Свет маяка (гет)

1.

— Гарри Джеймс Поттер!

Голос, нарушивший мирную тишину дома на площади Гриммо, 12, не узнать было просто невозможно. Гарри слегка повернул голову и пробормотал в подушку:

— Доброе утро, Гермиона.

— Какое, к черту, утро?! — матрас прогнулся под весом разъяренного тела. — Кикимер говорит, ты не вставал уже больше суток! Сейчас три часа пополудни! Три, Гарри! — Гермиона попыталась сдернуть с него одеяло. — Когда ты ел в последний раз? И не кажется ли тебе, что пора принять душ? Что подумает Джинни? «Спаситель магического мира воняет похлеще гиппогрифа после скачек!»

— Джинни не приходила уже пару недель, — он перевернулся на спину и грустно ухмыльнулся.

— Боже, Гарри, что случилось?

— В том-то и дело, что ничего. Просто… Просто так вышло.

— Так, давай-ка ты сейчас встанешь, освежишься, — Гермиона поднялась с кровати, подошла к окну и резким движением отдернула занавески. Даже совсем тусклый свет, проникший через пыльное окно, заставил Гарри болезненно поморщиться.

— Я думаю, Кикимер не откажется приготовить завтрак. Ты поешь, и мы поговорим, — Гермиона окинула его полным тревоги взглядом, подкрепила слова энергичным кивком и вышла за дверь. До Гарри донесся скрип лестницы и не терпящее возражений: «Жду тебя внизу не позже чем через полчаса, иначе мне придется самой вытащить тебя из постели и хорошенько вымыть! И я не постесняюсь сделать это!»

Он нехотя откинул одеяло — если Гермиона поставила перед собой задачу, лучше ей не перечить и безмолвно покориться, иначе эта хрупкая девушка может превратиться в настоящий ураган, сносящий все преграды на пути к своей цели. Гарри спустил ноги на пол, нащупал очки на тумбочке и, покряхтывая, встал. Мышцы, практически лишенные нагрузки, задеревенели и воспротивились воле хозяина: последние недели он все меньше двигался и старался прилечь, где только можно — в гостиной на диване, в своей спальне, иногда даже на полу у фамильного гобелена семьи Блэк, доводя этим старого Кикимера до крайней степени волнения.

Кое-как Гарри добрел до ванны, где и провел под горячими струями душа почти все время, отведенное ему Гермионой. Он бездумно наслаждался теплом воды, когда с оглушительным треском в маленькой ванной появился домовик с массивным медальоном на костлявой груди и проскрипел:

— Хозяин, ваша гостья просила предупредить, что через пять минут войдет сюда, и ей совершенно наплевать, в каком виде она вас тут застанет.

Гарри машинально отметил это почти уважительное «гостья» и одобрительную улыбку, игравшую на губах Кикимера. Видимо, не совсем адекватное поведение хозяина и впрямь напугало домовика, и столь решительные действия он полностью поддерживал.

В ужасе от перспективы предстать перед Гермионой в чем мать родила Гарри быстро вымылся крошечным засохшим кусочком мыла, который пролежал тут в одиночестве, возможно, долгие месяцы, завернулся в услужливо поданное Кикимером темно-зеленое полотенце, и как раз вовремя: дверь ванной комнаты с треском распахнулась. Сложив руки на груди, с ироничной улыбкой на него смотрела Гермиона.

— Так-так, вижу, моя угроза подействовала, — она хмыкнула, — пойдем, я нашла среди этого бардака условно «чистую» одежду для тебя.

— Гермиона, ты рылась в моем белье?

— Пф, меня не испугать мужскими трусами. Тем более, если ты не забыл, именно я собрала все необходимые вам с Роном вещи для нашего маленького приключения.

— Кикимер смеет заметить, что хозяин Гарри сам запретил Кикимеру прибираться в его комнате, Кикимер честно пытался.

— Не переживай, Кикимер, сейчас приведем твоего хозяина в чувство, и он осознает важность своевременной уборки.

Гермиона разглядывала плакаты в бывшей спальне Сириуса, пока Гарри спешно облачался в действительно «относительно» чистую одежду.

— Я готов!

Девушка обернулась.

Сейчас, должно быть, он снова был тем Гарри, к которому она привыкла — худой, растрепанный, в одежде с чужого плеча. За семь лет финансовой независимости от Дурслей он так и не удосужился привести свой магловский гардероб в надлежащее состояние. Гермиона нахмурилась и взмахнула палочкой — растянутая футболка невразумительного серого цвета уменьшилась и окрасилась в голубой тон, джинсы также подогнались по размеру и приобрели вид почти новых.

— Всегда мечтала это сделать.

Гарри оглядел себя в пыльном зеркале и, впервые за последние дни, выдал подобие улыбки.

— Так почему ты сдерживалась?

— Ну как, почему… запрет на волшебство вне Хогвартса, а потом как-то не до того было, все отвлекали Пожиратели во главе с Волдемортом, помнишь? — Гермиона потянула Гарри к выходу из комнаты. — Кикимер отлично потрудился, тебя ждет волшебный завтрак!

С идеально прямой спиной Гермиона сидела за столом на высоком табурете и просматривала свежий выпуск «Пророка». Одной рукой она держала газету, а другой — фарфоровую чашку со сколом на ободке. Хоть Кикимер и стал относиться к ее происхождению гораздо терпимей, но шпильки вроде треснувшей посуды, например, все же отпускал. Впрочем, непрезентабельный вид чашки на вкус чая никоим образом не влиял, поэтому Гермиону совершенно не волновал. Гарри устроился напротив. Он лениво читал заголовки в газете, пока домовик выставлял на стол все новые и новые тарелки. «Министерство продолжает кадровые перестановки», «Найден новый пособник вражеского режима в самом сердце Министерства», «Госпиталь Святого Мунго нуждается в санитарах-волонтерах», «Минерва Макгонагалл: „Хогвартс совершенно точно будет готов принять студентов 1 сентября“».

— Про нас ничего? — поинтересовался Гарри, разглядывая свое отражение в ложке.

— Как всегда: несколько фраз о нашем неоценимом вкладе в победу и догадки, чем же занимается мальчик, которого не видели уже целый месяц.

Он хмыкнул, чем тут же вызвал неодобрение Гермионы.

— Это не смешно! Все, кто имеет к тебе хоть малейшее отношение, просто завалены письмами от прессы! Даже министр, хотя он-то догадывается, где ты, задает вопросы, и только вежливость и уважение к твоим заслугам не позволяют Кингсли ворваться сюда и хорошенько тебя встряхнуть. Все волнуются, Гарри, и я не знаю, насколько хватит терпения того же Рона, чтобы не рассказать наконец, что «героя Британии» стоит поискать в куче грязного белья на площади Гриммо! — она раздраженно захлопнула газету.

— Я сделал все, что от меня требовалось, — взвился Гарри, — я победил гребаного Волдеморта, пожертвовал своей жизнью! Я оплакал погибших, вручил ордена, а теперь, черт возьми, всего-то хочу побыть в покое!

Гермиона окинула долгим взглядом раскрасневшегося друга. Она хорошо знала такие его вспышки: Гарри быстро заводился, но так же быстро остывал — уже через минуту вздувшаяся на лбу вена перестанет пульсировать, кожа вернет себе обычный цвет, глаза начнут шарить по комнате, избегая останавливаться на ее лице, — ему станет стыдно.

— Гарри, как бы ты к этому ни относился, ты — символ Победы, кумир, герой. Ты нужен всем! Нужен политикам для пропаганды реформ, простым магам для благодарности, сиротам и вдовам — для скорби. Со временем это поутихнет, но все равно с тобой всю жизнь будут твоя слава и полагающееся к ней народное любопытство. И не думай, что один такой. Интерес ко мне, Рону и Невиллу гораздо меньше, но это тоже весьма раздражает. Заметь, никто из нас не спрятался от мира. А теперь ешь, мы еще успеем поговорить. Сегодня я никуда не тороплюсь.

Гарри печально оглядел стол: Кикимер и вправду расстарался. Не зная, что предпочтет на завтрак хозяин, он приготовил сразу несколько блюд. На столе стояли тарелки со свежими булочками, тончайшими кусочками сыра и ветчины, беконом, омлетом, тостами, розетки с джемом, свежие фрукты, вафли… Несмотря на такое разнообразие, Гарри совершенно не хотелось есть. Он взял кусочек тоста только для того, чтобы не сердить снова Гермиону. Хоть он и утверждал, что его одиночество было желанным, но на самом деле очень соскучился по друзьям.

— Гермиона, — жалобно позвал Гарри, — расскажи, что нового? Как ты съездила в Австралию?

— В Австралии очень жарко. И я видела там огромных пауков, думаю, Рону бы там точно не понравилось.

— А как твои родители?

— Замечательно, им очень нравится в Австралии, они думают остаться там. И кстати, они ждут второго ребенка. Врачи говорят, будет девочка, представляешь?

— А как же ты?

— А я буду навещать их так часто, как только смогу, — Гермиона наконец вынырнула из-за газеты. — В конце концов, я же волшебница и когда-нибудь буду работать в Министерстве. Наверняка существуют способы быстрого перемещения на такие расстояния. Международные порт-ключи или камины.

— Немного грустно, — сказал Гарри.

— Возможно, но я сама отправила их туда, и это моя вина, что им там понравилось. Кроме того, здесь ты и Рон, Джинни и Луна, Невилл. Здесь Хогвартс. Без вас жизнь будет совсем серой…

— Интересно, как дела в замке, — с набитым ртом пробормотал Гарри. Полное отсутствие аппетита обернулось зверским голодом, стоило первому кусочку тоста попасть в его желудок.

Гермиона намазала булочку джемом и с наслаждением вдохнула аппетитный запах.

— Дела идут, я к тебе как раз оттуда — решила пожить пока в замке и помочь с восстановлением. Министерство выделило столько людей, сколько было в состоянии. Сам понимаешь, в стране многое необходимо сделать, каждый человек на счету. Осужденные на исправительные работы тоже отправлены в Хогвартс. Их назначают на самые грязные работы. Могу поклясться, я видела одного из егерей, вроде его зовут Струпьяр, за расчисткой завалов. Кстати, уверена, если бы в восстановлении замка участвовал сам Гарри Поттер, добровольцев было бы гораздо больше. Да и тебе не помешает занять чем-то руки и голову.

Гарри попытался представить себя среди руин Хогвартса, в Большом зале, где лежали мертвые тела Фреда, Тонкс и Люпина, но не смог — сама мысль снова зайти под своды старого замка отдавалась в нем глухой болью. Когда-нибудь, возможно, но точно не сейчас.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но характерный шум сработавшего камина помешал ему.

2.

На секунду будто вернулись те темные времена, когда любая неожиданная встреча могла принести горькие вести: у Гарри между бровей залегла глубокая складка, а Гермиона с каждым шагом, сделанным по направлению к гостиной, все больше бледнела.

Из камина пытался выбраться Рон. Зола сыпалась с его одежды на пол, хлопья сажи запутались в волосах.

— Рон, что-то случилось? С родителями все в порядке? Джинни, Джордж… — обеспокоенному Гарри было не до приветствий.

Рон слегка улыбнулся, отряхивая новенькую мантию от золы:

— Нет, дружище, со всеми все в порядке настолько, насколько может быть, ну, ты понимаешь, после всего... — Он огляделся и заметил Гермиону. — О, и ты здесь? А я думал, останешься в Хогвартсе.

— Вообще-то, я посылала тебе сову, и если ты читал письмо, то должен был бы знать, что я собиралась оставить вещи в Хогвартсе и тут же отправиться к Гарри, — Гермиона раздраженно прищурилась.

— Прости, видимо, невнимательно прочел, столько дел навалилось! Я помогаю Джорджу в магазине, а еще иногда приходится давать интервью и появляться на официальных мероприятиях — Кингсли настаивает, ведь вы, ребята, недоступны. Он говорит: «Народ должен видеть своих героев и помнить, тогда на волне благодарности мы сможем что-то изменить», — Рон довольно похоже изобразил густой бас нового министра, располагаясь на диване.

Последние месяцы здорово повлияли на него: статус героя и всеобщее признание позволили Рону наконец выйти из тени своих талантливых братьев и почувствовать себя стоящим человеком. Он держался гораздо увереннее, будто перестал стесняться своего роста. Теперь Рон стоял, ходил и даже сидел расправив плечи, не прятал свои длинные ноги, а выставлял их вперед, широко раздвинув колени. Руки все реже оказывались сцепленными в замок и стиснутыми на коленях: он откидывался назад и располагал кисти на подлокотниках, расслабленно барабаня пальцами по поверхности, — совсем так, как делал в моменты полного умиротворения, разве что немного более изящно. Что греха таить, все эти новшества в поведении очень ему шли. Наконец стала заметна его уже почти мужская стать, а не подростковая неуклюжесть, лицо казалось гораздо взрослее, даже давно не знавшая бритвы юношеская щетина выглядела теперь не по-детски трогательно, а как-то… с намеком на сексуальность.

— Надеюсь, тебя эти обязанности не сильно напрягают, — заметил Гарри, устраиваясь в кресле напротив, — потому что я в ближайшее время на людях появляться не собираюсь.

Рон с Гермионой обменялись быстрыми взглядами. Смысл этого безмолвного диалога был прекрасно понятен: «о нет, он всерьез решил стать затворником».

— Кстати, я же не просто так пришел! Гарри, держи, — Рон протянул пухлый темно-коричневый конверт с эмблемой Аврората. — Поскольку ты нигде не бываешь и никто из официальных лиц, кроме Кингсли, конечно, не знает твой адрес, меня попросили передать тебе это.

Гарри взял конверт и принялся крутить его в руках. Он догадывался, что в нем, но распечатывать письмо почему-то не было ни малейшего желания.

— Ты не хочешь его открыть? — подала голос Гермиона. — Тебе разве не интересно, что там?

— Возможно попозже.

Гарри отложил конверт в сторону, перевернув его эмблемой вниз.

— Да что с тобой, старик? Я думал, ты будешь скакать от радости так, что головой потолок пробьешь, — Рон удивленно приподнял брови. — Ладно, не хочешь читать, тогда я сам расскажу. Нас приглашают пройти обучение на авроров! Без вступительных экзаменов! Без ТРИТОНов! Представляешь? Конечно, наши заслуги не гарантируют, что мы не вылетим во время обучения, но на то мы и герои, чтобы справиться, верно? — Рон хохотнул и умолк, ожидая бурной реакции. Гарри, однако, его ожиданий не оправдал — он кисло улыбнулся и выдавил:

— Круто, да, точно.

— Интересно, почему приглашение не прислали мне, — пробурчала Гермиона крайне недовольным голосом.

— Гермиона, ну ты чего, все же знают, что ты мечтаешь защищать права всяких там гномов, наверно, даже до Аврората слухи дошли.

— Не гномов, Рон! Домовиков! И не только их: кентавры, к примеру, тоже крайне притеснены волшебниками. А о гоблинах я и вовсе молчу, скольких восстаний можно было избежать, если бы волшебники просто-напросто дали себе труд выслушать другие расы! И если бы ты не спал на лекциях профессора Бинса, то знал бы это!

— Так, я что-то засиделся, — Рон почувствовал, что Гермиона села на любимого конька, и поспешил ретироваться. — Я, вообще-то, только конверт передать заскочил, мне сегодня еще в Министерство на пресс-конференцию. Гарри, надеюсь скоро увидеть тебя вне этих стен, мама обещает закатить настоящий пир, если ты наконец выйдешь в люди. И не забудь, согласие в Аврорат надо отправить не позже пятницы! Иначе пролетишь! Все, пока!

Рон исчез в зеленых всполохах магического огня, оставив Гарри и Гермиону сидеть в растерянном молчании. Внезапный визит поднял на поверхность столько неразрешенных вопросов, от которых Гарри старательно прятался в темноте особняка Блэков, что его настроение, робко поползшее вверх после прихода Гермионы, вновь рухнуло на самое дно. Он со злостью накрыл конверт диванной подушкой и прижал посильнее, будто надеясь, что под этим пыльным давлением конверт и вовсе пропадет. Погруженный в свои мысли Гарри совсем забыл, что не один в комнате, и дал волю чувствам, помянув Мерлина и детали его туалета. Так что деликатное покашливание Гермионы заставило его буквально подпрыгнуть.

— Я думаю, нам стоит подышать свежим воздухом.

Аппарируя, Гарри не мог избавиться от тревожного чувства дежавю: верхняя ступенька крыльца дома Блэков, мантия-невидимка, дыхание Гермионы где-то в районе его шеи, сопротивление пространства, жесткое приземление и неизвестность. Он с трудом подавил желание выхватить палочку и начать без разбора выкрикивать защитные заклинания. Наваждение прогнала Гермиона. Сбросив мантию, она раскинула руки, с наслаждением потянулась и глубоко вдохнула ароматный воздух, всем своим видом говоря: «Мы в безопасности».

На всякий случай Гарри все равно внимательно огляделся. Они оказались на небольшой полянке. Немного впереди ровная площадка заканчивалась песчаным обрывом, за их спинами шуршал листвой молодой лесок. Крутую стену склона облюбовали ласточки — юркие птицы то и дело выныривали из своих норок и возвращались обратно с зажатыми в клювах мелкими насекомыми. На много миль вперед раскинулся зеленый простор, испещренный аккуратными пятнами домов, а внизу, у подножия обрыва, зеленел лужок, обнесенный невысокой оградой. Сверху было отчетливо видно, как ветер волнами пригибает высокие травы, создавая иллюзию ленивого изумрудного моря. По этому морю быстрыми ладьями передвигались темные фигурки — лошади, ветер разносил их задорное ржание и запах земли, взрытой копытами. В сочетании с небом, слегка запятнанным полупрозрачными облаками, картина завораживала, особенно после целого месяца созерцания обшарпанных стен.

Гермиона не мешала Гарри наслаждаться видами. Она деловито сновала по полянке, расправляя на земле плед и раскладывая на нем припасы, которые доставала из своей верной спутницы — бисерной сумочки.

— Что это за место?

Гермиона осторожно подошла ближе к обрыву.

— Сюда родители возили меня заниматься верховой ездой. На краю поляны, вон там, — конюшни.

— Ты умеешь ездить верхом?

— Я всегда любила лошадей, но пересилить свой страх свалиться не смогла. Так что теорию верховой езды знаю назубок, а вот на практике даже не проси продемонстрировать. Совсем как с метлой, — Гермиона грустно улыбнулась и тронула Гарри за плечо. — Пойдем, у нас будет пикник!

Ему было жаль уходить от обрыва, где казалось, будто он почти летит. Он подтянул плед к самому краю и, не слушая возражений, уселся и свесил ноги вниз. Потом призывно похлопал по пледу рядом с собой:

— Не бойся, я уверен, тут вполне безопасно.

Гермиона опасливо топталась поодаль, но Гарри менять своего положения не собирался, поэтому ей пришлось смириться и осторожно опуститься на землю похожим манером. Безмятежный пейзаж полностью завладел вниманием Гарри, и отвлечь его сумел только легкий удар локтем под ребра.

— Гарри, какое пиво предпочитаешь? Сливочное или магловское? — Гермиона лукаво улыбнулась, демонстрируя две совершенно разные бутылки в руках: одну темно-коричневую, слегка пыльную, с пергаментной наклейкой, а другую — прозрачную, изящной формы, запотевшую, наполненную светлым напитком.

— Как ты купила магловский алкоголь? Тебе же нет двадцати одного!

— Я умею быть убедительной, — она покрутила в пальцах волшебную палочку.

— Никогда не пробовал магловского пива! А ведь я вырос среди маглов!

— Устраним этот досадный пробел?

— О, я могу составить целый список пробелов, которые был бы не прочь устранить! Я никогда не купался в море, кроме того дня, когда отправился за крестражем с Дамблдором, не катался на аттракционах, не пробовал барбекю, не ходил в поход, не бывал в «Макдоналдс»…

— Гарри, один пункт можешь вычеркнуть, последний год был одним сплошным походом, — Гермиона нервно хихикнула.

— Уже шутишь на эту тему?

— По крайней мере, пытаюсь. Мама говорила, если над чем-то неприятным как следует пошутить, оно перестанет тебя пугать.

Гарри ухмыльнулся, ему вновь стало легко и просто тут, с Гермионой, вдали от злополучного темного конверта. Крышки с шипением слетели с горлышек бутылок, ветер подхватил горьковатый аромат, и они погрузились в молчание, смакуя холодный напиток. Гарри быстро понял, что в восторге от магловского пива, и довольно быстро опустошил свою бутылку. Гермиона тут же подала ему вторую.

— Ты задумала меня споить? Смерти моей хочешь?

— Не споить, а всего лишь расслабить и разговорить. И, если бы я задумала убийство, то выбрала бы яд. Ты совершенно не разбираешься в зельях, даже несмотря на учебник Принца-полукровки!

— Тем не менее назначение безоара я запомнил на всю жизнь, у тебя ноль шансов!

— Скажи еще, что всегда носишь его с собой! Нет, Гарри, это у тебя ноль шансов! Не расстраивай меня и расскажи наконец, что с тобой происходит.

Гарри заметно поскучнел. Дружеская пикировка быстро перерастала в разговор по душам, и с этой дорожки Гермиона точно не свернет до тех пор, пока не узнает все, что ее интересует.

— Это сложно. Я не знаю, что сказать. Наверно, я просто растерян…

— Растерян? Я не понимаю, объясни!

— Я попробую, только, пожалуйста, не перебивай… Понимаешь… Понимаешь, я уже не думаю, что Фред, Римус, Тонкс, Сириус и остальные умерли из-за меня. В конце концов, не я развязал войну, произнес пророчество. Я не просил о судьбе Избранного и защищать себя тоже никогда никого не просил. И хотя я практически перестал винить себя в их смерти, мне очень больно. Стоило мне привыкнуть к тому, что я не одинок, у меня есть друзья и что-то вроде семьи, как Волдеморт почти все это отобрал! Я не вижу смысла, не вижу цели, что мне делать дальше?

— Гарри, ты так говоришь, будто у тебя никого не осталось! А как же любовь? Как же Джинни?

— Видит Мерлин, семья — это то, о чем я всегда мечтал. И было время, когда думал, что Джинни станет для меня этой семьей. Но не теперь… По пути в Запретный лес я успел смириться со смертью и с тем, что мне не быть счастливым мужем Джинни, вообще НЕ БЫТЬ. Все тогда во мне перегорело, я шел умирать и выкинул из головы все мысли и желания, которые могли бы заставить меня бежать без оглядки, пытаться спасти свою жизнь… И теперь так сложно оживить старые чувства, они где-то глубоко спрятаны, будто под каменной плитой. А Джинни почему-то не может понять, что мне нужно время. Она пытается меня растормошить, целует, потом кричит, бросает упреки, хлопает дверью, опять целует, предлагает пожениться, потом — расстаться. Ну как объяснить ей, что я на самом деле умер, что у меня нет сил? Это сложно понять… — Гарри перевел дыхание, но не успел продолжить. Гермиона прошептала:

— Отчего же сложно… Я понимаю...

— Гермиона?

— Я ведь тоже умерла там… в особняке Малфоев, — она отвернула лицо от Гарри, чтобы он не заметил набежавшие на ресницы слезы. — Надежды не было… Вас заперли в подвале, вокруг были одни враги. Лестрейндж хохотала как сумасшедшая, и было так больно… Я была уверена, что живой мне не выбраться. Еще немного, и все… Мне часто снится один и тот же кошмар: я лежу на полу в том зале и не могу пошевельнуться, хотя и не связана, а из темного угла на свет выходит она… В руке у нее кинжал, и отсветы из камина пляшут на лезвии. Вокруг стоит странный гул, но постепенно я начинаю различать слово «грязнокровка», произносимое на разные голоса. Они становятся все громче, Беллатриса все ближе, и вот она уже кричит мне в лицо: «Покажи свою грязную кровь!» И я просыпаюсь. После этого сна всегда болит шрам, — Гермиона потерла руку, на которой навсегда отпечаталось свидетельство ее встречи с Беллатрисой.

Гарри стало стыдно. Упиваясь собственной болью, он даже не задумывался о том, что кто-то кроме него так же мучается кошмарами, вздрагивает от звука захлопнувшейся двери и каждый день борется с прошлым. Он сжал ладошку Гермионы, не в силах сказать хоть что-то путное, надеясь, что этот жест передаст его чувства.

Надолго воцарилась тишина, и лишь спустя еще полбутылки пива Гарри продолжил изливать душу.

— Допустим, я соберу себя по кусочкам. Допустим, научусь не обращать внимания на эту боль. Но что делать дальше? Вернуться в Хогвартс? Исключено… Пойти в авроры? Я хотел этого с четвертого курса, и даже не думал, чему бы еще можно посвятить себя. Но теперь… Да я с ума сойду от постоянных мыслей, что могу потерять кого-то из товарищей, что моя ошибка будет стоить кому-то жизни. Я ничего толком не умею… Так что остается идти по стопам Локхарта. Отращу волосы, отбелю зубы и напишу книгу «Приключения мальчика, который…», — Гарри улыбнулся совсем невеселой улыбкой и приложился к горлышку нагревшейся бутылки.

— А как же квиддич? Ты любишь летать, мало кто умеет так здорово держаться на метле, ты можешь стать профессиональным ловцом!

— И всю оставшуюся жизнь меня будут преследовать репортеры и поклонники квиддича? Нет, летать — это потрясающе, но ты же знаешь, я ненавижу назойливое внимание.

— Гарри, послушай, это вовсе не проблема! Ты закончишь Хогвартс, не обязательно возвращаться туда, я уверена, тебе разрешат готовиться к экзаменам самостоятельно, я схожу в…

— ...библиотеку, — не смог удержаться от шпильки Гарри, за что тут же получил чувствительный тычок под ребра.

— Да, в библиотеку. Подберу для тебя дополнительную литературу обо всех профессиях магического мира, и ты наверняка сможешь найти что-то, что тебя заинтересует. А потом помогу подготовиться к дальнейшему обучению, мы найдем репетитора… У тебя же есть средства, есть дом, какое-то время ты можешь обойтись и без работы. Мы обязательно справимся!

— В доме все напоминает мне о Сириусе. Там у меня будто снова крестраж на шее.

— Но ты можешь его продать!

— Продать?

— В самом деле, это твое наследство, ты можешь распоряжаться им как хочешь! Я уверена, Сириус бы одобрил такой план! Он ненавидел этот дом.

— Гермиона, очнись, кто захочет купить такую развалюху? — Гарри ехидно приподнял бровь, чем-то неуловимо напомнив ей покойного профессора Снейпа.

— Не нужно огрызаться, я всего лишь пытаюсь помочь. Это называется «мозговой штурм»! — Гермиона на время замолчала, а потом воскликнула, хлопнув себя ладонью по лбу: — Ну конечно! Министерство!

— Что — Министерство?

— Министерство купит твой дом!

— На кой он сдался Министерству? — Гарри с притворным беспокойством потрогал лоб Гермионы — не заболела ли, раз предлагает такое. Она стряхнула его руку и закатила глаза.

— В «Пророке» писали, что Кингсли планирует создать музей в память героев и жертв войны. В доме на площади Гриммо располагалась штаб-квартира Ордена Феникса! Там можно устроить музей! Это же идеальное место…

— Хм, а это мысль! Обязательно поговорю об этом с Кингсли, если, конечно, найду в себе силы выйти из дома.

Гермиона мигом нахмурилась.

— Гарри Поттер, я выслушала тебя, и я всеми силами постараюсь тебе помочь. А теперь ты выслушай меня. Мне нравился Сириус, но одной вещи так и не смогла понять: какое право имел он очертя голову бросаться мстить, когда годовалый ребенок его лучших друзей остался сиротой? Как мог он смириться с Азкабаном, когда знал, что о его крестнике некому позаботиться? А теперь я задам тебе вопрос, Гарри. Ты понимаешь, что сейчас поступаешь как Сириус, забыв о доверенном тебе ребенке, который даже младше, чем был ты, когда осиротел? И сможешь ли, с твоим вечным комплексом вины, простить себе, если с ним что-нибудь случится?

— У Тедди есть бабушка. Андромеда позаботится о нем, — Гарри выглядел шокированным и, похоже, сам не верил в свои слова. Он был добрым и заботливым юношей, но после Битвы эгоизм, всю жизнь старательно задвигаемый в самые укромные уголки души, вырвался на свободу и затуманил его разум. Гарри упивался болью, жалостью к себе, забыв об обязательствах, о друзьях, которые нуждались в нем.

— Миссис Тонкс потеряла на войне мужа, дочь, зятя, сестру, даром что сумасшедшую, потеряла кузена. Ты наверняка не задумывался над этим, но она тоже сломлена. И не так молода. Думаешь, со всем этим грузом ей легко будет заботиться о малыше? Скажу честно, о крайне беспокойном малыше.

— Ты была у них?

— Нет, мы с ней даже не знакомы. Слышала от Луны, а она — от миссис Уизли.

— Гермиона… — голос Гарри сорвался, и он снова стиснул ее ладонь.

— Можешь ничего не говорить, я же знаю тебя, ты просто не подумал, каково им сейчас. Но пора высовывать голову из этой задницы под названием площадь Гриммо, 12. Пойми наконец: Римус жив! Тонкс жива! Оба они живут в этом малыше, и лучший способ почтить их память — не упиваться своим горем, не перестать есть и мыться, а встать, сжать зубы и подарить ребенку счастливое детство, несмотря на то, что ему предстоит расти без родителей… И все остальные… все они живы… — Гарри не мог поднять глаз на Гермиону. То, что она не смогла сдержать слез, он понял только по ее задрожавшему голосу. — Фред продолжает жить в Джордже, и мы нужны ему. Колин живет в своем младшем брате. Профессор Снейп и профессор Дамблдор всегда будут живы в Хогвартсе, поэтому так важно восстановить замок, иначе получится, что все было напрасно. Понимаешь, напрасно! — Гермиона зарыдала, Гарри притянул ее к себе, в который раз за этот день испытывая мучительный стыд за себя, за свою слабость и эгоизм, за то, что раскис как тряпка, игнорируя тех, кому нужна была помощь. Гермиона смогла найти самую больную точку, нажатие на которую прочищало ему мозги получше удара бладжером.

Гермиона затихла у него на груди, отстранилась и вытерла глаза. Она немного хмурилась, видимо, обдумывая этот сумбурный разговор и прикидывая, достучалась ли она до друга и чем может помочь ему. Гарри устроился рядом, закинув руки за голову. Он не думал ни о чем особенном, но где-то на задворках сознания уже формировались мысли, идеи и планы.

— Гермиона?

— М-м-м?

— Мы весь день говорим только о моих проблемах. Раз уж у нас откровенный разговор, расскажи, что собираешься делать ты? Правда займешься защитой прав магических существ?

Гермиона вздохнула.

— Ох, Гарри. Я совершенно точно вернусь в Хогвартс и сдам ТРИТОНы. Не хочу добиваться чего-либо своей нынешней известностью. А потом… Я мечтаю сделать что-то полезное для общества. Все, что случилось с нами, доказывает: если бы волшебники лучше обращались с домовиками, если бы наладили связи с гоблинами, не притесняли великанов и кентавров… В общем, да, это важно и нужно. А еще… Нет, забудь, — она вдруг стушевалась и замолчала.

— Что? — Гарри приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо. — Я был с тобой абсолютно честен, не стесняйся и ты!

— Ну ладно. А еще я бы хотела открыть курсы для маглорожденных и их родителей. История Тома Реддла, да и твоя, чего уж мелочиться, показали, насколько важно заботиться о детях-магах из неволшебного окружения. В такую школу можно было бы приглашать родителей-маглов с детьми на короткие курсы сразу же после первого магического выброса. Там их научили бы, как справляться с нестабильной магией, как помочь ребенку, как связаться с волшебниками в случае экстренной необходимости. А малышам объясняли про Статут, учили контролировать магию. Ну а в таких тяжелых случаях, когда ребенка собственная семья считает ненормальным и угрожает его здоровью или психике, я думаю, детей можно забирать насовсем. Пусть живут там, где никто не будет считать их ненормальными. Возможно, волшебные семьи захотят усыновлять детей. Меценаты смогут брать шефство над приютом и спонсировать покупку школьных принадлежностей. Представляешь, скольким юным волшебникам можно будет помочь, сколько детей вырастет с пониманием своей природы, без засевшей в подкорке мысли «я урод»? Когда я начинаю задумываться обо всем этом, мне хочется плюнуть на магических существ и основать департамент защиты детей-волшебников.

— Гермиона, только ты могла придумать что-то настолько важное! Вот что, если решишь заняться этим, я весь твой! Можешь рассчитывать на мои руки, палочку и кошелек.

— Ты серьезно думаешь, что у этой идеи есть будущее?

— Я считаю, что все, за что ты берешься, имеет будущее. Кроме ГАВНЭ, разве что, — Гарри улыбнулся и вскочил, уворачиваясь от крепких кулачков.

— Гарри Поттер, ты за это ответишь!

Тот со смехом плюхнулся обратно на плед.

— Можно последний вопрос? — хмель с запозданием ударил в голову, и Гарри решился спросить о том, о чем никогда не спросил бы, будучи трезвым.

— Точно последний?

— Точно!

— Я внимательно слушаю, — Гермиона сложила руки на груди и уставилась на Гарри.

— Что у вас с Роном? Мне показалось, что сегодня, когда он заходил, вы вели себя совсем не так, как полагается влюбленным.

— Я сама не знаю, что у нас с Роном. Все считают нас парой, но мы даже не поговорили о наших отношениях. Сначала похороны, потом награждения, потом я улетела в Австралию. Правда, я не знаю, что тебе ответить.

— Тебе грустно от этого?

— Я еще не определилась, грущу я по этому поводу или нет.

— И что будешь делать?

— То же, что и ты с Джинни. Плыть по течению.

Гермиона буквально взяла шефство над Гарри. Она появлялась в доме на площади Гриммо не реже трех раз в неделю, остальное время посвящая Хогвартсу. Во время боя пострадал не только сам замок, но и архивы документов, библиотечные фонды, оборудование аудиторий. Да еще и совет попечителей решил возвести новую башню — Сторожевую. По задумке, она должна была стать самой высокой в Хогвартсе, с Негасимым огнем на вершине и высеченными в основании именами погибших защитников замка. Разработка проекта, составление и согласование смет, бесконечные обсуждения и исправления требовали постоянного внимания директора. Профессор Флитвик разбирался с поврежденными движущимися лестницами и пытался настроить чары в часах факультетов, профессор Спраут спасала содержимое пострадавших теплиц, профессор Слагхорн готовил годовой запас лечебных зелий. Заниматься рутинной подготовкой к новому учебному году было некому, и ответственная Гермиона стала незаменимой помощницей, выполняя задачи, которые не требовали обязательного участия директора или преподавателей.

А в дни на площади Гриммо она с неукротимой энергией занималась настроением Гарри.

— Будем двигаться маленькими шажками и решать проблемы по мере их поступления. Прежде всего — тебе нужно встряхнуться! — объявила Гермиона в первый же свой визит после памятного разговора. Гарри уже не был похож на кучу ветоши: он вовремя питался, следил за личной гигиеной и проявлял скромный интерес к окружающему миру, но все еще медлил с кардинальной сменой образа жизни.

