, что не совсем уверена, что он бы справился. Особенно еще и впридачу ко всему остальному, что на него взвалили. И она впервые задумывается о том, что, возможно, у неё есть сила, которой у него нет. Может быть, поэтому он здесь и в очередной раз бросает очередное признание к её ногам?

— Так вот кто я? — говорит она, чувствуя, как сжимается горло. — Твой хранитель секретов?

Гарри моргает, слегка отстраняясь.

— Что?

Так всё очевидно. Он приходит к ней, когда бремя, которое он несёт на плечах, оказывается слишком неподъёмным. Когда внутри накапливается что-то слишком тёмное, чем нельзя поделиться с другими.

— Ты продолжаешь рассказывать мне всё это, — её голос тихий и ровный, как у мамы в самые опасные моменты, — а я... я просто не знаю, что должна с этим делать.

Гарри хмурится, глядя на её руку, которую по-прежнему слегка сжимает. Но он ничего не отрицает. Да и как бы он мог?

С тех пор, как он появился в «Норе», с тех пор, как Грозный Глаз, Хедвиг и ухо Джорджа стали платой за его безопасность, Гарри стал грубым и надломленным. Джинни думает, что он начинает осознавать, насколько высокой окажется цена, которую люди готовы заплатить за исход, который даже он не может гарантировать. Гарри на грани, на полпути к саморазрушению, и, возможно, пришёл сюда потому, что она должна как-то удержать его от падения. Его самого и те тёмные уголки его души, о которых он не смеет говорить с другими.

Это единственное объяснение, которое имеет смысл.

— Наверное, это даже лучше, чем просто быть осведомителем о твоих врагах, — говорит она, и в её голосе звучит явственная горечь.

Гарри вздрагивает, но, кажется, наконец обретает почву под ногами.

— Ты была права. Мне не следовало использовать тебя, чтобы добраться до Малфоя.

Джинни нарочито пожимает плечами, будто его слова для неё ничего не значат, будто она не жаждала этого признания как дурочка.

— Ну, ты ведь не ошибался.

— Ошибался, — он берёт её за вторую руку и разворачивает к себе. — Абсолютно.

Глупо, но сейчас она предпочла бы гнев этой странной напряжённости, что исходит от него. Ссора кажется куда менее пугающей. А так... он стоит слишком близко, её мысли путаются, и она убеждает себя, что тревожащее тепло, разливающееся под кожей, всего лишь следствие её столкновения с защитным барьером.

— Это неважно, — говорит она, внезапно ощущая острую необходимость в пространстве, ей срочно нужно убежать. — Нам стоит, наверное...

Но Гарри лишь крепче сжимает её руки.

— Это важно.

Джинни чувствует необъяснимый прилив досады от его упрямства, а в груди зарождается паника.

— Почему? — требует она. — Потому что мы друзья?

Он колеблется, и это красноречивее любых слов. Потому что правда в том, что они никогда по-настоящему не были друзьями.

Это не должно причинять боль. Но причиняет. Гораздо сильнее, чем должно.

Джинни пытается отстраниться, повернуться к дому, и выражение лица Гарри меняется с противоречивого и неуверенного на сосредоточенное и целеустремленное, будто он принял какое-то безрассудное и совершенно глупое решение, и ничто в этом мире его не остановит.

— Нет, — говорит он. — Не потому, что мы друзья.

У неё даже нет времени ужаснуться этому такому откровенному признанию, потому что он внезапно наклоняется ближе и…

Целует её.

Гарри. Целует её.

Это не более чем плотное прикосновение его губ к её, слишком короткое, чтобы дать время среагировать, не говоря уже о том, чтобы разобраться в странной дрожи, будто искра пробежала по коже, и бешеном стуке сердца. Мозг словно зависает, не в силах осмыслить происходящее.

Гарри отстраняется почти так же стремительно, как и наклонился к ней. Его щёки пылают. Он смотрит на неё так, словно ждёт пощёчины или проклятия. И, возможно, Джинни именно так и должна поступить. Разве нет? Но в его взгляде есть что-то ещё. Что-то такое, отчего становится трудно дышать.

Интересно, как давно он так на неё смотрит? Как она могла этого не заметить?

Его пальцы сильнее сжимаются на её руках.

— Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Только теперь Джинни осознаёт, что просто стоит и смотрит на него, прижав пальцы к губам. Нужно что-то сказать, подобрать правильные слова, обдумать, что всё это значит. Но впервые за долгое время ей не хочется ни думать, ни планировать, ни анализировать. А губы всё ещё покалывает.

Поэтому она тянется к Гарри и целует его.

Он мешкает лишь мгновение, а затем отвечает на поцелуй. Неловко и неуклюже, но это совершенно не имеет значения. Джинни прижимается ближе, позволяя поцелую стать глубже и настойчивей. Гарри скользит рукой в её волосы.

Это совсем не похоже на всё, что было у неё прежде: ни слащавая навязчивость, ни грубая агрессия, ни даже таинственная и сбивающая с толку странность, а только тепло и забота, словно она — что-то драгоценное. И в то же время — нечто большее… Что-то похожее на трение воздуха о кожу на бешеной скорости, на рискованный вираж на метле, на смех, летящий вверх в бездонное летнее небо.

Они так и стоят под раскидистым деревом, не сделав и шагу, но Джинни чувствует, как его губы движутся в поцелуе, всё ещё нежно, но уже с новой уверенностью, и это чувство обжигает её кожу так же сильно, как защитные чары, что всегда незримо её окружали.

* * *

Солнце только начинает клониться к горизонту, когда мама торжественно преподносит Гарри праздничный торт с густой глазурью, которая сверкает золотом.

