Мир тебе, Воин (джен)

Магия фамилии Маршалл сразу начала давать всходы. Для Найджела и других Кайт оставался сорной травой, но за спиной этого сорняка возвышалась теперь грозная фигура садовника.

В речи куратора появились нотки уважения, столь тонкие, что их можно было принять за страх. Барни, хоть и продолжал распинать неуклюжего Бога Войны на все лады, следил, чтобы сын Беаты Маршалл вернулся к матери в целости и сохранности. Даже во взгляде Найджела мелькало теперь обречённое смирение. Он понимал, внук Грэма Маршалла отсюда не уйдёт. Но Кайту щит дедушкиной фамилии казался ношей такой же чужой, как и меч Мелкона.

В первый день июля Рэй Барни отвёл их в горы, где стоял белый остов Небесного Корабля.

— Посмотрим, чему вы научились, — сказал учитель, потирая руки.

Глядя на оробевших детей, он рассмеялся и крикнул:

— Сейчас вы не боги! Вы пираты, которые должны изучить каждый сантиметр этого корабля! На абордаж!

И макет памятника истории и культуры превратился в детскую площадку. Каждый стремился дотронуться до огромного штурвала, повисеть на перилах, забраться по верёвочным лестницам туда, где мачты касались солнца. Все, кроме Саймона. Он смог заставить себя подняться на верхнюю палубу, но предпочитал держаться подальше от края.

— Повезло тебе с таким смельчаком, — смеялся Биджой. — Случись война, Сайми не поднялся бы на Небесный Корабль, даже если бы Мелкон кричал ему в ухо.

Теперь они каждый день взбирались на белый остов корабля. Дожди пролились последней каплей, наступила удушающая жара. Дни наполнились треском цикад, а вечера — звуками барабанов и флейт. После того, как боги уходили делать домашнее задание, тренировку начинали смертные, тянущие корабли. Слушая мелодию, эхом откликающуюся в горах, Кайт думал о том, что где-то там держит белый канат Чайк. И от этого становилось радостно на душе.

Последние недели подготовки запомнились Кайту самыми светлыми. Ему нравилась тягучая медлительность праязыка, дороги блестящей туши на занятиях каллиграфии, даже в навевающем сон голосе профессора Дипэка слышалось теперь что-то уютное. Каждую свободную минуту он тратил на то, чтобы восполнить пробелы в школьной программе. Если стихотворные строки и имена исторических деятелей начали постепенно оседать в памяти, то формулам и уравнениям было труднее пробиться в его сознание. Но он не опускал рук. Часто замечающему его читающим школьные учебники Альраи даже пришлось напомнить мальчику, что главная цель подготовки — фестиваль, а не тесты. Возможно, в словах настоятеля была доля правды, и это погружение в школьные уроки было неосознанной попыткой оттянуть наступление августа, когда ему предстояло надеть одежды Бога Войны. Только Кайту казалось, что бегство от Мелкона странным образом приближает его к себе.

В шелесте страниц учебников и пении цикад подкралось время последней экскурсии. Узнав, что её будет проводить Альраи, все восприняли это как экзамен. То, что настоятель делал вид, будто никого экзаменовать не собирается и даже обычных буклетов с заданиями не раздал, только усиливало подозрения.

Местом сегодняшней прогулки стал парк, расположенный недалеко от железнодорожной станции и оттуда медленно поднимающийся к горам. Украшением парка были олени, бродящие в одиночку и стадами и совершенно не боявшиеся людей. Вдоль аллей расположились сувенирные лавки, а рядом продавался корм для животных — круглый безвкусный крекер, перевязанный бумажной лентой.

Дети накупили полные карманы печенья и раздавали подходящим животным. Магги щедрой рукой одаривал их, а потом бежал за новой порцией угощения. Саймон побаивался ветвистых рогов, поэтому торопливо выдавал оленям нераспечатанную пачку. Те радовались и съедали всё вместе с бумажной лентой. Правда, оказалось, что он забыл в кармане несколько кусочков печенья, и один особенно настойчивый олень попытался съесть их вместе с карманом. Кайт хотел покормить самых маленьких членов оленьей стаи, но они обычно были пугливы и прятались за спинами более старших.

