Подменыш (джен)

Самое большое потрясение наступает утром понедельника.

Папа стоит на кухне в рабочей мантии и целует маму на прощание. Джинни видела эту сцену уже бесчисленное количество раз, но сейчас всё иначе.

— Ты идёшь в Министерство?

— Да, Джинни, — в его голосе звучит предостережение.

— Как ты можешь?

— Это моя работа.

Как будто весь мир ещё не развалился на части.

— Так значит мы просто… продолжаем жить.

— Да, Джинни, — папин голос становится жёстче. — Мы просто продолжаем жить.

«Если побежим сейчас, дороги назад уже не будет».

Мама весь день рассеяна, взгляд её то и дело возвращается к семейным часам, которые по-прежнему бесполезно застыли на отметке «смертельная опасность». Джинни знает, что на самом деле все ждут, когда папа вернётся домой, чтобы понять, что происходит в Министерстве.

Мама сдавленно выдыхает, когда он, наконец, переступает порог, но, кроме этого едва заметного проявления, ужин проходит как обычно. Позже вечером, когда родители думают, что она уже спит, Джинни сидит на лестнице и подслушивает их разговор на кухне.

— С Джинни всё в порядке? — спрашивает папа.

Мама вздыхает.

— С ней всегда сложно понять. Думаю, в основном она злится. Злится, что они заставили её бояться.

— Меня они тоже заставили бояться.

Они долго молчат.

— У меня есть кузина… та, что вышла замуж за бухгалтера. Может быть…

Внутри у Джинни все сжимается при мысли о том, что ее отправят жить к маггловским родственникам, которых она даже никогда не видела.

— Она там будет беззащитна, — говорит папа.

До её семнадцатилетия остаётся еще целый год. Без палочки или хоть каких-то волшебников рядом она станет легкой добычей.

— Как Андромеда и Тед? — спрашивает мама.

— Напуганы, но… необратимых повреждений нет. Пожиратели смерти были недовольны, что они ничего не знают о местонахождении Гарри, Ремуса или Тонкс.

Джинни остаётся только догадываться, как именно выглядело их «недовольство», хотя теперь она представляет это куда лучше, чем неделю назад.

— Тед сбежал, — добавляет папа.

— Что?

— Ушел в подполье. Ходят слухи о реестре.

— Это чудовищно.

Папа устало вздыхает.

— Боюсь, это только начало.

Неделя проходит жутко пусто: никто не заглядывает в «Нору», не появляется в камине, не присылает серебристых Патронусов с новостями. Похоже, все понимают, что за их домом теперь ведется пристальное наблюдение. Джинни замечает людей, которые якобы бесцельно слоняются у дороги, но при этом не сводят с дома глаз.

Как будто Гарри вообще мог бы быть настолько глуп, чтобы вернуться сюда. Или, вернее, как будто Рон и Гермиона позволили бы ему быть достаточно глупым для такого.

В конце недели папа приносит домой плакат: «Нежелательное лицо номер один. 10 000 галлеонов за его голову».

Гарри смотрит на нее с постера, его лицо наполовину скрыто в тени, выражение непреклонное.

И Джинни наконец осознает, насколько опасным был тот поцелуй во фруктовом саду. Насколько уязвимой она сама себя сделала.

Через неделю она видит Долорес Амбридж на первой полосе «Пророка». Самодовольную чиновницу Министерства, возглавившую Комиссию по регистрации магглорожденных.

Гарри — преступник. Дамблдор — лжец.

Они начинают повторяться.

* * *

Её шестнадцатый день рождения проходит тихо.

Ранним утром прилетает сова от Смиты.

Это поздравительная открытка. «Пусть твой день рождения расцветёт радостью!» — гласит надпись. Джинни долго смотрит на нее. Рюши, цветы, вьющиеся по краям... Ярко, жизнерадостно и совершенно непохоже на Смиту.

И только когда она смотрит на неё в четвёртый раз, то наконец замечает руны, вплетённые в лепестки и завитки лозы.

Достав перо, Джинни аккуратно копирует их на чистый лист, меняет порядок, используя старый шифр, придуманный во время скучных лекций по истории магии.

«К тому времени, как ты это прочтёшь, мы будем уже далеко. Я не скажу тебе где. Просто, пожалуйста, не волнуйся. Береги себя. И присматривай за Тобиасом. Я не уверена, что он поймёт».

Нет, не поймёт. Но Джинни понимает. Слишком хорошо. Исследования, которыми занимается мать Смиты, делают её достаточно ценной, чтобы забрать либо уничтожить. А отчим Смиты… он — магглорожденный.

Но это не страшно, ведь они теперь далеко и в безопасности.

Джинни напоминает себе, что должна радоваться. Одним человеком меньше для беспокойства.

Только вот она не уверена, что верит в это.

За ужином близнецы приходят с рассказами о Косом переулке. Вместо подарков они приносят пакеты со школьными принадлежностями для нее.

— С днём рождения, сестрёнка!

— Замечательно, — говорит она с язвительностью в голосе.

Фред наклоняется ближе.

— Думаю, новое издание «Истории Хогвартса» тебя особенно заинтересует.

Джинни осторожно раскрывает книгу. Годы жизни с близнецами научили её быть очень бдительной. Но вместо того чтобы взорваться перед носом, учебник открывает невероятно большое внутреннее пространство, до отказа набитое товарами из магазина приколов.

— Там есть несколько... особых прототипов, — подмигивает Фред. — В конце концов, не стоит отправлять тебя обратно в Хогвартс без надлежащих запасов.

— И что мне со всем этим делать?

Фред пожимает плечами.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь. Мы же знаем, у кого ты научилась хитрости.

Их взгляды встречаются, и Джинни невольно вспоминает тот момент в шатре: что он видел, что она почти сделала. Она старается не думать о свадьбе, и лишь отчасти из-за того, что с ней сделали.

Она до сих пор не знает, позволила ли бы она тому Пожирателю смерти умереть. Застыла ли она тогда просто в растерянности или действительно хотела этого. Хотела, чтобы это случилось.

Фред сжимает её руку.

— С днём рождения, Джин.

Если её улыбка и вышла немного неуверенной, то он не подаёт вида.

— Флориан исчез, — сообщает Джордж за ужином.

— Что? — переспрашивает мама с тревогой в голосе.

— И похоже, не по своей воле.

Все переваривают эту новость. В эти дни большинство магазинов в Косом переулке чаще всего заколочены досками, чем действительно открыты.

— Не думали закрыть магазин? — осторожно спрашивает мама.

Фред и Джордж переглядываются.

— Нет, мы не собираемся, — говорит Фред.