Джинни улыбается, глядя, как он радуется такой простой вещи, и понимает, что всегда ценила в нём это, помимо прочего, конечно, — способность не принимать ничего как должное. Мысль о том, сколько дней рождения он, должно быть, провёл без подарков, заставляет её ощутить лёгкое сожаление.

Гарри ловит её взгляд, и она вдруг понимает, что смотрит слишком пристально. Закусывает губу и отворачивается, заставляя себя расспросить Флёр о деталях свадьбы. Выслушивать все эти подробности должно стать для неё достаточным наказанием.

Вечер тёплый, но его смягчает лёгкий ветерок, доносящий с пруда кваканье лягушек. Это почти идеальный момент, украденный у страха и суматохи приготовлений, что-то вроде спокойного дыхания, спрятанного в маленьком стеклянном флаконе.

Джинни думает, что они все заслуживают этот момент. Гарри — больше всех.

Не успевает она додумать эту мысль, как появляется Скримджер и вытягивает из Гарри всё счастье, которое тому удалось собрать. Гарри, Рон и Гермиона следуют за министром в дом, оставляя остальных гадать, что делать с его просьбой о личной аудиенции.

Они напряжённо сидят в саду, мама и папа обмениваются тревожными взглядами, пока повышенные голоса в доме не поднимают их на ноги.

Они вбегают внутрь как раз вовремя, чтобы увидеть Скримджера с палочкой, прижатой к груди Гарри. Джинни с ужасом смотрит на дыру на футболке, прожжённую в месте соприкосновения с тканью, и невольно задаётся вопросом, есть ли на свете хоть один человек, которого Гарри не способен вывести из себя. Но она также видит, как он не отступает, несмотря на личность того, кто именно наставляет на него палочку.

Безрассудство.

Когда министр уходит и они делятся друг с другом информацией о завещании Дамблдора, в доме снова воцаряется тишина и ожидание, характерные для всего лета. Джинни бродит из комнаты в комнату, беспокойная и суетливая.

— Должно быть, дела в Министерстве плохи, — слышит она слова Билла, сказанные Флёр, когда проходит через кухню. — Скримджер зашёл слишком далеко.

— Пап, — окликает Джинни, догоняя его в гостиной. Она едва заметно наклоняет голову в сторону крыльца, спрашивая разрешения выйти.

Он кивает, зная, что охрана поблизости и сможет в случае необходимости обеспечить безопасность, и, как всегда, уважая её потребность в личном пространстве. Это единственное, что он может дать ей в эти дни.

Джинни благодарно улыбается и выскальзывает за дверь. Она не уходит далеко, просто скрывается из виду, чувствуя, как напряжение покидает её плечи, когда темнота ночи бережно поглощает его и укрывает ее. Она забирается во фруктовый сад, глубоко вздыхает и поднимает лицо к ветвям, вырисовывающимся на фоне звёздного неба.

— Долгий день.

Джинни резко разворачивается на каблуках, одна рука взмывает к груди, вторая — к палочке. Гарри поднимает руки, сидя у подножия дерева в тени.

— Мерлин, Гарри, — выдыхает она, опуская палочку. — Ты меня напугал.

— Очевидно, — замечает он, глядя на её палочку, и кивает в знак одобрения. — Отличные рефлексы.

Учитель до мозга костей.

— Тебе повезло, что я тебя не заколдовала, — фыркает она, убирая палочку в карман. — Я думала, ты наверху.

Она едва заметно вздрагивает, осознавая, как это прозвучало, словно она следила за его передвижениями. Последние несколько дней они неловко кружили вокруг друг друга, стараясь не оставаться наедине, и она не хочет задумываться почему.

— Гермиона снова собирает вещи, — говорит Гарри так, будто столкнуться с этим — величайшая пытка в мире.

Впрочем, это также и напоминание. О том, что ему уже семнадцать, что он официально совершеннолетний и может уйти. Просто пройти через защитный барьер и никогда не оглядываться. Никогда не возвращаться. И когда завтра закончится свадьба, не останется ничего, что могло бы удержать его. Никого из них.

Должно быть, что-то из этих мыслей отразилось у неё на лице, потому что Гарри корчит гримасу, глядя себе под ноги. Она видит, что он чувствует себя виноватым, что уже несколько дней не может найти слов, чтобы извиниться. И, возможно, именно поэтому она избегала его.

— Джинни, — говорит он тяжёлым голосом.

Часть её хочет просто уйти от этого разговора, но упрямая сторона не даёт покоя и отказывается ходить вокруг да около.

— Хочешь забрать его?

Он смотрит на неё, возможно, удивлённый прямотой. Она и сама не понимает, откуда это взялось, но признаёт, что Гарри всегда заставляет её забыть о себе и своей осторожности.

По её мнению, это должно пугать её больше, чем пугает на самом деле.

Гарри всё ещё настороженно смотрит на неё и, кажется, борется с собой.

— Нет, — наконец говорит он, и Джинни ненавидит чувство облегчения, от которого слабеют колени.

Он разочарованно выдыхает:

— Но я должен солгать и сказать «да». Это эгоистично. Если кто-нибудь узнает...

— Что узнает? — спрашивает она, стараясь придать голосу чуточку легкомысленности, которого на самом деле не чувствует. — Что ты однажды поцеловал меня?

Это не так уж и важно. Правда?

Он смотрит на неё так, будто точно знает, чего она добивается.

— Что всё, о чём я думаю в эти дни, — это о твоем поцелуе.

Она чувствует, как её щёки вспыхивают от чего-то, что определённо не является смущением, и надеется, что в темноте он этого не заметит.

— Думаю, моим братьям есть что сказать по этому поводу.

— Джинни, — говорит он с лёгким укором. — Речь не только о твоих братьях, и ты это знаешь.