Не обращая внимания на возражения, Гермиона регулярно вытаскивала своего подопечного в магловский Лондон, раз уж о походе в магический он пока что отказывался даже думать. Самые интересные исторические места города имели свою волшебную часть, сокрытую от глаз маглов, и «нарваться» на магов в том же Тауэре было вполне реально. Поэтому в основном они просто бродили по улицам центрального Лондона. Гермиона знала уйму историй о кровопролитных войнах, королях, королевах и их любовниках, легенд о лондонских привидениях, о чуме и Великом пожаре. Гарри увлеченно слушал, поражаясь тому, что в школе ее рассказы навевали скуку. «Влияние Рона», — думал он.

Они катались на «Лондонском глазе», валялись на траве в парке Святого Джеймса, подкармливая совсем ручных белок орешками, которые можно было купить у лоточника неподалеку, катались по Темзе на прогулочном катере и по ночному городу на легендарном двухэтажном экскурсионном автобусе. Гермиона даже затащила Гарри в универмаг, где практически заставила его слегка обновить гардероб.

Не зная, что еще придумать, в один из пятничных вечеров друзья отправились в паб, применив легкий «Конфундус» сначала к охраннику на входе, а потом и к бармену — на двадцатиоднолетних они совсем не походили. Музыка, на вкус Гарри, играла слишком громко, девицы были кричаще одеты, а парни вообще вели себя как стадо баранов. Танцевать не хотелось. Гермиона, одетая в скромный джемпер и темные джинсы, чувствовала себя неуверенно, а Гарри так и вовсе никогда не жаловал это развлечение. Довольно быстро захмелев от пары коктейлей, они отправились обратно на площадь Гриммо пешком.

Спустя две недели такой терапии Гермиона напомнила о необходимости продать дом. Вместе они составили письмо с предложением выкупить здание для нужд музея, которое Гермиона лично передала министру. Ответ не заставил себя ждать — Кингсли и сам думал об особняке Блэков. Довольно быстро они достигли договоренности: Гарри очистит дом от бесполезного хлама, забрав себе все, что захочет, и передаст его с оставшимся содержимым в распоряжение Министерства. Министр пообещал з особняк вполне приличную сумму, среднюю по рынку магической недвижимости такого класса, как сказала Гермиона.

Гарри было совершенно все равно, продешевил он или совершил выгодную сделку, все его мысли занимал переезд. Он хотел как можно скорее попрощаться с домом на площади Гриммо, где каждая половица напоминала о Сириусе и других членах Ордена. Как он смог безвылазно провести здесь целый месяц и не сойти с ума — оставалось для него тайной. В прихожей ему слышался стук свороченной Тонкс подставки для зонтов, а на верхних этажах — лающий смех крестного, в коридорах будто мелькала черная мантия профессора Снейпа, в очередной раз отказавшегося остаться на ужин, отодвинутый от стола на кухне стул напоминал о Римусе, который частенько дремал здесь, уронив голову на сложенные руки. Желая поскорее сбежать от прошлого, Гарри принялся за работу с энтузиазмом: расчистка и сортировка вещей отвлекали его от грустных мыслей.

Гермиона была довольна и всячески помогала в свободные дни. Пару раз забегал Рон, но особого вклада в дело он внести не мог — обучение на аврора давалось ему нелегко и практически не оставляло свободного времени. Однако перемены в настроении Гарри его радовали.

— Так держать, приятель, — говорил Рон, похлопывая друга по плечу, и вскоре снова исчезал в камине.

Единственным, кто не разделял всеобщего воодушевления, был Кикимер. Гарри отдал прямой приказ никоим образом не мешать уборке, и домовику оставалось только бродить по дому, бормоча под нос свои обычные причитания. Гарри всерьез решил не брать эльфа с собой на новое место — окончательно простить предательства Сириуса он все же не смог.

Уже через восемь дней после заключения договора с Кингсли в особняке остались только мебель, кое-какие безвредные безделушки и чемодан Гарри, куда он сложил свои нехитрые пожитки: купленную с подачи Гермионы новую одежду, школьные учебники, личные вещи, некоторые заинтересовавшие его книги крестного и пару найденных в ящиках фотографий. К переезду все было готово, осталось найти, куда переехать.

Гарри твердо решил, что жизнь в городе или густонаселенных пригородах ему не подходит. Он мечтал жить в окружении природы, стать хозяином небольшого домика где-нибудь в глуши, поближе к океану, где можно будет летать на метле, не опасаясь нарушить Статут, и чтобы по утрам в открытые окна неслось пение птиц, а не гудение клаксонов и переругивание соседей. А еще ему хотелось собственный сад: буйное разнотравье, джунгли из волшебных и магловских деревьев и обязательно — Трепетливые кустики в кадках, такие же, как появились у миссис Уизли перед свадьбой Билла и Флер. И пусть в саду плодятся гномы, ведь они такие забавные.

Перед сном Гарри с улыбкой мечтал. Он обязательно купит кресло-качалку и поставит у камина — еще ребенком видел такое в каталоге тети Петуньи. На картинке свернувшийся в кресле малыш выглядел настолько счастливым и умиротворенным, что маленький Гарри решил непременно обзавестись похожим, когда вырастет. Если у дома будет веранда, он поставит там плетеные качели с горой подушек. А на кухне — круглый стеклянный стол и тонконогие стулья со спинками из металлических прутьев — по-магловски, да, но зато как красиво! И большой диван, чтобы поместились все друзья, и кресла-мешки — Рон придет в восторг! И обязательно комнату для Тедди с гамаком и большущей железной дорогой…

Тедди!..

Наведаться к миссис Тонкс в одиночку Гарри не решился. Он набрался храбрости отправить ей сову, только заручившись поддержкой Гермионы. Ответ не заставил себя ждать — серебристая чайка-Патронус усталым голосом сообщила, что миссис Тонкс будет ждать гостей этим же вечером.

Гарри заметался по комнате: малышу Тедди нужно было принести подарок, а он и не подумал об этом! Положение спасла Гермиона, без лишних слов перенеся себя и друга в темный переулок у огромного магловского детского универмага. Чего там только не было! Поющие книжки, паровозики, пускающие пар, роботы и пистолеты, велосипеды и качели, конструкторы и разнообразные массы для лепки… Гарри рассматривал игрушки и думал, сколько радости в его каморку под лестницей принесла бы даже самая дешевая вещица с этих полок. Из транса его вывела Гермиона, набравшая целую корзину подходящих игрушек. Выбор пал на маленькое цветное пианино с большими клавишами и чистым звуком, книжку с мягкими страничками и объемными шуршащими животными, звездами и цветами в ней и несколько погремушек.

После войны миссис Тонкс не стала менять место жительства. И в доме почти все осталось как раньше, при жизни мистера Тонкса и Нимфадоры. Малыш Тедди поселился в бывшей комнате матери. Односпальная подростковая кровать отправилась на чердак, а ее место заняла колыбелька светлого дерева. Над ее изголовьем кружилась волшебная карусель: светлячки и бабочки парили над малышом, напевая тихую колыбельную. У окна стояли комод, забитый детскими вещичками, и пеленальный столик. На полу гостеприимно раскинулся мягкий светлый ковер. На полках тихонько попискивали магические игрушки, сама ползла в сторону кухни бутылочка из-под детской волшебной смеси, в плетеной бельевой корзине с тихим пыхтением очищались, судя по забытой на комоде упаковке, многоразовые подгузники «Миссис Бесхлопоткинс». Гарри повертел в руках яркую коробку, читая надписи: «Миссис Бесхлопоткинс — ваш малыш сух и весел», «Чудо-подгузники зачарованы на пять очищений», «Взмахните палочкой и скажите: „Бесхлопоткинс“», «Полчаса — и чистота!»

Тедди спал, во сне меняя оттенок волос.

— Будет спать еще полчаса, и надеюсь, что проснется в хорошем настроении, — хозяйка повела ребят на кухню. За круглым обеденным столом воцарилась неловкая тишина. Гарри страшно тяготился ей, Гермиона судорожно придумывала, о чем бы поговорить с этой, в общем-то, чужой им женщиной, а сама миссис Тонкс, похоже, ничуть не переживала, наслаждаясь передышкой, тишиной и свежим чаем.

— Мы принесли игрушки, они, правда, немагические… — выдавил наконец Гарри. Гермиона стрельнула в него глазами — не лучшая тема, но хоть что-то.

— О, отдашь Тедди, когда будете знакомиться. Он такой кроха, но уже неравнодушен к игрушкам. И ничего, что магловские, Нимфадора такие любила даже больше, чем волшебные, — голос миссис Тонкс оставался ровным и ни разу не дрогнул, Гарри никогда бы не сказал, что эта женщина недавно потеряла большую часть семьи. Он подозревал, что свои эмоции она прячет глубоко внутри, не давая малознакомым людям уличить ее в слабости.

Гермиона наконец придумала тему для разговора, завалив миссис Тонкс вопросами о развитии Тедди, о коликах, кормлении и прочем. Гарри в это время осматривался и впитывал информацию о крестнике, которому он должен был заменить отца. Оказалось, что малыш мучился от пресловутых колик — волшебники, как и маглы, так и не смогли постичь природу этого детского недуга, поэтому и придумать лекарства не сумели. Маги страдали и недосыпали совершенно так же, как маглы. Чуть ли не каждый год появлялись новые зелья для малышей, но все они либо не имели эффекта вовсе, либо облегчали страдания детей крайне ненадолго. Простые обезболивающие младенцам принимать было не рекомендовано, так что, отчаявшись и превысив норму бодрящих зелий, некоторые родители нет-нет да и капали на волшебную пустышку-нетеряйку пару капель «Старого Огденского», чтобы вместе с малышом крепко уснуть хотя бы на пару часов. Миссис Тонкс такими методами брезговала, поэтому последний месяц спала урывками, практически все время укачивая Тедди на руках.

Вскоре послышался требовательный плач — Тедди проснулся. К гостям юный Люпин спустился на бабушкиных руках, одетый в трогательный костюмчик с мишками и крохотные пинетки. Миссис Тонкс нежно ворковала над малышом, рассказывая об их сегодняшних гостях. Наконец она предложила Гарри взять крестника на руки. Этого момента он боялся, кажется, с тех самых пор, как Римус попросил его стать крестным. Но реальность оказалась лучше, чем Гарри представлял: Тедди спокойно пошел на руки, с интересом разглядывал новое лицо, иногда меняя оттенок волос. Гермиона тоже ему понравилась, и миссис Тонкс с облегчением вздохнула:

— Слава Мерлину, я так боялась, что он испугается новых людей! Теперь можно ненадолго оставлять его с тобой, Гарри. Некоторые дела Теда требуют моего личного присутствия.

— Миссис Тонкс, простите, что я так долго не приходил. Но теперь все будет по-другому, — Гарри глянул на Гермиону, которая одобрительно улыбалась.

Звук с силой захлопнувшейся входной двери застал Гарри врасплох. Он разлил на футболку какао и тихо выругался.

— Гарри! — конечно, это была Гермиона. В последнее время к нему больше никто не заходил. — Я нашла кое-что интересное.

Она уселась за кухонный стол, молча взмахнула палочкой, убирая пятно с его одежды, и раскрыла газету — магловскую, судя по неподвижным фотографиям.

— Ух ты! Газета! — Гарри в притворном восторге распахнул глаза. Гермионе шутка смешной не показалась. Она постучала пальчиком по средней колонке.

— Сюда смотри!

Гарри принялся читать. Гермиона указывала на объявление о продаже… острова!

— Остров? Серьезно? — он уставился на нее, ожидая объяснений.

— Ты бы все понял, если бы дочитал, — она поджала губы — точь-в-точь профессор Макгонагалл. — Недалеко от острова Уайт, в проливе, есть несколько островов. На самом маленьком из них стоят старый маяк и коттедж смотрителя. Почему-то магловскому правительству маяк стал не нужен, никто не жил на острове много лет, а вот теперь дом выставили на продажу, а маяк идет, так сказать, в качестве дополнения. Остров небольшой, коттедж наверняка требует ремонта — цена для такого предложения довольно низкая. Гарри, это все, чего ты хотел: море, уединенность, место для сада! Немного магии, и никто не заметит, если ты будешь летать на метле над островом и морем. Совы тоже никого не смутят — их просто некому будет заметить! Ну а ремонт — не такая уж и проблема при наличии инструментов, — Гермиона помахала палочкой перед его лицом.

— Звучит интригующе. Я бы хотел взглянуть на это место.

— Сегодня же договорюсь с риелтором, — Гермиона аппарировала, оставив Гарри в радостном предвкушении.

Бри Саммерс, агент по недвижимости, была несказанно рада, что на объявление так быстро откликнулись. Что на него вообще кто-то откликнулся. И маяк, и домик смотрителя были в ужасном состоянии. Крыша местами прохудилась, краска потрескалась и пузырилась от постоянного воздействия морского ветра, полы нещадно скрипели, вода из крана текла тонкой струйкой, бойлер в подвале давно приказал долго жить, канализационные трубы подтекали и источали неаппетитные запахи, оконные рамы рассохлись. Проще было снести к чертям собачим все на острове и построить заново, чем отремонтировать то, что имелось.

Маяки уже не раз продавали частным лицам не только в Великобритании, но и в других странах Европы, обычно их быстро прибирали к рукам предприниматели, чтобы устроить рестораны и мини-отели для романтических свиданий, свадеб и других торжеств. Но уже после беглого осмотра Бри поняла: желающих купить эту развалюху не будет, и неказистый домик повиснет на ее шее, портя отчетность, а в итоге придется продать его за сущие гроши или признать поражение, чему не обрадуются ни заказчик, ни ее начальство. В прошлом месяце Бри отказалась пойти на свидание с главой отдела продаж, возможно, это задание — своеобразная месть? Но вселенная была милостива к ней.

Вечером в пятницу раздался звонок. Совсем юный девичий голос поинтересовался, в какое время можно осмотреть домик. Бри не могла позволить себе упустить потенциального клиента и была готова выехать на место хоть ночью. Таких жертв не понадобилось: собеседница со смехом уверила Бри, что они с супругом предпочитают смотреть недвижимость при свете дня. В итоге встречу назначили на утро субботы.

Агент приехала на место на полчаса раньше и теперь наматывала круги по лодочной станции, прихлебывая кофе из термоса. Мисс Саммерс нервничала: вдруг клиенты не приедут? Как преподнести старую развалюху в лучшем свете? Может, удастся как-то скрыть самые вопиющие недостатки? От невеселых размышлений Бри оторвал громкий хлопок, будто взорвался воздушный шарик. Женщина огляделась, но так и не смогла найти источник шума. Она в очередной раз бросила взгляд на часы, а когда подняла глаза, увидела приближающуюся к ней пару.

Молодой человек и девушка оба были худощавыми и невысокого роста. Бри ни за что не дала бы им больше восемнадцати, но несколько лет работы с самыми разными людьми приучили ее к тому, что внешность бывает чрезвычайно обманчива. Черные волосы юноши живописно торчали в разные стороны, необычного изумрудного цвета глаза смотрели внимательно и несколько настороженно из-за стекол круглых очков. Его спутница была миловидна, только густые каштановые волосы выглядели неаккуратно и постоянно лезли в лицо, подхваченные своенравным морским ветром.

— Мисс Саммерс? — обратилась к ней девушка. — Добрый день! Это я вам вчера звонила, меня зовут Гермиона. А это Гарри, мой супруг, — молодые люди смущенно переглянулись.

— Здравствуйте, я Бри Саммерс, агент по недвижимости, к вашим услугам, — Бри улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой. — Честно говоря, не сказала бы, что вы супруги, вы оба так молодо выглядите!

— Ну, нам и в самом деле не так много лет… Понимаете, мы познакомились в частной закрытой школе и полюбили друг друга. Ну а потом возникли обстоятельства, — Гермиона выразительно округлила глаза, — и нам пришлось пожениться. Супруги мы всего пару недель.

Бри усмехнулась про себя, удерживая на лице маску невозмутимости, — еще одна рано повзрослевшая парочка ищет семейное гнездышко.

— Ну что же, поплывем на маяк? — она указала на привязанную к причалу моторную лодку, в которой дремал хмурого вида старик.

За десять минут пути до островка разговорчивая, если не сказать болтливая, девушка выложила Бри практически все о себе и муже. Они всегда (все те полгода, что встречались) мечтали жить в уединенном месте, ее отец, довольно обеспеченный человек, работает в сфере медицины, а крестный Гарри оставил ему значительное наследство. Как только они увидели объявление, тут же подумали: это — прекрасный вариант для них. Ее отец сказал, что купит и отремонтирует любой дом, который им понравится. У Гарри как раз есть катер и небольшая яхта, значит, проблем с дорогой до острова не будет. А еще со временем она бы построила на острове банкетный зал, где влюбленные смогут проводить свадьбы, ведь на маяке так романтично. А сами они поженились в Италии, присутствовали только родители и ближайшие друзья.

Бри слушала девушку с вежливой улыбкой, моля господа, чтобы эта эксцентричная парочка при деньгах впечатлилась видами и проглядела все то, что имело бы значение для более опытных покупателей.

Гарри во все глаза смотрел на подругу, совершенно ее не узнавая. Обычно сдержанная и серьезная, Гермиона трещала всю дорогу, выдумывая совершенно невероятную историю, и делала это так мастерски, что агент наверняка приняла их за избалованных детей богатеньких бизнесменов. Но это прикрытие было им только на руку, так отпадала уйма вопросов: откуда у них такая куча денег, зачем им нужен целый остров и не водят ли они агента за нос.

Лодка мягко ткнулась в песок рядом с небольшим подгнившим пирсом. Остров был обращен к больший земле своей низкой частью. Песчано-каменистый пляж постепенно поднимался над водой, превращаясь в широкий, местами покрытый травой утес. От пляжа до вершины вилась тропинка, посыпанная белой крошкой известняка. В крутых местах она переходила в вырубленные в породе ступени, часть которых разрушилась от времени и непогоды. В самой высокой точке остров становился плоским, будто срезанным ножом. На краю утеса над обрывом возвышался маяк. Когда-то он был белым, теперь же штукатурка потрескалась, а местами и вовсе отвалилась от стен, обнажая темный камень, из которого была сложена башня. Коттедж смотрителя располагался на ровной площадке, значительно возвышающейся над пляжем. В прежние времена вокруг дома, видимо, был разбит сад, а немного в стороне даже устроен огородик, обнесенный низкой изгородью, но без заботы нежные кусты роз и пионов зачахли и выродились, от огорода остались только буйно разросшиеся щавель и мята, а ограда выгорела на солнце и покосилась. Гарри насчитал в доме два этажа и мансарду, наверное, смотритель был человеком семейным, ну а одинокому юноше столько места хватит за глаза.

Бри разливалась соловьем, рассказывая о красотах острова, об экологии, целебных свойствах морского воздуха, мягком климате и истории маяка. Она провела клиентов по дому, следуя одной ей известным маршрутом и не давая им отойти от себя ни на шаг. Гермиона быстро разгадала ее игру: дом был так плох, что агент всеми силами пыталась пустить им пыль в глаза и сбагрить развалюху с рук. Невербальный «Конфундус» в спину заставил Бри застыть на месте с глуповатым видом.

— Наконец-то она замолчала. Что скажешь?

— Дом, конечно, буквально разваливается, — Гарри кивнул куда-то в сторону, показывая то ли на отстающую половую доску, то ли на отвалившийся от потолка кусок штукатурки. — Но ты только посмотри на эти окна!

Они подошли к большим, от пола до потолка окнам-витринам. С этой стороны дома открывался чудесный вид на море и край утеса, где в лучах утреннего солнца купался маяк. От простора захватывало дух. Гарри провел рукой по пыльному стеклу. Он представил, как сидит у этого окна в кресле-качалке с кружкой какао в зимний день, снаружи сыпется снег, а в доме тепло и уютно, с кухни доносится аромат тушеного мяса и свежего хлеба, а Гермиона рассказывает новости волшебного мира, сидя в кресле у камина.

— Мне кажется, здесь я смог бы попытаться начать заново. И места хватит не только для меня, но и для всех, кто захочет навестить меня.

— О чем это я говорила? — очнулась Бри. — Ах да, стены. Стены, камин и дымоход сложены из камня, добытого прямо здесь, на острове…

— Мы берем дом, — прервал ее Гарри. Гермиона радостно пискнула и повисла на шее у друга.

— Отлично! Тогда нам нужно уладить формальности!

Двадцать минут и еще один «Конфундус» спустя от острова отчалила лодка, увозящая счастливую, хоть и несколько дезориентированную Бри Саммерс.

В своем решении не возвращаться на площадь Гриммо Гарри был непоколебим. Он не желал слышать разумных доводов — нога его больше не ступит на порог дома Блэков. Гермионе осталось смириться: в сражении разума и упрямства победило последнее. С помощью Кричера на остров были перенесены отобранные для переезда вещи и немного провизии. После неловкого прощания эльф отправился к министру. С этой главой в жизни Гарри наконец-то было покончено.

Гермиона оставила Гарри прикидывать фронт работ и вышла из дома под порывы соленого ветра. Она еще раз оглядела остров и принялась накладывать привычный комплекс чар.

Спустя некоторое время к ней присоединился Гарри.

— Что делаешь?

— Устанавливаю маглоотталкивающие, сигнальные, отводящие глаза чары, чары иллюзии, кое-что еще. Маглам будет казаться, что на острове ничего не меняется, а пристать к берегу им даже в голову не придет.

— Спасибо тебе. За все, — Гарри порывисто обнял подругу и тут же отпустил. — Пойдем, покажу кое-что.

Они поднялись на второй этаж и, не задерживаясь там, вскарабкались по шаткой лесенке в мансарду. Гарри подвел Гермиону к одной из стен и сделал замысловатое движение палочкой. От стены отделилось и плавно опустилось вниз несколько досок, крест-накрест прибитых друг к другу. Взглядам друзей открылось круглое витражное окно. Собранный из множества разноцветных стеклышек маяк горел сигнальными огнями на утесе, на его гостеприимный свет спешил по расчерченному бурунами морю корабль, а у края обрыва угадывалась женская фигурка.

— Какая красота!

— Я думаю, тут будет что-то вроде библиотеки, — Гарри провел рукой по пыльному витражу.

— Серьезно, библиотека?

— Конечно, иначе где ты будешь проводить время, когда заглянешь в гости?

— Глупый, — Гермиона рассмеялась, — но если ты серьезно, то я подберу для тебя несколько замечательных книг.

Остаток дня прошел за решением самых насущных проблем. Вычистить сор, отремонтировать рассохшиеся рамы, уничтожить паутину, прочистить забитые трубы — дел было настолько много, что впору растеряться. Гермиона аппарировала на Косую аллею, откуда вернулась с самоучителями бытовых чар, брошюрами по волшебному ремонту и мебельными каталогами. К поздней ночи дом был приведен в весьма условно подходящее для ночевки состояние. Воскресение ничем не отличалось от субботы. Работы длились весь день с небольшими перерывами на обед и ужин.

Оставив Гарри сбивать старую плитку в ванной комнате второго этажа, вечером Гермиона отправилась в Хогвартс. Ее не было всего три дня, но за это время ремонт сильно продвинулся вперед. Гарри мало спал и практически забыл о еде, с пугающим рвением снимая старые обои и половые доски, штукатуря стены и выравнивая уровень пола. Он не стеснялся использовать магию, что сильно упрощало задачу, но работа руками приносила куда больше удовлетворения: каждая новая мозоль будто перетягивала на себя чуточку душевной боли. Несколько раз ему пришлось аппарировать в Лондон. Правда, в магический квартал Гарри не заглядывал — обычные строительные магазины вполне удовлетворяли его нужды.

Возвращение Гермионы вернуло в жизнь Гарри более-менее регулярное питание и сон. Его приходилось загонять в постель под угрозой «Ступефая» и время от времени проверять, чтобы не улизнул посреди ночи «сделать что-нибудь по-быстрому». После этого случая Гермиона старалась появляться на острове как можно чаще, всерьез опасаясь за здоровье друга. Иногда она брала с собой Невилла, который предложил помощь в устройстве сада. Дом быстро принимал жилой вид. Исчез затхлый запах, радовала глаз чистота готовых к покраске стен. Ремонт двигался к концу, оставались только отделочные работы.

Гермиона зачаровала паркетные доски в соответствии с рекомендациями из «Путеводителя по волшебному ремонту», и теперь они укладывались в затейливый рисунок сами, ей оставалось только следить, чтобы чары не ослабли. Гарри в это время вручную мастерил новую лесенку для мансарды. Он шкурил балясину и медитировал: запах дерева успокаивал, монотонная работа расслабляла мозг. Воображение лениво подкидывало картины: Невилл отчитывает его за то, что замерзло одно из растений в саду, Гермиона в пушистом халате и тапочках поднимается по лесенке в мансарду за книгой, Рон с метлой на плече зовет полетать наперегонки вокруг маяка, женский силуэт скрывается за дверью кухни, ласково смотрят на него мама, папа, Сириус и Римус.

— О чем задумался? — прервала его мысли Гермиона.

— О том, что будущее — в моих руках.

— Похоже, жизнь налаживается?

— С твоей помощью, — Гарри притянул ее к себе. Они сидели в тишине, думая каждый о своем, до тех пор, пока не почувствовали неловкость от такого тесного и долгого контакта.

— Я забыла про паркет! Наверняка рисунок испортился. Побегу… — Гермиона провела рукой по волосам Гарри, а он благодарно улыбнулся — она стала его спасательным кругом. Нет, светом маяка…

Новоселье состоялось в самом конце августа. Дом преобразился: он сиял свежевыкрашенными стенами, благоухал чистотой и новыми материалами. Выпестованный Невиллом сад прижился и бросился в рост. У главного входа заняли свое место Трепетливые кустики, кресло-качалка сверкало лаком в падающем из большого окна гостиной свете. На полках в мансарде выстроились первые книги, а на софе напротив витражного окна уже лежал забытый Гермионой теплый плед.

Гарри обходил свои владения перед приходом гостей и улыбался. Теперь у него есть собственный дом, где он хозяин, куда будут приходить только любящие его люди, где уже появились добрые воспоминания. Не в силах удержать переполнявшие его эмоции, он поднял палочку и прошептал: «Экспекто Патронум». Серебристый олень как никогда легко материализовался в воздухе и посмотрел на своего создателя внимательными миндалевидными глазами. Гарри подошел к чудо-зверю и прошептал: «Вряд ли ты способен на такое… но постарайся передать им, что со мной все хорошо, похоже, я счастлив. И я помню их…» Олень качнул головой, оставив светящийся след ветвиться в воздухе, и вылетел сквозь окно гостиной наружу. Гарри провожал его глазами до тех пор, пока не перестал различать серебряные всполохи среди облаков.

На вечеринку были приглашены самые важные для Гарри люди: все семейство Уизли, Гермиона, Невилл и Луна, профессор Макгонагалл, миссис Тонкс с Тедди и, конечно, Хагрид.

Гости прибывали с подарками. Первой через камин пришла Гермиона с перевязанной лентой стопкой книг под мышкой.

— Как и обещала, для твоей библиотеки. Тут только магловская литература. Я подумала, вряд ли ты много успел прочитать, пока жил у Дурслей. А ведь маглы создали так много потрясающих произведений! Тут и приключения, и фантастика, и исторические романы…

— Ты чудо! Ты уже столько для меня сделала, — Гарри обнял ее и чмокнул в щеку, Гермиона залилась румянцем.

Семейство Уизли явилось практически в полном составе: только Чарли не смог вырваться из Румынии — в заповеднике вывелись молодые дракончики, и каждая пара рук была на счету. Билл привел с собой Флер, такую же цветущую, как и всегда. Перси аппарировал парой минут позже вместе с министром. Чета Уизли подарила Гарри волшебные часы, правда, пока это был просто набор: круглый циферблат, выкрашенный белым, десяток стрелок и инструкция по применению.

— Ты сам сможешь зачаровать их на нужных людей, — сказала миссис Уизли, сжимая Гарри в своих фирменных объятиях.

Билл с Флер подарили новый усовершенствованный вредноскоп с цветовым индикатором. В зависимости от вида неприятностей, поджидающих хозяина, он загорался красным, оранжевым, желтым или голубым.

Профессор Макгонагалл вытащила из кармана строгой темно-синей мантии сверток, по форме напоминающий колоду карт, и увеличила его до габаритов большой картины. Гарри сорвал обертку и потерял дар речи. Нарядная, но не вычурная рама обрамляла живую фотографию: на лужайке перед Хогвартсом в траве сидели Лили Эванс, Джеймс Поттер, Римус Люпин и Сириус Блэк. Петтигрю на фото не было, чему Гарри был очень рад. Все четверо улыбались и приветливо махали руками. Джеймс время от времени ерошил волосы, а Сириус норовил повалить смущенного Римуса в траву.

— Случайно наткнулась на фото в архиве школы. Подумала, тебе понравится.

— Это просто чудо! Спасибо большое, профессор! — фотография тут же заняла почетное место над камином.

Подарки на этом не закончились. Луна с мечтательной улыбкой протянула кадку с крошечным сливацеппелином.

— Невилл сказал, ты мечтаешь о большом саде. Сливацеппелин очень красив и к тому же обостряет ум. Посади его под окнами спальни, и, возможно, ты откроешь в себе новый талант.

Невилл подарил самораскачивающийся и отгоняющий насекомых гамак для сада. Отдельный подарок преподнес Джордж — набор «Для холостого мага».

— Это одна из наших с Фредом последних совместных идей. Тут самонаполняющийся стакан для огневиски: если в доме есть хоть капля спиртного, постучи ногтем по стеклу, и эта капля окажется в стакане, и с дивана вставать не надо! А это — живая гильотина для сигар, мочалка «потри-спинку» и подписка на журнал «Магическая сила», — Джордж улыбался, но глаза его оставались пустыми.

Рон извинился, что не успел приготовить подарка — он примчался с курсов и вскоре должен был вернуться на аврорскую базу. Однако стоило миссис Уизли отвернуться, как Рон сунул другу выразительно звякнувший пакет.

— Лучшее Огденское, которое я только смог себе позволить. Только тс-с-с, мама все еще считает нас детьми, — шепнул он Гарри на ухо.

Как всегда отличился Хагрид. Из необъятного кармана он вытащил щенка, с виду — обычного джек-рассел-терьера.

— Вот, Гарри, значится, решил тебе питомца прикупить. Это шишуга. Хвост я ему уже того, обрезал, тебе надо только экзамен сдать в Министерстве. Ну или авось Кингсли и без экзамена разрешит его тут держать. А что, маглов-то тут ищи — не найдешь. Животина умная и верная. Ну и ест все, что найдет. Так что и ухода за ним особого не надо.

Гарри взял теплого зверька на руки, а шишуга, будто почуяв хозяина, тут же облизала ему лицо.

Из всех гостей к нему не подошла только Джинни. Новость о переезде Гарри огорошила ее. Она хотела принимать активное участие в выборе дома, ведь все ее мечты так или иначе сводились к тому, что она станет полноправной хозяйкой в жилище Поттеров. Ей представлялся уютный увитый плющом коттедж с большим задним двором и аккуратной дорожкой в какой-нибудь магической деревеньке, но никак не богом забытый домик посреди моря! Джинни кусала локти оттого, что осталась не у дел, что ее планы нарушены, а отношения с Гарри испортились, но гордость мешала забыть обиду на его равнодушие после битвы. И вот теперь она не могла придумать достойную линию поведения, неловко переминаясь с ноги на ногу за спинами остальных Уизли и бросая на него взгляды украдкой. Пока гости рассаживались за столом, перешучиваясь и восхищаясь проделанной работой, Гарри подошел к Джинни и взял за руку.

— Я так рад тебя видеть, — он нагнулся к ее ушку, — давай начнем все заново. Мне было непросто, но теперь я, кажется, пришел в себя.

Джинни с готовностью кивнула и тут же запечатлела быстрый поцелуй на его губах. Этой сцены в углу не заметил никто, кроме Гермионы. Они сидела рядом с Роном и довольно улыбалась: ее миссия практически подошла к концу.

Вечеринка получилась шумной. Все в этот вечер постарались забыть о своих печалях, даже Джордж изредка шутил над Роном, который никак не мог перестать рассказывать об аврорских курсах.

Гарри откашлялся и встал.

— Друзья, спасибо вам за то, что пришли, — Джордж залихватски свистнул. — Но сейчас я хочу сказать отдельное спасибо человеку, без которого всего этого не было бы. Гермиона! Уже в который раз становлюсь твоим должником. Спасибо! За то, что не забыла про меня, не бросила, нашла время. За душевные беседы. За планы. За помощь с ремонтом. Да даже этот дом нашла ты, — Гарри запнулся, — прости, я не мастер произносить речи. Этот бокал за тебя. За Гермиону!

— За Гермиону, — подхватили все присутствующие.

Джинни покраснела до корней волос — это она должна была быть рядом, помогать, подставлять жилетку и утешать, ее должен благодарить Гарри, ей быть обязанным. Ей, а не Гермионе! Джинни решительно вздернула подбородок: ничего, больше такой ошибки она не совершит.

Ближе к полуночи директор Макгонагалл напомнила всем, что до отъезда в Хогвартс осталась пара суток, и посоветовала расходиться. Джинни выбрала момент, чтобы незаметно поцеловать Гарри, и прошептала:

— Не знаю, когда мы теперь сможем увидеться. Может быть, в Хогсмиде, когда нам разрешат выбраться из школы?

— Я буду ждать, — просто ответил Гарри. Его сердце пело от счастья, но казалось, что не примирение с Джинни было тому причиной. До разговора с ней он был счастлив ничуть не меньше, чем после.

Гарри смотрел, как один за другим его друзья аппарировали из сада. Наконец осталась только Гермиона.

— Доброй ночи, Гарри. Все было чудесно!

— Задержись еще на минуту, — Гарри взял ее за руку. — Хочу кое-что тебе показать.

Они двинулись к маяку. У обрыва Гарри остановился и посмотрел на небо.

— Сегодня виден Сириус.

— Довольно странно, насколько я знаю, в это время года Сириус появляется только под утро.

— В том-то и дело. Ты, наверно, сочтешь меня сумасшедшим, но сегодня я думал о родителях, о Сириусе, и послал им Патронуса... Я был так счастлив в новом доме, в ожидании друзей, что захотел поделиться радостью с ними… И не придумал ничего лучше. А вот теперь виден Сириус. Может быть, это знак, что они услышали меня? — он обернулся к Гермионе. — Я псих, да?

— Нет, Гарри, не думаю. После всего, что случилось с тобой, я готова поверить во что угодно.

— Они смотрят на нас, я знаю, — Гарри еще раз поднял лицо к небу.

— И наверняка гордятся тобой.

— Спасибо, Гермиона.

— Гарри, в последнее время ты только и делаешь, что благодаришь меня. Хватит, не то я загоржусь.

— Это потому, что ты меня спасла. Ты — мой маяк. Вот так-то.

