Свет маяка (гет)

Конечно, Гарри знал, что последствия неаккуратного перемещения могли быть самыми разными: от прибытия в неверное место до серьезного расщепления. Правила аппарации в его голове были ярко проиллюстрированы воспоминаниями о Роне, заливающим кровью пожухлую листву после операции в Министерстве. По-хорошему следовало выдохнуть, успокоиться, сосредоточиться и только потом перемещаться. В действительности же Гарри крутнулся на пятках в тот же миг, как нашарил в темноте сарая для метел древко своей «Молнии». С громким треском он вывалился из удушающих объятий пространства и, с ужасом осознав отсутствие опоры под ногами, рухнул в воду с высоты пяти ярдов. Он планировал прибыть на труднодоступный для маглов (из-за своего расположения между отвесными скалами) уединенный пляж примерно в часе лета от его острова в сторону Плимута, который они с Джинни нашли во время одной из совместных прогулок на метлах, и был совершенно не готов к падению. Удар о воду вышиб из него дух, очки слетели и тут же пошли ко дну, сквозь завесу взбаламученной воды невозможно было определить, где дно, а где — поверхность. Гарри молотил руками в бесплодных попытках выплыть, мысленно проклиная Барнабаса, выведшего его из себя и ставшего таким образом причиной попадания в эту нелепую ситуацию, пока чья-то рука не потянула его за шиворот наверх. Гарри судорожно вдохнул.

— Акцио, очки Гарри Поттера! — раздался голос Джинни.

Маленькие руки аккуратно водрузили очки на его нос. Гарри вновь обрел способность видеть: он стоял по грудь в воде, рядом тряслась от еле сдерживаемого смеха Джинни. Гарри нахмурился и буркнул:

— И вовсе не смешно…

Джинни закусила щеки изнутри, но не удержалась и снова прыснула.

— И все-таки это чуточку смешно!

Они выбрались на берег и высушились с помощью заклинаний. Джинни видела, что Гарри не в духе — все его движения были резкими, он что-то шипел сквозь зубы и даже свою обожаемую метлу, выбравшись наконец из воды, довольно грубо швырнул на песок. Джинни решила дать ему время немного успокоиться, и, пока Гарри приводил себя в порядок, чинил треснувшие очки и проверял «Молнию» на предмет гнутых прутьев, она неспешно прогуливалась по линии прибоя, загребая носком ноги песок и пропуская его между пальцами.

В самом деле, неожиданное купание не остудило Гарри, а, наоборот, еще сильнее вывело из себя. Он был сильно раздражен, причем сам не понимал до конца, злится он на Барнабаса, Гермиону или на свое собственное нелепое перемещение. Да, ликвидатор проклятий произвел на него неприятное впечатление, показался прохвостом и сердцеедом, но ведь Гермиона не из тех, кто ведется на подобных болванов, кроме того, она отлично умеет за себя постоять, за нее можно не беспокоиться. А потом Гарри снова вспомнил ее покрасневшие щеки, глупый смех и скрипнул зубами. Он подумал, что свидание затягивать не стоит, мало ли что, тем более он обещал себе защищать Гермиону от всяких там…

— Все, я готов, — подхватывая метлу, выпалил Гарри, полный решимости провести с Джинни ровно то количество времени, которое позволит избежать скандала, и как можно скорее отправиться домой.

Джинни обернулась к нему и слегка улыбнулась.

— Тогда готовься! Гвеног разрешила мне одолжить тренировочную систему «Гарпий» на денек. Но ты должен поклясться, что не выдашь секретов команды даже под угрозой смерти, — она состроила торжественную мордашку, приложив правую руку к груди.

Гарри рассеянно хмыкнул. В другой день он бы непременно подробно расспросил Джинни об этой системе, когда еще удастся приобщиться к тщательно охраняемым наработкам профессиональных игроков в квиддич? Но сегодня гораздо больше любимого спорта его занимал вопрос, что происходит в домике у маяка. Он глянул на часы, отмечая, сколько времени уже прошло с тех пор, как он оставил Гермиону одну с этим хлыщом.