— Их шестеро, — напоминает она ему.

Он бросает на неё нетерпеливый взгляд.

— Ты имеешь в виду Тома, — вздыхает она.

Его тело напрягается, возможно, ему не нравится напоминание о том, как хорошо она знает волшебника, который охотится за ним.

— Да, — говорит он, сжимая челюсти. — Если бы он знал...

Все они знают, что у Волдеморта нет границ. Он готов использовать кого угодно и что угодно, чтобы добраться до Гарри. Именно поэтому Гермиона и Рон приложили столько усилий, чтобы защитить свои семьи. Но Джинни беспокоится не за себя. Насколько она знает Тома изнутри и снаружи, для Волдеморта она даже не существует.

— Он никогда не узнает, — говорит она.

Он наклоняет голову в сторону:

— Слизеринцы никогда не делятся своими секретами?

Она скрещивает руки на груди:

— Именно.

Он приподнимается чуть выше, будто наконец-то переходит к тому, что действительно его беспокоит:

— Я не могу остаться.

— Я знаю, — отвечает она.

На мгновение он выглядит растерянным, словно ожидал чего-то другого, кроме этого лёгкого согласия.

— Разве ты не собираешься спросить почему? Куда я иду? Что делаю? Есть ли у меня план?

Она почти улыбается, представляя, как сильно его, несомненно, донимали её родители, остальные члены Ордена... даже чёртов министр магии. Пожав плечами, говорит:

— Наверное, я подумала, что если ты можешь мне сказать, то скажешь.

Может, это и самонадеянно с её стороны, особенно с учётом этой новой хрупкой связи между ними, но она в самом деле так считает.

Гарри смотрит на свои ноги и качает головой.

— Что? — спрашивает она, гадая, не ошиблась ли в оценке ситуации.

Он поднимает голову, и в его взгляде появляется что-то такое, что она боится назвать нежностью.

— Ты, наверное, думаешь, что мне бы уже стоило привыкнуть к тому, что ты меня постоянно удивляешь.

Она расслабляется:

— Не этого ты ожидал?

Он качает головой:

— Нет. Я думал, ты будешь...

— Злиться, — догадывается она. В конце концов, это то, что она делает лучше всего рядом с ним.

— Да, — соглашается он. — Я просто... не выношу, когда ты злишься на меня. Особенно когда знаю, что заслуживаю этого.

Она хмыкает себе под нос:

— Что ж, мне не хочется говорить тебе это, Гарри, но я не сомневаюсь, что снова буду злиться на тебя. Возможно, очень сильно.

Его улыбка исчезает, и выражение лица в одно мгновение становится болезненно серьёзным. Джинни чувствует, как ужас сковывает все её тело, которое словно превращается в холодный камень. Её переполняет желание повернуться и уйти, сбежать от того, что он собирается сказать.

— Это должен быть я, Джинни, — говорит он тяжёлым и почти извиняющимся голосом.

Она осторожно сглатывает:

— Избранный.

Гарри долго смотрит на неё и, наконец, кивает:

— Да.

Она слегка отворачивается и переводит взгляд на деревья. Не то чтобы она не подозревала о роли Гарри во всём этом, люди строили догадки годами. Но услышать подтверждение, что всё сведётся к Гарри и Волдеморту, это заставляет почувствовать себя обессиленной.

«Смогла бы ты убить, если бы пришлось?»

Она чувствует на себе его взгляд, словно именно это и есть настоящая причина, по которой он считает, что не имел права её целовать. Как будто он ждёт её неизбежного гнева. Но она не сердится.

Хотя ей бы очень хотелось.

Прикусив нижнюю губу, Джинни все-таки оборачивается, быстро сокращает расстояние между ними и опускается рядом, прислоняясь спиной к дереву так, что их плечи соприкасаются.

— Хорошо.

Она чувствует, как расслабляется его плечо. Некоторое время они просто сидят в темноте, слушая шорох ветвей.

— Тебе страшно? — шепчет она едва слышно.

Он шаркает ногой по земле.

— Здесь я должен надуть грудь, проявить героизм и сказать «нет», да? — в его голосе звучит горечь.

Она наблюдает за ним, за тем, как он опускает голову, скрывая глаза за отблесками на линзах очков. Это утомительно — всё время притворяться.

— Нет, — напоминает она. — Здесь ты не делаешь ничего подобного.

В темноте его рука нащупывает её ладонь, он все еще будто колеблется, но сжимает крепко, когда она не отстраняется.

— Тогда да, мне страшно. — Он смотрит вниз, и в тусклом свете она различает его профиль. — Безумно.

Она не уверена, что когда-либо слышала, чтобы кто-то звучал одновременно так испуганно и решительно.

Джинни сжимает его руку и прижимается ближе, запоминая тепло тела. Ей кажется, что оно вполне могло бы стать привычным, если бы когда-нибудь ей только представилась такая возможность.

— Мне тоже, — признаётся она.

Гарри поднимает руку над её плечом и притягивает к себе. Она обнимает его за талию, кладёт голову на грудь, чувствуя, как он зарывается лицом в её волосы. Больше всего на свете её поражает то, как правильно это ощущается.

И это пугает до чёртиков.

— Джинни? — зовет папин голос.

Рука Гарри крепче обхватывает её. Джинни поднимает голову:

— Иду, пап, — отзывается она.

Она снова прижимается лицом к груди Гарри и сидит так с минуту, слушая стук его сердца. Она хочет попросить его пообещать вернуться. Хочет, чтобы он рассказал, чем всё это закончится.

Но он не может, а она не может заставить себя требовать этого от него.