Когда солнце перевалило за полдень, жара стала невыносимой. Животные и люди потянулись в тень. Настоятель повёл их в глубину соснового леса, где перетянутая металлической цепочкой с надписью «Прохода нет» лежала тропа, края которой даже в середине лета устилала кроваво-алая листва.

— Факельные деревья, — тихо проговорил Найджел.

— Да, — кивнул настоятель. — По легенде они выросли из крови Мелкона, капающей со священного меча, который нёс Гадар, спускаясь с Акелдамы. Здесь начинается Проклятая тропа.

Найджел не остановился прочитать историческую справку на табличке, поставленной возле тропы. Легенду о битве Мелкона и Гадара он знал наизусть.

Кайт пробежал глазами известные по лекциям профессора Дипэка строки и, отойдя к соснам, стал кормить остатками печенья выглянувшего из кустов оленёнка.

Альраи смотрел на него, потом поманил детей на широкую аллею:

— Свернём сюда. Устроим пикник на берегу озера.

Дети расположились в тени деревьев и достали коробочки с обедом, но не спешили приступать к трапезе. В присутствии настоятеля многие чувствовали себя скованно. Кайт, особенно часто ощущавший на себе взгляд Альраи, напротив, торопливо опустошил содержимое коробочки и отправился к озеру. Настоятель некоторое время смотрел на свой нетронутый обед, потом медленно поднялся и пошёл к воде.

— Наконец-то, можно спокойно поесть, — хмыкнул Тирс.

— Последнее воскресенье, когда мы сидим вот так вместе и уплетаем вкусняшки на природе, — протянул Магги с довольным сожалением.

— Спорим, ты и с началом фестиваля будешь успевать перехватывать по дороге что-нибудь сладкое, — хлопнул его по плечу Тирс.

— Не волнуйся, и тебе перепадёт. Я не жадный!

— Заляпаете мои одежды едой, и я стану королевой муравьёв, — поморщилась Вирджи.

— Муравьиная королева? А что, это имя тебе больше подходит, чем Бог Милосердия, — усмехнулся Тирс.

— Повтори, что ты сказал?

— Да ладно, не злись! И потом, на правду нельзя обижаться. Бабушка Сария не учила тебя такому?

— Вы чего? — всполошился Магги, не заметивший, когда его шутки превратились в причину для ссоры.

— Ничего! — она бросила салфетку и направилась к пруду, столкнувшись с Найджелом.

— Ты тоже так считаешь? — грозно спросила она. — Что из меня не получится Табит?

— Тебя не должно волновать, что я считаю, — холодным голосом ответил Найджел.

Оттолкнув его, она побежала к воде. Всё началось с этого Альраи! Она нашла взглядом настоятеля. Тот брёл вдоль озера, словно пытаясь дотянуться до Кайта, уходившего всё дальше.

Быстро нагнав старика, девочка сказала, гордо вскинув голову:

— Чудесная экскурсия, Альраи!

— В жару эти деревья и эта вода — спасение, — устало ответил он, провожая взглядом ускользающего мальчика.

— Вы собрали нас сегодня, чтобы проэкзаменовать? — злясь, что он не обращает на неё внимания, спросила Вирджи.

— Что прости?

— Я хочу узнать, прошла ли я экзамен! Потому что остальные до сих пор сомневаются во мне.

— Вирджи…

— Так я прошла? Вы молчите. Значит, вы думаете, как они? То, что вы говорили на уроке профессора Дипэка, неправда! По-вашему, я не достойна носить ни расшитых золотом мантий, ни украшенных камнями венцов! Я просто…

— Нет, Вирджи, я так не считаю, — перебил Альраи. — И скажу тебе, хотя, как организатор фестиваля, наверное, не должен: Табит, настоящий Табит, не носил ни корон, ни мантий. Это мы, неспособные светиться изнутри, расшили свои одеяния золотом, украсили драгоценностями. Не важно, чьё тело, мужское или женское, будет под одеждой Бога, важно, какая в нём душа.