Джинни заметила его рассеянность и разочарованно пожала плечами: задумав удивить Гарри, она целый день действовала капитану команды на нервы, выпрашивая тренажер полетов. Джинни рассчитывала на бурную реакцию или, на худой конец, хотя бы заинтересованность с его стороны. Но Гарри ожиданий не оправдал, весь его вид говорил о том, что он хотел бы быть сейчас где-то в другом месте.

Она подавила зарождающееся в душе раздражение и расположила на песке, перемешанном с камушками, сухими водорослями и прутиками, золотистую коробочку размером с небольшую книгу. Постучав по ней палочкой, Джинни шепотом проговорила заклинание, и из коробочки вырвались клубы разноцветного дыма. Над морем, на разной высоте, они сформировали круги разного диаметра — однако достаточного, чтобы два игрока могли пролететь сквозь них бок о бок, не задев ни друг друга, ни самих колец.

— Смотри, эти кольца обозначают нашу трассу. До них нельзя дотрагиваться. Не войдешь в поворот и прикоснешься хотя бы пальцем — получишь слабое, но неприятное жалящее. Начинается тренировка с легкого уровня и больших колец, потом они будут становиться все уже, появятся крутые повороты и резкие смены высоты. Готов?

Гарри оседлал метлу и кивнул. Джинни досчитала до трех и взмыла в небо с криком «Догоняй!». Она замечательно летала, но против него, самоуверенно думал Гарри, у нее не было шансов. Он рванул следом, собираясь обогнать ее, быстренько пройти испытание и отправиться домой, отговорившись, к примеру, головной болью. Однако рыжие кудри плескались впереди и не приближались ни на дюйм. Азарт захватил Гарри, вытеснив на время навязчивые мысли о Гермионе. Он увеличил скорость, и следить за сменой положения колец стало гораздо тяжелее, а Джинни будто и не замечала виражей, которые ей приходилось закладывать. Наконец Гарри сумел сесть на хвост своей сопернице, практически упираясь древком «Молнии» в кончики прутьев ее метлы. Он принялся слегка подталкивать Джинни, надеясь спровоцировать ее на ошибку. Вскоре она раздраженно обернулась и упустила удачный момент для поворота: ей пришлось сбросить скорость, чтобы не врезаться в сиреневое кольцо, и Гарри обошел ее, аккуратно войдя в поворот по внутреннему радиусу и снова увеличивая скорость. Джинни издала воинственный клич, но Гарри не собирался сдаваться. Следующее кольцо мерцало гораздо выше его нынешнего положения, и он направил метлу практически перпендикулярно вверх. Боковым зрением Гарри заметил зеленый всполох сзади и сбоку, у самой воды — значит, чтобы пройти очередную отсечку, ему придется развернуться и войти в пике. Джинни была совсем рядом, из ее положения сменить направление гораздо проще, и за те доли секунды, которые Гарри потратит на разворот, она успеет порядочно снизиться. Гарри пошел ва-банк и резко потянул древко на себя. Он будто перекувырнулся через нижний край кольца, практически задевая его спиной, и устремился вниз головой к новой цели. Этот маневр напомнил ему другой полет на метле, только тогда он несся к земле вместе с Гермионой.

В адреналиновом угаре он совсем забыл о своих переживаниях за подругу. Гарри бросил быстрый взгляд на часы и понял, что отсутствует дома уже больше полутора часов — за это время могло случиться что угодно! Перед его мысленным взором возникло лицо Барнабаса, плотоядно облизывающего губы. Руки слегка дрогнули, и этого оказалось достаточно, чтобы контроль над метлой ослаб. «Молния» будто запнулась в воздухе, Гарри врезался в кольцо — на удивление твердое, словно металлическое. Ему почудилось, что небольшой рой ос впился в его бок. «Ничего себе „легкое жалящее“», — подумал он. Гарри попытался выровнять метлу, но сбившееся от боли дыхание и сведенные мышцы мешали, и ему пришлось сильно сбросить скорость, пропуская вперед нахмурившуюся Джинни. Он завис в воздухе и, переводя дух, вновь взглянул на часы — нет, ошибки не было, стрелки действительно указывали на без двадцати минут три. На лету вытаскивая палочку, к нему подлетела Джинни. Она произнесла заклинание, и золотистая коробочка, оставленная на пляже, захлопнулась, а кольца побледнели и истаяли.