Джордж кивает.

— Пока можем.

Мама выглядит так, будто собирается возразить, но папа просто сжимает её руку.

Через неделю выходит новый выпуск «Пророка» с лицом Гермионы на первой странице — её разыскивают для допроса.

Когда приходит новость, что Хогвартс объявлен обязательным для посещения всеми детьми с магическими способностями и что директором школы назчначен Снейп, никто не говорит о том, что это значит.

Папа просто просит:

— Будь осторожна.

Джинни даже не пытается сказать ему, что осторожность у неё в крови.

* * *

На платформе девять и три четверти странно тихо. Конечно, вокруг по-прежнему мечутся ученики, ухают совы, грохочут тележки. Всё вроде бы как всегда. Если не считать того, как все исподтишка поглядывают друг на друга, делая вид, что ничего не происходит. Кто пришёл? А кого нет?

Когда Джинни с родителями проходят сквозь барьер, они все на миг задерживают дыхание, будто ждут, что Рон, Гарри и Гермиона появятся следом в любой момент.

Но никто не следит за волшебниками на платформе так пристально, как «авроры», обеспечивающие безопасность. Все-таки министра магии убили, и теперь они все должны верить, что ответственный за это некий мятежный элемент, который до сих пор на свободе, и есть настоящая угроза для всего волшебного мира.

«Мы здесь, чтобы защитить вас».

Более того, они почему-то должны поверить, что эта угроза исходит от Гарри Поттера. Как будто он все эти годы делал что-то ещё, кроме как пытался защитить этих учеников, не раз рискуя своей жизнью.

Джинни поднимает подбородок и продолжает катить тележку вперёд. Она проходит мимо Симуса, который напряжённо смотрит на разделительный барьер. Подумывает остановиться и сказать ему, что Дин не придет, но уверена, что он уже и так это знает.

Возле дверей поезда мама крепко её обнимает.

— Не забывай писать.

Джинни отступает на шаг, делая вид, что в самых глубинах души её не разрывает страх, что она больше никогда не увидит родителей.

— Конечно, — говорит она достаточно громко, чтобы все желающие услышали. — Иначе Рон умрёт со скуки.

Она знает свою роль во всём этом. Папа обнимает её.

— Люблю тебя.

Она крепче сжимает его в ответ.

— Я тоже тебя люблю.

Раздаётся гудок поезда, и Джинни заставляет себя отступить назад.

— Увидимся на Рождество.

Она дарит им свою самую яркую улыбку, на которую только способна, и забирается в вагон.

В Хогвартс-экспрессе полно новых лиц, не только первокурсников, но и старшекурсников, которых обязали вернуться на учёбу. На каждое новое лицо приходится одно отсутствующее. И речь не только о Роне, Гермионе и Гарри. Нет и Дина Томаса, и братьев Криви, и Джастина Финч-Флетчли, и Смиты, и Грэхэма, и всех остальных магглорожденных студентов.

Джинни едва успевает пройти первое купе, как прямо перед ней появляется Невилл и выглядит так, будто готов обнять её от облегчения.

— Джинни! — восклицает он, торопливо подходя к ней.

— Привет, Невилл, — отвечает она лёгким, дружелюбным тоном. — Хорошо провёл лето?

Он растерянно смотрит на неё.

— Хорошо ли я провел лето? — переспрашивает он, будто считает, что она сошла с ума.

Джинни делает вид, что ничего не замечает:

— Моё было немного суматошным. Из-за свадьбы Билла и всего такого. — Она заглядывает ему через плечо и замечает Луну, стоящую чуть позади. — Привет, Луна.

Та внимательно её разглядывает.

— Привет.

— Где Рон? — настойчиво спрашивает Невилл, видимо устав от обмена дежурными любезностями.

— Обсыпной лишай, — легко отвечает Джинни. — Застрял дома на весь год. Вид у него — страшнее некуда, скажу тебе. Хотя, признаться, он и раньше выглядел не лучшим образом.

Невилл смотрит на неё с явным недоумением.

— А Гермиона?

Джинни выдерживает его взгляд.

— Откуда мне знать? Она ведь магглорожденная, не так ли? Кто знает, где она может быть. Надеюсь, где-то далеко отсюда.

— Ты правда думаешь, что я в это поверю?

— Честно говоря, Невилл, — говорит она, прекрасно понимая, сколько людей её сейчас слушают, — мне абсолютно всё равно, во что ты веришь.

Чего вообще он от неё хочет? Его там не было, он не может знать. А вот Луна была. Джинни встречается с ней взглядом, а та сразу берёт Невилла под руку.

— Пойдём, Невилл. Вернёмся на свои места.

Невилл ещё раз озадаченно оглядывается на Джинни, но уходит дальше по коридору. Луна задерживается на мгновение, оглядывая её.

— Твоя маскировка стала намного лучше, — тихо говорит она. — Но всё ещё не слишком правдоподобно.

И с этими словами догоняет Невилла.

Собравшись с силами, Джинни разворачивается и идёт в другую сторону. В следующем вагоне она находит Тобиаса, сидящего в купе. Он сразу же поднимает голову, как будто ищет кого-то за её спиной.

— Тобиас, — слегка укоризненно говорит Джинни.

Он откидывается на спинку сиденья, глядя в окно.

— Я знаю.

Пожиратели смерти, притворяющиеся аврорами, проходят мимо, заглядывая внутрь. Джинни спокойно смотрит им в глаза, не позволяя себе задуматься о том, были ли среди них те, кто напал на «Нору». Через несколько мгновений они уходят дальше.

Джинни садится напротив Тобиаса.

— Прямо как в старые добрые времена.

Губы Тобиаса кривятся в тени улыбки, но в его глазах нет ни капли веселья.

— Прямо как в старые добрые времена.

Никаких взрывающихся карт, никаких преувеличенных рассказов о каникулах, только бесконечная и тягучая тишина, пока поезд несёт их на север.

* * *

Замок выглядит так же, если не считать стоящих по периметру Пожирателей смерти и дементоров, но и к ним она уже начинает привыкать. Джинни думает, что её школьные годы, наверняка, кому-то могут показаться немного странными.

В Большом зале проходит распределение и пир, МакГонагалл встречает первокурсников на ступенях, как и каждый год до этого. Всё как положено, будто поверх реальности натянули тонкую плёнку нормальности, чтобы напомнить всем об игре, в которую их заставляют играть. Старосты школы, старосты факультетов. Флитвик и Синистра, Трелони и Хагрид, сидящие за преподавательским столом, словно ничего не изменилось. Вот только нет Бербидж, и это не должно было бы быть таким уж сильным ударом. Хоть и становится таковым.