Первого учебного дня Гарри ждал с волнением. На вечеринке по случаю новоселья директор Макгонагалл сумела выбить из него обещание произнести речь на открытии Сторожевой башни 1 сентября. Гарри пребывал в таком благодушном состоянии, что согласился, практически не сопротивляясь. Позднее он подумал, что торжество подразумевает наличие прессы, и заранее начал предвкушать назойливые вспышки колдокамер и нескромные вопросы. В минуты слабости он решался послать эту идею куда подальше и уже несколько раз заносил перо над листом пергамента, чтобы уведомить об этом директора, но, представляя разочарованное лицо Макгонагалл, вместо вежливого отказа принимался набрасывать текст речи.

Днем 31-го августа речь все еще не была готова, зато подсыхала на солнышке покрытая краской скамья, сделанная без единого взмаха палочкой. По окончании ремонта Гарри стала все больше увлекать работа с деревом: — после лесенки в мансарду и кособокого табурета на свет появился приемлемого вида стул, за ним — аккуратный столик. Скамья вышла и вовсе изумительно, и Гарри уже представлял, как будет сидеть на ней у стен маяка и смотреть на море. Если бы работа со словом давалась ему так же, как с деревом, проклятая речь давно была бы написана.

К шести часам вечера стало ясно, что речь ему не осилить, по крайней мере сегодня. Результатом целого дня мучений оказалась гора смятых пергаментов и пульсирующая боль в висках. Гарри отправился в постель пораньше, понадеявшись, что во сне на него снизойдет озарение. «В крайнем случае, выдам экспромт. Две минуты позора, и все», — подумал он, проваливаясь в сон.

В Северном море разыгрался шторм. Волны захлестывали пляж маленького острова, облизывали скалы утеса, увлекая за собой в пучину камни. Свист ветра и ворчание волн создавали симфонию непогоды, достаточно громкую для того, чтобы заглушить шум сработавшего камина.

Гермиона прошлась по первому этажу коттеджа и, не найдя хозяина ни в гостиной, ни на кухне, поднялась выше. Пропажа нашлась в большой спальне: Гарри уснул прямо в одежде на неразобранной кровати. В приоткрытую дверь балкона, раздувая шторы, врывался соленый ветер. Гермиона закрыла дверь, переложила на тумбочку небрежно брошенные на покрывало очки и, тихонько ступая, спустилась вниз. Неаккуратная куча смятых пергаментов на столе в гостиной привлекла ее взгляд. Разгладив и пробежав глазами несколько, она потянулась за пером…

Утро началось для Гарри с паники. Озарения не случилось, вопрос с речью оставался открытым и требовал немедленного решения. Он бездумно метался по дому, представляя картины своего позора, пока не решил поискать в груде черновиков что-нибудь мало-мальски приличное. Гарри плюхнулся на стул и заметил пергамент, придавленный чернильницей, которого сам он тут точно не оставлял. Знакомым почерком на листе была записана речь, сдержанная, но не сухая, собранная из его собственных мыслей, раскиданных по черновикам, обработанных и приведенных в порядок. Облегчение затопило Гарри, и он в который раз поблагодарил высшие силы за то, что они послали ему Гермиону.

Торжественное открытие башни слилось в сплошную мешанину цвета и звуков. В толпе шептались, мелькали факультетские галстуки, щелкали затворы колдокамер. Гарри хотелось немедленно аппарировать прочь, зарыться в теплый плед и прочитать еще главу-другую «Таинственного острова», который он нашел среди подаренных Гермионой книг. Но директор будто чувствовала его настроение и крепко держала за локоть, пока говорил министр и представители Попечительского совета, а на время собственной речи она передала обязанность караульного Кингсли.

Наконец настала его очередь. Гарри вышел к трибуне и окончательно растерялся. По рядам отчетливо разносилось его имя, кто-то приветственно махал, кто-то скандировал: «Гриффиндор!» Он в панике шарил взглядом по толпе любопытных лиц, пока не наткнулся на серьезные карие глаза. Гермиона кивнула ему и показала большой палец. Стараясь не смотреть ни на кого, кроме нее, Гарри заговорил. Его голос постепенно набирал силу, повествуя о павших, их заслугах, о вкладе представителей каждого факультета в победу, важности дружбы и взаимовыручки, необходимости оставить вражду позади. Гермиона одобрительно улыбалась, кивками отмечая места, где Гарри добавил что-то новое, отойдя от подготовленного текста.

Толпа рукоплескала, директор вытирала слезы клетчатым платком, сверкали вспышки. Дальнейшее Гарри помнил смутно — кто-то тряс его руку, кто-то обнимал, кто-то представлялся, его о чем-то просили, куда-то приглашали… Круговерть звуков прервало прохладное касание — Гарри машинально извинился и последовал за тянущей его рукой.

— Гермиона, спасибо, что спасла меня от них, — начал Гарри, еще толком не рассмотрев, кто же увел его из толпы. Спасительница внезапно остановилась. Закрепленный на стене факел выхватил из темноты насупленное личико, обрамленное волной рыжих волос, и Гарри мысленно застонал — такой оговорке Джинни точно не обрадуется.

— Джинни, прости, как я мог перепутать! Я из-за этой речи сам не свой!

— Ничего страшного, — она скупо улыбнулась. — Пойдем, там все наши ждут тебя.

Они вошли в замок. Гарри судорожно думал, как ему загладить свою оплошность — от Джинни так и веяло холодом. Занятый этими мыслями, он совершенно не замечал, что идет по коридорам, где несколько месяцев назад кипела битва и лилась кровь его друзей. Они зашли в класс, пока еще аккуратный и чистый, застывший в ожидании начала учебного года. Со всех сторон раздались приветственные возгласы. Невилл, Гермиона, Луна, Дин и Симус обступили его, похлопывая по спине и выражая свои восторги речью.

— Я бы опозорился, если бы не Гермиона. Не поверите, еще вчера я носился по дому в ужасе — в голову ничего не шло! А утром на столе лежал готовый вариант! В последнее время мне кажется, что Гермиона — мой добрый ангел!

Джинни с шумом спрыгнула с парты, на которой до этого сидела, и поспешила к выходу из класса со словами «Скоро начнется распределение, не хочу опоздать». Следом за ней, смущенно переглядываясь, потянулись остальные. Гермиона придержала Гарри за локоть и зашипела на ухо:

— Ты ничуть не меняешься! Зачем ты сказал это при Джинни? Она и так переживает, что не была с тобой в трудный момент, еще пара таких высказываний, и она начнет всерьез ревновать!

— Что? Я ничего такого не имел в виду! Ты же все правильно поняла, без всяких там…

Гарри растерянно хлопал глазами — он никогда не постигнет девушек. Почему с Гермионой не нужно думать над каждым словом, а с Джинни или Чжоу приходится?

— Я ошибалась на ваш с Роном счет, эмоциональный диапазон у вас не как у зубочистки, а еще ниже! Ну, что застыл? Беги за ней! Все вам как детям объяснять нужно!

Это был самый скучный пир на его памяти. Гарри, как почетного гостя, усадили за стол преподавателей. К друзьям его не пустили, чтобы не обидеть остальные факультеты. Он оказался зажат между директором и профессором Слизнортом. Первая весь пир высматривала нарушителей и отдавала распоряжения деканам, а второй не умолкал ни на минуту, рассказывая Гарри о будущем пополнении в клубе «Слизней», расспрашивая о планах на жизнь и зазывая на очередное собрание в качестве приглашенной «звезды». Гарри ковырял в тарелке, печально оглядывая зал. Джинни, которую он сумел догнать и немного задобрить, сидела к нему спиной, а Гермиона старалась не смотреть в его сторону лишний раз, чтобы не провоцировать подругу. Зато Луна увлеченно подавала какие-то знаки от стола Рейвенкло, что стало единственным развлечением за весь ужин.

Как только директор объявила конец пира, Гарри торопливо попрощался и, пользуясь всеобщей суматохой, выскользнул из зала. Он набросил мантию-невидимку и затаился. Студенты повалили в коридор — малышня жалась к старостам, студенты постарше шли группками по интересам, перешучивались и делились впечатлениями. Озираясь по сторонам, мимо него прошла Джинни, Невилл под ручку с Ханной направился в сторону хаффлпаффских спален, напевая под нос провальсировала Луна. Наконец в высоких дверях показалась Гермиона. Гарри пристроился рядом, стараясь не толкнуть никого из студентов, тем самым выдав свое присутствие, и шепнул: «Жду тебя у портрета Полной Дамы». Она замерла на секунду, а Гарри уже пробирался кратчайшим путем к башне Гриффиндора.

Ждать пришлось довольно долго — Гермиона задержалась в холле, чтобы гарантированно подойти ко входу в гостиную, когда весь факультет уже будет внутри.

— Гермиона! — Гарри откинул капюшон мантии.

— Гарри, ты такой молодец! Ты прекрасно держался, несмотря на все… — она неопределенным жестом повела рукой, имея в виду, видимо, события мая, из-за которых Гарри не хотел переступать порог школы.

— Не поверишь, я так волновался весь день, что даже не подумал об этом. А ведь я шел по коридору, где погиб Фред, сидел в Большом зале, где все они лежали… Видимо, жизнь и правда берет свое…

— Сегодня многим было тяжело. Те, кто пришел в школу в первый раз после битвы, с трудом сдерживали слезы.

— Я хотел узнать, когда мы теперь увидимся? Я так привык к твоей компании, что с трудом представляю, как проживу один до Рождества. Ты же приедешь ко мне на праздники?

— Конечно, приеду. Или встретимся все в Норе, но мы точно увидимся на каникулах!

— Я могу аппарировать в Хогсмид…

— А ты договорился о встречах с Джинни? Не думаю, что она захочет делить тебя с кем-то еще.

— Джинни… Я совсем забыл, — Гарри задумался на мгновенье, почему он даже не вспомнил о том, что нужно договориться о встрече с Джинни, попрощаться с ней. Эта мысль неприятно кольнула его, но он тут же отогнал ее подальше.

— Послушай, старостой школы назначили однокурсницу Луны, так что у меня нет никаких дополнительных обязанностей. Зато будет возможность иногда отлучаться из Хогвартса. Директор разрешила мне два вечера в неделю проводить вне школы, если я буду в спальне к отбою, и это не повлияет на мои оценки. Ну и выходные в моем полном распоряжении. Так что тебе не придется разрываться между Джинни и мной в выходные.

— Это замечательно! Так когда мне ждать тебя?

— Я дам знать совой, как только составлю расписание на неделю.

**Конец августа**

— Директор, я пришла сказать, что очень благодарна за оказанную мне честь, но не смогу исполнять обязанности старосты школы.

— Мисс Грейнджер, помилуйте, мне казалось, вы об этом мечтали!

— Так и было, профессор.

— И что же изменилось? Гермиона, ведь это весомый плюс к вашему резюме! Старост Хогвартса с удовольствием берут на работу в Министерство. Это замечательный шанс показать свое умение управляться с людьми, продемонстрировать ответственность…

— Я все понимаю. Но у меня уже есть ответственность за одного человека, в связи с чем у меня к вам просьба.

Макгонагалл устало опустилась в кресло. Круглый кабинет, спрятанный за каменной горгульей, уже приобрел неуловимый отпечаток личности нового директора: пропали многочисленные приборы, зато появились колдофото в рамке на столе, статуэтка кошки — строгой и внимательной — на книжной полке и плед в шотландскую клетку, накинутый на спинку директорского кресла.

— Слушаю вас, мисс Грейнджер.

— Я бы хотела отлучаться из школы время от времени. Несколько раз в неделю и, может быть, на выходные.

— Мисс Грейнджер, я все понимаю, но, пока вы моя студентка, я несу за вас ответственность. А вы и мистер Поттер вошли в такой возраст…

— Профессор, мы с Гарри почти год жили в одной палатке. Мы друг другу как брат и сестра. Я понимаю ваше беспокойство, но могу гарантировать, что ничего дурного со мной не произойдет. А вот с ним — может. Без поддержки он снова начнет копаться в себе и винить во всех грехах. Профессор, я с таким трудом вытащила его из депрессии, я не знаю, получится ли это у меня еще раз.

— Что ж, в ваших словах есть смысл. Я верю в ваше благоразумие и поэтому даю разрешение на три отлучки в неделю. Но в будние дни к отбою вы должны быть в башне, и, разумеется, не допустите, чтобы это сказалось на вашей успеваемости.

— Спасибо, большое спасибо!

Гермиона направилась к выходу из кабинета, когда директор добавила:

— Не наделайте глупостей, дорогая.

— Не беспокойтесь, профессор, я знаю, что делаю.

Жизнь на острове потекла размеренно и спокойно. Гарри вставал когда хотел, готовил завтрак, немного занимался садом, работал с деревом, летал, читал подаренные Гермионой книги, экспериментировал на кухне, аппарировал в разные города — то в Лондон, то в Дувр, то в Лидс, гуляя по старинным улочкам, заглядывая в магазины и кондитерские. Особенно нравился ему Кентербери, загадочный, дышащий историей, чьи стены помнили времена охоты на ведьм, а в узких переулках метались тени прошлого. Он мог подолгу сидеть на ухоженном берегу Стаура, завернувшись в согревающие чары и прихлебывая из бумажного стаканчика купленный в кофейне чай с гвоздикой, и просто рассматривать низкие мосты, крошащийся кирпич старых домов и крепостные стены.

Вооруженная учебниками и конспектами Гермиона появлялась по вторникам — у нее был практически свободный день, отведенный для самостоятельной работы. Иногда ей удавалось вырваться на часок-другой и в четверг, если все задания были сделаны заранее и не появлялось срочных дел. Выходные она проводила у Гарри целиком, частенько захватывая с собой Невилла или Луну, которые, как и многие другие повторно проходящие седьмой курс, получили разрешение на отлучки. Гарри обожал эти дни: они были наполнены смехом, теплотой и смыслом. А вот Рона он практически не видел, не видела его и Гермиона. Все свое время тот отдавал обучению на аврора, а редкие свободные часы проводил с семьей.

Джинни бывать у Гарри без сопровождения взрослых запретила миссис Уизли. Покидать школу без ведома родителей она тоже не разрешила, мотивируя это тем, что слишком хорошо помнит себя в подростковом возрасте. Поэтому единственной возможностью видеться для Гарри и Джинни стали прогулки в Хогсмид. Эти встречи сопровождались странным чувством скованности. Они смеялись, вспоминая былые шалости, но смех обрывался, если им доводилось упомянуть имена Фреда, Сириуса, Колина или других погибших. Иногда Джинни не могла сдержать слез, и Гарри, никогда не видевший ее плачущей, решил избегать школьных баек. Рассказы об охоте за крестражами, о жизни после битвы всегда были связаны с Гермионой, но стоило упомянуть ее имя в разговоре, как у Джинни портилось настроение. Она не могла простить себе и, как ни странно, Гермионе того, что не была с Гарри в сложный период после победы и, как она думала, потеряла очки в его глазах. Тема планов на будущее до поры до времени казалась безопасной, но первая же попытка поговорить об этом обернулась провалом.

Гарри и Джинни брели по вившейся вокруг деревни тропинке, держась за руки. Они уже обсудили первую встречу клуба Слизней, шансы Гриффиндора на победу в новом сезоне, Малфоя, которого заставила вернуться в школу мать. Темы закончились, и Гарри полез в сверток из «Сладкого королевства», чтобы сгладить неловкость шуршанием конфетных оберток.

— Рону так нравится учеба в корпусе. Ему приходится тяжело, с его-то любовью к учебе, но он счастлив, — Джинни проводила взглядом три воздушные мармеладки, которые Гарри засунул в рот.

— М-м-м, рад за него.

— Он мечтал об этом курса с четвертого, по-моему. И ты ведь тоже мечтал?

— Мечтал когда-то, — он принялся сосредоточенно жевать очередную порцию мармелада, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать разговор.

— Ну и почему отказался? Стране нужны хорошие авроры взамен погибших, а со славой «Мальчика, который выжил» и твоей любовью к ЗОТИ будет несложно построить хорошую карьеру.

— Джинни, я уже говорил об этом с Гермионой и не хочу снова поднимать эту тему, — в сердцах Гарри швырнул упаковку на землю. — Если тебе так интересно, спроси у нее.

— Ах да, я и забыла, что кроме Гермионы никто не имеет права обсуждать с тобой важные вопросы, даже твоя девушка, — прошипела Джинни.

Она выдернула руку из его ладони и быстро зашагала прочь. Гарри ненавидел эту ее привычку сбегать от разговора. Стоило им немного поспорить, и вот уже вместо ее лица он видел удаляющуюся спину. «Гермиона никогда так остро не реагирует на мою вспыльчивость… Черт, Джинни права, я слишком часто упоминаю Гермиону».

— Постой, Джинни! — Гарри догнал ее и развернул к себе. — Не обижайся, я просто не люблю эту тему.

Она выжидающе смотрела на него, сложив на груди руки. Получить ответ и вместе с ним подтверждение того, что она важна и близка ему ничуть не меньше Гермионы, ей было просто необходимо. Гарри вздохнул и сдался.

— Не хочу больше быть «Мальчиком, который». Хочу быть Гарри. Жить спокойно, для себя. Ни о чем не переживать, не рисковать жизнью, не терять друзей.

— Не понимаю тебя. Война же кончилась, максимум, что может произойти, — небольшая стычка с жуликами в Лютном.

— Давай не будем об этом, я уже все решил.

— И что же ты будешь делать?

— Пока не знаю, — Гарри пожал плечами.

— А говоришь, все решил.

— Гермиона обещала помочь подобрать что-нибудь после ТРИТОНов.

— А, ну если Гермиона обещала, — протянула раздраженно Джинни, опять поворачиваясь к нему спиной. Гарри сжал кулаки и принялся считать до десяти, сдерживая злость.

Кроме ведения неловких и неудобных разговоров во время своих свиданий они целовались. Много, страстно, так, что домой Гарри возвращался с опухшими губами и ошалелым видом, вызывая ироничную улыбку у Гермионы. Поцелуи отлично сглаживали шероховатости их встреч, но позже, когда гормоны давали ему возможность трезво соображать, недовольство возвращалось, и Гарри мог часами думать, что стоило ответить на ту или иную реплику Джинни.

Гермиона взяла на себя функции совести Гарри. В каждый свой визит она устраивала ему неизменную взбучку за наплевательское отношение к занятиям.

— Пойми ты, профессор Макгонагалл поручилась за тебя перед Попечительским советом, профессора готовят для тебя материалы, хотя у них и без этого забот хватает, а ты даже не открывал конспекты!

— Гермиона, остынь! У меня уйма времени до экзаменов, я все успею.

— Остынь? Остынь, говоришь? Нет уж, я не собираюсь краснеть за тебя на ТРИТОНах! Поднимай свою ленивую задницу, марш заниматься!

Неизвестно откуда Гермиона достала новый планировщик домашних заданий, куда вписывала все, что Гарри должен был успеть сделать за неделю. В хозяйской спальне, прилепленный на волшебный скотч, появился распорядок дня. Гермиона выделила время и на занятия, и на полеты, и на работу в саду, и немного на ничегонеделанье. Правда, ей пришлось урезать сон, но семи часов ведь более чем достаточно для отдыха, правда?

— Сюда будешь записывать непонятные вещи, а я постараюсь помочь, когда увидимся, — пальчик Гермионы порхал по страницам планировщика. — Здесь делай пометки, если вдруг станет ясно, что нужно повторить материал за предыдущие курсы, так ты не забудешь, что именно вызвало затруднения. Я оставляю тебе копии всех моих конспектов вот здесь, а тут новые материалы от профессора Флитвика. Приду во вторник, проверю, как ты справляешься.

Гарри взвыл. Он отвык от ранних подъемов и тем более от умственной нагрузки. Но спорить с Гермионой касательно учебы не решался. Пришлось браться за книги. Поначалу мозг скрипел, как несмазанная телега, отказываясь запоминать магические формулы, даты и рецепты зелий. Вскоре Гарри начал проклинать свою лень: стало понятно, что половина нового материала базируется на старом, а, честно говоря, в школе он не сильно утруждал себя учебой. Ему все еще плохо давались невербальные заклинания, только половина трансфигураций получалась так, как задумывалось, а смрадный дым от испорченных зелий, казалось, навсегда пропитал занавески на кухне. Но со временем Гарри втянулся в процесс: каждое новое заклинание, которое получалось создать невербально, вызывало эйфорию, удачные зелья переливались во флаконы, подписывались и занимали место в шкафчике для лекарств, его неожиданно увлекла книга по истории магии, в которой события описывались более красочно, нежели в привычном учебнике. Гермиона старательно помогала с трудными моментами, а совместные вечера они частенько стали проводить на чердаке за чтением. Гермиона устраивалась в кресле, а Гарри садился на пол, опершись спиной о ее ноги. Иногда, увлекшись книгой, Гермиона начинала перебирать пальцами его волосы, а он млел от этой такой уютной ласки, боясь спугнуть момент. Это были мгновения чистого счастья, не омраченного ни спорами с Джинни, ни тревогой за предстоящие экзамены, ни тоской по погибшим.

Наступил октябрь. Погода окончательно испортилась, и Гарри все больше времени проводил под защитой каменных стен коттеджа. По выходным они с Гермионой, пользуясь своими привилегиями, аппарировали в более теплые места Великобритании. Но во второе воскресенье месяца они остались дома. В субботу Гарри виделся с Джинни в Хогсмиде, а вечером на чай заглянули Невилл с Ханной. Разошлись за полночь, так что утром воскресенья куда-то отправляться было лень.

Закутанная в теплый халат Гермиона развлекалась тем, что зачаровала тапочки и заставляла их следовать по пятам за Гарри, который пробовал свои силы в кулинарии — готовил тесто для круассанов.

Внезапно в соседней комнате раздалось громкое шипение, а за ним и знакомый голос:

— Гарри, милый?..

Миссис Уизли выбралась из камина, отряхнула мантию от золы и позвала еще раз:

— Дорогой, ты дома?

Гарри с Гермионой вошли в гостиную.

— Миссис Уизли, что-то случилось? Что-то с Роном? Джинни? — Гарри подлетел к женщине и взволнованно заглянул в лицо. Гермиона подошла молча.

— Нет, Гарри. Все хорошо. Рон где-то на выездных учениях, а Джинни в школе, насколько я знаю. — Гарри с выдохом облегчения опустился на диван. — Я хотела поговорить с тобой о кое-чем… личном.

Гермиона смутилась:

— Я, пожалуй, пойду на кухню и послежу за твоими круассанами, Гарри. Не буду вам мешать.

— Гермиона, постой. Мерлин, я так рада, что ты тоже здесь! Дважды я бы этого разговора не вынесла…

Молодые люди обменялись непонимающими взглядами.

— Миссис Уизли, присядьте. Хотите чего-нибудь? Чай, сок…

— О, дорогой, я бы не отказалась от огневиски, если найдется.

Изумленный Гарри направился к шкафу, где хранился нераспечатанный до сих пор подарок Рона на новоселье. В тот день, когда он в единственный раз видел маму Рона с огневиски в бокале, погиб Грозный Глаз. Значит, разговор будет не из приятных. Все те несколько минут, что понадобились Гарри, чтобы откупорить бутылку и найти стакан, а также призвать бутылочки с соком себе и Гермионе, в комнате стояла напряженная тишина. Гарри мысленно перебирал поводы, которые могли так внезапно привести миссис Уизли в его дом, да и еще в таком взволнованном состоянии, Гермиона же практически сразу поняла, о чем пойдет речь, и теперь прикидывала, чего именно ожидать и как реагировать.

Смущенная компания вертела в руках свои напитки. Тишина становилась невыносимой, и Гарри наконец рискнул заговорить:

— Миссис Уизли, вы меня пугаете…

Молли встрепенулась, залпом осушила свой стакан и заговорила:

— Гарри, Гермиона, вы же знаете, что за эти годы стали для нас с Артуром больше, чем друзьями наших детей. Гарри, милый, ты спас и Джинни, и Рона, и Артура, вся наша семья обязана тебе тем, что мы живы и можем не бояться завтрашнего дня, — женщина всхлипнула. — А ты, Гермиона! Без тебя у мальчиков не было шансов! Ты оберегала их все эти годы, помогала и поддерживала. Вы двое — все равно что родные для меня. И поэтому я хочу дать вам совет, который сама получила в юности, но не последовала ему. Я надеюсь, что все мои страхи надуманные, но если нет… Я не смогу спокойно смотреть, как четверо моих детей будут с каждым годом становиться все несчастнее…

Гарри и Гермиона снова переглянулись и тут же вновь уставились на миссис Уизли, ожидая продолжения.

— Вы наверняка слышали нашу с Артуром историю… Мы поженились против желания родителей. Артуру предлагали пройти обучение на невыразимца. Долгое, утомительное, но оно бы открыло перед ним такие перспективы! А мой отец уже подбирал чистокровного жениха. Меня такое положение вещей не устраивало, я была уверена, что именно Артур — тот человек, который сделает меня счастливой. — Молли, видимо, подумала, что ее фраза прозвучала несколько двусмысленно, покраснела и поспешила внести уточнение: — Нет, не подумайте ничего такого, я правда любила его и сохранила это чувство спустя все эти годы, но, Мерлин, скольких проблем можно было избежать, будь я чуточку рассудительнее! Иногда я смотрю на Джинни и вижу себя в ее возрасте, но меня она слушать не хочет, а я так боюсь, что она наломает дров! В общем, отдаленная перспектива меня не устраивала, и я стала склонять Артура к побегу и тайной свадьбе. Мои братья просили подождать, хорошенько подумать, обещали отсрочить решение о помолвке с кем-то из выбранных отцом кандидатов. Но я не слушала, а Артур, он был так нерешителен! Ему хотелось строить карьеру, чего-то достичь. Конечно, он планировал жениться на мне, но только через несколько лет, когда встанет на ноги. Я же, чего скрывать, привыкла получать все, что захочу, незамедлительно. И тогда случилась та не очень красивая история… Я хорошо разбиралась в зельеварении, и мне не составило труда приготовить легкий любовный напиток. Артур просто не смог остановиться…

Ребятам казалось, что покраснеть сильнее у их гостьи уже не получится, но они были удивлены возможностями лица миссис Уизли. Она шумно сглотнула и вновь заговорила:

— Мне это было на руку, ему же, как честному человеку, просто пришлось жениться. Ни о каком обучении уже не шло и речи, мы узнали, что у нас будет малыш, так что сразу после выпускного Артур согласился на первую попавшуюся работу. Моя семья отвернулась от меня, Артура тоже по головке не погладили. Родители передали нам во владение кусок земли с крохотным домиком — Норой, и, кажется, забыли о нашем существовании. А для нас начались тяжелые годы. Вести хозяйство без опыта и без домовика, растить ребенка, латать дыры в бюджете… Со временем мы хорошо наловчились делать все это, но как же мне было жаль Артура, который потерял возможность реализовать себя! Да, он прикипел ко всем этим магловским штучкам, но, вы видите, это лишь жалкая замена истинному призванию, по-настоящему он так и не разобрался в мире маглов. А дети! Мы не могли позволить им маленькие радости — мороженое у Фортескью, детскую метелку, да, в конце концов, даже новую одежду! Я старалась дарить своей семье столько любви, сколько способно отдавать человеческое сердце, но не знаю, хватило ли ее, чтобы покрыть детские комплексы, пятно на репутации всей семьи.

Миссис Уизли смахнула слезы с ресниц и затихла, справляясь с собой. Гарри и Гермиона молчали, опасаясь потревожить взволнованную женщину. После такой исповеди любые слова, которые они могли придумать в утешение, казались глупыми. Наконец Молли взяла себя в руки. Она твердо посмотрела на ребят:

— Подожди я несколько лет, глядишь, Артур получил бы хорошую должность, и мой отец одобрил бы мой выбор, ну или хотя бы смирился с ним. А так… Моя история должна научить вас одному: не спешите, не бросайтесь в омут с головой! Гарри, Гермиона, поверьте, я буду счастливее всех матерей на свете, если вы оба на законных основаниях войдете в мою семью. Единственное, чего я хочу, чтобы это решение стало взвешенным выбором для вас обоих. Гермиона, детка, ты такая умница! У тебя столько перспектив, а Рон… он добрый мальчик, но будет ли вам о чем говорить через пять лет, через десять? Не станет ли он отмахиваться от твоих рассказов о новых законах и зевать на официальных приемах? Гарри, Джинни влюблена в тебя с тех самых пор, как в первый раз услышала твою историю. И я всерьез переживаю, видит ли она за ней тебя самого, не поймет ли она однажды, что любит придуманный образ?

Впереди у вас целая жизнь, поэтому, пожалуйста, не повторяйте моих ошибок! Пусть у вас будет как можно меньше поводов винить себя в неправильных решениях.

Первой отмерла Гермиона.

— Миссис Уизли, но почему вы считаете, что мы торопимся? У нас… У меня и в мыслях нет ничего такого, тем более в последний раз я видела Рона больше трех недель назад…

— Я не просто так запретила Джинни бывать у Гарри. Ты очень популярен сейчас, и стоит тебе выйти в свет, за тобой начнется охота. Джинни понимает это. Как-то она сказала мне, что на многое готова, лишь бы быть с тобой, дорогой. Я слишком хорошо знаю свою дочь и представляю, чего от нее стоит ожидать. Она может провоцировать тебя, искренне считая, что это пойдет вам на пользу. Ну а Рон… Я наслышана о том, какие нравы царят в аврорском корпусе, а Рон так подвержен чужому влиянию! Боюсь, что он может требовать от тебя… м-м-м… близости, чтобы не чувствовать себя в чем-то хуже однокурсников.

Договорив, миссис Уизли встала и направилась к камину. Она старательно отводила глаза, избегая смотреть на Гарри и Гермиону, — разговор дался ей нелегко. Она зачерпнула из горшочка «Летучего пороха» и, не оборачиваясь, тихо произнесла:

— Вы умные ребята, я уверена, вы все правильно поймете, — а затем бросила порошок в нутро камина и, не прощаясь, исчезла в изумрудных вихрях.

После разговора с миссис Уизли у Гарри в голове будто лампочка зажглась. Джинни и вправду вела себя довольно агрессивно в перерывах между спорами и неловкими беседами. Ее поцелуи обжигали, сминали и выметали способность трезво мыслить, руки бесстыдно изучали его грудь, ягодицы и бедра, а сама она совсем не протестовала против чуть более откровенных, чем следовало, прикосновений. Гормоны восемнадцатилетнего юноши кипели, требуя своего, но навязчивое ощущение неправильности происходящего не давало зайти слишком далеко. А теперь Гарри не покидала липкая мысль, что Джинни пытается манипулировать им.

Между тем приближалось Рождество, которому было суждено оправдать опасения миссис Уизли по поводу ее младшего сына. Рону полагался трехдневный отпуск, поэтому праздник было решено провести в Норе. После Гарри планировал небольшую вечеринку для друзей у себя — он ужасно соскучился по Невиллу и Луне.

Застолье в Норе было, как всегда, многолюдным и шумным. Билл и Флер это Рождество отмечали во Франции с Делакурами, зато из Румынии приехал Чарли. Перси привел с собой Одри, девушку, с которой познакомился в Министерстве. Джордж был молчалив, а вот Рон болтал за двоих, травя байки из аврорского корпуса. Джинни не выпускала Гарри из поля зрения и так и норовила погладить его колено, пользуясь прикрытием скатерти.

Сытые сверх меры и уставшие, гости кое-как разместились на ночлег. Гарри с Роном, как в старые добрые времена, делили одну спальню, так что вечером Гарри стал невольным свидетелем неприятной сцены.

В коридоре за неплотно закрытой дверью раздавались шорохи и приглушенные голоса. Гарри поплотнее закутался в одеяло и начал считать порхающие снитчи в надежде поскорее уснуть, когда его внимание привлекло разъяренное шипение Гермионы.

— Нет, Рон, я же сказала, что не хочу!

— Герми, детка, я так соскучился, не отталкивай меня.

— Рон, убери руки! И не называй меня так!

— Герми или деткой?

— Ни так, ни так!

— Почему ты такая бука? Вон Гарри с Джинни вовсю целуются по углам, а ты мне даже этого не позволишь?

— Гарри с Джинни видятся каждую неделю, а мы с тобой, дай бог, раз в месяц. Они встречаются, а мы так и не поговорили о наших отношениях после того поцелуя!

— О чем говорить, все и так понятно!

— Тебе, может, и понятно, а вот мне нет. Да убери же ты руки! Я не хочу так, неужели я не заслуживаю чуточку уважения? — голос Гермионы зазвенел от обиды.

— Ай! Гермиона, ты чего?

До Гарри донесся звук торопливо удаляющихся шагов, а в комнату, потирая плечо, ввалился Рон. Шумно упав на кровать, он протяжно выдохнул.

— Что-то случилось? — поинтересовался Гарри.

— Не понимаю я Гермиону. Дала мне от ворот поворот. Типа вы встречаетесь, а мы не пойми что. Поговорить ей нужно. А что тут говорить? Все и так понятно, она мне нравится. Я всего-то немного потискаться хотел.

— Потискаться? Рон, Гермиона — не Лаванда, с ней просто потискаться не выйдет. С ней нужно вести себя уважительно…

— Уважительно-уважительно! Заладили одно! Я разве ее не уважаю? У нас на курсе все парни со своими девчонками зажимаются. А некоторые и того… Я всего-то поцеловать ее хотел!

Недовольно бубня, Рон отвернулся к стене. Остатки сна покинули Гарри. Он смотрел в потолок и думал, что совсем не такого отношения заслужила Гермиона за все те годы, что нянчилась с ними двумя. Стать поводом для бахвальства, чтобы ее имя трепали своими языками какие-то мужланы — нет, такого он ей не желал. Гарри пообещал себе присматривать за Гермионой и, в случае чего, дать отпор даже лучшему другу.

Наконец праздники отшумели, и жизнь вновь вошла в привычную колею. Только Гермиона день ото дня становилась все более нервной, отговариваясь приближающимися экзаменами. Они посвящали учебе уйму времени, тем более что погода совсем не располагала к прогулкам. Встречи с Джинни сократились — преподаватели не щадили никого, поэтому выпускному курсу приходилось пропускать прогулки в Хогсмид, чтобы успеть разгрести завалы домашних заданий. Рон окончательно поселился в казармах: у него тоже близились испытания — первый отсев неуспевающих курсантов.

До самых Пасхальных каникул ребята учились не поднимая головы. Краткая передышка в Норе, ознаменовавшаяся очередной ссорой Рона и Гермионы на той же почве, и снова за работу. Обсуждать свои отношения с Роном Гермиона отказывалась — она вообще в последнее время от одного звука его имени впадала в бешенство.

— Кем он себя возомнил? Казановой? Руки распускать он уже взрослый, а как взрослый поговорить — у него кишка тонка!

Редкие попытки вразумить Рона тоже не увенчались успехом.

— Я не понимаю ее! Я же сказал — она мне нравится. Что еще она хочет услышать? Ледышка! Если я ей противен, пусть не придумывает черт-те -что!

В итоге Гарри махнул на этих двоих рукой и сосредоточился на учебе и своей личной жизни. Джинни не сбавляла оборотов, и ему требовалось все самообладание, чтобы не потерять голову. Кроме того, она злилась, что Гермиона часто бывает на маяке, в то время как ей запретили там появляться без сопровождения взрослых. Ни один разговор с Гарри не обходился без того, чтобы он не упомянул Гермиону. Джинни опасалась ее и ревновала.