Вирджи стояла, оглушённая его глубоким голосом. Но и сам Альраи казался опустошённым, будто с этими словами его покинули последние силы. Глядя на него, бредущего по краю воды вслед за Кайтом, девочка вдруг подумала, что это просто пожилой человек, прошедший с ними несколько часов под палящим июльским солнцем. Что-то странное шевельнулось у неё в груди. Как там говорила бабушка Сария? «Умение видеть сквозь кожу рождает сострадание». Ей вдруг вспомнилась девочка из «Страны детства» с повязкой на глазах. «Может, я просто слепая?» — с горечью подумала Вирджи. Вздохнув, она смотрела, как на противоположном берегу Кайт дошёл до раскидистого дерева, покрытого бело-фиолетовыми цветами, и, опустившись на траву, коснулся рукой воды.

Несмотря на жару, вода была холодной.

— На дне озера бьют ледяные ключи, — раздался над ним голос Альраи. — В такую жару — это спасение… До начала фестиваля остаётся совсем немного времени.

— Да, — тихо отозвался мальчик. — Когда я узнал, что подготовка будет длиться три месяца, этот срок показался мне очень долгим. Но теперь понимаю, и трёх лет было бы мало.

— Если бы у нас было время! — с тоской проговорил куда-то ввысь настоятель.

— Простите, Альраи, — повернув к нему лицо, в котором отражалась сияющая рябь воды, проговорил Кайт. — Я так хотел бы, чтобы вы смотрели на меня и знали, что все истории профессора Дипэка хранятся в моей памяти, что мои глаза способны прочесть любой знак из книг профессора Огона, что меч Мелкона в моих руках способен разбить любую преграду! Я так хотел бы принести вам радость!

— Ты хороший мальчик, — погладив его по голове, сказал настоятель и пошёл дальше.

— Но этого недостаточно… — закончил за него фразу Кайт, снова опуская руки в ледяную воду.

* * *

Проверку тестов детей из Храма Даглар Норвен Войд откладывал до последнего. И когда уже откладывать дальше было некуда, раскрыл листы с заданиями. Войд говорил Кианану правду: он никогда не хотел быть преподавателем. И входя по необходимости в университетскую аудиторию, не запоминал ни лиц, ни почерка сидящих перед ним студентов. Несколько раз его приглашали принять участие в проведении школьных олимпиад. Но поняв, что строгое лицо преподавателя путает мысли даже тех школьников, которым уже были напророчены медали, звать перестали.

Это позволяло отвлечься от шумных, непоседливых болтунов и сосредоточиться на работе в лаборатории. Изучать элементы периодической системы в их естественном состоянии, до того момента, когда им пришло в голову выскочить из этой системы и, объединившись, стать шумными, непоседливыми болтунами.

В группе Деврая лучшим по сумме всех баллов оказался сам Деврай. Следующий результат был у Вирджелии Валентайн. Ей не хватило всего немного. А жаль, могла бы утереть нос внуку Вилена.

Среди первоклассников сильнейшим стал Саймон Триггви. Неожиданная победа. Значит, ему всё же хватило смелости внимательно слушать лекции.

Работу Сорнэя Норвен проверил последней. Он разбирал неровный почерк (не мог ещё мельче написать?), и его коснулось странное чувство, что когда-то давно такое уже было: тесный кабинет, тени в углах и он, склонившийся над листами, исписанными мелким почерком.

«Надо заканчивать с этим! А то мне уже мерещится неизвестно что…»

На следующее утро Норвен отправился в Храм, радуясь, что это последний раз, когда он переступает невидимый порог, охраняемый каменными стражами. Классы убирали, готовя к фестивалю, поэтому дети собрались в столовой — растревоженный улей, гудящий под запахи котлет и овощного супа.

Войд раздал им бланки с оценками. Найджел кивнул, словно и не ожидал иного. Вирджелия стала похожа на циркового персонажа, у которого одна половина лица покрашена в гордость, а другая — в досаду. Саймон Триггви смотрел в свой лист, не веря в написанные там цифры. Стинэй Биджой, заглянув через плечо в бланк Сорнэя, усмехнулся и уже собирался прокомментировать последнее место своего Бога, когда Сорнэй проговорил радостно:

— Спасибо, профессор!

— Здесь нет поводов для радости ни у вас, ни у меня, — хмурясь, ответил Войд. — Вы едва преодолели границу, отделяющую неудовлетворительные оценки от удовлетворительных. Вам нужно основательно повторить программу средней школы. Не знаю, кто учил вас до меня, но там не просто белые пятна, а белые дыры.