Джинни бросает взгляд на Тобиаса и видит, что он тоже заметил.

Но когда приходит время директору сказать несколько слов, встаёт Снейп — на то самое место, где когда-то стоял Дамблдор.

С гриффиндорского стола доносится шипение и ропот сердитых шёпотов.

Холодный взгляд Снейпа скользит по рядам учеников.

— Добро пожаловать обратно в Хогвартс. Вскоре я представлю вам новых преподавателей, но прежде хочу затронуть важные и неотложные вопросы. Слишком долго состояние образования в этих священных стенах оставалось неудовлетворительным. Эпоха безответственности и вседозволенности закончилась. Вы будете относиться к учёбе с той же серьёзностью, с какой к ней отношусь я. От вас потребуется многое, и, как вы обязаны этой школе, вашим предкам, вашей крови, вы будете стремиться достигнуть поставленных целей. Провалы не будут прощаться. Нарушения дисциплины будут… незамедлительно караться.

Он делает паузу.

— Под моим надзором воспитание магической молодёжи станет приоритетом. В связи с этим маггловедение теперь является обязательным предметом для всех учеников, и в расписание добавлен дополнительный блок занятий.

Встаёт невысокая коренастая ведьма, и Снейп жестом указывает на неё.

— Алекто Кэрроу, присоединившаяся к нам с любезного согласия Министерства, возьмёт на себя преподавание этого предмета. Она также будет исполнять обязанности моей заместительницы как директора школы.

Джинни быстро бросает взгляд на МакГонагалл, чтобы увидеть её реакцию на то, что её сместили с многолетне занимаемой должности, но по лицу Макгонагалл видно, что она знала об этом заранее. Лицо её бледное и напряжённое, но без признаков удивления.

— Вашим новым профессором по темным искусствам будет Амикус Кэрроу, — продолжает Снейп.

Волшебник, который может быть только близнецом Алекто, кивает ученикам с выражение скуки и отвращения на лице.

Снейп наклоняется вперёд над кафедрой.

— Несмотря на хаос снаружи, внутри этих стен вы и наши традиции будете защищены. И мы выстоим.

Джинни ест так, будто вся еда со привкусом пепла.

* * *

В спальне для девочек Джинни оказывается наедине с Бриджет и Хеленой. Обе девушки с нескрываемым интересом косятся на пустую кровать Смиты.

— Так ей и надо. Её мать, предательница крови, вышла замуж за грязного маггла.

Слова срываются с языка Бриджет так легко, словно это что-то слишком большое для её понимания, она будто ребёнок, слепо повторяющий за родителями. Джинни подозревает, что так оно и есть. Но чем, в сущности, она сама отличается?

«Мы просто продолжаем жить и играть свои роли».

— Этому месту давно пора обзавестись хоть какими-то стандартами, — фыркает Бриджет. — Хотя, возможно, их стоило бы поднять еще чуть выше. На мой вкус, здесь всё ещё слишком много всякого сброда.

Джинни понимает, что эта ремарка была отпущена явно в ее сторону, но делает вид, что ничего не слышит.

Дверь открывается, и входит незнакомая девушка. Волосы её укрыты платком, а тёмные глаза настороженно осматривают комнату.

Бриджет и Хелена провожают новенькую презрительными взглядами, пока она идёт к ближайшей пустой кровати.

— Привет, — говорит Джинни, выпрямляясь и вставая возле своего сундука. — Я — Джинни Уизли.

Настороженность в глазах девушки не исчезает. Она слегка кивает.

— Надира Шафик.

— Шафик? — вскидывается Бриджет, заметно заинтересовавшись.

Семья Шафик входит в Священные Двадцать Восемь. Славный, чистокровный род, корнями уходящий вглубь веков, но при этом один из самых затворнических. В Хогвартсе представители семьи не появлялись уже несколько десятилетий.

Хелена с усмешкой подходит к Надире и нагло присаживается на край кровати. На кровать Смиты.

— Ну и, — говорит она, откидываясь назад и скрещивая ноги. — Что у тебя за история?

Надира какое-то время разглядывает её, словно оценивая. Затем уверенно взмахивает палочкой, и Хелена с приглушённым писком сползает с кровати на пол.

— Не твоё дело, — отвечает Надира. Ещё один взмах палочкой — и полог вокруг кровати с плавным щелчком задвигается.

Хелена фыркает, поднимаясь на ноги с пылающими щеками.

— Что ж, мне и вправду плевать!

Джинни так и тянет сказать что-нибудь. Например: «Ты имеешь в виду плевать, что никогда раньше не пробовала сначала думать, а потом говорить? Мы бы все хотели, чтобы ты начала так делать».

Но замок уже не тот, что прежде, и эта комната тоже, поэтому она молчит и задергивает полог вокруг своей кровати.

* * *

В первую неделю у них нет уроков по темным искусствам и маггловедению. Вместо этого всех учеников по очереди вызывают на беседу с Кэрроу.

Вступительные собеседования, как это официально называют.

Несмотря на название, всем ясно, что происходит. Некоторые ученики после таких «бесед» быстро исчезают с глаз, погрязая в отработках. Многие следующие несколько дней ходят с явной осторожностью, будто каждый шаг отзывается в них болью. Невилл среди таких. Мрачное и решительное выражение его лица пугающе знакомо.

Но ещё страшнее то, что несколько учеников вообще не возвращается.

Очередь Джинни подходит лишь к концу недели, что и хорошо, и плохо. У неё было достаточно времени подумать о том, что может произойти.

В назначенное время она выходит из класса трансфигурации, и Тобиас мрачно кивает ей.

Кэрроу обосновались в подземельях. Помещение, в которое Джинни попадает, кажется, рассчитано на максимальное запугивание. Промозглое, с толстыми каменными стенами, без окон и с тяжёлым деревянным столом посередине. Стены увешаны различными инструментами и оружием.

Полная противоположность утончённости.

Амикус Кэрроу сидит за столом, перед ним раскрытая книга, а Алекто Кэрроу беспокойно расхаживает за его спиной, время от времени оглядываясь.

— Джиневра Уизли? — спрашивает Амикус.

— Да.

— Садись.

Джинни опускается на жёсткий стул, бросая взгляд на цепи, угрожающе позвякивающие на подлокотниках.

— Статус крови? — Амикус поднимает перо, готовясь записывать.

На языке вертится язвительный ответ о том, что это не его собачье дело. Но за эти годы она слишком хорошо научилась держать язык за зубами и не позволять нраву управлять собой, а также смотреть на пять, десять, двадцать шагов вперёд. Поэтому она натягивает широкую улыбку и отвечает:

— Чистокровная.

