Условие выхода (гет)

"Динамо". Карта Разноцветный трубадур, колода Симболон.

 

— Это просто невозможно, — сказал Малфой и выбросил щит вверх. Схватил Гермиону за руку и оттащил в сторону от Врат, под прикрытие скалы, пока Цербер не вспомнил о своих обязанностях. У них в ногах путался злой, как собака, Живоглот.

 

Тяжёлые ледяные капли и очень крупные градины скатывались и отскакивали от поверхности щита. Обширная котловина, лежащая перед ними, еле освещалась серным заревом. Едва заметные в синей мгле тела с трудом ворочались в заполнявших котловину зловонных человеческих выделениях, кряхтели, стонали, избиваемые неестественно крупными градинами.

 

— Невозможно, — повторил Малфой, — здесь есть хоть одно место, где можно нормально дышать?

— Закатать тебе губу? — спросила Гермиона, — или сам справишься?

— В другой обстановке я бы принял твою помощь, но боюсь, что этот невыносимый смрад помешает мне испытать должное удовольствие.

— Да уж, — Гермиона передёрнула плечами, — как мы пойдём? Тут ведь нет дороги. Не можем же мы идти прямо по этим несчастным.

— Почему? Хуже им точно не будет. Вряд ли они что-то вообще почувствуют, да и мы тоже. Дело не в них, уж извини, а в том, что топко! Завязнем в этом… во всём…

 

Гермиона его не слушала. Она смотрела на вал белых цветов, выплеснувшийся из Врат и стремительно заливавший топкое дно котловины. Цветочная волна несла с собой аромат и светлые, словно снежные, сумерки. И относительную тишину — валявшиеся в грязи страдальцы от ошеломления перестали стонать.

 

— Так, — сказал Малфой, — Грейнджер, сделай зонт.

 

Гермиона машинально выбросила щит вверх, и Малфой под его прикрытием начал быстро раздеваться, навешивая вещи на плечи Гермионы.

 

— Надо уходить, — отрывисто говорил он, — сейчас сюда набегут надсмотрщики, и чёрт меня побери, если мне хочется с ними встречаться.

 

Он сунул ей свою палочку и грянулся оземь. Обернулся он очень быстро, ещё до того, как Гермиона успела убрать в сумочку его одежду. Лёг на брюхо и нетерпеливо мекнул. Гермиона взобралась на него и, наклонившись, подхватила под пузо ошеломлённого Живоглота. Единорог покосился через плечо и оскалил клык.

 

— Не будет он царапаться, успокойся. Что он, по-твоему — совсем дурак? — она наложила на всю компанию водоотталкивающие чары и намотала на запястье белую прядь: — Вперёд, Макдуф!

 

Единорог фыркнул, осторожно поднялся, подошёл к цветочному покрытию, ступил одной ногой, нажал посильнее, одобрительно качнул рогом и рванул с места в карьер. Гермиона, одной рукой вцепившись в гриву, другой в кота, пригнувшись, напряжённо вглядывалась в сине-серый мрак сквозь заливавший глаза дождь. Чары не давали воде впитываться, но струиться по телу не препятствовали.

 

Переплетение железных стеблей служило надёжной опорой. Выберемся, подумала Гермиона, выбью себе патент на наведение орхидейных мостов через болота…

 

Сопротивления тучных тел чревоугодников, как и следовало ожидать, совсем не чувствовалось. Хотя они и обретали некоторую свободу движений по мере того, как распоясавшиеся орхидеи уничтожали грязевую среду обитания. Принимали сидячее положение, Вертели головами, очевидно, изумляясь тому, что утих лай Цербера. Провожали глазами белого единорога, никак не реагируя, если он проскакивал кого-нибудь насквозь. Разглядывали и гладили белые лепестки (поразительно, но прикосновения теней подхлёстывали Дублирующее заклятие). Напущу я на вас неотвязные лозы, подумала Гермиона…

 

Синий мрак впереди почернел, уплотнился, наверное, там была скальная стена, противоположный край котловины. Если всё будет нормально…

 

Единорог вдруг вздёрнул голову, принюхался, пронзительно заблеял и встал. Впереди обрисовались гигантские тени — прямостоящие, но хвостатые и рогатые, Ну слава богу, а то было такое чувство, будто несчастных обжор охраняет только трижды глупый пёс. Гермиона достала палочку и подёргала единорога за гриву. Единорог протестующе дёрнул головой и храпнул.