Стремясь хоть немного сдвинуть Гермиону с пьедестала, Джинни все чаще позволяла себе колкости в ее адрес, выставляя даже самые мелкие оплошности в самом неприглядном свете. Конечно, она не хотела выглядеть злюкой в глазах Гарри, поэтому все гадости маскировала под тревогу за подругу: «Представляешь, вчера Гермиона впервые испортила зелье! Профессор Слагхорн так удивился, и по школе сразу поползли слухи, что она уже не лучшая ученица, вроде кто-то с Рейвенкло показывает более высокие результаты. Я волнуюсь, это так не похоже на нее!» или «Поговаривают, что в Лондоне видели Виктора Крама, и не одного, а с Гермионой! Все уверены, что они крутят роман, но я не верю, она не может так поступить с Роном. Ах, это очень плохо для ее репутации».

Разбирайся Гарри в людях хоть чуточку лучше, он бы понял, что на злые слова Джинни толкает ревность, был бы снисходительнее, успокоил ее и развеял страхи. Но во всем, что касалось тонкостей межличностного общения, Гарри, до одиннадцати лет вообще не имевший друзей, был чудовищно несведущ, поэтому нелепые попытки Джинни выставить Гермиону в невыгодном свете только выводили его из себя. Он вспоминал разговор с миссис Уизли и думал, что, если бы не ее предупреждение, сейчас он мог уже быть женатым мужчиной и, возможно, будущим отцом. Не то чтобы он этого не хотел, но точно не таким образом. И с каждой новой встречей в Гарри росло чувство гадливости: Джинни всегда казалась ему такой искренней и бесхитростной, ее попытки манипулировать им повергали в шок. Свидания теперь скорее тяготили его, нежели приносили радость. Когда из-за навалившихся дел Джинни сокращала или отменяла встречу, Гарри с тоской ощущал облегчение. Он убеждал себя в том, что это временно, что все наладится и однажды вернется та девушка, в которую он влюбился, а вместе с ней и его прежние чувства — щемящая нежность, желание защитить, искреннее восхищение. Но все оставалось по-прежнему.

Время будто сошло с ума. Гарри не успел оглянуться, а на его островке уже хозяйничала поздняя весна, собираясь вот-вот обернуться летом. Прошло празднование годовщины Победы, где Гарри вместе с Роном и Гермионой пришлось присутствовать. До экзаменов оставалось меньше двух недель, и в Хогвартсе начались консультации для старшекурсников. Пропускать их Гарри не позволила Гермиона, и вот он снова сидел за партой рядом со строчащей что-то на огромной скорости подругой. Студенты ежеминутно заглядывали в учебники, выпрашивали друг у друга конспекты — в надежде найти что-то, что упустили на лекциях, интересовались, кто сколько раз уже успел повторить программу и сколько часов выкраивает на сон. На Гарри обращали внимания не больше, чем на любого другого студента, даже Джинни ограничивалась рассеянным поцелуем при встрече.

Наконец наступила экзаменационная неделя. Гарри отчаянно нервничал, и только вид неестественно бледной Гермионы отрезвлял его — хоть кто-то должен сохранять спокойствие! Трансфигурация прошла лучше, чем Гарри рассчитывал, с ЗОТИ не возникло никаких проблем, тем более что в итоге экзамен для него свелся к рассказу о битве с Волдемортом. Свое экзаменационное зелье Гарри оценил бы как удовлетворительное, на экзамене по Чарам ему лишь однажды не сразу удалось невербальное заклинание. В целом Гарри был доволен, Гермиона сдержанно описала свои экзамены словом «нормально», Джинни опасалась за Трансфигурацию, Невилл — за Зелья, а Луна демонстративно отгоняла от друзей мозгошмыгов. Результаты обещали объявить уже вечером, на торжественном выпускном балу.

Гарри на бал, естественно, пригласил Джинни. С гораздо большим удовольствием он бы отметил получение диплома у себя на острове в компании близких друзей, но Гермиона убедила его в том, что такого фортеля Джинни ему точно не простит. Рон вырваться на бал не смог, так что Гермиона позвала Джорджа, в надежде, что к нему-то Рон, отношения с которым и так не ладились, не приревнует, тем более собственного выпускного у Джорджа не было.

За полчаса до семи вестибюль перед Большим залом начал наполняться взволнованными юношами. Они бросали нетерпеливые взгляды на лестницу, ожидая своих спутниц. Гарри облачился в винного цвета мантию, непривычно серьезный Джордж поджидал Гермиону в стильном темном костюме из кожи дракона, сильно отросшие волосы прикрывали изуродованное ухо. Ожидание было недолгим. Гермиона спустилась одной из первых, осторожно шагая по лестнице, стараясь не наступить на подол длинного темно-синего платья. Ткань мерцала в свете факелов, будто припорошенная серебряной пылью, легкий газовый шарф обнимал хрупкие белые плечи. Гарри вспомнился бал на четвертом курсе — тогда Гермиона выглядела прекрасно, но сейчас она была просто восхитительна. Грациозная, утонченная, с открывающей тонкую шею аккуратной высокой прической и легким макияжем, в этот вечер она дала бы фору большинству выпускниц.

Джордж присвистнул и подлетел к подножию лестницы, предлагая помощь даме. Гермиона с облегчением оперлась на его локоть:

— Ох уж эти каблуки! Настоящая пытка!

— Миледи, я готов носить вас на руках весь вечер! Так что можете смело выбрасывать свои туфельки, — Джордж сотворил белую розу и аккуратно воткнул ее в прическу Гермионе.

— Джордж, какой ты милый! А Джинни еще не спустилась?

— Вот она, кажется.

Вокруг понеслись шепотки. Гарри совершенно точно уловил что-то вроде «Поттер везунчик», «эта Уизли та еще штучка», «и все это она прятала под мантией?». Гарри скривился: не очень-то приятно слышать подобные комментарии о своей девушке, как бы сложны ваши отношения ни были. Он взглянул на лестницу и понял, что вызвало такую реакцию. Джинни для выпускного бала выбрала облегающее, как перчатка, изумрудно-зеленое платье, длинное, но довольно открытое сверху и практически не оставляющее места фантазии. Волосы она скрепила сзади так, что рыжая грива при каждом движении буквально облизывала ее обнаженную спину.

— Ого, да сестренка выросла! Мои бедные глаза, — пробормотал Джордж, спеша увести Гермиону в зал.

— Эм-м-м, потрясающе выглядишь!

— Я старалась для тебя, — Джинни обвила его шею руками и прильнула в поцелуе.

В нос Гарри ударили духи, слишком сладкие, слишком много. На губах остался ванильный вкус помады, а в душе проснулось чувство гадливости. Он невольно сравнивал Джинни с Гермионой. Одетая гораздо скромнее, Гермиона не выглядела от этого менее красивой, наоборот, она вызывала желание любоваться, рассматривать детали ее туалета. От нее еле уловимо пахло жасмином, щеки мило зарумянились. И восхищенных взглядов, адресованных ей, было ничуть не меньше, чем заслужила Джинни. «И никаких скабрезных комментариев», — отметил Гарри. Джинни повисла на его локте, оживленно болтая, а он в который уже раз с тоской думал о том, как же все так резко поменялось и что он вообще делает тут с этой незнакомой девушкой.

Выпускной бал напомнил Гарри Святочный. Те же маленькие столики, сцена с музыкальной группой, возбужденные молодые лица. Только оформление и отличалось: вместо зимней сказки в зале царила южная ночь. По стенам, цепляясь за выступы каменной кладки, вились увенчанные пышными цветами экзотические лозы, среди их глянцевитых листьев таинственно мерцали светлячки, а в перерывах между песнями раздавалось стрекотанье цикад.

Директор Макгонагалл хлопнула в ладоши, объявляя начало официальной части. Один за другим выпускники поднимались на сцену, где принимали из рук деканов дипломы. О каждом были сказаны теплые слова, даже те, кто так или иначе был связан с Пожирателями, удостоились вежливых хлопков и нескольких приятных реплик: война осталась в прошлом, баррикады разрушены. В честь Гермионы, получившей "превосходно" по всем предметам, Макгонагалл произнесла целую речь, отмечая ее трудолюбие, честность и принципиальность, недюжинный ум и заслуги в войне. Гарри разбавил свои "П" удовлетворительной оценкой по Зельям и "Выше ожидаемого" по Трансфигурации и Чарам. Ему рукоплескал весь зал, а Джинни даже выкрикнула: «Это мой парень», вызвав улюлюканье толпы и раздражение Гарри.

Потом наступило время танцев. И с Гарри, и с Гермионой хотели танцевать практически все, но их спутники были настороже. Гермиона не возражала, компания Джорджа ее вполне устраивала, а вот Гарри мечтал хоть ненадолго вырваться из душных объятий своей спутницы. Ему удалось повальсировать с директором и поболтать немного с Луной, но все остальное время Джинни не оставляла Гарри одного. Ему хотелось на воздух, немного сбить тяжелый запах духов, въевшийся, казалось, не только в ткань мантии, но и под кожу, а заодно подумать, почему сегодня рядом с Джинни он чувствует себя так паршиво и что с этим делать. И вскоре возможность представилась.

Стоило Джорджу отойти за пуншем, как к Гермионе подошел кто-то из слизеринцев, которые учились на год младше, а после победы объединились с пожелавшими повторить седьмой курс студентами.

— Позволите пригласить вас на танец? — молодой человек галантно поклонился и протянул руку, слегка изогнув губы в улыбке.

Парень выглядел очаровательно в парадной мантии жемчужно-серого цвета, красивый, гармонично сложенный. Гермионе на миг захотелось согласиться, немного пофлиртовать, насладиться вечером и беззаботным весельем. Но мысль о реакции Рона моментально отогнала любые сомнения.

— Простите, я не думаю, что…

— А, понимаю, — слизеринец выпрямился и окинул ее лукавым взором, — юная леди бережет себя и свою репутацию для Рональда Уизли. Даже пришла на бал в сопровождении или, вернее будет сказать, под конвоем его старшего брата. Похвальная верность! Жаль, что ваш избранник не следует вашему примеру.

Он развернулся, чтобы уйти, но Гермиона в ярости ухватила его за рукав и с силой притянула обратно.

— О чем это вы говорите?

— Ни о чем конкретном, милая леди. Просто слышал, что ваш друг много времени проводит в кафе Фортескью. Конечно, мороженое там отменное, а теперь, когда хозяин вернулся из вынужденного путешествия, в меню появились аппетитные новинки. Любовь мистера Уизли к хорошей кухне хорошо известна. Так что новая официантка, мисс Стоун, здесь наверняка ни при чем.

Ладонь Гермионы разжалась, и дорогая ткань, даже не измявшись, скользнула между ее пальцев. Победно ухмыляясь, слизеринец скрылся в толпе, а Гермиона побрела куда-то, совсем не разбирая дороги. Гарри проводил ее встревоженным взглядом и принялся прокладывать дорогу среди всеобщего веселья, чтобы догнать, хотя Джинни и пыталась удержать его за руку.

Гермиона не замечала ровным счетом ничего. В ее голове лихорадочно метались мысли. Конечно, отношения с Роном давно трещат по швам, да и были ли эти отношения? Виделись они настолько редко, что порой Гермиона забывала, насколько много у него веснушек, например, или как пахнут его волосы. Его учеба и ее подготовка к экзаменам не давали им возможностей для частных свиданий. Да еще и этот «физический» вопрос все усложнял. Но, несмотря на все сложности, на раздражение и обиду, Гермиона не привыкла так просто сдаваться. Чувствовал ли Рон нечто похожее, или он уже похоронил идею об их совместном будущем и, забыв предупредить ее, решил двигаться дальше? Конечно, они ничего толком не обещали друг другу. Никаких громких заявлений про любовь, только робкое «ты мне нравишься» да попытки Рона потискать ее при случае. Это ведь не считается за обещание? Тогда почему она чувствует себя преданной, будто Рон снова бросил ее в палатке наедине с неизвестностью, почему так тошно от мысли, что он любезничает с кем-то, может быть, даже целует или…

Гермиона прижала кулаки к вискам и шумно вдохнула. С удивлением она обнаружила себя у самой ограды Хогвартса. Подол платья запачкался глиной, размокшей после утреннего дождя, в туфлях хлюпала жидкая грязь. Со стороны замка раздавались голоса — ее кто-то звал. Откликаться Гермионе не хотелось, на глаза наворачивались слезы, и к горлу подступил горький ком, казалось, что стоит ей открыть рот, и слезы будет уже не удержать. Молчание не помогло — как только обеспокоенные Гарри и Джордж приблизились, она разрыдалась. Безбожно портя мантию Гарри, захлебываясь словами, Гермиона кое-как объяснила причину своего состояния. Гарри удрученно молчал, поглаживая ее волосы, Джордж ходил кругами.

— Послушай, я знаю, как все это выглядит, но ты не думала, что этот парень наврал? Просто хотел выбить тебя из колеи? Испортить вечер? Доказательств же нет, мы даже не знаем, существует ли эта мисс Стоун, — Гарри первым нарушил молчание.

— Существует, я ее видел, — отозвался Джордж. — Хорошенькая. Нет, Рон, конечно, порядочная задница, но не в том, что касается Гермионы. Да он вообще не затыкается, все время говорит о тебе!

— Правда? — Гермиона оторвала заплаканное лицо от мантии Гарри.

— Правда! Гермиона — то, Гермиона — это! Даже если он и правда так часто ходит к Фортескью, то скорее ради его новых сэндвичей с немецкими колбасками, а не выдающихся прелестей мисс Стоун.

— Выдающихся?

— Гермиона, я уверен, там нет ничего серьезного. Не принимай решений сгоряча, тем более опираясь на слова слизеринца, — Джордж ободряюще улыбнулся.

— Ты прав, наверное. Но если все это не выдумки, одними птичками Рон не отделается!

— И я обязательно помогу тебе хорошенько его проклясть!

На утро после бала сонные выпускники лениво бродили по башне, собирая последние вещи и вяло переговариваясь. Специальный рейс Хогвартс-экспресса отбывал со станции Хогсмид в 11:30. По традиции Хагрид переправит выпускников через Черное озеро на лодках. На взгляд Гермионы, это было очень символично: уйти так же, как пришли, глядя в будущее.

Верная своим привычкам, она уже давно была готова к отъезду. События вчерашнего вечера не шли у нее из головы, хотя она и отмахивалась от них, как от докучливой мухи. Сейчас перед ней стояла проблема куда более важная, чем наветы наглого слизеринца и ее зыбкие отношения с Роном.

Ровно в девять утра она постучала в дверь кабинета директора. Шепотом Гермиона проговаривала подготовленные доводы, которые должны были убедить Макгонагалл согласиться на ее просьбу. Профессор выглядела уставшей. Она не покидала вечеринку до тех пор, пока все выпускники не разошлись по спальням, а было это в пятом часу утра. При появлении Гермионы директор слегка улыбнулась и указала рукой на строгое кресло зеленой обивки, которое сменило ситцевые недоразумения профессора Дамблдора. Гермиона присела и, теряя последние крохи решимости, выпалила:

— Профессор, простите за ранний визит, но мне необходимо с вами поговорить. Я подумала… Не нужен ли вам преподаватель на следующий год? Я могла бы вести любую дисциплину, на которую еще не найден учитель. Магловедение так и не возобновили… А я выросла среди маглов и могла бы… по крайней мере для младших курсов, если вы разрешите. Или стать лаборантом у профессора Слизнорта, или помогать мадам Пинс…

— Мисс Грейнджер, Гермиона, подождите, — профессор устало потерла виски. — Я правильно понимаю, что вы хотите остаться в школе преподавать?

— Я хочу остаться в школе и работать на любой должности, которую вы не побоитесь мне доверить.

— Дорогая, зачем вам это? Перед вами открываются прекрасные перспективы, я сама слышала от министра, что вам помогут попасть на работу в любой департамент Министерства, который вы выберете. Так зачем вам преподавание в школе, где, скажу честно, работа нервная и не всегда приносящая удовлетворение?

— Профессор, я все понимаю, но я хочу остаться здесь, по крайней мере на год, а может и больше, — Гермиона мучительно пыталась придумать, чем оправдать свое желание, — пока не определюсь, в какой области принесу максимум пользы. А пока я бы помогала воспитывать детей в духе любви к знаниям…

— Я ценю ваши благородные порывы, но вынуждена отказать. Видите ли, существует правило, по которому преподавать в Хогвартсе не может человек моложе тридцати лет. Это помогает избегать двусмысленных ситуаций между профессорами и студентами, — Макгонагалл выразительно посмотрела на Гермиону. — На моей памяти правило нарушалось лишь единожды — директором Дамблдором, когда в 1981-ом году на должность профессора зельеварения и декана факультета Слизерин был назначен Северус Снейп. Это назначение тяжело далось Альбусу, ведь практически весь попечительский совет высказался против. Я считала тогда, и думаю так же сейчас, что, несмотря на все скрытые мотивы директора, это решение приняли зря. Профессор Снейп на тот момент был слишком молод и горяч... прости, Северус, — она бросила взгляд на портрет, на котором директор Снейп кривил губы в ухмылке, — и не мог спокойно реагировать на детей и их… особенности познания.

— Полное отсутствие интереса к познанию, вы хотели сказать, Минерва? — раздалось с портрета.

Макгонагалл вздохнула:

— В результате получилось то, что вы могли наблюдать на уроках зельеварения в течение пяти лет.

— Директор, но я — не профессор Снейп. Я более терпелива и терпима, мне доводилось помогать первокурсникам все годы учебы, да и не только им, я знаю, чего ожидать!

— Дорогая Гермиона, — директор подошла к своей бывшей ученице и положила руку ей на плечо, — не сомневаюсь, что из вас вышел бы прекрасный преподаватель. Но поймите, я не могу похвастаться тем влиянием, которым в свое время обладал профессор Дамблдор. Я просто не сумею убедить совет. Да и не вижу необходимости. Перед вами открыты пути куда более увлекательные, чем стезя преподавателя в Хогвартсе. А вот если вы не передумаете лет через десять, буду счастлива назвать вас коллегой.

Гермиона поняла: надежда остаться в школе рассыпалась в прах. Она подавила подступающие слезы и встала.

— Спасибо, что выслушали, директор. И спасибо вам за то, что были таким замечательным учителем.

— Дорогая, — профессор улыбнулась и обняла Гермиону, — для меня было честью учить вас!

В оставшееся до отбытия из замка время Гермиона лихорадочно пыталась придумать, что же ей делать дальше. Но стоящие мысли не приходили, в голове металась паника. Неужели и правда придется идти к Кингсли на поклон, чтобы выбить более денежную должность, да еще и просить приличный аванс?

Гермиона машинально шла к причалу, односложно отвечая на вопросы Гарри, который переночевал в замке и собирался совершить традиционную поездку вместе с однокурсниками. Она не заметила даже, что Джинни, обиженная за исчезновение Гарри на балу, не попыталась оттеснить ее и сесть с ним в одну лодку. С мертвой улыбкой Гермиона смотрела на удаляющиеся башни Хогвартса, на ускользнувший шанс выйти из создавшегося положения с честью и не покалеченной гордостью.

Она не проронила ни слова за всю дорогу в экспрессе. Ее нисколько не тревожило то, что это ее последний путь от Хогвартса до Лондона — светлая грусть от прощания со школой, которой предавались соседи по купе, была вытеснена мыслями о будущем, которое наступит, как только Гермиона выйдет на перрон.

Гарри наблюдал за ней с того самого момента, как она вернулась от директора. Гермиона говорила, что хочет попробовать устроиться преподавателем на год-два, пока не поймет, чего хочет от жизни. Директор отказала, как он и предполагал, но Гарри не мог и вообразить, что это так выбьет Гермиону из колеи. Сама не своя, она молчала и только выкручивала пальцы — верный признак нешуточного волнения.

Поезд замедлил ход, и выпускники шумной толпой — и не скажешь, что взрослые люди — повалили из купе в коридоры, на ходу прощаясь и договариваясь о встречах уже в новой, взрослой жизни. Не взглянув на Гарри, поезд покинула Джинни. Гермиона все медлила, раз за разом перекладывая содержимое сумочки, проверяя, на месте ли палочка и не сбежал ли из корзинки забранный от родителей Живоглот. Гарри ждал в дверях купе, а она будто и не замечала его присутствия. Наконец состав совсем опустел, но Гермиона все еще сидела у окна, нервно покусывая губы.

— Гермиона?

— Гарри, — девушка подпрыгнула на сидении. — Давно ты здесь?

— Вообще-то с тех самых пор, как мы вышли из Хогвартса. Мы с тобой вместе пересекли озеро, помнишь? Забавно, мы еле поместились в лодке, а на первом курсе нас там было трое или четверо…

— Да, забавно...

— Собираешься выходить? О чем ты так напряженно думаешь?

Гермиона влажными глазами поглядела на друга:

— Если честно, прикидываю, изменит ли свое решение Макгонагалл, если я вернусь и буду умолять ее, — она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Что случилось? Зачем тебе понадобилось возвращаться в Хогвартс? — Гарри опустился перед ней на колени, отводя ее руки.

— Затем, что мне некуда вернуться! Представляешь, лучшая выпускница Хогвартса за последние пятьдесят лет — бездомная без гроша в кармане!

— Что ты такое говоришь? А как же твои родители? — Гарри был потрясен. Конечно, она сильно нервничала в последнее время, но Гарри списывал это на предэкзаменационный мандраж и не предполагал, что у нее могут быть такие проблемы.

— Я соврала! Я не смогла вернуть им память! Они меня не по-о-омнят, — Гермиона зашлась в рыданиях, вырывая руки из хватки друга и пытаясь снова спрятать покрасневшее лицо.

— Ты же ездила в Австралию, ты говорила, у них все в порядке… — Гарри ощущал странную пустоту в голове — прошел целый год с той поездки, а Гермиона ни словом, ни жестом не выдала реального положения вещей.

— Да, у них все в порядке — прекрасный дом и уже родился малыш, их новая клиника процветает. Но о моем существовании они не подозревают!

— Зачем ты солгала мне, Гермиона?

— У тебя и своих проблем хватало, я не хотела, чтобы ты переживал еще и из-за меня… — усилием воли она уняла рыдания и теперь только тихонько всхлипывала.

Оглушенный новостями, Гарри переместился с колен на скамью рядом с ней.

— Постой, а Рон в курсе?

Гермиона помотала головой.

— Нет, я сказала ему то же, что и тебе по возвращении. А в подробности он не вдавался.

— А дом родителей? У них же был дом в Кроули?

— Они продали его, когда я внушила им мысль о переезде в Австралию. А поскольку по всем документам у них не было детей — я и об этом позаботилась, — из этих денег мне ничего не причитается.

— А твои наградные? Та тысяча галеонов, что прилагалась к ордену Мерлина?

— Я потратила в Австралии практически все — нанимала специалистов самого высокого класса, надеясь, что они снимут мое заклинание. Но все они лишь развели руками, мол, изменение памяти проделано настольно точно, что отменить его уже не получится. Отлично выполненные чары — слабое утешение для меня…

— Поэтому ты хотела преподавать? Чтобы было где жить и ты смогла бы скопить денег?

Гермиона кивнула.

— Таков был план. Собрать сумму, достаточную, чтобы снять приличное жилье, и уйти из Хогвартса. Я собиралась устроиться в Министерство без протекции Кингсли — мне претит мысль добиваться чего-то с помощью связей. Как представлю эти шепотки за спиной — бр-р-р! Но теперь, видимо, придется все же просить министра о помощи. И нужно решить вопрос с жильем… Гарри, мне стыдно просить, но, может, ты дашь мне в долг некоторую сумму?

Он проигнорировал вопрос, продолжая выяснять интересующие моменты:

— Ну а теперь ты собираешься сказать Рону правду?

— Ох, Гарри, я расскажу ему, когда все устроится.

— Почему не сейчас?

— У нас и так все запутанно, если я скажу ему, в какое положение попала, он предложит пожить у них, а на отказ обидится. Но с такими отношениями жизнь под одной крышей станет пыткой. Не хочу своим присутствием принуждать его к чему-то, да и сама буду чувствовать себя обязанной, если соглашусь, мне просто негде будет скрыться, — Гермиона балансировала на грани новой истерики.

— Все понятно, — Гарри решительно поднялся и протянул ей руку. — Пойдем.

— Куда?

— Как куда? На маяк, конечно. Поживешь у меня.

— Я не уверена, что это удобно… — она в сомнении закусила губу.

— А унижаться перед Кингсли или Макгонагалл удобно? Не глупи, Гермиона! Ты не оставила меня перед лицом смертельной опасности, из-за меня ты потеряла родителей. Неужели я брошу тебя теперь? Помочь — моя обязанность.

— Сколько раз говорить тебе, ты ни в чем не виноват, это был мой вы…

Гарри прервал ее:

— Ты идешь или нет? Я, конечно, могу помочь со съемом жилья, но не хочу оставлять тебя одну, — он настойчиво протягивал руку. Гермиона нерешительно посмотрела на него, а затем улыбнулась — ей на самом деле было необходимо, чтобы за нее приняли это решение. Она покрепче сжала бисерную сумочку, в которую вместо сундука сложила все свои вещи, и ухватилась за ладонь Гарри.

— Мне казалось, это я спасаю тебя от последствий войны, а мы уже успели поменяться ролями…

— Мы не переставали спасать друг друга с того Хэллоуина на первом курсе. И никогда не перестанем, я надеюсь.

— Во мне можешь быть уверен!

Гермиона окончательно заняла маленькую спальню на втором этаже у самой лестницы, ведущей в мансарду, где всегда ночевала, когда оставалась у Гарри. Она шутила, что выбрала эту крошечную комнату потому, что в импровизированную библиотеку оттуда можно попасть даже с закрытыми глазами. Гарри пытался окружить ее заботой и ужасно мешался под ногами. Они оба чувствовали легкую неловкость — одно дело периодически ночевать в одном доме, и совсем другое — жить вместе постоянно.

О переезде Гермионы пока что никто не знал. Джинни все еще обижалась за бал, а Гарри малодушно радовался передышке и не спешил с ней мириться. Рон готовился к экзаменам за первый курс аврорского училища, остальные их друзья были заняты устройством на работу или уехали на отдых. Эти несколько дней спокойствия пришлись очень кстати и дали Гарри и Гермионе слегка пообвыкнуть.

Не теряя времени даром, Гермиона начала посещать собеседования в Министерстве. Ее были готовы взять практически в любой отдел, но среди множества вариантов она, как и планировала, выбрала работу с магическими существами.

— Начну с самого низа, у меня что-то вроде испытательного срока, — рассказывала Гермиона, сервируя стол к ужину. — Но я уже сейчас начну готовить служебные записки с идеями, как улучшить взаимодействие с гоблинами и вампирами. Есть мысли насчет кентавров, но их, пожалуй, стоит обдумать получше.

В половине восьмого утра Гермиона уже выходила из камина в атриуме Министерства, домой возвращалась не раньше семи. Обедала она на работе, так что весь день Гарри был предоставлен самому себе. Он изучал брошюры для выпускников, раздумывая, что подошло бы ему в качестве профессии. Душа ни к чему не лежала, поэтому спустя полчаса-час бесполезных поисков Гарри бросал это занятие и принимался стругать очередную деревяшку. В один из таких дней появилась Джинни.

— Гарри, я пришла попрощаться.

— Ты уезжаешь?

— Да, меня пригласили на отборочные во второй состав Холихедских гарпий. Я проведу там не меньше двух недель, а если пройду отсев, то сразу же отправлюсь с командой на тренировочную базу. Я не хочу уезжать, зная, что мы в ссоре.

— Я не ссорился с тобой, Джин.

Джинни опустила глаза, так, что тень от длинных ресниц упала на ее зардевшиеся щеки, и сделала несколько шагов к нему.

— Да, я виновата — вышла из себя. Мне так хотелось, чтобы тот вечер стал для нас особенным, — она глянула в его сторону и быстро облизала губы, от чего у Гарри по спине побежали мурашки.

— Ладно, давай просто забудем об этом.

— Значит, мир? — Джинни придвинулась к нему еще немного ближе. Гарри вдруг заметил, как плотно облегает ее фигуру белая футболка.

— Мир. А почему ты здесь? Миссис Уизли запретила тебе…

— Ах, Гарри, я уже окончила школу, и мама больше не может мне что-нибудь запрещать.

Джинни подошла вплотную, так, что он отчетливо ощутил все тот же, что и на выпускном балу, тяжелый запах духов и одуряющее тепло ее тела.

— Чем это от тебя пахнет? — Гарри лихорадочно искал тему, способную разрядить резко накалившуюся обстановку.

— Ты заметил? — мурлыкнула она. — Духи называются «Искушение», купила не так давно. Продавец сказал, это очень взрослый аромат…

Ее пальцы пробежали по груди Гарри вверх, к плечам. Она шепнула ему в самое ухо, вызвав очередной каскад мурашек:

— Я буду очень скучать по тебе на сборах… Давай проведем этот день так, чтобы было что вспоминать в разлуке...

Джинни прикоснулась губами к мочке его уха. «Я пропал», — подумал Гарри. И вдруг вязкую тишину вспорол шум камина — в гостиной появилась Гермиона.

— Гарри, я тут принесла тебе… — Джинни! Ты здесь? Как я рада тебя видеть!

— А уж я как рада, — процедила та. — Ладно, Гарри. Пожелай мне удачи на отборочных. Закончим, когда вернусь…

Она провела рукой по его щеке, сухо кивнула Гермионе и шагнула в камин.

— Джинни, похоже, не очень обрадовалась моему приходу?

— Она нет, а вот я — очень даже. Она была настроена крайне решительно, — Гарри призвал стакан и наполнил его ледяной водой из палочки.

— Это так забавно. Неужели бывают парни, которые не хотят… этого? — Гермиона покраснела.

— Что значит, не хотят? Хотят, еще как! Но не таким же образом! Она не искренна, манипулирует мной с одной ей ведомыми целями. Мне это не нравится, хватит! Хочу принимать решения с открытыми глазами, а не по чьей-то указке.

— Не кипятись, я все понимаю. Что будешь делать?

— Надеяться, что Джинни пройдет отборочные и уедет с «Гарпиями» на сборы.

— Может, лучше поговорить с ней?

— Кто-то зрелый и уверенный в себе поступил бы именно так, — хмыкнул Гарри, вновь наполняя стакан.

— Ни к чему хорошему это не приведет. Будь честен, может, тогда у вас все наладится? — Гермиона потрепала его по волосам.

— Что я ей скажу? «Джин, я не хочу торопиться, потому что вообще сомневаюсь, что нам стоит продолжать отношения»?

— Все настолько серьезно?

— По-моему, да. Во всяком случае, в последнее время она меня только раздражает, — Гарри со стоном потер лицо. — Я не знаю, что делать. Когда мы с Джинни расстались в конце шестого курса, Рон был готов убить меня. Думаешь, наша дружба выдержит это еще раз? Да и остальные Уизли, я не хочу их разочаровывать…

— Рону пора принять тот факт, что не все бывает так, как он хочет. Если ты дорог ему, а я не сомневаюсь в этом, он поймет. И остальные тоже.

В доме на острове всегда было довольно тихо. Нет, конечно, здесь не царила мертвая тишина: из сада то и дело доносился счастливый лай глуповатой, но очень дружелюбной шишуги Вика, с переездом Гермионы застучали по полу коготки Живоглота, шкворчание или бульканье периодически неслось с кухни, по вечерам раздавался смех, и постоянным фоном к этой мелодии уюта служило приглушенное ворчание волн. А вот хаотичное хлопанье дверок кухонных шкафчиков и тихий матерок были для этого места звуками чуждыми.

Гарри быстро спустился на первый этаж, даже не озаботившись необходимостью одеться. В одних пижамных штанах он крался к кухне, сжимая палочку в кулаке. Конечно, это не мог быть никто враждебно настроенный. Его новое место жительства было известно только самым близким друзьям, но, как говорил покойный Грозный Глаз: «Постоянная бдительность!»

— Мерлиновы кальсоны, неужели во всем доме нет ни капли выпивки?

Гарри выдохнул. Это всего лишь Рон. Хотя то, что он ищет алкоголь в чужом доме в начале девятого в субботу — не самый хороший знак. Гарри засунул палочку за резинку штанов:

— Что тут происходит?

Рон стоял на коленях и лихорадочно опустошал кухонные шкафы. На полу вокруг него уже скопилось изрядное количество консервов, сухих завтраков и упаковок с крупами. Вопрос застал Рона врасплох: он резко поднял голову и страдальчески улыбнулся.

— Гарри, у тебя нет хотя бы сливочного пива?

— Акцио, сливочное пиво, — дверцы верхнего углового шкафчика распахнулись, и в раскрытую ладонь Гарри спланировала бутылка.

— Акцио. Точно, — Рон выхватил пиво из его руки, сорвал пробку и припал к горлышку.

Гарри наблюдал, как двигается кадык друга, отправляя напиток вниз по пищеводу, и раздражение охватывало его с каждой секундой все сильней. Они не виделись бог знает сколько времени, Гарри забыл, когда в последний раз получал сову от Рона, тот не пришел даже на выпускной, а теперь бесцеремонно вламывается в его дом в поисках алкоголя!

— Спасибо, дружище. Мне это было просто необходимо. Антипохмельного все еще не изобрели, так что приходится справляться старыми методами, — Рон икнул, вызвав очередную волну гнева у Гарри.

— Чем обязан столь неожиданному визиту? — он не понимал, почему так сильно злился, но успокоиться не мог.

— Я вчера малость перебрал, — медленно переставляя ноги, избегая резких движений, Рон вошел в гостиную и тяжело опустился на диван. — Не хотел в таком виде возвращаться домой, ты же знаешь маму, пилила бы меня весь день.

Гарри только набрал в легкие воздуха, чтобы выдать обвинительную речь в стиле Гермионы о вреде пьянства и недопустимости неуважительного отношения к родителям, как раздался скрип лестницы. Гермиона, видимо разбуженная шумом, осторожно спускалась по лестнице, по пятам за ней, подергивая хвостом, крался Живоглот.

Она вышла в том же, в чем спала — коротких шортиках и топе на тонких бретелях, на ее плечи был накинут халат, но, торопясь найти источник шума, она забыла его завязать. Лицо Рона вытянулось, в его глазах застыл невысказанный вопрос.

— Рон? Как… Что ты тут делаешь? — Гермиона остановилась так резко, будто налетела на стену.

— Это я хотел бы знать, что ты тут делаешь?

Предчувствие беды ядовитым туманом повисло в воздухе.

— Я тут живу, — пробормотала Гермиона, судорожно пытаясь отыскать поясок халата в складках мягкой ткани.

— Мне казалось, у Гарри уже все в порядке и ему больше не требуется… нянька.

— Нянька? Мне никогда не нужна была нянька, — возмутился Гарри, но на него никто не обратил внимания — Рон и Гермиона сверлили друг друга яростными взглядами. Вокруг них будто потрескивали искры напряжения, и Гарри счел лучшим решением забиться в угол дивана и до поры до времени затаиться.

— У Гарри все хорошо, а вот у меня возникли проблемы со съемом жилья, и он разрешил мне пожить здесь, пока все не наладится.