Как будто это что-то значит. Как будто это имеет значение.

Том — полукровка, в конце концов, и, как считает Джинни, именно человеческая часть делает их всех одинаковыми идиотами — глупость, вросшая в плоть и кровь.

Амикус делает пометку в книге.

— Семья матери?

— Пруэтт.

— А её мать?

— Блэк.

Допрос продолжается некоторое время. Амикус, кажется, трижды проверяет, нет ли у неё маггловской крови в последних трёх поколениях. Наконец, он удовлетворенно закрывает книгу. Но вместо того чтобы отпустить на все четыре стороны, достаёт лист бумаги и кладёт его на стол перед ней.

— Нам известно, что Гарри Поттер, Нежелательное лицо № 1, часто проводил время в вашем доме в течение лета.

— Да, — отвечает Джинни и старательно отводит взгляд от лица Гарри на фотографии. — Как будто шести братьев мне было мало.

Амикус улыбается, протягивая ей стакан воды.

Джинни ни в коем случае не настолько глупа, чтобы пить из него, но она берёт, подносит к губам и вспоминает, как на втором курсе Смита научила её безмолвно убирать алкоголь из стакана. Тогда она даже не подозревала, насколько полезным окажется это умение.

— Он навещал вашу семью этим летом?

— Нет, — Джинни ставит стакан обратно на стол. — Рон, похоже, и сам не знал, где он. Наверное, снова прятался у своих ужасных маггловских родственников.

— А где сейчас твой брат?

— Дома. У него обсыпной лишай.

— Мерзкая болезнь, — морщится Амикус.

Джинни кивает.

— Это действительно так.

— А Гермиона Грейнджер? — спрашивает он, выкладывая на стол её фотографию.

Джинни берёт снимок так, слово он не вызывает у неё ни малейших эмоций.

— Я ей никогда не нравилась, — говорит она, нарочито небрежным тоном, затем кладёт фотографию обратно. — Чувство было... взаимным.

Она выбирает этот момент, чтобы небрежно заправить за ухо несуществующую прядь волос.

Кэрроу сразу же замечают маленькую зелёную змейку, небрежно нарисованную на запястье.

Джинни видит, как они снисходительно улыбаются, словно теперь всё стало на свои места. Вот она — дочь из семьи предателей крови, сбежавшая в Слизерин, чтобы поиграть в Пожирателя смерти. Настоящий пример для подражания. Она молчит и позволяет им думать именно так. Кэрроу гладит ее по голове и отпускает на занятия.

Пусть ей и становится физически плохо, когда она выходит из этого мрачного подземелья, она принимает это как необходимое зло. Замок стал для неё незнакомой землёй. Сейчас ей нужна любая защита, и если для этого нужно подыгрывать Кэрроу и их ожиданиям, она готова.

В конце концов, предположения людей годами работали против неё. Пришло время научиться использовать их себе на пользу.

* * *

В понедельник замок просыпается под шёпот о том, что Гарри проник в Министерство. По всему Хогвартсу появляются экземпляры «Придиры», чудесным образом исчезающие, как только кто-то из Кэрроу оказывается поблизости. Это единственное издание, все еще открыто выступающее против Министерства и разрушающее ложь, которой их всех кормят.

— Зачем бы ему туда идти? — шепчутся двое младшекурсников с Гриффиндора у выхода из класса, и в их голосах звучит тревога. Смешанная с надеждой.

Они поднимают на неё глаза, когда она проходит мимо. В их взгляде — вопрос. Джинни отводит взгляд и идёт дальше.

Она не читает статьи и не строит догадок. Честно говоря, она не может придумать ни одной причины, настолько весомой, чтобы оправдать такую глупую, смертельно опасную выходку.

«Что ты делаешь?»

Возвращаясь в общую гостиную, Джинни сталкивается лицом к лицу с Драко. Они оба застывают в дверях, встречаясь взглядами.

Она с удивлением отмечает, что он выглядит ещё более болезненно бледным и исхудавшим, чем в прошлом году. Нельзя отрицать, что обстоятельства вроде бы сложились в его пользу. В каком-то смысле он имеет полное право расхаживать по замку так, словно это место принадлежит ему. Только вот он этого не делает. Или, по крайней мере, Джинни этого ни разу не видела.

Они смотрят друг на друга, и на мгновение выражение его лица становится почти уязвимым, но затем быстро сменяется неистовой враждебностью, словно это она — хулиган, а он ее жертва.

Джинни сама не знает, чего ей больше хочется: заверить его, что она — последний человек, которого ему стоит опасаться, или ударить за то, что допустил всё, что сделали с её братом, за то, что впустил в школу этого монстра Фенрира Грейбека.

Во имя Дамблдора.

Но она не делает ни того, ни другого, в основном потому, что не может себе этого позволить, а ещё потому, что начинает подозревать, что он в такой же ловушке, как и все остальные. Здесь больше нет ни героев, ни злодеев. Только испуганные дети.

Она отворачивается и скользит мимо него, не прикасаясь.

Общая гостиная почти пуста, большинство учеников уже отправились на ужин. Джинни оглядывается и замечает грубую деревянную дверь, наполовину скрытую в тени. За всю неделю она не видела ни одной девушки, которая бы к ней подходила.

Руки сжимаются в кулаки, и только спустя ещё несколько долгих секунд она заставляет себя идти, шаг за шагом, к этой двери.

Она осторожно берётся за ручку.

Тупое ноющее разочарование накрывает с головой, когда ручка не поддается. Она нажимает сильнее, та дребезжит, но остаётся на месте.

— Глупо, — шепчет она себе под нос.

В спальне Бриджет и Хелены нет, а полог Надиры плотно задёрнут. Джинни забирается на кровать и достаёт домашнее задание по рунам. Долго смотрит на него невидящим взглядом.

Оторвав небольшой кусок пергамента, берёт перо. И сдаётся под глухой зуд в кончиках пальцев, под необходимость излить слова на бумагу. Это все равно что открыть клапан и выпустить накопившееся давление.

«Дорогой Гарри…» — пишет она, и её разум переполнен вопросами, которые нельзя даже произнести вслух. Где ты? Что происходит? Что мне делать?

Слова упрямо остаются на бумаге ещё долгое время после того, как она их написала, и Джинни не знает, должно ли это её утешить или разочаровать. Это письмо всё равно не доберётся до него, как и ответ не найдёт пути обратно.

Ни Гарри, ни Рон, ни Гермиона, ни Фред и Джордж, ни Смита, ни Антония, ни Том. Не осталось никого, кто мог бы дать ей ответ.