 

— Мы не можем здесь стоять до бесконечности, — сказала ему Гермиона, — надо прорываться. Если ты поскачешь во весь опор…

 

Единорог аж завизжал от возмущения.

 

— Ну, конечно, ты устал, — сказал Гермиона, — но что же делать?!

 

Она посмотрела на Живоглота. Кот шипел, горел глазами и хлестал хвостом.

 

— Я, пожалуй, могу тебя швырнуть в одного из них, — сказал она.

 

Из рукава вылетел демон. Он весь трепетал, как показалось Гермионе, не по обыкновению, а от страха, но застыл в воздухе на уровне глаз, демонстрируя боевую готовность.

 

— …а тебя в другого, — продолжила она, обращаясь к демону, — но их там много!

 

Их там было много — из-за ливня и полумглы невозможно определить, сколько. Им не справиться со всеми, даже если Малфой обернётся человеком и возьмёт палочку. Ах, жаль. Они стоят там, такие уверенные в своей неуязвимости и в том, что нарушителям адских границ некуда деться. Был бы у неё в сумочке пулемёт, или, хотя бы, автоматический пистолет, пришла в голову шальная мысль. Да нет, ерунда. Демонов человеческим оружием не возьмёшь. Можно было бы святой водой, но ей и в голову не пришло, что она может понадобиться…

 

Крест?

 

Она вытащила из сумочки палочку Малфоя, накрест приложила к своей и высоко подняла руки.

Рогатые тени заколебались, большая часть их попятилась, но некоторые, видимо, из самых древних, дохристианских, попробовали выбраться в передние ряды. Эти бесстрашные ветераны были остановлены собственными товарищами. В общем, получилось лёгкая усобица, каковой Гермиона и воспользовалась, тронув единорога с места. Единорог медленно зашагал вперёд. Гермиона сжимала коленями его бока, На правом колене у неё восседал Живоглот, старательно вцепившийся когтями в хозяйские джинсы, а гордый собственной смелостью демон дрожал над головой Гермионы.

 

Они ехали сквозь беспорядочный строй демонов, награждавших друг друга вялыми тумаками. Строй скоро поредел, демоны остались позади, и можно было бы пускаться вскачь, если бы не одна проблема. Орхидейная мостовая не смогла преодолеть строй адских стражей. Под копытами единорога была топкая грязь. И он споткнулся.

 

Гермиона чудом не упала и не выронила палочек, но фигура креста, натурально, распалась. И демоны, взвыв, всей толпой ринулись в погоню. И хорошо, что толпой. Пока самый сильный прорывался в лидеры, Гермиона вспомнила одно заклинание. А может быть, легилимент Малфой протранслировал ей эту идею?

 

Она выбросила руку с палочкой в сторону демонов. Вот когда пригодится неугасающее в последнее время сексуальное напряжение.

 

— Sexus promiscis!

 

Единорог, не обращая внимания на то, что ноги его ушли в грязь по бабку, обернулся полюбоваться результатом. Тот демон, в которого угодило заклятье, немедленно облапил соседа с явным намерением поиметь того сексуально. Сосед, ни капли не оскорбившись, раскрыл корявые объятия, ненароком задев когтистой лапой того, самого здоровенного, который только что пытался возглавить погоню. Самый здоровенный, не говоря дурного слова, развернулся и навалился на того, кто стоял позади. И понеслось. Каждое прикосновение передавало заклятье дальше, и через минуту толпа демонов поголовно ввязалась в разнузданную оргию — дикое, отвратительное и смешное зрелище.

 

Живоглот азартно орал и драл Гермионе штанину, единорог блеял и визжал, закидывая голову и задирая губу, демон отплясывал адскую джигу на головах всех своих друзей по очереди.

 

Гермиона, потянула за гриву скалящего зубы единорога, мол, поехали, подальше от греха. Тот попробовал ступить шаг, и не смог, поскольку увяз уже выше колена. Гермиона, вздохнув, сжала обе палочки и направила на единорога.

 

— Mobilicorpus!