— А вы не могли бы ещё немного позаниматься со мной?

— Кто? Я? Упаси боже! Счастливо оставаться!

Взяв сумку, профессор покинул Храм, чтобы никогда сюда не вернуться.

— Счастливо… — прошептал Кайт в закрывшуюся дверь.

Вечером он отправился на своё обычное место у пруда, думая о том, что до фестиваля осталось два дня. Маска Мелкона неотвратимо надвигалась на него, а ему хотелось бы какого-нибудь волшебства, способного перенести сразу в конец августа, когда можно будет снова погрузиться в школьные учебники, чтобы учиться строить лестницы и мосты.

Отгоняя рукой вечернюю мошкару, рядом села Вирджи.

— Духота, комары, орущие цикады. Ненавижу лето.

— А я люблю.

— Ты всё любишь! — махнула она рукой.

На тропинке, спускающейся с гор, появился Саймон. Тренировочные штаны были в грязи, на одной коленке к коричневому пятну примешивалась кровь.

— Ну, что, воин, столбы Барни держат оборону? — усмехнулась Вирджи.

— Снова не повезло, — со вздохом ответил Левая Рука Бога Войны.

— Ты написал тесты лучше всех в нашей группе, — восхищённо проговорил Кайт. — Ты молодец, Саймон!

— Спасибо, — смущённо пробормотал мальчик. — С формулами значительно проще, на них невозможно потерять равновесие.

— Знал бы ты, сколько раз я на них поскальзывался! — рассмеялся Кайт.

— Сходи в госпиталь, вояка, — посоветовала Вирджи.

— Да, так и сделаю.

— Столбы не сдаются малышу Сайми, — усмехнулась девочка, провожая взглядом ковыляющую фигуру.

— Это Саймон не сдаётся, — проговорил Кайт.

Вирджи отвернулась.

— Куратор сказал, — снова заговорил он, — когда пройдёт много лет, мы не сможем вспомнить друг друга. Как думаешь, это правда?

— Правда, — неожиданно быстро ответила она. — Это как с часами в гостиной.

— С часами?

— Да. Вот висят у тебя в гостиной часы. Ты привык смотреть на них каждый раз, когда хочешь узнать время. Но однажды часы убирают: села батарейка или совсем сломались. Часов больше нет, но ты будешь инстинктивно смотреть на пустое место, чтобы узнать время. Несколько дней, может, месяц. А потом привыкнешь, что их там больше нет, и перестанешь смотреть на стену. Так и с людьми.

— Ясно.

— Но тебя я запомню, — девочка со смехом хлопнула его по плечу. — Такого космического придурка невозможно забыть! Запереть себя в столовой, облить профессора, заблудиться на горе! А твои бои на мечах — о тебе будут слагать легенды!

Кайт тоже рассмеялся.

Вернувшись в общежитие, он, чувствуя вину перед Альраи, собирался перечитать сказания о подвигах Мелкона, но заснул на строках битвы с Князем Меченосцем. Ему снились сны, один за другим, словно быстро листаешь страницы, не успевая разглядеть ни рисунков, ни букв. Какой-то сон его разбудил, но он не помнил какой. В небе ещё горела луна, её свет рисовал на потолке серебристые окна. В доме бабушки Сэды северная луна рисовала такие же квадраты, и ветер качал светящиеся нити бельевых верёвок. Кайт представлял, что это канаты, по которым движутся бесстрашные крошечные канатоходцы.

Очнувшись от снов, он посмотрел на постель Саймона. Она была пуста. Устав от напряжения последних дней, Кайт уснул над книгой и совсем забыл проверить, как у него дела.

«Может, он остался в госпитале?» Быстро поднявшись, он на цыпочках, чтобы не разбудить остальных, вышел из комнаты. Постоял несколько секунд возле двери куратора, но, так и не постучавшись, отправился в парк.

«Наверняка, Саймон в госпитале. Где же ему ещё быть?» — повторял он себе, но внутри поднималась странная тревога. Вместо госпиталя, он пошёл к южным воротам.

Окутанный ночной тьмой парк выглядел другим. Путаясь в тропинках, Кайт, наконец, вышел к волчьим камням. За калиткой всё в тех же заляпанных землёй штанах стоял Саймон Триггви.