Вместо этого она поднимает голову и касается губами его щеки, задерживаясь лишь на мгновение, пусть и достаточно долгое, чтобы почувствовать, как он поворачивается к ней.

— С днём рождения, Гарри, — шепчет Джинни.

Поднявшись на ноги, она уходит в дом, оставляя его одного сидеть в темноте.

* * *

Задолго до рассвета в «Норе» царит оживление. Мама кричит и раздает всем указания. Флёр с мамой и сестрой заперты в одной из комнат наверху. Большинство братьев снаружи, устанавливают шатер.

Джинни не уверена, все ли свадьбы превращаются в такой бедлам или эта — особый случай. Международные отношения в стране, где на свободе находится убийца-психопат, явно добавляют происходящему определенную остроту.

— Джинни! — мама влетает на кухню, сверкая глазами. — Почему ты до сих пор не начала собираться?

Джинни решает не напоминать, что это именно мама поручила ей расставить цветы на столах. Надежды на то, что несовершеннолетний возраст и отсутствие палочки избавят её от миллиона свадебных обязанностей, разбились о реальность ещё несколько дней назад.

— У нас ещё полно времени, — пробует успокоить её Джинни.

Мамино лицо наливается ещё более ярким румянцем.

— Лучше просто со всем соглашаться, я думаю, — тихо советует папа, проходя мимо.

Джинни поднимает руки и топает вверх по лестнице. В коридоре наверху она сталкивается с миссис Делакур.

— Сначала платье, — говорит та, даже не замедляя шага. — Потом причёска!

Джинни остаётся стоять в лёгком облаке духов.

К счастью, её комната пуста. Она не знает, где Гермиона, но сейчас её это мало волнует. Вытащив из шкафа платье подружки невесты, Джинни оценивает его критическим взглядом. Оно могло бы быть гораздо хуже, хотя золотой явно не её цвет. Габриэль, конечно, в этом оттенке выглядит просто потрясающе, её платье, к тому же, скромнее, в отличие от наряда Джинни, который имеет неожиданно смелый вырез.

— Ты — девушка, а не ребёнок, — сказала Флёр, когда они только примеряли платья. Её глаза тогда лукаво сверкнули.

Но несмотря на смелое декольте, Джинни чувствует себя ребёнком, когда понимает, что даже не может воспользоваться волшебной палочкой, чтобы застегнуть смехотворно крошечные пуговки на спине. Она кое-как справляется с нижними, но потом сдаётся.

— Уф, — раздражённо выдыхает она и распахивает дверь, надеясь найти Гермиону. Конечно же, единственным человеком в коридоре оказывается Гарри.

Он стоит на верхней ступеньке лестницы, и его глаза слегка округляются, когда он её видит. Он делает неловкий полушаг, словно хочет спуститься, но спотыкается и в итоге остаётся на месте.

Джинни чуть плотнее прижимает платье к груди, изо всех сил стараясь не покраснеть. Они слишком долго смотрят друг на друга, пока она наконец не берет себя в руки.

— Ну же, Поттер, — говорит она, нарочито бодрым тоном. — Сделай хоть что-то полезное.

— Что? — спрашивает Гарри и выглядит при этом очаровательно растерянным.

Она поворачивается к нему спиной и жестом указывает на пуговицы.

— О.

Джинни смеётся.

— Да. Чертовски нелепо, не так ли?

Она убирает волосы в сторону, собираясь сказать, что у него хотя бы есть палочка, чтобы справиться с этим намного быстрее, но тут чувствует, как он подходит ближе и осторожно касается ткани платья и ее кожи.

Она сглатывает.

— Не знаю, кто придумал платье с таким количеством крошечных пуговиц.

— Видимо, французы, — отзывается Гарри сухим голосом.

Его руки слегка подрагивают, и Джинни старается не думать об ощущении его пальцев на своей коже. Проходит будто целая вечность, и она не знает, потому ли это, что пуговиц действительно миллион, или ей только так кажется.

— Готово, — наконец говорит он, неловко хлопая по плечу.

Джинни выдыхает и проверяет, не слишком ли туго сидит лиф. Ну, по крайней мере, не настолько, чтобы потерять сознание.

— Спасибо, — говорит она, оборачиваясь. — Ты мой герой.

Гарри закатывает глаза.

— Да. Я спас тебя от ужасной судьбы.

Она поднимает бровь.

— Идти к алтарю полуголой?

Гарри прочищает горло.

— Ага. От этого.

Отпустив волосы на плечи, Джинни разглаживает ладонями платье.

— И что ты думаешь?

Внимание Гарри, кажется, рассеялось, и взгляд возвращается к её лицу.

— О чем?

Она улыбается, делая небольшой шаг назад.

— О платье, дурачок.

— О, — говорит он. — Ты выглядишь...

Но она так и не узнает, как именно, по его мнению, она выглядит, потому что на лестничной площадке появляется Гермиона, выглядящая почти такой же взволнованной, как мама.

— Гарри, пора принимать Оборотное зелье.

Он резко оборачивается к Гермионе и почти пугается в собственных ногах.

— О. Конечно. Я просто...

Гарри бросает короткий взгляд через плечо на Джинни.

— Уверена, из тебя выйдет отличный рыжий, Поттер, — хмыкает она. — А теперь прочь с дороги. Мне пора заняться прической.

Приподняв юбки, она взбегает вверх по лестнице и внезапно понимает, что настроение стало гораздо лучше.

* * *

Несмотря на мамины опасения, церемония начинается вовремя, и ничто, кроме присутствия тётушки Мюриэль, не способно её омрачить. Глядя на Билла и Флёр, можно подумать, что им было бы всё равно, даже если бы с неба начали сыпаться нюхлеры, настолько они поглощены друг другом.