 

Единорога с чавканьем выдернуло из гнилой жижи, он встряхнулся и помчался в воздухе во весь опор, памятуя о том, что долго удерживать это заклинание Гермиона не может. Более плотный, чёрный мрак — противоположный край долины — надвигался и вырастал. Гермиона, борясь со знакомым ощущением, что это она несёт на себе единорога, а не наоборот, стискивала палочки в мокрых, дрожащих от напряжения кулаках. Стоны и крики совокупляющихся демонов затихли позади, но зато снизу донеслись странные звуки — шорохи, постукивания, журчание. Взглянув вниз, она увидела, что топкое омерзительное месиво пришло в движение и ползёт — вперед и вниз.

 

— Там выход, — задыхаясь, крикнула Гермиона единорогу, — спуск!

 

Единорог помчался ещё быстрее. От него валил пар, градины не отскакивали больше, а стекали дождём.

 

Они увидели огромный провал, чудовищную воронку, Мальстрём нечистот, с рёвом уходящий в неведомую глубину. Единорог затормозил полным приводом, Гермиона вздёрнула обе палочки, заставив скакуна зависнуть над воронкой. Живоглот выл от ужаса.

 

— Глот! — крикнула она, — открой сумочку!

 

Кот перестал выть и зубами открыл защёлку.

 

— Подушку достань, сбрось вниз!

 

Живоглот достал из сумочки надутую резиновую подушку и сбросил в воронку. Какое счастье, что Гермиона поленилась её сдуть после ночлега в Лимбе, и какое счастье, что рыжий умница вытащил её за клапан, а не вонзил когти в резиновый бок. Всё ещё указуя малфоевской палочкой в зенит, свою палочку Гермиона направила на подушку:

 

— Engorgio!

 

Подушка разрослась, как раз вовремя, чтобы принять на себя падающую команду. Она выдержала всех, совсем чуть-чуть погрузившись в мерзкую жижу. Замечательный получился плот, лёгкий, просторный, только вот скользкий, зар-р-раза…

 

Гермиона плашмя упала на подушку, вцепившись одной рукой в резиновую оборку, а другой — в неустойчивое копыто единорога. Сзади ей в джинсы впился Живоглот. Она ткнула палочкой в копыто, прокричав Разанимирующее заклинание. Через мгновение голый Малфой распластался рядом с ней и тоже вцепился в оборку.

 

— Держись! — крикнул он.

 

Дерьмоворот, величественно-медленный у поверхности, вертел их тем стремительней, чем ниже они спускались.

 

— Сейчас засосёт, — определил Малфой, — Грейнджер, ты случайно не помнишь заклятие Головного Пузыря?

— Дура! — крикнула Гермиона, стукнув себя кулаком в лоб, и быстро сотворила три заклятия Головного Пузыря. Потом посмотрела на демона. Тот качнулся вверх-вниз, как будто бы обречённо вздохнул, и нырнул в жерло воронки. Через секунду трое оставшихся последовали за ним.

 

Несколько минут — а может, вечность? — пути сквозь зловонную ревущую тьму, потом удар о жидкую поверхность, потом подушку вдруг приподняло и вынесло на сухую скалу.

 

— Молодец, Грейнджер, — сказал Малфой.

 

Гермиона, не отвечая, торопливо сотворила заклинание Воды и обрушила на всю компанию натуральный водопад.

 

— Холодная! — возмутился Малфой.

— Зато чистая, — Гермиона сунула Малфою его палочку, — не нравится — подбавь тёпленькой.

 

Она посмотрела на голого Малфоя, пожала плечами и тоже принялась раздеваться и расплетать волосы. В такой ситуации не до церемоний. Им еще предстояло мыться и мыться. Даже кот, да что там, даже демон с удовольствием вертелись под тугим, холодным, хрустально чистым потоком.

 

Она вышла из зоны действия импровизированного душа, чтобы достать из сумочки шампунь. Как следует намылилась, уделив особенное внимание волосам, и, слепая от шампуня, шагнула под душ — прямиком в объятия Малфоя.

 

— Глот, — негромко сказала она.

 

Послышалось шипение кота, потом вскрик, и объятия разжались.

