Драконовские сказки (джен)

Марий не сразу понял, что это карта. Ну ладно, если быть честным с собой (а почему бы и нет?), то он бы так и не понял, если бы к нему не подошла Блондинка и не объяснила. Ну, то есть, он, конечно, уже знал, что блондинка — это просто образ такой, чтобы смертных не шокировать, а скрывается за этим образом нечто тягучее и непостижимое. Стихия. Вода. Он, конечно, знал об этом, но ему было легче считать, что это просто Блондинка, капризная разряженная девочка лет четырнадцати, талантливый манипулятор и скрытый гений. Земля и Ветер говорили, что это скорее хорошо, чем плохо, что, мол, это значит, что восстанавливаются какие-то там защиты, а так он и до визита к дракошкам может дозреть. Но самого Мария это скорее бесило: перед ним, понимаете, разложили все тайны мира, на блюдечке преподнесли, а он даже не может называть вещи (и не только вещи. Стихии — это вещь или не вещь?) своими именами.

Стихии очень старались огородить его от сильных впечатлений, пугали "сновидческой инвалидностью" и другими умными словами, но запретить ему изучать их комнату так и не смогли.

— Дракон бы нас осудил, — сказал Земля во время третьего разговора на все ту же надоевшую тему.

— Дракону до лампочки! — фыркнул Огонь.

— До факела, скорее, — меланхолично поправил его Ветер. — Лампочек здесь еще долго не будут использовать. Но да, ему наверняка до лампочки.

— А при чем тут Дракон? — невинно осведомилась Вода. — Не он же это начал...

Остальные обалдело уставились на нее, потом синхронно просветлели лицами и расхохотались: "А ведь правда!"

Вот так и вышло, что Мария перестали загонять за ширму, и он пошел изучать их комнату и нашел карту. Вернее, он нашел бесформенное нечто, больше всего похожее на хрупкий бумажный шар, который кто-то долго вдумчиво жевал. Оно состояло из разноцветных лоскутов разного размера, наскоро скрепленных двумя-тремя светящимися стежками. Некоторые лоскуты свисали с боков, будто бы не скрепленные, но если присмотреться, можно было увидеть, что к ним тоже что-то крепится, то ли тень, то ли отсвет, а то ли полноценный лоскут. А сморгнешь — и как будто не было ничего, просто померещилось.

— Просто мы еще сами толком не придумали, что там будет. Вот оно и мерцает, никак не определится, есть оно или нет.

— А что это... вообще?

— Как что? Карта вашего мира. Ну, насколько ваш мир вообще можно нанести на карту. Вот этот, зелененький, видишь? Это твоя грань. Там мы хозяйничаем все вчетвером, примерно поровну. Поэтому так хорошо и получилось, душевно.

— А есть миры, где не вчетвером?

— Не миры, а грани. Есть, конечно. У каждого есть по личному кусочку, а где-то по двое или по трое дело ведем... правда, никто, кроме Ветра, так и не выбрал пока время, чтобы обустроить свою личную грань. Вот так всегда: кажется, что он самый медленный, а он нас всех уже обогнал!

— И как, хороший у него получился мир?

— Умрешь — узнаешь, — хмыкнула Вода. — Ну, что так смотришь? Да, его грань оказалась идеальным местом для жизни бесплотных душ. Туда вы и отправляетесь после смерти. А некоторые еще и до смерти зачем-то. А некоторые — насмерть.

Они помолчали несколько минут, пока Марий обдумывал новую информацию. Но обдумать толком не получилось, так что он решил вернуться к карте. Пока отвечают на вопросы, надо пользоваться, так ведь?

— И где же этот ваш загробный мир на карте?

— Да скорее уж ваш, чем наш. Ваш и Ветра. Мог бы и сам догадаться, между прочим. Где можно расположить грань так, чтобы из любой другой грани можно было туда попасть?

— Где? — переспросил Марий, чувствуя себя идиотом.

Вода ухватила один из лоскутов, потянула, и вот уже то, что было объемной фигурой, стало разноцветным платком с неровными краями.

— Конечно же, с изнанки! — картинно взмахнув лоскутом, она положила его пестрой частью на стол, явив изумленному взгляду Мария живую полупрозрачную темноту обратной стороны.

— Ну конечно. И как я сразу не догадался, — пробормотал Марий, забыв добавить в голос иронии.