После церемонии даже мама расслабляется настолько, что садится с миссис Делакур, и они вдвоем смеются о чем-то над бокалами шампанского.

— Сговариваются о внуках, — сообщает Чарли.

Джинни морщится.

— Что, уже?

Чарли только пожимает плечами и хмурится, когда кто-то слишком весёлый задевает его сзади.

Джинни даёт брату ещё минут двадцать, прежде чем его преданность Биллу возьмёт верх над ненавистью к толпе. Скорее всего, он выйдет на улицу и исчезнет на несколько часов, если судить по прошлому опыту.

— Что ж, — говорит она. — Боюсь, никто больше не хочет танцевать со мной, так что придётся тебе.

Чарли улыбается.

— Уверен, Билл угрожал каждому парню младше восьмидесяти.

— Лучше бы это была чертова шутка, — фыркает Джинни.

Он смеётся и ведёт её на танцпол.

— По-моему, мы не танцевали с тех пор, как тебе было семь, и ты всё время стояла у меня на ногах.

— Не обещаю, что стала лучше в танцах.

Когда танец заканчивается, Чарли передаёт её Ли Джордану, который делится закулисными историями из магазина. Джинни больше смеётся, чем следит за движениями, но Ли, похоже, не возражает.

Фреда и Джорджа ей не удаётся вытащить на танец, оба слишком увлечены кузинами Делакур. Рон тоже занят тем, что наблюдает за Гермионой и пытается притвориться, что его это не касается.

Как ни странно, ее приглашает на танец не кто иной, как Виктор Крам. Три года назад, наблюдая за ним на Чемпионате мира по квиддичу, она и представить себе такого не могла. Конечно, как и большинство фантазий, реальность оказывается немного разочаровывающей. Виктор наступает ей на ноги, не проявляет никакого интереса к разговорам о квиддиче и большую часть танца украдкой наблюдает за Гермионой. Хорошо, что он такой великолепный ловец, потому что партнер по танцам из него ужасный. Когда музыка смолкает, Джинни испытывает лишь облегчение.

После танца с одним из гораздо более очаровательных кузенов Флёр Джинни опускается на стул рядом с Луной.

— Немного увлеклась, не так ли? — говорит она, обмахиваясь веером.

Луна невозмутимо кивает, её пальцы рассеянно постукивают в такт музыке.

— Гарри, похоже, не очень хорошо проводит время.

Джинни требуется полсекунды, чтобы вспомнить, что никто не должен знать, что Гарри здесь.

— Гарри здесь нет, Луна, — говорит она, бросая на подругу строгий взгляд. — Это было бы слишком опасно для всех, включая его самого.

Луна либо не замечает её тон, либо ей, скорее всего, просто всё равно.

— Тогда ему стоит перестать так хмуриться.

Джинни следит за её взглядом и видит, что через несколько столиков от них сидит «кузен Барни» и, уставившись в бокал, хмурится. Уж слишком в стиле самого Гарри.

— Весёлый вид был бы гораздо лучшей маскировкой, — замечает Луна.

Удивляя саму себя, Джинни испуганно смеётся.

— Пожалуй, я пойду проведаю кузена Барни.

— Он, наверное, тебя послушает, — кивает Луна.

Джинни в этом не уверена, но всё равно поднимается и идёт к Гарри. Опустившись на стул позади, она наклоняется к его уху.

— Луна считает, что если бы ты выглядел счастливым, это было бы гораздо более эффективной маскировкой.

Он вздрагивает и поворачивается к ней.

— Джинни.

Она оглядывает его: рыжие волосы и незнакомое лицо местного деревенского мальчишки из магглов.

— Это так странно.

— Не так странно, как для меня, — мрачно отвечает он. — Этот парень ниже меня на целых четыре дюйма. Я постоянно путаюсь в собственных ногах.

— Очень жаль, — вздыхает она. — Полагаю, это значит, что ты не сможешь потанцевать со мной.

Он резко смотрит на неё.

— Уверен, что смогу.

— Да? — спрашивает она, стараясь не улыбаться от того, с какой охотой он это сказал.

Он хватает её за руку и поднимает на ноги.

— Определённо.

С каблуками Джинни оказывается выше и одаривает его торжествующей улыбкой. Гарри лишь закатывает глаза. Оказавшись на танцполе, он останавливается, хмурится, прислушиваясь к музыке. Мимо проносится Ли Джордан, ловко кружа по залу привлекательную девушку.

— Кажется, я забыл кое-что важное, — бормочет Гарри.

— Что именно? — спрашивает Джинни, слегка подпрыгивая в такт.

Он выглядит настоящий страдальцем.

— Что я не умею танцевать.

Они смеются, потому что здесь так много слоев неловкости, что невозможно не рассмеяться. К счастью для них обоих, музыка сменяется чем-то более медленным и гораздо менее опасным. Толпа теснится, свет приглушается, и всё, что им остаётся, — это просто покачиваться в такт.

— Думаешь, справишься? — спрашивает она.

Он тянется к ней, его рука проскальзывает за спину, другая берёт за ладонь.

— Я, конечно, могу попробовать.

Она пытается улыбнуться, но их тела уже слишком близко, и её рука ложится ему на плечо. Было бы замечательно, если бы он хоть немного был похож на себя.

После нескольких неловких поворотов она закрывает глаза, доверяя ему и надеясь, что он не даст ей врезаться в кого-нибудь.

— Что ты делаешь?

— Так проще. Помнить, что это ты.

Его вторая рука опускается ей на поясницу, притягивая ближе.

— Я никогда не говорил, но мне очень нравится твоё платье, — негромко произносит он. — Ты выглядишь…

Когда он не заканчивает фразу, Джинни открывает глаза и видит, что он пристально смотрит на неё. Она чувствует, как щёки мгновенно заливает жар.