 

— Ну и методы, — пожаловался Малфой, — хорошо, что руку расцарапал, а не…

— Вот именно, — Гермиона сунула на четверть опустевшую бутылку в протянутую руку Малфоя. Вода была уже почти горячая.

 

Они плескались, как дети, брызгаясь и перекидывая друг другу бутылку с шампунем. В четыре руки мыли Живоглота — он только жмурился и воротил морду. Попробовали помыть и демона, но тот, как выяснилось, боялся щекотки — вырвался у них из рук, обсыпав их ледяной крошкой, чтобы неповадно было. Так они и не поняли, каков демон на ощупь.

 

Потом Гермиона убрала воду и вытащила из сумочки два огромных махровых полотенца. Малфой крепко вытер голову, обмотал полотенце вокруг себя на манер тоги, посмотрел на Гермиону, завернувшуюся в полотенце с головой и стучащую зубами. С упрёком взглянул на демона.

 

— Ты что, обиделся?

 

Демон неторопливо подлетел к Живоглоту и принялся демонстративно его сушить.

 

— Первый курс, — вздохнул Малфой, — а вот я не обиделся, — и он наложил на Гермиону Согревающее. Она сразу выпростала руки и голову и принялась отжимать воду из волос.

— Сделаем привал? — предложил Малфой.

— Только не здесь, — Гермиона показала на сточную канаву, из которой они только что выбрались. — Воняет. Какое счастье, что тут нет мух…

— И счастье, что ты так быстро сделала душ, — добавил Малфой, — иначе мы заросли бы орхидеями.

 

Они переглянулись и захохотали.

 

— Когда мы найдём всё кусочки декана и соберём, я его вызову на дуэль, — простонал Малфой, — дерьмоворота я ему не прощу!

— Зато как ты скакал по этим несчастным! Изверг! Это конец, просто конец света!

— Ага. Всю жизнь мечтал быть Конём Бледным.

— Топтать грешников?

— Именно. Но знаешь, всегда подозревал, что придётся топтать дерьмо… Нет, подлинный гвоздь программы — это ты со своим Промискуитетным Проклятьем. Бедные демоны! Хотя, с другой стороны, хоть какое-то разнообразие…

 

Гермиона совсем было зашлась от хохота, но сточная канава не давала забыть о себе. Гермиона несколько раз наложила Очищающее на свои вещи, потом принюхалась и, сказав: "Да ну…", сожгла их к чёртовой бабушке.

 

— Так и пойдёшь в полотенце? — плотоядно спросил Малфой.

— За кого ты меня принимаешь? У меня смена есть. — Она уменьшила подушку, — хорошо, хоть подушка отмылась. Вдруг ещё придётся плавать?

— Не дай бог! — испугался Малфой. — А как же сумочка?

— Сумочка у меня хорошо защищена.

 

Гермиона открыла сумочку, спрятала подушку, достала одежду Малфою и себе и сказала:

 

— Отвернись.

— А, ты всё-таки заметила, что я мужчина?

— М-да. Трудно, знаешь ли, не заметить.

 

Малфой, наконец, смутился, отвернулся и принялся одеваться.

 

Одевшись, они побрели вдоль очередного скалистого хребта, куда глаза глядят, лишь бы подальше от сточного озера. Местность была довольно пересечённая, ветер встречный и зябкий, кроме того, наступила реакция, и они еле ноги волокли от голода и усталости. Надо было устраиваться на ночлег.

 

В скале обнаружилась небольшая пещера, точнее, выемка, в которой кое-как можно было укрыться от ветра. Живоглот немедленно туда залез, облюбовал себе дальний угол, свернулся и уснул как убитый. Неутомимый демон повис под низким сводом, равномерно нагнетая тёплый воздух.

 

— Лапа, — сказала ему Гермиона, — спасибо.

 

Демон засмущался.

 

— Ты бы, может, отдохнул? — предложила Гермиона, — мы бы развели костёр…

 

Демон обиделся, запальчиво заскакал, завертелся и сотворил давешний ледяной котелок. Гермиона вздохнула и улыбнулась.

 

— Что бы мы без тебя делали…

— Не подлизывайся к нему, — вполголоса проворчал Малфой.

— Он ревнует, — объяснила Гермиона демону. Малфой возмущённо фыркнул.