— Ты в порядке? — поинтересовалась она, внимательно вглядываясь в Гарри.

— Да, конечно, — он постарался улыбнуться, — просто жалящее оказалось не таким уж и легким.

Джинни закусила губу и молча повернула метлу к берегу. Гарри последовал ее примеру.

— Гарри, скажи, ты куда-то торопишься? — спросила она, спрыгивая с метлы.

— Нет, у меня совершенно свободный день…

Джинни укоризненно покачала головой и выразительно посмотрела на его руки. Гарри опустил взгляд и понял, что нетерпеливо барабанит пальцами по циферблату часов.

— Я не слепая, Гарри. У тебя что-то случилось? Может, я могу помочь?

Гарри представил, каким дураком будет выглядеть, когда расскажет, что так волнуется из-за того, что оставил Гермиону наедине с брутальным двухметровым красавчиком, и посчитал за благо оставить свои переживания при себе.

— Нет, Джин, все на самом деле хорошо. Просто удивился, как быстро летит время.

Он хотел притянуть ее к себе — объятия всегда успокаивали Джинни, но она ловко отпрыгнула в сторону и повернулась к нему спиной. Гарри слегка забеспокоился. Очередной ссоры ему совсем не хотелось — нервы и так были на пределе.

— Скажи, — прошептала Джинни, все так же не оборачиваясь, — ты влюблен в нее?

— Что? В кого?

— В Гермиону…

— Джинни, что за глупости, — Гарри даже разозлился, — я вовсе не влюблен в нее!

— Не надо делать из меня дуру, — она развернулась на пятках, взметнув вокруг себя песок и рыжие кудри. — Я все вижу! Ты постоянно говоришь о ней, ты стараешься поскорее улизнуть от меня…

— Гермиона — моя подруга. У вас с Роном просто какая-то навязчивая идея!

— Может, проблема не в нас, как думаешь? — зашипела Джинни.

Гарри растерянно пялился на нее. Джинни сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь.

— Хорошо, ты не влюблен в Гермиону. А в меня ты влюблен?

Гарри схватился за голову и застонал.

— Джинни, ну не начинай!

Он не хотел лукавить и поэтому уже давно старательно избегал разговоров о чувствах и правду говорить не хотел, опасаясь истерики и упреков.

— Нет, давай поговорим как взрослые люди. Хватит мучить друг друга.

Джинни с самым решительным видом уселась на песок и похлопала ладонью напротив себя, приглашая сесть и его.

— Я не хочу ссориться с тобой, мне просто надоело гадать и страдать. Мне нужно выяснить все раз и навсегда.

Гарри удрученно кивнул. Похоже, избежать объяснения не удастся.

— Итак, ты влюблен в меня?

— Я не уверен, — тихо ответил Гарри, не поднимая взгляда на Джинни.

— Я так и думала.

Голос ее не выдавал никаких эмоций. Гарри ожидал услышать в нем дрожь или злость, но ничего не заметил, и с любопытством посмотрел на Джинни. Ни одна морщинка не нарушала гладкости ее кожи, она была сосредоточена и совершенно спокойна.

— Ты не уверен. А ты вообще знаешь, что такое любовь?

Гарри молчал: он никогда не задумывался об этом всерьез, хотя слушал лекции Дамблдора о волшебной силе этого чувства начиная с первого курса.