— Я уверена, что ты не должен так смотреть на свою кузину, Барни.

Его губы изгибаются в улыбке, и это так похоже на Гарри, что на миг всё остальное перестаёт существовать. Толпа вокруг, незнакомое лицо… Она скользит рукой по его плечу, пальцы касаются его шеи.

— Джинни… — тихо говорит он, притягивая её ещё ближе.

И хотя это было бы ужасно глупо со многих точек зрения, сердце бешено колотится при мысли, что он может её поцеловать.

Но прежде чем кто-то из них успевает совершить этот опрометчивый поступок, раздаётся крик, и они резко отстраняются друг от друга.

Через крышу шатра проносится серебристая фигура животного и застывает перед папой. Люди в панике шарахаются в стороны. Голос Кингсли заполняет пространство:

— Министерство пало. Скримджер мёртв. Они идут.

Полсекунды стоит ужасающая тишина, потом кто-то вскрикивает. Толпа приходит в движение, люди толкаются, шатер наполняется эхом хлопков аппарации.

Гарри крепко прижимает её к себе и вытаскивает палочку, когда их выталкивают с танцпола.

Приподнявшись на носочках, Джинни видит, как сквозь суматоху появляются фигуры в тёмных мантиях, а их лица скрывают белые маски. Пожиратели смерти. Они здесь только по одной причине. Она резко поворачивает голову, Рон и Гермиона стоят у задней стенки шатра и судорожно оглядываются, явно пытаясь понять, что делать.

Над головой проносится проклятие, цветочная композиция взрывается огненным вихрем. Джинни и Гарри падают, прижимаясь к полу.

— Ты должен уходить, — быстро говорит она.

— Джинни… — возражает он, крепко сжимая её руку.

Она прижимается к его губам в последнем безрассудном поцелуе, а потом толкает его к Рону и Гермионе.

— Бегите!

Не дожидаясь, послушает он или нет, она бросается в другую сторону, выхватывая палочку. Полсекунды её сознание цепляется за мысль, увидит ли она его когда-нибудь снова, но на размышления нет времени, она переключает внимание на то, что происходит вокруг.

Он сам по себе. Они оба сами по себе.

В шатре царит хаос. Люди толкаются, звучат хлопки аппарации, раздаются крики, дети плачут, их подхватывают на руки. У заднего выхода Ремус тащит Тонкс прочь, и Джинни вспоминает, что Пожиратели смерти охотятся не только за Гарри.

Папа стоит рядом с ними.

— Вперёд! — приказывает он.

У входа Билл, Флёр и близнецы уже сражаются с Пожирателями смерти. Лучи заклятий вспыхивают и разлетаются во все стороны.

Флёр движется плавно, холодная ярость придаёт её изяществу ледяной оттенок. Она словно танцует, когда атакует Пожирателя смерти, и тот пятится, явно не ожидая подобного натиска. Его палочка вылетает из рук, и он в панике выбегает из шатра. Флёр громко ругает его по-французски.

Проклятие в щепки раскалывает стул совсем рядом с Джинни, и она с ужасом понимает, что просто стоит, как легкая мишень, наблюдая за всем происходящим. Она приходит в движение, но чувствует странную неподвижность. Руки чешутся от желания схватить метлу, и хотя она привыкла к скорости и быстроте квиддичного матча, это похоже на игру против команды, которую она никогда не изучала. И без установленных правил. Все заклинания будто испаряются из ее головы.

Вокруг бушует хаос, в котором трудно разобраться. Она заставляет себя не концентрироваться на деталях, на каждой отдельной опасности, угрожающей ее семье, и вместо этого отступает назад, наблюдая за происходящим в целом. Движение, которое, как знает Джинни, должно быть упорядоченным и сдержанным.

Спрятавшись за стулом, она замечает длинный ковёр, всё ещё лежащий на полу шатра. Она произносит заклинание, и ковёр с силой сворачивается в тугой клубок. Пожиратель смерти, стоявший на нём, теряет равновесие и падает. Билл не теряет ни секунды: его оглушающее заклинание попадает прямо в грудь противника.

Он оборачивается к Джинни и одаривает её короткой одобрительной улыбкой, но тут за его спиной появляется ещё один. Она резко вскакивает на ноги, прицеливаясь.

— Экспеллиармус!

Пожирателю смерти удается удержать в руке свою палочку, но теперь она привлекла его внимание.

Он надвигается, и Джинни едва успевает ставить защитные чары, парируя его проклятия. Все, что она может делать, — это вовремя реагировать, и у нее совсем не остается времени для нападения. На лбу выступают бисеринки пота, а каблуки цепляются за подол платья.

Она спотыкается и падает, палочка выскальзывает из рук, и это всё, думает она. Но почему-то Пожиратель смерти останавливается и с усмешкой смотрит на неё, словно вокруг не идёт битва.

— Это всё, на что ты способна, малышка?

Джинни вскакивает, выхватывает палочку и выпаливает первое заклинание, за которое ухватился ее испуганный разум, — то, которому её научила Антония.

В лучшем случае это детское заклятие, но оно попадает ему прямо в грудь, и все его тело застывает, а руки тянутся к горлу. Она с мрачным восхищением наблюдает, как он тщетно пытается сделать вдох и падает на колени. В отчаянии он бросается на нее, но Джинни успевает отшатнуться назад.

Он падает на пол, дико закатывает глаза и корчится.

Джинни застывает, вспоминая Гарри, Грозного Глаза и изломанное тело Дамблдора.

Она дёргается, когда чья-то рука касается ее плеча. Это Фред присел рядом.

— Джин? — его глаза расширяются, когда он смотрит на Пожирателя смерти, чье лицо уже начинает синеть.