Она пишет: «Мы делаем, что должны».

* * *

Занятия по маггловедению проходят в одном из самых просторных классов замка с широкими ярусами сидений в виде амфитеатра. Здесь теснятся все студенты с одного курса. На каждом столе лежат две книги: «Когда магглы нападают» и более объёмный фолиант «Происхождение магглов».

Оглядываясь по сторонам, Джинни замечает, как многие в ужасе смотрят на эти учебники.

В первый же день шестеро получают отработки, большинство — гриффиндорцы.

В конце урока к ней подходит Алекто, и все головы синхронно поворачиваются в их сторону. Джинни едва удерживается от того, чтобы не коснуться своей татуировки. Этот жест выдал бы её с головой.

— Вижу, ты уже бывала на этих занятиях, — говорит Алекто, снисходительно улыбаясь.

Судя по тому, что Джинни удалось выяснить, Алекто не отличается особым умом и проницательностью. Пара тонких критических замечаний от более осторожных учеников, похоже, прошли мимо её внимания, зато на любую открытую дерзость или неповиновение она набрасывается мгновенно. Честно говоря, создаётся впечатление, что ей важнее услышать то, что хочется, чем разбираться в чьих-то мотивах.

Говорить ей то, что она ждёт, — плата вполне посильная.

А если при этом Джинни вдруг снова вспоминает о шершавой земле под пальцами возле шатра и об отце, который надевает мантию и отправляется на работу, она просто говорит себе, что это неважно.

«Мы просто продолжаем жить».

— Отец заставил, — кивает она. — Сказал, что в противном случае не разрешит играть в квиддич.

Алекто, кажется, без малейших сомнений проглатывает эту ложь.

— И что ты думаешь о Бербидж?

Джинни пожимает плечами, как будто не чувствует тяжесть в животе.

— Ничего особенного, наверное.

Алекто скрещивает руки на груди и рассеянно постукивает палочкой по плечу.

— О чём она рассказывала?

— В основном об искусстве, — отвечает Джинни, наклоняя голову набок. — Знаете, у магглов картины даже не двигаются. Просто застыли в одном мгновении.

Алекто смеётся, похлопывает её по плечу и отходит.

Джинни выдыхает и собирает вещи, замечая, что Тобиас смотрит на неё так, будто видит впервые.

* * *

Дорогой Рон,

Теперь у нас у всех обязательный предмет — маггловедение. Это значит, что добавились дополнительные уроки. Радуйся, что ты не здесь. Бербидж больше нет. Вместо неё теперь Алекто Кэрроу. Её брат ведёт темные искусства. Новый год, новый учитель темных искусств. Кажется, в Хогвартсе всё по-прежнему! Слизнорт теперь мой новый декан факультета, потому что Снейп стал директором школы. Мы редко его видим. Наверное, очень занят.

Ну что ж, наслаждайся своим бездельем, ты, ленивый оболтус, и не вешай нос.

Джинни

* * *

В субботу утром Джинни проводит отборочные по квиддичу. Всё довольно просто, потому что возвращается почти вся прежняя команда. Почти.

Хотя она скучает по Томпсону больше, чем может выразить словами, ещё более болезненным открытием становится отсутствие Грэхэма. Он должен быть здесь. Он должен стоять рядом с Бассентвейтом, а вместо этого он всего лишь один из десятков учеников, которые бесследно исчезли, оставив после себя лишь шёпот: «грязнокровка», «предатель крови», «преступник», «трус», «чокнутый».

Будто бы теперь это всё — одно и то же.

Чтобы не думать об этом, она концентрируется на выборе нового охотника вместо Томпсона. Вейзи, похоже, достаточно близок с Уркхартом, так что, наверное, стоит выбрать именно его. Он лучший из всех доступных игроков, каким бы неприятным человеком ни был.

«Это просто часть работы», — напоминает она себе.

По крайней мере, можно найти радость в том, как Рейко летает кругами вокруг Харпера.

Когда последние кандидаты уходят с поля, Джинни спрашивает у Бассентвейта.

— Что думаешь?

— О чём?

Джинни закатывает глаза.

— О втором загонщике.

Бассентвейт удивлённо смотрит на нее, а она пожимает плечами.

— Тебе же с ним работать.

Он раздумывает.

— Розье.

Джинни поднимает бровь.

— Знаю, — говорит он. — Он тот ещё засранец, но с этим я справлюсь.

Дело не только в том, что он ведёт себя как засранец. Семья Розье входит в Священные Двадцать Восемь, они чистокровны до мозга костей, тщательно поддерживают свою линию и гордятся этим. Он уже не раз ненавязчиво упоминал об этом на отборочных, будто близкое знакомство с Кэрроу и Снейпом сделает его более желанным кандидатом. Но отказать ему из-за этого было бы столь же опрометчиво, да и объяснить такое решение будет непросто.

— Ладно, — говорит Джинни, не обращая внимания на тревожное чувство. — Раз хочешь его, бери.

* * *

Недели быстро сливаются в рутину из занятий, лжи и страха, и Джинни просто старается изо всех сил не высовываться.

Большую часть времени она проводит с Тобиасом, и вместе они представляют собой странный дуэт. Тобиас теперь редко улыбается, отсутствие Смиты ощущается как огромная дыра между ними. Они мало разговаривают, словно больше не осталось безопасных тем. Но даже молчание рядом с Тобиасом лучше, чем одиночество или необходимость выдерживать взгляды других.

В эти дни Тобиас способен лишь одаривать всех жёсткими, колючими взглядами, и это иногда бывает весьма полезно.

Никола несколько раз нерешительно подходила к Джинни, но каждый раз, когда их взгляды встречаются, единственное, о чём может думать Джинни, — это запертая дверь под рукой. Она наблюдала за дверью в «Салон», но не видела, чтобы кто-то подходил к ней. Большинство девушек, похоже, теперь проводят время в общей гостиной.

— Я иду спать, — говорит Тобиас, собирая вещи.

— Спокойной ночи, — отзывается Джинни.

Вскоре после того, как Тобиас исчезает, Миллисента опускается в освободившееся кресло. Джинни бросает на неё настороженный взгляд.

— Привет.

Миллисента пропускает приветствие мимо ушей.

— Ты ведь понимаешь, что мы тебя ждём?

Давящее ощущение в груди становится почти болезненным.

— Чтобы ты открыла дверь, — уточняет Миллисента таким тоном, словно разговаривает с несмышленым ребёнком.

Джинни разжимает ладонь и смотрит на тонкий шрам.

— Я не могу.

Миллисента фыркает и буравит Джинни жёстким взглядом.