— Почему ты не попросила помощи у меня?

— Мне показалось, это будет неудобно, — Гермиона сложила руки на груди и упрямо подняла подбородок.

— А жить с другим парнем удобно? — Рон подскочил с дивана и подлетел к ней.

— Я жила здесь практически половину прошлого года, и тебя это не беспокоило!

— А вот теперь беспокоит! Собирай вещи, немедленно! — лицо Рона пошло некрасивыми красными пятнами, глаза помутнели, а руки мелко тряслись.

— Что? — Гермиона задохнулась от возмущения. — Ты не смеешь мне приказывать!

— Еще как смею, я — твой парень, и я не допущу, чтобы ты жила с другим, пусть даже с Гарри.

— Ах вот как, что-то ты не думал об этом, когда бросал нас двоих в палатке!

Гарри сморщился — это был удар ниже пояса.

— Как мило с твоей стороны напомнить мне об этом! — Рон изобразил шутовской поклон. — Еще раз повторяю, собирайся, поговорим в Норе.

— Нет, Рон! Я не пойду в Нору!

— Почему? Не хочешь принимать помощь от меня?

— Да нет же, ты все неправильно понимаешь!

— Куда уж мне, недалекому! Может, объяснишь? — прошипел Рон, хватая Гермиону за отвороты халата и притягивая к себе так близко, что их лбы практически соприкоснулись.

— Это все усложнит! Мы и так постоянно ругаемся! Я не хотела еще сильнее запутать наши отношения…

— А я думаю, ты просто списала меня со счетов! Ты даже не дала мне шанса, а сразу решила, что я все испорчу! Я даже не знал, что у тебя проблемы, ты не сказала! — Рон отпустил ее халат и заметался по комнате, расшвыривая пинками все, что попадалось ему на пути.

— В этом-то и дело! Ты не знаешь, какие у меня проблемы, даже в те редкие моменты, когда мы вместе, ты не интересуешься мной, а говоришь только о своих аврорских курсах! — Гермиона опустилась на предпоследнюю ступеньку лестницы, с которой так и не успела сойти.

— Можешь радоваться, больше не буду! Я завалил первый же экзамен. Меня выперли! Больше никаких курсов!

Все встало на свои места. Вот почему Рон оказался на их кухне рано утром в полупьяном состоянии, вот почему так злился и не хотел слушать — его уязвимое чувство достоинства, уже пострадавшее от провала, не выдержало еще одного удара.

— Мерлин, мне так жаль! — Гермиона хотела было взять Рона за руку, но его налитые кровью глаза заставили ее передумать.

— Тебе жаль, — Рон хмыкнул, — зато теперь я могу быть образцовым бойфрендом, заглядывать в глаза, носить твою сумку до Министерства. Или это место уже занято?

Гарри наконец решился вмешаться:

— Рон, в тебе говорит алкоголь, ты видишь то, что хочешь, но на самом деле все не так.

— Заткнись, Гарри! Ты виноват не меньше ее! Разве так поступают друзья?

Злость, вскипевшая в Гарри, когда он обнаружил полупьяного Рона на кухне, вновь подняла голову. Как смеет он орать тут с обиженным видом, когда у него единственного из всех присутствующих рыльце в пушку? Гарри сложил руки на груди и пристально посмотрел на Рона.

— Тебе ли упрекать кого бы то ни было, а, Рон?

— Что? О чем ты?

— О той официантке из кафе Фортескью!

— Откуда ты… — Рон ошеломленно замер, но схлынувшая было ярость быстро вновь затопила его разум. — Знаешь, Гермиона, мне было стыдно, что я перешел границу в общении с Айрис[1], но не теперь. Сейчас мне жаль, что я не зашел еще дальше!

— Лаванда, Айрис… В этом цветнике для меня, видимо, нет места, — Гермиона уронила руки, и они безвольными плетьми повисли вдоль ее тела.

Рон рванул к камину. На секунду он остановился и, не поворачиваясь, выпалил:

— Скажи, Гарри, крестраж, получается, был прав? Она всегда выбирала тебя.

— Ты не понимаешь, что творишь! — Гарри вскочил за ним следом. Гермиона тоже подошла ближе. — Успокойся! Ты ломаешь нашу дружбу!

Рон все так же стоял к ним спиной. Его лица не было видно, но сжатые до белизны костяшек кулаки отлично демонстрировали владевшую им ярость. Гермиона приблизилась к Рону и протянула руку к его плечу, но прикоснуться не решилась, пальцы так и застыли в сантиметре от измятой голубой рубашки.

— Если ты сейчас вот так уйдешь, это будет конец. Я не смогу простить тебя еще раз.

Гарри ждал, что Рон обернется, скажет хоть слово или расслабит напряженные плечи и даст тем самым надежду на то, что все еще можно исправить. Но ничего из этого не случилось. Рон зачерпнул пригоршню «Летучего пороха», уронив при этом на пол горшок, и шагнул в камин. Он мазнул по ним нечитаемым взглядом еще раз перед тем, как произнести: «Ужастики Умников Уизли».

Камин сработал исправно, и в комнате воцарилась тишина. Гермиона молча опустилась на пол. Гарри смотрел на нее, не зная, как справиться с чувством кошмарной неправильности произошедшего. Все безвозвратно испорчено, похоже, они лишились друга, но не рухнуло на землю небо, не полыхнуло пламя, не вышли реки из берегов. Все вокруг оставалось прежним, в то время как их крошечный уютный мирок только что дал трещину.

Гарри приблизился к замершей в неудобной позе Гермионе и присел рядом. Он ожидал увидеть трясущиеся в рыданиях плечи, судорожно сжатые пальцы, но она просто сидела на полу, сгорбив спину, подогнув под себя одну ногу и накручивая предательский поясок халата на запястье.

— Мне так жаль, Гермиона…

— Не надо жалеть. Не о чем… Ты сам все слышал. Айрис… Он снова нас бросил.

— Может, все еще наладится?

— А Рон, наверное, прав. Я сбросила его со счетов. Не доверяла, и поэтому предпочла легкий путь — пожить у тебя, трудному — попробовать справиться вместе с ним. Думаю, в душе я давно понимала, что у нас ничего не выйдет. Только боялась признаться. Да и он знал, иначе бы не было этой… Айрис.

Гермиона встала, вытащила палочку из кармана халата и заклинанием очистила ковер от остатков «Летучего пороха».

— Буду на Косой аллее, куплю еще. А тебе стоит подумать, что ты скажешь Джинни. Может, мне все же стоит съехать?

[1] Английское произношение имени Iris: из греческого Iris, Iridos (в античной мифологии имя богини радуги, посланницы богов). Ассоциируется также с растением ирис. Название последнему дано на основе греческого iris, «радуга» (по его многокрасочности).

После ссоры с Роном прошло полтора месяца. Все это время Гарри осторожно следил за Гермионой, искал признаки бессонных ночей или слез, но она не давала поводов для беспокойства. Зато несколько раз он замечал вылетающего из ее окна Сычика. Об этой переписке Гермиона ни словом не обмолвилась, но и расстроенной или счастливой выглядеть не стала. Сам Гарри получил от Рона лишь одно письмо, в котором тот признавал, что погорячился, и предлагал встретиться, когда оба достаточно остынут. Гарри был не против, и в середине июля они провели достаточно неловкий час в «Трех метлах». Желание наладить контакт было, но прежняя легкость пропала.

Отношения Гарри и Джинни достигли, казалось, пика напряженности. Виделись они редко — Джинни получила место запасного игрока у «Холихедских Гарпий» и постоянно находилась на выездах, тренировках, играх. На какой бы ноте ни начинались их встречи, которые все же удавалось втиснуть в плотный график Джинни, они неизменно сводились к ссоре из-за Гермионы. Недовольство друг другом росло, но принимать кардинальные меры никто не спешил: Джинни продолжала лелеять детскую мечту о «Мальчике-который-выжил», а Гарри боялся реакции остальных Уизли. Отношения с Роном стали непростыми, но оставались еще Джордж, Молли и Артур.

Как ни злилась Джинни, Гарри отказывался просить Гермиону съехать. Ее зарплата была слишком маленькой, чтобы снять приличное жилье, ведь арендодатели требовали залог сразу за несколько месяцев в качестве гарантии, что новый жилец намерен остаться надолго. Накопления росли медленно, а отпускать Гермиону в те квартиры, которые были ей по карману или сдавались без залога, он не соглашался после того, как собственными глазами увидел несколько удручающих вариантов.

Джинни предлагала ему одолжить Гермионе денег, но Гарри уперся. Сознавая, что такой вариант устроил бы всех, из упрямства, которое с трудом мог объяснить даже сам себе, он не желал соглашаться. Было здесь замешано и нежелание идти на поводу у Джинни, и изрядная доля эгоизма: он слишком привык к компании Гермионы, чтобы добровольно лишиться ее общества. Гарри пытался представить себе жизнь без тысячи уютных мелочей, которые неизбежно пропадут, если она уйдет. Не будет совместного чтения в библиотеке, сэндвичей, которые Гермиона оставляла для него на кухне каждое утро, забытых ей по всему дому чайных чашек, тихого пения, раздающегося из-за двери ее спальни. Иногда Гермиона приносила с работы выписки из архива, в которых упоминались знакомые им фамилии, и они подолгу смеялись, представляя, как, к примеру, Абраксас Малфой убегает от разъяренного гоблина, уворачиваясь от ударов собственной тростью. А иногда обычные вечера перерастали в долгие разговоры обо всем на свете, и Гарри никогда не чувствовал себя глупым: Гермиона внимательно слушала и не смеялась над его даже самыми бредовыми мыслями. Гарри сравнивал тот год, когда его друзья заканчивали седьмой курс, и эти несколько месяцев, и понимал, что ни за что не отпустит то простое счастье, которое обрел, предложив Гермионе перебраться на остров.

Трудности на личном фронте компенсировало то, что Гарри наконец определился со своим призванием. Обработка дерева перестала быть хобби и обернулась полноценной работой. В магловском строительном магазине он познакомился с владельцем небольшого салона мебели, который захотел попробовать реализовать его изделия. Так что большую часть своего времени Гарри возился в мастерской, которую построил за домом. Он мастерил высокие детские стульчики, столики-подносы для завтрака, садовые скамьи и шезлонги. К удивлению Гарри, его мебель пользовалась спросом: в моду вошла экологичность, среди многообразия материалов и видов отделки покупатели с большей охотой выбирали дерево с нетоксичным покрытием. А надпись на ценнике «ручная работа» только добавляла мебели от Гарри привлекательности.

Заказов становилось больше, а времени — меньше. И все же он умудрялся выкроить час-другой и смастерить для души забавную вещичку вроде вырезанного из грушевого дерева и оживленного чарами котенка или маленькой зачарованной на полет метлы с человечком-ловцом. Свои поделки Гарри без сожаления дарил друзьям, а они, в свою очередь, радовали забавными, но искусными безделушками знакомых детей. Предметом зависти половины молодых министерских ведьм стал крохотный деревянный Живоглот, который разгуливал по рабочему столу Гермионы и, как только рабочий день подходил к концу, начинал хватать хозяйку за руки, напоминая, что пора домой.

Со временем игрушками Гарри стали интересоваться, и то Луна, то Невилл, то миссис Уизли приносили ему очередной заказ и несколько монет. Позже заглянувший в гости Джордж получил эксклюзивные права на продажу его работ с условием не раскрывать имени мастера, и в «Ужастиках Умников Уизли» появилась отдельная витрина с деревянными волшебными животными и игроками в квиддич. Теперь все время, которое Гарри проводил не в мастерской, он тратил на штудирование учебников по продвинутой трансфигурации и магловских и волшебных книг, посвященных работе с деревом. Жизнь шла своим устоявшимся порядком до самого конца июля.

Вечером 26-го числа Гермиона вернулась из Министерства довольно поздно, Гарри уже успел дочитать запланированные главы руководства для магов-плотников «Как вдохнуть жизнь в дерево» и накрывал на стол, поглядывая на волшебные часы, где стрелка, подписанная именем Гермионы, никак не желала сдвинуться с деления «На работе».

Друзья закончили легкий ужин, вяло перебрасываясь дежурными фразами — Гермиона явно была чем-то озабочена. Затем Гарри с удобством разместился на диване с брусочками и прутиками, выполняя упражнения к прочитанным главам, а Гермиона устроилась за письменным столом. Она часто брала работу на дом, заполняя и каталогизируя формы, на которые не хватило времени днем.

— Нет, это решительно невыносимо! — Гермиона порывисто отодвинула стопку пергаментов и бросила перо, испачкав дубовую столешницу чернилами. Гарри развернулся к ней, выжидающе приподняв бровь.

— Гарри, я не могу так больше! — она встала, пинком отшвырнув стул, и принялась метаться по комнате, выкручивая себе пальцы. — Эта работа сводит меня с ума! Два месяца! Два месяца я заполняю эти проклятые формуляры! Я шла в отдел по взаимодействию с магическими существами в надежде приносить пользу! Улучшать отношения волшебников и магических рас! У меня столько идей! А чем я занимаюсь? Торчу в архиве, переписывая порченные докси жалобы на волшебных существ!

Гермиона плюхнулась на диван, чуть не раздавив бережно собранную Гарри заготовку, и усталым жестом прикрыла глаза рукой. Он украдкой переложил свои прутики и палочки на журнальный столик.

— Сначала я думала, это проверка. Проверка моего терпения, целеустремленности, серьезности. Я взялась за дело, твердо решив показать им, что Гермиону Грейнджер не пугает никакая работа. Потом подумала, что таким образом мне дают понять, что, несмотря на мою известность, поблажек ждать не стоит — будто мне это нужно! Я сама отказалась от предложения Кингсли сразу поставить меня на должность повыше. Но теперь я думаю, этому болвану Булману просто льстит, что кавалер ордена Мерлина I степени, лучшая выпускница Хогвартса за последние пятьдесят лет, подруга Гарри Поттера замурована у него в пыльном архиве. Конечно, как весело, наверно, за обедом сказать своим приятелям: «Сегодня нашей мисс гениальность предстоит переписать начисто и скопировать в трех экземплярах то дело о тяжбе за домового эльфа, что растянулось на пятнадцать лет, помните? Там не меньше десятка коробок»! — Гермиона глухо зарычала, закрыв лицо диванной подушкой. — Я не прошу повышения, но хоть немного более интеллектуальной работы… Разве ради этого я столько лет училась как проклятая?

— Мы думали, тебе нравилось учиться как проклятой, — попытался пошутить Гарри.

— Конечно, мне нравилось учиться! Но чуть больше отдыха не помешало бы. Да и потом, я мечтала принести пользу волшебному миру, что-то изменить в лучшую сторону! Нет, я не отрицаю, что без грамотно организованного документооборота ни одна деятельность не будет продуктивной, но, Мерлин, неужели этим не может заняться кто-то без диплома с отличием? — она умолкла, опустошенная вспышкой гнева.

Гарри тоже молчал. А что тут было сказать? От щедрого предложения Кингсли Гермиона отказалась из тех же побуждений, что и Гарри, когда не пошел на аврорские курсы без экзаменов, — не хотела слышать шепотки за спиной, мол, воспользовалась дружбой с министром. Она надеялась всего добиться сама, надеялась, что ее оценят по достоинству и дадут претворить в жизнь такие прогрессивные проекты. Но нарвалась на жестокую действительность в лице самовлюбленного и недалекого мистера Булмана. Гарри был уверен: более интересной работы в ближайшее время Гермионе не видать, если только не вмешается Кингсли или мистер Уизли, но тогда сплетни неизбежно поползут по коридорам Министерства: «Посмотрите на нее, героиня войны, сразу в начальство ей нужно, как простые люди она не может». С этим уже столкнулся Рон. После провала в аврорском корпусе он попробовал силы в квиддиче. Его любимая команда «Пушки Педдл» с радостью приняла его на место вратаря, надеясь за счет известного имени поднять свой рейтинг, но игра Рона стабильностью не отличалась, и в прессе сразу же стали появляться колкие заметки о реальных причинах его попадания в команду. За спиной его называли любимчиком тренера, министерским выкормышем, пролазой, а что еще более обидно — в открытую обсуждали его роль в войне. Мол, Поттер два раза «Аваду» пережил, Волдеморта победил, Грейнджер работала мозгами, а этот рыжий что? Моральную поддержку оказывал? И все же Рон пока держался, хотя время от времени и бывал замечен заливающим печаль в пабах.

— Моя бы воля, завтра же ушла бы, высказав этому Булману все, что о нем думаю, — раздалось с противоположного конца дивана.

— Ну и уходи! Еще и перепутай им там весь архив на прощанье, — Гарри ухмыльнулся, представив себе Гермиону, сосредоточенно громящую стеллажи с коробками.

— Гарри, как я могу? Мне нужно где-то работать, нужно зарабатывать! Ты же знаешь, у меня почти нет сбережений, я и так живу практически за твой счет…

— Гермиона, — Гарри тяжело вздохнул, — посмотри вот здесь.

Он стащил газету со стола и открыл ее ближе к концу, там, где печатались объявления.

— Смотри тут, — он ткнул пальцем в газетный лист, — «Услуги репетитора — чары, трансфигурация, древние руны. Один галлеон в час. Выезд на дом, прием у преподавателя, консультации по совиной почте по договоренности». Давай посчитаем: ты помогала мне с учебой все шесть лет в Хогвартсе, скажем, по три часа ежедневно за исключением каникул, да еще этот год по выходным и на каникулах… Да это будет целое состояние! Еще можно записать в этот список услуги психолога, компаньона… Хватит на целую жизнь за мой счет!

— Гарри! — Гермиона рассердилась. — Я же помогала тебе как другу! При чем вообще тут деньги?

— Вот именно, — Гарри хмыкнул. — Деньги совершенно ни при чем. У меня есть возможность помочь тебе, и меня не волнует, что потрачу на пару галлеонов в неделю больше, если смогу сделать тебя чуточку счастливей, — он наклонился к Гермионе и накрыл ее руку своей мозолистой ладонью. — Я уже много раз говорил — оставайся здесь хоть навсегда! Ты — моя семья, и я не позволю тебе мучиться ради горстки галлеонов! Возьми паузу, расслабься, подумай, где применить себя, чтобы получать удовольствие от работы. В общем, сделай все то, что сама советовала мне сделать в недалеком прошлом, — Гарри выразительно выпучил глаза. — А я прикрою.

Он откинулся на диванные подушки и тут же услышал приглушенный хруст — одна из его заготовок все же пострадала.

— Спасибо, Гарри, — Гермиона быстро смахнула слезинку с ресниц и проворно вскочила на ноги. — Пойду сочиню речь для Булмана. Нужно ничего не забыть!

Она умчалась на второй этаж, бормоча что-то про некомпетентность, закоснелость, шоры и недалекость. Гарри проводил ее одобрительным взглядом и принялся оценивать ущерб, нанесенный несчастной заготовке.

На следующий день Гермиона вернулась задолго до обеда. Она закатила Булману отменный скандал, послушать который под двери Отдела по взаимодействию с магическими существами сбежалась добрая половина Министерства.

— Когда я уходила, я видела министра с первым заместителем. Могу поклясться, Кингсли одобрительно мне улыбнулся, а мистер Уизли подмигнул!

Первые дни после увольнения Гермиона честно пыталась расслабиться. Она подолгу принимала ванну, делала какие-то девчачьи дела вроде масок и обертываний, проводила время в саду, подрезая или пересаживая растения, читала ненавязчивую магловскую литературу, даже пару раз сыграла с Гарри в шахматы и взрывные карты. Но уже на четвертый день такой жизни Гермиона затосковала. Ей катастрофически не хватало полезной деятельности. Она притащила в гостиную все те справочники, которые не так давно штудировал Гарри, обложилась ими и погрузилась в поиски, вставая из-за стола только перекусить. Гарри наблюдал за ней с еле скрываемым весельем: в этом была вся Гермиона — бесцельное существование выматывало ее похлеще нудной работы в архивах Министерства.

Однажды вечером Гарри не выдержал.

— Гермиона, мы, кажется, договаривались, что ты расслабишься… Твое ежедневное бдение над справочниками не похоже на отдых, — он подцепил пальцем толстый справочник под названием «Путеводитель по миру волшебных профессий для юных ворожей». Книга съехала со своего места, открыв взгляду спрятанную под ним грошовую брошюрку — ту самую, про старост Хогвартса, достигших величия, которую когда-то читал Перси в Косом переулке. — А это еще что? — Гарри подхватил брошюрку, но тут же потерял добычу — Гермиона молниеносно выдернула книжицу из его рук.

— Гарри, я умираю от безделья! Мне нужно срочно определиться с профессией, иначе я сойду с ума!

— Еще недели не прошло, как ты уволилась!

— Ну и что? Я уже отлично отдохнула! Хочу найти занятие, а в голове, как назло, такая каша!

Гарри ухмыльнулся.

— Что ж, пойдем. Я знаю отличный способ прочистить мозги, — он протянул руку в приглашающем жесте.

Гермиона с сомнением покосилась на друга.

— Ну же, Гермиона!

Она решилась. Ее пальцы легли в протянутую ладонь и тут же были крепко сжаты.

— Попалась! — зловеще улыбнулся Гарри. — Теперь держись!

Он буквально выволок Гермиону в сад, пробормотал несколько заклинаний, и спустя пару секунд уже сжимал в руке «Молнию». Следом прилетели теплая мантия и толстая кожаная куртка.

— Нет, Гарри, я не полечу, — Гермиона, в ужасе от затеи друга, отступила к дому. — Ты же знаешь, я неуверенно чувствую себя на метле.

— Неуверенно? Я бы сказал, что ты летаешь чуть лучше Невилла на первом курсе. Расслабься! Я же с тобой!

Он быстро влез в потрепанную куртку черной кожи, а Гермиону закутал в мантию, не забыв накинуть ей на голову капюшон.

— Наверху всегда холоднее, чем внизу, — пояснил он. — Залезай!

Гарри устроился на метле и указал на древко перед собой. Гермиона нервно сглотнула. Она совсем не дружила с метлой и предпочитала всячески избегать полетов. Но Гарри был неумолим; он нахмурил брови и спросил:

— Трусишь?

— Гермиона Грейнджер никогда не трусит! Она слегка опасается…

Гарри хохотнул и ухватил подругу за руку, подтаскивая ближе к себе. Гермиона невольно залюбовалась им: черные волосы трепал ветерок, глаза задорно блестели. На метле Гарри чувствовал себя как рыба в воде, предвкушение полета будоражило его кровь, окрашивая скулы румянцем. Джинсы, в которых он обычно работал с деревом, местами в пятнах лака, растворителя и небольших порезах, обтянули крепкие бедра и ягодицы, а затертая кожаная куртка с металлическими заклепками делала его похожим на хулигана из подворотни — ни дать ни взять опасный парень, и только круглые очки портили все впечатление.

Разглядывая его, Гермиона потеряла бдительность и очнулась, только почувствовав под руками гладкое и немного теплое дерево метлы. Гарри обхватил ее сзади, взявшись за древко перед ее руками. Гермиону обдало волной его аромата, смесью из ноток древесной стружки, лосьона после бритья, мяты и молока. Где-то среди них угадывался запах пота — терпкий, мужской и неожиданно приятный. Внезапно Гермиона поняла, что Гарри — мужчина, со всеми полагающимися ему мужскими атрибутами. Конечно, она знала это и раньше, но как-то опосредованно, не придавая особого значения его полу. В первый раз это ощущение появилось во время их странствий с палаткой. Когда Рон предложил ей выбрать между ним и Гарри, в ее испуганном мозгу мелькнула мысль, что Рон и вправду может ревновать, что для него не все так однозначно — Гарри ведь тоже мужчина, и он может нравиться девушкам, даже ей. Но она тут же отмахнулась: Гарри друг, почти брат, а ревность Рона — глупые домыслы, основанные на неуверенности в себе и, что уж греха таить, зависти. После эта мысль уже не возвращалась, вытесненная болью от ухода Рона, поисками крестражей, страхом, горечью потерь. И вот теперь, подкрепленное запахом Гарри, его хулиганским видом, жилистыми руками вокруг ее тела, мимолетное ощущение вернулось, обдало горячей волной, вмиг превратившись в твердую уверенность, в осознание простого факта — к ее спине прижимается не брат, не просто друг, а мужчина.

Гарри поднял метлу в воздух и постепенно набрал высоту. Зависнув ненадолго над их домиком, он применил дезиллюминационные чары и резко набрал скорость. Гермиона взвизгнула, разом очнувшись.

— Гарри, сбрось скорость! Слишком быстро! — ее руки судорожно сжали древко, и метла тут же противно затряслась, будто раздумывая, которого из седоков слушаться.

— Гермиона, — по звучанию его голоса она предположила, что Гарри закатил глаза, — доверься мне! Ты же сотни раз видела, как я летаю!

— А еще я много раз видела тебя в больничном крыле после этих полетов! — Гарри хрипловато рассмеялся ей в волосы. Гермиона вздрогнула — какой у него приятный смех… Да что же это такое?

— Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось! Доверься мне, ослабь контроль хоть раз в жизни!

И Гермиона доверилась. Она буквально отпустила поводья, закрывая глаза и отдаваясь на милость этого незнакомого мужчины и гладкой деревяшки, зажатой между их бедер. Гарри почувствовал перемену в ее настроении и тут же повел метлу вперед. Они быстро пересекли полоску моря, отделяющую их от большой земли, и заскользили в теплом воздухе чуть выше крон деревьев. Гарри то спускался, так, что их ноги касались сочной листвы, то вновь набирал высоту. Гермиона осмелела до такой степени, что приоткрыла один глаз: перед ними, сияя огнями, раскинулась деревушка, на берегу озера танцевало пламя — местная молодежь согревалась у костра, подпевая звукам гитары. Вдаль убегало черное полотно автострады, а по нему красными и золотыми искрами проносились автомобили.

— Гарри, какая красота! Я и подумать не могла…

Гарри направил метлу вертикально вверх и резко ускорился, она не смогла закончить фразу, судорожно глотая враз похолодевший воздух. Метла поднималась выше и выше, пока не достигла какой-то одному Гарри ведомой границы. Гермиона спиной почувствовала, как его мышцы расслабились, и «Молния» остановилась. Они опрокинулись назад и полетели навстречу земле, будто куклы, выброшенные из окна небоскреба. Она кричала так, как, наверно, не кричала даже перед лицом горного тролля на первом курсе. Когда ей казалось, что гибель уже неминуема, Гарри ловко выровнял метлу и повел их вперед. Он набрал головокружительную скорость и больше не сбавлял ее, закладывая виражи, делая бочки, ныряя к земле и тут же вновь взмывая вверх. Сумасшедшая гонка совершенно точно прочистила мозги Гермионе — в ее голове не было ничего, кроме бешено бьющегося в адреналиновом шоке восторга.

Она не знала, сколько времени длился полет. Пальцы совершенно закоченели, несмотря на то, что Гарри в какой-то момент — и когда успел — обхватил их своими ладонями. «Наверно, мне никогда уже не удастся расчесать волосы после такой прогулки», — со смешком подумала Гермиона. Метла начала замедлять ход и снижаться.

Они приземлились на плоской крыше какого-то замка. По углам площадки, на которой они оказались, возвышались четыре прямоугольные башенки. На одной из них был установлен флагшток, на нем, повинуясь легкому бризу, лениво развевался флаг Великобритании. Замок стоял на холме над городом, окруженный сухим рвом и двойной крепостной стеной.

— Гарри, это же… Дувр? Сколько мы летели?

— Около часа, мне кажется, — Гарри скинул куртку и потянулся, разминаясь. Его футболка при этом поднялась, и Гермиона заметила полоску черных волос, убегавшую за ремень джинсов. Волна жара вновь окатила ее. Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать навязчивую картинку: футболка поднимается, обнажая плоский живот…

Гарри в это время успел расстелить куртку на крыше и улечься, заложив руки за голову. Гермиона стояла поодаль и украдкой оглядывала друга, открывшегося для нее сегодня совсем с другой стороны. Она смотрела на его руки, согнутые в локтях и закинутые назад, на напрягшиеся мышцы под загорелой кожей — Гарри уже не был тем недокормышем, которым она почему-то до сих пор его считала. Гермионе захотелось огладить круглые бицепсы, потрогать шею в том месте, где она переходила в ключицы, провести носом за его ухом, вдохнуть аромат… Она встряхнулась: не очень-то это похоже на дружеские мысли.

— Ты чего там застыла? Иди сюда, посмотри, какое тут небо! — голос Гарри вывел ее из задумчивости. Гермиона опустилась на куртку рядом с ним и запрокинула голову — шея моментально затекла.

— Да что ты как неродная, — пробурчал Гарри, притягивая ее к себе. Гермиона улеглась на его плечо и замерла. Вокруг царили покой и умиротворение. Небо на самом деле было прекрасно: все в мелкой россыпи звезд, будто в алмазной крошке. Стояла такая тишина, что можно было услышать звук прибоя, разбивающегося о белые скалы Дувра.

— Гарри, ты знаешь, мне не дает покоя та идея о приюте и курсах для маглов с детьми-магами… Чем больше я думаю обо всех вариантах развития карьеры, тем больше понимаю, что все они — чепуха. Неважное копошение по сравнению с этим. Ведь я бы правда могла создать комитет по работе с немагическими семьями… В Министерстве я частенько обедала с Пенелопой Кристалл, помнишь ее? Староста с Когтеврана, подружка Перси…

Гарри кивнул, и, хотя Гермиона не могла этого видеть, она почувствовала движение мышц его шеи и продолжила:

— Она работает в отделе, который подчищает последствия неаккуратного волшебства. Им приходится бывать у маглов, чьи дети начинают проявлять магические способности, и стирать память соседям, друзьям… Однажды они попали на настоящий сеанс экзорцизма! Верующая пара решила, что их дочь одержима дьяволом, потому что левитировала к себе игрушки… Экзорцизм над пятилетним ребенком!

— Я уже говорил год назад и повторюсь снова, в этом деле я готов помочь всем, чем захочешь.

— Для начала стоит поговорить с Кингсли о финансировании, позволит ли бюджет завести новый отдел? На первых порах я могу работать одна, но со временем пара помощников мне бы не помешала, — Гермиона вскочила на ноги и принялась мерить шагами крышу. — Мне нужен будет доступ к Хогвартской Книге Студентов, не думаю, что Макгонагалл откажет. Пригодятся магловские законы о защите детей, может, что-то стоит перенять. Нужно написать брошюры и памятки для родителей маглорожденных волшебников. Набрать и обучить людей, которые будут посещать такие семьи после первого же магического выброса. Написать программу для курсов… Найти спонсоров и меценатов для содержания приюта, воспитателей, закупить мебель, одежду, пособия… Нанять эльфов для обслуживания. И нужно будет помещение для приюта, — Гермиона сникла. — Не думаю, что Министерство оплатит приобретение целого дома, да и вообще моя идея грозит вылиться в целое состояние…

— Гермиона, не расстраивайся раньше времени! Подготовь обращение к министру, подкрепи его списками маглорожденных детей и такими вот жуткими случаями, как с той девочкой, а дальше будем действовать по ситуации. И если дело пойдет, то, так и быть, — Гарри лукаво улыбнулся, приподнимаясь на локте, — я стану твоим первым меценатом.

— М-м-м? — Гермиона ждала продолжения.

— Я подарю тебе дом!

— Гарри, ты в своем уме?

— Ну, во-первых, не тебе лично, а приюту. А во-вторых, судьба щедро наделила меня домами, в которых я не хочу жить.

— Ты про коттедж в Годриковой впадине? — догадалась Гермиона.

— Про него. Там, конечно, нужно будет провести масштабный ремонт, но это уже что-то. Продать его у меня рука не поднимается, пусть хоть кому-то он пригодится…

— Гарри, ты…

— Только у меня есть условие! Название приюту я дам сам…

— И как бы ты его назвал?

— Может, что-то вроде «Дома лилий», — Гарри смущенно улыбнулся.

Где-то пробили полночь часы. Наступило 31-е июля. Гермиона пересекла площадку крыши и опустилась на колени рядом с Гарри.

— С днем рожденья! — улыбнулась она. — Твой подарок остался дома, так что получишь его, когда вернемся.

— Спасибо, Гермиона!

Он уселся и привлек ее к себе. Они замерли так на какое-то время: Гарри гладил ее волосы, а Гермиона уткнулась носом в ворот футболки, вдыхая его аромат и теряясь в новых и непозволительно приятных ощущениях.

— Гарри, Кингсли одобрил мою идею!

Гермиона ворвалась в дом, размахивая кипой пергаментов.

— Отличные новости! И какой план?

— Нужно подготовить обращение к комиссии, подсчитать расходы на первое время, собрать как можно больше свидетельств о плохом обращении с детьми-магами. Дел просто невпроворот! Некогда разговаривать!

Гермиона умчалась в свою комнату, оставляя за собой шлейф легкого жасминового аромата.

Если еще недавно она мучилась от безделья, то теперь ударилась в другую крайность. Работа захватила ее с головой. Гарри только посмеивался, когда посреди обеда она вскакивала и принималась что-то строчить в большом блокноте или металась с воткнутым в прическу пером по комнате, нахмурив брови и покусывая губы. Гермиона вела переписку с сотрудниками отдела обливиаторов и со множеством маглорожденных волшебников, уговаривая их поделиться своими историями. Мало кто хотел признаваться в том, что в детстве с ними жестоко обходились маглы, и Гермионе приходилось пускать в ход все свое красноречие, чтобы убедить их быть откровенными. В дом постоянно стучались крылатые почтальоны, и запас совиных вафель, которого обычно хватало на месяц, кончился всего за пару дней.

Стол в гостиной, диван в библиотеке и вся комната Гермионы стали ее рабочим местом: повсюду лежали выписки из магловского законодательства, чьи-то письма, заметки на память. Заседание по вопросу создания нового отдела приближалось, и Гермиона не отвлекалась от работы ни на что. Кроме, может быть, Гарри.

Изображая задумчивость, она могла подолгу разглядывать его, занятого чтением, готовкой или мастерящего очередную игрушку. Гермиона находила в нем новые черты и удивлялась, когда Гарри успел стать таким взрослым и интересным. Невысокий, но гармонично сложенный, жилистый, без капли лишнего жира, но мускулистый, с поросшим жесткой щетиной твердым подбородком, трогательной ямочкой на правой щеке и лукавой улыбкой он казался ей незнакомцем, ничуть не напоминающим тощего встрепанного мальчишку, с которым она познакомилась много лет назад. Это волновало и заставляло сердце учащенно биться.

Гарри завел привычку подходить к Гермионе сзади, когда она работала за столом, и, почти касаясь грудью ее спины, заглядывать в бумаги. Обычно она раздражалась, когда кто-то смотрел ей через плечо, но Гарри всегда тихо выдыхал ей куда-то в район скрытого своенравными волосами ушка: «Не помешаю?» — от этого вдоль ее позвоночника будто стекала струя обжигающей воды, и она не находила в себе сил прогнать его. От Гарри шел все тот же запах дерева, лосьона после бритья и мяты, теплый и кружащий голову. Гермионе казалось, что еще пара секунд, и ее выдержка лопнет — она уткнется носом в сгиб его локтя, вдыхая этот запах, наполняясь им под завязку. Но уже на грани ее терпения Гарри всегда выпрямлялся, невесомо чмокал ее в макушку и возвращался к своим делам. Иногда ей даже хотелось поддаться слабости, обескуражить его своей нежностью и посмотреть, что из этого выйдет. Гермиона ловила себя на мысли, что ее странная одержимость похожа на влюбленность, и обещала себе как следует разобраться в чувствах, но позже… А пока она наслаждалась волнующими минутами, находя в них вдохновение.