— Это первое, что пришло мне в голову, — наконец произносит она.

Фред направляет на него свою палочку, и чары рассеиваются. Пожиратель смерти успевает сделать большой глоток воздуха, когда Фред оглушает его, забирает палочку и прячет в карман.

Стол неподалеку дребезжит от ударов проклятий.

— Пойдём, Джинни, — говорит Фред, помогая подняться.

Она кивает, отворачивается от неподвижного тела, лежащего на земле, и снова бросается в бой.

На каждого поверженного Пожирателя смерти приходится ещё трое. В считаные секунды их остаётся слишком мало, чтобы держать оборону. Особенно когда папа ловит оглушающее заклятие, Джордж теряет палочку, а Билл падает, опутанный кучей верёвок.

— Хватит! — рявкает один из Пожирателей смерти.

И кажется, что от его голоса исходит магическая волна, прокатываясь по шатру. Джинни чувствует, как её накрывает, но это не больно — просто на мгновение выбивает воздух из лёгких. Заклинание застывает на её губах.

В наступившей тишине высокий Пожиратель смерти произносит:

— Больше не нужно проливать магическую кровь. Нам нужен только Поттер.

— Его здесь нет! — кричит мама.

Её палочка вспыхивает, и шатер сотрясает что-то огромное, словно сам воздух взрывается от гнева. Наступает полный хаос. Заклинания летят во все стороны, палочка Джинни двигается так быстро, как только может, но вдруг её плечо пронзает удар — глухой и сокрушительный, будто гонг, отзывающийся во всём теле.

В следующее мгновение Джинни понимает, что лежит лицом вниз, а тело обездвижено. Вокруг нее раздаются голоса, но она с трудом понимает, о чем идет речь.

Когда зрение наконец проясняется, Джинни медленно поворачивает голову и видит, что её семья в разном состоянии связанности и сознания. Папа полулежит на коленях у мамы, кровь струится по его лицу. Флёр сидит рядом, её глаза сверкают такой ненавистью, что кажется, она могла бы испепелить их всех одним взглядом, несмотря на то, что её рот заткнут кляпом, а руки связаны вместе с руками её новоиспечённого мужа.

— Проверьте дом, — раздаётся чей-то голос за спиной Джинни.

Где-то вдалеке произносят Гоменум Ревелио.

— Пусто, — отвечает другой голос.

— Где Поттер?

Краем глаза Джинни замечает свою палочку, она торчит из-под ближайшего стола. Она медленно вытягивает руку, стараясь не привлекать к себе внимания.

— Как видите, — говорит мама, — его здесь нет.

Пальцы Джинни почти касаются палочки, когда кто-то резко надавливает на тыльную сторону руки. Она судорожно задыхается и смотрит в маску Пожирателя смерти.

— Кто-то проснулся, — насмешливо говорит он, вдавливая каблук ей в ладонь.

Джинни прикусывает язык, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Хорошо, — доносится другой голос. — Может, она будет более сговорчивой.

Джинни в тревоге поднимает глаза. Двое поднимают её на ноги и вытаскивают из шатра, а семья что-то кричит ей вслед.

Она отчаянно пытается сосредоточиться, подумать о том, чего они от нее хотят. Они хотят, чтобы она была достаточно напугана, чтобы сказать им все, что они пожелают. Ей не нужно притворять, что она боится, её сердце уже колотится так, что кажется, ещё чуть-чуть, и вырвется наружу.

Они грубо толкают ее на колени, трое уже нависают.

Низкорослый, похоже, главный, его тёмные глаза сверкают из-за прорезей в маске.

— Где Поттер?

Джинни инстинктивно отшатывается, стараясь стать как можно меньше.

— Я не знаю.

— Он был здесь?

— Н-н-нет. Клянусь.

— Тогда где он?

— Я не знаю! Может, с теми магглами!

— Нет, не с ними.

Она зажмуривается.

— Пожалуйста...

— Сомневаюсь, что она что-то знает, — лениво замечает один из Пожирателей смерти.

— Скорее всего, нет, — соглашается другой. — Но её семья может знать. Если мы убедим их, что быть сговорчивее в их интересах…

Проклятие приходит будто ниоткуда и отовсюду — ноющая боль, словно все ее кости сломаны и крошатся, скрежещут друг о друга. Она кричит, и нет никакой необходимости притворяться или сдерживать слёзы, которые текут по щекам.

Проклятие исчезает так же резко, как и обрушилось, оставляя после себя дрожь и судорожные вдохи.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шепчет она, пытаясь отдышаться. — Его здесь никогда не было. Клянусь.

Следующий удар сильнее. Хуже, чем в первый раз. Она уже не может говорить, только всхлипывает от облегчения, когда всё наконец заканчивается.

Коротышка приседает перед ней, лицо в маске оказывается очень близко.

— Ты ведь не пытаешься играть в героя, правда?

Она слабо качает головой, крепко обхватывая себя руками.

— Я не верю в героев, — шепчет сквозь слёзы.

— Мальчишки здесь нет, — говорит второй волшебник, хватая главного за плечо. — Она бы сказала нам, если бы он был.

Тот не двигается, продолжая сверлить её взглядом.

— У нас нет на это времени, — раздражённо бросает третий. — Нужно идти к следующему месту.

С хлопком он аппарирует.

Оставшийся Пожиратель смерти хватает Джинни за волосы, накручивает их на руку, дёргает вверх, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Если я узнаю, что ты лжёшь... Я не просто вернусь за тобой. — Он мотает головой в сторону шатра. — Я уничтожу всю твою семейку предателей крови. И поверь мне, я буду наслаждаться этим.