— Антония, видно, что-то в тебе разглядела. Но лично мне кажется, что ты... немного туповата.

Ну вот это, ко всему прочему, уже слишком.

— А откуда, чёрт возьми, мне знать?! Я же не... — Джинни с досадой запинается. — Вы всё время забываете, что я не такая, как вы все. Я не была рождена для всего этого. Вы забываете, что я…

Миллисента бросает на неё пронзительный взгляд и прерывает:

— Чужая?

Джинни открывает рот, чтобы ответить, но тут же его закрывает, чувствуя, что правильного ответа просто не существует.

Миллисента качает головой, поднимаясь на ноги.

— Возможно, она ошибалась.

И, окинув напоследок презрительным взглядом, уходит.

Джинни оглядывает гостиную и видит, что многие девушки из «Салона» поспешно отворачиваются, стоит её взгляду коснуться их. Только Тилли не отводит глаз и коротко кивает, будто подбадривая.

Когда все наконец ложатся спать, Джинни снова подходит к двери. Опять прикасается к ручке, толкает ее, но дверь не поддаётся и упрямо остаётся закрытой.

Достав палочку, стучит по дереву, пытаясь повторить заклинание, которое Антония произносила при ней всего несколько раз. Сейчас она жалеет, что не была внимательнее.

Ничего.

Как будто сама дверь знает, что она — недостойна.

Джинни нерешительно протягивает руку и прижимает ладонь с тонким шрамом к холодному дереву. Задерживает дыхание, ожидая... Чего именно — она не может сказать.

Ничего.

Она почти смеётся над собой, гадая, чего же ожидала. Наклоняется вперёд, упираясь лбом в дверь, пальцы судорожно впиваются в шершавую поверхность дерева.

«Кто ты?» — требовательно спрашивает голос, громким эхом отдаваясь внутри её головы.

Джинни отдёргивает руку, резко отшатываясь.

* * *

Джинни плохо спит, этот глубокий бездонный голос преследует даже во сне.

«Кто ты?»

На следующее утро по пути на маггловедение она замечает Рейко: та идёт по коридору с каменным лицом, крепко прижимая учебники к груди. Почти вплотную за ней плетутся Крэбб и Гойл, на лицах у них злорадное веселье. Гойл тянется и дёргает Рейко за край мантии, бросает фразу, от которой её лицо мгновенно краснеет.

Рейко вдруг останавливается, оборачивается и с силой отталкивает обоих мальчишек, будто те не вдвое её тяжелее. Она бросает им что-то резкое.

Крэбб с Гойлом смеются, обмениваются очередными шуточками, пихают друг друга локтями. Рейко быстро уходит прочь, и они не следуют за ней.

Джинни ускоряет шаг и оказывается рядом.

— Они тебе докучают?

Рейко выглядит не слишком довольной её вмешательством.

— Просто парочка идиотов. Я с ними справлюсь.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорит Джинни, бросая взгляд на Крэбба и Гойла. Те смотрят на неё с откровенной злобой, но ничего не делают. Всё ещё боятся нападать напрямую — и хорошо. Джинни больше не может позволить себе такую беспечность.

К сожалению, они явно не гнушаются искать обходные пути.

— Дашь мне знать, если что-то изменится, ладно? — шепчет Джинни.

Рейко закатывает глаза.

— Да, мамочка.

На маггловедении Джинни не может сосредоточиться. Мысли всё ещё возвращаются к Рейко и к тому бездонному и лихорадочному голосу, который словно въелся в её разум. Она старается успокоиться, напоминая себе, что нужно просто продолжать идти, аккуратно ставить одну ногу за другой.

Не высовываться. Продолжать идти.

Продолжать жить.

Джинни настолько застряла в собственных мыслях, что слишком поздно замечает, как нарастает раздражение Тобиаса. Они возвращаются после урока, когда он, кажется, больше уже не выдерживает.

— Знаешь, — холодно говорит он с жёсткостью в голосе, — ты могла хотя бы притвориться, что тебе не всё равно. Что ты замечаешь, что её нет.

Они никогда не произносят имя Смиты, будто оно стало для них чем-то ещё более опасным, чем сам Волдеморт.

— Не будь идиотом, — отрезает Джинни. Не думать о Смите — единственное, что позволяет ей держаться, несмотря на боль одиночества. Неужели он этого не понимает?

Он резко останавливает её, нависая сверху:

— Тебе вообще есть дело до того, что это твоя вина?

Джинни отшатывается, глядя на него так, будто он сошёл с ума.

— О чём ты говоришь?

Его пальцы впиваются ей в руку.

— Все знают, что это ты её потащила в ту идиотскую вылазку в Отдел Тайн. Этот сраный АД с его нелепыми грёбаными идеями.

Они оба знают, что дело вовсе не в АД, но это гораздо проще, чем правда. Тобиасу нужно на что-то злиться, а Волдеморт никогда не будет безопасной мишенью. Джинни это понимает, даже если её это и бесит.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — она пытается пройти мимо него, создать хоть какое-то расстояние, чтобы дать ему время остыть.

Но он не отпускает, и его голос становится всё громче.

— Ты правда думаешь, что всех обманула?

Она разворачивается, её конский хвост едва не хлестает его по лицу, когда она наклоняется ближе.

— Понизь-ка свой чёртов голос.

Он делает это, но лишь чуть-чуть.

— Ты и правда веришь, что кто-то тут не понимает, на чьей ты стороне на самом деле?

Она ощущает, как его слова врезаются в шаткие основы её внутреннего «я», словно болезненный удар по хрупкому фундаменту.

— А ты? — тихо бросает Джинни. — На чьей стороне ты, Тобиас?

Он краснеет от такого намека.

— На той, на которой всегда должен быть. На своей.

— Как ослепительно благородно с твоей стороны.

— Эй, — огрызается он, ткнув пальцем ей в грудь. — Я не возвращал Тёмного Лорда. Но я и не настолько наивен, чтобы думать, что могу что-то изменить.

— Знаешь что? — её голос становится ледяным и колючим. — А я рада, что её здесь нет. Теперь она хотя бы не увидит, каким ты оказался на самом деле.

С тем же успехом она могла просто ударить его, потому что Тобиас замирает, бледнеет и становится совершенно неподвижным на долю секунды.

— Иди на хуй, Уизли.

Она смеётся, но слишком пронзительно и фальшиво, что совсем на неё не похоже.

— Ах, так вот чего ты хотел всё это время? — обвиняет она, и в тот миг, как эти слова срываются с её губ, больше всего на свете она хочет забрать их.

Он открывает рот, потом снова закрывает, будто рыба, выброшенная на берег, но так и не находит слов. Наконец, Тобиас просто разворачивается и уходит.