На заседание Гермиона собиралась будто во сне. Она несколько раз возвращалась в спальню за якобы забытыми бумагами, пыталась войти в камин босиком, почти что пролила кофе на подготовленное обращение к комиссии и практически решила остаться дома, потому что в таком состоянии пытаться с кем-то говорить было совершенно бессмысленно. Гарри, одетый в черную мантию поверх серой рубашки и темных джинсов, молча отобрал у нее чашку, вручил дипломат, поправил ей шейный платок и призвал туфли. Он встал на одно колено, помогая надеть черные лодочки, и его большие пальцы коснулись нежной кожи чуть выше щиколотки. Рассыпавшись искрами по бедрам и свернувшись в тугой узел пониже живота, волна жара устремилась по ее телу вверх, туда, где шея еще помнила тепло его мозолистых пальцев.

— Я иду с тобой, иначе ты, не дай Мерлин, еще в каминной сети заплутаешь, — серьезно заявил Гарри, медленно поднимаясь с колен.

— Но, Гарри, там будут журналисты и вообще куча народа, — Гермиона с трудом владела голосом. Она наблюдала, как он выпрямляется перед ней, расправляя плечи и одергивая манжеты, и молилась, чтобы он не передумал.

— Ну и шут с ними, — Гарри подмигнул и подтолкнул ее к камину. — Ни за что не пропущу момент твоего триумфа.

Присутствие Гарри придало ей уверенности. В зал заседания Гермиона зашла с высоко поднятой головой и решимостью убедить в своей правоте любого чистокровного зануду.

Небольшой прямоугольный зал с высокими зачарованными окнами, за которыми приветливо покачивали листвой и длинными сережками грабы, напомнил Гермионе далекие времена ее учебы в магловской школе и ненавистные уроки физкультуры. Если с бегом она еще худо-бедно справлялась, то канат и командные игры были ее худшим кошмаром. Однажды она получила баскетбольным мячом прямо в лицо и ожидаемо заработала перелом носа. Последующий месяц без физкультуры был настолько замечательным, что Гермиона готова была сломать еще что-нибудь, если бы это не повлияло на ее способность читать, лишь бы не тащиться в общую раздевалку, где девчонки бесстыдно разглядывали друг друга, а потом в течение часа терпеть смешки куда более сноровистых в спорте одноклассниц.

На напоминающем сцену возвышении напротив входа расположилась комиссия во главе с министром. Серьезные пожилые маги рассматривали Гермиону с интересом и долей скептицизма. Перси устроился за небольшим столом сбоку от комиссии, собираясь, видимо, вести протокол заседания. По бокам помещения в три ряда выстроились скамьи для прессы и любопытствующих. Поддержать Гермиону пришел мистер Уизли, а на ближайшей к кафедре докладчика скамье с предвкушающим выражением лица сидела вездесущая Рита Скитер.

Гермиона говорила около часа. Постепенно скепсис колдунов из комитета сменился неподдельным вниманием. Кингсли улыбался, сложив вместе кончики пальцев. Гарри уже представлял, как вечером под заливистый хохот Гермионы с громким хлопком откроет бутылку специально припасенного шампанского, когда старый маг, похожий на французского бульдога, внезапно поднял морщинистую руку и прервал Гермиону скрипучим голосом:

— Это все замечательно, милочка, — Гермиона передернулась, — но где вы возьмете деньги?

— Я рассчитываю, что часть расходов покроет Министерство, включив запросы департамента в бюджет.

— Мы имеем эту возможность. Думаю, половину необходимой суммы мы предоставим, — Кингсли оперся грудью на стол, внимательно разглядывая Гермиону и будто говоря: «Ну же, утри им носы».

— Половину, милочка, вы слышали? А что насчет недостающей части?

— Вы удивитесь, мистер…

— Бреннан.

— Вы удивитесь, мистер Бреннан, когда узнаете, как много магов хотят загладить свою вину перед магической Британией.

Гермиона извлекла из дипломата внушительную связку писем.

— У меня здесь послания от миссис Малфой, миссис Нотт, миссис Крэбб и многих других состоятельных миссис, чьи супруги или дети заключены в Азкабан. А вот здесь, — Гермиона потрясла не менее толстой связкой, — письма от не менее обеспеченных людей, замеченных в связях с Пожирателями, но не осужденных. Все они просто жаждут улучшить свою репутацию в глазах общественности.

Кингсли победно улыбнулся.

— Хитрая маленькая леди, — маг-бульдог хмыкнул. — Ну а что насчет помещения? Неужели кто-то из этих людей готов даже купить дом для нужд приюта?

— Мистер Бреннан, не волнуйтесь на этот счет, — со своего места медленно поднялся Гарри. — У меня есть дом на примете, и я готов передать его Департаменту Защиты детей-магов, как только он будет создан.

Часть почтенных магов из комитета привстала со своих мест, чтобы лучше видеть юного героя, который крайне редко баловал соотечественников своим присутствием на людях. В тишине раздался довольный возглас Риты Скитер.

— Мистер Поттер, вы, как я понимаю, пришли поддержать мисс Грейнджер?

— Да, мистер Бреннан. Знаете ли, мое детство у маглов было довольно безрадостным. Честно говоря, — Гарри ухмыльнулся, — самое ласковое обращение, которое я слышал в свой адрес до одиннадцати лет, было «ненормальный». Конечно, мои проблемы не сравнятся с историей Руби Митчелл, пятилетней девочкой, которую родители морили голодом, потому что верили, что она одержима дьяволом.

Гарри покинул свое место на скамье и подошел к Гермионе. Она не могла поверить в то, что слышала: Гарри не любил вспоминать жизнь у Дурслей и тем более посвящать в подробности детства незнакомых людей.

— Гарри, зачем ты это делаешь, — прошипела Гермиона. — Все, что ты сейчас скажешь, завтра утром окажется в «Пророке»!

— Успокойся, — он накрыл ее ладонь своей. — Оно того стоит.

Спустя сорок минут единогласным решением комиссии был учрежден новый Департамент во главе с Гермионой Грейнджер.

База «Гарпий», с момента основания команды в 1203 году обосновавшаяся на северо-западной оконечности Холи-Айленд, вблизи городка Холихэд, считалась самой благоустроенной квиддичной штаб-квартирой во всем Соединенном Королевстве. Немудрено: мало того, что за практически восемь столетий огромный каменный коттедж пережил несколько капитальных ремонтов и реноваций, обзаведясь в итоге всеми благами цивилизации, так еще и квартировали в нем исключительно женщины. Члены основного и запасного составов, штатный колдомедик, менеджер и тренер — среди них не затесалось ни одного мужчины. И каждая дама считала, что место, в котором она проводит большую часть года, должно быть как минимум уютным. Вратарь Роуз Макдугалл развесила веселенькие занавески на окнах, разбросала подушки на диванах и пушистые коврики в коридорах, колдомедик Джози Брайт расставила повсюду ароматические свечи, небольшой сад разбила в прошлом веке тогдашняя ловец команды, а нынешняя оживила его фонтанчиком и шезлонгами. Последним и самым интересным обновлением базы — джакузи — команда была обязана ныне действующему капитану, Гвеног Джонс, которая подсмотрела идею в загородном доме у своей маглорожденной подружки. Тренировки, после которых гомонящая команда не отправлялась бы погреть усталые мышцы в улучшенном различными чарами джакузи, были редкостью — чтобы девушки отказались от излюбленного способа расслабления, должна была случиться по меньшей мере катастрофа.

— Значит, подходит ко мне этот полосатый[1] и говорит, — охотница Вэлмэй Морган нахохлилась, изображая крутого парня, — «послушай, детка, готов поспорить, что завтра у тебя будет самое незабываемое свидание в твоей жизни, со мной». А я ему: «Готова поспорить, что смогу засунуть эту метлу тебе в такое место, что ты это до конца своих дней помнить будешь».

Грянул дружный смех. Загонщица Бернет Гордон хохотала так сильно, что соскользнула с бортика, на котором сидела, потягивая сок, и ушла под воду с головой. Отмахиваясь от дружного похлопывания по плечам, отфыркиваясь и давясь смехом, она спросила:

— А он что??

— А что он, — Вэлмэй хмыкнула, — прижал метлу к груди и ретировался. Иногда, когда мы встречаемся случайно, я подмигиваю и спрашиваю, не хочет ли он еще раз позвать меня на свидание.

— Как насчет тебя, Джин? Есть интересные истории про квиддичистов? — Гвеног улыбнулась новенькой запасной охотнице.

— О, даже не знаю, стоит ли это рассказывать, — Джинни скромно опустила ресницы.

— Давай, не стесняйся!

— Если расскажешь, Гвеног поделится историей про Людо Бэгмена!

— Только не про Бэгмена, это противно!

— Ну хорошо, — Джинни улыбнулась. — Как вы знаете, на Турнир Трех Волшебников в Хогвартс приезжал Виктор Крам.

— О-о-о, сплетня про железного Виктора, это интересно, — развеселилась Вэлмэй.

— Шла я как-то по коридору, а навстречу — Крам. Смотрит исподлобья, ну вы знаете, как он умеет. Подошел ко мне вплотную и взял за руку. — Девушки довольно заулюлюкали. — В коридоре никого, мы совсем одни, он наклонился ко мне близко-близко, у меня даже колени подогнулись от волнения, и сказал своим хрипловатым голосом…

Джинни выдержала театральную паузу, и ее слушательницы в ожидании подались вперед.

— Где тут пройти библиотек?

Дружный смех вновь заполнил комнату.

— Прости, Джин, но историю про Людо ты не заслужила, — утирая ладонью слезы, просипела Гвеног.

— Это самое горячее, что было у меня с профессиональными игроками в квиддич, — Джинни развела руками. — Вот если бы Гарри пошел в большой спорт, я бы могла рассказать что-нибудь поинтереснее.

— Гарри Поттер! Давай о нем! Как у вас с ним? — раздались вопросы со всех сторон.

Джинни смутилась.

— У нас сейчас не все гладко, Гарри переживает непростой период…

— Это из-за его подружки, Гермионы Грейнджер, у вас проблемы? — спросила Бернетт, за что тут же получила от капитана тычок под ребра.

— С чего ты взяла? — нахмурилась Джинни.

— Ну как же, ты разве не видела статью в «Пророке»?

— Заткнись, Бернетт! Язык как помело, — зашипела Гвеног.

— Да что такого-то, — возмутилась загонщица, — это же напечатано в газете! Даже если сама не увидит, завтра получит кучу сочувствующих писем!

Джинни резко выпрямилась. Капли воды стекали по ее светлой распаренной коже, переливаясь в колеблющемся свете свечей.

— Джин, там ничего такого, не переживай, обычные сказки Скитер, — попыталась успокоить ее Гвеног. Но Джинни уже не слушала, она проворно выбралась из джакузи, накинула халат и выбежала из комнаты.

Упав на колени возле плетеной корзины, полной газет и журналов, Джинни принялась вываливать ее содержимое прямо на пол. «Ведьмин досуг», «Еженедельник ловца», опять «Досуг», «Воскресный Пророк» за прошлую неделю, «Выбери себе метлу», «Придира»… Вот, наконец, стопка «Ежедневного пророка». Джинни быстро выбрала самую свежую газету. На первой же полосе красовался заголовок «На что готов Гарри Поттер ради Гермионы Грейнджер?» и колдография, на которой Гермиона бросалась в объятия ее парня, а тот приподнимал ее над полом и кружил. Оба смеялись и выглядели просто прекрасно. Джинни пробежала статью глазами, пропуская не интересующие ее куски текста. Скитер коротко рассказала о слушании и учреждении нового департамента, зато посмаковала заявление Гарри, все его жесты и направленные на Гермиону взгляды, припомнила слухи времен Турнира Трех Волшебников и выстроила множество предположений о том, что же на самом деле связывает молодых людей.

Джинни с глухим рычанием скомкала газету, бросила ее в камин и подожгла невербальным «Инсендио». Она наблюдала, как счастливые лица Гарри и Гермионы расползаются, кривятся и обращаются в пепел под действием огня, и ей казалось, что она и сама горит, что ее кожа плавится от злости. Джинни, как была, в махровом банном халате молочного цвета, выскочила на улицу и подставила лицо вечернему ветру. «На что готов Гарри Поттер ради Гермионы Грейнджер... на что готов Гарри Поттер… Гарри Поттер ради Гермионы Грейнджер... ради Гермионы Грейнджер...» — эхом разносился мерзкий голос Риты в ее голове.

В давно не стриженых кустах жимолости раздалось шуршание: будто наскоро вылепленным из глины задом вперед из-под нижних веток выбирался гном, вытягивая за собой жирную гусеницу. Джинни выхватила палочку и прицелилась в незадачливое существо:

— Агуаменти!

Застигнутый врасплох ледяной струей, гном пролетел пару ярдов и упал вниз лицом. Джинни злорадно ухмыльнулась. Когда гном пришел в себя и поднялся, заклинание вновь обрушилось на него. Ощущая, как ярость захватывает ее с головой, Джинни продолжала экзекуцию до тех пор, пока несчастный уродец не оказался вблизи альпийской горки. Хаотичное нагромождение камней обещало ему защиту от взбесившейся ведьмы, и гном, быстро перебирая короткими ножками, устремился в укрытие. Джинни ринулась за ним, намереваясь отбросить его от камней еще одним ударом воды, но поскользнулась на мокрой земле и, неловко взмахнув руками, упала на спину. Рыжие локоны разметались по грязи, халат моментально промок, и ее разгоряченную кожу пронзило тысячами ледяных игл. Правая лодыжка ныла, и Джинни совсем не хотелось вставать, даже несмотря на все неудобство ее положения. Она уставилась в бархатно-черное высокое небо и прислушивалась к себе: ярость ушла, ненадолго оставив пустоту в ее душе, но вскоре вакантное место стали заполнять стыд и разочарование.

В деле понимания мужчин Джинни считала себя если не мудрой, то вполне сведущей. Хотя ее романы с Майклом, Дином, а затем и Гарри не были очень уж продолжительными, целая жизнь под одной крышей с шестью братьями преподали ей много ценных уроков. Но в отношении Гарри весь ее опыт оказался совершенно бесполезен. Точнее, все было хорошо до конца ее пятого курса. Потом Гарри, Рон и Гермиона ушли. Что происходило с ними во время вынужденного путешествия — знает только Мерлин, как Джинни ни просила посвятить ее в детали, ребята молчали, отговариваясь запретом покойного Дамблдора или нежеланием ворошить тяжелые воспоминания.

Джинни ревновала. Она была рядом с ними, но всегда вынесенной за рамки их тесной компании. Для Рона она долго оставалась «мелкой», хотя год разницы, в сущности, такая мелочь. Гермиона относилась к ней тепло, но немного покровительственно, ну а Гарри просто не замечал ее до самого своего последнего года в школе. И даже когда они начали встречаться, Джинни частенько чувствовала себя лишней — неразлучная троица продолжала шептаться по углам, не желая разделять свои тайны с ней. Миссис Уизли успокаивала дочь, говоря, что Гарри, Рон и Гермиона пережили вместе столько всего, что и представить невозможно. Они стали друг другу родными, их не разлучить. Но однажды акценты сместятся, и для Гарри на первый план выйдет любимая женщина и семья, а друзья, хоть и останутся важной частью его жизни, все же уступят пальму первенства. Эта мысль утешала, но обстоятельства, видимо, оказались слишком сильны и сделали Гарри и Гермиону гораздо ближе, чем Джинни была готова вытерпеть, а ее саму и даже Рона отодвинули в сторону.

Гермиона всегда будет рядом с ним. В погоне за жареными фактами Скитер уцепила самую суть: Гарри на самом деле готов ради подруги если не на все, то очень на многое. Джинни не сомневалась, что, появись такая необходимость, он без раздумий пожертвует собой за Гермиону, а если выбор встанет между ней и Джинни, не факт, что решение будет в пользу последней. Джинни уже не понимала, какую роль играет в жизни Гарри и согласна ли послушно следовать сценарию. Быть рядом с ним, если он, конечно, позволит, сгорая от ревности и копя обиды? Вести заранее обреченную на провал войну с даже не подозревающей о военных действиях Гермионой, все больше погружаясь в пучину собственного несовершенства? Джинни уже чувствовала, что сильно изменилась, стала злой и прилипчивой. Как долго она готова изменять себе ради Гарри? Не стоит ли оплакать несбывшуюся мечту о «мальчике-который-выжил» сейчас, пока не поздно, и пойти своей дорогой?

Джинни продолжала лежать в луже. Ее била дрожь — наверняка придется пить противопростудное, но в дом возвращаться не хотелось. Она повернулась на бок, измазав в грязи ухо и часть щеки. В таком положении ей открывался замечательный вид на Ирландское море и скалистый островок Саут-Стак. Белая башня маяка напоминала о Гарри. Джинни наблюдала, как через каждые десять секунд на вершине вспыхивает белый свет, надеясь на какой-нибудь знак. Огонек мигнул еще раз и погас. Был это знак или обычный сбой в подаче электроэнергии, Джинни не знала, но ее сердце пропустило удар.

-------------------------------

[1] Вэлмэй имеет в виду игрока команды «Уимбурнские осы». Они носят мантии с черными и желтыми горизонтальными полосами и с изображением осы на груди.

С переселением Гермионы на остров Гарри перестал закрывать дверь своей спальни на ночь. Точнее, связано это было не столько с Гермионой, сколько с ее неуемным питомцем. Живоглот, даром что полуниззл, во многом вел себя как самый обыкновенный беспардонный кот. И если днем он в основном спал или шнырял по саду, дразня Вика и распугивая гномов, то по ночам выходил на обязательное патрулирование дома. Закрытые двери он считал, похоже, личными врагами, бросаясь на них всем своим немаленьким весом или просто утробно мяукая до тех пор, пока непонятливые люди не впустят его в нужное помещение. Такой обход Живоглот совершал не единожды, и одна и та же дверь подвергалась голосовой атаке два, а иногда и три раза за ночь. Доводы в виде летящих в приплюснутую морду тапков или подушек рыжий наглец не воспринимал, и вскоре Гарри сдался, просто перестав затворять дверь в свою комнату. Щель для полуниззла оставляла и Гермиона. Это здорово улучшало слышимость, и Гарри, укладываясь спать, частенько улавливал шелест страниц, легкие шаги или тихое пение, доносившиеся из Гермиониной комнаты. Поэтому, когда ночную тишину пронзил крик, Гарри показалось, что источник находится где-то в его спальне.

Забыв спросонья про очки, он слепо метался по комнате, пытаясь понять, что происходит. Крик не прекращался, временами переходя в панический визг, и Гарри догадался выскочить в коридор. Сон немного отпустил, и ему стало понятно, что кричит Гермиона. Он ввалился в ее спальню, с такой силой толкнув дверь плечом, что та ударилась о стену и стремительно захлопнулась, и увидел, как бледная Гермиона, уставившись невидящим взглядом куда-то в угол, сбивает ногами простыню, пытаясь вжаться в спинку кровати.

— Гермиона, что с тобой? — он схватил ее за плечи и легонько потряс.

Гермиона не ответила, правда, и кричать перестала, только мычала что-то неразборчивое, указывая в угол комнаты, и вращала глазами. Гарри проследил за направлением ее руки, не заметил ничего странного и снова попытался привести девушку в чувство, шепча что-то успокаивающее и гладя ее по волосам. Наконец Гермиона моргнула, сфокусировала взгляд и с облегчением застонала.

— Плохой сон? — участливо поинтересовался Гарри.

— Да… Это было ужасно, — Гермиона закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. — Мне давно не снились кошмары, наверное, я переутомилась…

Гарри устроился на краю кровати и обнял ее за плечи, тесно прижав к себе.

— Лестрейндж? — спросил он тихо.

— Нет, — Гермиона устроила голову на его груди, — Нагайна. В нашей палатке. Она собиралась броситься на меня… Рон убежал, а ты стоял и улыбался, а потом тоже ушел. Я осталась совсем одна, и эта тварь была уже так близко...

Гермиона передернулась всем телом. Гарри продолжал перебирать ее спутавшиеся пряди, пытаясь этой лаской передать ей спокойствие и чувство защищенности. Сам он уже и забыл, когда в последний раз к нему во сне приходили кошмары, и иногда чувствовал за это абсолютно иррациональную вину. Ему казалось, что он слишком быстро забыл войну и погибших друзей и стал непозволительно счастливым. Ему было стыдно за свое счастье, тем более что все, кто потерял близких в битве с Волдемортом, до сих пор не отправились до конца.

— Я никогда не уйду, слышишь?

Гермиона еле заметно кивнула. Она дрожала, уткнувшись носом ему в шею, но спустя несколько минут начала расслабляться и засыпать. Гарри, у которого от сидения в неудобной позе заныла поясница, постарался осторожно переложить ее на подушку.

— Ты обещал, что не уйдешь, — сонно пробормотала она, — останься, пожалуйста...

Гарри ласково улыбнулся. Ему было совсем не трудно дать ей такую малость — побыть рядом и охранить ее сон. Он оглядел кровать Гермионы, слишком узкую для двоих, и решительно подхватил подругу на руки. Гермиона даже не думала возмущаться или сопротивляться — она чувствовала себя спокойно, ей было тепло, уютно и совершенно без разницы, что происходит.

Гарри направился к себе в спальню. Еще во время ремонта он решил купить большую двуспальную кровать для своей комнаты. Хоть он и стеснялся думать об этом, но в душе надеялся, что однажды, и может быть даже весьма скоро, в его доме появится полноправная хозяйка или будет временами ночевать любимая девушка, так что сразу озаботиться ложем будет своеобразным вкладом в будущее. В общем, его кровать была самой широкой во всем доме.

Гермиона весила так мало, что нести ее было не тяжело, а даже приятно. Он аккуратно уложил Гермиону и укрыл одеялом, а сам устроился с другой стороны кровати, стараясь ни одним пальцем не касаться подруги и не создать тем самым неловкую ситуацию. Гарри смотрел, как мирно она дышит во сне, тревожа своим дыханием рассыпавшиеся вокруг ее головы кудряшки, до тех пор, пока и сам не уснул.

Он проснулся первым: Живоглот с утробным урчанием запрыгнул на кровать и принялся топтаться по его ногам. Гарри обнаружил, что ночью Гермиона подобралась поближе к нему и до утра они проспали, прижавшись друг к другу. Это было странно — открыть глаза и увидеть лицо Гермионы так близко, как, казалось, не видел никогда. Он мог разглядеть крошечные веснушки на ее носу, небольшую морщинку между бровями, успевшую сформироваться из-за ее привычки читая хмурить брови, и нежный пушок на шее, становившийся все темнее по мере приближения к линии роста волос. Это было странно, но не чувствовалось неправильным. Наоборот, Гарри было комфортно настолько, что совсем не хотелось вставать и прерывать это тихое исследование.

Гермиона сморщилась во сне и закинула на него ногу. Одеяло сползло, обнажив ее хрупкую шею, гибкие, словно ветви молодого дерева, руки и тонкие ключицы, спокойно поднимавшуюся и опадавшую грудь, изгиб бедра. Лучи утреннего солнца играли в ее волосах и на слегка тронутой загаром коже, и Гарри не удержался от соблазна узнать о ней еще больше, скользнув взглядом по девичьему телу. Маленькое ушко — полураскрытые губы — ложбинка в основании шеи — напрягшийся под светлым хлопком сосок… Он почувствовал, как в нем пробуждаются совсем не дружеские мысли и желания, и на их фоне наступила такая естественная для молодого парня реакция.

Гарри покраснел до корней волос и поспешно, но аккуратно, чтобы не разбудить Гермиону, выбрался из кровати. Он спрятался в душе, за плотной шторкой, прижался лбом к кафелю на стене и постарался привести мысли в порядок. Ему было мучительно стыдно, что он посмел допустить такие мысли в отношении Гермионы, его ближайшей подруги, почти сестры, но очертания ее тела, еле скрытые тонкой пижамой и одеялом, будто отпечатались на внутренней стороне век. Лишь двадцать минут и, наверное, целую тысячу литров прохладной воды спустя ему удалось убедить себя в том, что его реакция ничего, кроме определенного рода голода, не доказывает, и акцентировать внимание на ней не стоит.

Поборов остатки смущения, Гарри вернулся в спальню. Гермиона уже проснулась и сидела в кровати, опершись локтями о колени и глядя в окно.

— Доброе утро, как спала?

Гермиона обернулась и вымученно улыбнулась.

— Благодаря тебе вполне сносно. Но сильно болит голова, — она потерла пальцами лоб над левым глазом и досадливо поморщилась.

Гарри увидел ее лопатки, не прикрытые пижамным топом, родинку прямо на выступающем под кожей позвонке и снова ощутил прилив крови там, где совсем не нужно.

— Может быть, тебе стоит сегодня остаться дома? Выпьешь обезболивающее зелье и отдохнешь, — Гарри, стараясь не опускать взгляд ниже плеч Гермионы, присел рядом.

Она, к его удивлению, не стала сопротивляться.

— Наверное, ты прав. Мне не помешает немного расслабиться. Принесешь мою палочку? Пошлю Патронуса секретарю.

Гарри быстро произнес призывающее заклинание, но стоило пальцам Гермионы сомкнуться вокруг полированного дерева, как она разочарованно вздохнула.

— Ничего не выйдет. У меня ведь назначена встреча с ликвидатором проклятий, который должен проверить дом в Годриковой Впадине на остаточные эманации темной магии. Придется идти.

— Разве не Билл проверит дом?

— Нет, у него нет ни одной свободной минутки. Зато он порекомендовал своего хорошего друга, который сейчас в командировке в Лондоне. Он пробудет здесь совсем недолго, нельзя откладывать встречу. Она назначена на час дня, я еще успею прийти в себя.

Гермиона бросила взгляд на висящие на противоположной стене часы и с тихим стоном опустила ноги на пол. Гарри повторил «Акцио» — теперь для флакона с болеутоляющим.

— Что ж, ты можешь пригласить его сюда, — сказал он, откупоривая и протягивая ей пузырек.

— Гарри, это было бы замечательно, но ты ведь не хочешь раскрывать местонахождение твоего дома…

— Я думаю, другу Билла можно доверять, — Гарри провел пальцами по ее плечу и тут же отдернул руку, почувствовав бархатистую нежность кожи и мимолетно представив, как было бы приятно огладить живот Гермионы или ее стройные ноги.

Гермиона его смущения не заметила. Она в несколько глотков выпила зелье, сморщилась и тут же зевнула.

— Спасибо, Гарри, стало легче, — она тронула чистый лоб, — если ты не против, я так и сделаю. А пока у меня есть время, еще немного посплю.

Гарри скованно улыбался, наблюдая, как Гермиона вызвала Патронуса, продиктовала ему сообщение и с довольным видом устроилась в его кровати поудобнее.

— Можно я посплю тут? Так не хочется никуда идти…

«Я не мог себе даже представить, что первой девушкой, которая окажется в моей постели, будет Гермиона», — подумал Гарри и тихонько вышел из комнаты, не забыв оставить дверь полуприкрытой, на случай, если Живоглоту приспичит погулять по дому.

До самого полудня Гарри чувствовал себя будто увязшим в тумане. Работа не шла: он то и дело опускал инструменты и с глупой улыбкой таращился в стену мастерской, вспоминая сегодняшнее утро в мельчайших деталях. Потом он спохватывался и, тряхнув головой, отгонял назойливые видения. Совершенно случайно он вспомнил, что договорился о встрече с Джинни — она предложила полетать по побережью и показать ему тренировочную систему «Гарпий». До свидания оставалось чуть больше часа, и Гарри окончательно бросил попытки смастерить сегодня что-либо приличное.

Когда он поднялся наверх, Гермионы в его комнате уже не было, и Гарри испытал легкий укол разочарования. Кровать была аккуратно застелена, ничто не говорило о том, что сегодня он спал здесь не один. Гарри еще раз принял душ, в надежде избавиться наконец от неясных ощущений, оделся в спортивную форму и спустился вниз как раз в районе часа дня. Из гостиной раздавались голоса — судя по всему, пришел ликвидатор проклятий, которого ждала Гермиона. У Гарри еще было немного времени, и он заглянул в комнату, чтобы познакомиться с гостем.

— Гарри! — разрумянившаяся Гермиона глупо хихикнула. — Познакомься, это — Барнабас Амитиди, ликвидатор проклятий и близкий друг Билла.

Барнабас ослепительно улыбнулся Гермионе и повернулся к хозяину дома. Он был высок и очень хорош, это понял даже Гарри, не сильно разбиравшийся в мужской красоте. Гермиона едва доставала Барнабасу до груди, да и макушка Гарри приходилась всего лишь вровень с его плечом. Весь его облик неуловимо напоминал старшего сына Уизли, Гарри даже подумал, что, наверное, у ликвидаторов проклятий есть какой-то негласный кодекс стиля. Виски гостя были выбриты, а остальные волосы, длиной до середины лопаток, стянуты в низкий хвост. Из-за ворота плотно облегающей мускулистый торс рубашки выглядывал край замысловатой татуировки. Рукава были закатаны, открывая покрытые темными волосами мощные руки, черные брюки подчеркивали стройные сильные ноги. Взгляд Гарри задержался на левой кисти Барнабаса, затянутой в черную перчатку с изображением руки мертвеца — нескольких пальцев явно не хватало.

Гость проследил за взглядом Гарри и, протягивая здоровую руку, произнес низким голосом:

— К моему сожалению, последствия не всех проклятий можно излечить. Очень приятно познакомиться, мистер Поттер.

Гарри молча пожал протянутую ладонь, ощущая себя сущим мальчишкой-оборвышем рядом с этим высоким, загорелым и стильно одетым мужчиной. Гермиона что-то рассказывала, то и дело краснея и совершенно по-идиотски хихикая. Гарри совсем ее не слушал, внимательно и с долей неприязни рассматривая гостя. Наконец они направились наверх, в библиотеку, обсуждать план работ в Годриковой Впадине. Гарри заметил, как Барнабас, пропустив Гермиону вперед, скользнул взглядом по ее стройным ногам и быстро облизал красиво очерченные губы. Непреодолимое желание угостить его каким-нибудь малоприятным заклинанием, а еще лучше — по-магловски вышвырнуть из своего дома, одарив на прощание пинком под обтянутый брюками крепкий зад, обуяло Гарри.

Пыхтя, как закипающий чайник, он посмотрел на волшебные часы: стрелка, подписанная именем Джинни, замерла на делении «В пути». Гарри ругнулся сквозь зубы, бросил злой взгляд на лестницу, где скрылись Гермиона и Барнабас, и в полном смятении от своих чувств вышел из дома, чтобы прихватить метлу и аппарировать на условленное место.

Конечно, Гарри знал, что последствия неаккуратного перемещения могли быть самыми разными: от прибытия в неверное место до серьезного расщепления. Правила аппарации в его голове были ярко проиллюстрированы воспоминаниями о Роне, заливающим кровью пожухлую листву после операции в Министерстве. По-хорошему следовало выдохнуть, успокоиться, сосредоточиться и только потом перемещаться. В действительности же Гарри крутнулся на пятках в тот же миг, как нашарил в темноте сарая для метел древко своей «Молнии». С громким треском он вывалился из удушающих объятий пространства и, с ужасом осознав отсутствие опоры под ногами, рухнул в воду с высоты пяти ярдов. Он планировал прибыть на труднодоступный для маглов (из-за своего расположения между отвесными скалами) уединенный пляж примерно в часе лета от его острова в сторону Плимута, который они с Джинни нашли во время одной из совместных прогулок на метлах, и был совершенно не готов к падению. Удар о воду вышиб из него дух, очки слетели и тут же пошли ко дну, сквозь завесу взбаламученной воды невозможно было определить, где дно, а где — поверхность. Гарри молотил руками в бесплодных попытках выплыть, мысленно проклиная Барнабаса, выведшего его из себя и ставшего таким образом причиной попадания в эту нелепую ситуацию, пока чья-то рука не потянула его за шиворот наверх. Гарри судорожно вдохнул.

— Акцио, очки Гарри Поттера! — раздался голос Джинни.

Маленькие руки аккуратно водрузили очки на его нос. Гарри вновь обрел способность видеть: он стоял по грудь в воде, рядом тряслась от еле сдерживаемого смеха Джинни. Гарри нахмурился и буркнул:

— И вовсе не смешно…

Джинни закусила щеки изнутри, но не удержалась и снова прыснула.

— И все-таки это чуточку смешно!

Они выбрались на берег и высушились с помощью заклинаний. Джинни видела, что Гарри не в духе — все его движения были резкими, он что-то шипел сквозь зубы и даже свою обожаемую метлу, выбравшись наконец из воды, довольно грубо швырнул на песок. Джинни решила дать ему время немного успокоиться, и, пока Гарри приводил себя в порядок, чинил треснувшие очки и проверял «Молнию» на предмет гнутых прутьев, она неспешно прогуливалась по линии прибоя, загребая носком ноги песок и пропуская его между пальцами.

В самом деле, неожиданное купание не остудило Гарри, а, наоборот, еще сильнее вывело из себя. Он был сильно раздражен, причем сам не понимал до конца, злится он на Барнабаса, Гермиону или на свое собственное нелепое перемещение. Да, ликвидатор проклятий произвел на него неприятное впечатление, показался прохвостом и сердцеедом, но ведь Гермиона не из тех, кто ведется на подобных болванов, кроме того, она отлично умеет за себя постоять, за нее можно не беспокоиться. А потом Гарри снова вспомнил ее покрасневшие щеки, глупый смех и скрипнул зубами. Он подумал, что свидание затягивать не стоит, мало ли что, тем более он обещал себе защищать Гермиону от всяких там…

— Все, я готов, — подхватывая метлу, выпалил Гарри, полный решимости провести с Джинни ровно то количество времени, которое позволит избежать скандала, и как можно скорее отправиться домой.

Джинни обернулась к нему и слегка улыбнулась.

— Тогда готовься! Гвеног разрешила мне одолжить тренировочную систему «Гарпий» на денек. Но ты должен поклясться, что не выдашь секретов команды даже под угрозой смерти, — она состроила торжественную мордашку, приложив правую руку к груди.

Гарри рассеянно хмыкнул. В другой день он бы непременно подробно расспросил Джинни об этой системе, когда еще удастся приобщиться к тщательно охраняемым наработкам профессиональных игроков в квиддич? Но сегодня гораздо больше любимого спорта его занимал вопрос, что происходит в домике у маяка. Он глянул на часы, отмечая, сколько времени уже прошло с тех пор, как он оставил Гермиону одну с этим хлыщом.

Джинни заметила его рассеянность и разочарованно пожала плечами: задумав удивить Гарри, она целый день действовала капитану команды на нервы, выпрашивая тренажер полетов. Джинни рассчитывала на бурную реакцию или, на худой конец, хотя бы заинтересованность с его стороны. Но Гарри ожиданий не оправдал, весь его вид говорил о том, что он хотел бы быть сейчас где-то в другом месте.