Джинни заметила его замешательство и продолжила:

— Для меня любовь — это когда не хочешь расставаться ни на секунду, когда все твои мысли связаны с ним, и тихий вечер вдвоем гораздо привлекательнее шумной вечеринки. Когда хочешь постоянно прикасаться к нему, знаешь все его привычки, и ни одна из них не раздражает. Когда готов, несмотря ни на что, быть с ним и оставаться его опорой. Когда его интересы ничуть не менее важны, чем свои собственные, и ничто из его слов не кажется глупостью. Когда готов жертвовать ради него всем. Даже собой. Своим счастьем. Когда кроме него не нужен никто — он для тебя и так целый мир. А теперь подумай и скажи, Гарри, ты любишь меня?

Он шумно сглотнул. Ему даже не нужно было размышлять — ответ родился сразу же, стоило Джинни закончить вопрос. Гарри посмотрел ей в лицо, собираясь соврать, но твердая решимость принять любую правду, горящая во взгляде карих глаз, придала ему смелости быть честным.

— Нет, Джинни. Мне жаль, но я не люблю тебя.

Она грустно улыбнулась.

— И мне жаль.

Нарушаемая только шумом волн, накатывающих на берег, да криками чаек, делящих добычу, над уединенным пляжем повисла тишина. Гарри хотел было спросить, что чувствует она, но испугался ответа и промолчал. Джинни подобрала принесенную прибоем веточку и сосредоточенно чертила на песке одной ей понятные узоры.

— Ну а ее ты любишь? Гермиону? Вспомни, что я сказала про любовь… Что-нибудь из этого ты думаешь о ней?

Гарри уткнулся лбом в колени. Все это казалось такой глупостью…

— Просто попробуй, — Джинни накрыла его ладонь своими холодными пальцами.

Гарри пожал плечами и закрыл глаза. Он глубоко вдохнул и прислушался к звукам моря, представляя Гермиону.

Гермиона… что он чувствовал к ней? Безграничную благодарность, это точно. Она единственная смогла вытащить его из депрессии. Не то чтобы другие его друзья не хотели ему помочь, просто сумела только она. Рядом с ней Гарри чувствовал себя изумительно комфортно. Бывает два сорта тишины: когда мучительно выдумываешь темы для продолжения разговора, и когда эта тишина сама становится продолжением разговора. С Джинни актуален был первый вариант, с Гермионой — второй. Вечера, проведенные с ней в библиотеке, украшали его новую, лишенную приключений жизнь — такого умиротворения и спокойствия он не испытывал никогда. И ему это нравилось. Гарри загнул один палец.

Он узнал ее за послевоенное время гораздо лучше, чем за все проведенные в школе годы. У Гермионы была уйма забавных привычек, которые Гарри раньше не замечал. Она забывала перья в волосах, частенько обнаруживая их только в душе или готовясь ко сну, и тихо, но эмоционально ругалась, когда, не выдержав битвы с ее кудрями, ломалась очередная расческа — да так, что не помогало «Репаро». Гермиона пила чай литрами и оставляла кружки по всему дому: на каминной полке, под диваном, на ручке кресла… А еще она пела, когда была уверена, что Гарри ее не слышит: у нее был приятный, хоть и не сильный, голос. Часто перед сном она врывалась в его комнату, чтобы поделиться новой идеей, пришедшей в голову, или забавным случаем на работе, который вылетел у нее из памяти и поэтому не был рассказан раньше, или посоветовать книгу, которая ему совершенно точно понравится… Гарри обожал все эти мелочи. Они заставляли его улыбаться и дарили чувство потрясающего уюта. Он загнул еще один палец.