Джинни делает глубокий вдох и заставляет себя спокойно пройти через внутренний дворик прямо мимо стайки девушек из Рейвенкло.

— Проблемы в раю? — с усмешкой спрашивает одна из них.

Джинни заставляет себя улыбнуться и расслабляет плечи.

— Некоторые парни просто не умеют достойно принимать отказ.

Они все одобрительно хихикают, и Джинни позволяет себе раствориться в лёгком, ни к чему не обязывающем разговоре о мужской незрелости.

Её безупречная улыбка так ни разу и не дрогнула.

* * *

На следующий день на всех занятиях Тобиас намеренно садится как можно дальше от неё.

Джинни говорит себе, что это даже к лучшему. Им обоим нужно время, чтобы остыть, но это не избавляет от ощущения, будто пространство вокруг неё неуклонно расширяется, становясь всё более пустым.

Наверное, так даже лучше.

Даже среди своей квиддичной команды она чувствует странную обособленность. Знает, что отчасти это из-за того, что теперь она — капитан, но ведь им она была и раньше. Только тогда рядом был Томпсон. А если ей действительно нужна была помощь, то у неё был… Она обрывает себя, не позволяя мыслям свернуть в опасном направлении. Некоторые вещи теперь кажутся слишком опасными даже для того, чтобы о них думать.

Вечером она допоздна засиживается в библиотеке. Она прекрасно понимает, что прячется: от Тобиаса и от поля боя, в которое превратилась её спальня, а ещё от пристальных взглядов девушек из «Салона», которые ждут, когда она возьмёт себя в руки.

Иногда всего этого просто слишком много.

На секунду она даже подумывает уйти в галерею, но быстро отбрасывает эту мысль. Она просто не в силах себя заставить.

Поэтому идёт в библиотеку.

Она уже складывает книги в сумку, рассчитывая успеть в спальню до комендантского часа, когда в помещение стремительно входит Ханна Аббот. Её взгляд нервно скользит по книжным рядам, пока с почти ощутимым облегчением не останавливается на Джинни.

Та лишь хмурится, закидывает сумку на плечо и направляется к выходу.

У дверей Ханна останавливает её, коснувшись руки.

— Можно с тобой поговорить?

Джинни тяжело вздыхает, у неё сейчас нет ни времени, ни настроения.

— О чём?

Ханна оглядывается по сторонам, прикусывая губу.

— Только не здесь.

Джинни позволяет затащить себя в ближайший пустой класс.

— В чём дело? — спрашивает она, закрывая за собой дверь. — Уже почти комендантский час.

Ханна медлит, просто смотрит на неё настороженно, и Джинни выдыхает с раздражением.

— Ты сама меня искала, помнишь?

Щёки Ханны заливает румянец. Она открывает рот, но не может вымолвить ни слова.

— Отлично, — бросает Джинни, разворачиваясь к выходу. — Ну, раз мы всё выяснили…

— Подожди! — почти взвизгивает Ханна.

Её руки судорожно сжимаются перед грудью, когда она, наконец, выпаливает:

— Я думаю, Невилл собирается сделать что-то очень глупое, а я не смогла его отговорить. Я подумала… может, тебя он послушает.

Джинни хмурится, но не удивляется. Невилл уже провёл на отработках больше времени, чем кто-либо другой. Это был лишь вопрос времени, когда он выкинет что-то особенно глупое.

— Что он задумал?

Ханна качает головой.

— Он упоминал о чём-то, что нужно Гарри. Что-то, что Министерство отказалось ему отдать, хотя Дамблдор хотел, чтобы это было у него.

— Вот тупой придурок, — вырывается у Джинни, когда её осеняет догадка.

Меч проклятого Гриффиндора.

Откуда, чёрт возьми, Невилл узнал о нём, она понятия не имеет. Может, бабушка рассказала. Сейчас главное не дать Невиллу совершить какую-нибудь особенно впечатляющую глупость.

Она уже движется к двери, а в груди нарастает тяжёлый холодок предчувствия.

— Где он сейчас?

Ханна беспомощно разводит руками, голос дрожит.

— Симус сказал, что его нет в башне Гриффиндора. И я вообще нигде не могу его найти.

— А Луна?

Глаза Ханны округляются.

— Нет, её я тоже не видела… Но, может, она в своей гостиной? Я могу найти Майкла и спросить.

— Не утруждайся.

Её там не будет, если растущие подозрения Джинни верны. Ему понадобится помощь Луны.

— Возвращайся в гостиную. Я разберусь.

Ханна колеблется, затем преграждает ей путь.

— Нет.

Джинни удивлённо смотрит на неё.

— Я иду с тобой, — твёрдо говорит Ханна, упрямо вскидывая подбородок.

— Серьёзно, это опасно. Отработки покажутся забавой по сравнению с тем, чего это нам может стоить.

Ханна хватает её за руку и тянет назад.

— Я не трусиха.

— Я этого и не говорила… — шипит Джинни, раздражённо вырываясь.

— Может, и нет, но я знаю, что вы все думаете о хаффлпаффцах. — Голос Ханны срывается, в глазах стоят слёзы. — Они убили мою маму. Убили её.

Джинни отшатывается.

Все знают, как в начале прошлого года Ханну забрали прямо с уроков, когда её мать убили Пожиратели смерти. Хотела бы Джинни сказать, что смерть её матери тут ни при чём, но это было бы ложью.

Люди умирают, и многие просто потому, что встали на пути у Тома. И это продолжается уже давно.

Ханна отпускает её руку и смахивает слёзы.

— Я всё равно пойду за тобой.

— Ладно, твоя взяла, — Джинни вздыхает, — но ты должна пообещать: если я скажу тебе что-то сделать, ты сделаешь, без вопросов.

Если мысль подчиняться приказам младшекурсницы и кажется Ханне странной, она не подаёт виду.

— Хорошо.

— Ну тогда… Идём в кабинет директора.

Брови Ханны взлетают вверх, но она не меняет своего решения. Вместе они несутся наверх по пустым коридорам. Сейчас к комендантскому часу относятся куда серьёзнее.

На вершине винтовой лестницы дверь в кабинет слегка приоткрыта — ещё одно доказательство того, что ужасные подозрения Джинни верны. Рядом стоит Луна и оживлённо беседует с горгульей.

— О, привет, — радостно говорит она, завидев их.

— Невилл там? — спрашивает Джинни.

Луна кивает.

— Открыть дверь оказалось довольно захватывающей задачей. Гилберт рассказывает множество занимательных историй. Вы знали, что в XVI веке дверь в кабинет одного из директоров охранял сфинкс?