Она подавила зарождающееся в душе раздражение и расположила на песке, перемешанном с камушками, сухими водорослями и прутиками, золотистую коробочку размером с небольшую книгу. Постучав по ней палочкой, Джинни шепотом проговорила заклинание, и из коробочки вырвались клубы разноцветного дыма. Над морем, на разной высоте, они сформировали круги разного диаметра — однако достаточного, чтобы два игрока могли пролететь сквозь них бок о бок, не задев ни друг друга, ни самих колец.

— Смотри, эти кольца обозначают нашу трассу. До них нельзя дотрагиваться. Не войдешь в поворот и прикоснешься хотя бы пальцем — получишь слабое, но неприятное жалящее. Начинается тренировка с легкого уровня и больших колец, потом они будут становиться все уже, появятся крутые повороты и резкие смены высоты. Готов?

Гарри оседлал метлу и кивнул. Джинни досчитала до трех и взмыла в небо с криком «Догоняй!». Она замечательно летала, но против него, самоуверенно думал Гарри, у нее не было шансов. Он рванул следом, собираясь обогнать ее, быстренько пройти испытание и отправиться домой, отговорившись, к примеру, головной болью. Однако рыжие кудри плескались впереди и не приближались ни на дюйм. Азарт захватил Гарри, вытеснив на время навязчивые мысли о Гермионе. Он увеличил скорость, и следить за сменой положения колец стало гораздо тяжелее, а Джинни будто и не замечала виражей, которые ей приходилось закладывать. Наконец Гарри сумел сесть на хвост своей сопернице, практически упираясь древком «Молнии» в кончики прутьев ее метлы. Он принялся слегка подталкивать Джинни, надеясь спровоцировать ее на ошибку. Вскоре она раздраженно обернулась и упустила удачный момент для поворота: ей пришлось сбросить скорость, чтобы не врезаться в сиреневое кольцо, и Гарри обошел ее, аккуратно войдя в поворот по внутреннему радиусу и снова увеличивая скорость. Джинни издала воинственный клич, но Гарри не собирался сдаваться. Следующее кольцо мерцало гораздо выше его нынешнего положения, и он направил метлу практически перпендикулярно вверх. Боковым зрением Гарри заметил зеленый всполох сзади и сбоку, у самой воды — значит, чтобы пройти очередную отсечку, ему придется развернуться и войти в пике. Джинни была совсем рядом, из ее положения сменить направление гораздо проще, и за те доли секунды, которые Гарри потратит на разворот, она успеет порядочно снизиться. Гарри пошел ва-банк и резко потянул древко на себя. Он будто перекувырнулся через нижний край кольца, практически задевая его спиной, и устремился вниз головой к новой цели. Этот маневр напомнил ему другой полет на метле, только тогда он несся к земле вместе с Гермионой.

В адреналиновом угаре он совсем забыл о своих переживаниях за подругу. Гарри бросил быстрый взгляд на часы и понял, что отсутствует дома уже больше полутора часов — за это время могло случиться что угодно! Перед его мысленным взором возникло лицо Барнабаса, плотоядно облизывающего губы. Руки слегка дрогнули, и этого оказалось достаточно, чтобы контроль над метлой ослаб. «Молния» будто запнулась в воздухе, Гарри врезался в кольцо — на удивление твердое, словно металлическое. Ему почудилось, что небольшой рой ос впился в его бок. «Ничего себе „легкое жалящее“», — подумал он. Гарри попытался выровнять метлу, но сбившееся от боли дыхание и сведенные мышцы мешали, и ему пришлось сильно сбросить скорость, пропуская вперед нахмурившуюся Джинни. Он завис в воздухе и, переводя дух, вновь взглянул на часы — нет, ошибки не было, стрелки действительно указывали на без двадцати минут три. На лету вытаскивая палочку, к нему подлетела Джинни. Она произнесла заклинание, и золотистая коробочка, оставленная на пляже, захлопнулась, а кольца побледнели и истаяли.

— Ты в порядке? — поинтересовалась она, внимательно вглядываясь в Гарри.

— Да, конечно, — он постарался улыбнуться, — просто жалящее оказалось не таким уж и легким.

Джинни закусила губу и молча повернула метлу к берегу. Гарри последовал ее примеру.

— Гарри, скажи, ты куда-то торопишься? — спросила она, спрыгивая с метлы.

— Нет, у меня совершенно свободный день…

Джинни укоризненно покачала головой и выразительно посмотрела на его руки. Гарри опустил взгляд и понял, что нетерпеливо барабанит пальцами по циферблату часов.

— Я не слепая, Гарри. У тебя что-то случилось? Может, я могу помочь?

Гарри представил, каким дураком будет выглядеть, когда расскажет, что так волнуется из-за того, что оставил Гермиону наедине с брутальным двухметровым красавчиком, и посчитал за благо оставить свои переживания при себе.

— Нет, Джин, все на самом деле хорошо. Просто удивился, как быстро летит время.

Он хотел притянуть ее к себе — объятия всегда успокаивали Джинни, но она ловко отпрыгнула в сторону и повернулась к нему спиной. Гарри слегка забеспокоился. Очередной ссоры ему совсем не хотелось — нервы и так были на пределе.

— Скажи, — прошептала Джинни, все так же не оборачиваясь, — ты влюблен в нее?

— Что? В кого?

— В Гермиону…

— Джинни, что за глупости, — Гарри даже разозлился, — я вовсе не влюблен в нее!

— Не надо делать из меня дуру, — она развернулась на пятках, взметнув вокруг себя песок и рыжие кудри. — Я все вижу! Ты постоянно говоришь о ней, ты стараешься поскорее улизнуть от меня…

— Гермиона — моя подруга. У вас с Роном просто какая-то навязчивая идея!

— Может, проблема не в нас, как думаешь? — зашипела Джинни.

Гарри растерянно пялился на нее. Джинни сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь.

— Хорошо, ты не влюблен в Гермиону. А в меня ты влюблен?

Гарри схватился за голову и застонал.

— Джинни, ну не начинай!

Он не хотел лукавить и поэтому уже давно старательно избегал разговоров о чувствах и правду говорить не хотел, опасаясь истерики и упреков.

— Нет, давай поговорим как взрослые люди. Хватит мучить друг друга.

Джинни с самым решительным видом уселась на песок и похлопала ладонью напротив себя, приглашая сесть и его.

— Я не хочу ссориться с тобой, мне просто надоело гадать и страдать. Мне нужно выяснить все раз и навсегда.

Гарри удрученно кивнул. Похоже, избежать объяснения не удастся.

— Итак, ты влюблен в меня?

— Я не уверен, — тихо ответил Гарри, не поднимая взгляда на Джинни.

— Я так и думала.

Голос ее не выдавал никаких эмоций. Гарри ожидал услышать в нем дрожь или злость, но ничего не заметил, и с любопытством посмотрел на Джинни. Ни одна морщинка не нарушала гладкости ее кожи, она была сосредоточена и совершенно спокойна.

— Ты не уверен. А ты вообще знаешь, что такое любовь?

Гарри молчал: он никогда не задумывался об этом всерьез, хотя слушал лекции Дамблдора о волшебной силе этого чувства начиная с первого курса.

Джинни заметила его замешательство и продолжила:

— Для меня любовь — это когда не хочешь расставаться ни на секунду, когда все твои мысли связаны с ним, и тихий вечер вдвоем гораздо привлекательнее шумной вечеринки. Когда хочешь постоянно прикасаться к нему, знаешь все его привычки, и ни одна из них не раздражает. Когда готов, несмотря ни на что, быть с ним и оставаться его опорой. Когда его интересы ничуть не менее важны, чем свои собственные, и ничто из его слов не кажется глупостью. Когда готов жертвовать ради него всем. Даже собой. Своим счастьем. Когда кроме него не нужен никто — он для тебя и так целый мир. А теперь подумай и скажи, Гарри, ты любишь меня?

Он шумно сглотнул. Ему даже не нужно было размышлять — ответ родился сразу же, стоило Джинни закончить вопрос. Гарри посмотрел ей в лицо, собираясь соврать, но твердая решимость принять любую правду, горящая во взгляде карих глаз, придала ему смелости быть честным.

— Нет, Джинни. Мне жаль, но я не люблю тебя.

Она грустно улыбнулась.

— И мне жаль.

Нарушаемая только шумом волн, накатывающих на берег, да криками чаек, делящих добычу, над уединенным пляжем повисла тишина. Гарри хотел было спросить, что чувствует она, но испугался ответа и промолчал. Джинни подобрала принесенную прибоем веточку и сосредоточенно чертила на песке одной ей понятные узоры.

— Ну а ее ты любишь? Гермиону? Вспомни, что я сказала про любовь… Что-нибудь из этого ты думаешь о ней?

Гарри уткнулся лбом в колени. Все это казалось такой глупостью…

— Просто попробуй, — Джинни накрыла его ладонь своими холодными пальцами.

Гарри пожал плечами и закрыл глаза. Он глубоко вдохнул и прислушался к звукам моря, представляя Гермиону.

Гермиона… что он чувствовал к ней? Безграничную благодарность, это точно. Она единственная смогла вытащить его из депрессии. Не то чтобы другие его друзья не хотели ему помочь, просто сумела только она. Рядом с ней Гарри чувствовал себя изумительно комфортно. Бывает два сорта тишины: когда мучительно выдумываешь темы для продолжения разговора, и когда эта тишина сама становится продолжением разговора. С Джинни актуален был первый вариант, с Гермионой — второй. Вечера, проведенные с ней в библиотеке, украшали его новую, лишенную приключений жизнь — такого умиротворения и спокойствия он не испытывал никогда. И ему это нравилось. Гарри загнул один палец.

Он узнал ее за послевоенное время гораздо лучше, чем за все проведенные в школе годы. У Гермионы была уйма забавных привычек, которые Гарри раньше не замечал. Она забывала перья в волосах, частенько обнаруживая их только в душе или готовясь ко сну, и тихо, но эмоционально ругалась, когда, не выдержав битвы с ее кудрями, ломалась очередная расческа — да так, что не помогало «Репаро». Гермиона пила чай литрами и оставляла кружки по всему дому: на каминной полке, под диваном, на ручке кресла… А еще она пела, когда была уверена, что Гарри ее не слышит: у нее был приятный, хоть и не сильный, голос. Часто перед сном она врывалась в его комнату, чтобы поделиться новой идеей, пришедшей в голову, или забавным случаем на работе, который вылетел у нее из памяти и поэтому не был рассказан раньше, или посоветовать книгу, которая ему совершенно точно понравится… Гарри обожал все эти мелочи. Они заставляли его улыбаться и дарили чувство потрясающего уюта. Он загнул еще один палец.

Все их разговоры были интересными и… значительными? Гарри нравилось слушать о ее делах и мыслях, ей, казалось ему, — о его. Она живо интересовалась его мнением и прислушивалась к советам. Он с нетерпением ждал ее возвращения из Министерства, чтобы расспросить о новостях. Что ж, пожалуй, стоит загнуть еще один палец…

Да, начиная с того вечера, когда они вдвоем летали на метле, Гарри открыл тот факт, что Гермионы очень приятно касаться. Обнимая ее, такую хрупкую, почти прозрачную, он чувствовал себя всесильным и способным бороться ради ее счастья со всем миром. Все в ней было будто фарфоровым: тонкие щиколотки, узкие запястья, выступающие позвонки, маленькие ушки с покрытыми светлым пушком мочками. Ему нравилось разглядывать ее и все чаще хотелось дотронуться. Гарри беспокоили эти мысли, но он оправдывал себя возрастом и гормонами. Гермиона ведь привлекательная девушка, а он — молодой парень, вот и думает вполне в определенном ключе. Сегодняшнее утро, казалось ему, только доказывало буйство гормонов. Но факт оставался фактом, каждое прикосновение к Гермионе было волнующим и чертовски приятным. Гарри загнул еще один палец.

И сейчас ему очень хотелось быть рядом с ней. Скорее вернуться и убедиться, что пижон-Барнабас не позволил себе ничего лишнего, что Гермиона никуда не делась и продолжает ждать его, пытаясь приготовить что-то приемлемое к ужину, заглянуть в ее теплые глаза и почувствовать себя дома, взять ее за руку и успокоиться.

Гарри открыл глаза и уставился на свой сжатый кулак. В голове у него зашумело, совсем как море у его ног, — по теории Джинни выходило, что он — Мерлин, помилуй — влюблен в Гермиону… Гарри растерянно вскинул взгляд на Джинни и увидел, что она, грустно улыбаясь, смотрит на его сомкнутые пальцы.

— Джинни, это бред, мы столько лет дружим…

— Знаешь, мне часто казалось, что тот, кто писал наши судьбы, предполагал для тебя не меня, а совсем другую девушку, но в конце почему-то передумал. Не скрою, я была этому рада… А теперь, наверное, все встает на свои места. Ничего странного, после всего, что вы пережили вместе…

Гарри не мог поверить в то, что слышит. Он сжимал и снова расслаблял пальцы, прислушиваясь к себе и недоумевая: неужели правда, неужели Гермиона стала для него чем-то большим, чем просто друг?

— Мне очень жаль, что не я — твоя половинка. Грустно, что моя роль заключалась только в том, чтобы открыть тебе глаза на правду.

— Джинни, — Гарри захлестнула паника, — если это так, если я правда… влюблен в нее…

— Не волнуйся, мне кажется, она испытывает те же чувства. И скорее всего, прекрасно понимает это, она ведь умница, просто не хочет вставать между мной и тобой. Но теперь «нас» нет, и вам больше ничто не помешает…

По ее щеке покатилась крохотная слезинка. Гарри стер эту каплю большим пальцем, затем нашарил руку Джинни, погруженную в песок, и прижал к своему лбу.

— Мне так стыдно перед тобой. Я причинил тебе столько боли…

— Не стоит, Гарри. Я буду вспоминать все, что было у нас, с грустью, но со светлой.

— Мы сможем когда-нибудь снова быть друзьями?

— Думаю, да, — еще одна слезинка собралась в уголке ее глаза и отправилась в путешествие по проторенной первой каплей дорожке. — Не сразу, конечно. Мне нужно привыкнуть к этому и отпустить тебя. Как и Рону… Но однажды все будет хорошо, и мы еще посмеемся над нашими детскими страстями.

Гарри тепло улыбнулся. Джинни аккуратно высвободила свои пальцы и сложила руки на коленях.

— И все же я не уверен, мне даже немного страшно. Что, если в итоге я потеряю друга?

— Где твоя гриффиндорская смелость, Гарри Поттер? — воскликнула Джинни, поднимаясь на ноги. — Думай не о том, что можешь потерять, а о том, что можешь приобрести.

Она подняла коробочку Гвеног и свою метлу с песка, перекинула ногу через древко и тихо попрощалась:

— До встречи, Гарри. Удачи тебе… вам.

Гарри упал на спину и уставился в небо, размышляя о своих открытиях. Он не смотрел, как Джинни поднялась в воздух, как набрала высоту, и, конечно, не видел, как из глаз ее, не сдерживаемые больше силой воли, брызнули горькие слезы.

Лето выдалось странным. Июнь был слишком холодным даже для Великобритании, начало июля совсем не радовало солнцем, зато щедро проливало на остров моросящие дожди. А вот со второй половины лета на смену невразумительной погоде пришла удушающая жара, время от времени прерываемая грозами. Радио— и телеведущие в каждом выпуске новостей предупреждали о возможном ураганном ветре и опасностях долгого пребывания на солнце. Продажи холодных напитков и зонтиков побили все мыслимые рекорды: непогода налетала так же внезапно, как наступал тепловой удар.

Впрочем, на морском берегу жара ощущалась не так сильно, как в закатанных в асфальт городах. Поэтому Гарри, прилегший на песке у линии прибоя, вовсе не страдал от зноя, а жмурился от удовольствия, когда теплые волны омывали его ноги. На горизонте начинало темнеть — верный признак надвигающейся грозы, но он не замечал этого. Все его внимание было поглощено сделанным сегодня открытием.

Воспоминания о Гермионе рождали приятное чувство внутри, будто лопались пузырьки от шампанского, а мысли о Барнабасе, теперь Гарри мог себе в этом честно признаться, вызывали ревность, пробуждали то чудовище, с которым он успел познакомиться на шестом курсе. Эмоции переполнили его через край — песок показался слишком горячим, камушки больно врезались в спину, раскаленный воздух обжигал ноздри и гортань. Гарри больше не мог бездействовать, он быстро обулся, подхватил метлу и взмыл в небо, заламывая сумасшедший вираж. В аппарации не было нужды: до маяка около часа лету на средней скорости, если он постарается, может уложиться и в сорок минут. А по пути Гарри собирался обдумать, что именно скажет Гермионе, когда наконец увидит ее.

Уже спустя полчаса он проклял все: Джинни с ее откровениями, погоду, свою неосмотрительность. Что ему стоило просто оглядеться перед тем, как взлететь? Но нет, возбуждение застилало глаза, и он сразу же удалился от берега, углубился в море, рассчитывая легко определить направление с помощью заклинания компаса. Первые крупные капли, упавшие за шиворот, отрезвили его. Гарри огляделся и тихо выругался — небо затянули плотные тучи, они быстро надвигались будто бы сразу со всех сторон, захватывая его в кольцо непогоды. Видимость становилась хуже с каждой секундой, не так далеко впереди прямо в воду ударила молния. Гарри сбросил скорость и успел наколдовать компас за секунду до того, как на него обрушился ливень. Стена воды не давала разглядеть ничего дальше собственных пальцев, сжатых на враз ставшем скользким древке. Водяные брызги летели в лицо, Гарри не мог вздохнуть полной грудью. О том, чтобы наложить на очки «Импервиус», не шло и речи — оторвать руку от метлы было попросту страшно. Застигнутый врасплох, Гарри позабыл, куда повернулась палочка.

Он направился туда, где, как ему показалось, тьма была не такой плотной, рассчитывая вылететь в тыл туче и уже там разобраться, что делать дальше. Но, видимо, буря направлялась как раз в выбранную им сторону. Или во все стороны разом. Темнота стала сплошной, Гарри двигался наугад, отплевываясь водой и опасаясь остановиться. Он полностью потерял ориентацию в пространстве, даже на слух определить что-либо было невозможно: его окружал рев волн и ветра. Гарри стал забирать выше, в надежде пролететь тучу насквозь, но отбросил эту идею, как только почувствовал, насколько стало холоднее: вымокший до последней нитки, он бы не продержался на высоте и четверти часа.

Минуты полета в неизвестном направлении казались вечностью; случалось, Гарри не замечал, как опускался слишком низко, и тогда волны захлестывали его ноги и хвост метлы, утяжеляя ее и делая менее маневренной.

Он в очередной раз оглядел небо, на секунду подсвеченное очередным электрическим разрядом, и подумал, как глупо будет погибнуть в буре человеку, пережившему два смертельных проклятья. Вот порезвятся репортеры, изощряясь в заголовках: «Дело Темного Лорда закончила грозовая туча», «Молния на лбу не защищает от молнии в небе»... Как бы ему хотелось сейчас быть в своей гостиной, лежать на диване, устроив голову на коленях у Гермионы, слушать ее голос, вдыхать жасминовый аромат, который источают каштановые кудри, обнять ее, заглянуть в глаза, решиться и шепнуть что-нибудь глупое и нежное.

Новый раскат грома был таким громким, что у Гарри заложило уши. Моменты, проведенные вдвоем с Гермионой, мелькали на краю сознания. Его заполняла невыносимая горечь от того, что ничего из этого, ставшего таким привычным и необходимым, может больше не повториться. Стоит ему сейчас немного расслабиться, и взгляд, брошенный на Гермиону, поднимающуюся в компании Барнабаса по лестнице, с огромной вероятностью станет последним в его жизни воспоминанием о ней. Он бы все отдал, чтобы вернуться в их уютный мирок, туда, где, не сознавая того, нашел свое счастье. Гарри из последних сил сжал закоченевшими пальцами древко метлы и, уводя «Молнию» от столкновения с рокочущей волной, закричал во всю силу своих легких:

— Гермио-о-о-о-о-она!

Впереди справа слабо мигнул, а затем уверенно полился сквозь тьму теплый свет.

Барнабас покинул дом на маяке спустя полчаса после ухода Гарри. Он был бы рад задержаться и «продолжить знакомство», но Гермиона, сначала в самом деле ослепленная его брутальной красотой и явным интересом, довольно скоро заметила похотливые взгляды, которые он бросал на нее из-под полуопущенных ресниц, и будто протрезвела. Она уже не могла чувствовать себя комфортно: казалось, что легкий сарафан, такой уместный для жаркого дня, совсем не прикрывает ее тело, и Барнабас, вальяжно раскинувшийся в кресле, имеет возможность видеть каждый ее изгиб, каждый вставший дыбом волосок. Гермиона никак не могла устроиться так, чтобы максимально закрыться от блестящего взгляда темных глаз — убеждая себя в том, что она, в конце-то концов, взрослая и сильная ведьма, Гермиона упорно боролась с порывом подтянуть колени к подбородку, обнять их и спрятать голову. Желая поскорее избавиться от ставшего неудобным общества, она быстро изложила суть проблемы, выдала Барнабасу адрес дома в Годриковой Впадине, попросила прислать отчет с совой и буквально вытолкала его из дома.

Оставшись одна, Гермиона почувствовала себя слишком измотанной, чтобы работать. Она постояла под струями душа, смывая воспоминания о раздевающих взглядах ликвидатора проклятий, а затем стала бродить по дому. Время от времени она замирала у окна-витрины, вглядываясь в небо и ощущая смутное беспокойство. Поковыряв вилкой пирог прямо в форме для выпекания, Гермиона, даже не подумав переложить кусочек на тарелку, налила чай, да так и забыла чашку на кухонном столе. Не в силах и дальше выносить беспричинно обосновавшееся за диафрагмой ощущение тревоги, она направилась в библиотеку. Обычно книги оказывали на нее умиротворяющее действие, и Гермиона принялась водить подрагивающими пальцами по корешкам, вытаскивая наугад то один, то другой том. Она начинала читать, но, не удовлетворившись выбором, убирала книги на полки и продолжала поиски до тех пор, пока не наткнулась на «Бурю» Шекспира. Английский классик для нее был как чай — всегда к месту. Гермиона раскрыла книгу, дав ей открыться на произвольной странице. Это была своеобразная игра: иногда она фантазировала, будто книги — средоточие знаний — способны проявлять свою волю, и позволяла им говорить с собой, наталкивать на мысли. В школе девочки предсказывали судьбу, загадывая страницу и строку, Гермиона же для себя вывела эту забаву на новый, трансцендентный уровень.

«О, если это вы, отец мой милый,

Своею властью взбунтовали море,

То я молю вас усмирить его.

Казалось, что горящая смола

Потоками струится с небосвода;

Но волны, достигавшие небес,

Сбивали пламя. О, как я страдала,

Страданья погибавших разделяя!

Корабль отважный, где, конечно, были

И честные и праведные люди,

Разбился в щепы. В сердце у меня

Звучит их вопль. Увы, они погибли!

Была бы я всесильным божеством,

Я море ввергла бы в земные недра

Скорей, чем поглотить ему дала бы

Корабль с несчастными людьми».

Чувство тревоги переросло в настоящую панику. Путаясь в подоле сарафана, теряясь в смутных опасениях, Гермиона подскочила к крохотному окошку и увидела черные тучи, затянувшие небо. В комнате с каждой секундой становилось все темнее, на горизонте сплошной мрак прошивали ослепительно-белые молнии, глухо рокотал гром. Вот-вот разразится шторм, а Гарри где-то там и ничего не знает! Гермиона в панике заметалась по чердаку, споря сама с собой:

— Совершенно не о чем переживать, Гарри, конечно, самонадеян, но он ведь не дурак, чтобы лететь в такую погоду! К тому же он — волшебник и умеет аппарировать, да и с чего я вообще взяла, что он будет добираться до дома на метле? Наверняка вот-вот появится со своей проклятой «Молнией»!

Раскат грома наполнил крохотную библиотеку диким грохотом, заодно затопив душу Гермионы животным страхом.

— А если они поздно заметят тучу и просто не успеют переместиться? Или их собьет с метел порывом ветра? А если он взлетел и заметил тучу уже над морем? Мерлин, он же не сможет аппарировать в полете!

Гермиона вновь приникла к окошку. На улице уже вовсю хозяйничала стихия, доказывая свою первобытную силу и власть над слишком много возомнившими о себе людьми. На землю устремились потоки воды. Тьма за окном стала густо-чернильной, волны будто взбеленились, атакуя кусочек суши. Такой бури Гермиона еще не видела, хотя последний месяц и оказался в ее жизни самым щедрым на непогоду.

— Думай логически, Гермиона! Можно отправить ему Патронуса и предупредить, чтобы не вздумал лететь. Я уверена, это только мое воображение разыгралось, и на самом деле ему ничего не грозит!

Взмах палочкой — и ничего, она была слишком напугана. Вместо счастливых воспоминаний перед ее глазами вставали ужасные картины: разбитая в щепки метла, треснувшие очки, вынесенные на берег волной, истрепанный обрывок мантии… Гермиона попробовала еще раз, усиленно концентрируясь на образах родителей, на улыбающемся Гарри. Но ни вторая, ни третья попытка не увенчались успехом — из палочки не появилось даже крохотного серебристого облачка. Она упала на диван, судорожно раздумывая, как бы связаться с Гарри. Сердце бешено билось о ребра, паника сиреной выла внутри, отметая любые разумные доводы. Не верящая в предчувствия, сейчас Гермиона просто знала: Гарри в воздухе, его застигла буря. Она лихорадочно обшаривала взглядом стены чердака в поисках чего-то, что сотворит чудо и вернет его домой живым и невредимым.

— Хвала Мерлину, — внезапно воскликнула она и бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и совершенно не заботясь о том, чтобы не упасть.

Очередная молния прорезала небо, осветив крохотное чердачное окошко и круглый витраж под самой крышей. Сложенный из кусочков стекла, на витраже сиял огнями маяк, а у его подножия замерла хрупкая женская фигурка.

Гермиона выскочила из дома и побрела в сторону маяка. Бежать не получалось — ее сто с небольшим фунтов веса не могли должным образом бороться с ураганным ветром. Все, что она могла — это медленно переставлять ноги, тщательно выбирая точку опоры, вытянув перед собой руку и сильно наклонившись вперед. Но паника внутри не давала остановиться, подгоняя Гермиону шаг за шагом карабкаться по скользким каменным ступеням, ближе и ближе к маяку. Наконец ее пальцы коснулись металлического поручня — единственного, что осталось от небольшого крыльца: нужно было преодолеть всего пять местами раскрошившихся ступеней, по которым потока сбегала вода.

— Бомбарда! — не церемонясь, Гермиона разнесла заколоченную дверь в щепки.

Гарри собирался привести маяк в порядок, но у него постоянно находились дела поважнее, поэтому старая башня так и стояла — неухоженной и частично разрушенной. Оказавшись внутри, Гермиона порадовалась, что винтовая лестница в сносном состоянии; встречающиеся в пролетах и на ступеньках кучи досок, тряпок и обломков кирпичей нисколько не мешали ее продвижению наверх — она решительно уничтожала их с помощью палочки.

Наверху Гермиона, оставив на время мысли о том, как она будет включать фонарь на давно заброшенном маяке, тут же бросилась осматривать световую систему. Огромная лампа была разбита — Гермиона выругалась и принялась оглядываться в поисках чего-то, из чего можно было развести огонь, но вокруг не нашлось ни одной дощечки. Она со злостью хлопнула себя по бедрам, досадуя, что, пробираясь на вершину маяка, собственноручно уничтожила уйму отличного топлива для сигнального костра.

«Ты волшебница или кто?» — вспомнились ей произнесенные много лет назад слова. Гермиона тряхнула влажными волосами и произнесла заклинание:

— Люмос!

Луч света бросился на борьбу с кромешной тьмой, но этого было недостаточно. Она снова подняла палочку, крепко зажмурилась и, представляя, как будет отпаивать чаем с ромашкой, а потом отчитывать за дурость вернувшегося целым и невредимым Гарри, выкрикнула:

— Люмос максима!

Гарри, из последних сил удерживая метлу, развернулся на свет. Он боялся моргать — вдруг обещающий спасение луч пропадет? Но тот никуда не девался. Гарри приободрился и на свой страх и риск увеличил скорость. Свет становился все ярче, и Гарри полетел еще немного быстрее, приближая чудесный момент, когда окажется в безопасности: ему было все равно, куда именно он летит, на свой остров или на большую землю, главное — подальше от беснующихся волн и бесконечного дождя.

Гарри не отрывал глаз от цели и не заметил, как из темноты показался край утеса. Остановиться было невозможно — он постарался максимально сбросить скорость и уйти вправо, но все равно налетел на скалу, врезавшись в твердую породу левым боком. Все его тело пронзила страшная боль, в глазах потемнело, и голову наполнил противный звон. Почти теряя сознание, но все так же не выпуская метлу из рук, Гарри в неуправляемом падении устремился к морю.

Удар о воду не привел его в чувство. Будто в замедленной съемке, безвольное тело погружалось в пучину, полы квиддичной мантии обвились вокруг Гарри наподобие савана. Он открыл рот, пытаясь вдохнуть, но только выпустил остатки воздуха из легких. Меняя форму, пузыри поплыли вверх — мысли Гарри на секунду прояснились, ужас удушья затопил усталое сознание, скрюченные пальцы потянулись к горлу, преодолевая сопротивление воды. Руки свело судорогой, древко метлы было как никогда крепко зажато в правом кулаке.

«Гермиона», — подумал он, сквозь муть удушья в последний раз ловя отблеск слепящего белого света на волнах. «Молния» дернулась и, повинуясь угасающей воле хозяина, прошила соленую толщу воды, вынося Гарри, намертво, словно бульдог, вцепившегося в метлу, на поверхность, к воздуху.

Он не знал, где взял силы навалиться на древко животом, не помнил, как скатился на землю, ударившись головой об острый камень. Гарри кашлял, исторгая из себя морскую воду, и дышал, дышал, дышал…

Гермиона примерно знала, откуда должен был прилететь Гарри, он подробно рассказывал о найденном укромном пляже. Молясь, чтобы луч был достаточно ярким, она направляла свет именно в ту сторону, вглядываясь в непогоду до рези в глазах и стараясь при этом не терять концентрации на «Люмосе».

— Гарри, Гарри, только вернись! Я не буду ругаться, перестану тебя поучать, буду убирать за собой кружки, запру Живоглота в комнате, только будь в порядке! Мерлин, пожалуйста, вернись… Я не смогу без тебя, как я без тебя? Гарри, ты ведь все, что у меня осталось… я люблю тебя, люблю… — шептала она, впервые вслух признаваясь в догадке, которая мучила ее с тех самых пор, как высоко в небе над Дувром она узнала аромат его кожи.

Внезапно в свете «Люмоса» промелькнула тень человека. Он летел прямо на скалу, Гермиона и представить себе не могла, как можно избежать столкновения при такой траектории. Она всматривалась в это место так пристально, что выступили слезы, и даже направила туда светящуюся палочку, чтобы понять, не померещилось ли ей. Море, освещенное заклинанием, все так же бурлило и, казалось, не намеревалось когда-либо успокаиваться. Гарри нигде не было видно, Гермиона уж решила, что ей и вправду показалось, как вдруг…

— Гарри!

Она бросилась вниз. Гермиона буквально летела по лестнице, сердце ее бешено стучало, норовя выпрыгнуть из груди. Гарри лежал в нескольких ярдах от входа в маяк, метла валялась рядом, растрепанная и мелко вибрирующая. Гермиона упала на колени рядом с ним, мокрые волосы моментально облепили ее щеки и лоб, мешая видеть. Стуча зубами, больше из страха, нежели от холода, она осмотрела его покрытое ссадинами лицо, поискала пульс на шее, но не смогла найти и, захлебываясь слезами, принялась прощупывать запястья, моля Господа, Мерлина, Мордреда, всех известных ей святых и богов, чтобы жилка под ее пальцами билась.

— Энервейт! Энервейт! — выкрикнула она, направив палочку ему прямо в лицо.

Гарри содрогнулся всем телом и закашлялся. Гермиона прижала испачканные его кровью пальцы ко рту — жив, неужели жив… Он приоткрыл глаза и тут же снова потерял сознание.

Гермиона подавила рвущиеся из груди рыдания — сейчас не время поддаваться панике! Она сделала несколько глубоких вздохов и наколдовала носилки, на которые аккуратно уложила Гарри с помощью заклинания левитации, и осторожно, стараясь не растрясти больного, направила их к дому. Внутри Гермиона так же бережно переложила его на диван.

Он выглядел более чем неважно. Глубокие ссадины по всему телу, свалявшиеся от крови волосы, порванная одежда, гримаса страдания на лице. Гермиона почувствовала, что слезы снова подступают к глазам. Она тряхнула головой, разметав вокруг сотни дождевых капель, и прошептала:

— Держись, Гарри, я рядом. Акцио, настойка бадьяна! Акцио, справочник колдомедика!

Гарри открыл глаза с ощущением, будто вовсе не спал этой ночью. Через приоткрытую балконную дверь в комнату врывался раскаленный воздух, настенные часы утверждали, что время близится к полудню. Рядом, повернувшись к нему спиной и укрывшись покрывалом до подбородка, спала Гермиона.

После всего, что случилось, Гарри ожидал увидеть либо родителей и Сириуса в райских кущах, либо потолок Мунго, но никак не каштановую гриву подруги в солнечных лучах. «Наверное, — подумал он, — я чувствую себя таким разбитым, потому что полночи успокаивал Гермиону. А гроза и все прочее мне только приснились. Но, черт возьми, это был слишком реалистичный сон». Гарри лежал, не шевелясь и воскрешая детали своего кошмара, который начинался так приятно: нежная и соблазнительная девушка в его постели, потом — ревность к Барнабасу, расставание с Джинни, осознание своих чувств к Гермионе… Он перебирал воспоминания и все больше поражался тому, насколько это похоже на правду.

Гарри слегка потянулся, с удивлением отмечая тупую боль в ребрах, выпростал из-под покрывала руку и обомлел — костяшки кулака были, очевидно, разбиты, от большого пальца к запястью тянулся рваный шрам, покрытый розоватой молодой кожей. Он рывком сел на постели, скривившись от ощущения десятков кинжалов, пронзивших тело, и ощупал себя. Весь его торс опутали повязки, на лице коркой засохла пахучая мазь. Свежие рубцы обнаружились не только на руках, но и на икрах и бедрах.

— Со временем они пропадут, — раздался тихий, шелестящий голос Гермионы. — Но нужно время и много заживляющего снадобья. Ну и не помешает визит в Мунго.

Гарри обернулся к ней и потерял дар речи: под карими глазами залегли тени, волосы спутались, губы выглядели пересохшими и растрескавшимися. Гермиона сдвинула покрывало, и стало видно, что спала она не в пижаме, а в сарафане, в котором Гарри видел ее вчера перед уходом из дома, только местами порванном и перепачканном грязью и чем-то бурым, очень похожим на кровь.