 

Гермиона полезла в сумочку и достала несколько крупинок мирровой смолы. Высыпала в углубление в камне и подожгла. Закурился пахучий дымок.

 

— Не возражаешь? — спросила она, и объяснила — у меня до сих пор этот запах в носу стоит.

 

Малфой пожал плечами.

 

Гермиона достала из сумочки пачку гречки и банку тушёнки. Высыпала гречку в кипящий котелок.

 

— Это что — каша? — презрительно спросил Малфой.

— Ты поразительно догадлив, — ответила Гермиона, доставая из сумочки чай. Пить хотелось даже больше, чем есть. Демон лихо сотворил второй котелок кипящей воды.

 

— Молока нет, — сухо сообщила Гермиона.

— Ничего-то у тебя нет, — капризно ответствовал Малфой.

 

Пока поспевала каша, они сидели рядом, на плоском камне, досушивая волосы на тёплом ветерке, исходящем от демона и пили горячий чай, задумчиво глядя на зажжённый Гермионой синий огонёк.

Мирно, тихо, уютно — если бы не глухое чёрное небо и мертвенное синее зарево над скальной стеной.

 

Гермиона встала, заглянула в котелок и бухнула туда тушёнки. Живоглот приоткрыл один глаз.

 

— Сейчас будет готово, — она вытащила из сумочки алюминиевую тарелку и две ложки. Малфой с мученическим видом полез в карман и достал серебряную флягу.

— Пить коньяк с гречневой кашей, — сказал он, — Грейнджер, до чего я с тобой докатился…

— А кашу есть из одной тарелки с котом, — подхватила Гермиона, вываливая на тарелку дымящееся варево, — да, мистер Малфой, вы пали ниже некуда…

— Почему же — некуда, — возразил Малфой, — это только преддверие Четвертого Круга. Всё ещё впереди.

 

Живоглот вальяжно подошёл к тарелке и деликатно схомячил самый большой кусок тушёнки. Малфой схватил ложку:

 

— Торопись, Грейнджер, иначе останемся голодными!

 

Они съели всё подчистую и основательно опустошили флягу. После чего Малфой удовлетворённо прислонился к стене и прикрыл глаза. Гермиона смотрела на его острый профиль, белые плети волос и бесцветные ресницы, и пыталась определить, на кого он больше похож — на Леголаса или на Горлума?

 

Малфой вдруг выпрямился, повернулся к Гермионе лицом и открыл глаза. В полутьме глаза эти казались двумя бледными болотными огнями. Всё -таки на Горлума…

 

— А теперь рассказывай, Грейнджер, как давно ты знаешь о Промискуитетном Проклятии? — требовательно спросил он.

— Давно, — ответила она, — ещё со школы.

— И ни разу не использовала?

— Ты же знаешь, что нет.

— А почему?

— А зачем?

— То есть, как зачем? Ты только представь себе — Обеденный зал, полный народу, учителя, этот ваш великан. Вхожу я, высокий и стройный, и, этак походя, оскорбляю твоих дружков…

— … и меня….

— Можно и тебя… ты запускаешь в меня этой весёлой штукой, и я начинаю сношать Гойла…

— Или он тебя…

— Но-но! Гойл, размахивая руками от восторга, задевает Миллисенту, и так далее — вплоть до вас с Уизли и Дамблдора с Хагридом…

— До этого бы не дошло, — с каменным лицом возразила Гермиона, — Дамблдор бы быстро остановил проклятье.

— И вышиб бы тебя из школы, — мечтательно сказал Малфой.

— И до этого бы не дошло.

— Да, — задумчиво согласился Малфой, — пожалуй. Ты же была мозгом Поттера. Сам-то по себе он недорого стоит.

 

Гермиона обняла коленки, положила на них подбородок и посмотрела Малфою в глаза.

 

— Тебе не надоело? — спросила она.

— Ноблесс оближ, — объяснил Малфой, — я просто хотел сказать, что если бы я в школьные годы знал об этом проклятии…

— Ты бы им тоже не воспользовался.

— Думаешь, не хватило бы энергии? Это у подростка-то?

— Нет. Ты бы просто побрезговал.

— А. — сказал Малфой. — Да. Это, пожалуй, верно.