Горгулья важно кивает.

— Увлекательно, — бурчит Джинни, протискиваясь внутрь.

В кабинете директора Невилл довольно неуверенно балансирует на стуле, доставая меч Гриффиндора из витрины на стене.

— Невилл, — резко говорит она.

Он вздрагивает, едва не теряя равновесие.

— Мерлин, Джинни! Ты меня напугала.

Напугать — это меньшее из того, что она планирует с ним сделать.

— Ты что, совсем спятил?

Он хмурится.

— Слушай, я понимаю, что это… рискованно…

— Рискованно? — повторяет Джинни срывающимся голосом. — Ты вообще понимаешь, что, чёрт возьми, делаешь?

— Я помогаю Гарри, — упрямо отвечает он, спрыгивая на пол с мечом в руках. — Кто-то же должен.

Она старается не показать, как сильно задевают её эти слова. В глубине души Джинни понимает, что держаться подальше от Невилла никогда не было хорошей стратегией.

— И как ты собираешься передать ему меч? Совиной почтой?

Невилл краснеет.

— Я… найду способ.

— И что ты скажешь? Допустим, тебе каким-то чудом удастся его найти, когда каждый волшебник в стране уже охотится на него. Ты можешь привести их прямо к нему! Включи же, наконец, мозги!

— Она права, Невилл, — раздаётся мягкий голос Ханны прямо за спиной.

Он бросает на неё взгляд, полный разочарования, словно она его предала. Джинни подходит ближе, переключая его внимание на себя.

— Это не храбрость, Невилл. Это безрассудство.

— Гарри…

— Ушел, — её голос звучит жёстко, и слова словно вырываются из груди. — И, насколько мы знаем, никогда больше не вернётся. Если ты погибнешь — это ничего не изменит.

Что-то в выражении лица Невилла, кажется, смягчается.

— Ты боишься.

Джинни на миг кажется, что она предпочла бы старого Невилла — того, кто путался в заклинаниях и смотрел себе под ноги, а не бросал такие вызывающе прямые обвинения в лицо.

— Это не война, Невилл! Видишь тут кого-нибудь, кто сражается? Так что перестань притворяться!

— Притворяться в чём?

— Что Волдеморт ещё не победил!

Ужасно, наконец, произнести это вслух. Словно признаться в самом большом страхе. Но слова уже звенят между ними, заполняя тишину.

— Джинни, — Невилл смотрит на неё в ужасе. — Ты же не всерьёз...

Она качает головой, доставая палочку. Кто-то должен спасти его от самого себя.

— Так помоги мне, Невилл. Если придётся, я тебя прокляну.

Глаза Ханны округляются, но она не вмешивается. Невилл выглядит разъяренным, но и близко не собирается проверять, блефует ли Джинни. Она делает шаг вперёд и вырывает меч у него из рук.

— Ханна, уведи их отсюда. Я верну меч на место.

Та колеблется лишь секунду, а затем выводит Невилла из кабинета.

Джинни остаётся одна, ощущая в руках вес меча. Её искренне удивляет, что он не исчез в тот момент, стоило ей прикоснуться к нему своими слизеринскими руками. Она мысленно представляет, как выходит с ним из замка. Просто уходит и никогда больше не оглядывается.

Джинни пересекает комнату и осторожно возвращает меч в витрину.

Поворачиваясь, чтобы уйти, краем глаза замечает мимолетное движение. Замерев, она смотрит на портрет Альбуса Дамблдора, мирно дремлющего в своей раме. Один только взгляд на его лицо ощущается как удар в живот.

Люди умирают.

— Профессор? — зовёт она, чувствуя себя глупо, но не в силах сопротивляться желанию.

Дамблдор продолжает дремать.

Покачав головой от собственной глупой наивности, Джинни бросается к двери. Она рывком распахивает её и врезается прямо в Снейпа. Отскакивает по инерции, и только его руки на её плечах не дают упасть.

Впервые она стоит к нему так близко с тех пор, как он наслал на неё то проклятие в прошлом году и сбежал. С той самой ночи…

Она хочет сказать ему: «Вы убили Дамблдора».

— Что вы здесь делаете, мисс Уизли? — требовательно спрашивает он, заставляя вернуться обратно в кабинет.

Джинни пятится, чувствуя, как его разум сталкивается с её, но на этот раз она уже распознает проникновение в сознание. В спешке пытается показать ему именно то, что он хочет увидеть: безобидная шалость, хихиканье и подростковая глупость.

Снейп почти улыбается, совсем чуть-чуть. Затем обходит её и встаёт за своим столом.

— Отработка, мисс Уизли.

— Надолго?

Его глаза сужаются, несомненно, из-за её не слишком извиняющегося тона.

— На столько, на сколько я сочту нужным.

Джинни сжимает зубы.

— И что это вообще значит? — спрашивает она, забывшись в нахлынувшем раздражении, в неожиданном чувстве предательства, которое охватывает её каждый раз, как она смотрит на него — на человека, которому когда-то глупо осмелилась доверять.

Снейп издаёт звук, похожий на отвращение, и опускается в кресло за своим столом.

— Настоящий слизеринец никогда не позволяет эмоциям подорвать самоконтроль, — поучительно произносит он, и в устах любого другого человека это прозвучало бы как предупреждение, но от Снейпа это всего лишь очередной упрёк.

Джинни осмеливается бросить быстрый взгляд за его плечо на дремлющий портрет Дамблдора. Всего на мгновение, не больше, но Снейп, конечно, замечает.

— Уж не об инстинкте ли самосохранения вы говорите? Сэр.

Она не знает, чего ждёт в ответ: вспышки вины, триумфа или даже печали, но всё, что получает, — это лёгкий изгиб одного уголка рта.

— Вижу, мы понимаем друг друга, мисс Уизли.

— Идеально, сэр, — отвечает она, голос её холоден и отточен, как стекло, под которым скрыт бурлящий вулкан.

Он кивает.

— Начнёте в среду вечером в восемь. Явитесь в подземелья.

По коже пробегает дрожь страха, но Джинни старается не показывать этого. До неё доходили слухи о том, что теперь считается наказанием. Говорят, Кэрроу особенно творчески подошли к вопросу, что даже Филч побрезговал бы их методами.

Она заставляет себя развернуться и уйти, размеренно делая шаг за шагом.

— Мисс Уизли, — говорит Снейп, когда она уже почти у двери.

Она застывает.

— Никогда больше не произносите его имя, — говорит он злобным голосом.

Волдеморт.

Она не смеет показать свое замешательство или страх, просто кивает и убегает.