Все их разговоры были интересными и… значительными? Гарри нравилось слушать о ее делах и мыслях, ей, казалось ему, — о его. Она живо интересовалась его мнением и прислушивалась к советам. Он с нетерпением ждал ее возвращения из Министерства, чтобы расспросить о новостях. Что ж, пожалуй, стоит загнуть еще один палец…

Да, начиная с того вечера, когда они вдвоем летали на метле, Гарри открыл тот факт, что Гермионы очень приятно касаться. Обнимая ее, такую хрупкую, почти прозрачную, он чувствовал себя всесильным и способным бороться ради ее счастья со всем миром. Все в ней было будто фарфоровым: тонкие щиколотки, узкие запястья, выступающие позвонки, маленькие ушки с покрытыми светлым пушком мочками. Ему нравилось разглядывать ее и все чаще хотелось дотронуться. Гарри беспокоили эти мысли, но он оправдывал себя возрастом и гормонами. Гермиона ведь привлекательная девушка, а он — молодой парень, вот и думает вполне в определенном ключе. Сегодняшнее утро, казалось ему, только доказывало буйство гормонов. Но факт оставался фактом, каждое прикосновение к Гермионе было волнующим и чертовски приятным. Гарри загнул еще один палец.

И сейчас ему очень хотелось быть рядом с ней. Скорее вернуться и убедиться, что пижон-Барнабас не позволил себе ничего лишнего, что Гермиона никуда не делась и продолжает ждать его, пытаясь приготовить что-то приемлемое к ужину, заглянуть в ее теплые глаза и почувствовать себя дома, взять ее за руку и успокоиться.

Гарри открыл глаза и уставился на свой сжатый кулак. В голове у него зашумело, совсем как море у его ног, — по теории Джинни выходило, что он — Мерлин, помилуй — влюблен в Гермиону… Гарри растерянно вскинул взгляд на Джинни и увидел, что она, грустно улыбаясь, смотрит на его сомкнутые пальцы.

— Джинни, это бред, мы столько лет дружим…

— Знаешь, мне часто казалось, что тот, кто писал наши судьбы, предполагал для тебя не меня, а совсем другую девушку, но в конце почему-то передумал. Не скрою, я была этому рада… А теперь, наверное, все встает на свои места. Ничего странного, после всего, что вы пережили вместе…

Гарри не мог поверить в то, что слышит. Он сжимал и снова расслаблял пальцы, прислушиваясь к себе и недоумевая: неужели правда, неужели Гермиона стала для него чем-то большим, чем просто друг?

— Мне очень жаль, что не я — твоя половинка. Грустно, что моя роль заключалась только в том, чтобы открыть тебе глаза на правду.

— Джинни, — Гарри захлестнула паника, — если это так, если я правда… влюблен в нее…

— Не волнуйся, мне кажется, она испытывает те же чувства. И скорее всего, прекрасно понимает это, она ведь умница, просто не хочет вставать между мной и тобой. Но теперь «нас» нет, и вам больше ничто не помешает…

По ее щеке покатилась крохотная слезинка. Гарри стер эту каплю большим пальцем, затем нашарил руку Джинни, погруженную в песок, и прижал к своему лбу.

— Мне так стыдно перед тобой. Я причинил тебе столько боли…

— Не стоит, Гарри. Я буду вспоминать все, что было у нас, с грустью, но со светлой.

— Мы сможем когда-нибудь снова быть друзьями?

— Думаю, да, — еще одна слезинка собралась в уголке ее глаза и отправилась в путешествие по проторенной первой каплей дорожке. — Не сразу, конечно. Мне нужно привыкнуть к этому и отпустить тебя. Как и Рону… Но однажды все будет хорошо, и мы еще посмеемся над нашими детскими страстями.

Гарри тепло улыбнулся. Джинни аккуратно высвободила свои пальцы и сложила руки на коленях.

— И все же я не уверен, мне даже немного страшно. Что, если в итоге я потеряю друга?

— Где твоя гриффиндорская смелость, Гарри Поттер? — воскликнула Джинни, поднимаясь на ноги. — Думай не о том, что можешь потерять, а о том, что можешь приобрести.

Она подняла коробочку Гвеног и свою метлу с песка, перекинула ногу через древко и тихо попрощалась:

— До встречи, Гарри. Удачи тебе… вам.

Гарри упал на спину и уставился в небо, размышляя о своих открытиях. Он не смотрел, как Джинни поднялась в воздух, как набрала высоту, и, конечно, не видел, как из глаз ее, не сдерживаемые больше силой воли, брызнули горькие слезы.