Он отпускает её, и Джинни падает на землю. Она вздрагивает от хлопка аппарации и сжимается в комок в защитном жесте, обхватывая голову руками. Долго лежит в грязи, слушая гулкую тишину и пытаясь отдышаться от боли и страха.

В конце концов она понимает, что семья зовет её по имени. Джинни поднимает голову, пытается встать на ноги, но тут же снова падает, оседая в грязь.

— Джинни!

«Вставай, Джинни, — приказывает она себе. — Просто вставай».

На дрожащих ногах она, покачиваясь, добирается до шатра. Находит свою палочку под столом и поднимает её. Желчь подступает к горлу, но она успевает дойти до Билла до того, как ноги окончательно отказывают. Опустившись рядом, дрожащими руками она направляет палочку на верёвки, разрезая их.

Билл тут же освобождается и разрывает остатки пут. Его лицо пылает яростью. Он трогает её за плечо.

— Джин?

Она кивает, махая рукой. Билл смотрит на нее ещё мгновение, но затем поднимается, находит свою палочку и освобождает остальных.

— Джинни! — мама появляется рядом и тут же обнимает её.

Джинни с благодарностью прижимается к ней, ощущая тепло, которое пробивается сквозь холод, сковавший её изнутри. Где-то в стороне папа с братьями что-то тихо обсуждают, но ей нет до этого дела. Она чувствует себя совершенно опустошенной.

— Молли, — говорит папа. — Барьер.

Мама кивает, ещё раз сжимает Джинни в объятиях, затем устало поднимается на ноги. Папа обнимает её за спину.

— Поднимаемся, — мягко говорит он.

Она позволяет ему поднять себя и отвести обратно в «Нору». Позволяет усадить на диван и укрыть одеялом, и только тогда осознаёт, что её трясёт. Зубы стучат так сильно, что невозможно остановиться. Она не понимает, что с ней происходит.

Папа садится рядом, обнимает и тихонько напевает что-то себе под нос. Джинни прижимается к нему, пытаясь согреться. Но ведь сейчас лето… Почему же ей так холодно?

Неподалёку братья разговаривают с мамой, лица у них мрачные. Джинни же рассеянно, но вместе с тем с восхищением смотрит на потрепанный подол платья Флёр. Правда, еще и с ощущением подступающей тошноты. Подол платья был грубо оторван у самого колена — слишком сильно, чтобы это оказалось обычной случайностью.

Кажется, что свадьба была тысячу лет назад. Смех, музыка, Гарри…

Она закрывает глаза. Тошнота подступает к горлу.

— Нужно сообщить им, что с нами всё в порядке, — вдруг говорит она.

В комнате наступает тишина. Все смотрят на неё — это первое, что она сказала. Джинни переводит взгляд на папу.

— Ты же знаешь, что он тот самый идиот, который безрассудно бросится сюда, если решит, что мы в опасности.

Папа гладит её по волосам и натянуто улыбается.

— Верно подмечено.

Папин серебристый Патронус уносится в ночь.

— Джинни… — неуверенно произносит мама, опускаясь перед ней на колени.

— Я в порядке, — отвечает она. — Правда. Меня уже почти не тошнит.

— Господи, Джин… — Билл качает головой.

Она поднимает голову.

— Они… вернутся? — спрашивает она и ненавидит то, как дрожит её голос.

— Не сегодня, — обещает папа.

Она кивает.

Билл и Флёр смотрят друг на друга.

— Мы остаёмся.

Мама качает головой.

— Возвращайтесь в коттедж.

Билл открывает рот, собираясь возразить, но мама касается его руки.

— У вас всё ещё медовый месяц. — Она протягивает руку к Флёр, и та сжимает её в ответ. — Не позволяйте им отнять это у вас.

— Ты знаешь, что произойдёт, — говорит Билл.

Папа кивает.

— Чем меньше нас здесь будет, тем лучше.

— Но как же… — он бросает взгляд на Джинни, которая упрямо поднимает подбородок.

— Если побежим сейчас, дороги назад уже не будет.

Билл мрачно кивает, а Флёр опускается перед Джинни и берёт её за руку.

— Прости, я испортила платье, — бормочет Джинни, глядя на испачканные колени.

Флёр качает головой, откидывая прядь волос с ее лица.

— Золото — не совсем твой цвет, ma sœur.

— Это правда, — говорит Джинни, слишком уставшая, чтобы улыбнуться.

Флёр целует её в лоб, затем поднимается. Билл присаживается рядом и обнимает ее, прижимаясь лицом к уху.

— Ты держалась молодцом, Джин. Ты справилась.

Но это не похоже на правду. Такое ощущение, что она была маленькой девочкой, играющей в то, что ей не под силу.

Часы спустя, забравшись в постель, Джинни чувствует, как пусто и безлюдно вокруг, словно Гермионы Грейнджер никогда не существовало. Она слышит отдаленные звуки, как папа и Чарли загоняют упыря в комнату Рона. Вся их безупречно выстроенная ложь плавно ложится на место.

На следующее утро они приходят с официальными бумагами и вескими основаниями, как будто это не те же самые люди, что приходили накануне с проклятиями и угрозами. Они все притворяются. Притворяются, что папа пригласил их в дом по собственной воле. Притворяются, что правительственные «чиновники» не охотятся за Гарри, чтобы сдать Волдеморту.

— Я слышал, вчера вечером здесь было немного шумно, — лениво замечает Руквуд.

Папа качает головой.

— Просто недоразумение.

Они находят упыря Рона, покрытого оспинами, но даже не подходят близко, чтобы допросить, хотя папа делает вид, что даёт разрешение.

Руквуд смотрит на Джинни, и она изо всех сил старается притвориться, что никогда прежде не слышала его голос.