 

Он помолчал, всё так же неприятно светя глазами, и всё-таки решился.

 

— Мне кое-что известно об этом проклятии. Оно срабатывает не всегда. Не относясь к Запрещённым Проклятьям, оно, тем не менее, требует от мага довольно специфического напряжения.

— Сексуального напряжения, — спокойно уточнила Гермиона. — Всё верно. С тех пор, как Снейп до меня добрался, я нахожусь в состоянии сильнейшего и постоянного желания. Ты ведь давно это понял.

— Я не знал, что ты постоянно… — Малфой выпрямился, — только тогда догадался, когда ты демонов накрыла. В общем, я могу помочь тебе разрядиться.

— Изыди, — велела Гермиона.

— Почему же? Ты поклялась декану в верности? Или я так уж тебе противен?

 

Ну держись, Хорёк. Или единорог?

 

— Нет, — медленно сказала она, — не противен. Если ты ещё не догадался, мне сейчас никто не противен. Я бы отдалась даже Церберу, если бы он захотел, любому из демонов-стражей или всем сразу. Кому угодно. И тебе, если ты так хочешь…

 

Она схватила его за длинные тевтонские щёки и впилась ему в сухие губы, чувствуя, как волна желания мучительно гнёт и ломает её тело. Вцепилась ему в плечи, в шею, смутно осознавая, что царапает его до крови, и смутно рассчитывая, что он испугается бешеной бабы. Но он не испугался, напротив, раскинул руки, раскрылся, подставился ей весь, как весеннему солнцу.

 

Но она ведь не была солнцем. Она была просто одержимой женщиной, готовой лечь под кого угодно.

 

Она резко отстранилась от него, упираясь ладонями ему в грудь, словно со стороны слыша своё дыхание, стонущее и даже какое-то рычащее. Её палил стыд, и она очень удивилась, когда Малфой осторожно взял её руки (они тут же непроизвольно сжались в кулаки), и поцеловал каждый кулак по очереди. Чмокнул, точнее. Так успокаивают разозлённых детей.

 

— Видишь, Грейнджер, — тихо сказал он, — тебе не всё равно. И я тебе за это благодарен.

— Прости.

— Никогда не проси прощения, — он опять поцеловал кулак. — Никогда не давай чувству вины руководить тобой, — ещё поцелуй, — обрати внимание: пока ты извиняешься, я продолжаю тебя целовать.

 

Гермиона всхлипнув, захихикала.

 

— Ложись спать, жертва блудного беса, — со вздохом велел он. — Наша свита уже спит.

 

Живоглот дрыхнул в своём углу, головой к стене и задницей ко всему миру. Очевидно, демонстрировал всем желающим, что он абсолютно комплектный кот. Над ним убаюкивающе-мерно мерцал демон.

 

Гермиона неожиданно для себя сладко зевнула.

 

— Спасибо тебе, враг мой, — сказала она.

 

Малфой вдруг скривился, покрутил головой и запустил руку за ворот мантии, ощупывая шею. Потом продемонстрировал Гермионе кровавые следы на пальцах.

 

— Что же вы все меня царапаете? — жалобно вопросил он. Живоглот поднял морду и повернул её к Малфою. Глаз при этом открыть не удостоил.

 

Гермиона сердито фыркнула, вызвала из сумки пузырёк бадьяновой настойки и вручила Малфою.

 

— И тебе спасибо, Грейнджер, — весело сказал он.

 

Она сердито залезла в спальный мешок и с треском застегнула молнию.

 

Малфой ещё несколько минут шуршал, наверное, смазывал царапины и укладывался. Потом погас синий огонёк. В темноте Малфой сказал:

 

— Спокойной ночи, Грейнджер. Имей в виду, что спать, не раздеваясь, очень неудобно. Сними хотя бы башмаки.

 

Гермиона не ответила. Она пялилась в темноту, пока не услышала ровное дыхание Малфоя. Тогда она тихонько расстегнула мешок, тихонько сняла башмаки и джинсы, и тихонько застегнулась обратно.

 

— Молодец, — сказал Малфой.

— Иди ты к чёрту.

 

Малфой захихикал. Гермиона подумала и тоже хихикнула..

 

— Спокойной ночи, — сказала она. И уснула.