— Значит, не приснилось, — прошептал он.

— Я была бы рада, если бы это оказался коллективный кошмар.

Гермиона не улыбалась. Ее лицо вообще не выражало никаких эмоций, она с бесконечной усталостью, не моргая, смотрела на Гарри. Он подумал, что ей, вероятно, совсем не удалось отдохнуть, и открыл было рот, чтобы сказать, как ему жаль, но Гермиона опередила его, процедив все таким же бесцветным голосом:

— О чем ты думал, Гарри? Мне казалось, ты уже вырос из всех этих юношеских причуд. Соскучился по приключениям?

— Я… Гермиона, я просто…

— Просто что? Решил бросить вызов самой природе, раз уж достойных темных магов не осталось?

Гарри поморщился. Лучше бы она кричала, может быть, даже слегка побила его, но только не говорила так спокойно и безжалостно.

— И в мыслях ничего такого не было! Я просто очень спешил домой. Вчера кое-что случилось, и я хотел поскорее рассказать тебе…

— Что ж, надеюсь, новости того стоят.

Гермиона отшвырнула покрывало в изножье кровати и попыталась встать, но Гарри, превозмогая боль, ухватил ее за сухую и горячую на ощупь руку и притянул к себе. Она немного посопротивлялась, скорее из чувства противоречия, нежели действительной злости, а потом уткнулась носом ему куда-то в плечо и всхлипнула.

— Дурак! Представляешь хоть, что я пережила? Ты мог погибнуть, был на волосок от смерти, опять!

— Но ты оказалась рядом и спасла меня, — Гарри усмехнулся ей в волосы, поглаживая спутанные локоны. Его обволакивало счастье: он цел, Гермиона рядом, у них впереди вся жизнь…

— Это не смешно! Тебе просто очень повезло!

Гарри вспомнил свою борьбу со стихией и содрогнулся. В самом деле, то, что он заметил тот луч, можно расценить как сказочное везение. Или волшебство.

— Вчера я видел свет. Благодаря ему я и вылетел к маяку. А думал уже, что сгину там, в волнах. Что это было?

— Одна перепуганная особа и «Люмос максима», — нехотя проворчала Гермиона.

— Я уже говорил, что ты — мой свет маяка?

Гарри немного отстранился и негнущимися пальцами осторожно взял Гермиону за подбородок. Он приподнял ее лицо и внимательно вгляделся в блестящие глаза. Слишком откровенный взгляд смущал, и Гермиона поспешила вновь спрятаться на его груди.

— Что же вчера такого случилось, что ты начисто растерял остатки благоразумия?

Гарри выдохнул: время пришло.

— Я расстался с Джинни.

Гермиона охнула, но он поспешил ее успокоить:

— Мы расстались друзьями. Ну или почти друзьями. Это было по обоюдному согласию. Хотя все получилось довольно странно — Джинни помогла мне понять, что я влюблен в другую девушку.

Гермиона отстранилась от него и повернулась к окну. Стараясь сохранять спокойную и немного безразличную интонацию, она поинтересовалась:

— И кто же она?

Гарри ухватил ее за руку, разворачивая и вновь подтягивая к себе.

— Ты.

Гермиона распахнула глаза и в немом восклицании округлила рот. В голове у нее зашумело, и она даже подумала, что на почве переживаний заработала какое-то мудреное психическое расстройство с первыми симптомами в виде слуховых галлюцинаций. Но нет. Вот Гарри, вот его губы, раз за разом повторяющие: «Ты».

— Это такая шутка? — выдавила она.

— Боюсь, что нет. Мне кажется, единственное, что давало мне силы вчера — дикое желание увидеть тебя еще хоть раз и посмотреть на твою реакцию, когда скажу это: Гермиона, похоже, я влюблен в тебя.

Гарри ласково провел рукой по ее щеке, заправил прядку, упавшую на лоб, за ухо и смущенно улыбнулся. Прошла минута, другая, он нервно сглотнул. Гарри не мог понять, что чувствует Гермиона, как она восприняла его неловкое признание. Это сводило с ума, все внутри у него будто зудело в ожидании ответа.

— Поверить не могу, — наконец отмерла она. — И это Джинни подсказала тебе?

Гарри сцепил руки в замок и кивнул.

— Да. Ей давно казалось, что мы предназначены друг для друга, но она не хотела с этим мириться. А еще она думает…

— Что? — Гермиона с любопытством глянула в его сторону.

— Она сказала, что думает, будто и ты… испытываешь чувства ко мне, просто не хочешь лезть в наши с ней отношения.

Гермиона вскочила с кровати и принялась мерить комнату шагами. Раз, два, три — поворот у балконной двери, еще пять шагов до кресла, еще поворот; раз, два, три, четыре, пять — снова балкон. Гарри механически считал ее шаги.

— Это не правда? Скажи, Гермиона, я не могу больше ждать. Лучше уж сразу разочароваться, чем мучиться от неизвестности!

Гермиона присела на край кровати. Она ухватила подол заляпанного его кровью сарафана и принялась мять в пальцах.

— Гарри, мне страшно.

Он непонимающе уставился на нее.

— Представь: мы с тобой сейчас на краю моста. Стоит нам перейти на другую сторону, и он сгорит. Пути назад не будет. Прежде чем делать шаг, стоит хорошенько подумать о последствиях.

Гарри неуверенно кивнул.

— То, что сейчас есть у нас — это прекрасно. Я никогда не чувствовала себя лучше. Тут мой настоящий дом, ты — моя семья. Но, если мы сделаем этот шаг, мы можем все разрушить.

— Ты слишком много думаешь! — Он сгреб Гермиону в охапку и прошептал, не отрываясь от ее глаз: — Мне тоже страшно. Но я готов попробовать. На той стороне этого чертова моста меня ждет то, ради чего стоит рискнуть.

Гермиона нервно сглотнула.

— Просто скажи, я… небезразличен тебе?

— Кажется, я влюблена в тебя с тех самых пор, как мы летали к Дувру.

Гарри медленно приблизил свое лицо к ней, будто давая Гермионе последний шанс на отступление, еще раз всмотрелся в расширенные зрачки и всего на секунду осторожно коснулся ее искусанных губ своими. Гермиона не закричала, не оттолкнула его, только опустила ресницы и немного зарделась, и он повторил попытку еще раз, но уже более настойчиво.

— Мост сожжен? — выдохнул он ей прямо в губы.

— Остался только пепел.

— Тебе все еще страшно?

— Думаю, я справлюсь. Если ты будешь рядом…

Спустя неловкий, но очень счастливый час, наполненный признаниями, поцелуями и рассказами о вчерашнем дне, Гермиона выскользнула из спальни, чтобы приготовить свежую заживляющую мазь. Гарри не хотел отпускать ее, как будто боялся, что стоит ей выйти из комнаты, и все, произошедшее между ними, развеется по ветру, сотрется из памяти. Гермиона со смехом успокоила его и пообещала вернуться той же Гермионой, что вышла за дверь. Гарри с глупой улыбкой откинулся на подушки. Сама она шла на кухню, где устроила импровизированный филиал зельеварни, чуть ли не приплясывая. Она была счастлива, но все еще немного напугана. Кто бы мог подумать, что все так обернется?!

Гермиона развела огонь под котлом и принялась выкладывать на разделочную доску необходимые ингредиенты. Мысли путались, и она с трудом фокусировалась на том, чтобы не добавить к довольно простому рецепту что-нибудь лишнее.

— Нет, так дело не пойдет, — пробормотала Гермиона, в очередной раз сгоняя с лица дурацкую улыбку.

Она прошлась по кухне, глотнула воды со льдом, полюбовалась абсолютно спокойным морем — кто бы мог предположить, что вчера оно больше походило на разъяренного монстра? Но порядок приготовления мази все равно ускользал, подменяясь в ее сознании картинами прошедшего вечера и сегодняшнего дня. Вот Гарри смотрит на свои изуродованные руки, вот он лежит на земле без сознания, тянется к ней для первого поцелуя, вот Гермиона безуспешно пытается вызвать Патронус. Ее пальцы сами сомкнулись на палочке. Она не думала ни о чем конкретном, просто зажмурилась, взмахнула рукой и прошептала заклинание. Вызов защитника всегда давался ей нелегко, но сейчас все получилось естественно и непринужденно: Гермиона почувствовала теплое дуновение и открыла глаза. Прямо перед ней в воздухе зависла не привычная выдра, но прекрасная серебристая большеокая лань. Волшебное существо потянулось носом к своей создательнице, слегка коснулось ладони и развеялось мерцающим туманом.

Гермиона восхищенно выдохнула.

— Все будет хорошо.

Она вернулась к котлу. Мысли ее наконец-то были спокойны, а сама она полна уверенности в сделанном выборе.

Вот и последняя глава! Спасибо всем, кто читал, комментировал и терпеливо ждал продолжения!) Это был интересный опыт, надеюсь, вам понравилось))

Ваша Mashrumova

2 года спустя

Гермиона привычно оглядела класс и сверилась со списком. Не то чтобы ей действительно это требовалось: своих детей она знала не только по именам, но и могла рассказать все об их предпочтениях, вкусах и интересах. Но весь опыт ее работы с маленькими волшебниками говорил, что дополнительная проверка никогда не бывает лишней. Стоит немного расслабиться, и вселенная тут же за это накажет, заставив, например, снимать с крыши Билли Доела, неизвестно зачем полезшего туда вместо того, чтобы вместе со всеми слушать лекцию по особенностям мира магии. Гермиона нашла глазами проказника Билли и удовлетворенно кивнула — за этим непоседой нужен глаз да глаз.

Все они были здесь, ее воспитанники. Смеялись, возбужденно переговаривались, гадая, кто придет к ним в гости сегодня. Семеро ребятишек, такие разные, но уже ставшие друг другу семьей.

Была тут и Руби Митчел, серьезная и немного замкнутая девочка, история которой так потрясла министерскую комиссию. Ей как раз исполнилось шесть, когда к ее родителям пришли странно одетые люди во главе с совсем юной девушкой. Руби видела их на подъездной дорожке через крохотное подвальное окошко, располагавшееся очень высоко — у самого потолка подвала, или, точнее, ее спальни. Чтобы выглянуть наружу, ей пришлось ссадить с шаткого табурета своего единственного друга — потрепанную плюшевую обезьянку Бубу, подтащить табурет к грубо оштукатуренной стене, аккуратно взобраться на него, балансируя руками, а затем осторожно вытянуться на цыпочках, уцепиться пальцами за край оконного проема и даже слегка подтянуться. Она только мельком увидела странную процессию и не смогла как следует разглядеть визитеров, но уже через полчаса все они — двое высоких мужчин в длинных одеждах наподобие мантий и кудрявая симпатичная девушка — спустились к ней в подвал. Родителей не было ни видно, ни слышно. Руби испуганно сжалась на своем заменяющем кровать матрасе — она ожидала новых попыток изгнания бесов, осмотра бесцеремонным врачом, чего угодно в таком роде, на самом деле, но не того, что последовало дальше. Девушка присела на корточки и ласково прошептала: «Руби, мы пришли забрать тебя в новый дом». Руби подняла лицо и увидела, что по щеке незнакомки медленно катится слеза, а мужчины, скрипя зубами и шепотом ругаясь, осматривают ее комнату, грязный горшок в углу, бочку с холодной водой, жестяную кружку и миску, старенький матрас и развалившуюся на табурете Бубу. Девочка поверила им далеко не сразу. Она долго слушала рассказы о магах и маглах, уверения в том, что она нормальная, а не исчадие ада, смотрела на всякие фокусы, которые показывала ей кудрявая девушка. Ей было страшно: эти люди явно были демонами, такими же одержимыми, как и она, и родители лишат ее еды на неделю, а то и больше, если узнают… Но ни мать, ни отец не спешили вниз, потрясая распятием, не собирались спасти ее, значит, им стало совсем все равно. И Руби решилась — вряд ли в новом месте будет хуже, чем здесь. Ее привели в красивый светлый дом, вымыли, одели в чистое платьице, накормили и уложили в невероятно мягкую постель. Потом с ней долго разговаривали психологи, осматривали целители. И потихоньку Руби забывала все плохое, что с ней приключилось, отогревалась сердцем. Но впереди было еще много работы.

Гермиона вздохнула: к поступлению в Хогвартс Руби, скорее всего, ничем не будет отличаться от других детей. А вот близнецы Джо и Джек уже забыли то, что родители торопливо избавились от них, четырехлетних малышей, когда заметили их странные способности. Они совсем не вспоминали ни родной дом, ни приют, где пробыли всего несколько месяцев, и с радостью впитывали все, что касалось магии. Сейчас им было по шесть лет, и они уже могли дать фору близнецам Уизли по части проделок. Наверное, поэтому их так любила миссис Уизли, которая, будучи не в силах выносить тишину дома, опустевшего без выросших детей, работала в приюте помощницей воспитателя — нянечкой, как называли ее жители Дома Лили.

Митчелла нашли на улице. Он сбежал из дома в семь лет, когда всевозможные странности, творившиеся вокруг него, уже нельзя было больше списывать на совпадения. В самом деле, на крутившуюся над головой мальчика и истошно орущую кошку закрыть глаза не получалось так же легко, как на бьющиеся от крика ребенка стаканы. Митч подслушал, что родители собираются везти его в Лондон, в клинику, специализирующуюся на психических расстройствах и девиантном поведении. «На опыты», — подумал он и тут же решил: этому не бывать. Митчелл собрал свой большой походный рюкзак, набил его теплой одеждой, бельем, захватил спальный мешок, все свои документы, которые смог разыскать в папином рабочем столе, сотню фунтов, скопленные на поездку в детский морской лагерь в Испании, и ночью тихонько вышел из дома. Сразу же за порогом его обуяла тоска: он присел на крыльцо и заплакал, с каждой минутой теряя решимость совершить задуманное. Но вдруг в окнах родительской спальни вспыхнул свет, и Митч, подгоняемый адреналином, бросился вперед, в темноту спящего пригорода. На пригородных поездах, ради экономии путешествуя без билета, он добрался до Лондона и окончательно затерялся в лабиринте его улиц. Он жил так, ночуя в парках, во дворах, в супермаркетах — спрятавшись где-нибудь до закрытия, на вокзалах, весь июнь и часть июля, а затем за ним пришли и забрали в новый дом к таким же, как он сам, волшебникам.

Еще в приюте жили Роуз-Энн девяти лет, шестилетняя Сью и десятилетний Билли. От Билли отказались родители, а потом еще и приемные семьи — дважды. Роуз-Энн и Сью попали в Дом Лили после того, как их родители узнали, что они — волшебницы. Все они имели за плечами такой груз переживаний, какой не должен бы иметь ни один ребенок. Гермиона понимала это и, владея познаниями в психологии и примером Тома Риддла, знала, к чему это может привести. Так что она не жалела средств из бюджета приюта на консультации специалистов, стремясь превратить своих подопечных в гармоничные, уверенные в себе личности. И сейчас ее сердце наполнялось счастьем, стоило ей увидеть, как дурачатся в ожидании начала урока некогда зашуганная Руби и Митч, повидавший за свое пребывание на улицах таких вещей, что простое обращение к нему заставляло его ощетиниваться, словно волчонок.

В таком составе приют существовал уже полтора года. Но Гермиона и Пенелопа Кристалл, которую удалось сманить в новый отдел с насиженного места, внимательно следили за обновлениями в Хогвартской Книге Студентов и исправно посещали семьи, в которых появлялся маленький маг. Волшебные семьи присматривались к детям, и уже велись переговоры о патронаже над некоторыми воспитанниками приюта и даже об усыновлении.

Школа юного чародея, как назвала Гермиона курсы для семей маглов с детьми-волшебниками, проводила занятия два раза в неделю и была заполнена до отказа. Любящие родители, обладающие достаточной широтой мысли, чтобы поверить в магию и не причислить ее к шуткам дьявола, охотно погружались в новый мир, который должен стать родным для их детей. Наступила пора думать о расширении, искать новых преподавателей. Гермиона была счастлива.

Часы пробили девять, и Гермиона откашлялась.

— Итак, дети... Внимание! Митчелл, сядь, пожалуйста, мы начинаем!

Она подождала, пока все наконец успокоятся, и продолжила:

— Сегодня суббота, а это значит, что у нас будут гости. В прошлый раз к нам приходил мистер Смагли, который рассказал о работе нашей главной газеты — «Ежедневного пророка» — и профессии репортера. В следующую субботу занятия со мной у вас не будет, поэтому сегодня в качестве компенсации у нас два гостя вместо одного.

Ребята снова зашумели, обсуждая причины, по которым мисс Гермиона могла отменить ежесубботнюю встречу с интересными магами. К ним уже приходили директор Хогвартса, мистер Скамандер, мистер Олливандер, и даже Гарри Поттер и министр магии! Каждую субботу воспитанники Дома Лили ждали с большим нетерпением, и пропуск одной встречи их сильно разочаровал.

— Тихо, дети! Пожалуйста! Итак, наши гости довольно знамениты, и я надеюсь, вы будете прилично себя вести, а не так, как на встрече с мистером Шеклболтом. В противном случае…

Гермиона обвела притихших ребят выразительным взглядом.

— Сегодня мы поговорим о спорте. А главный спорт в магическом мире — это…

— Квиддич! — завопили семь голосов.

— Верно. И у нас в гостях, — Гермиона бросила взгляд на тихо приоткрывшуюся дверь, — два молодых, но уже очень успешных игрока, охотник «Холихедских гарпий» и вратарь «Пушек Педдл», Джиневра и Рональд Уизли!

Дверь распахнулась, и в класс вошли улыбающиеся Рон и Джинни. Следом за ними проскользнул и сел за последнюю парту Гарри. Их появление произвело эффект разорвавшейся навозной бомбы. Дети повскакивали со своих мест, размахивали руками и вопили что-то невообразимое все вместе, на семь голосов. Гермиона подняла палочку и с жутким треском выпустила из нее сноп разноцветных искр. Дети снова расселись, но по ним было видно, что они с трудом сдерживают эмоции.

— А еще Джинни и Рон — младшие дети нашей горячо любимой миссис Уизли, и, поверьте мне, они обязательно расскажут ей все свои впечатления от встречи с вами!

Ребята собрались. Миссис Уизли была очень доброй и ласковой, но с нарушителями не церемонилась, а увидеть ее лишний раз в гневе — сомнительное удовольствие.

— Ну что ж, даю слово нашим гостям.

Гермиона отошла в конец класса и присела за парту рядом с Гарри. Их руки под столом сплелись, Гарри огладил пальцем ободок кольца на ее безымянном пальце и улыбнулся.

Рон откашлялся:

— Эм, ну что, привет всем! Я — Рон Уизли, и я играю вратарем за команду «Пушки Педдл». Начал я заниматься квиддичем еще в школе, даже не так, в раннем детстве, мои старшие братья входили в состав команды Гриффиндора и иногда разрешали мне полетать с ними…

Рон и Джинни говорили, сменяя друг друга, несколько часов. Они подробно рассказали правила игры, как проходят соревнования в Хогвартсе, когда можно попасть в команду, какие качества нужны тому или иному игроку. Потом ребятам предложили задать вопросы.

Все дети живо интересовались волшебным спортом. Билли читал спортивную колонку в «Пророке» и уже знал, похоже, всех игроков и рейтинги команд. Так что Гермиона ни капельки не удивилась, когда его рука первой взвилась в воздух.

— Мистер Уизли, я читал, что, когда вы только пришли в «Пушки Педдл», у вас не ладилась игра. Но через год вы уже получили звание самого многообещающего вратаря Англии. Я слышал даже, что вас приглашают в сборную на следующий Чемпионат мира. Как так получилось?

— О да… Видишь ли…

— Билли.

— Видишь ли, Билли, еще в Хогвартсе я был не очень уверен в себе, а в квиддиче уверенность — чуть ли не главное качество, без нее играть очень трудно. Но в меня верили мои друзья, и со временем я стал играть лучше. Так же было и в «Пушках». Я пришел в новую команду, от меня многого ждали, и я растерялся, но потом справился с этим. И да, я получил предложение попробоваться в сборную.

— Вас снова поддержали друзья?

— Нет… Точнее, не только. Так вышло, что мои друзья не могли быть со мной в то время… ну, это всякие взрослые глупости, вам не будет интересно. Но зато меня поддерживала моя девушка, а теперь уже жена, Айрис. Она — мой главный фанат. Без нее я бы не смог достичь нынешнего успеха.

Билли снова поднял руку.

— «Пушки Педдл» впервые за долгие годы в этом сезоне поднялись в первую половину турнирной таблицы. Вы рады?

— О да, вы не представляете, как я мечтал об этом мальчишкой. Легко болеть за команду, которая выигрывает, а вот чтобы болеть за неудачников, нужно много нервов, — Рон рассмеялся. — Но вот я вырос, пришел в команду и помог ей исполнить мою детскую мечту.

— Мисс Уизли, а вас берут на Чемпионат?

— Посмотрим, Билли. Я обязательно поучаствую в отборе, но в Англии сейчас очень много стоящих игроков.

— А я думаю, что у вас получится! У вас самый высокий показатель по количеству забитых мячей! Это чего-нибудь да стоит!

Джинни тепло улыбнулась.

— Спасибо, Билли! Выступить на Чемпионате было бы отличным завершением карьеры.

— Что? — воскликнули разом несколько голосов, среди которых были и Гаррин с Гермиониным.

— Да, я думаю, что в следующем году, после Чемпионата, оставлю карьеру игрока и займусь спортивной журналистикой. Квиддич — это, конечно, очень здорово, но он совсем не оставляет времени на личную жизнь, я так редко вижу родных… У меня родилась племянница, а я видела ее от силы раза три!

— А молодой человек у вас есть? Вы же такая красавица, у вас точно должен быть возлюбленный, — мечтательно выдохнула малышка Сью.

— Сьюзен! — возмутилась Гермиона. — Это очень личный вопрос!

Джинни стрельнула глазами в сторону Гарри и Гермионы и озорно прищурилась.

— Ничего страшного, я отвечу. Да, Сьюзен, у меня есть молодой человек. Он как раз журналист, ходит на матчи и пишет статьи. Мы так и познакомились, он брал у меня интервью после игры.

— А он красивый?

Гермиона закатила глаза.

— Я думаю, он самый красивый мужчина на свете, малышка!

Рон прыснул в кулак, заслужив неодобрительный взгляд от сестры. Гермиона встала и хлопнула в ладоши.

— Так, детки, у нас для вас еще один сюрприз. Скажи им, Рон!

— Да, мы тут принесли несколько метел и подумали, что можно дать вам первый урок полетов, чтобы вы поуверенней чувствовали себя в школе. А то, знаете, всякое бывает. Один мой знакомый на уроке полетов упал с метлы и сломал запястье.

— Не стоит пугать их, Рональд, — зашипела Джинни.

Но ни упоминания о травмах, ни строгий взгляд Гермионы не смогли удержать ребят на своих местах. Они побежали к Рону и Джинни, облепили их, точно пикси, дергали, обнимали и визжали.

— Да уж, — шепнула Гермиона Гарри на ухо, — глупо было ожидать от них образцовой дисциплины.

— Расслабься, Гермиона, они всего лишь дети. Пусть радуются.

Полетали все — кого-то сажали на детские метелки, ребятам постарше разрешили попробовать взлететь на стареньких спокойных «Чистометах», снабдив, разумеется, комплектом защитных чар. Рон с Гарри страховали юных летунов в воздухе, а Джинни на земле объясняла, как оторваться от земли и как управлять метлой в воздухе. После наполненного смехом и счастливым визгом часа, проведенного на улице, Рон и Джинни попрощались с ребятами и Гермионой и в компании Гарри скрылись в камине.

— Ну как впечатления? — поинтересовалась Гермиона, приглаживая растрепанные вихры Митча.

— Это было потрясающе! Лучшие гости за все время! Я буду играть в квиддич в Хогвартсе! Мисс Уизли такая красивая! — грянул многоголосый гул.

— Я рада. Надеюсь, этих впечатлений хватит вам на две недели. В следующую субботу, если ничего не изменится, у вас будет прогулка по Косой аллее с мистером и миссис Уизли.

— А почему вас не будет на следующей неделе? — поинтересовалась Руби.

— Дело в том, что… Сегодня вечером я выхожу замуж, а потом улетаю в Австралию в свадебное путешествие.

Девочки разом издали восторженный писк. Гермиону окружили, совсем как Рона и Джинни немногим ранее, и засыпали вопросами о платье, прическе, месте проведения церемонии. О женихе никто не спрашивал, всем и так было ясно, что мисс Грейнджер вскоре станет миссис Поттер.

— Эх, вот бы одним глазком посмотреть на вас в свадебном платье. Вы же покажете нам фотографии?

— В волшебном мире это называется колдографии, Роуз-Энн. Они двигаются, совсем как люди в тот момент, только звук не передают. И вот что, я тут вспомнила, что у меня нет никого, кто бы рассыпал лепестки по проходу к алтарю. Если хотите…

Новая порция визга стала ей ответом. Гермиона, с трудом удерживаясь на ногах под весом трех восторженно вопящих девочек, повернулась к притихшим мальчишкам.

— И вас я тоже буду рада видеть на своей свадьбе.

Митч улыбнулся, Билли показал большой палец, а близнецы поспешили добавить еще немного хаоса в кучу-малу вокруг Гермионы.

До заката оставалось не больше часа. Гермиона, уже наряженная и причесанная, напряженно рассматривала себя в огромном зеркале. В нем отражалась незнакомая молодая женщина с идеальной прической из каштановых кос, украшенной молочными альстромериями, в кружевном подвенечном платье с открытыми плечами и уймой крохотных пуговок на спинке, доходящих до самого края длинного шлейфа. Она была непередаваемо красива и с трудом узнавала сама себя.

В комнате было тесно: дамы всех возрастов собрались здесь, чтобы помочь Гермионе собраться. После схватки с непослушными волосами невесты отдыхала в кресле Флер, такая же тонкая и изящная, как и до рождения дочки. Луна, щеголявшая голубоватыми клыками какого-то зверя вместо сережек, обсуждала со Сьюзен пережитые ею в экспедиции приключения и цвет глаз мистера Скамандера, Джинни сосредоточенно раскладывала яркие лепестки по маленьким корзиночкам. Миссис Уизли с крошкой Мари-Виктуар на руках шепотом проговаривала пункты банкетного меню, проверяя, все ли готово, и даже Андромеда Тонкс была здесь и помогала тем, что накладывала чары на туфельки невесты, чтобы не жали, не натирали и не мешали веселиться.

Гермиона рассматривала этих дорогих ей людей в зеркале, отмечая малейшие изменения, которые произошли с ними за последние годы. Как все повзрослели, какой путь прошли за эти годы! Она и сама здорово изменилась, скажи ей кто-нибудь года четыре назад, что однажды она наденет подвенечное платье и пойдет в нем навстречу… Гарри, она бы послала шутника провериться в Мунго. Но нет, это была правда, еще немного, и Гермиона станет миссис Поттер, она, не Чжоу, не Джинни…

— Луна, Сьюзен, я думаю, пора привести детей из приюта. Флер, ты проследишь, чтобы они хорошо выглядели? — попросила Гермиона странным тонким голосом. — Миссис Уизли, миссис Тонкс… Я переживаю, не забыли ли мы расставить именные карточки на столах? И еще, наложил ли кто-нибудь водоотталкивающие чары на шатер? Вдруг дождь?

— О, милая, не переживай по таким пустякам, я уверена, все сделано! Но мы обязательно все проверим, — миссис Уизли подхватила Андромеду под локоть и потащила к выходу, попутно рассказывая, что еще не мешало бы проверить.

В комнате остались Гермиона и Джинни с Мари-Виктуар. Девочка развлекала сама себя, ползая по кровати и перебирая цветные ленточки, оставшиеся от украшения букетов. Джинни улыбалась, глядя на племянницу, и не позволяла той свалиться с края.

Гермиона кашлянула, стараясь вернуть власть над голосом.

— Джинни, я хотела сказать…

— Я знаю, что ты хочешь сказать. И можешь даже не начинать этот разговор.

Джинни подхватила малышку на руки и подошла вплотную к Гермионе, заглядывая в зеркало вместе с ней.

— Все получилось так, как получилось. Не о чем тут говорить. Я знаю, что ты не делала специально ничего, чтобы увести его у меня. Это просто не похоже на нашу Гермиону, такую честную и открытую, — Джинни поправила один цветок, выбившийся со своего места. — Значит, так было предопределено. И, поверь мне, я больше не страдаю. Эта детская влюбленность осталась позади, и я рада за вас, как была бы рада за тебя и моего брата. К тому же Мэриан чудесный, с ним я на самом деле счастлива.

— А Рон?

Джинни искренне улыбнулась.

— Вот за кого тебе точно не стоит беспокоиться, так это за Рона! У них с Айрис прекрасные отношения, он счастлив, играя в квиддич. Клянусь, когда я проходила мимо комнаты жениха, слышала звон бокалов и дикий хохот. Похоже, они с Гарри вспоминали старые байки. Рон на своем месте, даже не сомневайся. А ты, Гермиона Грейнджер, на своем?

Джинни подмигнула ее отражению и тихонько вышла из комнаты вместе с племянницей. Гермиона осталась стоять на месте. Она еще несколько минут вглядывалась в гладь зеркала, затем тряхнула головой, широко улыбнулась и шепнула:

— О да, я там, где должна быть.

Она отвернулась от зеркала, взяла в руки туфельки, критически осмотрела их и добавила еще несколько заклинаний, чтобы уж наверняка ничто не испортило ей этот важный день.

Спустя еще полчаса в комнату заглянул мистер Уизли.

— Дорогая, солнце скоро сядет. Пора.

Он протянул Гермионе перетянутый широкой белой лентой букет альстромерий, таких же, как в ее прическе, и предложил невесте свою руку. Она глубоко вдохнула и сделала шаг к человеку, который сегодня заменит ей родного отца и поведет ее к алтарю.

Они вышли из дома через заднюю дверь и двинулись к маяку. Красная ковровая дорожка вела к башне, по обеим сторонам прохода на специально выровненной площадке выстроились белые стулья с резными ножками. Рядом был возведен шатер, похожий на тот, что был на свадьбе Билла и Флер, между столиков деловито сновали вызванные из Хогвартса на этот вечер домовики. Гости уже заняли свои места: в первом ряду комкала в руках платок миссис Уизли, Флер нетерпеливо поглядывала назад в ожидании невесты, рядом с ней сидела Айрис, немного пухловатая девушка с длинными русыми волосами. Профессор Макгонагалл устроилась рядом с Кингсли и Перси. Хагрид снова занял сразу три стула. Джинни и Луна с букетами розовых альстромерий ждали невесту у начала дорожки. Тут же в восхищении замерли воспитанницы Приюта Лили, нарядные и красиво причесанные, с наполненными лепестками плетеными корзиночками.

Старая башня в конце дорожки была отремонтирована и выкрашена белой краской, новые кованые перила украсили вход, ступени облицевали камнем. Здесь Гарри и Гермионе и предстояло сочетаться браком, на ступенях маяка, ставшего символом их любви. Над ступенями возвышалась оплетенная цветами и лентами арка, там, вместе с низеньким лысоватым волшебником, который будет проводить обряд, уже ждали Гарри и Рон, его шафер. Гарри, казалось, совсем не нервничал. Он уверенно стоял на своем месте на нижней ступеньке крыльца, одну руку вытянув вдоль корпуса, а другую положив на перила. Рон украдкой почесывал нос. Гермиона улыбнулась этому трогательному и такому домашнему жесту.

Солнце коснулось моря, закатный свет позолотил белые стены башни. Зазвучала виолончель — Шопен, ноктюрн. Гермиона всегда любила струнные. Мистер Уизли слегка потянул ее вперед. Руби и Роуз-Энн со Сью посередке медленно двинулись по проходу, лучась улыбками и посыпая лепестками красную ткань дорожки. Гости как по команде обернулись и восхищенно ахнули. Гермиона зарделась. Она медленно шла к маяку, стараясь не сбиться с шага и улыбаясь друзьям и знакомым. За ней следовали подружки невесты. Вот наконец и ступеньки. Мистер Уизли развернулся к Гермионе, поцеловал ее в лоб и шепнул:

— Будьте счастливы, дети.

Горло Гермионы сжал спазм. Джинни забрала у нее букет и отошла вместе с Луной немного в сторону. Невеста замешкалась, но на помощь ей пришел Гарри. Он спустился к ней и протянул руку. Гермиона вложила пальцы в его ладонь и взглянула в лицо своему будущему мужу. Он улыбался.

— Гермиона, ты прекрасна!

Гарри быстро поцеловал ее руку и потянул за собой. Музыка стала играть тише. Низенький волшебник откашлялся и заговорил:

— Дамы и господа, волшебники и ведьмы! Любовь — это величайшая магия, дарованная человеку. И сегодня мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать клятвы мужчины и женщины, щедро одаренных этим волшебством. Я спрашиваю вас, Гарри Джеймс Поттер, согласны ли вы взять в жены Гермиону Джин Грейнджер, дать ей свое имя, свою любовь, поддержку, разделить горести и счастье поровну и быть с ней рядом до конца ваших дней?

— Согласен!

В голосе Гарри не было ни тени сомнения. Он не мог оторвать взгляда от своей невесты, да и согнать с лица глупую улыбку у него тоже не получалось.

— Гермиона Джин Грейнджер, согласны ли вы взять в мужья Гарри Джеймса Поттера, принять его имя и обеты, а взамен подарить любовь, верность, поддержку и понимание, разделить горести и счастье поровну и быть с ним рядом до конца ваших дней?

— Согласна, — выдохнула Гермиона.

— Найдется ли маг или колдунья, который выступает против этого союза и считает его невозможным? — слегка возвысил голос волшебник.

Гермиона украдкой бросила взгляд на Рона. Он безмятежно улыбался, слегка покачиваясь на носках.

— С этого момента и навсегда связываю вас узами брака. Именем всего, что вы создали вместе, именем всего, что будет создано.

Гарри и Гермиона в унисон проговорили:

— Я предлагаю тебе свою любовь и верность.

Волшебник движением палочки призвал деревянную шкатулку.

— Время обменяться кольцами!

Гарри поймал шкатулку и осторожно вытащил из нее кольцо. Простой золотой ободок блеснул в лучах заходящего солнца. Гермиона протянула руку, и через мгновение на ее пальце уже красовался символ ее любви к Гарри. Она проделала все то же, и вот уже Гарри рассматривает свою руку с новым непривычным украшением на ней. Волшебник улыбнулся и прикоснулся к их соединенным рукам волшебной палочкой. Белые ленты вылетели из нее и оплели их запястья.

— В знак вашей любви подарите друг другу поцелуй.

Он отступил назад, Гарри притянул свою теперь уже жену к себе и практически невесомо поцеловал. Гости разразились аплодисментами, а Джинни украдкой махнула палочкой, и по стенам маяка побежали сотни крошечных белых огоньков. Они взбирались все выше и наконец исчезли за стеклами. Секунду-другую ничего не происходило, а затем, в тот самый миг, как солнце окончательно скрылось за горизонтом, на верхушке башни зажегся и осветил молодоженов и их гостей ослепительный свет.

Свет маяка.